Напоминание каждому
Случайно наткнулся... Правильные мысли создают правильные действия. Давайте меньше ныть, жаловаться и жалеть себя, а наоборот станем примером и опорой людям, нуждающимся в этом. Ведь наша "тяжкая" жизнь - для многих сказка!
Случайно наткнулся... Правильные мысли создают правильные действия. Давайте меньше ныть, жаловаться и жалеть себя, а наоборот станем примером и опорой людям, нуждающимся в этом. Ведь наша "тяжкая" жизнь - для многих сказка!
* В конце видео использованы кадры, которые не вошли в фильм "Тарас Бульба", FXDG 2008 год
Им не дали ночь
и утра не было.
На площадь стекалось
смердящее быдло.
На красное небо,
которого нет,
устремились бельма...
Так веками, не зная
отсутствия цвета,
проходили убогие лета.
Умолк барабан,
лишь звуки загробные,
глаза из больших,
стали огромными…
Содрогаясь от страха,
потея от холода,
прятали старые дети
свои мёртвые головы.
Вот чья-то одна
с телом простилась,
мигнув палачу,
стуча по доскам
покатилась,
случайно поняв
великую милость…
Им не дали ночь,
но они видели сны –
Принц видел чёрную комнату,
Вдова – радость жены…
Старик – жену в положении,
Дурак – топор и отца,
Палач – бесконечную шею,
которой не видно конца.
В качестве заголовка для серии статей я выбрал название, которое отсылает к знаменитой программной работе Ленина "Что делать?". Здесь мы попытаемся оценить перспективы и определить программу дальнейшего развития коммунистического движения в современную эпоху. По возможности, мы будем стараться избегать "растекания мыслию по древу" и сосредоточимся на тезисном изложении.
Что делать в XXI веке. Коммунисты обсуждают программу действий
Нет необходимости пояснять, что сегодня марксизм уже не играет ту центральную роль в общественной мысли, какую он имел еще пол столетия назад. В течение последних 100 лет под воздействием интенсивной пропаганды со стороны капиталистических систем и в связи с падением большинства коммунистических режимов в конце XX века, марксистские идеи утратили внимание масс и ныне воспринимаются многими как рудимент прошлого. Например, мой ребенок-подросток буквально на днях удивлялся, почему Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ) до сих пор существует. Несомненно, цель существования и декларируемая принадлежность КПРФ к коммунистическому движению вызывают вопросы даже у меня. Но мы оставим эту дискуссию за рамками нашего разговора.
Старая пыльная книга Маркса
Фактически, к середине третьего десятилетия XXI века марксизм из передовой идеологии, провоцирующей революции, разрушающей заскорузлые государственные режимы и воздвигающей на их руинах новые - небывалые прежде, определявшей развитие культуры и науки, и вдохновлявшей новые направления искусства, превратился в маргинальную веру малочисленной кучки сектантов. Углубляться в причины такого положения дел также не имеет смысла. Сейчас важно другое.
Марксизм - устаревший рудимент прошлого
С потерей коммунистической альтернативы, мир потерял альтернативу своему развитию. За 30 лет, прошедших с момента падения СССР, не возникло ни одной значительной идеологии, которая в мессианском самоощущении могла бы вновь подвергнуть испытанию мировые устои. Экономическая мысль вернулась на два столетия назад и вновь заждется на постулате "нет такого преступления, на которое капитал бы не пошёл ради 300% прибыли". Как следствие, мы вновь живем в условиях однополярного мира, с сопутствующим ростом числа военных конфликтов и вновь стоим на пороге глобальной войны.
Однополярный мир, в котором важна только прибыль
Несмотря на кучу допущенных ошибок в практической реализации задач коммунистического движения, на сегодняшний день только идеи Маркса и Ленина способны предложить достойную и, что наиболее важно, реально осуществимую программу альтернативного развития человечества без несправедливости, эксплуатации, социального неравенства и войн. Именно поэтому нам - то есть всем сторонникам левых идей - сейчас так важно разработать и осуществить программу по возвращению марксизма на актуальную политическую арену, чтобы восстановить его былой общественный вес.
Дискуссия о дальнейшем пути
В последующих статьях цикла я попытаюсь детально разобрать каждый пункт программы, которая по моему мнению могла бы помочь вернуть актуальность марксизму. На текущий же момент, я приглашаю всех читателей к дискуссии и предложениям. Так же заранее прошу писать только содержательные комментарии и избегать замечаний в стиле Капитана Очевидность. Такой подход позволит избежать контрпродуктивности.
Что думаете об этой пословице, народной мудрости, она соответствует действительности или нет?
Что такое красота? Такой вопрос разрешают себе все – мы, очевидно, совершенно не подозреваем, что, задавши такой вопрос, мы закрываем себе доступ к лучшему из того, что есть в мире. Кажется, так естественно интересоваться «сущностью» красоты. Прекрасен был Алкивиад, прекрасна была Елена, из-за которой погибла Троя, прекрасна была Эвридика, из-за которой спускался в ад Орфей, прекрасна эта статуя, эта картина, небо надо мной, море, прекрасна соната Моцарта, есть много прекрасных вещей, сделанных даже ремесленниками, – переплет на старинной Библии и т. п. Раз так много прекрасных вещей, рассуждаем мы, значит, есть и красота, значит, постигнув «сущность» красоты, мы проникнем в некую вселенскую тайну, доберемся и овладеем источником, из которого течет в мир то, что мы считаем самым ценным. Это так «очевидно», что никому и в голову не приходит мысль, что возможно обратное. Т. е. что, овладевши «источником» красоты, мы потеряем красоту, подобно тому как в сказке глупый и жадный нищий, зарезав курицу – тоже источник золотых яиц, остался при грязных потрохах. То, что мы считаем «источником», по своей природе не источник, а обманчивый блуждающий огонь. Это загадочно, но это – так. Приходится выбирать – либо прекрасные предметы, либо «красоту». Т. е. нужно признать, что хоть мы называем и Елену, и Эвридику прекрасными, но «общего» между ними нет ничего. Или, лучше сказать, то, что есть между ними общее, – не есть их сущность. Из-за Елены Орфей не спустился бы в ад, из-за Эвридики греки не пошли бы на Трою. То же и Клеопатра. Паскаль замечает, что, если бы у Клеопатры нос был чуть-чуть короче, мировая история приняла бы другое направление. Это глубокая и верная мысль: мировая история направляется обычно бесконечно малыми величинами. Мы, имевшие «счастье» быть участниками «великих» исторических событий, слишком хорошо это знаем. Но так же правильно, что если бы вместо Клеопатры Египтом правила другая, более поразительная красавица, то Цезарь и Антоний не заметили бы ее, а Октавий мог бы попасть в ее сети. И еще дальше: прекрасное небо не заменит прекрасного моря, а прекрасное море – прекрасной картины. Так что если уже уступить привычке разума и сравнивать меж собой прекрасные предметы, то получится обратное тому, что получается обычно: нас поразит не сходство, а безусловная противоположность между ними. Прекрасное в Эвридике ничего общего, кроме названия, не имеет с прекрасным в Елене, вроде того как апостол Павел ничего общего не имеет с Чичиковым Павлом, хотя называются одинаковыми именами. И еще меньше, если разрешается в таких случаях сравнительная степень, – общего у прекрасной Эвридики с прекрасным морем. Каждая прекрасная вещь есть нечто абсолютно незаменимое и, стало быть, не допускающее, не выносящее сравнения с чем-либо другим. Поэтому-то «красота» ничего ровно не говорит о прекрасных вещах. И из «понятия» красоты или из «идеи» красоты нельзя ничего «вывести» о прекрасных произведениях искусства или природы. «Удовольствие» при созерцании прекрасного – единственно общее, но оно – не в прекрасных предметах. И, если бы кто-нибудь нашел способ вызывать такое «удовольствие» путем искусственного возбуждения нервов – мы не поблагодарили бы его за подарок. Словом, если вам во что бы то ни стало захочется допрашивать и объяснять «красоту», то вам придется учинить допрос в отдельности каждому предмету, так или иначе попавшему в категорию прекрасных. О том, чтобы преодолеть в понятии или идее все бесконечно большое разнообразие прекрасных предметов, не может быть и речи. Вы скажете, что не только допросить, но и пересмотреть все прекрасные предметы абсолютно невозможно, что жизни даже десятков Мафусаилов не хватило бы на эту затею. Я и сам знаю, что невозможно. Но еще знаю, что это один из тех редких случаев невозможности, когда ее приветствуешь от всей души, как самое желанное. Нет никакой нужды, чтобы кто бы то ни был преодолел «многообразие» красоты, в идее ли или как-нибудь иначе, ибо в тот момент, когда многообразие было бы преодолено, навсегда иссяк бы живой источник красоты. Стало быть, нечего и спрашивать, что такое красота. И тот, кто красоту любит и красоты ищет, никогда не задается вопросом, чего он ищет и что он любит. Тому ни оправдываться, ни объясняться «пред всеми», даже пред собой нет нужды. Он знает, что вовсе и неважно, чтобы ценимая и любимая им красота была той красотой, которую все и всегда могут усмотреть. Даже в общепризнанных произведениях искусства лучшее отнюдь не выявляется с тою отчетливостью, о которой хлопочут теоретики прекрасного. Выявляется только, что для всех одинаково, – т. е. второстепенное. Оттого-то эстетики, которые добивались для всех одинакового, дальше общих мест не пошли и «тайны» красоты не раскрыли. И не раскроют, конечно. Ведь допрашивать все прекрасные предметы они не станут: не могут преодолеть разнообразия. А что они допросят, то и выявлять не стоило: оно ведь и не прячется – лежит на виду у всех и для всех.
/Лев Шестов/
Мы привыкли думать, что смерть есть некоторый вид сна, сон без сновидений и пробуждения, так сказать, самый совершенный и окончательный сон. И в самом деле, похоже на то, что смерть есть последний сон. Даже мудрейший из людей, Сократ, так думал — по крайней мере, так говорил, если верить платоновской «Апологии». Но и мудрецы ошибаются: по-видимому, смерть по существу своему есть прямая противоположность сну. Недаром люди так спокойно и даже радостно отходят ко сну и так ужасаются приближению смерти. Сон не только еще есть жизнь — сама наша жизнь, как это ни странно на первый взгляд, на три четверти, если не больше, есть сон, т. е. продолжение первоначального небытия, из которого мы — не спрошенные, а может, и вопреки нашей воле — были вырваны какой-то непонятной и таинственной силой. Мы все, в большей или меньшей степени, и живя, продолжаем спать, мы все — зачарованные нашим еще столь недавним небытием лунатики, автоматически движущиеся в пространстве. Оттого-то механические теории нам кажутся единственно истинными и всякие попытки борьбы с изначальной необходимостью представляются заранее обреченными на неудачу: они нарушают наше сонное бдение и вызывают только обиду и раздражение, какие проявляет всегда спящий по отношению к тем, кто его будит. Каждый раз, когда что-либо неожиданное, необъяснимое, извне или изнутри, выводит нас из обычного, милого сердцу и душе, равновесия, все наше существо наполняется тревогой. Неожиданность — она же необъяснимость — это неестественно, противоестественно, это то, чего быть не должно, то, чего нет. Нужно во что бы то ни стало показать себе и другим, что неожиданностей не бывает на свете, не может быть; что неожиданность есть только недоразумение, случайное, преходящее, устранимое усилиями разума. Величайшим торжеством человека было открытие, что и небесные тела имеют тот же состав, что и земные, что и на небе тоже нет ничего совершенно нового, необъяснимого. Теория эволюции больше всего соблазняет людей именно тем, что она ни в самом отдаленном прошедшем, ни в самом отдаленном будущем не допускает возможности чего-нибудь радикально нового, еще небывалого. Миллион, биллион, триллион лет тому назад, равно как через миллион, биллион, триллион лет жизнь была и будет в общем та же, что и теперь, и на нашей планете, и на всех, доступных и недоступных нашему глазу, бесчисленных планетах бесконечно большой вселенной. Спали, спят и будут спать по неизменным, автономно определившимся законам вечной природы — они же и вечный разум, или вечные идеальные основные начала. Никому и в голову даже не приходит, что эти миллионы и биллионы лет, вечная природа, вечные идеальные начала — чудовищная нелепость, которая нико го не поражает только потому, что к ней привыкли. А меж: тем такими нелепыми представлениями, тормозящими мысль и парализующими всякую любознательность, держится теория эволюции, так беспредельно овладевшая современными умами. Спектральный анализ победил пространство, свел небо на землю, теория эволюции победила время: свела все прошлое и все будущее к настоящему. Это величайшее завоевание современного знания, которое притязательно считает себя совершенным знанием!..
Но ведь поистине нужно быть погруженным в глубочайший сон, чтобы жить в такой бессмысленной и тупой самоуверенности! В этом отношении новая, лучше сказать, новейшая философия действительно сказала "свое слово" — так не похожее на слова древних. Даже положительный Аристотель — и тот чуял во вселенной божественную quintam essentiam, что-то не земное, на земное совсем не похожее. Сократ, правда, говорил своим судьям, что смерть, может быть, есть только сон без сновидений. Но похоже, что Сократ своих настоящих мыслей пред судьями не высказывал. Они ведь для него были толпой, «многими», которые — говори им, не говори — все равно неспособны воспринять истину и пробудиться от сна. Да он и сам в той же «Апологии», в конце речи, заявляет, что никому, кроме Бога, неизвестно, что нас ждет после смерти. И надо думать, что это последнее утверждение гораздо ближе было душе Сократа. Уже Сократ — очевидно по всему — затеял "бегство от жизни", уже он знал и научил Платона, что философия есть не что иное, как приготовление к смерти и умиранию. И вся древняя философия, кроме школ, вышедших из Аристотеля, исходила из этой «мысли» — если можно тут говорить о «мысли». Не только чистые последователи Платона, но циники и стоики, я уже не говорю о Плотине, стремились вырваться из гипнотизирующей власти действительности, сонной действительности, со всеми ее идеями и истинами. Вспомните сказание Платона о пещере, речи стоиков о том, что все люди — безумцы, вспомните вдохновенный экстаз Плотина! Недаром новейшие историки говорят о «практическом» направлении древней философии! Конечно, если центробежные силы, которые открывали в себе древние греки, свидетельствуют о практических задачах — то историки правы. Но не правы они ввиду того, что если уже говорить о практических задачах — то, конечно, их нужно и можно усмотреть в центростремительных тенденциях современной философии. Древние, чтобы проснуться от жизни, шли к смерти. Новые, чтоб не просыпаться, бегут от смерти, стараясь даже не вспоминать о ней. Кто «практичней»? Те ли, которые приравнивают земную жизнь к сну и ждут чуда пробуждения, или те, которые видят в смерти сон без сновидений, совершенный сон, и тешат себя «разумными» и «естественными» объяснениями? Основной вопрос философии — кто его обходит, тот обходит и самое философию.
/Лев Шестов/
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Dragonknight
Цитаты о жизни.