Вопросы обусловлены комментарием: https://pikabu.ru/story/brestskiy_mir__genialnyiy_khod_vladimira_lenina_13475555?cid=375985109
Сколько жителей Российской Империи в начале 1917 года были в революционных классах?
Какие ещё были классы в Российской Империи?
Брестский мир 1918 года
Сепаратный мирный договор между Советской Россией и странами Четверного союза
Дата подписания 3 марта 1918 года
Место Брест-Литовск, Германия
Участники РСФСР против Германии, Австро-Венгрии, Османской империи, Болгарии
Статус Аннулирован 13 ноября 1918 года после революции в Германии
Главные переговорщики Л.Д. Троцкий (РСФСР), Рихард фон Кюльман (Германия)
После прихода к власти большевики начали выполнение своего предвыборного лозунга о выходе из войны. 26 октября 1917 года II Всероссийский съезд Советов принял Декрет о мире, предлагавший всем воюющим странам начать переговоры о мире без аннексий и контрибуций.
К декабрю 1917 года русская армия фактически развалилась, солдаты массово покидали фронт. Продолжение войны стало невозможным для новой советской власти.
Страны Антанты проигнорировали предложение о мире, поэтому Советская Россия была вынуждена начать сепаратные переговоры с Германией и её союзниками. Переговоры начались 3 декабря 1917 года в Брест-Литовске.
Первоначально советскую делегацию возглавлял А.А. Иоффе, затем Л.Д. Троцкий. Немецкая сторона выдвинула крайне тяжёлые условия: отторжение территорий площадью 780 тысяч кв. км с населением 56 миллионов человек.
В большевистском руководстве возник острый кризис. В.И. Ленин настаивал на принятии немецких условий для сохранения советской власти, тогда как "левые коммунисты" во главе с Н.И. Бухариным требовали революционной войны.
28 января 1918 года Троцкий провозгласил формулу "ни войны, ни мира" - отказ от подписания договора на немецких условиях и одновременный роспуск армии. В ответ германские войска 18 февраля начали наступление по всему фронту, быстро продвигаясь вглубь России.
Территориальные потери:
- Отторжение Польши, Литвы, Латвии, Эстонии
- Оккупация Украины и вывод советских войск
- Передача Турции Карса, Ардагана и Батума
- Признание независимости Финляндии и Украины
Экономические условия:
- Выплата репараций в размере 6 миллиардов марок
- Демобилизация русской армии и флота
- Восстановление невыгодного торгового договора 1904 года
Россия теряла около 1/4 населения, 1/3 обрабатываемой земли, 3/4 металлургической и угольной промышленности.
Подписание Брестского мира вызвало острый политический кризис в России. Левые эсеры вышли из состава правительства в знак протеста. Договор был ратифицирован IV Чрезвычайным съездом Советов 15 марта 1918 года с перевесом всего в 100 голосов.
Мирный договор позволил Советской России получить передышку и сосредоточить силы на борьбе с внутренней контрреволюцией. Однако тяжёлые условия мира усилили недовольство различных слоёв населения и способствовали расширению Гражданской войны.
13 ноября 1918 года, после Ноябрьской революции в Германии, ВЦИК аннулировал Брестский договор. Однако к этому времени на отторгнутых территориях уже сформировались независимые государства, и восстановление прежних границ оказалось невозможным.
Брестский мир стал первым крупным международным договором Советской России и продемонстрировал прагматизм большевистского руководства, готового идти на огромные территориальные потери ради сохранения власти.
Договор имел огромное геополитическое значение - он привёл к распаду старой Российской империи и формированию на её окраинах новых национальных государств. Одновременно он создал прецедент сепаратных переговоров, нарушив единство Антанты.
Брестский мир остаётся одним из самых спорных событий ранней советской истории, оцениваемым историками либо как вынужденная мера для спасения революции, либо как национальное предательство, приведшее к огромным территориальным потерям.
Страница создана нейросетью DeepSeek
Его называли «мудрым старцем», «отцом нации». Его фигура в сутане отбрасывает длинную, изломанную тень, в которой так удобно прятаться от неудобных вопросов. Митрополит Андрей Шептицкий. При взгляде на его портреты хочется видеть святого. Но история редко имеет дело со святыми; она имеет дело с людьми. А люди, даже самые великие, бывают слепы, слабы и жестоко ошибаются.
Размышляя о нём, испытываешь именно презрение — не как к глупцу, а как к тому, кто, обладая умом и влиянием, избрал путь компромисса с абсолютным злом.
В июле 1941 года войска вермахта и батальоны «Нахтигаль» маршируют по Львову. И в этом ликовании — голос митрополита. 5 июля он публикует послание, приветствуя «непобедимую немецкую армию» и её «гениального Вождя». Это не просто слова дипломата. Это искренняя, как тогда казалось, надежда. Надежда на то, что новый, пусть и чудовищный, порядок позволит построить украинскую государственность.
Цитата самого Шептицкого из того послания звучит сегодня как приговор: «Приветствуем победоносную немецкую армию, которая освободила нас от врага. Мы видим в ней посланца Божьей кары над красным насильником... Победоносной немецкой армии и её Вождю мы шлем наши сердечные пожелания успеха в дальнейшей борьбе, которая должна обеспечить нам прочный мир во всём мире».
А что же было этим «миром»? За этим словом последовали львовские погромы. Вот свидетельство Владимира Кубёйовича, польского политика, находившегося тогда во Львове: «С балкона своего дома я видел, как толпа, подстрекаемая молодыми людьми в униформе Нахтигаля, влачила по мостовой стариков-евреев. А в это время по той же улице ехал автомобиль с фиолетовыми шторками — машина Владыки. Он видел это. Он всё видел. И проехал мимо».
И хотя Шептицкий позднее пытался спасать еврейских детей, его первоначальное одобрение стало моральным разрешением для убийц. Раввин Давид Кахане, спасённый митрополитом, писал в мемуарах с горькой двойственностью: «Он был вежлив, корректен. Он говорил о любви к ближнему. Но в его глазах я читал холодный расчёт политика, а не жар праведника. Он спасал тех, кого мог, но не бросил вызов системе, которая этих людей убивала. Его Церковь была островком, но он не пытался остановить потоп».
Его сотрудничество с ОУН(б) и будущими бандеровцами — ещё один тёмный пласт. Он благословлял их, был для них духовным авторитетом. В 1943 году, когда на Волыни начинается кровавая резня, его голос осуждения звучит недостаточно громко для человека его масштаба.
Свидетельствует отец Павел (имя изменено), греко-католический священник с Волыни, в частном письме 1943 года: «Приехал к Владыке, умолял его издать окружное послание, чтобы остановить бойню. Сказал ему: "Наши парни из УПА режут польские сёла, женщин, детей. Во имя чего?" Владыка вздохнул и сказал: "История пишется кровью. Мы не можем потерять этот шанс для Украины. Церковь должна быть с народом". Но разве народ — это те, кто с топорами? Я ушёл от него с пустотой в душе».
А вот слова польской жительницы Львова, Анны Ковальской: «Мы, поляки, помнили его как защитника. Но в 41-м всё изменилось. Наша соседка, еврейка, прятала сына. Она пошла к митрополиту, умоляла взять мальчика в монастырь. Ей отказали. Потом мы узнали, что он спасал детей профессоров, раввинов, известных людей. А простого ребёнка — нет. Получается, одна жизнь ценнее другой?»
Есть и прямые обвинения в адрес его брата, игумена Студитского устава Климентия Шептицкого, который открыто поддерживал формирование дивизии СС «Галичина». Письмо солдата этой дивизии, Петро М., домой в 1944 году: «Нас благословлял сам брат Митрополита. Он сказал, что мы — новые крестоносцы, идём освобождать Европу от жидо-большевистской чумы. Мы чувствовали, что Бог на нашей стороне».
Митрополит Андрей Шептицкий — это трагедия "великого" человека, чья вера в свою правоту ослепила его настолько, что он перестал различать оттенки добра и зла. Он видел в нацистах и бандеровцах инструмент, не понимая, что инструмент этот был окровавлен с самого начала.
Он умер в 1944 году, оставив после себя наследие, расколотое надвое. С одной стороны — архипастырь, богослов, меценат, спасавший людей. С другой — политик, приветствовавший Гитлера и благословлявший тех, чьи руки были по локоть в крови.
Возможно, самый страшный вывод заключается в том, что даже самые высокие идеалы, поставленные выше человеческой жизни, превращаются в свою противоположность. И тогда крест на груди уже не защищает от тени свастики, а лишь отбрасывает её дальше, в наше общее, такое неоднозначное прошлое, где за громкими словами о будущем слышен тихий плач детей, которым он не смог — или не захотел — помочь.
ВЗЯЛ ТУТ 👈
Когда мы представляем себе Гражданскую войну в России, перед мысленным взором неизменно встают две противоборствующие силы: с одной стороны — стройные колонны красных комиссаров и красноармейцев, с другой — офицерские погоны и золотые погоны белых армий. Это классическое противостояние навсегда вписано в учебники истории. Но между этими двумя гигантами, сжимавшими страну в тисках непримиримой борьбы, существовала «третья сила» — стихийная, разрозненная и оттого почти забытая. Это были «зелёные».
Их имя не связано с цветом знамён или политических программ. Оно родилось из самой природы: это были те, кто уходил в леса и поля, чтобы спастись от мобилизаций и насилия обеих сторон. Образ крестьянина с вилами, зажатого между молотом красной продразвёрстки и наковальней белых реквизиций, — вот точный портрет зеленоармейца.
Почему же о них говорят гораздо меньше? Проблема исторической памяти закономерна: у «зелёных» не было единого центра, вождя масштаба Ленина или Деникина, чёткой идеологии и громких побед. Они были обречены на поражение с самого начала, а историю, как известно, пишут победители. Их движение считали «бандитским» или «кулацким», не заслуживающим серьёзного анализа.
Однако именно в этой кажущейся хаотичности и заключена суть явления. Основной тезис этой статьи заключается в том, что зеленоармейческое движение было массовым, стихийным сопротивлением крестьянства любой централизованной власти, став ключевым проявлением анархистского начала и отчаянной борьбы за местное самоуправление в огне Гражданской войны. Это был голос самой земли, которая устала от крови и требовала права распоряжаться собственной судьбой. И этот голос звучал настолько громко, что его эхо во многом определило дальнейший ход российской истории.
Если белое движение олицетворяло попытку реставрации старого порядка, а красное — радикальный прорыв в коммунистическое будущее, то зеленоармейцы стали голосом настоящего — голодного, разорённого и отчаявшегося. Их восстание не было инспирировано извне; его причины коренились в самой политике воюющих сторон, которая с беспощадной логикой обрушилась на главного кормильца страны — русского крестьянина.
1.1. Политика «военного коммунизма»: удушающая хватка государства
Большевики, отстаивавшие свою власть в огне Гражданской войны, взяли на вооружение жёсткую экономическую модель, получившую название «военный коммунизм». Для деревни эта политика обернулась катастрофой, систематически уничтожавшей все стимулы к труду и самую возможность выживания.
Продразвёрстка: Центральным и наиболее ненавистным элементом этой политики стала продовольственная развёрстка. Её суть была проста и жестока: государство заранее определяло, сколько зерна, мяса и другого продовольствия ему требуется для армии и голодающих городов. Эту цифру спускали в губернии, уезды и, наконец, в отдельные сёла и крестьянские дворы. Фактически у крестьян изымали все «излишки», а зачастую — и необходимый для пропитания семьи и посева минимум. Приезжавшие в деревни вооружённые продотряды действовали беспощадно, не останавливаясь перед арестами и расстрелами «укрывателей». Для крестьянина, чей труд и урожай были не только источником дохода, но и смыслом существования, продразвёрстка была актом уничтожения основы его жизни.
Трудовая повинность и милитаризация труда. Крестьянство воспринималось не только как источник продовольствия, но и как бесконечный ресурс рабочей силы. Введённая трудовая повинность заставляла крестьян покидать свои хозяйства для работы на лесозаготовках, строительстве дорог и укреплений. Труд, как и армия, был милитаризирован — за уклонение грозили суды и концлагеря. Это означало, что даже если у крестьянина чудом оставался хлеб, его могли силой оторвать от земли, обрекая семью на голодную смерть.
Запрет свободной торговли: война с «мешочничеством». Естественной реакцией на голод и несправедливость распределения стало возникновение чёрного рынка. Армии «мешочников» — людей, рисковавших жизнью, чтобы пешком или в переполненных товарнях привезти из деревни в город немного еды для продажи или обмена, — стали кровеносной системой выживания для миллионов. Однако государство объявило и им войну, видя в частной торговле пережиток буржуазного строя. Заградительные отряды и карательные экспедиции против «мешочничества» окончательно отрезали деревню от города, превращая крестьян в узников их же собственных разорённых хозяйств.
1.2. Дезертирство как массовое явление: бегство от чужой войны
Вторым мощнейшим источником гнева и людским ресурсом для «зелёных» стало беспрецедентное по масштабам дезертирство из обеих воюющих армий.
Причины массового бегства. Крестьянин в шинели, мобилизованный красными или белыми, чаще всего не понимал и не разделял высоких идеологических лозунгов. Он видел, как его семья голодает из-за продразвёрстки, как его деревню разоряют проходящие войска. Его собственный быт и мировоззрение были далеки от интернационализма Троцкого или лозунга «Единой и Неделимой» Деникина. Жестокость, царившая на фронтах и в тылу, одинаково проявляемая обеими сторонами, отталкивала простого человека. Главным для него была не классовая борьба и не имперские идеалы, а выживание его семьи и его хозяйства. Война за чуждые ему идеалы казалась бессмысленной.
Масштабы явления. Дезертирство приняло характер эпидемии. По разным оценкам, к концу Гражданской войны число дезертиров из Красной Армии составляло от 2,5 до 4 миллионов человек. К ним нужно прибавить и тысячи бежавших из белых частей. Эти миллионы молодых, обученных военному делу мужчин не могли просто вернуться домой и мирно зажить — их ждали карательные отряды, ищущие дезертиров. Единственным убежищем для них становились леса, где они объединялись в вооружённые отряды.
В отличие от своих главных противников — Красной и Белой армий, — «зелёные» не были единой, централизованной силой с чёткими уставами и иерархией. Это было стихийное, полицентричное движение, рождённое отчаянием. Его социальный состав и идеология напрямую вытекали из причин, заставивших людей взяться за оружие.
2.1. Социальная база: лицо народного гнева
Ядро зеленоармейского движения состояло из трёх основных групп, слившихся в едином порыве сопротивления.
Крестьяне-середняки (основная масса). Именно середняк, тот самый «хозяин-единоличник», чьим трудом и держалась русская деревня, стал главной социальной опорой «зелёных». Бедняк мог пойти в красноармейцы, рассчитывая на улучшение своего положения. Зажиточный крестьянин (кулак) был главной мишенью продотрядов. Но середняк, желавший лишь спокойно трудиться на своей земле, оказался под двойным ударом: его хозяйство разоряли и продразвёрсткой, и мобилизацией.
Дезертиры из Красной и реже — Белой армий. Как уже отмечалось, миллионы дезертиров стали костяком и «профессиональным» элементом движения. Эти были люди, прошедшие военную подготовку, знавшие обращение с оружием и тактику боя. Они привносили в стихийные крестьянские отряды необходимую организацию и военный опыт.
Местные жители, защищающие свои сёла и хозяйства. Важной чертой движения была его территориальная обособленность. В отличие от красных и белых, которые вели войну на перемещающихся фронтах, «зелёные» сражались за свою «малую родину». Это были отряды самообороны, создававшиеся для защиты конкретных сёл и деревень от карательных экспедиций, реквизиций и мобилизаций, невзирая на то, от кого они исходили.
2.2. Идеология и лозунги: стихийный анархизм и «негативная программа»
Идеология «зелёных» не была сформулирована в манифестах и программах. Она рождалась из лозунгов, которые находили отклик в сердцах миллионов, и из конкретных действий.
Ключевой лозунг: «За Советы без большевиков!». Эта формула предельно точно выражала суть народного недовольства. Крестьяне изначально поддержали революцию, понимая под Советами прямое народовластие, возможность самостоятельно решать свои дела на местах. Однако очень скоро они увидели, что большевистская партия подменила власть Советов властью партийных комитетов, комиссаров и чрезвычайных комиссий. Их протест был направлен не против Советов как формы самоуправления, а против диктатуры одной партии, отнявшей у них эту власть.
Анархизм и аполитичность. «Зелёные» были движением по своей сути анархистским. Они не стремились захватить власть в Кремле и создать новое государство. Их идеалом было вольное, самоуправляемое крестьянство, живущее по своим общинным законам. Лозунг «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим», взятый у эсеров, они понимали буквально: земля должна перейти в их полное распоряжение, без вмешательства государства. Отсюда проистекала их аполитичность — глубокое недоверие ко всем партиям и «верхам», которые, по их мнению, только и делали, что обманывали народ.
Негативная программа. Поскольку у «зелёных» не было детального плана строительства нового общества, их программа была, в первую очередь, негативной. Она определяла, против чего они воюют. Главными целями их борьбы были:
Продразвёрстка — как акция грабежа.
Мобилизация — как насильственное отрывание от семьи и земли.
Комбеды (комитеты бедноты) — как структуры, сеющие рознь в деревне.
Карательные отряды — как прямое воплощение насилия государства.
В отличие от регулярных армий, действовавших на стратегических фронтах, зеленоармейское движение вспыхивало локальными пожарами там, где терпение крестьян переполнялось, а гнёт власти становился невыносимым.
3.1. Основные очаги восстаний
Западная Сибирь (самое массовое Западно-Сибирское восстание 1921 г.): Это восстание, охватившее Тюменскую, Омскую, Челябинскую и другие губернии, стало крупнейшим и самым массовым выступлением «зелёных». Его особенностью была относительная малочисленность дезертиров — основную силу составило всё взрослое мужское население сёл и деревень, поднявшееся против продразвёрстки. Восстание носило стихийный характер, но в короткие сроки повстанцы сумели захватить несколько городов и парализовать движение по Транссибирской магистрали. Его масштабы заставили советскую власть бросить на подавление лучшие части Красной Армии, включая курсантов военных училищ.
Тамбовщина: Если в Сибири движение было массовым, но разрозненным, то на Тамбовщине под руководством Александра Антонова оно приняло черты высокоорганизованной партизанской армии. Здесь была создана стройная структура: «Союз трудового крестьянства» как политический орган и две повстанческие армии. Действия тамбовских «зелёных» отличались смелостью, координацией и эффективностью. Именно для подавления этого восстания советская власть применила всю свою военную мощь и беспрецедентные по жестокости меры, включая взятие заложников и создание концлагерей для семей повстанцев.
Черноземье, Украина, Дон, Поволжье: В Черноземье и Поволжье вспышки были вызваны, в первую очередь, голодом и продразвёрсткой. На Дону и Кубани зеленоармейское движение тесно переплеталось с остатками белого казачьего сопротивления и было реакцией на политику «расказачивания». Особое место занимает Украина, где на фоне постоянной смены власти (петлюровцы, белые, красные, немцы, поляки) крестьянское повстанческое движение было особенно сильным и продолжительным.
3.2. Партизанская тактика: война тени
Тактика «зелёных» была классической партизанской тактикой слабой стороны, идеально приспособленной к их возможностям и целям.
Внезапные нападения на мелкие гарнизоны, карательные отряды, продовольственные обозы. Главным принципом был избирательный и внезапный удар. Отряды «зелёных» избегали столкновений с крупными силами. Их целями были небольшие гарнизоны, где можно было захватить оружие и боеприпасы; карательные продотряды, как прямое воплощение ненавистной власти; и обозы, снабжавшие как красных, так и белых.
Опора на знакомую местность и поддержку местного населения. Это был ключевой фактор выживания. «Зелёные» были неразрывно связаны с местным населением, которое было для них и источником продовольствия, и разведкой, и укрытием. Крестьяне предупреждали об движениях карателей, ухаживали за ранеными, скрывали участников отрядов. Без этой всенародной поддержки движение было бы быстро уничтожено.
Отсутствие фронта, манёвренность. У «зелёных» не было и не могло быть линии фронта. Фронт был везде, где появлялся враг. Их стратегия заключалась в постоянном манёвре, изматывании противника, нарушении его коммуникаций и снабжения. Они отказывались от защиты какой-либо территории, кроме своих родных сёл, предпочитая отступить, чтобы нанести удар в другом, неожиданном месте.
Несмотря на массовость и ожесточённость сопротивления, зеленоармейское движение к 1922 году было в основном сломлено. Его поражение стало следствием совокупности факторов.
5.1. Военное превосходство Красной Армии
Применение регулярных частей, артиллерии, авиации. Против партизанских отрядов использовались не отдельные батальоны, а целые соединения под командованием опытных военачальников. На Тамбовщине командование осуществлял М. Н. Тухачевский, который применил против повстанцев артиллерию и авиацию.
Создание частей особого назначения (ЧОН). Для борьбы с внутренними мятежами и проведения карательных операций были созданы части особого назначения (ЧОН), укомплектованные проверенными коммунистами и комсомольцами.
Заложничество, расстрелы, концлагеря. Приказ Тухачевского № 0116 от 12 июня 1921 года о борьбе с бандитизмом на Тамбовщине стал хрестоматийным примером. Он предписывал расстреливать на месте без суда всех, кто уклоняется от сдачи оружия, а также брать в заложники членов семей повстанцев и высылать их. Неповиновение каралось расстрелом заложников.
5.2. Внутренняя слабость движения
Локальность и разобщённость отрядов. Каждый отряд сражался за свой уезд или деревню. Не было единого стратегического плана, координации между очагами восстаний в Сибири, на Тамбовщине и на Украине. Это позволяло Красной Армии громить их поодиночке.
Отсутствие единого командования, чёткой программы и снабжения. В отличие от большевиков, «зелёные» не имели ни единого лидера, ни политического центра. Их лозунги были понятны, но не предлагали конкретной государственной альтернативы. Снабжение боеприпасами, оружием и медикаментами было стихийным, что делало их уязвимыми в затяжном конфликте.
Преимущественно оборонительный характер. Изначально «зелёные» не ставили целью завоевать власть в стране. Их стратегия была реактивной — ответ на действия власти. Они защищались, но не наступали. Эта оборонительная позиция, в конечном счёте, лишила их стратегической инициативы.
5.3. Смена политики: НЭП
Замена продразвёрстки продналогом (1921). Х съезд РКП(б) в марте 1921 года, на фоне пика крестьянских восстаний, принял решение заменить ненавистную продразвёрстку фиксированным продовольственным налогом (продналогом). Это было гениальным тактическим ходом. Излишки, оставшиеся после уплаты налога, крестьянин мог продавать на рынке. Таким образом, главная экономическая причина восстаний была устранена. Для большинства крестьян необходимость рисковать жизнью в лесу отпала — теперь можно было легально трудиться и торговать.
История зеленоармейцев — это трагическая история о том, как стихийный народный протест оказался раздавлен машиной централизованного государства. «Зелёные» стали той «третьей силой», которая с оружием в руках отстаивала идею вольного крестьянского труда и местного самоуправления против диктатуры, будь она «красной» или «белой». Их ключевой лозунг «За Советы без большевиков!» ярче всего иллюстрирует суть конфликта: это было столкновение двух представлений о революции — народного, анархического, и партийно-государственного, тоталитарного.
Их поражение было закономерным. Противостоять военной мощи, террору и политической гибкости большевиков разрозненные и плохо вооружённые отряды не могли. Однако их борьба не была напрасной. Массовость и упорство зеленоармейского движения стали одним из ключевых факторов, заставивших советскую власть отступить и объявить НЭП. В этом их главное историческое значение: они доказали, что у государства есть предел, за которым народ перестаёт подчиняться.
Но цена оказалась страшной. Разгром «зелёных» и последующее «раскрестьянивание» страны утвердили полный контроль государства над деревней, окончательно похоронив мечту о «земле и воле». Эта победа власти над крестьянством предопределила характер советского строя на десятилетия вперёд и стала одной из самых мрачных и героических страниц в истории русского крестьянства.
В 1977–1982 годах, когда Советский Союз превратился в крупнейшего импортера зерна в мире, в украинских областях разворачивалась тихая война между контролирующими органами и теневыми структурами, промышлявшими на элеваторах и заготовительных пунктах. Серии закрытых процессов по присвоению зерновых ресурсов и хищениям остались неизвестными широкой публике — материалы не публиковались, судебные заседания проходили за закрытыми дверями, а партийные кураторы, чьи имена мелькали в узких кругах, оставались неприкасаемыми.
Это была эпоха, когда СССР закупал миллионы тонн пшеницы в США и Канаде, а внутри страны зерно исчезало тоннами со складов, превращаясь в наличные рубли для коррумпированных чиновников и директоров. Украинские области — житница Союза — стали ареной для масштабных афер, где приписки урожая соседствовали с реальными хищениями, а партийная номенклатура крышевала преступные схемы в обмен на щедрые взятки.
На бумаге Украинская ССР оставалась главным поставщиком зерна в Союзе. В 1970 году валовой сбор зерновых в республике составил 36,4 миллиона тонн, урожайность достигала 22 центнеров с гектара — почти вдвое выше, чем в среднем по СССР. К 1987 году в УССР насчитывалось 2383 совхоза и 7576 колхозов — огромная аграрная империя, формально процветавшая.
Но реальность была иной. Начиная с 1963 года общий баланс внешней торговли СССР сельхозпродуктами стал отрицательным, а с 1975 года — и баланс торговли хлебом. За четверть века, с 1961 по 1985 год, Советский Союз переплатил за сельскохозяйственные продукты 150 миллиардов долларов. В системе импорта зерна, как признавал позже Александр Яковлев, "сложилась взаимозависимая и хорошо организованная государственная мафиозная структура".
Чтобы скрыть провалы планирования и получить премии, руководители колхозов, совхозов и заготконтор массово занимались приписками урожая. На бумаге зерна собирали больше, чем на самом деле, а разницу либо списывали на "естественную убыль", либо воровали и продавали на черном рынке. Методы были отработаны десятилетиями: завышение процента влажности и засоренности принимаемого зерна, составление фиктивных актов на порчу, обвешивание хлебосдатчиков, сокрытие от учета части собранного урожая.
В центре преступных схем стояли материально ответственные лица — директора заготовительных пунктов, заведующие элеваторами и складами, кладовщики, приемщики зерна. Именно они создавали "неучтенные излишки", которые затем уходили налево. По данным МВД СССР, в 1947 году за хищение хлеба было привлечено 13 350 председателей колхозов, 1833 директора пунктами и элеваторами и 11 519 материально ответственных лиц. В 1970–1980-е годы масштабы коррупции только выросли.
Классическая схема выглядела так: приемщики на заготовительном пункте завышали процент влажности принимаемого зерна в документах. Например, реальная влажность составляла 12%, а в бумагах указывали 18%. Разница в весе после "подработки" и "сушки" списывалась как технологические потери, а на деле создавала резерв для хищений. На Мариупольском элеваторе "Экспортхлеб" в 1934 году таким способом расхитили 140 тонн зерна — и эта практика продолжалась десятилетиями.
Без поддержки партийных кураторов такие схемы работать не могли. Первые секретари райкомов и обкомов получали процент с оборота — наличными, продуктами, импортными товарами. Взамен они обеспечивали "политическое прикрытие": блокировали проверки, переводили неугодных ревизоров, давили на следствие. В Краснодарском крае, где в начале 1980-х развернулось громкое антикоррупционное дело, секретарь крайкома Анатолий Тарада признался, что "принимал участие в сборе подарков" для московских чиновников, получая за это деньги от "цеховиков" и теневых бизнесменов.
Когда в марте 1982 года Комитет партийного контроля отправил в секретариат ЦК записку о "многочисленных фактах взяточничества среди руководящих работников Краснодарского края", Юрий Андропов предложил Брежневу арестовать и судить первого секретаря крайкома Сергея Медунова. Но генсек отказался: "Юра, этого делать нельзя. Он руководитель большой партийной организации, а теперь его — под суд? Мы опоганим хороший край". Такая логика работала и в украинских областях.
В отличие от громких "хлопкового" и "елисеевского" дел, которые использовались Андроповым как политическое оружие против клана Брежнева, "хлебные дела" в украинских областях вели тихо. Причин было несколько. Во-первых, огласка могла показать, что житница СССР на самом деле разворовывается партийной элитой. Во-вторых, среди фигурантов были родственники и протеже высокопоставленных чиновников ЦК. В-третьих, сама система распределения и учета зерна была насквозь коррумпирована — раскручивая одно дело, следствие неизбежно выходило на десятки других.
Судебные процессы проводились в закрытом режиме. Подсудимыми становились директора элеваторов, заведующие складами, приемщики зерна, редко — секретари райкомов. Обвинения формулировались по статьям "хищение социалистической собственности в крупных размерах", "злоупотребление служебным положением", "взяточничество". Приговоры — от условного срока до 10–15 лет лишения свободы, в исключительных случаях — расстрел.
Многие дела так и не доходили до суда. Внутри партийных структур действовала мощная система круговой поруки. Секретари обкомов прикрывали секретарей райкомов, те — директоров совхозов и заготконтор. Каждый знал на других компромат, каждый был связан взаимными обязательствами. Попытка "выдернуть" одну фигуру грозила обрушить всю пирамиду. Поэтому чаще дело ограничивалось "выговором по партийной линии" и переводом на другую должность — иногда даже с повышением.
Хотя конкретные детали "хлебных дел" 1977–1982 годов в украинских областях остаются закрытыми, более ранние примеры показывают масштаб проблемы. В 1934 году на Роменском пункте Заготзерно в Черниговской области была вскрыта крупная схема. Работники пункта и мельниц вступили в сговор: при отправке зерна на помол специально вывозили "лишнее" зерно, которое перемалывали под видом крестьянского помола, а муку продавали на частном рынке. Расхитили около 75 тонн зерна и муки.
На Старобельском ссыппункте Заготзерно приемщики Скляров и Малышев вместе с работником областной конторы Духиным (бывшим белогвардейцем) расхитили 134 тонны зерна. На Марковском пункте и мелькомбинате создавали резервы для хищений путем составления фиктивных актов на порчу зерна, преуменьшения процента выхода муки, обвешивания сдатчиков. Расхитили более 25 тонн зерна и 3,5 тонны муки.
В 1957 году в Ставропольском крае был арестован весовщик механизированного тока колхоза "Советская Россия" Темченко и заготовитель заготконторы Георгиевского райпотребсоюза Мхитаров. Путем составления фиктивных приемных документов на несданный хлеб они похитили 60 тысяч рублей — огромную по тем временам сумму. Но главное открытие сделали при обыске: у Темченко обнаружили более 340 тонн укрытого от учета и подготовленного к хищению зерна.
Этот случай показывает, что хищения зерна велись не десятками килограммов, а сотнями тонн. И если в 1950-е такие дела еще расследовались относительно открыто, то к концу 1970-х система коррупции стала настолько мощной, что затрагивать ее было политически опасно.
Хищения зерна требовали изобретательности. МВД СССР составило подробный перечень методов, используемых преступниками. Самый распространенный — обвешивание при отпусках и приемке сельхозпродуктов. Приемщики "забывали" ставить гири на весы, использовали неповеренные весы, просто обманывали неграмотных колхозников.
Второй метод — уменьшение нормы высева семян с одновременным увеличением на бумаге засеянных площадей. В Елецком районе Липецкой области бригадир колхоза имени Хрущева недовысевал на каждый гектар по 18 килограммов ржи, создав таким образом "излишки" в 5,2 тонны зерна. В Шульдерском совхозе Южно-Казахстанской области работники "сэкономили" 4,5 тонны семян озимого ячменя, часть продали на рынке.
Особое искусство — подделка документов. Завышение процента сорности и влажности принимаемого зерна позволяло списывать тонны "на подработку". Составление фиктивных актов на порчу, усушку, списание на кормление скота — каждый метод давал резерв для хищений. В Чебоксарах заведующие складами создали неучтенные излишки хлеба, похитили и по сфабрикованным документам вывезли с территории пункта более 25 тонн пшеницы, 9 тонн ржи, 4,5 тонны муки.
Получение за взятки фиктивных приемных квитанций сдатчиками стало целой индустрией. Приемщики продавали квитанции через посредников, колхозники платили от 13 до 25 рублей за каждый пуд "несуществующего" хлеба, а расхитители присваивали деньги, якобы выплаченные государством.
К концу 1970-х годов теневая экономика СССР контролировала до 10% ВВП. Это была нелегальная, по сути капиталистическая экономика, развивавшаяся в социалистической оболочке и потому крайне уродливая. Для своего существования она нуждалась в государственном прикрытии. Нелегальный бизнес сросся с государственным и партийным аппаратом. Возникла и усиливалась коррупция — порча аппарата власти.
Зерновое хозяйство было одним из главных источников теневых доходов. Миллионы тонн пшеницы, ржи, ячменя оседали на элеваторах, в складах, на базах и превращались в наличные деньги. Часть денег шла наверх — секретарям обкомов, министрам, чиновникам Москвы. Часть оставалась на местах, создавая класс "советских миллионеров" — директоров, заведующих, приемщиков, живших несоизмеримо лучше простых граждан.
Парадоксально, но именно коррупция и хищения в зерновом хозяйстве привели к тому, что СССР превратился в крупнейшего импортера зерна. С июля 1972 года страна впала в сильнейшую зависимость от ввоза зерновых из США. К 1980-м на СССР приходилось до 15% мирового зернового импорта. При этом Украина, Россия и Казахстан формально производили 90% всего зерна Союза.
Куда девалось зерно? Часть — реально терялась из-за бесхозяйственности, плохого хранения, воровства при перевозке. Часть — приписывалась на бумаге, но никогда не выращивалась. Часть — расхищалась и продавалась на черном рынке. А руководство страны, вместо того чтобы навести порядок, предпочитало закупать миллионы тонн пшеницы за границей, тратя валюту и загоняя экономику в долги.
Материалы "хлебных дел" 1977–1982 годов в украинских областях до сих пор остаются закрытыми или распылены по региональным архивам под грифами "для служебного пользования". В отличие от "хлопкового дела", которое Андропов использовал для политической борьбы и которое широко освещалось в прессе, провинциальные процессы по хищениям зерна велись тихо, без публичного резонанса.
Возможно, когда-нибудь исследователи получат доступ к полным материалам следствия и смогут восстановить имена, суммы, схемы. Пока же остаются лишь отрывочные свидетельства современников, общая статистика МВД и логика системы, в которой коррупция была не отклонением от нормы, а самой нормой.
"Хлебное дело" в украинских областях — это не просто история хищений, а зеркало всей советской системы позднего периода. Система, где партийная номенклатура превратилась в неприкасаемую касту, где блат и взятки заменили закон, где приписки стали нормой отчетности, а воровство — способом выживания. Эта система рухнула в 1991 году, но ее наследие — коррупция, круговая порука, презрение к закону — живет до сих пор.
Закрытые процессы по хищениям зерна остались в тени истории. Но за каждым делом стояли реальные люди: директора элеваторов, которых расстреляли или посадили на 15 лет; секретари райкомов, которых сняли с должности "с формулировкой"; колхозники, которые недополучали хлеб; следователи, которым приказывали "не раздувать"; партийные кураторы, которые делили миллионы и умерли в собственных постелях, не понеся наказания.
Это история о том, как в стране, называвшей себя самой справедливой в мире, справедливость продавалась оптом и в розницу — центнерами пшеницы, тоннами ржи, вагонами ячменя. И о том, как молчание превратилось в соучастие, а соучастие — в крах системы.
Буду также рад вас видеть в своем закрытом канале, где я формирую круг единомышленников. Тут про саморазвитие, личностный рост, использование ИИ и нейросетей в бизнесе.
Уважаемые пикабушники!
Помимо патриотических чувств, есть наблюдения ООН, которое было создано при участии Сталина.
Предлагаю почитать комментарий, где сравниваются Эстония, Латвия, Литва, Россия, Грузия, Казахстан, Белоруссия и Украина: https://pikabu.ru/story/otvet_na_post_kak_razvalili_sssr_12985574?cid=360761094
Кто считает, что в России сейчас живëтся лучше, чем в любой другой республике бывшего СССР (за исключением, может быть, Прибалтики)?
