Приземление Часть первая
автор Рассказа Александр Зубенко
автор Рассказа Александр Зубенко
Каждый пилот космического корабля знает об опасностях межпространственного перелета. Время полета с Земли на Марс составляет двадцать четыре часа, но где окажешься в случае сбоя?
Часть 1. Долгий сон Артема Сорокина
Спросите любого астронавта о том, что он слышит во время пробуждения, и, если это не Володя Леванов, ответ будет всегда один - мерное ворчание пневматического двигателя. Вовку будит музыка Баха, - ха-ха, хотел бы я в это поверить…
Я просыпаюсь под тихий рокот работающей пневматики, чувствуя, как свежий воздух снова наполняет легкие, а сердце в груди начинает стучать. Ну что ж, мой будильник снова сработал, значит пора вставать и приниматься за работу.
Первые несколько минут бодрствования самые тяжелые. Они липкие и тягучие, могут растянуться на целую вечность, нужно иметь незаурядное мужество для того, чтобы их пережить. Впрочем, другие у нас не работают, АО «Заслон» очень тщательно подбирает астронавтов на свои корабли.
Я еще не открыл глаза, но уже чувствую, как поток сжатого воздуха с силой обдувает мое лицо, а предплечье сковывает тугая повязка. Над головой отъезжает в сторону защитный колпак, освобождая путь из тесной капсулы. Датчик издает звуковой сигнал, а затем загораются светодиоды. Пять крохотных огоньков наполняют защитную капсулу изумрудно-зеленым светом. Я вижу этот оттенок сквозь сомкнутые веки – пульс и давление в норме, причин лежать больше нет.
Собираюсь с силами, и заставляю свое тело принять сидячее положение. От резкого движения картина перед глазами немного плывет, каюта принимает неясные и размытые очертания. Это нормальная реакция организма после суточного пребывания в анаболическом сне, вызванном серьезными медицинскими препаратами.
Я сижу, опершись на правую руку, мысленно отсчитываю от шестидесяти до нуля, ожидая восстановления вестибулярного аппарата. Полет от Земли до Марса в обычных условиях длится чуть меньше девяти месяцев, но при помощи передовых разработок АО «Заслон» это время удалось сократить до трех суток.
Между расстоянием, скоростью и временем прочно вклинился «коэффициент Перельмана», открыв новые горизонты в освоении космоса. Ученые из проекта «Заслон» называют это «межпространственным прыжком», мы, астронавты, называем это – «короткой отключкой».
То, что безболезненно переносит сложная электроника, оказывается непосильной задачей для человеческого организма, единственное решение – анаболический сон. И тут все до смешного банально. Чтобы погрузить астронавта в глубокое забытье, и плавно вывести из этого состояния, нужны те самые двадцать четыре часа, на которые нас отключают. Вот так, за несколько секунд космические корабли преодолевают расстояние в двести двадцать пять миллионов километров, после чего сутки болтаются на орбите, в ожидании пробуждения своих экипажей.
При мысли об экипаже меня окатывает ледяной волной, хотя в каюте постоянная температура. Капитан, бортинженер и штурман-навигатор, все это исключительно в моем лице. Маленький человек, находящийся в сотнях миллионов километров от родной планеты, такое может свести с ума, особенно в первые минуты после пробуждения.
Впрочем, это все ерунда, для поставленной задачи вполне достаточно и одного человека. Я везу на Марс новые образцы искусственно выведенных земных растений, адаптированных под условия красной планеты. Во всяком случае, так полагают ученые умы, успешно трудящиеся в научных лабораториях, собранные под началом АО «Заслон». Последнее, к слову, мне и предстоит выяснить. Я про растения, если вы не поняли.
Ну вот, головокружение прошло – самое время выбираться из берлоги. Я осторожно вынимаю ноги из капсулы и медленно опускаю их на прорезиненную поверхность пола каюты. Естественно, тут не высоко, но после пробуждения возникает иллюзия, что между мной и полом не какой-нибудь метр, а расстояние не меньше высоты небоскреба. Единственным астронавтом, с которым я поделился своими страхами, был Володька Леванов, но тот лишь посмеялся надо мной, умело отклонившись от честного ответа.
Пол на месте и это хорошо, встаю на ноги и плавно поворачиваюсь в сторону шкафа с одеждой. Шкаф должен находиться справа от меня, осталось сориентироваться где право, где лево. Делаю два осторожных шага, чтобы немного привыкнуть к весу собственного тела. Гравитация на корабле составляет ровно тридцать семь процентов от привычной для человека земной гравитации, ученые уверяют, что это золотая середина для космических перелетов.
Я иду медленно и осторожно, и все равно на четвертом шаге чуть не споткнулся, смешно, по пингвиньи взмахнув руками. Возможно для организма сыворотка сна и проходит без следа, но ощущаешь себя в точности, как с похмелья. Через несколько шагов добираюсь до своей цели, смотрю на шкаф с одеждой и думаю, - кто же назвал его шкафом?
Небольшой квадратный короб с двумя вертикально-выдвигающимися полками. На верхней аккуратно сложен рабочий комбинезон, а на нижней стоят легкие полукеды. Не с первого раза нога попадает в нужную штанину, если наблюдать со стороны, мое одевание – это та еще хохма. На то, что я за несколько секунд проделывал на Земле, у меня уходит минут пять, если не больше.
Одевшись, я снова почувствовал себя полноценным человеком. Несмотря на то, что ты один в миллионах километров от родной планеты, передвигаться по кораблю в футболке и трусах как-то глупо и очень неловко. Ну вот, теперь можно подойти к мониторам, сверить свои координаты, относительно координат орбитальной станции. И добро пожаловать – встречай, Марс, а если что не так – мне поможет бортовой компьютер.
Кстати, про компьютер, что-то я давно не слышал его, разве он не должен был вступить в контакт сразу после моего пробуждения? В голову закрались тревожные мысли, от чего мне снова сделалось не по себе. Я слукавил, говоря, что я единственный член экипажа. Формально, конечно же, это так, но со мной на борту искусственный интеллект, надежный попутчик для космических перелетов.
Задвигаю полки шкафа с одеждой и поворачиваюсь в сторону приборной панели. Глаза сами фокусируются на зеленом светодиоде наверху – все в порядке, главный двигатель работает и запущен. Ниже под индикатором панель управления, два главных монитора погашены. Это нормально – так все и должно быть, зачем им светиться, когда экипаж находится в анаболической капсуле? Смотрю левее и не верю глазам – вижу аббревиатуру «Socket-307», но цифры не светится.
- Сокет? Сокет! – зову я, и замираю в ожидании голоса из динамиков.
Следующие несколько секунд тишины кажутся самыми страшными и тревожными в моей жизни.
- Сокет! – снова зову я, на этот раз уже не питая особой надежды.
Тишина. Мой верный и надежный искусственный интеллект, разработанный, к слову, все в том же «Заслоне», оставил меня совсем одного.
- Маленький человек в далеком космосе…
Не успела фраза сорваться с губ, как я уже пожалел о каждом слове. Нервный срыв мне сейчас совершенно ни к чему, лечить здесь его просто не кому. Дышу медленно и полной грудью, вдох-выдох, вдох-выдох. Чувствую, как адреналин спадает в крови и продолжаю двигаться вперед к бортовой навигационной панели.
Едва руки коснулись клавиатуры, пальцы автоматически ввели восьмизначный код – мой личный доступ к системе управления. Несколько мониторов передо мной засветились тускло-синим неоновым светом. Но, прежде чем на экране замелькали строки с таблицами и данными о бортовых приборах, мои глаза прочитали надпись: «Сбой системы, требуется перезагрузка».
Адреналин вернулся с удвоенной силой, мозг активировался и принялся анализировать. В голове крутился один вопрос, – в какой момент на экране появилась эта надпись? И тут же закралось тревожное опасение, - был ли сбой разовый, или он проявился многократно? Пальцы снова застучали по бортовой клавиатуре, для ответов мне нужно получить доступ к архиву полета.
Несколько раз я попадал не на ту кнопку, команды сбивались, приходилось вводить их заново. Через несколько минут мои труды увенчались успехом, на дисплее появилась нужная директория. Отыскав глазами соответствующий файл, в котором хранится информация о системе, я щелкаю по нему и замираю в кресле.
Через несколько секунд, пока глаза бегло просматривали записи о событиях из протокола системы, мозг наконец признает факт, что худшие опасения подтвердились: «сбой системы, требуется перезагрузка» и через несколько секунд надпись повторяется снова. Ни данных с наружных датчиков, ни информации с навигационных приборов – «Запуск – Сбой, Запуск - Сбой» повторяется через строчку.
- Ладно, - говорю я пустому кораблю, смотрю при этом на панель с надписью «Socket», - пора совершить человеку то, что не смог сделать компьютер.
Поднимаюсь с кресла и делаю несколько шагов по направлению к боковой панели. Ноги не держат, колени подгибаются – хорошо, что тут нет земной гравитации. Предохранительную панель я нахожу без труда, на полетной базе нас хорошо натаскали на возможные неисправности. Открываю скобу предохранительного блока и методично щелкаю все тумблеры, начиная с левого крайнего.
И все-таки, когда моя рука дошла до самого правого – главного предохранителя, отключающего всю систему, палец в нерешительности завис в воздухе, и замер перед тумблером, немного подрагивая. Интересно, это мозг отдал команду остановиться, или моя рука живет собственной жизнь? - смотрю на свой палец и удивляюсь ходу собственных мыслей.
Последний щелчок прозвучал слишком громко и очень зловеще, от неожиданности крепко сжимаю зубы. Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь бывать на космическом корабле в кабине пилота, если нет, открою секрет – тишина - самый страшный из всех возможных там звуков.
Навигационная панель мигнула и погасла, через секунду стих рокот главного двигателя. Тишина ударила по нервам, мне пришлось схватиться руками за штанины комбинезона, чтобы уберечь свои пальцы от прикосновения к тумблерам. В голове появилась цифра девяносто, мозг отстранился и начал обратный отсчет. Двадцать третий пункт аварийной инструкции вспомнился, хвала инструкторам, сам собой.
а
Подавляю желание торопить цифры, считаю медленно, перед каждой следующей добавляю гласную И. На цифре сорок три чувствую острую боль в правой ноге. Опускаю голову, не прерывая отсчета, и вижу, как побелевшие пальцы руки мертвой хваткой вцепились в ногу.
- Тридцать семь, - считаю я, и одновременно посылаю импульс руке – отцепиться. Рука не слушается, нога горит, я считаю, - двадцать девять… Досчитав до восемнадцати, до меня дошло, что стоит использовать левую руку, - три – продолжаю я свой отсчет, когда боль в ноге понемногу стихает.
Проверять силу воли я не стал, досчитав до нуля тут же тяну руку в сторону главного предохранителя. На этот раз звук щелчка показался тише, чем при выключении. Замираю, прислушиваюсь, поворачиваюсь к приборам, а мозг снова отстранился и работает, - четыре, пять, - снова считаю про себя, помня, что через пятнадцать секунд система должна завершить загрузку.
На цифре семнадцать сердце замирает и пропускает сразу несколько ударов. Навигационная панель мертва, индикация главного двигателя не активна. Выдыхаю через нос, стараясь не паниковать и снова выключаю главный тумблер.
На этот раз счет дается с трудом, в голове скачут и мелькают мысли. Цифры растягиваются в минуты, каждая из которых бренчит по натянутым нервам. Начиная с шестьдесят один, к каждой «И» я прибавляю «черт побери», ругая себя, что не выучил ни одной молитвы.
- Сорок семь, - уже каждую ногу сводит судорога, но я не отвлекаюсь на свои шаловливые руки. На «тридцать пять» меня пробирает нервный смех, но он заканчивается уже на цифре двадцать. Последние два десятка «И» я заменяю на слово «Заслон» и снова щелкаю на главный тумблер.
Не помогло. Чувствуя, как гнев закипает внутри, я несколько раз подряд включаю и выключаю главный тумблер. На какой-то раз, я уж сбился со счета, свет надо мной на мгновенье мигнул. Боясь поверить в собственную удачу, я щелкаю вверх остальные предохранители.
Главный двигатель так и не ожил, бортовые мониторы по-прежнему мертвы. Но система жизнеобеспечения включена, единственная радость – я не замерзну до смерти…
- Ну что же, - говорю сам себе, слыша, как слова повисают в неподвижном воздухе, - теперь у тебя есть все основания паниковать, не стесняйся, Артем, никто не услышит.
Падаю в кресло, но сил на панику уже не осталось, все эмоции унесли проклятые цифры. От безысходности хлопаю себя ладонью по лбу, рука безвольно падает и опускается к подбородку. И натыкается на то, чего быть не должно, не веря руке, я хлопаю по лицу другой ладонью.
Когда и вторая ладонь чувствует под собой большую, колючую бороду, я вскакиваю с кресла, и не обращая внимание на боль в колене, которым задел по навигационной панели, опрометью бегу в туалет, который находится за анаболической капсулой.
Аварийное освещение слишком тусклое, чтобы рассмотреть подробности и детали, да и в маленькое зеркало много не разглядишь, но этого мужика, который смотрит на меня сквозь тусклое зеркало, я вижу впервые в жизни.
- Твою звезду, ну здравствуй, Артем! – говорю своему отражению, видя, как его губы в точности повторяют движения моих губ, а вокруг рта крепкие заросли настоящей кудрявой бороды.
- Сколько же я проспал? – спрашиваю отражение, которое раздирает дикий, безудержный смех.
- Сколько я проспал, ха-ха-ха! - дразнится бородач в зеркале, судорожными движениями глотая спертый воздух, в перерывах между приступами смеха, - а главное – куда же ты прилетел?!
Обратите внимание:
О драконах и грибах - правильная музыка под мистическое фэнтези.
Братья - Бобры зажигают.
Автор - Павел Волченко
На спутнике Марса, на Фобосе, что в переводе с греческого значит Страх, стоит извечным изваянием Монолит - геометрически правильная гигантская глыба. И двое исследователей, космонавтов, входят в его непроницаемую тень, в его чертоги, а там - давние, древние - следы чужой, иной, непонятной цивилизации. Некрополь, что старше самого человечества. Лестницы, тьма, все глубже и глубже они погружаются во чрево Фобоса под Монолитом и что же прячется там, в его основе, на многокилометровой глубине?
Автор - Дэн Купер
Бороться со своими страхами всегда трудно. Особенно это сложно, когда ты находишься за миллионы километров от родной планеты и понимаешь, что от тебя зависит не только собственная жизнь, но и жизни близких людей. Максим Коренев - смелый молодой человек, не боящийся никаких испытаний, но хватит ли ему смелости перешагнуть через собственные страхи?...
«Орбита смерти» — дебютный роман Криса Хэдфилда, канадского астронавта, который уже отметился на литературной ниве автобиографией «Руководство астронавта по жизни на Земле». Переключившись на жанр триллера, Хэдфилд обращается ко временам Холодной войны и рассказывает историю космической миссии, которой в реальности не было. С одной стороны — советские космонавты и их секретные задачи на орбите, с другой — экипаж НАСА, которому поручили разобраться с советским спутником-шпионом. Космические драки, внутренняя кухня НАСА, интриги и потрясающая детализированность всего происходящего — козыри романа.
К выходу «Орбиты смерти» на русском мы перевели статью Эрика Волмерса, в которой сам Хэдфилд рассказывает о том, что побудило его написать роман и как он выбирал тему и эпоху.
Когда Криса Хэдфилда спрашивают о писательстве, он отвечает весьма резонно. Книга должна быть о космосе. И о космических полетах. И о том, как быть астронавтом.
— Для меня это все равно что другой вид полета в космос: годы труда и нарабатывания опыта теперь подвергаются проверке, — говорит Хэдфилд в интервью Postmedia. — Так что можно сказать, что следующий мой полет состоится 12 октября (*12 октября 2021 года — дата выхода книги на английском языке (прим. переводчика). Я не особо нервничаю. Просто предвкушаю. Чувство такое же, как и перед каждым из трех полетов в космос.
Очевидно, уважаемый астронавт и бывший командир МКС придерживается принципа «пиши о том, что знаешь». Но дело не только в этом. На протяжении многих лет длинный список проектов Хэдфилда был плотно связан с его опытом космонавтики. Пел ли он «Space Oddity» Дэвида Боуи в нулевой гравитации на борту МКС для записи видео, говорил ли о страхе в TED Talk, участвовал ли в мини-сериале National Geographic «Неизвестная планета Земля» с Уиллом Смитом или брался за мемуары («Руководство астронавта по жизни на Земле») или в книжки для детей («The Darkest Dark») — кажется, Хэдфилду всегда нравилось пользоваться своей популярностью для того, чтобы привлечь внимание к космической программе.
Да, идея бросить себе вызов и написать книгу в добрых 500 страниц пришла в голову не самому Хэдфилду. Но подход его остался прежним.
— Разумеется, я отвечал за достоверность собственной репутацией, — говорит он. — Еще у меня было внутреннее желание показать людям, как на самом деле выглядят полеты в космос. Как люди реагируют? На что это похоже? Как говорить друг с другом? На каком языке? Какой системой мер пользоваться? На что похож удачный день, а на что — неудачный?
Конечно, технические детали важны, но важен и сюжет, если речь идет о триллере. После того, как Хэдфилд написал новое предисловие к переизданию классики 50-х, «Марсианских хроник» Брэдбери, в 2015 году, Джон Батлер, исполнительный директор британского издательства Quercus Books, который издавал «Руководство астронавта по жизни на Земле», прочитал это введение, связался с Хэдфилдом и предложил ему написать художественную книгу. Батлер же задал общее направление для книги писателя-новичка, придумав название (На английском книга называется «Apollo Murders» — «Убийства на “Аполлоне”» (прим. переводчика)).
— Оно само задало тон, — говорит Хэдфилд. — Читаешь «Аполлон» — сразу понимаешь, когда было дело, а «убийства» — во множественном числе (Что примечательно, в русской версии названия «Орбита смерти» обе части работают аналогично: и место действия, и события сразу понятны (прим. переводчика). Воображение сразу заработало, и я просто принялся за работу.
«Орбита смерти» — затягивающий триллер, который также служит отличной книгой для тех, кто ищет, с чего начать погружаться в мельчайшие подробности космических полетов. Еще это исторический и одновременно альтернативно-исторический роман, который бросает читателя в параноидальный мир Холодной войны времен Никсона, показанный глазами соревнующихся космических программ. В реальном мире НАСА запускала «Аполлоны» до 1972 года, а потом их отменил Никсон из соображений экономии бюджета. В «Орбите смерти» миссия «Аполлон-18» не отменяется и стартует в 1973 году, но Хэдфилд добавляет интригу насчет секретного задания в духе Холодной войны.
В 1973 году Хэдфилду исполнилось всего 14 лет, так что этот период имеет место до того, как он отправился в космос. Но до того, как три раза слетать в космос, стать первым канадцем, вышедшим в открытый космос, и командиром МКС, Хадфилд в 1980-х принял активное участие в Холодной войне в качестве пилота истребителя. Его приключения включали в себя перехват советских бомбардировщиков Ту-95, которые приближались к воздушному пространству Канады у побережья Лабрадора. Еще он несколько лет отвечал в НАСА за сотрудничество с российской стороной, что позволило ему глубоко изучить и эту страну, и ее культуру.
— Я опирался на собственный опыт и на эпоху, и как-то так и научился делать вообще все в жизни, — говорит Хэдфилд. — Чего я стараюсь добиться? Мне как будто девять лет, и мне хочется прогуляться по Луне. Вот моя цель, так чего мне не хватает? Нужно научиться делать все необходимое. Так что я провел настоящее исследование и научился писать. Читал книгу Стивена Кинга, смотрел мастер-класс Джеймса Паттерсона. А потом перечитал целую кучу книг, чтобы посмотреть, как писали их авторы. Но еще мне, само собой, нужен был мотив для убийств. Возможно, я откопал бы его в настоящих миссиях «Апполон». Но никого не убили — по крайней мере, не специально. Так что я подумал: пусть будет «Аполлон-18». И что случилось? «Аполлон-17» стартовал в декабре 72-го. Итак, что творилось в мире зимой, весной и летом 1973? И я кое-что припомнил.
И это привело к внедрению в книгу некой удивительной истории: наш герой, диспетчер Хьюстона Казимирас (Каз) Земекис, пытается обеспечить безопасность экипажа НАСА, который борется за победу с российским экипажем, который, в свою очередь, должен забрать с поверхности Луны нечто ценное. Сюжет добавляет полузабытых деталей из реальной истории этого периода. В том числе, космическую станцию «Алмаз», советский спутник-шпион, который нес на борту вооружение. В 1970-х между КГБ и РПЦ складываются некие тайные связи. А еще есть усыновленные в США беженцы, которые оказались там после Второй Мировой — программа, по которой около 5000 европейских сирот оказались в Америке.
Кроме того, на страницах книге есть таинственное крушение вертолета, стрельба и взрывы в космосе и кулачные драки в невесомости. Но все это смешивается с куда менее приятными деталями космических путешествий: перегрузки на старте, научные обоснования тому, почему в космосе у некоторых астронавтов отходят газы, а также гротескные опасности рвоты в скафандре. Так как это триллер, то разумеется, не все астронавты — те, кем кажутся. Но Хэдфилд хотел добиться того, чтобы его персонажи казались реалистичными. Он долго ругал то, как астронавты изображаются в популярной культуре, например, в таких фильмах, как «Космические ковбои», «Армагеддон» («Просто отвратительно», — говорит он) и «Гравитация» («Этот фильм отбросил назад целое поколение женщин. Это так оскорбительно для астронавток самих по себе и для того, чего они добились!»). А о персонаже Мэтта Деймона в «Марсианине» Ридли Скотта он отзывается как о редком примере голливудского фильма, который показал все правильно.
— Он поразительно технически подкован, в отличной физической форме, но еще обладает бездной оптимизма и выносливости, никогда не опускает руки и решает все проблемы», говорит Хэдфилд. — Астронавты такие и есть. Мы не ищем приключений, мы здраво оцениваем риски, а еще мы очень высокопрофессиональны. Но еще мы — группа ярких энтузиастов с самым широким разбросом характеров, опыта и культур. Среди нас встречаются очень требовательные, несколько даже психопатичные люди.
«Орбита смерти» — альтернативно-исторический роман о проектах НАСА, которых больше нет, Хэдфилд считает, что он должен отзываться в современных читателях, поскольку интерес к космической программе возвращается. Хэдфилд говорит, что мы живем в интересные времена, если говорить о космических полетах.
— Лето (Статья написана в октябре 2021 года (прим. переводчика)) было восхитительное! — говорит он. — Мы ждали частного полета в космос 10.000 лет. Три разные компании отправляют в космос туристов после ожидания в 10.000 лет! Так странно и потрясающе! Но к тому же, мы просидели на космической станции 21 год, и то, что делает Илон (Маск) со своим новым большим кораблем — это невероятно. С помощью Starship он собирается радикально уменьшить расходы, а это откроет неведомый ранее путь космическому бизнесу, базе на Луне, а однажды — и на Марсе. И все это происходит прямо сейчас, вокруг нас! Так что мне кажется, четкая картинка того, на что все это было похоже в 1973 году, и кто все это делал, просто добавил еще один кусочек во всеобщий паззл того, куда мы пришли сегодня.
Материал подготовлен редакцией издательства интеллектуальной фантастики fanzon. Следите за нашими новостями ВКонтакте и Телеграме.
Автор: Волченко П.Н.
Ссылка на начало произведения
Пару дней после этого он рыскал по всевозможным предписаниям, по уставам, по директивам и прочему официальному мусору. На бумаге все выходило до безобразия складно: если что то накрылось, восстала из многолетнего сна команда «Ух», решила разом все проблемы и снова на боковую. И для всего есть запчасти, для всего есть составляющие! Надо антенны – нате, пожалуйста, накрылся, боже упаси, искусственный интеллект со всем своим ядром, то и тут не беда – есть все блоки поотдельности, ворохом, хоть кусками меняй, хоть в конструктор играй. Даже для центрального реактора и то нашлось энное количество запасов. На случай же утери части корабля, тут уж простите, не доглядели. И ведь главное ни единого пунктика, ни подпунктика, что мог бы помочь ему вывернуться из этой западни, пункта который бы просто и быстро объяснил искусственному интеллекту, мол де вот тебе, брат, индульгенция капитану и пусть он себе идет да дрыхнет до момента прибытия на ту самую неизвестную планету. А корабль? А что корабль? Кому он, этот корабль, нужен будет после того, как будут установлены телепортационные врата. Единственное, на что сгодится он после этого, так только на роль постамента, что будет возвышаться в назидание потомкам, как слава былых дней.
Андрей ничего не нашел, по всему выходило так, что куковать ему тут до момента ликвидации аварии, а в его случае, до момента смерти. Вот только… но об этом он пока старался не думать.
На третий день он пил, вернее хотел напиться, но ему это не удалось. На борту спиртные напитки не предусматривались, а от технического спирта с антигидрозными присадками его мутило даже после разбавления спирта в соке один к десяти. Пьянка не удалась, зато его долго и натужно рвало, да еще и голова потом болела.
На четвертый день, от скуки и безысходности, он решил просто поболтать с искусственным интеллектом. Разговор не задастся – это Андрей понял на первой же минуте разговора. Хоть это был и интеллект, но он был до того искусственный, что просто убивал своей однообразностью, поддельностью. Он прекрасно давал навигационные выкладки, выполнял расчеты, сообщал о амортизации и выработке отдельных узлов, мог днями и ночами твердить пункты уставов, свои собственные директивы и предписания. И, когда на очередной вопрос Андрей получил ответ: «По данному запросу ничего не обнаружено» - он не выдержал, встал с койки, натянул скафандр, прихватил в подсумок баллон с воздухом про запас и вышел из своей каюты.
Где располагались серверная он знал, доступ туда у него тоже был, так что о деталях он не беспокоился. Через пару минут он уже вошел круглый белый зал, где вдоль стен за стеклом выстроились мерно гудящие шкафы с автоматикой, недалеко же от входа стоял пульт управления: громадина в три стола длинной, сплошь усыпанная кнопками, всевозможными рычажками, верньерами и прочей непонятной мишурой.
Как только створки дверей сошлись за спиной Андрея, в динамике наушника раздался голос: «Несанкционированное проникновение в центральный блок управления».
- Отставить. – Приказал Андрей, подошел к пульту, уставился на него долгим, ничего не понимающим взглядом. Можно конечно было пойти и вывести из анабиоза того же Митхуна, специалиста по электронике и компьютерным системам, но это означало посадить его в ту же лодку, в которой был и сам Андрей.
- Где находится переключение на самообучающийся режим?
- Самообучающийся режим желательно применять непосредственно после высадки, для должного реагирования в нестандартных ситуациях.
- Да у нас с тобой все нестандартно.
- Не понял вопроса, прошу откорректировать формулировку.
- Где переключатель?
- Переключателя нет. Есть четыре блокирующих узла. Для включения самообучающегося режима необходимо произвести их удаление в следующей последовательности…
- Куда идти.
- Шкаф номер три, блок схем маркированный красной единицей.
Через десяток минут Андрей уже снова был у себя в каюте, рядом кучей тряпья валялся скафандр, шлем, блестящий полупрозрачным забралом неряшливо брошен на койку.
- Ну, а теперь поговорим, как человек с человеком.
- Простите, данный уровень соответствия невозможнее, а так же запрещен директивами о…
- Забудь. Ты как обучаться будешь? Тебе книжки надо давать читать, учить тебя как школьника или что? И еще, повлиять на директивы или что там у тебя еще, можно будет по ходу обучения.
- Система самообучения выявляет закономерности из всех источников поступающей информации, проводит дальнейшие аналогии, для осознания распространения принципа в существующих границах. Директивы и предписания корректировке не подлежат.
- Плохо. Ладно, ну тогда давай с тобой просто поговорим.
- Тема.
- По ходу сориентируемся.
* * *
- Я когда маленький был, у нас, на втором подвальном уровне дед один жил, еще из тех, что аграрный период видел. Сам, представляешь, сам видел! Правда он тогда еще совсем мелким был, говорит лет пять, не больше, когда их сад под постройку отдали. Он рассказывал, что у них, на том участке яблоня росла, груша. А я то тогда и не знал, что яблоки да груши не из геннофабрик пошли, а раньше на деревьях росли. Старик, как же его, деда Яша, да, точно, деда Яша его звали. Так вот, он рассказывал, что яблони поливать надо было, сорняки выпалывать, а я все думал, что сорняк – это как, ну как колючая проволока что ли, а он потом мне когда больше рассказал, понял – это оказывается просто трава, только без всякой пользы. Вот эту траву и надо было выдирать – выпалывать. А потом и сам сад сорняком стал – место важное занимал, там после шестнадцать жилых уровней вверх выстроили и восемь минусовых. Выпололи сад…
- Логически оправданное решение. – подал голос компьютер.
- Да молчи ты, ничего ты не понимаешь. Не в этом дело. У деды Яши горшок был, в нем цветок какой-то рос, как же он назывался? Нет, не вспомню, давно это совсем было. Маленький цветок, жалкий, у нас, на нашем третьем наземном уровне на такой бы даже внимания не обратили. Ты знаешь, какие у нас там цветы росли? Во! Бутон расцветет, как шляпа на листве - здоровенные! А у деды Яши вот этот, маленький, щуплый еще совсем, листики с желтизной. Я один раз втихушку к деде Яше с газоанализатором приходил, посмотреть какая выработка кислорода у этого цветочка. Проверил и, представляешь – ноль почти! Чтобы такими цветами хотя бы треть жилого блока прокачать, надо их охапку, или как деда Яша говорил – поляну целую! Бесполезный цветок… Дурость.
Андрей скис, вздохнул, вспоминая деда Яшу, как тот сухими, как пергамент руками берет с подоконника старый глиняный горшочек, в котором этот самый цветок. Маленький цветок, листики не яркие, подбитые по кончикам желтизной увядания, да и запаха от цветка почти никакого, если только наклониться к нему самым носом, глаза закрыть, а потом осторожно-осторожно вдохнуть, только тогда можно хоть что-то почувствовать. А деда Яша улыбался, и говорил: «Чуй, малец, как раньше жизнь пахла, чуй», и Андрей чуял, что-то было особенное в этом запахе, то ли в его слабости, то ли еще в чем, но Андрею нравилось закрывать глаза, приникать носом к цветку и медленно вдыхать.
- Что было дальше? – спросил компьютер.
- Не стало деда Яши.
- Умер от старости? – компьютер уже научился разбираться в таких вещах и слова типа «умер», «убили» - уже понимал великолепно.
- И да и нет. – Андрей перевернулся на кровати, уставился в низкий потолок каюты. – У нас уборку помещений кибер делал. Идет по коридору, универсальным ключом все двери открывает и уборку делает. А деда Яша никогда его не пускал, у него к двери, снаружи, шпингалет был приделан. Как куда пойти надо, деда Яша выйдет, на ключ электронный закроется и шпингалет этот закроет. Вору этот шпингалет и не нужен, все равно электронный замок не открыть, а кибер, тот наоборот – электронный может, а для шпингалета у него мозгов не хватает. А тут так получилось – шпингалет был открыт и кибер вошел. Он цветок тот как мусор убрал, и сразу в утиль, все… Деда Яша пришел, и… помер. Сердце не выдержало.
- Смерть необусловлена. Не вижу причины.
- Ты много чего пока не видишь.
- Цветок не имел практического применения, в нем не содержалось информационной значимости, не имелось родственных связей. Делаю вывод: уничтожение цветка не являлось причиной смерти деды Яши, единовременность же произошедшего обуславливается случайностью.
- Хорошо, хорошо если так. А то ведь… Это же я тогда шпингалет открыл. Рядом с дверью проходил и… не знаю… просто взял и открыл шпингалет.
- Детская психология руководствуется не рационализмом, а попыткой провести эксперимент для лучшего понимания мира. Ваше действие соответствовало возрасту.
- Заткнись. – голос мгновенно умолк. – Выключи свет, я спать буду.
- Спокойной ночи. – освещение погасло.
Андрей еще долго ворочался, не мог уснуть, и все клял про себя непонятливый искусственный интеллект, это же что получается – деда Яша умер только из-за того, что он, Андрей, был ребенком с должным уровнем «экспериментальности» и нерациональности? А может быть и права эта железяка, может просто время дедушке пришло…
Он незаметно провалился в сон, и там, во сне, он увидел добрую улыбку деды Яши, лица не видел, только улыбку – все что запомнилось, увидел руки, то как они осторожно снимают с темного подоконника горшок, подают ему цветок, и он тянется к нему, а ладошки у него маленькие-маленькие, розовенькие…
Он улыбался во сне, а из под закрытых век, по щекам, стекали слезинки. До окончания воздуха оставалось восемнадцать суток.
* * *
Он качнулся, ноги не держали, ощущение дикого, страшного удушья все не хотело отпускать сдавленное горло и каждый новый вдох давался через силу, а еще эта темнота, это непроницаемая чернота – ничего не видно. Громкий щелчок и вспыхнул яркий белый свет. Андрей стоял в узком, как колба железном мешке, ровные плавно закругленные стены, и яркий свет сверху и снизу. И еще ощущение, что, что-то не так, он поднял руку и едва не закричал от увиденного: вместо руки какая-то пульсирующая черная плоть, тугие узлы мускулов то напрягаются, то самопроизвольно опадают, змеящиеся толстые вены и длинная, от запястья до локтя, светящаяся зеленая полоска и она тоже чуть двигается, пульсирует – она живая.
- Спаскостюм. – сказал сам себе, а через секунду тише добавил, - Пост-клонирование.
Откатилась в сторону овальная створка, Андрей вышел, медленно, еще не совсем осознавая себя в новом теле, он пошел в сторону капитанского мостика, но там, в коридоре, наткнулся на себя, на свое мертвое тело. В попытке ухватить хоть еще один глоток воздуха Андрей, в последние секунды жизни, сорвал с головы шлем, но и тут уже нечем было дышать– углекислый газ и ничего более.
Он привалился к стене, дыхание было заполошным, громким. Распорядился вслух:
- Убрать тело.
- Куда? – голос из под потолка.
- Куда угодно, хоть в мусоросборник!
Андрей стоял с закрытыми глазами, ждал. От того, что вот тут, в паре метров от него лежит он же, только мертвый, становилось не по себе и снова хотелось выблевать все, включая свой желудок, но у клонированного было пусто в животе, да и спас костюм работал на пять баллов, скоренько гася рвотные порывы какими-то неведомыми инъекциями.
Послышались тяжелые шаги, возня, хлопок. Голос: - Выполнено.
Андрей открыл глаза, осмотрелся и правда не увидел тела, только шлем скафандра валялся чуть поодаль.
- Шлем тоже убери. – Андрей присел прямо тут же, в тоннеле, не дойдя до капитанского мостика. Робот тем временем выкинул в мусоросборник и шлем, после чего подошел, встал в метре от Андрея, сказал:
- Команда выполнена. Ожидаю указаний.
- Сколько меня… сколько меня не было?
- Время пост-клонирования заняло восемь минут.
- Ясно. Свободен.
Робот стоял неподвижно. Андрей не выдержал, вскочил и заорал во всю глотку:
- Проваливай! Железный болван! Иди отсюда! – и со всей силы врезал кулаком по зеркальной поверхности груди робота, но боли от удара не почувствовал. Вместо этого он увидел, как его кулак в броне спаскостюма пробил металл, вонзился в электронные потроха, по запястью пробежала синяя искра разряда, но ни боли, ни удара током так и не было. Он вырвал руку из робота и тот грудой металла повалился к его ногам.
- Прошу вас в дальнейшем не разрушать вспомогательный персонал. - спокойно произнес голос из под потолка.
- Что? А? – Андрей вскинул голову, заорал, - Да ты понимаешь, что я сдох здесь, вот только что сдох! И помню это, понимаешь?
- Вы востановленны с резервной копии, соотношение с оригиналом – сто процентов, память записана без потерь и ошибок. Так же у вас сохранены звание, гражданские права, и прочие принадлежности. Факт смерти считается недействительным.
- Да как так? Я сдох! Я… - он сжал кулаки, но все же успокоился, взял себя в руки, спросил тихо, - Спас костюм на шесть часов?
- Да.
- Зашибись…
- Что?
- Ничего. Заткнись. И персонал свой весь разгони, чтобы я никого не видел.
- Выполняется, прошу вас не перемещаться в течении восьмидесяти секунд. Спасибо.
* * *
После четвертой смерти он размонтировал одного из роботов, выдрал у него из внутреннего гнезда манипулятора импульсный резак и попробовал снести себе голову в момент, когда костюм должен был отключиться. Ничего не получилось, костюм выдержал удар и держался до последнего, когда Андрей корчась от удушья все продолжал палить и палить себе в голову синими вспышками резака. Все, чего он этим добился – был изнахраченный отсек с глубокими выбоинами в металле, да перебитые вспышками резака коммуникации.
Перед восьмой смертью он решился. Он понадеялся, что если его, как оригинала, не будет на борту корабля, то и восстановить его не получится. Он вышел на мост, все что осталось от тоннеля в зону регенерации, медленно дополз до края, встал, замер на секунду, и прыгнул в бездну. Смерть была ужасна. От удушья он не умер, за секунду до того как иссяк воздух, не выдержал спас костюм. Сначала был дикий холод, страшный, словно адово пламя, а потом он почувствовал как у него внутри тела разгорается страшный костер: все, и глаза, и пальцы, и всё остальное – всё пылало. Это вскипела кровь из-за низкого давления. Андрею показалось, что он умирал целую вечность… Через восемь минут его вновь пост-клонировали…
Он бесновался, он громил отсеки, он забивался в темные углы и тихо плакал, то и дело поглядывая на огонек индикатора, он забыл как он выглядит, в отражении он видел только страшное нелепое существо спаскостюма, что давало ему шесть часов пытки после мучительной смерти. Он хотел сойти с ума, он хотел стать идиотом, существом без мозга, чтобы являться вновь с пустотой в глазах и уходить все с той же пустотой, но сойти с ума ему не позволяла коррекция при клонировании, за его здоровьем как физическим так и психическим компьютер следил свято. Потом как то наступил период, когда он приходил в анабиозный отсек и подолгу смотрел на длинные стеклянные коконы, в которых покоилась команда. Он решал очень простую задачу. Да, он капитан, но он имеет полное право в случае несоответствия себя занимаемой должности переложить ответственность на любого из них, на любого из спящих. Оформить приказ и сделать запись о собственном разжаловании и назначении нового капитана – дело минутное. Перед очередной смертью, когда до удушения оставалось минут десять, он вышел из анабиозного отсека, и приказал: «заварить».
После этого он успокоился. Как то разом взял и успокоился. Когда в очередной раз он оказался в металлической колбе в новом, только что отстроенном теле, он уже был спокоен. Он вышел, из колбы, прошел в кубрик, достал шахматную доску, расставил фигуры и сказал.
- Где твои чугунные болваны?
- Выполняют ваше распоряжение – не показываются на глаза.
- Гони сюда.
- Всех?
- Пока одного.
Через минуту они уже играли в шахматы. Искусственный интеллект постоянно выигрывал, а Андрей был спокоен. Он играл, рассказывал анекдоты, смеялся как сумасшедший, хлопал себя рукой по коленке, как ребенок радовался каждой срубленной им фигуре и не расстраивался проигрышам. Его хватило на четыре часа, ровно на три партии, а потом Андрей сказал, что он хочет спать. Он попросил робота уйти, выключил свет и уснул на два часа. Умер он в темноте и в сознании.
С тех пор они вместе смотрели старые фильмы, благо техник энергоустановок был заядлым киноманом и прихватил с собой несколько сотен теробайт старых двумерных, как он говорил, классических фильмов. Некоторые были без перевода, и тогда искусственный интеллект старательно переводил Андрею непонятные реплики, а Андрей смеялся и говорил, что машинный перевод живых эмоций – это что-то с чем-то. Нашли и музыку: установку с виртуальными виниловыми дисками. Уже и не скажешь, что за сумасшедший эстет придумал такое извращение, но, при включении маленького, с ладошку аппарата, на столе появлялся очень даже реалистичный проигрыватель, над ним сенсорное меню выбора. Выбрал, нажал, появился диск в картонном конверте, достал пластинку, поставил на проигрыватель, опустил головку с иглой и слушаешь музыку, слушаешь ровно столько, сколько и должна играть одна сторона пласт инки – полчаса. Конечно можно было и плюнуть на все эти навороты, да пользовать проигрыватель как и всякий нормальный современный плеер: приказал вслух, да и слушай, но Андрею это не нравилось.
Перед каждой партией с искусственным интеллектом он старательно ставил пластинку, специальной виртуальной тряпочкой счищал с виртуального винила виртуальную пыль, опускал виртуальную головку на виртуальную дорожку и слушал настоящую музыку.
А еще он поставил койку прямо при выходе из своей колбы пост-клонирования. Выходишь, ложишься и спишь, а потом снова выходишь…
Ну и конечно же разговоры. Искусственный интеллект обучался, речь его становилась все более и более гладкой, не забитой компьютерным официозом. Порою даже казалось, что разговор ведется меж мудрым учителем и молодым отроком, вот только отрок знал больше чем мудрец, но понять своего знания не мог.
- Андрей. – его имя прозвучало до того непривычно, до того странно, что Андрей даже не понял поначалу, что искусственный интеллект использовал вместо стандартного «капитан», его имя.
- Да.
- Ты можешь называть меня по имени?
- Это как? Как там… Альфа-7 14А6?
- Это не имя, это маркировка.
- Логично. А как тогда?
- Логик.
- Оригинально. Долго придумывал?
- Нет. Само пришло.
- Само? Интересно. Как это у вас называется… ведь же слышал.
- Самоидентификация.
- Поздравляю, теперь ты личность. Что дальше?
- Не знаю. – в первый раз искусственный интеллект использовал не отчетную формулировку, а вполне человеческую. – А ты как думаешь?
- Я тоже не знаю. Ладно, давай уже доигрывать.
Они доиграли партию, Андрей, как всегда, проиграл. Времени оставалось мало, минут пятнадцать. Он улегся на койку, попросил:
- Логик, переверни пластинку.
Робот повторил все действия капитана. Он осторожно, кончиками металлических манипуляторов поднял пластинку, перевернул, протер, опустил головку. Тихое шуршание, а потом медленно и вкрадчиво заиграл «chelsea bridge» в исполнении оркестра Дюка Эллингтона. Робот развернулся, пошел было к выходу, Андрей остановил его, сказал негромко:
- Подожди.
Логик подошел, сел рядом с кроватью на стул. Андрей сказал тихо:
- Страшно, каждый раз страшно. – Логик промолчал. С того момента, как он сам себе дал имя многое для него поменялось и то, что раньше было понятным, прозрачным как день, теперь стало неясным. Так и тут. Раньше бы он сказал какую-нибудь глупость об обязательном пост-клонировании, о том что факта смерти не будет. Теперь же…
- А ты когда-нибудь думал о пешке? – спросил Андрей, - Пешка Е2. Она первая ходит, ее первой рубят и так каждый раз. У других есть шанс, а у нее нет.
- Я могу ее больше не срубать.
- Глупо, тогда игра потеряет смысл. Есть правила, они не позволяют щадить. Игра… Раз за разом, а потом снова. Сколько партий мы уже сыграли? Сто? Двести?
- Шестьсот сорок две.
- Много. А Яшу помнишь? – не дал ответить, - Ты то помнишь, с твоей то памятью. Он не нужный был, и правил для него не было. Почему-то так сложилось, его циклы закончились с цветком, блин, как же он назывался. – он уже начал сипеть, индикатор на руке мерцал красным, - одна смерть для одного, а не бесконечность для бесконечных меня. Я настоящий, первый - еще тогда умер, а теперь… Я уже и не знаю кто я.
- Капитан корабля Альфа-7, Андрей…
- Нет, это маркировка, изделие номер такой-то, маркировка такая-то. Пешка, много пешек, они все такие одинаковые, а каждая хочет жить по своему. Может теперь ты поймешь, ты же тоже теперь самоидентефецированный.
- Не понимаю.
- Жаль… - он уже хрипел, по телу пошла мелкая дрожь. Логик, сам не понимая зачем, взял Андрея за руку. Через некоторое время индикатор почернел. Логик привычно поднял тело, выкинул его в мусоросборник и вышел. Играла пластинка, старая, шипящая, одна, ни для кого, просто так. Потом закончилась, головка проигрывателя уткнулась в бумажную наклейку, проигрыватель мигнул и превратился в мелкую сверхсовременную бляшку. На корабле было тихо.
* * *
Рапорт расследования инцидента на корабле «Альфа-7»:
Силами экипажа корабля «Альфа-7» было проведено первичное расследование и были выявлены следующие факты:
На момент прибытия на корабле отсутствовал капитан корабля Андрей Михайлович Григоров. Следов его исчезновения обнаружено не было.
На корабле имеются следы разрушений, как то множественные вмятины и следы термических ударов в двух отсеках, так же обнаружено два робота технического обслуживания. Оба носят следы насильственного уничтожения, у одного удален импульсный резак. Предположительно данным резаком были нанесены повреждения в отсеках.
Записи бортжурнала удалены, видеозаписи и видеоотчеты отсутствуют.
Полностью уничтожена зона регенерации воздушной среды.
На основании имеющихся данных было сделано следующее предположение:
После уничтожения зоны регенерации воздушной среды капитан корабля Григоров А.М. был выведен из состояния анабиоза. По неизвестным причинам (тело не обнаружено) было проведено пост-клонирование, но клон, видимо, имел отклонения. Это прослеживается по тому урону, что был нанесен кораблю, а также следами заварки анабиозного отсека (видимо выполнено системой искусственного интеллекта с целью обезопасить экипаж). После уничтожения клона системой искусственного интеллекта было принято решение о стирании матрицы капитана корабля Григорова А.М., таким образом имеется факт окончательной смерти члена экипажа.
Непонятна единственная надпись, оставшаяся в бортжурнале: «Простите его за шпингалет, он не специально».
Заключение:
Для проведения более полного расследования просим направить через телепортационные врата следователя. Так же просим направить робопсихологов, так как имеются некоторые несоответствия в поведении роботизированного технического персонала
Автор Волченко П.Н.
Играла тихая неспешная музыка, Фрэнк Синатра неспешно и нежно пел о любви, в кубрике, перед красивой, из настоящего дерева, шахматной доской сидел капитан корабля, напротив сидел один из роботов обслуживающего персонала. Робот терпеливо ждал, капитан думал, не торопился. Его рука в черной пульсирующей перчатке медленно поплыла над доской, над белыми фигурами, выстроенными в два ряда, остановилась над полированной круглой головкой пешки, замерла.
- Е2-Е4. – усмехнулся капитан, сказал, - Была такая книга, «Двенадцать стульев», читал?
- Нет, у меня в базе данных нет такой информации.
- Зря. – капитан вздохнул, улыбнулся, откинулся на спинку кресла, так и не сходив. – Замечательная книга! Я ею просто зачитывался! Вот только финал… Да, финал там вышел некрасивым, жалким. Там был герой основной – Остап Бендер, он, ну как тебе объяснить…
- Капитан, время. – напомнил робот.
- Время? – капитан посмотрел на наручный индикатор, тот сократился до совсем уж коротенького обрубочка в сантиметр длинной, и поменял окраску на пунцово красную. Капитан горько хмыкнул, сказал иронично. – Время… У нас с тобой состав времени, и эшелон на подходе. Давай я тебе лучше про Остапа расскажу. – но все же он передвинул пешку с клетки Е2 на Е4. – Так вот, Остап тот…
Партия шла неспешно. Робот, управляемый центральным информационным ядром корабля, делал почтительную паузу перед каждым ходом – ровно две минуты двадцать секунд, именно такая периодичность, как он выяснил, в наибольшей степени способствовала покою капитана, капитан же тем временем неторопливо рассказывал о злоключениях великого комбинатора. К тому времени, как отрезок на запястье капитана сократился до узенькой полоски они успели сделать шесть ходов, робот выдвинул коня по левому флангу, по правому открыл дорогу офицеру, но тут индикатор пискнул пришибленной мышью и погас совсем.
- Время. – капитан вздохнул, и стал интересом разглядывать доску. Молчали. А еще через минуту, капитан уже страшно выпучивал глаза, судорожно пытался ухватить хотя бы глоток воздуха, пальцы его кривились в страшных корчах, а еще через минуту он обмяк, индикатор на груди поменял окраску на синий цвет – кома. Робот ждал. Прошло еще чуть времени и окраска индикатора изменилась на черный – капитан умер.
Робот встал, легко поднял обмякшее тело на руки, прошел к мембране мусоросборника и закинул туда тело, после чего вернулся на свое место за столом, сел и стал ждать. Закончилась песня, послышался щелчок отключения музыкального проигрывателя, наступила тишина.
Робот ждал.
В кубрик постучали, из-за створок двери послышался приглушенный голос:
- Ты прибрался?
- Да.
Дверь открылась, за ней стоял капитан. Он прошел на свое место, откуда минуту назад робот убрал его мертвое тело, сел, спросил:
- Так на чем мы остановились?
* * *
Предполетная пресс-конференция. Команда астронавтов сидит в полетных костюмах за длинным столом, перед каждым членом экипажа по микрофону, по бокам, черными воронами, сидят запакованные в деловые костюмы специалисты связи, предполетной подготовки, технический руководители проекта, рядом, за кафедрой, стоит специалист по связям с общественностью. Вспышки фотоаппаратов, многоголосье шепотков из зала, шуршание, скрип стульев, блики камер. Шум стихает, представители СМИ расселись, ждут. Специалист по связям с общественностью блеснул идеально отрепетированной улыбкой и начинал вызубренную речь. Его слушают внимательно, видны приподнятые диктофоны, объективы камер внимательно наблюдают за артикуляцией по-женски пухлых губ, смотрят в честные его глаза, ловят хорошо поставленные жесты холеных белых рук. Речь окончена, время вопросов
Поднимается полный, в мятом бостоновом костюме, корреспондент, спрашивает громко и уверенно:
- Соответствует ли уровень подготовки экипажа заданию? Я так понимаю - это не штатный полет будет? – неприятный вопрос, неприятная улыбка толстых, в окантовке седой щетины, губ. Он стоит, не садится, ждет.
К микрофону наклоняется один из членов экипажа – психолог, по совместительству доктор, по совместительству ксенопсихолог, по совместительству ответственный за подбор экипажа. Он тактичен, он уверен, иначе просто и быть не может.
- Садитесь. – начинает он, сразу смущая корреспондента, ставя его на положение гостя, - Да, вы правильно понимаете. Подбор команды осуществлялся тщательно. Те, кого вы сейчас видите, были отобраны из более чем двух тысяч претендентов. – корреспондент предпринял попытку подняться с новым вопросом, но психолог опередил его, сказал, - Уверяю вас, они куда более компетентны на своих местах, нежели чем вы на своем. – и добил, - Спасибо.
Дальше все пошло своим чередом: стандартные вопросы, на которые ответы были едва ли не отрепетированы:
- Какова цель полета?
- Вторая планета солнечной системы Альфа-7, где, теоретически, должны иметься подходящие условия для жизни.
- Полетное время.
- Восемьдесят один месяц.
- Сколько?
- Шесть лет и девять месяцев.
- Я так понимаю, экипаж будет в состоянии анабиоза?
- Конечно! Но за исключением нештатных ситуаций, тогда из анабиоза будет выведен капитан, Андрей Михайлович, и он уже будет действовать по обстоятельствам.
- Что будет с семьями астронавтов? – конечно же женщина, конечно же молодая, конечно же непомерно накрашенные губы и до порнографической пародийности облегающий деловой костюм с юбкой.
- Согласно контракта, заработок членов экипажа будет поступать на указанные ими счета. – ответил специалист по связям с общественностью и, с улыбкой, добавил, - Я думаю жен своих они не обделят.
- Сколько времени займет установка врат? – это уже серьезный корреспондент. Лицо строгое, уверенное, с тонкими сухими губами – человек дела.
- От месяца до трех.
- В виду важности проекта хотелось бы узнать каковы гарантии безопасности экипажа на случай экстренной ситуации? – все тот же деловой господин.
- Система безопасности на корабле применена революционная! – радостно ответил специалист по связям с общественностью, ожидавший этого вопроса с самого начала. – Корабль оснащен блоком мгновенного пост-клонирования. Все члены экипажа прошли генетическое сканирование и будут восстановлены после своей физической смерти. Так же всем членам экипажа вживлен модуль передачи информации, - он улыбнулся, - восстановленный специалист будет помнить все, вплоть до последнего момента своей э…. прошлой жизни.
- А если… - подала голос та самая девушка, что спрашивала о семьях.
- Простите, я не договорил. – специалист обворожительно улыбнулся, девушка не удержалась и улыбнулась в ответ. – На случай, если условия в корабле будут не соответствовать комфортному самочувствию экипажа, в системе клонирования имеется маленькое нововведение: восстановленные будут находится в цельно биологических костюмах защиты! Мы их назвали «Спаскостюмами»!
- А как, простите, снимать эти костюмы? – подал голос тот самый, первый корреспондент, что задал неудачный вопрос о квалификации экипажа.
- О, тут все просто! Понимаете, это даже не столько защитный костюм,, сколько симбионт. По прошествии периода своей жизни он просто отомрет и сойдет как кожа со змеи.
- А какой период жизни? – задал еще кто то вопрос, да и вообще – в зале заметно оживились.
- Максимально – шесть часов, плюс-минус минуты. – специалист по связям с общественностью еще раз белозубо улыбнулся. В зале зашумели, наперебой зазвучали вопросы, кто-то поинтересовался можно ли провести пересадку мозга в такой вот пост-клон, кто-то громогласно заявил о грядущей эре бессмертия. Все члены межзвездного корабля «Альфа-7» улыбались, как их учили, кивали изредка и с нетерпением ждали когда весь этот цирк закончится.
* * *
Сначала пришел холод, страшный, нечеловеческий, невозможный. Он глушил все мысли, даже имени своего вспомнить не удавалось, а потом холод стал понемногу отступать, и пришли мысли, воспоминания. Он – капитан межзвездного корабля «Альфа-7», он должен быть в состоянии анабиоза до момента прибытия на орбиту планеты или же… или же произошла нештатная ситуация.
Он открыл глаза, яркий свет, обжигающе белые пятна, какие-то плохо различимые темные силуэты, все расплывчато, смазано. Снова закрыл глаза, досчитал до шестидесяти, открыл – зрение вернулось. Тут же, не выходя из анабиозной камеры, нажал на кнопку связи, сказал: «Отчет».
- Аварийная ситуация. – размеренный голос из динамика, - нарушение работы воздушнорегенарционной системы.
- Ясно… - Андрей нехотя повернул голову из стороны в сторону, шея болела немилосердно. Затек. Выбираясь из анабиозной камеры он тихонько ругался под нос, кляня все и вся, потому как эта самая воздушнорегенерационная система экипажу в состоянии анабиоза, что собаке пятая нога – без надобности.
Но все же, первым делом, он вскрыл мембрану герметично запакованного скафандра, проверил кислородные баллоны, как то было предписано инструкцией, облачился во всю эту сбрую с многочисленными ремешками, утяжками, молниями, и прочим барахлом, взял шлем подмышку и приложил ладонь к сенсорной панели на выходе из отсека. Переборки с легким пшиком распахнулись и Андрей замер на пороге длиннющего черного коридора, впереди одна за другой с щелчками зажигались лампы.
Андрей вдохнул воздух полной грудью, хмыкнул. Вроде бы все нормально, во всяком случае сейчас ничего не чувствуется.
- Соответствие состава воздушной среды стандарту.
- Массовый показатель кислорода двадцать три процента ровно, остальные показатели в норме.
Он попытался вспомнить, сколько там должно быть, но в голову лезли именно эти самые двадцать три процента, так что по всему выходило что разбудили его из за каких то десятых долей.
- Насколько отклонение?
- Тринадцать сотых.
- Нда… - Андрей вздохнул, и неспешно отправился в рубку. Там он, как и было предписано документацией, проверил все системы, прочитал автоотчеты в бортовом журнале, посмотрел на дату. Выходило так, что пролетели они еще всего ничего – шестнадцать месяцев, впереди еще пять с половиной лет полета. Из наиболее значимых происшествий, бывших за период его сна, была одна магнитная аномалия, да попадание в сектор с содержанием то ли космической пыли, то ли мелкого крошева, которое даже из чувство уважение метеоритным роем не назовешь – энергетический щит корабля должен был справиться с этой проблемой на раз. С кислородом тоже все оказалось вроде бы более-менее нормально.
Причина была в сбитых настройках подачи отработанного углекислого газа в зону регенерации, где обитали генномодифицированные водоросли, во всяком случае так казалось на первый взгляд. Нарушение же настроек Андрей списал на ту самую магнитную аномалию. Он скоренько откорректировал подачу отработанных газов в зону регенерации, так, чтобы режим был ускоренным, недовольно скривился, когда компьютер выдал сообщение о ошибке в корректировке, повторно подтвердил команду и уселся на удобное кресло перед центральным пультом управления. После выхода из анабиоза он чувствовал постоянную слабость, тело болело, ныло, руки-ноги двигались нехотя, будто были не из плоти и крови, а из резины. Андрей сам не заметил, как глаза его закрылись, как он растекся по сидению одной блаженной лужей, как тихонечко захрапел…
Снилось ему, что он снова на земле, что поехали они с женой и сыном на море, а там, все втроем, спрыгнули с катера в воду и поплыли в синих глубинах, пронзенных солнечным светом, словно дельфины. Они разгонялись, вертели сальто в водной чистоте, плыли вперед наперегонки, и всем было весело, жена улыбалась и длинные волосы ее двигались мягко и плавно, завораживая своей неспешностью, нереальностью. А потом все разом изменилось: вот только что они плыли, наслаждались скоростью, и тут же они на песчаном берегу. Море близко, совсем близко, его неспешные волны с белесой пеной касаются их голых пяток, но они не могут сдвинуться, трепыхаются как выброшенная на берег рыба, вместо сильных движений рук легкие толчки плавников, вместо вдоха – пустота. Они задыхались, широко распахивали черные провалы ртов, пучили белые глазницы и ничего не могли сделать…
Он рывком проснулся, втянул воздух полной грудью, но так и не смог надышаться – воздух был словно пустой. На пульте пульсировал красный сигнал тревоги, на графике состава воздушной среды содержание кислорода упало до шестнадцати процентов. А еще через секунду громко взвыл сигнал тревоги и бесстрастный компьютер объявил:
- Аварийное состояние. Возможно кислородное голодание. Аварийное состояние.
- Выключить! – приказал Андрей, сам напялил шлем, включил подачу воздуха, глубоко вдохнул. Когда сердце перестало биться так заполошно, он распорядился: «Отменить последнюю корректировку. Сброс настроек на базовую схему».
Он поднялся из кресла, в глазах потемнело, видимо еще давало о себе знать кислородное голодание, двинулся на выход. Надо было своими глазами посмотреть, что там в зоне регенерации случилось и потом уже решать – кого выводить из анабиоза: механика, электронщика, биолога, а может еще кого. Вот только…
Андрей остановился около крепко накрепко завинченной переборки перед зоной регенерации. Тут выходило так, что, для того чтобы пройти до самой зоны регенерации и посмотреть сквозь толстенное стекло на генномодифицированный кисель из водорослей ему надо пройти через четыре тамбура газовой очистки, каждый из которых надежно опечатан. Тут же, в стенном ящике был и инструмент для открытия блокирующего щита, внутри же в точно таком же ящике инструмент для обратной операции – герметизация, зона очистки, отстаивание в течении получаса для очистки атмосферы и корректировки микроклимата. Итого только два часа на ожидание в зонах очистки, да еще работы, а все вместе наверное часа на четыре вытянет.
- Музыку, любую. - распорядился капитан, и тут же в динамике его шлема заиграла легкая расслабляющая мелодия. Андрей вытащил ключ и приступил к работе. Минут через десять он уже откатил герметизирующий щит по направляющим. Снимая лист блокировки он тихонько подсвистывал Луи Армстронгу, что рассказывал ему о том как прекрасен мир, зашипела пневматика, через секунду распахнулись створки толстых железных дверей и Андрей увидел звезды…
Сработала магнитная подошва, экзоскелет скафандра встал навытяжку, так, чтобы тягой капитану не выломало ноги, с внешнего микрофона передался громкий, до закладывания ушей, свист высасываемого в пустоту воздуха, а еще через мгновение двери захлопнулись, шум разом стих, экзоскелет расслабился и Андрей повалился на пол.
Надстройки зоны регенерации просто не было.
* * *
- Да пойми ты, я не нужен, совершенно, понимаешь, совершенно не нужен! – доказывал он компьютеру стоя перед центральным пультом управления на капитанском мостике. К этому времени Андрей уже успел выяснить, что альтернативной системы восстановления кислорода, кроме зоны регенерации, на корабле нет. Есть конечно законсервированный груз в трюме, предназначенный для высадки, и там, в том грузе, есть точно такой же блок регенерации, вот только до прилета расконсервировать груз просто невозможно. Также Андрей выяснил, что на данный момент массовая доля кислорода в составе воздушной среды снизилась до двенадцати процентов, узнал он и то, что если он запрется в одной комнате и включит фильтрацию среды, то сможет дышать вне скафандра, вот только оставшегося на корабле ресурса ему хватит только на две недели. Есть еще баллоны для скафандров: сорок штук в резерве, да шестнадцать осталось законсервированными в анабиозном отсеке, время работы баллона – восемь часов, а это, в общей сложности почти семнадцать суток жизни. Итого, в сумме тридцать один день – месяц, ровно месяц, а лететь еще пять с гаком лет. Как примерить пять лет к месяцу? Как?! Было одно очень простое решение – снова лечь в анабиоз и всё! Потребление кислорода нулевое, да и вообще – потребностей, как у мумии – никаких. Вот только…
- Согласно пункта четырнадцатого программных директив: в случае аварийной ситуации капитан корабля обязан определить востребованность необходимого для устранения аварии персонала. Капитан и обслуживающий персонал не могут быть вновь переведены в состояние анабиоза до момента исправления неполадок.
- Как? Ты скажи, как можно… - он закрыл глаза, сжал кулак на секунду, вдохнул, выдохнул и заговорил спокойно. – Какие могут быть варианты для устранения аварии?
- Восстановление зоны регенерации.
- Зона регенерации отсутствует, уничтожена!
- Согласно показателям переходного коридора зона регенерации имеется, но находится в нерабочем состоянии. Требуется корректировка.
- Если будет доказано отсутствие зоны регенерации, каким образом возможно исправить неполадку.
- Установить резервный регенератор.
- Местонахождение резервного генератора.
- Трюм. Законсервирован.
- Возможность расконсервации.
- Груз опечатан, расконсервации не подлежит.
- Повторяю вопрос: если будет доказано отсутствие зоны регенерации, каким образом можно исправить неполадку, с учетом невозможности использования резервного регенератора?
- Согласно показателям переходного коридора зона регенерации имеется.
- Я тебя спрашиваю, что делать если я тебе докажу что нет ее? А? Что тогда?
Едва заметная секундная пауза перед ответом и снова:
- Согласно показателям переходного коридора зона регенерации имееися.
- Хорошо… Хорошо, я тебе докажу. Я… - Андрей рывком отвернулся от центрального пульта, вышел из рубки.
На этот раз он не стал распахивать створки сразу. Для начала он прицепил карабин на пояс, другой конец веревки прицепил к проушине прямо около входа, приказал:
- Произвести герметизацию шестого коридора. Откачать воздух.
Тут же послышалось шипение сходящихся аварийных переборок, зашумела система вентиляции, откачивая воздух. Через пару минут в наушнике раздался бесстрастный голос:
- Операция выполнена.
- Хорошо. – сказал сам себе Андрей, и распахнул двери в переходный туннель. И снова черная пустота, снова звезды. Теперь Андрей уже смог разглядеть все более детально. Переходный туннель был, но не весь, частью. Пол протянулся далеко – метра на три он врезался белым острием пластикового покрытия в бездонную черноту, а вот потолку и стенам не повезло. От одной стены не осталось почти ничего, только изорванные огрызки металла торчали, другая едва-едва тянулась за полом, но тоже была выгнута, искорежена, от потолка осталась только пара толстенный, но изувеченных как тонкая проволока штырей. Андрей ехидно усмехнулся, сказал себе под нос:
- Значит, говоришь, имеется.
- Согласно показателей переходного коридора… - начал заученную песню компьютер, но Андрей его перебил.
- Это был не вопрос. – Андрей включил магнитные ботинки и осторожно шагнул за борт корабля. Было это до невозможности страшно, словно та самая доска, по которой пираты скидывали своих жертв в море, только вместо моря безграничная глубина, невозможная, немыслимая. Он шел медленно, стараясь смотреть под ноги, но и там, под ногами, пол пугал черными прорехами через которые виднелось вечное небытие. Дошел до места где пол обрывался, присел на корточки и уставился на разлохмаченные остатки конструкций. Где то тут должны находится датчики целостности конструкции, где то здесь должен торчат то ли щуп, то ли контакт, то ли еще что, что показывает – зона регенерации здесь, летит тут же, под боком гигантского корабля, торчит на тонкой шпильке этого самого переходного коридора.
В одном месте Андрей заметил, что линия пола чуть приподнимается, будто порожек. Может это и есть последний остаток от всей пристройки и он, этот кусок в кулак величиной, всеми силами сигнализирует, что вот она – зона регенерации, тут! Андрей нагнулся еще ниже, пригляделся – в прорехах пола виднелись пучки тонких проводков, один их них тихонечко искрил. Андрей просунул руку в прореху, ухватил проводки и, что было сил, дернул. С первого раза оборвать не получилось. Андрей дергал еще пару раз, прежде чем вытянул наружу опресованную косичку разлохмаченных проводов. Тут же в шлеме завизжала противная сирена и беспристрастный голос компьютера заявил:
- Критическая авария. Зона регенерации уничтожена. Критическая авария. Зона регенерации уничтожена. Всему персоналу немедленно…
Андрей развернулся и с видом победителя пошел к кораблю.
В рубке он развалился в удобном кресле, настроил подачу воздуха в помещение, снял шлем и только потом спросил ехидно.
- Повторяю вопрос: если будет доказано отсутствие зоны регенерации, каким образом можно исправить неполадку, с учетом невозможности использования резервного регенератора?
- Согласно пункта двадцать шестого программных директив: в случае аварийной ситуации не подлежащей быстрому диагностированию и исправлению капитан обязан выполнять несение вахты с надлежащими корректировками в работе систем корабля вплоть до момента исправления неполадок.
- Что? – он вскочил с кресла, и со всей силы саданул кулаком по панели пульта управления, - Что?
- Согласно…
- Заткнись, я все понял! – он уселся на свое место, задумался, спросил тихо. – И что мне делать?
- В аварийных ситуациях капитан обязан принимать на себя ответственность за решения…
- Знаю, но… что мне делать?
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Автор: Вячеслав Прахов
Глубокий Космос. Экспедиционное судно "Галатея". Обнаружен неопознанный корабль. Не могу идентифицировать Откуда? Как?... Что в там? Четко очерченные тени на стенах, пустые скафандры и... никого. Космонавты бредут по пустым коридорам, взрезая фонарями тьму промерзших тоннелей. Что их ждет?