Наш класс -1974 год
Какая интересная была одежда...прошло более 50 лет а я могу подробно рассказать про каждого как сложилась его судьба
0 просмотренных постов скрыто
О Шурике, Блюхтерове Борисе, о детях, семейных традициях, жизни в СССР . Часть 3 Советская школа - лучшая в мире
У Шурика, возможно от плохого питания, упало зрение и он перестал видеть, что учителя пишут на доске. Признаться было стыдно и очки бесплатно тогда не раздавали.
Лечился Шурик только в медкабинете при школе и обычной районной поликлинике с соответствующим результатом.
Борис и Капа, например, зубы лечили только у хорошего доктора, которого им давно сосватали мои родители.
Мои родители были бедны, но старались меня одеть получше.
Шурик всегда ходил только в школьной форме, всюду, которую ему покупали на 2 года, что вызывало смех одноклассников, особенно девочек.
Помоечник – они его так прозвали.
У него и в классе то были всего 3 друга из 45 человек, включая меня.
Но однажды, лет в 12-13, Шурик появился в шикарных шмотках.
Мы щупали, смотрели и не могли поверить. ГДР.
Откуда взял ?:
У нас ни у кого такого не было.
Куртка , джинсы и прочее.
Оказывается, бабка , у которой куча знакомых, семья с ребенком возраста Шурика уехала навсегда из совка, и бабка выпросила одежду и притащила Шурику.
Что то ношеное пару раз, что то в упаковке новое совсем.
Несколько курток, штанов, джемперов и прочего шмотья.
Шурик был счастлив, не передать как, я его счастливым таким еще не видел.
Борис и Капа, когда Шурик ушел в школу, вынесли все это на помойку, с их слов, так как чужую одежду нельзя носить.
Когда мы заканчивали 8 класс, один из родителей какой то девочки в классе, видимо успешный, оплатил с барского плеча всем 44 ее одноклассникам прогулку на кораблике по Москве реке.
Все пришли. Красивые, с прическами, девочки. Мальчики в модных прикидах. Шурик один был в школьной форме. Были и танцы. Но без Шурика.
По окончании 8 класса, родители Шурика ему заявили, что далее они отказываются его кормить и покупать ему что либо вообще, то есть больше ни картошки, ни хлеба, ни школьной формы.
Но если он хочет остаться в квартире, то должен исполнять все его предыдущие домашние обязанности – мыть, стирать и прочее, (кстати, свою одежду Шурик стирает руками, стиральной машиной ему пользоваться нельзя) и еще приносить им деньги, а потому пусть идет искать работу.
То, что Шурика не выгнали и не выписали из квартиры, он узнает потом, оказывается, Капа раньше подала заявку в очередь на еще одну бесплатную квартиру, с учетом ребенка у них теперь дефицит жилплощади, так что до момента получения еще одной квартиры Шурик нужен.
Он мне рассказал все это, и мы пошли искать работу, вдвоем.
Мне нужна хорошая и дорогая гитара, родители мне предложили заработать на нее самому.
Шурику 13 лет, мне 14, на дворе 1988 год.
Мы обошли весь район, более 100 магазинов и предприятий, точно. Нас везде послали на хер. Никакой работы для нас не было.
Школу № 249, 8 классов Шурик закончил на почти все тройки, даже и физкультуру, у Шурика не было лыж, за зиму двойка.
В свое время, как раз в классе 5, когда до меня стали докапываться новые учителя, я рассказал родителям, меня взяли за руку, отец и мать пошли со мной в школу, сразу к директору, потребовали вызвать ту училку, и кратко но внятно объяснили обязанности учителей и школы, и что может быть если не…
От меня сразу отстали.
Родители же Шурика, приходившие на родительские собрания, слушали учителей по стойке смирно, поэтому учителя над Шуриком издевались, занижая отметки.
Помню, перед всем классом, после главной контрольной работы, училка русского по кличке «Рыжая» - Блюхтеров , тебе 3, с радостью. Шурик – как так, почему ?
А ты ошибки сделал, в одном слове 2 ошибки, – вместо слова «подЛИНный» написал «подМОНный».
Шурик, идеально без ошибок пишущий – такого слова нет, дайте посмотреть, и , глядя в тетрадь – «да тут же кто-то, ручкой другого цвета, подправил».
Рыжая – «нет, это просто потому, что ты дебил, в ПТУ тебе дорога, если возьмут еще».
Почти весь класс смеется.
И в корочку об окончании 8 классов Шурику по русскому 3.
Родители же других детей просто тупо заносили, и поэтому кто-то из детей оканчивает 8 классов на только пятерки.
Шурику при любом раскладе остаться в этой школе не вариант.
Я остаюсь в школе 249 на 9-11 классы.
Я вот думаю, даже если бы Шурик учился на одни пятерки и закончил 8 классов с золотой медалью, какая разница для Бориса и Капы, если продолжения учебы не будет, улицы мести с медалью или без нее, не заплатят больше.
К неудовольствию родителей Шурик пошел учиться в старшие классы, но уже другой школы, его кормила бабка, и она же давала ему деньги, которые Шурик откладывал как стартовый капитал.
Долго так продолжаться не могло.
Здесь, временно, наши с Шуриком пути разошлись, чтобы потом сойтись опять.
Показать полностью
Ответ user8906602 в «Это кабздец...»63
Допустим, при Брежневе можно было читать всякую ерунду про "загнивающий запад" и прятать в голову в песок вместо ответов на неудобные вопросы.
А сейчас, если НЕКТО говорит "ой, сейчас в России разделение образования, как у англосаксов", то возникает разумный вопрос:
А в Китае что?
Продолжение поста «А вот и обратная сторона буллинга»12
Вы согласны с тем, что бывшие хулиганы и гопники, которые избивали советских детей, а теперь говорят, что при капитализме нищета и разруха, похожи на алкоголика в автобусе, который наблевал на женщину, а когда та говорит ему, что он свинья, алкоголик отвечает, чтобы женщина на себя посмотрела?
Ответ на пост «О празднике 7 ноября и теме умерших анекдотов»1
Т.С. рассказать тебе про водочную монополию? И как Сталин проводил мощную компанию по спаиванию населения.
Напомню, что Николай II проводил массовую антиалкогольную компанию первым. А вторым уже Горбачев. Все такие плохие, развалили и всё просрали. Потому что против алкашки были явно.
Так что не надо этих махинаций с информацией. Советам было максимально выгодно, чтобы люди бухали.
О празднике 7 ноября и теме умерших анекдотов1
При царе в нашем селе были церковь и кабак. При Советах этого не стало. Но появились школа, больница, клуб, библиотека. Щас этого ничего нет. Но есть церковь и кабак.
Урок
Здравствуйте, дорогие друзья. Продолжаю публикацию работ нашего двоюродного дедушки, журналиста Эдвина Поляновского.
Предыдущий пост с очерком "Поездка в Австрию" 1967 года из "Известий" доступен по ссылке.
Напоминаю, цель публикации работ - познакомить с обществом тех лет. Первоначально в очерках, которыми я хотел поделиться, были темы, которыми я хотел донести идеи, не "как-то очернить СССР" или еще что-то подобное, а понять, что проблемы в обществе были всегда. Вопрос как на них реагировали и как их решали.
Но сегодня у нас автобиографический очерк "Урок" вышедший 23 марта 1967 года.
Материал публикую не из газеты, а из книги "Урок" 1985 года, первой книги-сборника работ, где он чуть подкорректирован и расширен.
Когда-то мне казалось, что так будет всю жизнь. Всю жизнь я буду бегать на переменах по партам, влюбляться и один раз в месяц выпускать школьную стенгазету.
Когда-то я тайно мечтал, как понесу Наташкин портфель до самого ее дома. Но предложить свои услуги боялся, а поскольку жизнь казалась бесконечной, я все откладывал, откладывал…
Куда же теперь все это потерялось? Как-то неожиданно все оборвалось.
Это были странные годы, светлые и непонятные дни. На наших школьных вечерах распахивались окна, к тонкому запаху духов в зале примешивался свежий воздух с реки. Вечерний свет, блестки, музыка — и Наташка в белом платье плывет по залу. Очень слабо соображаю, как во сне, потому что, кроме нее, никого и ничего не вижу. А ей — все равно. И вдруг записка — мне. «От Наташи С.» Боже правый, от нее. Подгибаются ноги, в груди что-то тревожно тает.
«Дорогой… я люблю тебя! Ну, полюби же и ты меня сильней, чем Отелло — Джульетту…»
Вечерний свет, блестки, музыка — все это вдруг закружило, опрокинуло и понесло куда-то. Сейчас потеряю сознание — привет всем! Даже не заметил нелепое «Отелло — Джульетту…». Смотрю счастливый на Наташку, а она и не видит меня, и не смотрит, беседует с кем-то так спокойно, будто ничего и не произошло. И еще вдруг вижу в дальнем углу — дружок, Мишка Барабанов, искоса, хитро поглядывает в мою сторону и тужится от давящего смеха.
Только тут я понял всю гнусность подлой подделки.
— Дурак ты! — говорю я ему.
Делать мне на этом вечере больше уже нечего (необъяснимо, как будто пришел сюда за Наташкиным признанием, я ведь и не ждал его, и ни на что не надеялся), мы вместе с трижды проклятым Мишкой одеваемся и уходим.
Мы уходим с выпускного вечера. С нашего последнего школьного вечера и не понимаем этого.
Утром я проснулся и вдруг понял, что мне некуда идти, нечего делать, и портфель в углу — больше не нужен. Почувствовал, что в комнате не хватает запаха речного воздуха и тонких духов. Стало жаль, что недогулял вчерашний вечер.
Встал, медленно побрел в школу.
На каменных школьных ступенях, подперев ладонями голову, одиноко сидел Мишка. В школе незнакомо пахло сырыми стружками, опилками и краской. Дверь в наш класс была заперта.
То время никогда ни с чем не сравнится. Вместе с Мишкой нас исключали из школы. Потом выносили благодарность за хорошую учебу и примерное поведение.
Сейчас Мишка — Михаил Дмитриевич. Он стал толстым и серьезным и работает инженером на одном из крупных заводов в Новгороде. Хороший, говорят, работник, толковый.
Владька Трофимов защищает диссертацию…
Колька Яковлев — начальник лаборатории одного из научно-исследовательских институтов.
Генка Шмулев жил далеко в деревне и ходил в школу за много километров. Он окончил лесотехническую академию.
Девчонки наши стали врачами, учителями, геологами…
Сейчас мне кажется, что у нас был замечательный класс. Дело не в том, что все окончили институты и техникумы. Хотя этим можно гордиться. И дело не в том, что наш класс был очень дружным. Хотя это тоже очень важно.
Дело в том, что в нашем классе не было ни одного сплетника.
В нашем классе не было ни одного ябедника.
В нашем классе не было ни одного подхалима.
…Иногда мне очень трудно: я чувствую тоску по нашему классу, по школе. Мне нужно посидеть за партой. Мне нужны — вот так! деваться некуда! — все мои школьные учителя.
Иногда хочется пережить заново все сразу — и Наташку, и Мишку Барабанова, и последний вечер в школе. Меня преследует запах школьных вечеров, и я задыхаюсь оттого, что мне его не хватает.
Между прочим, еще можно пережить все заново. Все сразу. И я знаю, что мне для этого нужно. Мне нужно посидеть на уроке у одной учительницы. У Зинаиды Ивановны Черновой.
У нас было много учителей. Которых мы и любили, и недолюбливали, и уважали, и к которым были просто равнодушными. Почти всех мы наделяли прозвищами, добродушными ли, ироническими или в крайнем случае называли заглазно только по имени. Не потому, что не уважали, просто, ну, интересно, наверное, было, что ли, — трудно объяснить.
Но был один человек, которого мы всегда и везде называли по имени и отчеству. Хотя внешность этого человека прямо просилась на какое-нибудь прозвище. Зинаида Ивановна была рыжая, в очках, с белесыми ресницами. Когда она сердилась или обижалась, то очень краснела, ее рыжие волосы становились почти красными, и она вся светилась. Обижалась она всегда так искренне (наклоняла голову набок, поджимала нижнюю губу и краснела), что ее сразу хотелось как-то утешить.
Одно время я очень тщательно изучал ее роспись в дневнике. После месяца упорных тренировок уже мог расписываться точно, как она. Копия.
На переменах я открывал дневники наших круглых отличниц и с нескрываемым наслаждением ставил им, двойки и даже единицы. Был страшно доволен (ну, нельзя же в самом деле всю жизнь получать одни пятерки, это же, наверное, очень скучно). Я не видел потом ни объяснений, ни выяснений, ни слез. Только один раз случайно, при мне, одна из девчонок подошла к Зинаиде Ивановне и сказала:
— Вот, опять у меня двойка…
Зинаида Ивановна внимательно посмотрела на подпись:
— Да, это расписалась я.
Она открыла классный журнал и стала сверять. Потом покраснела, наклонила голову и часто заморгала белесыми ресницами.
— Мне очень жаль, — тяжело сказала она, — да, мне очень жаль, что в нашем классе есть один бесчестный человек.
Я не сознался. Но двоек больше не ставил.
Нам было по 13 лет тогда. В 7-Б классе вместе с нами училась Маша Иванова, которой исполнилось уже 19 лет. То ли война помешала, то ли еще что, но в общем училась она вместе с нами и училась неважно.
Однажды Зинаида Ивановна вызвала ее к доске. Маша отвечала путано, сбивчиво, мучительно пытаясь «дотянуть» до спасительного звонка. Зинаида Ивановна долго ее слушала, потом сказала:
— Ну, ладно, Иванова, садись. Поставлю тебе тройку.
И сразу же зазвенел звонок. Когда учительница выходила из класса, кто-то на задней парте сказал очень тихо:
— А мне за такой ответ двойка была бы…
Не знаю, слышала, ли эту реплику Зинаида Ивановна. Да это было и неважно. На этот маленький, наверное, неосознанный протест с задней парты никто из нас не обратил внимания. Потому что для нас, тринадцатилетних, Зинаида Ивановна была неприкосновенностью, настолько над нами, выше нас, что мы слепо верили ей, как, скажем, матери. Коли поставила тройку — значит так надо.
Но, видно, ошиблась учительница. Видно, не сумела объяснить собственный поступок самой себе. Себе, а не нам, несмышленышам, слепо ей верящим. Потому что на второй день она вошла в класс очень взволнованная. Долго молчала. Потом сказала вдруг:
— Да, седьмой «Б» класс, я виновата перед вами. Вы меня извините. Я зачеркиваю эту тройку.
Она извинилась перед нами, «семиклашками». Это был урок честности кристальной: ведь мы не перестали уважать ее после поставленной «тройки», и, главное, не стали уважать ее еще больше, когда эта «тройка» была зачеркнута. Не особенно осознавая все, мы и то и другое восприняли как само собой разумеющееся и уже к следующему уроку обо всем забыли.
Уже теперь, вспоминая все это, я уверен: многому хорошему в нашем повзрослевшем потом классе мы обязаны этому человеку.
Ученики останутся благодарны своей учительнице и за то, что она очень верила в них. Уже позже, много лет спустя, некоторые учителя, скажем, удивлялись — как? Семенов стал главным инженером завода?..
А Зинаида Ивановна не удивлялась.
Сейчас она осталась в памяти каким-то символом всей школы, вместила в себя все — и школьные вечера, и Мишку, и Наташку… Вот почему для того, чтобы пережить «школу» заново, мне нужно было посидеть на уроке именно у нее.
Когда приходили приступы горячих воспоминаний, тоски о школе, о самых светлых днях, я все надеялся, что это еще не самое тяжелое время, не вершина «болезни», и откладывал поездку про запас, как самое дорогое лекарство, которое может помочь только один раз. Берег.
Однажды тоска стала непонятно пронзительной. Я поехал. В дороге мысленно торопил поезд, все казалось, уж больно он медленно тащится.
А потом ступил на землю. На которой вырос.
Этот день приезда запомнился хорошо. Было 31 августа. Я обошел все — и курортный парк, и набережную, и главные улицы. Все то же, все так же, но уже без нас. Обошел все, но к главному, к нашей 2-й средней школе, подойти не решился. Берег. Завтра, завтра… Завтра я увижу Наташку, Мишку Барабанова, завтра буду играть в футбол и сажать деревья на пустыре за школой. И последний звонок будет завтра, и запахи той последней школьной весны. Все это рухнет на меня в один миг. Завтра, после стольких лет, все повторится в эти 45 минут школьного урока. Хорошо, что есть на свете Зинаида Ивановна.
На берегу реки, у Соборной стороны, пахнуло вечерней прохладой. Белела знакомая церковь на той стороне, мутно отражаясь в темнеющей вечерней воде. На берегу валялись опрокинутые вверх дном лодки. И тогда, и десять лет назад они вот так же сохли здесь. Все то же, все так же, — но без нас.
Кто-то окликнул меня. От соборного моста не торопясь спускалась женщина. Боже мой… Зинаида Ивановна! Этот единственный обладатель золотого ключика, который откроет дверь в страну детства! Я в двух шагах от него.
Зинаида Ивановна — все та же, только немного пополнела и волосы стали светлее. Зинаида Ивановна, Зинаида Ивановна…
— Зинаида Ивановна… — чувствую, как стучит сердце, — Зинаида Ивановна, можно я приду к вам завтра на урок?
Она до боли знакомо наклонила голову набок, покраснела, близоруко сощурилась и заморгала белесыми ресницами.
— Ты знаешь… а у меня ведь завтра нет уроков-то.
Странно, что в первый день занятий в школе нет уроков русского языка и литературы.
— Ну, тогда послезавтра?
Она стала внимательно рассматривать церковь на том берегу, опрокинутые лодки.
— Ты знаешь… а у меня и послезавтра уроков-то не будет. Никогда, брат, больше не будет… Я ведь теперь, брат, на пенсии…
Она глубоко, прерывисто вздохнула и, все так же наклонив голову и часто моргая, смотрела куда-то сквозь церковь, лодки, сквозь них, минуя их.
Что-то оборвалось у меня внутри. Опоздал. Все потерял.
И просто так, чтобы хоть что-то сказать, спросил:
— Давно?
Как будто это имело какое-нибудь значение.
— …С завтрашнего дня… Завтра я первый раз не пойду в школу…
Имело, имело значение. Дурак я, дурак, опоздал на один школьный день. Даже нет — на один урок.
На какое-то мгновение я уцепился за мысль, что еще не все потеряно. Если она помнит тот свой урок (интересно, помнит ли?), то мы с ней еще можем вместе перенестись в тот добрый мир. Вспомним все, всех… Я хотел спросить ее об этом, но поймал ее выцветший близорукий взгляд и вдруг понял — не помнит. Наверное, нет.
И чтобы не оказаться одиноким, чтобы оставить хоть маленькую надежду на то, что доброе школьное время еще вернется, я не спросил ее ни о чем.
…Когда ехал обратно, успокаивал себя: а почему она должна помнить? Это мы должны помнить. Это для нас урок, нам урок, а для нее это так же, как ест, пьет, спит, проверяет тетради. Ошиблась — поправилась…
А если не помнят одноклассники… Тогда зачем была у нас в школе Зинаида Ивановна?
Каждый раз, когда мне приходится сталкиваться с пороком, с изнанкой жизни — в командировке ли, в знакомой семье, просто на улице, — я вспоминаю наш класс. В нем не было ябедников. Сплетников. Подхалимов.
Но жизнь — предлинная. Сложная. Меняются иногда взгляды, настроения, мысли, переоцениваются жизненные ценности. Нашим бывшим одноклассникам еще расти, начальники цехов станут директорами заводов, доценты — профессорами. Станут они, наши одноклассники, артистами, художниками, бухгалтерами. У них будет много планов и цифр, начальников и подчиненных, премий и выговоров.
Помнят ли они тот урок?!
Старая Русса — Москва
1967 г.
Показать полностью