— Анатолий Александрович, что там?
— Травма головы, ребенок. Вызов уличный, перчатки надевай сразу.
— Далеко ехать?
— 2 минуты.
Это была последняя смена для меня. И первая смена в бригаде для моего второго номера — студентки Кати. Она работала с декабря в оперативном отделе диспетчером, но к выпуску решила погрузиться в практику. Со времен ковида к нам начали брать студентов последних курсов колледжа. Возможно, не самая глупая инициатива. Но довольно красноречиво говорящая о существующих проблемах.
Заведующая знает, что я сам по себе спокойный, местами даже слишком мягкий. Могу сам манипуляции провести, если у второго номера не получается что-то. Например, катетер поставить или ту же повязку Дезо наложить. Почти все другие врачи этого не терпят, что отчасти справедливо.
Стоило нам завернуть во двор, как сразу привлекли внимание местных воем сирены. Возле подъезда, указанного в карте вызова, была толпа людей. При первом же визуальном контакте с нами они начали интенсивно махать руками, зазывая к себе, будто помечая место происшествия. Обычно это предвестник нехорошего.
Как только машина остановилась, из подъезда вывели мальчика. Все лицо и фронтальная часть одежды были в крови. Пациента сразу же усадили в машину.
Визуально:
— Ссадина мягких тканей головы в проекции соединения теменной и височной костей.
— Полностью откололись коронковые части 11 и 41 зубов. 21 и 31 скололись на фиссурах.
— Неврологическая симптоматика отсутствует.
Осмотр прерывает женщина, представившаяся матерью ребёнка. Катя начала накладывать воротник. Я выхожу на встречу матери. От которой исходил четко читающийся запах спирта.
— Он в порядке?!
— Все вопросы потом. У ребенка есть аллергия на препараты?
— Да, на обезболивающие какие-то были, на анестезию еще у стоматолога была... Сейчас не помню.
Разговор прервали женщины пенсионного возраста, явно атакующие мать за ее материнские качества.
— В машину садитесь, едем.
Мы с матерью пострадавшего сели в машину. Водитель тронулся с места с ревом сирены. На улице продолжались агрессивные по манере споры и восклики в адрес матери.
Я продолжил осмотр уже успокоившегося ребенка. Катя поглаживая его за руку успокаивала. Мать сидела на кресле.
— Я не знаю как так получилось. Мы сидели с друзьями во дворе на лавочке, Вадим играл с другими детьми. Все хорошо было, потом резко крики
— Само падение или удар не видели?
— Он вроде с горки упал. Или скатился неудачно, я не знаю...
— Очень плохо, что не знаете. Он сознание терял?
— Не знаю...
— Понятно
— Вы же это в полицию сообщаете?
— Конечно
В приемник детской больницы мы приехали где-то минуты за 2-3. Удачно, что двор находился так близко. В самом приемнике ребёнок с подобной травмой был не один, по скорой перед нами было еще несколько травм головы. Наш пациент почти успокоился, сидел молча, понуро уставившись в стену. Прождав 12 минут, мы оставили сопроводительный лист матери, сами выдвинулись к выходу.
Добравшись до машины, я начал набирать номер телефона дежурного полиции. Катя, судя по звукам, наводила порядок в салоне. Дозвониться получилось не сразу, с 2-3 раза только взяли трубку. Как оказалось, медсестры с приёмного отделения меня опередили минут на 5 — сообщение уже было передано. Я даже не успел спросить фамилию сотрудника, принявшего сообщение, как трубку бросили.
— Анатолий Александрович, правда, что это ваша крайняя смена перед увольнением?
— Последняя смена.
— Я думала, что нельзя так говорить. Ну, многие верят, что это на что-то влияет
— Говорить ты можешь как захочешь, ни на что это не влияет.
— Я тоже в это не верю. Думаю, сутки спокойно пройдут.
— Надеюсь.
Странный для меня наплыв сентиментальности, вероятно, был вызван тем, что больше я не заступлю на смену в этой организации. С одной стороны грело понимание того, что с новой работой спать буду дома, зарплата станет в несколько раз больше. Лонгированный потолок для роста. С другой стороны, некоторые привыкают к работе на линии до такой степени, что возвращаются несмотря на зарплату, отношение со стороны пациентов, да и начальства тоже.
Отсюда же и желание запомнить каждый момент на этой смене. Хорошо, что путь на эту работу назад я себе перерубил окончательно, сжёг все мосты. Но эту смену точно забыть не получится.
Спустя часов 12 и порядка 6-8 вызовов, на мой личный телефон поступил звонок. Он выделялся на фоне привычных звонков из банков и всякого прочего спама. Звонили полиции.
— Добрый вечер, это Анатолий Александрович ******?
— Да.
— Вас с полиции беспокоят. (сотрудник представился по уставу, но в привычной сотрудникам и военным глотать 2/3 звуков. Не была понятна ни должность, ни фамилия, да и важности особой это для меня не имело).
— Что случилось?
— Ребёнка ****** (фамилия) с травмой головы Ваша бригада забирала утром?
— Да.
— Вы какой диагноз ставили?
— ЗЧМТ СГМ. А что такое?
— Понятно. Он умер.