Сделал рассылку вышеупомянутой статьи в мессенджерах и мне одна женщина ответила, что без проблем поступила в школу с математическим уклоном в Украинской ССР, взяли без проблем, просто пришлось репетитора нанимать. После уточняющего вопроса выяснилось, что речь шла о 1984-1985 годах. Так вот, для исследования проблем образования в отдельно взятой школе нужно иметь статистику о преступлениях против детей. Не исключено, что туда брали без проблем, потому что из-за школьной травли (буллинга) многие талантливые дети вместе со своими семьями уехали за пределы советской социалистической республики. Ниже - воспоминания Бека Нарзи о буллинге в советском Душанбе.
После каникул и праздников неминуемо наступают будни. Закон жизни. Помню, как морально и физически настраивал себя на очередной поход в школу. Физически – потому что школа была местом, где нужно было уметь постоять за себя и держать удар. Точнее, не в самой школе, а по дороге из нее, напоминающей баттл, в котором ученики разных школ шли друг на друга стенка на стенку.
Кровь, синяки и фингал – типичный «макияж» мальчишек, моих одноклассников, да и меня самого. Дико? Тогда это было нормой. Тогда это в 80-х годах прошлого века в моем родном Душанбе.
Отпрыск известной и знатной семьи учился я в местном «Итоне», элитной республиканской школе №9 с английским уклоном. Моя родная «девятка» была школой с историей и традициями, в которой все уроки велись на русском (ну, кроме английского, разумеется). Именно из моей школы впервые начали отправлять детей по обмену в США. В этом мы обскакали нашего конкурента – школу №20, тоже имевшую репутацию и ореол солидности.
Класс у нас был от слова «класс!», дружный и интернациональный: русские, корейцы, бухарские евреи, татары, немцы и француз Жан, с которым я учился в одном классе. Конечно же, и таджики, но мы были, как это ни парадоксально, в меньшинстве.
Как и в любой школе, у нас была внутренняя иерархия: класс «А» считался образцовым, класс «Г», ну, собственно, с «г» всегда все ясно… Если что, я учился именно в нем, дразня в коридорах высокомерных «ашек» «какашками». Я пользовался успехом у русских одноклассниц и те, чтобы завоевать внимание смуглого и обаятельного задиры соревновались за право дать ему…списать!
Примечательно, что в классах от «А» до «Г» число таджиков возрастало по мере уменьшения «элитности» класса: если в «А» было не больше двух моих соплеменников, то в «Г» – целых пять.
Никакой национальной розни мы, однако, не ощущали, напротив, искренне интересовались традициями и обыкновениями разных семей. Мы знали, что рядом с нами учатся дети из семей, приехавших развивать наш край: строить, учить, лечить, изобретать, налаживать производство. И мы относились к этому с уважением и интересом. Мы многое перенимали друг у друга, тем самым обогащая свою культуру и расширяя свои горизонты.
Разумеется со временем все условности стерлись, да и классы поредели. Из четырех классов осталось лишь два, и мы, дети, на себе ощущали процессы, происходившие в обществе. Первая волна миграции лишила нас друзей, выходцев из немецких семей, вслед за ними уехали бухарские евреи, и так далее… Все далее и дальше от Таджикистана.
Но все мило-обаятельные школьные будни превращались в тыкву с последним звонком с урока. По сути, это был не звонок, а сирена или бойцовский гонг. Он предвещал, что на выходе из школы нас будут поджидать хулиганы из школы №53, Мордора моей юности.
53-й дивизион головорезов тогда и президентский лицей сегодня, был местом люто ненавидящим нас «девятиклассников». Без объявления войны, без внятных причин и выяснения отношений они мутузили нас нещадно и колошматили, не жалея кулаков. Можно было, конечно, откупиться, отдав все ценное, что было при себе, но и при этом схлопотать подзатыльник. Мне кажется, что наши горячие братоубийственные встречи были для них факультативными уроками физкультуры.
Бойня №53 не была тотальным классом коррекции или заведением для проблемных детей, побывавших в комнате милиции, напротив, это было солидное учебное заведение для детей партийной элиты, но в отличие от нашей школы – с таджикским уклоном. Родители строго-настрого запрещали нам гулять в ее окрестностях.
Противостояние наших двух миров, двух школьных систем было общеизвестным и хроническим. Казалось, будто кто-то намеренно натравливал хулиганов из 53-й на мирных ботаников и пофигистов из 9-й. Девочек, конечно, щадили, но парни огребали по полной.
Разумеется, я и другие мои одноклассники из уважаемых семей могли нажаловаться на обидчиков родителям и даже обеспечить военный коридор на пути из школы домой, но жалоба считалась проявлением слабости, и мы сносили все тумаки судьбы, которые она посылала нам усилиями беспредельщиков из соседней школы. Попытки уладить конфликты словами, не столько оттягивали, сколь ускоряли драку. Некоторые из нас нарочно прогуливали последний урок, чтобы не попадаться на глаза хулиганам, кто-то записывался в спортивные секции, чтобы при встрече с ними уметь «упасть-отжаться», кто-то развивал навыки бега, а кто-то шел тараном на обидчика.
Класса до шестого, я, не раздумывая, лез в драку, а потом подключил мозг и понял, что неоправданный риск и пустая «махаловка» не имеют ни малейшего смысла. Это ведь не ради Родины, чести своей семьи или любимой девочки, я должен был быть бит как туз шестеркой. Я стал избегать драк, и меня не смущало, что некоторые еще не повзрослевшие одноклассники стали называть меня не «Рустиком», а «трустиком». Лихость хороша, когда она направлена ради важного дела решил я, завоевав достаточное число шрамов, украшающих мужчину, В общем, я продолжил успешно списывать у одних одноклассниц и переписываться – с другими.
Однажды один из моих приятелей, крепкий и физически развитый Бахадыр (мы звали его Бадя) огорчил нас с товарищами известием, что его папа получил новую работу в другом городе, и они вынуждены переехать. Но разлука наша оказалась недолгой. Через какое-то время семья Бади вновь вернулась в Душанбе, но с одной поправкой. В нашу школу его уже не приняли (классы были укомплектованы) и он перешел учиться в роковую 53-ю. Мы ликовали! Наконец, во вражеском лагере появится наш ставленник! Его миссией станет примирение двух враждующих школ, он принесет дружбу и согласие, и мы сможем спокойно ходить по городу, не боясь получить по башке ранцем от какого-то засланца.
Когда в один из дней мы увидели Бадю в компании его новых одноклассников, мы подумали, что он идет к нам на мирную конференцию, и с улыбками распахнули объятья. Вскоре мы убедились, что «открытое лицо противника приятно для удара в челюсть». Бодя переметнулся, предал своих старых друзей и бил нас нещадно и с упоением. Надежды на мир рухнули… А потом начало рушиться все вокруг. 90-е, война, хаос, смятение, вынужденная эмиграция, из ниоткуда в никуда…
Моя тоска по школьным временам неизменно окрашивается детской травмой. И в этом я не одинок. Выпускники нашего дружного класса сегодня рассеяны по всему свету, 98% покинуло Родину, имея на то веские причины. 98% учеников 53-й школы остались. Можно ли счесть их победителями? Читая новости Таджикистана, понимаю, что нет, насилие и грубость не прибавляют человеку ни ума, ни таланта.
Через десятилетия и километры мне и моим одноклассникам удалось сохранить доброе общение и чувство товарищества. Нам есть что вспомнить и что хотелось бы забыть. Но чтобы забыть, надо понять, разобраться в причинах, понять мотивы… Чем понять ту ненависть, которые мы познали на собственной коже? Синяки зажили, но сердечные раны саднят. Кто или что руководило нашими ровесниками из 53-й школы? Чему их учили их классные руководители? Почему не пресекли их насилие и злобу, направленные против нас? Почему не объяснили, что отнимать деньги, часы и ценности – это преступление, а не детская шалость? Почему их родители и учителя не втолковали, что те, чья кожа светлее и кто не владеет таджикским языком, такие же полноправные граждане, чей вклад в развитие нашего общего дома трудно переоценить? По сей день я не нахожу ответов на эти вопросы, и лишь благодарю судьбу за то, что мои дети избавлены от того, через что довелось пройти мне.
Говорят, все, что не убивает, делает нас сильнее. Это написал Ницше, окончивший дни в психиатрической лечебнице. Трудности формируют нас – через тернии – к звездам, – насилие же, не несет ничего созидательного. Оно разрушает и калечит нас. Давайте помнить об этом и быть внимательнее к нашим детям, нашему будущему. Порой, кажется, что легче отмахнуться и решить – «перерастёт». Это ошибка! Насилие врастает и проникает в кровь. Отравляя и губя. Людей и народы, страны и континенты. Не верите? Значит, вы уже отравлены чернотой. Против нее нет вакцины, но в наших силах излечиться. Не клин клином, не подобное подобным, но усилием и душевной работой (работой души) насилие может быть побеждено. Может и будет. Надеюсь, в этом году мы осознаем, что дружба выгоднее раздоров, а рукопожатие надежнее кулака! Наивно? Супер!
