Российская Империя + Терроризм

В охранку поступали фантастические (не только от Рысса) сведения о готовившихся максималистами 250 терактах, о захвате ими Совета Министров. Были предприняты чрезвычайные меры безопасности, Столыпин с семьей переведен в Зимний дворец и гулял только по крыше дворца, царь безвылазно находился в Петергофе.

Однако удвоив усилия, охранка стала достигать успехов. 29 августа, при оказании вооруженного сопротивления, был схвачен Владимир Мазурин. Ему "повезло" стать первым подсудимым новых военно-полевых судов. 31 августа 1906 года Мазурин был повешен. Штатного палача на тот момент не было и его подобрали из уголовных преступников. Очевидцы отмечают большое мужество, с которым Владимир Мазурин встретил смерть.

В руки полиции попали фотографии главных максималистов. Рысс выдавал и достоверную информацию, благодаря ей полиция напала на след организации.

Ограбление в Фонарном переулке

Между тем организация терактов, поставленная на широкую ногу (автомобили, рысаки, множество квартир и т.д) требовали огромного количества денег. 150 тысяч, полученных от "московской оппозиции" в марте 1906 быстро испарились. Было решено поправить средства старой доброй экспроприацией.

Было решено захватить деньги, перевозимые в Государственный банк из петербургской портовой таможни. У Боевой организации максималистов были свои наводчики среди банковских служащих. Они дали информацию о маршруте казначейской кареты и суммах. За каретой была установлена слежка.

Дважды ограбление срывалось, в первый раз из-за изменившегося маршрута следования кареты, во второй раз из-за того, что боевой отряд растерялся и не решился на нападение. Наконец, 14 октября “экс” состоялся.

Деньги сопровождали три работника таможни. Снаружи карету охраняли около десяти конных жандармов с винтовками и саблями. Решено было напасть на карету на углу Екатерининского канала и Фонарного переулка. Боевой отряд составлял 16 человек, в основном, молодые, 18-20 лет, рабочие русского, еврейского и украинского происхождения.

Отряд был вооружен бомбами и пистолетами. По плану часть отряда поделилась на двойки и тройки, которые должны были отсечь возможную помощь инкассаторам со стороны, часть осуществить само ограбление. Для увоза денег и бегства членов отряда было приготовлено два экипажа.

Руководитель отряда, “товарищ Сергей”, на одном экипаже обогнал казначейскую карету и прибыл на место налета. Это было сигналом, боевики выдвинулись на позиции.

Один из нападавших, Шаляхин, сидел в ресторане рядом с назначенным местом. На столике перед ним лежала бомба в жестяной коробке. Официант попытался ее переложить, боевику пришлось на него прикрикнуть. Когда наступило время, Шаляхин вышел из ресторана и пошел навстречу подъезжающей карете. Он метнул бомбу под ноги лошадям.

Как вспоминает Шаляхин, секунда до взрыва была самой долгой в его жизни. Жандармы успели в него прицелиться и он ожидал залпа. Но грянул взрыв. Одна лошадь была убита, другая ранена, лошади жандармов понесли. Боевики стали осыпать жандармов пулями, завязалась перестрелка. Казначей с помощниками успел сбежать из кареты. Налетчики вытащили оттуда два мешка денег, бросив третий, с облигациями. Деньги были заброшены в пролетку с “дамой под вуалью” (Адель Каган) и увезены, остальные члены дружины, отстреливаясь, стали отступать. Не всем это удалось сделать. Двое было убито на месте, один, видя что его вот-вот захватят, покончил с собой.

Еще четверо, включая “товарища Сергея” (потом так и не опознанного), арестованы на месте, еще двое по горячим следам в тот же день. Остальные скрылись. Кроме нападавших было ранено семь человек, в том числе, двое прохожих. Было похищено 400 000 рублей, по методике прошлого расчета, около 400 миллионов современных.

Через три дня, 17 октября, 8 из 11 арестованных были приговорены к смертной казни, приведенной в исполнение на следующий день в Петропавловской крепости. Палачом был снова уголовник, возможно, тот же самый. Когда он накидывал казнимым петли, один из них, В. Виноградов совершенно спокойно сказал палачу: “Пройдет немного времени и ты умрешь такой же смертью, какой теперь умираю я”. Палач ударил его по лицу. После казни осужденных палач снял со всех одежду как трофей, надев тут же на себя самую лучшую. Всего этот же палач повесил еще более семидесяти человек.

Деньги охранка так и не нашла. Но не сильно помогли они и максималистам. Большая часть денег просто исчезла. По одной версии, половина их была сожжена при ликвидации конспиративной квартиры, по другой передана партии эсеров. Нескольких членов партии обвиняли в растрате денег на собственные нужды.

При всем том экспроприация добавила славы максималистам. Они опубликовали воззвание по поводу ограбления: “Мы, Боевая организация с.р.-максималистов, приняв на себя высокую и вместе с тем страшную и трудную миссию ... террористической борьбы, с глубокой верой и несокрушимой надеждой ждем того великого народного движения, в котором мы растворимся как капля в море, и которое освободит народ от рабства и создаст на развалинах старого строя новый социалистический строй”.

Максималисты: теория, практика, состав

На пике славы было решено провести учредительную конференцию максималистов в Або, Финляндия. Она состоялась 10-24 октября 1906 года и прорабатывала вопросы теории и практики.

Главной ценностью максималисты видели трудовую личность, ее освобождение от эксплуатации, гнета неравенства и открытии ей пути к гармоническому творческому развитию. Они подозрительно относились к идеям централизованного, государственнического социализма, предполагая, что тот может поработить таковую личность.

Максималисты считали, что предпосылки социалистической революции в России уже назрели, что после свержения самодержавного государства нужно будет перейти к всеобщей социализации (обобществления) земли и промышленности самоуправляемыми крестьянскими общинами и рабочими коллективами.

В этом они шли дальше тогдашних социал-демократов, включая большевиков, которые тогда боролись за буржуазную демократию (либеральный капитализм), отодвигая социализм далеко в будущее.

Максималисты отрицали легальную борьбу, такую как участие в выборах в Думу и организацию профсоюзов. Конечной целью тактики максималистов было разжигание широкого народного восстания, главными средствами к этому для них были террор и экспроприации.

На пике развития в Союзе максималистов состояло до 2,5 тысяч членов. Это были молодые люди, в среднем 25 лет. Чуть меньше половины составляли рабочие, вместе с крестьянами и мещанами они составляли две трети партии. Дворян было чуть больше одной десятой. Остальные в основном студенты и мелкие служащие.

Крах

После конференции у максималистов были большие планы. Они вели переговоры о закупке за границей 20 тыс. винтовок, готовили убийство одесского командующего, взрыв петербургских Департамента полиции и охранного отделения. Но вместо этого максималистов ждал разгром. Несмотря на то, что на “Медведя” Соколова была объявлена настоящая охота, он скрывался в Петербурге, хотя товарищи предлагали ему уехать заграницу. По воспоминаниям Нестроева, когда он встретил Медведя на улице, то не узнал его. Сероглазый блондин Соколов изменил цвет волос и даже глаз (как?), приобрел смуглый цвет лица и выдавал себя за грузина Чумбуридзе. Несмотря на это его арестовали 26 ноября 1906 года. Один из сыщиков узнал его, якобы, по нервному тику.

Михаил Соколов был приговорен к смертной казни, которая была совершена 2 декабря 1906 года. Говорят, он сам надел на себя петлю. Медведю было всего двадцать шесть лет.

Через несколько дней была арестована возлюбленная Соколова, Наталья Климова, а еще в течении нескольких недель основной костяк организации.

Письмо перед казнью

Судьба Натальи Климовой настолько удивительна, что стоит отдельного описания, если уж не отдельного поста.

Она родилась в 1885, в семье рязанского помещика, в будущем крупного политического деятеля-октябриста (умеренно-либеральная партия). Ее отец на пике карьеры занимал должность, которую можно приравнять к нынешней члена Совета Федерации. Ее мать умерла, когда Наташе было девять лет. Отец женился через два года на ее тетке, младшей сестре покойной.

Училась на высших естественно-научных курсах в Петербурге, была сторонницей модного тогда толстовства, учения Льва Николаевича о ненасилии. Ее убежденность в учении разрушило Девятое января 1905 года, расстрел правительством безоружного митинга рабочих. Наташа была свидетельницей бойни и решила мстить тем, кто ее устроил.

Она участвует в декабрьских боях в Москве, носит на баррикады оружие и патроны. Позже вступает в боевую организацию максималистов и завязывает роман с Соколовым. Климова участвовала в подготовке взрыва на Аптекарском острове и до конца жизни ее мучило чувство вины за невинно погибших.

29 января, после часового разбирательства, Климову приговорили к смертной казни. Ожидая ее, она написала “Письмо перед казнью”. В 1908 году оно было напечатано.

“Вам всем, наверное, известно, что переживаю я, когда смерть из далекого, туманного будущего превратилась в вопрос нескольких дней и вырисовывается очень ясно, в виде плотно натянутой веревки вокруг шеи.… Тот смутный страх, порою даже ужас, который я испытывала перед смертью, когда она была за сто верст, теперь, когда она за 5 шагов, совершенно исчез… Появилось любопытство к ней и подчас чувство удовлетворения от сознания, что вот скоро… скоро… и я узнаю величайшую тайну.... Ни в какие «будущие жизни» абсолютно не верю и думаю, что в тот момент, когда я задохнусь от недостатка кислорода, сердце перестанет функционировать, навеки исчезнет существование моего «я», как определенной индивидуальности с ее прошлым и настоящим. … Это, конечно, неприятно, но ужасного пока ничего нет. Многие операции хуже. К тому же, я надеюсь, что они так навострились, что вешают быстро и ловко. … Порою же приходят в голову… не мысли, ибо мысль есть логика, а, так, фантазия, которая делает мысль о смерти прямо заманчивою… и «а что как все наши чувства, вся наука, вся так называемая “действительность” - есть сплошная иллюзия? а следовательно и все умозаключения, логика… и мое материалистическое понимание? И “там”, где меня ждет бесконечность, существует сознание “я”…»

...

Постоянный глубокий разлад между понятиями «истина», «справедливость» и «должное» (мое «я» и его воля) и сущностью и формами всей внешней жизни... глубокий конфликт между этим «я» и общественными правами, экономическими и государственными принципами российской действительности. Он был всюду и везде... И в виде голодных босяков, истощенных рабочих на улице города... и в виде разряженных, упитанных, тупо-самодовольных питерских автомобилистов... и в виде голодного, вырождающегося мужика... и в виде либеральствующего барина, «конституционалиста» (российского покроя) – земледельца, кулака и выжиги... и в виде стонущей и вялой интеллигенции... и в виде <...> тюрем, <...> самоуправства, дикости и безграничного, всепроникающего произвола российского и еще во многих других видах родимой действительности.

…

С того момента, как я <…> уладила свой внутренний разлад, и начало появляться во мне то, что я называю жизнерадостностью. … Это беспредельная, всепроникающая любовь (может быть, точнее определить – внимательная ко всему нежность). Это не та любовь инстинкта физической жизни, созвучная с таким же инстинктом природы, трепещущая перед смертью и цепляющаяся за жизнь даже тогда, когда она в тягость, а та бесконечно мировая любовь, что и самый факт личной смерти низводит на уровень не страшного, простого, незначительного, хотя и очень интересного явления.

…

Знаете ли, что значит в одно такое мгновение вдруг почувствовать величайшее единство всего мира. Тончайшую и красивейшую связь между самой отдаленной звездой и вот этой микроскопической пылинкой, что лежит на крышке моего стола…”

Полный текст письма https://scepsis.net/library/id_808.html

Письмо произвело большое впечатление на современников, его хвалили К. Чуковский и философ С. Франк.

Однако автора (слово авторка считаю ублюдочным) вовсе не повесили. Ей заменили казнь на пожизненное заключение. Почему? Есть версия, что за нее походатайствовал начальник Петербургского охранного отделения, А.В. Герасимов. О чем-то он говорил с ней всю ночь на 26 декабря. Нет, подозревать выдачу Климовой товарищей или уж тем более любовную связь не стоит, характеры не те. Но, может быть, после разговора по душам Герасимов проникся симпатией к подсудимой.

По другой версии дело было в письме отца Натальи, видного октябриста, с просьбой помиловать дочь. Правительству была нужна поддержка умеренных либералов и император помиловал Климову. Вскоре Сергей Климов умер. Несмотря на разницу в политических взглядах, они с дочерью очень любили друг друга.

В ночь на 1 июля 1909 года состоялся уникальный побег тринадцати женщин-заключенных. Если бы по этому событию снимали фильм, его многие обвинили бы в неправдоподобности. Побегу помогала партия эсеров, но главное было сделано силами самих заключенных. Они уговорили надзирательницу Тарасову им помочь. Несколько месяцев женщины отрабатывали детали побега, в первую очередь, быстрое связывание надзирательниц.

Ночью снаружи громко мяукнули (тюрьма выходила одной стеной в переулок). Это был сигнал. Надзирательница Тарасова открыла двери камер. Женщины быстро и бесшумно связали надзирательниц. В тот миг, когда они проходили мимо поста охраны, там зазвонил телефон. Климова подняла трубку. Чиновник полицейского департамента взволнованно сообщил - из тюрьмы готовится побег! Климова ответила, что меры будут приняты, и повесила трубку. Заключенные покинули тюрьму.

Три женщины были арестованы по горячим следам, но остальным удалось скрыться. Особенно яростно искали, конечно, Климову. По подозрению в пособничестве побегу был арестован и некто В. В. Маяковский. Климова месяц пряталась в доме инженера, сочувствующего революции - и влюбленного в нее. Бежать через западную границу было нельзя. Инженер провез ее через всю Россию на восток как свою жену. На границе с Китаем Наталья пряталась в доме купца-чаеторговца.

Затем на торговом караване, на верблюде, она пересекает пустыню Гоби и в конце концов добирается до Токио, а оттуда в Париж. Сначала Наталья Климова продолжает революционную работу, но в 1912 году выходит замуж за эсера Столярова, рожает дочь и отходит от политики. Она очень тосковала по Родине, в 1918 году собиралась вернуться, но заболела “испанкой” и умерла.

Но вернемся в 1907 год.

Как я уже писал, основная часть организации была арестована. Максималист Я. Черняк был арестован в Швеции в январе 1907 года, однако шведское правительство, под давлением мирового социалистического движения, его освободило. Но по дороге в Бельгию Черняк внезапно умер, судя по всему, отравленный на пароходе агентом охранки Викторовым.

Большинство арестованных максималистов было повешено.

Угасание

Арест и казнь Соколова, Климовой и других видных максималистов подвели черты под высшими успехами партии. Однако она не прекратила работу, наоборот, в 1907 году максималисты достигнут наивысшего количественного состава.

В начале 1907 года максималисты делают попытку воссоздать свою центральную Боевую организацию. Два отряда в Петербурге совершили ряд мелких экспроприаций, но скоро были разгромлены.

В Москве образуются два самостоятельных отряда под лидерством княжны К. Мышецкой и крестьянина С. Семенченко. Обе организации занимались все теми же мелкими “эксами”, правда, надеясь начать теракты и пропагандистскую работу. Оба также разгромлены полицией. Попался Соломон Рысс. Он пытался наладить работу максималистов на Юге и был арестован, приговорен к повешению. На суде Рысс вел себя вызывающе и заявил: «Вашей жизни я не щадил и себе пощады не хочу». Воистину, чужая душа потемки.

Всех арестованных приговорили, в основном, к каторжным работам.

Практически все усилия мелкие отряды сосредоточили на терроре и эксах. Причем объектами террора были в основном не крупные чиновники, а полицейские, черносотенцы (крайне правые), хозяева фабрик, начальники и мастера. Этот бессистемный террор сближает их с анархистами, с которыми они проводят совместные акции. А многочисленные мелкие “эксы” засоряют ряды максималистов уголовными элементами.

К 1912 году деятельность эсеров-максималистов замерла, но на этом их история не заканчивается.

***

В октябре 1917 года на конференции в Москве Союз эсеров-максималистов возродился. На ней было решено отказаться от террора и экспроприаций в пользу массовой борьбы. Максималисты полностью поддержали Октябрьскую революцию и в целом большевиков. Поначалу максималисты вообще заявляли, что большевики приняли многие их идеи. Но в течение 1918 года максималисты и большевики разошлись. Первые критиковали вторых за недемократичное построение социализма, недостаточную решительность в конфискации промышленности, а также за Брестский мир. Не выступая активно против большевиков, максималисты в дальнейшем раскололись. Часть максималистов влилась в РКП, часть, под ударами репрессий, отошли от активной деятельности.

P.S

Террор, безусловно, заслуживает осуждения, особенно такой, при котором гибнут непричастные граждане. Только вот в наше время, когда говорят о начале века в России, обычно осуждают левый, революционный террор, но аккуратно забывают о черносотенном, консервативном. Между тем, "защитниками престола и порядка" были убиты сотни людей во время погромов. Избивали и убивали не только евреев, которых черносотенцы считали главными врагами престола, но и интеллигентов. Человек в 1905-07 году мог поплатиться жизнью просто за то, что носил очки или студенческий мундир. Революционеры могли убить ребенка только по случайности, во время взрыва или перестрелки. Эсер Каляев не стал бросать бомбу в карету великого князя Сергея Александровича потому, что там сидела его жена и племянники. В то время как черносотенные погромщики убивали грудных младенцев ударами о стены. При этом полиция закрывала глаза на погромы, министр внутренних дел Плеве им покровительствовал (убит эсерами), а Николай II, симпатизировавший черносотенцам, лично помиловал сотни из них.

@acethelittle, @LisaIrisa, спасибо за донаты!

Источники и литература

Нестроев Г.А. Из дневника максималиста

Союз эсеров-максималистов. Документы, публицистика

Спиридович А. И. Революционное движение в России

https://www.hrono.ru/libris/lib_s/spir14cp.html

Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой русской революции

Шаламов В.Золотая медаль (о Наталье Климовой)https://shalamov.ru/library/5/22.html

Энгельгарт М. Взрыв на аптекарском острове

Революционная деятельность в России (1891 – 1901 гг.).

В 1891 – 1892 гг. учился на естественном отделении физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, исключён за участие в студенческих кружках. Арестован, освобождён под залог. В 1892 г. основал марксистский кружок в Санкт-Петербурге, связанный с группой «Освобождение труда». В 1893 г. выслан на 2 года в Вильну (ныне Вильнюс, Литва) под гласный надзор полиции, стал одним из наиболее заметных пропагандистов в местной еврейской социал-демократической организации.

С 1895 г. в Санкт-Петербурге, один из организаторов и руководителей петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» (название организации предложено Мартовым). В январе 1896 г. арестован. В 1897 г. выслан на 3 года в г. Туруханск (ныне деревня Старотуруханск Туруханского района Красноярского края). В 1900 г. после возвращения из ссылки совместно с А. Н. Петросовым и В. И. Лениным занимался формированием групп содействия газете «Искра» в России. Участник Псковского совещания искровцев с П. Б. Струве и М. И. Туган-Барановским с целью привлечения их к сотрудничеству (март - апрель 1900 г.). Впоследствии возглавлял группу содействия газете «Искра» на Юге России (Полтава, 1900 - 1901 гг.).

Первая эмиграция (1901 – 1905 гг.).

В марте 1901 г. легально переехал в Мюнхен. Редактор и ведущий публицист газеты «Искра». Участвовал в согласовании подготовленных Г. В. Плехановым и В. И. Лениным проектов программы РСДРП. Разошёлся с Лениным во взглядах на соотношение морали и политики и по вопросам партийного строительства, в отличие от него считал, что переход от кружковой организации социал-демократического движения к партийной должен происходить «снизу», а не усилиями «вождей». Предложил свой проект устава РСДРП, отвергнутый Лениным.

Делегат II съезда РСДРП (июль – август 1903 г., Брюссель, Лондон), на котором внёс альтернативное ленинскому определение условий членства в партии – работа под контролем и руководством одной из партийных организаций вместо обязательного личного участия в деятельности низовой организации, на чём настаивал Ленин. Съезд принял формулировку Мартова, что позволяло увеличить численность и расширить социальный состав РСДРП. Мартов требовал также ослабления полномочий центральных учреждений партии. Возражал против предложения Ленина ограничить редколлегию «Искры» Плехановым, Лениным и Мартовым, т. к. видел в этом фактический переход партии под их контроль, отказался работать в газете, бойкотировал выборы в центральные органы РСДРП (после выхода Ленина из редакции «Искры» вернулся в неё, был введён в Совет партии).

Вокруг Мартова объединились все противники Ленина, в дальнейшем получившие название меньшевиков. От других признанных идеологов меньшевизма отличался неприятием бернштейнианства, однако активно поддержал идею А. Н. Потресова о союзе РСДРП с либералами в борьбе за демократию, а также, хотя и с некоторыми оговорками, предложенный Аксельродом план участия социал-демократии в «банкетной кампании» 1904 г., организованной Союзом освобождения с целью побудить правительство к введению в России конституции.

Рассматривал начавшуюся революцию 1905 - 1907 гг. как буржуазно-демократическую, считал её движущими силами пролетариат и либеральную буржуазию, крайне скептически оценивал революционный потенциал крестьянства. Категорически отрицал выдвинутую В. И. Лениным идею революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства как возможный итог победы революции, считая пока максимумом возможного установление буржуазно-демократической республики. Противник действий, направленных на «организацию» революции, подготовку вооружённого восстания силами подпольщиков.

Снова в России (1905 – 1907 гг.).

После издания Манифеста 17 октября 1905 г. вернулся в Россию, жил в Санкт-Петербурге. Участвовал в работе Санкт-Петербургского совета рабочих депутатов, член редакции легальной меньшевистской газеты «Начало». Поддержал объединительные устремления большевиков и меньшевиков. На рубеже 1905 – 1906 гг. входил в состав объединённого ЦК РСДРП и редакцию его нелегального органа – газеты «Партийные известия». В феврале и июле 1906 г. подвергался арестам в Санкт-Петербурге, из-за установленного над ним постоянного негласного надзора полиции не смог принять участие в Объединительном съезде РСДРП в Стокгольме. Избран заочно на съезде членом редакции центрального органа партии – газеты «Социал-демократ» (1906 г.) и как член редакции участвовал в работе ЦК РСДРП.

В сентябре того же года выслан за границу. Около месяца находился в Германии, затем нелегально вернулся в Россию, проживал в Финляндии. Делегат Лондонского съезда РСДРП 1907 г., где выступил с отчётным докладом ЦК. Кандидат в члены ЦК РСДРП (1907 – 1912 гг.). Один из делегатов от РСДРП на Штутгартском конгрессе Второго интернационала (1907 г.). Вместе с Лениным и Р. Люксембург внёс радикальные поправки в резолюцию об отношении социалистов к войне, в частности о том, что они обязаны в случае начала военных действий стремиться использовать вызванный войной экономический и политический кризис для политического пробуждения народа и ускорения свержения капитализма.

Вторая эмиграция (1907 – 1913 гг.).

В конце 1907 г. эмигрировал. Жил в Женеве, с 1909 г. в Париже. Один из основателей, редакторов и ведущий публицист журнала «Голос социал-демократа», занимавшего в меньшевизме позицию центра между «партийцами» и «ликвидаторами» (был ближе к последним). Взгляды Мартова на партийную тактику и организацию привели его к политическому и личному разрыву с Г. В. Плехановым.

Отрицательно оценивал существовавшие формы подпольных партийных организаций, считал необходимым создание легальной рабочей партии, которая бы опиралась на фракцию РСДРП в Государственной думе, профессиональные союзы, общества самообразования, кооперативы. Но в отличие от последовательных «ликвидаторов» не призывал к немедленному разрушению нелегальных структур партии. Последовательно отрицал тактику заговора в боевой тактике социал-демократов, противопоставляя им завоевание народом демократических свобод вследствие дезорганизации государственного аппарата и использование любой возможности легальной организации масс.

Один из редакторов крупного обобщающего коллективного труда «Общественное движение в России в начале 20 в.», автор глав по истории РСДРП (в 1918 г. были опубликованы отдельным изданием под названием «История российской социал-демократии»). В 1908 – 1911 гг. член редакции «Социал-демократа», избранной на 5-й Всероссийской конференции РСДРП, состоявшейся в декабре 1908 г.

В результате опыта работы в объединённых партийных органах Мартов убедился в невозможности сосуществования меньшевиков и большевиков в одной партии, изложил свою позицию в брошюре «Спасители или упразднители? (Кто и как разрушал РСДРП)» (1911 г.). Поддержал Л. Д. Троцкого в деле организационного объединения социал-демократии на антибольшевистской основе на конференции в Вене. С 1913 г. член Заграничного секретариата Организационного комитета (ОК) – временного руководящего центра меньшевиков, член редакций газет «Известия Заграничного секретариата ОК», «Луч» (издавалась меньшевиками легально в Санкт-Петербурге, название неоднократно менялось).

Деятельность в России (1913 – 1914 гг.).

Воспользовавшись амнистией по случаю 300-летия Дома Романовых, в 1913 г. вернулся в Россию. В конце 1913 – 1-й половине 1914 гг. легально жил в Санкт-Петербурге, принимал активное участие в реформировании партийной организации РСДРП, которую стремился перестроить по образцу Социал-демократической партии Германии (СДПГ).

Третья эмиграция (1914 – 1917 гг.).

Летом 1914 г. выехал за рубеж для участия в заседании Международного социалистического бюро, собравшегося для примирения различных течений в РСДРП, Венском международном социалистическом конгрессе (не состоялся из-за начала Первой мировой войны 1914 – 1918 гг.). Остался в Париже, а в 1915 г. переехал в Цюрих. Решительно выступал за прекращение войны, осуждал «патриотов» и, не желая победы ни одному буржуазному правительству, связывал завершение войны с демократическими преобразованиями во всём мире и возрождением международной организации социалистов.

Одним из первых в социал-демократической литературе (например, в письме редакции и сотрудникам журнала «Наша заря» под названием «Русский марксизм и война», 1914 г.) охарактеризовал империализм как важнейшее общественное явление начала 20 в. Делал акцент не на определении империализма как стадии «загнивания» и «умирания» капитализма или кануна социалистической революции, а на перспективах его развития как экономической и политической системы. Полагал, что возможности саморегулирования и приспособления капитализма к новым историческим условиям далеко ещё не исчерпаны. В то же время ожидал новую демократическую революцию в России, считая, что политическая система в стране мало изменилась в результате революции 1905 – 1907 гг., а капитализм продолжал динамично развиваться, в результате чего обострялись существовавшие социально-политические противоречия.

Один из редакторов газеты интернационалистского направления «Голос» (1914 – 1915 гг.); вышел из состава редакции, разойдясь во взглядах с Л. Д. Троцким, который всё ближе сходился с большевиками. Участник Циммервальдской (1915 г.) и Кинтальской (1916 г.) международных социалистических конференций, на которых произошло объединение осуждавших войну социал-демократов – интернационалистов. После Февральской революции 1917 г. выступил инициатором возвращения эмигрировавших социал-демократов в Россию через Германию, но ехать вместе с Лениным и его сторонниками отказался.

Возвращение в Россию (май – октябрь 1917 г.)

Вернулся в Россию тем же путём 9 мая. В 1917 г. член исполкома Петросовета и Всероссийского центрального исполнительного комитета, избранного 1-м Всероссийским съездом Советов. Редактор журнала «Интернационал», газет «Летучий листок», «Искра» и сотрудник газеты «Новая жизнь». Последовательно отстаивал идею поэтапного перехода власти к левым силам революции, включая большевиков. Критиковал вхождение социалистов во Временное правительство, считая его неспособным решать революционные задачи, осуждал «революционное оборончество» (идею продолжать войну во имя защиты завоеваний революции), возглавил Временное центральное бюро меньшевиков-интернационалистов, оппозиционное руководящим органам меньшевиков.

В связи с июльскими событиями 1917 г. выступил за переход власти в руки Советов и создание ими правительства, состоящего исключительно из социалистов и «способного двинуть революцию дальше». Не соглашаясь с большевистской стратегией и тактикой, в то же время осуждал правительственные репрессии по отношению к большевикам. Избран в состав ЦК РСДРП (объединённой) на созванном меньшевиками (большевики отказались принять участие) Объединительном съезде РСДРП [август 1917 г.], возглавлял в РСДРП(о) левую группу меньшевиков-интернационалистов.

Участник Демократического совещания 1917 г., выступал на нём за создание правительства социалистических партий, вошёл в состав Предпарламента. Выступал с резкой критикой как Временного правительства и поддерживавших его социалистов, так и большевиков, начавших непосредственную подготовку вооружённого восстания против Временного правительства. На 2-м Всероссийском съезде Советов [25–27 октября] предложил от имени меньшевиков-интернационалистов резолюцию, которая осуждала большевиков за организацию переворота до открытия съезда и призывала к формированию однородного социалистического правительства. После ожесточённых дебатов, закончившихся уходом со съезда правых групп меньшевиков и эсеров, не встретив поддержки, покинул съезд.

Деятельность в РСФСР (1917 – 1920 гг.).

Признал Октябрьскую революцию 1917 г. исторически объяснимой и в этом смысле «оправданной», «неизбежно вытекавшей» из неспособности мелкобуржуазной демократии «разрубить узел войны, душившей революцию», и из неспособности социал-демократии «толкать вперёд» эту мелкобуржуазную демократию.

Однако, рассматривая социализм как высшее воплощение индивидуальной свободы и индивидуальности, Мартов не мог примириться с характерным для большевиков «аракчеевским пониманием социализма и пугачёвским пониманием классовой борьбы», на почве которого вырастает, по его словам, «окопно-казарменный» «квази-социализм». Считал, что социализм возможен только тогда, когда политическое воспитание масс позволяет им «путём самоуправления взять в свои руки руководство общим аппаратом». В этой связи называл «бессмысленной утопией» попытку «насаждать социализм в экономически и культурно отсталой стране». Единственную возможность борьбы с большевизмом видел в восстановлении единства рабочего движения под эгидой социал-демократии.

Получив поддержку на Чрезвычайном съезде РСДРП(о) [30 ноября – 7 декабря 1917 г.], вошёл в состав ЦК РСДРП(о) и редакции её центрального печатного органа – «Рабочей газеты». С этого времени до 1920 г. фактический руководитель ЦК РСДРП. Член ВЦИК РСФСР (январь – июнь 1918 г.; 1919 - 1920 гг.), временно исключался из его состава вместе с другими меньшевиками. В связи с перемещением государственных и партийных органов из Петрограда в марте 1918 г. переехал в Москву. Редактор газеты «Вперёд!» («Всегда вперёд!») (1918 - 1919 гг.). Депутат Моссовета (1919 - 1920 гг.). В 1919 г. подвергался домашнему аресту. С 1919 г. действительный член Социалистической академии (с 1924 г. Коммунистическая академия).

Осуждал политику «красного террора» и «военного коммунизма», заключение Брестского мира 1918 г. В то же время признавал недопустимой вооружённую борьбу против Советской власти, «т. к. почти весь пролетариат стоит за Лениным». Ноябрьскую революцию 1918 г. в Германии, революционные события в Австро-Венгрии считал началом мировой социалистической революции, для её победы считал необходимым сохранить власть большевиков, некоторое время поддерживал их политику. Выступал за участие меньшевиков в вооружённой борьбе с контрреволюцией. Автор тезисов «Мировая социальная революция и задачи социал-демократии», которые стали основой платформы РСДРП (принята Всероссийским партийным совещанием в апреле 1920 г.), выдвинул идею объединения всех социалистических партий, включая большевиков, на основе последовательного народовластия, самой широкой свободы идейной борьбы и пропаганды.

Последние годы в эмиграции (1920 – 1923 гг.)

В сентябре 1920 г. легально выехал за границу для лечения. На съезде Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ) в Галле (ноябрь 1920 г.) призвал к защите мирового рабочего движения, а также российской революции от международного империализма, внутренней контрреволюции и разлагающего влияния «примитивно-коммунистического большевизма».

В Берлине (1921 г.) возглавил Заграничную делегацию ЦК РСДРП – эмигрантский партийный центр меньшевизма, пытался объединить центристские силы международного социалистического движения. Там же в 1921 г. основал и редактировал (до 1923 г.) социал-демократический журнал «Социалистический вестник», опубликовал в нём свыше 80 статей и заметок. Положительно оценивал НЭП, однако считал, что либерализация хозяйственной жизни не может быть прочной без политической либерализации.

Ближайшее будущее России связывал с многоукладной экономикой, рынком, регулируемым государством, кооперацией, сильным социальным законодательством и политической демократией. Допускал возможность превращения России в социалистическое государство в случае победы социализма на Западе. Один из главных организаторов в 1922 г. международной кампании протеста против судебного процесса над членами партии социалистов-революционеров (1922 г.), побудил выступить против него М. Горького и А. Франса. Один из организаторов и лидеров Венского интернационала.

Автор воспоминаний «Записки социал-демократа», над которыми работал с перерывами с 1918 г. Сохранились 1-я (опубликована в 1922 г., 1924 г.) и 2-я (дошли две главы) книги (обе книги опубликованы вместе в 2004 г.). В мемуарах Мартов рассказывал о своей жизни от рождения до 1900 г. в контексте общественно-политической жизни России и Западной Европы, подробно осветил историю российских социал-демократических организаций 1-й половины 1890-х гг., деятельность петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», жизнь социал-демократической ссылки, псковского совещания искровцев и первых шагов по организации группы содействия «Искре» в Полтаве. Воспоминания содержат богатый фактический материал и яркие характеристики деятелей социал-демократического движения.

Похоронен на кладбище в районе Веддинг в Берлине. Его прах был помещён в мемориале меньшевиков (в 1940-х гг. мемориал был разрушен нацистами, в 1998 г. восстановлен).

В толпе возникло замешательство, и тогда молодой человек, вокруг которого на миг образовалось пустое пространство, поднес браунинг к своей голове и произвел второй выстрел. Прибежавшие медицинские профессора констатировали смерть обоих. Кто был этот молодой человек, зачем понадобилось ему убивать генерала Лауница?

Установить имя убийцы полиции долго не удавалось, документов при нем не было. Позднее выяснилось, что он не был студентом, его фотографии не оказалось и в картотеке бомбистов, не значился он и среди революционеров, одним словом, никакого уголовного и политического прошлого за ним не числилось. Тогда кто же это был? Зачем понадобилось ему стрелять в градоначальника? Может быть, это умалишенный, сбежавший из психлечебницы? Но за последнее время из психбольниц и тюрем никто не убегал.

Время шло, а имя стрелявшего оставалось неизвестным. Начальник петербургского охранного отделения полковник полиции Александр Герасимов отдал распоряжение выставить гроб с телом убийцы в анатомическом театре нового медицинского института для опознания. Пусть приходят все желающие и смотрят. Филёры будут рядом. Они попытаются разговорить посетителей, проследят за ними. Таким образом, Герасимов надеялся найти ниточку, которая распутает весь клубок. Была у него еще одна задумка…

Царь был подавлен. Императрица Александра Федоровна, или по-домашнему Аликс, подливала масла в огонь, в страхе металась по комнатам, забегала к нему в кабинет, прикрывала раскрасневшееся лицо веером и шептала на ухо: «Ники, ну, Ники, будьте мужчиной, сделайте что-нибудь. Вспомните, только недавно какой-то ужасный бомбист застрелил генерала Павлова. И вот теперь еще одна жертва. Так они завтра доберутся до нашей семьи. Как нам выезжать в открытой коляске?» Эти слова мучили царя. Вокруг все только и говорили о свержении самодержавия. Что мог сделать он, царь, если петербургская охранка во главе с ее новым руководителем Герасимовым, как говорили талантливым полицмейстером, ничего не выяснила? Кому взбрело в голову выстрелить в человека, имя которого внесено к рескрипт древнейших российских фамилий?

Фон дер Лауниц не был выдающимся политиком, но зато оказался прекрасным исполнителем царской воли. Он происходил из остзейского дворяжного рода, которому еще в 1568 году высочайшей милостью пожаловали поместье в Курляндии. И все последующие выходцы из рода фон Лауницев служили верой и правдой царю и Отечеству. На траурных проводах генерал-майора накануне Нового, 1907 года епископ Иннокентий из Тамбова, где много лет исправно служил Лауниц, подавляя всякое вольномыслие, отметил, что ради блага Отечества он твердыми действиями водворял мир и спокойствие. Но если следов убийцы не нашли в Петербурге, так, может быть, есть смысл поискать их в Тамбове.

Царь вызвал в Зимний дворец полковника Герасимова. Пусть доложит, как идет расследование по делу убитого фон Лауница. Начальник охранки будет беседовать с императором? Полковник-царь с полковником-ищейкой на равных? Такого в практике еще не встречалось. Придворные шептались, они недоумевали. Значит, сильно ослабело руководство государством Российским.

Как в своих воспоминаниях позднее писал сам Герасимов, царь заинтересованно расспрашивал его о ходе поисков убийцы фон Лауница, о деятельности революционеров в Петербурге, других городах. Пришлось признаться, что жертв на освящении медицинского института могло быть и больше. О возможности теракта Герасимов предупредил заранее всех высоких правительственных чиновников, в том числе и градоначальника. Время неспокойное, в толпе могли скрываться бомбисты. Послушался его рекомендаций только один человек - председатель Совета министров Столыпин, он не поехал на церемонию и тем самым, возможно, избежал пули. А фон Лауниц проявил упрямство.

Герасимов также доложил, что медицинские профессора обследовали тело молодого человека и установили, что ему примерно 25 лет, роста среднего, русый, руки простые, натруженные, крестьянские, явно выходец из провинции. Судя по одежде, до недавнего времени служил либо на конюшне, либо был ездовым. Так как за две недели родственники не объявились, полиция сделала предположение, что он из Тамбова. Тело уже предали земле, а вот голову… голову отрезали и положили в банку со спиртом. При этих словах царь невольно поморщился. Боже праведный, ну и дела творятся в имперской столице, что будут говорить за границей?

Банка была выставлена в тот самом медицинском институте для всеобщего обозрения. Люди приходили, смотрели, обсуждали. Было дано объявление в газетах. Необходимо было найти его родственников или знакомых, хоть какую-то зацепку. Было установлено, что он бывший семинарист. Возможно, пострадал во время подавления крестьянских бунтов. Иначе чем можно было объяснить его ненависть к генералу фон Лауницу, именно он усмирял крестьян. Без крови там не обошлось. Вот и мотив преступления - идейный. Парень приехал в Петербург, связался с бомбистами и выразил желание убить фон Лауница. Его поддержали, определили в извозчики, профессия очень удобная, чтобы караулить, подсматривать и подслушивать. Филёры побеседовали с одним извозчиком, и тот сказал, что недавно приехавший молодой человек из Тамбова уже несколько дней не выходит на работу.

- Почему мы не можем разом разгромить всех этих бомбистов, - повысил голос царь, - почему они свободно перемещаются по городу? Где скрываются? - Царь заходил по кабинету. Герасимов не сводил с него глаз. Он понимал, что быть чересчур откровенным - значит навредить делу.

- Ваше величество, все дело в том, что рядом у нас Финляндия. Там свободная конституция, туда может уехать любой российский житель. Два часа езды от Петербурга. Сложностей никаких нет, предъяви паспорт и все. Совершил преступление и скрылся за границей. А вот наших ищеек финские полицейские не жалуют, стараются им навредить, не пускают к себе, иногда арестовывают, дают неверные сведения или молчат вообще. Надо решать вопрос с границей.

Герасимов уходил от императора вполне довольный. Аудиенция хоть и затянулась, но получилась деловой. Царь его обласкал, сделал заверения в полной своей поддержке предпринятых мер и обещал усилить контроль на границе, финны слишком многое себе позволяют.

От своего надежного источника, агента Евно Азефа, известного ныне подкупленного провокатора, по уровню которого не сыщешь в новейшей истории, Герасимов знал, что революционеры, которыми кишмя кишит Петербург, нашли пристанище в курортном финском поселке Териоки (в советское время город Зеленогорск в Ленинградской области). Там в заброшенном двухэтажном отеле собирались члены боевой организации социалистов-революционеров, которую возглавлял сам… Евно Азеф. Правда, в Териоки Евно редко появлялся, у него были разногласия по методам устранения высших царских чиновников. Не раз он спорил с руководителем взрывной лаборатории Зильбербергом, который самолично изготавливал все бомбы, чинил оружие, обучал молодых. От Евно Зильберберг требовал денег на взрывчатку, на оружие, на содержание. А где их брать? В полиции Евно платили только за выданные персоны. Но это были его, личные деньги.

В Териоки собирались те, которые знали друг друга в лицо. Оттуда проинструктированные бомбисты, забывшие свои фамилии и получившие прозвища, с тротиловыми шашками разъезжались в Петербург, Москву, Киев. Всего их человек тридцать. Помогал Зильбербергу некий Сулятицкий. По данным Азефа, из Териоки в Петербург с заданием убить фон дер Лауница мог поехать только один человек, крестьянский парень из Тамбова по прозвищу Адмирал. Личность малозаметная. На собраниях он говорил, что мечтает убить петербургского градоначальника, который год назад наводил кровавый порядок в Тамбове. Фамилию парня Азеф запамятовал. В любом случае ниточка для Герасимова протянулась вполне надежная…

Во второй половине января 1908 года поздним вечером в придорожную гостиницу в Териоки постучались двое молодых людей с лыжами и рюкзаками. Их занесло снегом, они едва не обморозились. Это были студенты из Петербурга, жених и невеста, которые на каникулы заехали в Финляндию, чтобы покататься с гор, да вот сбились с пути, устали, проголодались и попросились на ночлег. Их пустили, напоили чаем, расспросили. Обоим было едва за двадцать. Зильберберг, который лично расспрашивал путников, махнул рукой, пусть остаются.

Молодые люди остались, но наутро не уехали, а попросили разрешения еще немного пожить, чтобы пару деньков покататься на лыжах, слава богу, погода наладилась. Зильберберг и на этот раз уступил. Почти неделю пробыли молодые люди в закрытой гостинице, беседовали со всеми ее постояльцами, вечерами сидели у огонька, пили чай с вареньем, привезенным из дома, подолгу разговаривали со швейцаром и горничной, давали им щедрые чаевые, а потом неожиданно исчезли…

Полученные Герасимовым сведения от «жениха с невестой» дали не только общую картину нахождения базы террористов, методов их подготовки, но и целый список особо одиозных личностей типа Зильберберга и Сулятицкого. Собственно, эти данные можно было считать самым большим уловом петербургской полиции, самой большой продажей боевой организации со стороны ее руководителя Евно Азефа. На каждого имелось досье, в котором было дано подробное описание внешности, одежды и даже особенности речи. Теперь бомбистов после пересечения границы узнавали по приметам и вели до самого «дома».

Одним из первых финскую границу пересек сам руководитель взрывчатой лаборатории Зильберберг. Это был человек невысокого роста, с черной бородой, с черными, глубоко посаженными глазами. Все соответствовало описанию. За ним тотчас отправился филёр. Он узнал его адрес и кое-какие явки, а потом, как того требовал Герасимов, вместе с напарником связал взрывателя и на карете скорой медицинской помощи отвез в медицинский институт. Там взрывателя провели в специальную выставочную комнату и показали заспиртованную голову в банке. Кто этот человек? Эффект превзошел все ожидания. Зильберберга чуть не стошнило. Он вертел головой, но фамилию убийцы фон Лауница не назвал. Собственно, особой потребности в его признательных показаниях уже и не было. Его самого опознали находившиеся здесь же «жених и невеста» и подкупленные ими и привезенные из Териоки финские швейцар и горничная. Они-то и сказали, что заспиртованная голова молодого человека - это бывший бомбист по прозвищу Адмирал, он же семинарист из Тамбова - крестьянский парень Кудрявцев, который проходил курс обучения в Териоки.

Так колечко замкнулось. Вслед за Зильбербергом в руки полиции попался и другой известный социалист-революционер Сулятицкий. С ним проделали точно такую же операцию: привезли в медицинский институт и показали заспиртованную голову. И хотя этот опытный бомбист ни в чем не признался, не назвал себя, его так же опознали «жених с невестой» и финские швейцар с горничной.

План Герасимова сработал успешно. Боевая организация социалистов-революционеров была полностью разгромлена. Все ее члены оказались в полиции. В Петербурге стало заметно тише. Улеглись слухи, перестали страшить публику газетчики. Закрытый военный суд приговорил обоих террористов Зильберберга и Сулятицкого к смертной казни. Правда, в целях полицейской конспирации их истинные фамилии не назывались.

Герасимов отправил отчет государю, в котором писал, что раскрытию организации террористов помогла заспиртованная голова. За ними начали следить еще в Финляндии. Все они признались, были установлены их подлинные имена и фамилии. Все они осуждены военным судом. Прочитав отчет, царь выразил свое удовольствие и присвоил полковнику Герасимову, начальнику петербургского охранного отделения, звание генерала.

«100 великих криминальных историй», Михаил Николаевич Кубеев, 2013г.

Принцип был страстным революционером, идентифицировавшим себя с боснийским народом и верившим в идеалы южнославянского национализма и свободу для всех боснийцев, а не только для сербов. Его идеи могли показаться туманными и наивными, но, в отличие от некоторых сербских шовинистов, мечтавших о Великой Сербии, он не разделял этого шовинистического подхода.

После четырех лет обучения он отправился в Сербию, также населенную южными славянами и обретшую независимость от Османской империи в конце 19 века. Там Принцип временами проживал с 1912 года.

Совместно с другими боснийскими радикалами из различных религиозных групп он разработал план убийства важного представителя австро-венгерской власти. Этот символический акт должен был вдохновить других боснийцев бороться за свободу. Узнав, что Франц-Фердинанд собирается посетить Сараево во время военных маневров, они решили, что он станет идеальной мишенью.

И о невероятном везении:

I

В начале одиннадцатого часа утра кортеж из открытых автомобилей направился к набережной, где уже ожидали террористы. Тем не менее два первых боевика, находившихся на пути кортежа, так и не принялись за атаку. В 10:25 третий участник покушения, Неделько Габринович, метнул под колеса автомобиля Франца Фердинанда бомбу, наполненную гвоздями. Мощный взрыв привел к ранению нескольких человек в толпе, а также офицеров из свиты эрцгерцога. Кроме того, легкое ранение получила супруга Франца Фердинанда. Сам эрцгерцог не пострадал.

Гаврило Принцип, уверенный, что покушение провалилось, отправился в кофейню на улицу Франца Иосифа. В кофейне он приобрёл сэндвич с кофе, и решал что предпринять дальше.

После теракта, Франц Фердинанд решил посетить в больнице раненных во время взрыва бомбы офицеров, кортеж, охрана которого так и не была усилена, двинулся по направлению к больнице, и тут водитель машины эрцгерцога допустил ошибку, свернув на улицу Франца Иосифа. Машина буквально застряла в толпе людей в двух шагах от места, где стоял Гаврило Принцип, ещё минуту назад считавший свою миссию проваленной. Пока водитель пытался развернуть машину, Гаврило Принцип выхватил револьвер и произвёл два выстрела. Первая пуля смертельно ранила эрцгерцога Франца Фердинанда, вторая угодила в живот его супруге.

II
Исполнение смертного приговора не было возможным для убийцы из-за его молодого возраста. До его двадцатого дня рождения оставалось всего лишь две недели, а согласно законам Австро-Венгрии, смертный приговор мог быть вынесен только для преступников старше 20 лет. В итоге ему было назначено 20 лет одиночного заключения, и один день в месяц ему не предоставляли пищу.

Итог теракта.

Итог теракта можно оценить более чем в 37 миллионов человек, включая более 16 миллионов убитых и более 20 миллионов раненых и искалеченных, как военных, так и гражданских лиц, а четыре империи прекратили свое существование.

Безусловно, нельзя свести всю вину за начало Первой мировой войны только к Гаврило Принципу. События, приведшие к войне, были результатом множества сложных факторов, таких как политические напряжения, военные союзы, националистические амбиции и экономические интересы. Гаврило Принцип, безусловно, совершил убийство, убив Франца Фердинанда, но он был всего лишь одним из элементов в этой сложной карте событий.

Можно предположить, что если бы не Гаврило Принцип, то, возможно, какое-то другое событие стало бы катализатором для начала войны, учитывая тот напряженный политический и социальный контекст того времени.

Таким образом, хотя Гаврило Принцип сыграл определенную роль в триггере для начала Первой мировой войны, считать его единственным исключительным ответственным за нее было бы упрощением сложных исторических процессов.

Наш телеграм канал - подписаться.