Солдаты Императорской армии Японии вторглись в Хэнань во время операции «Ичиго» в 1944 году.
Терпя неудачи на Тихоокеанском театре, японское командование решило добиться стратегического успеха в Китае и превратить эту страну в базу для дальнейшего ведения войны. Оно поставило цель разгромить гоминьдановские войска в Центральном и Южном Китае, захватить находившиеся там американские военно-воздушные базы (к июню 1944 года там было 547 самолётов, включая 339 истребителей, 79 средних и 39 тяжёлых бомбардировщиков) и обеспечить прямое сообщение по суше между японскими войсками в Китае и в Юго-Восточной Азии. Активные боевые действия в Центральном Китае начались во второй половине апреля 1944 года. Войска Гоминьдана, превосходя противника по численности, уступали ему в вооружении, были хуже подготовлены и не смогли оказать серьёзного сопротивления. В результате в руках японцев оказалась большая часть территории провинции Хэнань и вся железнодорожная линия от Пекина до Ханькоу. Японцы сделали важный шаг к созданию прямых наземных коммуникаций между Китаем и Индокитаем и создали реальную угрозу американским авиабазам. 27 мая японские войска перешли в наступление из района Уханя в южном направлении. В середине июня японцам удалось прорвать оборонительные позиции с фронта и одновременно основными силами обойти китайские войска. Опасаясь окружения, гоминьдановцы начали в беспорядке отходить. 19 июня японские войска вступили в город Чаншу. Успехи противника встревожили военного советника Чан Кайши, генерала Стилуэлла, который предложил Чан Кайши вступить в переговоры с руководством Коммунистической партии Китая и добиться согласованных действий 8-й и Новой 4-й армий с гоминьдановскими войсками против японцев. Однако Чан Кайши, боясь усиления влияния компартии, отверг это предложение и потребовал от правительства США отозвать Стилуэлла. В октябре 1944 года вместо него был прислан генерал А. Ведемейер. Между тем, к концу октября японские войска достигли района Гуйлиня. 10 ноября защитники города капитулировали. Вскоре японцы захватили Лючжоу и Наньнин. Путь в Индокитай был открыт. К концу 1944 года стратегическая цель японского командования была достигнута — у Японии появилась сквозная сухопутная коммуникация от Пекина до границы с Индокитаем. Это позволяло даже в условиях американского господства на море продолжать вывозить из Юго-Восточной Азии в Японию стратегическое сырьё и продовольствие и, в конечном счёте, давало шансы японским правящим кругам на затягивание войны. Также была решена важная задача — ликвидация части американских авиабаз в Китае. В ходе операций японских войск в апреле-декабре 1944 года гоминьдановцы потеряли около 1 миллиона человек, 10 крупных авиабаз и 36 аэродромов. Японцы установили контроль почти над всеми китайскими железными дорогами. Всё это поставило армию Чан Кайши на грань катастрофы. Тем не менее, японское командование не смогло добиться полного разгрома гоминьдановцев. Поражения на Тихом океане и в Бирме вынудили японцев в конце 1944 года прекратить крупные наступательные операции в Китае, чтобы привлечь дополнительные силы для обороны метрополии.
Мья́нма, официальное название — Респу́блика Сою́з Мья́нма — государство в Юго-Восточной Азии, расположенное в западной части полуострова Индокитай. Ранее (до 1989 года) страна была известна как Би́рма.
Нет, конечно, на фото никакая не птица, а Pteropus vampyrus — вид рода летучих лисиц из семейства крыланов. Но чёрт возьми! Как подходит этот рукокрылый текущему моменту! Как ёмко и чётко олицетворяет его в сочетании со строкой из известной песни.
И ещё на заметку: длина Pteropus vampyrus — до 40 см, размах крыльев — 1,5 м; вес — до 1100 г. Обитает в Индокитае, в Таиланде, Малайзии, Индонезии и на Филиппинах. Вы будете смеяться, но питается… фруктами, нанося значительный вред фруктовым плантациям. Для человека безопасен, наоборот мясо крупных особей местные жители с удовольствием употребляют в пищу.
На Женевской конференции 1954 года рассматривались корейские и индокитайские вопросы. Обсуждение проблемы воссоединения Кореи завершилось безрезультатно. Вторая половина конференции была посвящена судьбе Индокитая.
На её ход оказало большое влияние поражение французского экспедиционного корпуса при Дьенбьенфу, произошедшее непосредственно в ходе конференции.
21 июля были заключены Женевские соглашения, завершившие колониальную войну Франции в Индокитае и определившие дальнейшую судьбу бывших французских колоний в регионе.
Сегодня Вьетнам популярное место отдыха: недорого, живописно, есть на что посмотреть, можно без визы заехать на 45 дней, а с Дальнего Востока так и "рукой подать".
1939 года ученик 10 класса бердичевской средней школы Платон Скрижинский планировал стать агрономом и обязательно увидеть Красную площадь. Для приобретения необходимой практики он устроился работать на опытное поле в родном Бердичеве, справедливо рассчитывая следующей весной поступить в институт, уже имея кое-какой профессиональный опыт. 28 марта 1940 года Скрижинскому исполнилось 18 лет, а уже на следующий день его вызвал военком и приказал быть в готовности для отправки в войска. Через несколько недель молодого комсомольца призывали на срочную службу в РККА. После окончания учебки Платон попадает водителем в батальон аэродромного обслуживания (БАО) в пригород Ростова-на-Дону, где его застала весть о нападении фашистской Германии на Советский Союз.
Война к Ростову приближалась очень быстро... В городе шло формирование добровольческих частей, пожилые казаки вместе с кадровыми военнослужащими и милиционерами в составе истребительных батальонов воевали с диверсантами. Рота, где служил Платон, дежурила у горкома партии. Спали в прямом смысле слова за баранкой — шла эвакуация промышленности, перебрасывались истребительные батальоны, вывозился на станцию урожай. Колеса нужны были всем и везде.
Осенью БАО перевели в глубь страны. В начале 1942 года в батальон начали поступать резервисты, а сержанта Скрижинского вместе с его уставшей полуторкой в числе других бывалых водил перевели в одну из стрелковых дивизий 6-й армии. С фронта от Платона мать успела получить только одно письмо. Это была первая и последняя весточка от сына…
Весной командарм-6 генерал-лейтенант А.М. Городняковский издал приказ о подготовке к наступлению: было решено освободить Харьков. Но Красная Армия потерпела крупное поражение. В историю эта трагедия вошла как «харьковский котел». Только по официальным данным, в нем сгорели 230-250 тысяч жизней бойцов и командиров. Сержанту Скрижинскому повезло — он не погиб в той мясорубке. Во время наступления подвозил снаряды на передовую, вывозил раненых в тыл. В конце мая дивизии стали отступать, еще не зная того, что окружены. Когда кончился бензин, один из офицеров приказал машины сжечь, а личному составу пополнить стрелковые подразделения. В пехоте Платону, как человеку физически сильному, доверили противотанковое ружье. Голодные, обескровленные роты молча пробирались на восток. В одну из ночей капитан, возглавлявший их группу, приказал разбиться на 5-6 человек и выходить самостоятельно.
Сержант Скрижинский возглавил группу в шесть человек, которую он гордо именовал взводом. Шли ночами, днем укрываясь в лощинах и оврагах, не вступая в боестолкновения с немцами – оставшиеся патроны берегли лишь на самый крайний случай. Однако вскоре немцы сумели пленить группу Скрижинского.ДЛЯ ПЛАТОНА началась эпопея военнопленного. Лагерь располагался в Польше. Каждый день пленных подвергали издевательствам, они голодали. Но несмотря на это, в среде лагерников действовала подпольная организация, имевшая связь с польскими патриотами и одним немцем-антифашистом, входившим в администрацию. Весной 1943 года Скрижинский был в принят в организацию. В 1944 году сеть подпольщиков была раскрыта, и над Платоном и его товарищами нависла смертельная опасность. Но немец-антифашист успел вывести часть людей из-под удара, переведя их в другие лагеря. В число счастливчиков попал и Платон, которого отправили на лесозаготовки в Данию.
В этом лагере Платону жилось несравненно легче. Охрану там несли мобилизованные немецкие рабочие, тайно сочувствовавшие русским. Платона, как знающего не только польский (его отец имел польские корни), но и немецкий язык, часто привлекали в качестве переводчика. Здесь, в Северной Европе, сержант Скрижинский и встретил победный май 1945-го. С членами комиссии по возвращению военнопленных у заключенных сложились ровные, если не сказать дружеские, отношения. В один из вечеров Платон, его товарищ Сергей Шелухин, попавший в плен на Днепре осенью 1943 года, и сержант НКВД из комиссии пили трофейный шнапс.
Находясь под воздействием алкоголя, сержант и рубанул свою правду: «Пока вы здесь на фрицев горбатились, мы от Днепра до Одера всю дорогу своими костями выложили». Завязалась перепалка, переросшая в потасовку, а потом и в настоящую драку. Недавних собутыльников разняли и посадили под арест. Из начальства никто в этой нелицеприятной истории разбираться не стал, так как налицо была масса служебных упущений, а просто оформили дело как нападение на сержанта НКВД, находящегося при исполнении служебных обязанностей. Домой Скрижинский и Шелухин поехали в роли подследственных. Поразмыслив, что умирать, в общем, все равно где, ребята решились на побег. Побег удался, они все еще были в Германии, и здесь их пути разошлись: Шелухин пошел на восток, надеясь попасть в Братиславу, а Скрижинский решил пробираться на юго-запад, во Францию. Во Франции он некоторое время жил на ферме, помогая хозяевам в уборке урожая. Осенью же фермер, не желавший, чтобы у него возникли проблемы, дал Платону немного денег и объяснил, что теперь, видимо, у русского только одна дорога – в Иностранный легион. Порог вербовочного пункта Платон перешагнул у самого Средиземного моря – в Обане, местечке неподалеку от Марселя.
В 1945 году Франция вернулась во французский Индокитай. Правительством де Голля было принято решение о запрещении использовать в локальных конфликтах военнослужащих по призыву. Таким образом, легион оставался единственным соединением, на чьи плечи ложилась тяжесть войны во Вьетнаме. «La Legion Etrangere» был развернут до ста тысяч военнослужащих, что в послевоенной Европе сделать было нетрудно. Практически каждым пятым «диким гусем» в его составе был немец, но попадались и славяне, в числе которых оказался Платон. 13-я легкая полубригада, на базе которой формировался экспедиционный корпус для отправки во Вьетнам, была единственной частью легиона, поддержавшей «Свободную Францию» и лично Шарля де Голля в выступлении против фашизма.
Возможно, это связано с тем, что начало Второй мировой бригада встретила в Норвегии, где готовилась оказать помощь финнам в войне против Советского Союза. Именно в состав этой полубригады и был зачислен легионер II класса Скрижинский. Воинская специальность Платона осталась прежняя — водитель, на сей раз ему пришлось управлять большегрузным «Шевроле» с местом приписки Сайгон. В 1946 году дела у «солдат удачи», натасканных английскими офицерами, складывались весьма успешно. Подразделения принялись за наведение порядка, который заключался в банальном расстреле десяти гражданских лиц за гибель одного военного Франции. Но, применяя эту дичайшую тактику, колониальное правительство получило от вьетнамцев не страх и покорность, а лютую ненависть. Уж кому-кому, а Платону нетрудно было сопоставить своих новых сослуживцев с теми гогочущими фашистами-мотоциклистами, что гоняли его вокруг горящего стога сена пулеметными очередями, а потом взяли в плен. Весной 1947-го Платон, к тому времени уже вполне сносно общающийся на французском, дал понять одному «интересному» вьетнамцу, что у него нет ничего общего с легионерами и он хочет воевать на стороне партизан. Вьетнамцы некоторое время присматривались к Скрижинскому, опасаясь провокации, и даже дали ему прозвище «Тихий русский». После целого ряда проверок, убедившись в его искренности, они указали ему место явки в городе Виньлонге. 27 августа Платон в полной выкладке явился по указанному адресу и вскоре влился в ряды 307-го «непромокаемого» батальона. Так, за 15 тысяч километров от родного дома, он вновь стал «красным».
307-й батальон под командованием бывшего студента Фам Хонг Шона («Могущий погладить усы тигра») – был в то время одной из самых легендарных вьетнамских частей. Батальон принимал участие во всех знаковых операциях той кампании. Действовал он в районе Бенче и дельте реки Меконг. К слову сказать, кроме Скрижинского в батальоне воевали австриец, два немца, несколько алжирцев, один чех, два поляка и бывший гвардии сапер РККА Федор Бессмертный. Тактика партизан была классической: днем они не отличались от общей массы местных жителей, ничем не выделяясь из толпы, а ночью брали власть в свои руки, устраивая диверсии, засады и налеты. Однажды Платону с двумя напарниками удалось захватить 37-миллиметровую пушку, после чего по Бенче поползли слухи о «белом дьяволе» в форме легионера. Хотя самого «дьявола» партизаны звали не иначе как «Тхань», что в переводе означает «Верный». Скрижинский был назначен командиром расчета захваченного орудия, временно его перевели на усиление 310-го батальона, а когда он вернулся обратно в 307-й, то уже возглавил в нем минометную батарею.
Вместе с батальоном Платон прошел путь от южного мыса Камау до Долины тростников. Вместе с вьетнамцами и добровольцами-интернационалистами он сполна познал и горечь неудач, и радость побед. К концу войны о Платоне знал весь Вьетнам. В 1948 году Скрижинский женился на местной девушке. 28 августа 1949 года у них родилась дочь Жаннин, или Анна, как ее зовут в России. В 1954 году после победы над французами Платон Скрижинский за боевые отличия был награжден высокой правительственной наградой Вьетнама — орденом Боевой Славы. И уже в роли народного героя он перебрался на место жительства в Ханой. С женой Платону пришлось развестись, дочь он воспитывал один. Тхань был лично знаком со многими высокопоставленными чиновниками компартии, а Жаннин ходила в садик при политбюро, и можно, наверно, было считать, что жизнь удалась. Но Платона нестерпимо тянуло на Родину. Смерть Сталина сподвигла его на активные действия, и в 1954 году Хо Ши Мин лично ходатайствует перед правительством Советского Союза о возможности возвращения Скрижинского на Родину.
31 декабря Платону передали телеграмму из МИД СССР: «Товарищ Скрижинский является гражданином СССР». В июне 1955 года, едва прилетев, Скрижинский со своей дочкой и его фронтовой товарищ Федор Бессмертный со своей вьетнамской женой пришли на Красную площадь в Москве. Сбылась детская мечта Платона. По законам жанра на этом месте можно было бы и поставить точку, но для Скрижинского история не закончилась, а началось «хождение по мукам». Советское правительство, выдав Скрижинскому паспорт гражданина, больше для этого человека не сделало ровным счетом ничего. На работу он устроиться не мог — никто не отваживался взять 32-летнего мужчину, не имеющего трудовой книжки. Безработному, в свою очередь, нельзя было рассчитывать на получение квартиры: его не имели права прописать, и более того, он сам не имел права снимать жильё.
Платон с дочкой поехал в родной Бердичев. Там он узнал, что его мать умерла. Отца Платона расстреляли немцы еще в 1942-м. Так и не увидев родных, Платон оставил Жаннин на попечение тетки. Вскоре до него долетела весть о кончине его боевого товарища Федора Бессмертного. Жена Федора Нгуен Хи Винь с грудной дочерью на руках улетела в Ханой, оставив Платону все свои сбережения.
Скрижинскому удалось снять угол в подмосковном Виноградово у местной жительницы Анны Куликовой, откуда он каждый вечер ездил на Казанский вокзал разгружать по ночам вагоны. Там, на вокзале, он случайно встретил своего одноклассника, который работал на радио. Узнав историю Платона, земляк привел его на радиостанцию, где остро нуждались в людях, владеющих вьетнамским языком. Так у Платона появились нормальная работа. Понемногу жизнь у него наладилась. Скрижинский женился, сумел прописать себя и дочь Жаннин в Москве, получил наконец трудовую книжку, став обычным советским гражданином.
Скрижинского взяли на Иновещание. Там Платон Александрович отработал более четверти века до самой пенсии, на которую он вышел в 1982 году. Семья жила хорошо. Помимо основной работы супруги подрабатывали переводами французских авторов.
В общей сложности Скрижинский провоевал не меньше десяти лет, прошел плен, две войны и службу в трех армиях, но до сих пор не считается ветераном. По принятым в стране законам он не является участником Великой Отечественной войны, так как был в плену, не имеет он и статуса воина-интернационалиста, так как считается, что до 1960 года советские граждане никакого интернационального долга не выполняли. Во Вьетнаме же его знают несравненно лучше, чем на Родине. Он главный герой двух повестей, о нем снят документальный фильм, а после победы Вьетнама над США он ездил в Ханой по приглашению генерала Фам Хонг Шона, своего бывшего комбата. Скончался Платон Александрович 28 марта 2003 года на больничной койке одной из московских клиник…
Должен ли быть военный политиком? А политик – военным? В какой-то мере – да. Но мир наш сложен, и потому универсальные специалисты нынче в большом дефиците. Приходится заставлять работать политиков и военных в одной упряжке, которую каждый тянет в свою сторону. Получается не всегда идеально. Но всегда интересно разобраться в перипетиях принятия и исполнения решений, влиявших на судьбы планеты в недавнем прошлом. Этому посвящена новая книга британского военного историка, профессора Лоуренса Фридмана, которая рекомендовали участникам конференции по международной безопасности в Мюнхене в 2023 году.
Командование. Политика военных операций от Кореи до Украины.
Всем известно: приказы не обсуждают. Их исполняют, несмотря на внутренние сомнения и неопределённости. Неисполнение ставит под вопрос не только сам приказ, но и всю иерархию, на которую он опирается. Неисполнение – нарушение субординации, уход – дезертирство, а смещение командира – мятеж. Приказывают не всегда приятные вещи. Как правило, приказы связаны с намеренным насилием и ставят подчинённых в ненатуральное положение, когда они должны стремиться убить других, рискуя при этом самим быть убитыми. Можно отреагировать помягче: промедлить с исполнением, исполнять недостаточно решительно, а также интерпретировать приказ по-своему. В общем и целом, командовать непросто. Подчинённых нужно мотивировать чем-то посложнее кнута и пряника. Можно призывать к патриотизму, защите своих семей и солидарности с товарищами. Можно повысить лояльность, заботясь о своей команде и не подвергая её излишнему риску. Можно выстроить доверие к себе, разделяя тяготы и опасности и создавая репутацию победителя в неблагоприятных обстоятельствах.
Все эти вещи сами собой разумеются в рамках военной иерархии. Но, как правило, иерархия эта имеет вершину, которая упирается в политическую власть в стране. Которую нужно слушаться. Поэтому политическая чувствительность является неотъемлемой частью компетенции высших офицеров. Нужно уметь не только сражаться, но и вести переговоры, чувствовать как чужую культуру, так и боевой дух своих частей. Там, наверху, где гражданская и военная сферы пересекаются, неизбежно возникают потери на трение между теми, кто оформляет цели, и теми, кто эти цели должны достигать. Вообще, линия раздела часто лежит на самом деле между теми, кто пишет приказы наверху и теми, кто исполняет их на местах. Взаимопонимание тех и других далеко не всегда идеальное. В условиях войны политическая система проверяется на прочность. Диктатура имеет преимущество смелого формулирования и быстрого исполнения решений, но вот поиск и устранение недостатков таких решений затруднён. Более того, диктатор часто вынужден ставить верность себе выше профессиональной компетенции своих кадров.
Послевоенная политика главных игроков на мировой арене формировалась, с одной стороны, желанием избежать Третьей мировой войны, а с другой – трудностями при ведении войны против негосударственных образований. Приходилось выбирать средства и иметь в виду, что не все цели могут быть достигнуты, а также, что враг останется не до конца побеждён и снова поднимет голову. За ограниченную войну выступало и международное сообщество в лице ООН и других организаций. В то же время, новые технологии расширили выбор доступных средств ведения войны. Третья мировая пока не разразилась. Но войн поменьше хватало. О них – эта книга.
Сэмюэль Хантингтон обрисовал в одной из своих книг основные черты сделки между гражданским и военным руководством страны: гражданские признают «автономный профессионализм» военных, получая взамен политическую нейтральность и добровольное подчинение. У каждого своя область ответственности. Солдаты не должны править государством, политикам не следует советовать, как воевать. Правительство задаёт направление, спрашивая при этом совета у военных. После согласования последние занимаются исполнением, оставив оперативные решения за собой. Но всё же эта формула не предотвращает вмешательства военных в планы политиков. Да и политики часто не могут остаться в стороне от методов ведения войны. По крайней мере, они должны вникать в подробности действий своих военных, чтобы иметь возможность сменить того, кто не справился. Короче, на практике те и другие влезают в дела друг друга. Это смог наблюдать и Хантингтон во время своей молодости.
На начало войны в Корее Макартур был популярнейшей персоной в Соединённых Штатах. И точно популярнее президента Трумэна. Во время Второй мировой он командовал вооружёнными силами США в Тихом океане, а после рулил побеждённой Японией. Корейской войной он также занимался из Токио, при этом ни разу не прилетев в Вашингтон для консультаций. Гора не шла к Магомету, так что встреча президента с главнокомандующим произошла на острове Уэйк в Тихом океане 15 октября 1950 года. Особой покорности президенту Макартур не выказал, хоть и выслушал прямые намёки на то, что его могут сменить. У него было право на спокойствие: армия Ким Ир Сена отступала после контрнаступления войск ООН под его командой. В высадку под Инчхоном никто не верил, однако это смелое мероприятие удалось.
Мандат Объединённого Штаба обязывал его уничтожить северокорейскую армию во главе военного контингента ООН. Но так, чтобы не вызвать серьёзного вмешательства СССР и Китая в конфликт. Для Макартура сомнений не было: для этого нужно было гнать противника дальше на север, за 38-ю параллель. Они всё равно уже вовсю бомбили врага на его территории. Этого требовала военная логика. Однако по мере приближения линии фронта к границе с Китаем начинала работать логика политическая, которую Макартур понимать отказывался. Он не боялся Советов и китайцев, говоря, что ВВС США быстро решит проблему.
Через несколько дней был взят Пхеньян. 24 октября Макартур стал гнать свою армию дальше на север в нарушение данных ему приказов, несмотря на то, что уже в начале месяца было несколько болезненных столкновений с китайцами. 5 ноября он разбомбил пограничные мосты: ещё одно явное нарушение приказов под предлогом настоятельной необходимости. Это не помогло, тем более, что пограничная река Ялу вскоре замёрзла. 24 ноября было объявлено новое наступление, которое началось хорошо. Но плохо кончилось: на месте предполагаемых 25 тысяч китайских солдат оказалось в 8 раз больше. Войска ООН побежали, а Восьмая армия оказалась обратно за 38-й параллелью, готовясь защищать Сеул. И если раньше снимать Макартура мешала его сила, то сейчас – его слабость. Коней на переправе не меняют.
Дело решилось весной, когда президент стал искать пути к миру, а главнокомандующий саботировал эту инициативу. На высланную ему речь Трумэна он ответил согласием, но завершил своё ответ словами: «Победе замены нет». 11 апреля Макартур был уволен за несоблюдение субординации. К этому времени его ореол значительно потускнел, хоть ситуацию на фронтах удалось стабилизировать. Как заметил один из работников штаба, он потерял уверенность в самом себе, а затем эту уверенность стали терять и его подчинённые. Однако и они были озабочены ограничениями в свободном выборе средств ведения войны. Генерал получил восторженный приём по возвращении в Штаты, где он продолжал выступать за быстрое окончание войны путём её эскалации. Любыми средствами.
Для увольнения может быть три причины: некомпетентность, неподчинение и несогласие с политикой правительства. Казалось бы, Макартура убрали из-за второй причины, но на самом деле он уже вовсю критиковал политику своего начальства к началу весны. Потом его спросили, подчинялся ли он Трумэну. В ответ он стал говорить, что есть президент, а есть страна и Конституция. Другими словами: что делать офицеру, когда ему отдают приказ, который преступен и входит в противоречие с его базовыми ценностями и совестью?
А что так стыдливо – «любыми средствами»? Почему не написать прямо: Макартур собирался забросать Китай атомными бомбами. Почему не упомянуть, что против него воевал не только Китай, но и СССР, у которого уже было ядерное оружие на тот момент? Эти умолчания с самого начала заставляют меня усомниться в полной искренности нашего автора.
Французская армия в Индокитае и Алжире
Вышеупомянутый вопрос ещё более рельефно высветился в ходе двух колониальных войн Франции. В Индокитае солдаты были вынуждены сражаться без столь необходимого подкрепления, в котором им отказали там, наверху.
Во Франции это время было турбулентным. В те годы военные перевороты в Западной Европе были вполне мыслимым делом. Испания и Португалия управлялись военными диктатурами, трясло и Грецию с Турцией. Придя к власти, военные оправдывали свои действия верностью высшим ценностям государства и способностью более эффективно противостоять вызовам времени. Проблемы в стране усугубляли рассогласованные действия военных и политиков. В Индокитае значение обороны Дьенбьенфу трансформировалось в ходе мирных переговоров, а в Алжире армия жёстко зачищала поляну, чтобы сохранить Алжир французским, в то время, как правительство отказалось от этой цели.
После войны генерал де Голль не собирался расставаться с колониями. Против этого не возражали и англосаксы. Однако Хо Ши Мин сумел прочно оседлать волну антиколониального национализма, и после прихода к власти коммунистов в Китае французы могли держать оборону, лишь опираясь на помощь США. Разработка национальной стратегии в Париже затруднялась громоздким процессом принятия решений. Недостаток политического импульса и координации отдалили столицу метрополии от событий на местах. Сменявшие друг друга правительства были изношены войной, и общественное мнение продолжало остывать. Настроения в Париже смещались в сторону переговоров. Интерес к ним только возрос после окончания войны в Корее.
В марте 1953 года во главе французских войск в Индокитае стал генерал-майор Анри Наварр. Он излучал уверенность, но не знал обстановки на местах и был вынужден опираться на своих подчинённых в принятии решений. Было ясно, что нужны значительные подкрепления, однако Комитет национальной обороны ограничился лишь частью того, что было запрошено. Не были заданы и приоритеты в кампании. Наварр решил сконцентрироваться на горном северо-западе Индокитая, который был почти полностью в руках коммунистов. Французское присутствие там опиралось на две базы ВВС, откуда можно было начинать экспансию. При потере ценности базы могли быть оставлены. Эта концепция оправдалась в Насане, где французы основательно потрепали войска Вьетминя. Второй базой была открытая долина на северо-западе Вьетнама в десятке километров от Дьенбьенфу (название переводится как «утверждённая граница»). Решение об установлении базы было принято вместе с командующим сухопутных сил Северного Вьетнама Рене Коньи, который базировался в Ханое. Наварр же сидел на юге, в Сайгоне. На месте командовал полковник де Кастри. Главнокомандующий не считал распыление ответственности на нескольких принимающих решения ощутимой проблемой.
Высадившись в джунглях, французы не стали скрывать мотивов остаться там всерьёз и надолго. Это уяснил вьетнамский генерал Зяп. Он поставил цель уничтожить гарнизон базы, чтобы ускорить наступление мирных переговоров в Женеве. В условиях трудной местности и постоянных бомбёжек вьетнамцам удалось стянуть серьёзные войска на место сражения. Это было подвигом логистики. Наварру стала ясна уязвимость позиций в Дьенбьенфу, и он запросил подкреплений, чтобы иметь возможность прорваться. Париж остался холоден к его просьбе, ограничившись, в основном, авиацией. Коньи был, однако, довольно оптимистически настроен, считая положение гарнизона вполне устойчивым.
Однако взлётные полосы, неизбежно расположенные в низине в условиях горной местности, были уязвимы перед артиллерией Вьетминя. Зяп терпеливо изнашивал силы противника огнём, отгрызая при этом кусок за куском на периметре французской обороны. Коньи слишком поздно обнаружил, что у Зяпа достаточно и пушек, и снарядов. Он не собирался оставлять базу, боясь падения боевого духа в войсках. Также он отказался от предложения Наварра нарастить гарнизон и не дал де Кастри дополнительный батальон.
13 марта 1954 года началось основное сражение. Вьетминь пошёл штурмом на Беатрис (все укрепы на холмах получили имена любовниц де Кастри). Французы были настолько огорошены, что не смогли организовать контратаку. Самоуверенность в их рядах сменилась унынием. Им повезло, что Зяп не продолжил давить, иначе бы ему досталась быстрая победа. В конце концов, порядок удалось восстановить. У Коньи запросили ещё один батальон, но тот уже разуверился в своих подчинённых. Не хотел менять приоритетов и Наварр. Де Кастри мужественно оборонялся до конца месяца, снова просил поддержки и получил её, но совсем немного. Наварр повздорил с Коньи, от кого непременно схлопотал бы в морду, не будь генералом. Битва была всё ещё не проиграна, потери вьетнамцев были гораздо выше. А потом пошли дожди, авиация стала бессильна, бронетехника завязла в грязи. Стали сказываться собственные потери. На замену доставили всего 783 пехотинца.
Зяп решил ускорить события в преддверие запланированной на 8 мая конференции в Женеве. Коньи, вероятно, надеялся, что гарнизон продержится до этого времени, и дипломаты спасли бы военных. Он направил резервный батальон, но, идя по земле, помощь не подоспела вовремя. Те 107 человек, которые добрались по воздуху, принесли с собой газеты, в которых уже писали, что Дьенбьенфу не устоит больше нескольких дней. Для поднятия боевого духа Коньи повысил в звании де Кастри, отправив ему свои же звёздочки на погоны. Вьетнамцы и звёздочки забрали, и шампанское выпили. Ведь парашют с грузом унесло на их позиции. К вечеру 7 мая Дьенбьенфу пал. Вьетминь взял 11721 пленными, из которых 4436 были ранены. Потери у Зяпа были велики, но они того стоили. Французы ушли с севера Вьетнама.
Никогда нельзя недооценивать врага. Если бы Ханой и Сангон по достоинству оценили боевой дух защитников, то помощь бы пришла вовремя, и не было бы этой позорной сдачи. Дьенбьенфу не получил нужного веса в глазах командования, являясь в то же время важнейшей позицией. Такой же двусмысленной была точка зрения парижских политиков, которые не согласовали стратегию с военными. Вон оно как – командовать издалека.
Тем временем открылся новый театр военных действий: Алжир, который был не колонией, но частью Франции. Для борьбы с восстанием впервые с 1895 года был объявлен призыв. По всем военным меркам это был успех. Бороться с восставшими решили их же методами: диверсии, террор, пытки, убийства без суда и прочее насилие. Короче, «специальные меры». Те, кто приводил их в исполнение, искренне считали, что ведут борьбу за Францию.
Однако военная победа – это необходимое, но не достаточное условие для достижения политических целей кампании. Фронт национального освобождения (FLN) Алжира получил широкую международную известность своими ненасильственными мерами сопротивления и пользовался симпатиями левых в самой Франции. Январь 1957 года ознаменовался сотней терактов и всеобщей забастовкой в конце месяца.
В это же время на пост командующего французскими войсками в Алжире был назначен прославленный генерал Рауль Салан, в подчинение ему дали Жака Массю, вернувшегося как раз из бесславного путешествия в Суэц. Массю стал бороться не с отдельными террористами, а со всей организацией. Начались повальные обыски, аресты, пытки. Бросить человека за решётку тогда ничего не стоило, и неудивительно, что система оказалась перегружена. И это работало. По их словам, конечно. Убили 4000 человек без суда и следствия – это всё были готовые на теракты члены FLN. К концу марта террористическая сеть была сокрушена. В июле повстанцы решились на последние акты отчаяния, включая взрыв на танцплощадке. В сентябре глава алжирских боевиков Саади Ясеф был схвачен. Потребовалось много лет, пока общественности стал известен весь масштаб пыток и казней, но слухи и догадки распространялись быстро, что привело к скорым обвинениям в самой Франции. После того, как консервативное правительство страны пало в апреле 1958 года, социалисты собирались сформировать новое (с коммунистами в составе). Замаячила реальная перспектива оставления Алжира. Там начались беспорядки, и офицеры организовали комитет общественного спасения с Массю во главе.
В таких условиях ключевую роль сыграл генерал Салан, который возвратил в политику удалившегося было де Голля. Но де Голль не собирался вставать в ряды путчистов, а предпочёл возглавить правительство по предложению президента страны, находящейся, по его словам «на грани гражданской войны». Положение и в самом деле было серьёзным: из Ле-Бурже уже вылетели самолёты, чтобы принять на борт десантников для захвата ключевых объектов Парижа. В правительство де Голля были широко представлены как левые, так и военные. После получения вотума доверия на референдуме, де Голль приказал армии выйти из комитета общественного спасения и сменил Салана на генерала Мориса Шалля.
Шалль продолжил давить восстание, которое было выдавлено из городов в сельскую местность. В результате половина вооружённых формирований мятежников была уничтожена. Военные действия велись почти столь же жестоко, как и ранее. Однако своими мерами военные только укрепили ненависть мусульманского большинства Алжира, что выразилось в массовых демонстрациях. Лидеры повстанцев нашли убежище в Тунисе, найдя там признание международного сообщества в качестве Временного правительства Алжира. Общественное мнение твёрдо встало на его сторону. Перед де Голлем встал выбор: или признать независимость Алжира, или дать ему автономию в составе Франции. Массю смотрел на это с явным неодобрением, которое он не стал скрывать. Он поплатился за это своим постом. Армия пришла в беспокойство, последовали протесты со стороны французских поселенцев в Алжире, и де Голлю пришлось одеть генеральскую форму и обратиться к нации. Ему удалось изолировать протестующих, которые в отчаянии стали прибегать к террору. Тем временем проалжирские демонстрации продолжали нарастать. Де Голль стал намекать на вариант с независимостью. Ответом стал военный мятеж в Алжире, к которому присоединились Салан и Шаллль, но не Массю, который заранее предполагал, что игра проиграна. Мятеж был плохо продуман и организован и потому не удался. Всего лишь 25 тысяч из 400 тысяч военных присоединились к нему.
18 марта 1962 года Франция признала независимость Алжира. Европейское население в массе своей бежало во Францию, а дружественные Франции мусульмане оказались без защиты и были вырезаны. Так бесславно окончилась идея «французского Алжира любой ценой». Военные сделали всё, чтобы достичь победы, но в конфликтах подобного рода победа – весьма капризная барышня. Офицеры, положившись на де Голля, забыли ненадёжность генерала, который не давал им твёрдых обещаний и одевал форму, чтобы утихомирить их. Опыт Алжира высветил ещё раз тему, столько раз возникавшую в ходе двадцатого столетия: стоит ли подчиняться преступным приказам? Приказы, как известно, не обсуждают. Или? В 1966 году французская армия получила новый Устав. Вот цитата из него:
Подчинённый, получивший приказ, который он считает незаконным, должен опротестовать его.
Тема гражданской ответственности военных никуда не делась и в наши дни. Сегодня десятки офицеров публикуют письма в прессе, в которых предупреждают об опасности исламизма. Цитирую одно из них:
Если разразится гражданская война, армия будет поддерживать порядок на своей земле.
Вот он, двадцатый век с его СМИ и могущественным общественным мнением. Если раньше безжалостные колонизаторы гасили несогласие огнём и мечом, то теперь их сограждане успешно мешают им это делать. Подобные события мы увидим ещё неоднократно.
