Через две недели Маша снова попросилась к бабушке. Я не хотела отпускать, но Коля уговорил — мол, мама теперь знает о диете, все будет хорошо.

Забрала дочку вечером. Она была возбужденная, болтала без умолку. Дома сразу побежала в ванную, а я убирала ее вещи.

В кармане куртки нащупала что-то твердое. Вытащила — маленький кусочек шоколада в золотистой фольге.

Сердце ухнуло вниз.

— Маша, иди сюда, — позвала я дочку.

Она выбежала из ванной, волосы мокрые.

— Что это? — показала я шоколад.

Машины глаза стали круглыми:

— Не знаю.

— Маша, где ты взяла шоколад?

— Я не брала, — она попятилась. — Правда, мама.

— Он был у тебя в кармане.

Дочка заплакала:

— Бабуля дала. Сказала, что это секрет. Что тебе нельзя говорить.

Я присела перед ней:

— Маша, а что еще давала бабуля?

— Конфеты, — всхлипнула она. — И печенье с орешками. Но она сказала, что это игра такая. Что врачи глупые, и никакой аллергии нет.

Руки начали дрожать. Я встала, взяла телефон.

— Коля, нам нужно поговорить с твоей матерью.

— Что случилось? — он вышел из спальни.

Я показала шоколад, пересказала разговор с Машей. Лицо Коли темнело с каждым словом.

— Не может быть, — сказал он. — Мама же обещала.

— Звони ей. Сейчас же.

Тамара Васильевна подняла трубку на пятом гудке:

— Коля? Что-то случилось?

— Мам, мы едем к тебе, — сказал он. — Нужно поговорить.

— Сейчас? Уже поздно.

— Сейчас.

Ехали молча. Маша заснула в детском кресле. Я смотрела в окно и думала о том, что буду говорить.

Тамара Васильевна открыла дверь в халате:

— Что за срочность? Машенька что, заболела?

— Можно войти? — спросила я.

— Конечно, — она отступила. — Проходите.

Коля отнес спящую Машу на диван. Я прошла на кухню, открыла верхний шкаф. Там, за банками с крупой, стояла коробка конфет.

— Яна, что ты делаешь? — Тамара Васильевна зашла следом.

Я достала коробку, открыла. Шоколадные конфеты с орехами.

— Это что? — спросила я.

— Конфеты, — она подняла подбородок. — Я имею право держать конфеты в своем доме.

— Маша рассказала, что вы их ей давали.

— Ерунда.

Я открыла следующий шкаф. Нашла пакет с орехами, шоколадные печенья, батончики.

— И это тоже ерунда? — поставила все на стол.

Коля вошел в кухню, увидел эту выставку. Посмотрел на мать:

— Мам, объясни.

— Коля, я не позволю этой истеричке обвинять меня в чем-то! — Тамара Васильевна выпрямилась. — Я воспитала тебя, знаю, что нужно детям.

— Вы кормили Машу тем, что ей нельзя, — сказала я. — Зная, что у нее аллергия.

— Никакой аллергии нет! — она повысила голос. — Есть молодая мать, которая хочет показать себя заботливой. Которая из здорового ребенка делает инвалида.

— Мам, врач поставил диагноз, — Коля сел на стул. — Анализы сдавали.

— Врачи сейчас что угодно напишут, — Тамара Васильевна махнула рукой. — За деньги. А она готова платить, лишь бы доказать, какая она внимательная мать.

— Вы специально давали ей запрещенные продукты? — спросила я.

— Специально, — она посмотрела мне в глаза. — Чтобы доказать, что никакой аллергии нет. Чтобы показать всем, какая ты мать на самом деле.

— Мам, — Коля встал. — Ты что говоришь?

— Говорю правду! — Тамара Васильевна повернулась к сыну. — Коля, она тебя обманывает. Машенька здорова, ест все подряд у меня и прекрасно себя чувствует.

— А температура? Сыпь? — спросила я.

— Простуда. Потничка. Дети болеют.

— Вы рисковали здоровьем ребенка, — я почувствовала, как голос становится жестче. — Чтобы доказать свою правоту.

— Я спасала внучку от психованной матери, — Тамара Васильевна скрестила руки. — И буду дальше спасать.

Коля смотрел на мать так, словно видел ее впервые.

— Мам, — сказал он медленно. — Ты понимаешь, что говоришь?

— Понимаю. Лучше, чем ты.

Я взяла коробку конфет:

— Собираем Машу. Едем домой.

— Яна, подожди, — Коля догнал меня в коридоре. — Давай поговорим.

— О чем? — я осторожно подняла спящую дочку. — Твоя мать только что призналась, что кормила нашего ребенка тем, что может его убить.

— Она не это имела в виду.

— Что она имела в виду?

Коля молчал.

— Маша больше не останется здесь, — сказала я. — Никогда.

***

Дома Коля ходил по кухне, останавливался, снова ходил. Я заварила себе мяту, села за стол. Маша спала в своей комнате.

— Я не знал, — сказал он наконец. — Яна, поверь, я не знал.

— Знаешь теперь.

— Она сошла с ума. Мама просто сошла с ума.

Я пила горячий настой и думала о том, что сходят с ума по-разному. Кто-то кричит, кто-то бьет посуду. А кто-то использует здоровье внучки как поле битвы за свою значимость в семье.

— Что будем делать? — спросил Коля.

— Больше не оставлять Машу у твоей матери.

— Совсем?

— Совсем.

Он сел напротив:

— Может, поговорим с ней еще раз? Объясним серьезность...

— Коля, — я посмотрела ему в глаза. — Твоя мать созналась, что специально кормила нашего ребенка аллергенами. Чтобы доказать, что я плохая мать. Ты понимаешь?

— Понимаю, — он опустил голову. — Но она все равно бабушка.

— Которая рисковала жизнью внучки ради своих амбиций.

Коля долго молчал. Потом кивнул:

— Ты права. Я поддержу тебя.

Утром позвонила Тамара Васильевна. Коля взял трубку:

— Мам, мы вчера все обсудили. Решение принято.

— Какое решение? — голос был напряженным.

— Маша не будет у тебя оставаться.

— Коля, я твоя мать! Я имею право видеть внучку!

— Имеешь. Но под нашим присмотром.

— Это она тебе мозги промыла! — голос стал выше. — Эта стерва настроила тебя против матери!

Коля посмотрел на меня:

— Мам, не надо так говорить о моей жене.

— Жена! — Тамара Васильевна засмеялась. — Да она разрушает нашу семью! Отнимает у меня внучку!

— До свидания, мам.

— Коля, не смей вешать трубку! Коля!

Он отключил телефон.

В выходные приехала Колина сестра Лариса с детьми. Мы рассказали ей о случившемся. Лариса слушала, качала головой:

— Я всегда знала, что мама странная. Но чтобы настолько...

— Она звонила тебе? — спросил Коля.

— Звонила. Жаловалась на Яну. Говорила, что вы запрещаете ей видеться с внучкой.

— И что ты ответила?

— Что разберусь. А теперь понимаю — вы правы. Детей к ней не отпущу.

Тамара Васильевна пыталась найти союзников среди родственников. Звонила дальним тетям, рассказывала свою версию. Но Лариса успела раньше — объяснила всем суть конфликта.

Колин дядя Виктор позвонил сам:

— Коля, я с Тамарой поговорил. Она сама призналась, что кормила девочку запрещенными продуктами. Сказала, что хотела доказать — аллергии нет.

— И что ты ей ответил?

— Что она идиотка. Извини за прямоту. Но рисковать здоровьем ребенка из-за принципа — это идиотизм.

Маша первое время спрашивала про бабушку. Я объясняла, что бабуля болеет, и нам нужно подождать. Дочка расстроилась, но не настаивала.

Зато как изменилось ее самочувствие! Прошел месяц — никаких высыпаний, температуры. Маша стала активнее, веселее. Спала лучше, ела с аппетитом. Я наблюдала за этими переменами и понимала — мы приняли правильное решение.

Коля сначала переживал. Иногда говорил, что жалко маму, что она одна, что мы слишком жестоко поступили. Но когда видел, как хорошо стало Маше, сомнения исчезали.

— Знаешь, — сказал он как-то вечером, — я думал, что мама просто заботится. Оказывается, она боролась с нами.

— За что боролась?

— За право быть главной в нашей семье.

Тамара Васильевна пыталась встретиться с нами "случайно". Появлялась возле детской площадки, где мы гуляли. Подходила к Маше, говорила что-то про подарки и секреты. Я забирала дочку, уводила.

После нескольких таких встреч Коля поговорил с матерью жестко:

— Мам, если не прекратишь преследовать нас, мы обратимся в полицию.

— Преследовать? — она возмутилась. — Я гуляю в своем районе!

— Мам, мы знаем, что ты делаешь. Прекрати.

Встречи прекратились.

Сейчас прошло полгода. Маша выросла, окрепла. Мы нашли врача-аллерголога, который составил подробную диету. Дочка привыкла читать составы продуктов, знает, что можно, что нельзя.

Иногда она все еще спрашивает про бабушку:

— Мам, а когда бабуля выздоровеет?

— Не знаю, солнце. Может, нескоро.

— А я соскучилась.

— Я понимаю.

Я не говорю дочке, что некоторые болезни неизлечимы. Что есть люди, которые готовы навредить даже тем, кого любят, лишь бы остаться правыми. Маша узнает об этом позже. Пока пусть думает, что бабушка просто болеет.

А я знаю — я научилась защищать своего ребенка. Даже от тех, кто называет себя семьей.

Так же, много других сюжетов можно посмотреть тут.

Жене сказал. Она не отрицала. Просто сказала: "Я не знаю, как так получилось… Прости."

Прости, блядь?
Это 12 лет брака. Это мои дети. Это семья. А теперь я должен жить в одной квартире с предательницей и ребёнком, которого растил как своего, а теперь даже не знаю, как смотреть на него. Он не виноват. Но я тоже нет.

Что делать? Уходить? Судиться? Простить? Просто стереть и жить дальше? Или плюнуть на всё, собрать вещи и исчезнуть?

Если кто-то был в такой ситуации — напишите. Реально. Сейчас я на грани.

Садится в такси и едет домой. Открывает дверь. Заходит и слышит, что жена с любовником "милуется" по полной программе на их кровати. Мужик уходит, тихо закрывая за собой дверь и ловит такси до аэропорта. Направляется в буфет. Меняет деньги и звонит жене, что приехал. Садится в такси. Приезжает домой. Заходит. Его встречает радостная жена. Борщ, пузырь, закуска на столе. Дома чистота. Жена ласковая как никогда. Мужик водочки выпил, закусил, сидит борщец свежий кушает и думает: "Из-за двух копеек чуть такую женщину не потерял".

Объясните, пожалуйста, мне как блондинке, в чем прикол «гордо» вычислить измену и расстаться из-за этого, если потом ты в жопе, один и плачешь?