– Значит, Андрей Дмитриевич, говорите, тоже бывал у вас на приёме? – нарочно топорно сменил он тему, грубо перейдя сразу к делу.
И Вера Борисовна оценила такой ход, улыбнулась. Это было очко в его пользу как специалиста в её области.
– Дважды, – ответила она. – С первого раза не понял, что руки ко мне тянуть не нужно…
Данила изобразил гримасу неловкости. Комично получилось, и оба рассмеялись.
– А что же … эти? Его «амазонки»…
Вера Борисовна игриво захлопала ресницами. И ответила словами из песни:
– Мало-мало-мало-мало-мало огня…
Напела. Красивый голос. И сама как таёжная сказка. Тут даже не надо было понимать Андрея Дмитриевича. Закрутить с тридцатидвухлетним психологом утончённого ума и выжигающей глаза внешности хотел бы любой. Хоть раз крутануть столь раритетную пластинку на своём граммофоне. Ей даже просто могли платить за визиты сюда и приходить поглазеть, послушать. Конечно, она своей внешностью пользовалась. Но, судя по всему, сугубо в профессионально-финансовом поле, в личное такие люди, как Вера Борисовна, с работы ничего не запускают. В обычной жизни, скорее всего, была скромна и одинока. Вот она, поломанная туфля сапожника или погнутый докторский стетоскоп.
Разумеется, ничего она ему не показала. Мол, приходите, изымайте, хранится всё здесь, других рабочих архивов не имею. Что до убийства – сама не думала ни на кого, а психов – так их тут полгорода было. Практика у Веры Борисовны процветала. Здесь хорошо жили только Вяземские и Вербицкие, и те, кто на них работал. Не обязательно напрямую, но в дочерних предприятиях или в зданиях, которые принадлежали им и абы кого туда не «заселяли». «Естественный отбор» во славу единственных! Она и сама выбрала себе кабинет в семиэтажном офисном центре, где заседал Вербицкий, лишь потому, что здесь можно было почувствовать себя как в столице или даже Европе. Здание класса B+. Чистенько, дорого и все улыбаются. А несколько лет назад она продала квартиру, скопив, наконец, на приличный домик за городом, где смогла разводить любимые цветы. И, можно сказать, совсем стала счастлива. Вот этим поделилась уже от сердца.
– Что ж о цветах-то не заботитесь? – напоследок спросил Данила, когда вкривь или прямо хоть что-то у знал о некоторых из её клиентов из офиса Вербицкого.
– Да не свет это, не свет, – словно её уже достали этим вопросом, ответила Вера Борисовна. – Иранские удобрения. Хотела подешевле, с рук. А вышло вот так…
Данила осмотрелся. Развёл удивлённо руками, указав на роскошь, в которой она сидела, и он перед ней, за столом, с другой стороны.
– Сто двадцать квадратных метров, – просто ответила Вера. – Весь мой первый этаж. Знаете, во сколько обходится содержание такой оранжереи?
– Понятно. Сто двадцать метров. Ухожу…
Вот же паучиха. Хоть не критично, но обдурила малость. Ночью сделали копию с её журналов, открывали кабинет. В сейфе хранились только плёнки – ей-ей как у западных психологов! Вербицкий был у неё на приёме четыре раза, и раз – у её помощницы Светланы. Пять получалось в итоге. Но, признаться, всё говорило не против неё. Не суйте, мол, нос не в ваше дело. Большего о внутреннем мире и проблемах убитого она всё равно сообщать не собиралась. Скорее всего, не скажут ничего и плёнки. Главное, что они с ней друг друга поняли, и что-то сильно сомнительное после того, как совершилось убийство, скрывать бы она не стала. Может быть, Вербицкому удалось дотянуть докуда-то руки, и Вера не хотела говорить о других визитах по этой причине. Нечем тут было хвастаться, когда речь шла об Андрее Дмитриевиче. Вера Борисовна не «амазонка». Могла же она «оступиться»? Но быстро сделала для себя выводы.
– Обед-обед-обед! – Данила издалека показал на часы Кириллу и Жене, когда вышел после четырёхчасовой беседы с психологом. Время с ней пролетело незаметно. С двумя её девочками поговорит позже. Если не передумает.
Опер и следователь тоже дали понять, что ещё не обедали. И пришлось сесть с ними в машину, чтобы ехать на дачу к Вербицкому. В офисной столовой захватили кофе, печенье и бутербродов с колбасой. Жевали в дороге. Стажёр, который был поставлен охранять комнату с «амазонками», ждавшими допроса, позвонил в пути и спросил, что с ними делать, коли все так неожиданно разъехались.
– А ничего, – ответил Данила в трубку. – Главное, не выпускать и не давать работать. Никакой плазмы, журналов, мобил, пусть занимаются только друг другом… Что?.. Да хоть глаза пусть выцарапают, но сидят и ждут нас до вечера. Открой им окно подышать…
Дима потом прослушает запись. Данила оставил цифровой диктофон под столом. Иногда, когда медузы-горгоны сходились в одном пространстве и им ничего, кроме кислорода в окно не оставляли, таких чудес могли наговорить. Интересно будет узнать…
Только и успели доехать до дач, когда пришла смс от Валеры Казанцева. Данила запросил на всякий случай имена последних девиц. Выяснилось аж три. Те самые, что приносили на Вербицкого и Вяземского с Дорогомиловым заявления, но потом забирали. Переслал сообщение сразу Кириллу.
– Я тут один управлюсь, – сказал он им, отправляя обоих. – Сами поговорите с девочками. Звоните, если что…
Делать нечего, он старший. Хотели подучиться у него, работая рядом, но рук и вправду не хватало. С Москвы уже начали звонить со всего верху, расследуйте, мол, найдите, посадите, обезглавьте. Такого хорошего человека завистники погубили.
На дачу пришлось прокатиться не просто так. Кроме того, что хотелось взглянуть самому, в каком направлении ушёл преступник, произошло ещё одно событие. По нему собственно Мишины ребята и звонили. Два давнышних соседа Вербицкого, Багров и Батурин, чьи дома стояли ближе других, попались недавно, и попались вдвоём. Оба были из списка подозреваемых, беседы с ними запланировали на поздний вечер. Однако ребята успели проникнуть в дом убитого сами. Воспользовались тем, что много входов и окон, оторвали оградительную ленту и даже прикатили тележку. Пытались вывезти сейф, но охранник увидел. И Мишина группа теперь ждала, чтобы обоих забрать в отделение. Знали, кем послан Данила, с уважением отнеслись к ожиданию.
– Чего полезли-то? – спросил он у обоих. Снял с них наручники, когда остались втроём в одной из комнат. – У вас же дома ничуть не беднее…
И что бы они не ответили, он уже знал – убийцы среди них не было. Отпустил бы раньше, чем разносчика пиццы, доведись беседовать с ними с первыми.
– Да денег он должен нам, – сказал за двоих Багров. Батурин в подтверждение кивнул головой. – Больших денег, почти семьсот тонн, зелёными. Наличкой брал. По-соседски, без расписки. Нам тоже так давал, под честное слово. Только спросить-то с кого теперь? Мы ж подтвердить не можем. А в сейф наше при нас же и клал. Позавчера. Вот мы и…
В общем, ребята влипли. Убийство, конечно, на них не повесят, своё слово для Мишиной группы он скажет. Но для подобных изъятий долгов у покойных имелись суровые номерные абзацы в тонкой книжке УК. Теперь это станет заботой адвокатов.
– Миш, забирай!.. – позвал он коллегу через дверь. – Не они, – добавил, когда тот вошёл. Положил перед ним на стол наручники. – Вроде не буйные…
С женщинами всегда было сложнее. Как бокал с охлаждённым вином, с туманной испаринкой на стекле – не всё сразу видно. Вроде и знаешь, каким будет вкус, перед тем, как разлить, бутылку держал в своих руках. Но каждый глоток словно сюрприз. Были и среди мужчин преступники, которым удавалось его обмануть, пусть ненадолго. Но не в провинциальных городках или дачных посёлках. К жительству в таких местах был склонен иной мужской контингент, немного попроще. Его он видел насквозь, простой, словно розовый бисер на вышивке. Такими и были Батурин с Багровым.
Что ж, придётся заново выводить весь близкий круг, который на данный момент становился прозрачным, понятным. Его отпустили на неделю, и времени было достаточно. Не было задачи найти убийцу, важно было понять, есть ли он в ближайшем окружении. Киллеры, кредиторы, завистники, должники – хлопоты Мишиной группы. Данила чувствовал, что без личного тут не обошлось, и дело было не только в количестве нанесённых ударов. Иногда и обычный заказняк маскировали под что-то подобное, жуткое, бытовое. Отбрасывать то, что и сейчас, возможно, была маскировка, опыт работы не позволял. Масса нюансов действительно переплелись слишком тесно. Как говорят доктора, симптомы одного заболевания похожи на симптомы другого. При слишком личном и «горячем», свежем, как правило, оставляют много следов. При более «холодном» и отсроченном варианте всё может выглядеть выверенным и продуманным, меньше следов и больше изящества. Как с тем известным мексиканским блюдом. Убийца в доме Вербицкого наследил достаточно, даже оба орудия оставил на месте. Но в то же время многое из этого пока было бесполезным и ни к чему не вело. Включая след обуви и протекторы шин, взглянуть на которые его позвали.
Забор. На прутьях остался кусок искусственной кожи, с кровью самого Вербицкого. Значит, были перчатки. Залез, осмотрелся, спрыгнул. В посёлок попал, скорее всего, той же дорогой. Камеры все обошёл, потому что знал хорошо расположение. Их тут всего было пять – не ахти какое покрытие для деревеньки в двадцать четыре дома. Ну, типа свои, могучие олигархи и родственники, кто к ним посмеет сунуться? Ан вот, извольте.
Собаки перестали брать след за дорогой. И до неё-то путались. Потом даже пошли за одним из оперов. Но первый раз, когда остановились за ограждением, след лысых шин обнаружили прямо за обочиной. Рисунок хороший, но очень уж походил на квадрат Малевича. Чёрный, красивый и непонятный.
Пока он возился и ползал в траве, пачкая джинсовые коленки, рядом на пригорке появилась молодая женщина. Спускалась по тропинке в его сторону. С открытой улыбкой, хорошо одета, и грациозна как горная серна. Сразу было видно, не местная, из приезжих. Ибо первое, что бросилось в глаза – вкус и достоинство во всём облике. Интересно, что делал тут этот цветок, в поволжской пыли? Грязи, как ни странно, в это время года не оказалось. Приехала, наверное, навестить родителей. Жила где-нибудь в соседнем посёлке или каталась на яхте, которых у берега на якоре стояло судёнышек пять или шесть. Сейчас вышла просто прогуляться.
– Что-то потеряли? – с улыбкой спросила она. – Помочь?
Ну, надо же. Его приняла за деревенщину.
– Ага, – ответил он ей, почти не отвлекаясь. – Я поищу здесь, а вы – вооооон там. Потом поменяемся…
Бегло взглянул на неё вблизи.
Сохранив улыбку, не изменив длины шага, женщина прошла мимо него. Не обиделась, не испугалась, но поняла. Главное, подобрать нужную интонацию. Плюс немного несложной мимики. Правильно заметил один из героев Тарантино: «Не важно, ЧТО вы говорите, главное – КАК вы это делаете…»
Лазанье по кустам ничего не принесло. Кроме общего понимания, которое и так можно было получить от Мишиных ребят. Просто захотелось пройтись везде самому, головой преступника. Даже закрывал глаза иногда, представляя ночь, защитную темноту и прохладный ветер. Безусловно убийца хорошо знал местность. Вот тут он остановился и вышел из машины. В семи метрах от дороги, нарочно съехал в сторону, что б даже в свете фар за зелёной изгородью его авто не заметили. Прошёл до забора и перелез. Какое-то время выжидал момента у цветника Ли Сюня, а затем отворил дверь и вошёл. Интересно, он знал, что та будет не заперта, или готов был проникнуть как-то по-другому? А ещё, возможно, его запустили. Запястья позволил связать, потому что угрожали огнестрельным оружием. Но пулей убивать не хотели, только своими руками и ножом. Выполнил задуманное за несколько минут, насладился результатом и тем же путём покинул дом. Уехал потом в неизвестном направлении. Впрочем, как до этого тут и появился. Даже здесь, вдалеке от трассы, было шесть разных дорог – во все шесть сторон света. Местные гордились своим городком. Небось и два солнца всходило на востоке.
– Данила Александрович, они тут драку устроили. Я их по разным комнатам рассадил. Две требуют адвоката...
Сцепились-таки «амазонки».
– Алёна. Аллочку хотела побить, но та её навозила мордой по полу. Что делать?..
– Верни всех назад и сядь вместе с ними... Драться не давай, остальному не препятствуй. И это... Ты бы масла в огонь подлил что ли. Пусть не молчат.
– Придумай что-нибудь... Скажи, что Альбина самая красивая. Оказывай только ей знаки внимания.
– Да шучу я! Просто придумай. Девушке своей позвони, если сам не можешь…
Комната пахла мармеладом и пахлавой. Сладкое стояло на столике в вазочках, а рядом дымился в прозрачном чайничке чай. Кружка в маленьких руках китайца казалась просто огромной. Скромная осанка, небольшой сколиоз. Покорные глаза привыкшего подчиняться человека.
– Ли Сюнь, – попробовав душистый отвар, обратился к нему Данила. – Вспомните все последние гулянки. Кто был, во сколько приехал-уехал, как часто выходил подышать к вашим клумбам. Друзья, женщины, гости…
Маленький человечек отвечал односложно. Лишнего не говорил, от себя ничего не добавлял. Если не спрашивали, просто молчал. Потому всё пришлось собирать как пазл, спрашивать нужное, опираясь на гипотетическое. Таков был менталитет, не умысел. Вот же восточные люди, убил на него целых два часа, а ничего. Только давно всем известное и самые ничтожные мелочи. Подобными мазками завершают картину, готовую, когда она есть, нарисована. Управляющий и повар поведали ребятам Миши намного больше про последние загулы хозяев. А пять лет назад, как рассказал управляющий, на теплоходике, будучи в хмельном азарте, Вербицкий и Вяземский с Дорогомиловым этого Ли Сюня самого напоили. А потом подвешивали за ноги и окунали в воду с борта, рыбалили, так сказать, волжскую акулу «на червячка» приманивали. Тогда ещё была жива мать Вербицкого, и чтобы китаец не ушёл, наутро, протрезвев, в качестве извинений подарили ему целую пачку долларов. Кажется, тысяч двадцать. Незавидной была судьба у маленького самурая. Но очень доходной. И, к слову, какой же он самурай, если китаец? Тогда уж Джеки Чэн! Стиль Пьяного Мастера. Каждый выбирает свою судьбу и сколько готов в ней вынести. Этого Вербицкого на самом деле мог заколоть любой человек с улицы. Даже о спину управляющего Гены умудрялся когда-то тушить окурки, и тоже ему платил, за каждый ожог отдельно. Весело прожил свою короткую жизнь Андрюша Вербицкий. Таким даже черту по итогам прожитого подводить было не нужно – сама, ещё при жизни, светилась ярко-чёрным. Очень часто, по каким-то неясным, совсем неюридическим законам, смерть подобных субъектов тянула за собой кровь многих других. Хотелось надеяться, что пара капель, выступившая на разбитой Аллой губах Алёны, окажется последней.
В офисе Данила появился после обеда. Наверное, ближе к четырём. Разумеется, сразу пошёл взглянуть на «амазонок». Первой, завидев его, навстречу вскочила Алёна. Требовала разобраться. Как и накануне, духом была тверда, но по полу Аллочка навозила её лицом прилично. Снова сидели вместе с Альбиной зарёванные. Требовали отпустить к Вере Борисовне. Чуть не поссорились, которая из них первой пойдёт. Алла ещё повторно попросила адвоката, сказала, что всех ненавидит и не может больше тут находиться. Снова расплакалась. Побитая Алёна держалась как камень. Даже улыбалась, видя слёзы «подруг».
– Что произошло? – выведя стажёра в коридор, пожелал Данила узнать сначала его версию.
– Ээээ… Фамилию забыл... Гражданка… Алёна назвала гражданку Аллу неумелой норовистой сучкой. Схватила за волосы. Я видел сквозь дверь. А когда вошёл, еле разнял. Цепкие у Аллы Валерьевны руки, сильней она оказалась…
Вроде все три числились в некоем полуэскортном «секретариате» Вербицкого. Но, видимо, внутри были свои различия и разногласия, раз обижались и называли друг друга такими словами. А про Алёну другие сотрудницы офиса поговаривали, будто год назад Андрей Дмитриевич чуть не женился на ней. Целых три дня тогда ходил такой слух, но быстро угас на четвёртое утро. Вербицкий протрезвел и вернулся к работе. Единственный раз, говорят, когда видели плачущей Алёну Велеславовну. Может, до сих пор чувствовала себя примой в сравнении с другими, поэтому всех называла проститутками?.. Корона – она ведь такая. Один раз надень, а обод потом всю жизнь на голове чувствовать будешь. Даже если не на неё примерял.
Неуютные появились ощущения после третьего разговора с «амазонками». Алиби у Алёны так и не подтвердилось. Но всё равно сомнения в причастности любой из них выросло до порога отказа от подозрений.
– Вера Борисовна!.. – окликнул он её у лифта, около шести часов, когда вышел подняться в столовую-кафе на четвёртый этаж. Нужно было успеть перекусить до закрытия и взять йогурты девочкам, с ними он ещё не закончил. Хозяйка психологического кабинета тоже направлялась наверх. Её кабинет был на третьем.
– Алла Валерьевна и Альбина Петровна ещё у вас, – сообщила она про двух амазонок. – Если задержите их, то я бы пошла домой. Буду признательна. Они у меня сегодня на шесть и на семь…
– Можете ехать, – весело кивнул ей Данила. – Для вас – задержу…
Восхитительно и благодарно улыбнулась. Оставив при этом поднятым барьер.
– Хотела заняться цветами… – объяснила.
Он снова улыбнулся в ответ. С удовольствием сам помог бы ей с домашней оранжерей, а затем сводил бы в парк, в театр или в кино. Защита у неё была, однако, как бронежилет. А времени его снимать и лишних усилий в запасе на это не имелось.
Йогурт, спустившись, передавал уже в руки стажёру.
– Не вернусь через пару часов – отпустишь до завтра, – распорядился напоследок Данила насчёт «амазонок». А сам на стоянке прыгнул в машину. Помчался с водителем из офиса Вербицкого по узеньким улочкам городка.
Кирилл и Женя объехали девушек по наводке Казанцева. Вернее, успели только двух. А по пути, когда выдвинулись к третьей, позвонили родители первой, Оксаны. Там изначально, что дочка, что мама с отцом, отказывались разговаривать. Девушка вообще замолчала, выбежала из комнаты. Отец, правда, потом намекнул, что два года назад, когда всё случилось, от Вербицкого к ним приезжали. Оставили денег, много, и велели молчать. До сих пор ни копейки не потратили, показали пакет. Он и говорить-то начал, только когда поверил, что московский следователь интересуется, и что сами Кирилл и Евгений работают с ним, а не с районным отделом, где проживала семья. Про ночь убийства Вербицкого сказал, что Оксаны накануне дома не было. Но вроде была у подруги, по-тихому дал её номер. А как позвонили договориться о встрече с подружкой, та рассказала, что неделю её уже не видела. И следом уже позвонил отец. Сообщил, что Оксана после их отъезда… спрыгнула с крыши их двухэтажки. Сломала шею. Была ещё жива, но в больницу отправилась в тяжёлой коме. Боялись, не довезут. Данилу набирали из коридора возле реанимации. Сделать что-то в этой ситуации он не мог, но всё же решил доехать сам. На квартиру пострадавшей срочно отправили группу, осмотреть личные вещи и комнату. Юра говорил, что убийца мужчина, но чем чёрт не шутит? Разъярённая кошка становится тигрицей. Рост у Оксаны был выше метра семидесяти. И обувь по размеру близка – это ещё в прихожей Женя заметил.
– Как думаешь, признание?.. – первое, что спросил Кирилл, когда встретились в коридоре больницы.
– Не знаю, – честно ответил Данила. – А не перестарались? Меня с вами не было.
Оба пожали плечами. Не в первый раз вели подобные беседы, делали всё тактично и осторожно. Тем более, с девушкой поговорить не успели, а только с её отцом. Такое, конечно, бывало и хуже, чем сам разговор, вполне могло послужить триггером для прыжка. Следовало подумать об опытной женщине-сотруднице. С другой стороны, прошло несколько лет. И деньги взяли, и в инстанции выше за защитой не обратились, вообще взвалили на себя всю ответственность. Вот как тут судить, кто и в чём виноват? И в то же время всё походило, действительно, на признание. Осталось выяснить, где Оксана была той ночью, а эксперты поищут на одежде следы. Прыгать с высоты и лишать себя жизни в любом случае никогда никому не стоило. Ведь это всё большая иллюзия, что быстрое самовольное падение разжалобит кого-то там наверху, и поможет потом вознестись в рай на весёлом облачке. Скорее, протолкнёт только ниже. Короткий путь – путь в никуда…
Всё равно было жаль. Их всех. Прыгунов с летунами и глотателей таблеток с кислым уксусом. Нельзя не пожалеть человека, потерявшего надежду и способность принимать ведущие к чему-то правильному решения...
Девушка умерла, не приходя в сознание. Прямо на операционном столе. Из дома тем временем забрали её одежду на экспертизу, изъяли из квартиры ножи. А теперь перерывали двор. У отца был гараж, в который он не ставил машину, и там со своими подругами она иногда тусила. Играла в местной готической группе, что пару лет назад, однажды, участвовала в поволжском круизе. Они выступали на теплоходе, а Вяземский с Вербицким и Дорогомиловым оплачивали культурную программу для отдыхающих. Катали по Волге своих гостей и партнёров по новому бизнесу. Вот так и познакомились. Это после того волжского тура Оксана приносила заявление. На третий день, как только дали частный концерт в известном дачном посёлке. Два дня её группу, состоявшую сплошь из молоденьких девушек, оттуда не выпускали. В милицию отважилась прийти только она. И то с ней быстро вопрос «порешали», заявление пришлось забрать на следующий день. Группа после этого больше не репетировала, и каждая из пяти участниц отправилась дальше в жизнь своей дорогой. Об этом рассказал отец Оксаны, пока надежда ещё была и дочь его оперировали… Но всё оборвалось…
– Куда? – спросил Кирилл.
Дело, на которое он не хотел выезжать, перестало приносить удовольствие. Утром первого дня он почти видел, чем и когда оно закончится. Но надежды на двух подозреваемых лопнули. Новые не появлялись. Теперь понимал, что если не подтвердиться версия с погибшей Оксаной, то он тут скорее всего больше не нужен. Дожмёт «амазонок» и сразу домой. Его задача была почти выполнена. Оставит только ребятам наводки, к чему и к кому присмотреться получше…
– Давай-ка в офис, – попросил он Кирилла, пока не повернули на ведущую к гостинице дорогу. – Документы забыл. На ночь ещё полистаю…
В многоэтажке Вербицкого он в третий раз за день встретил Веру Борисовну. Весёлую, счастливую. Будто отдохнувшую.
– Дождалась, – с улыбкой сказала она.
– Ваших девушек. И моих клиенток.
– Сегодня пусть вянут без меня…
Медленно пошли пешком. До остановки. Успевали ещё на последнюю маршрутку.
– Я по-прежнему не могу сказать вам, о чём они мне говорят. Непрофессионально. Но могу сообщить о другом. О том, что не сказано…
– Об убийстве? – пытался догадаться он.
Пришлось изобразить на лице томительное мучение.
– Ни о чём, – после паузы произнесла Вера Борисовна, когда они оба остановились. – Любое слово клиента – тайна. Но когда слов нет, то и скрывать, стало быть, нечего. Альбина Петровна сегодня молчала. Впервые не сказала ни слова. Все два часа проговорила я, и она меня только слушала…
– А до этого… когда был с ней последний сеанс?
Форточка, которая едва приоткрылась, захлопнулась перед самым носом.
Однако вид у него, вероятно, стал настолько расстроенным, что Вера даже рассмеялась. Вернула своим смехом хорошее расположение духа им обоим. Даже захотелось улыбнуться. Он не сказал о произошедшем на работе. Такое ни к чему. И был благодарен, что шёл сейчас не один.
Кофе они выпили недалеко от её дома. Домик был за городом, но в том направлении автобусы ходили до одиннадцати. В десять двадцать пять стояли под крышей автобусной станции, до которой также догуляли пешком. Сверху накрапывал дождь, а Вера переживала, будет последний рейс или нет. Перешли с ней на ты. И как только автобус появился, перед носом Данилы закрылись уже не окна, двери. Пусть будет так. Если эксперты ничего не выжмут из имеющегося у них за ночь, то утром плотнее займётся Альбиной. Она, в конце концов, ночевала в дачном посёлке. И Юра тоже не отрицал, что при всех мужских признаках, пусть и косвенных в большинстве, пару процентов на то, что убийцей могла оказаться женщина, он оставлял…
А ночью зазвонил телефон. Не мобильный, который он отключил, чтобы выспаться. Всегда в первые дни утомлялся сильно на новом месте. Звонил обычный, гостиничный дисковый, стилизованный под семидесятые. Данила нехотя протянул руку. В окно падал ранний свет, а, значит, было больше трёх часов утра. Поднёс трубку к уху, сказал «алло». И уже через несколько мгновений сел на постели, спустил с кровати ноги, готовый одеться.
«Кого-кого?.. – переспросил он. И уже глуше: – Когда?..»
Она застала его в спальне. Поставила предмет на прикроватный столик, когда смело прошла к нему и показала себя во всей красе. Была почти обнажённой, чуть распахнула лёгкую курточку. Голые, в красивых колготках ноги.
– Как… Ты?.. – успел он удивлённо спросить, ставя бокал с мартини на окно. Улыбнулся при этом неловко.
Но когда глаза статуэтки зажглись, сразу стал безвольным и потерял дар речи. Пустил слюну.
Вывела его в сад, где усадила. Крепко привязала руки к цепям, а ноги к сиденью. Забинтовала мерзкий рот. После чего убрала статуэтку в сумочку. Возможность шевелить руками по своей воле и мычать в тугую ткань к нему скоро вернулись. Ничего, никто не услышит. А вот он должен прочувствовать всё, иначе жертва напрасна.
Вербицкий был нежен. Сначала очень старался. Дорогомилов же – сразу груб. За это и получал теперь остриём, без всякой предварительной ласки. Будто рогом разгневанного бизона ему пробивало толстую шкуру с треском. Качели качались, она сама помогала им раскачиваться сильнее. И каждый раз животом он натыкался на нож. Голова его поникла быстро, уже после шестого соития с острой сталью. Пришлось тогда остановить это детское веселье с катанием и продолжить руками самой. Ей нравилось это делать. Сумеет насытить она – вдоволь насытят её. Когда же закончит работу, покажет её плоды тому, для кого всё делала. А в истинном и конечном смысле – для себя самой…
