Ах, этот сладкий электрический зуд за глазными яблоками. Эта божественная эпилепсия души, когда ты нажимаешь "Play". Ты думаешь, ты просто включаешь кино? О, наивный, теплый, диванный примат. Ты втыкаешь штекер прямо в спинной мозг своей воли, и в этот самый миг твое драгоценное, уникальное "Я" становится сучкой на коротком нейронном поводке.
И вот он, хозяин. Режиссер. Монтажер. Безымянный бог с ножницами в руках и веществами в крови. Он не просит. Он не предлагает. Он хватает твое сознание за невидимый загривок, как паршивого котенка, и с хрустом шейных позвонков твоего внимания начинает возить твою ментальную морду по абразивному холсту экрана. Жестче. Резче. Ближе. Дальний план. Крупный план. Рапид. Взрыв. Слеза. ЕЩЕ! И ты, блядь, в восторге. Ты постанываешь от этого грубого, рваного ритма.
Вы все подсели на десятисекундную судорогу. Это новый стандарт, новый наркотик, новая религия. Если картинка не дернулась, не сменила ракурс, не вывернулась наизнанку за те десять секунд, что твой прожженный мозг еще способен удерживать мысль, ты начинаешь скучать. Твои синапсы вопят от голода. Тебе нужна доза! Доза визуального насилия! Смена кадра — это не просто смена картинки, это смена позы в этой гигантской метафизической ебле, где миллионы сознаний сливаются в едином экстатическом спазме под диктовку невидимого сутенера.
Ты сидишь. Да, физически ты здесь. В своей уютной бетонной коробке. Рядом сопит жена, пахнет борщом и уютом. Дети копошатся на ковре, собака лижет себя яйца. Милая, пасторальная хуйня. Но где ты *на самом деле*? Твое сознание, вырванное из черепа, несется по кровавым джунглям, участвует в перестрелке на крыше небоскреба, целует в десны инопланетную королеву, а потом...
...А ПОТОМ ЕБАНЫЙ РЫВОК! Поводок натягивается до звона. Тебя выдергивают из героического эпоса и швыряют лицом в рекламу. Женщина с блаженной улыбкой ловит синюю жидкость на прокладку с КРЫЛЬЯМИ, и ты на секунду веришь, что на этих крыльях она улетит в стратосферу праведности. Не успел моргнуть — и вот уже поющие куриные окорочка отплясывают канкан, а следом седой, как лунь, старик со слезами на глазах берет микрокредит под тысячу процентов годовых, чтобы купить внуку ебучий спиннер. И тут же, без паузы, без передышки — суровый диктор в студии вещает о новом штамме вселенской чумы и неминуемом ядерном апокалипсисе, который начнется сразу после прогноза погоды.
Это даже не шизофрения. Это ее апофеоз, ее триумф. Это вселенский пульт в руках безумца, который с хохотом переключает каналы бытия.
И звук! О, этот звуковой террор! Сначала тебе в уши льют бархатный, убаюкивающий мед голоса психотерапевта, который обещает вечный покой. Через секунду в твой мозг ввинчивается визгливый, мажорный голосок ребенка, рекламирующего сахарную смерть в яркой упаковке. А потом — бесстрастный, механический скрежет синтезатора речи, сообщающий тебе, что твой номер в очереди — триста сорок седьмой. Это не диалог. Это пытка звуком. Они нашли главный нерв души и играют на нем, как на расстроенной балалайке.
Какая, к черту, реальность? Вы давно променяли ее на этот мерцающий алтарь, на эту цифровую утробу, которая кормит вас переваренной кашей из образов и смыслов. Каждый кадр — это гвоздь, вбиваемый в крышку гроба вашего воображения. Вы больше не создаете миры, вы потребляете их обрезки. Это не психбольница на выезде. Мы все уже давно внутри, пациенты глобальной палаты номер шесть, с единственным окном — экраном. И мы смотрим в него, прикованные, слюнявые, счастливые. И молим только об одном.
Чтобы не останавливалось. Чтобы елозили грубее. Чтобы ритм становился только бешенее.
Вот такая вот, сука, магия.