Подземный Манхэттен на случай ядерной войны
В конце 1960‑х годов архитектор Оскар Ньюман предложил построить город под Манхэттеном.
Ньюман хотел создать полую сферу объемом примерно в 5 кубических км, расположив ее глубоко под Таймс-сквер.
Чтобы создать столь огромные пустоты в земной коре нужно опустить в подготовленные скважины ядерные домбры и произвести точечные взрывы.
«Экватор» получившейся сферы образовал бы «пол», на котором можно обустроить улицы, возвести офисные здания, магазины и так далее, а нижняя полусфера оказалась бы подземным городом.
Но по какой-то странной причине ньюмановский план так и не был реализован.
Увертюра для бетонных коробок
Я пишу этот текст в интернет в надежде, что его заметят и мне помогут. Меня зовут Сергей Витальевич Касьянов, мне девятнадцать лет. На дворе тринадцатое апреля две тысячи семнадцатого года. Сейчас половина восьмого вечера, и я должен успеть рассказать вам всё, пока это вновь не началось. Сразу скажу – история будет длинной, но, чтобы избежать лишних вопросов, я должен рассказать всё с самого начала.
Всю свою жизнь я провёл в маленьком городке под названием Верхний Островной. Это название вам ни о чём не скажет – и немудрено, ведь в городе проживают от силы несколько тысяч человек. Сам по себе он представляет удушливые бетонные коробки и небольшие дворы, где даже летом на тебя давит серость и уныние. Да и тёплых деньков у нас, честно говоря, не так уж и много – погода почти всегда около дождливая либо облачная.
Что-то я отвлёкся.
Так вот, всю свою жизнь я жил в Верхнем Островном. Не сказать, что моя жизнь чем-то отличалась от жизни моих сверстников – сначала детский сад, потом школа. После девятого класса ушёл в местный техникум машиностроения – в городе даже есть завод, где берут на работу по этой специальности. Не суть. Короче говоря, всё началось с того, что я съехал от предков в квартиру, которая окнами выходит на нашу местную реку Хмурую. Это довольно большая река, которая практически полностью огибает наш городок – в детстве я часто ходил с друзьями на местный пляж, да и в целом на берегу довольно часто можно встретить рыбаков. Хотя после случившегося я вовсе не уверен, есть ли в ней рыба.
Простите что я отвлекаюсь – тело бьёт крупной дрожью, и я не могу собраться с мыслями. Так или иначе, я продолжу.
Всё, как я и сказал, началось с переезда. Квартира на берегу реки досталась мне от какой-то бабки по материнской линии – даже не пришлось искать съёмную хату. Для меня это было отличной возможностью начать самостоятельную жизнь – особенно учитывая моего строгого отца, который всё время ворчал, мол “Пора взрослеть, Серёг, а у тебя всё херня на уме”. А тут удачно получилось, что нам по наследству перешла однушка от мамкиной родственницы – та завещала квартиру ей, ну и родители сплавили меня на отдельное жильё, дабы наконец начал жить самостоятельно.
Сейчас я жалею, что не отказался, что не вцепился в дверной косяк в родительской квартире – как знать, может это спасло бы меня от того удушливого ужаса, который я переживаю сейчас, в этих бетонных стенах, где даже дверь не способна защитить меня от происходящего.
Но тогда, с месяц назад, я с радостью принял это предложение – и уже через пару дней заносил свой нехитрый скарб в новую квартиру. Та была крайне “совковой” по антуражу и какой-то душной – но, подумал я, обживу и будет самое то. Открыл окна на проветривание, разложил свои вещи, приготовил ужин – и к вечеру квартира стала хоть немного, но уютнее. Особенно в своей хате меня привлекала возможность приводить девушек – явно удобнее, чем выжидать момент, пока родителей нет дома, или искать другие варианты.
Короче, суть в чём.
Недели три назад я курил в окно на кухне – на часах было где-то два часа ночи, и мне было влом спускаться вниз. Курил, думал о дальнейших перспективах, куда стоит пойти работать и всё такое – классические ночные загоны. Но потом вдруг среди ночной тишины и журчания реки я услышал другие звуки. Сначала отдалённые, но затем приближающиеся. Причём шли они со стороны реки – будто кто-то сплавлялся по ней ночью, при этом…
Так. Давайте я попробую объяснить.
Представьте себе, что двуручной пилой елозят по металлу, параллельно с этим кто-то бьёт молотком по железному тазу, а в довесок к этому стучат по бочке. А кто-то ещё и хрипит, будто бы содравший горло певец пытается взять ноту повыше. И всё это играется в каком-то определённом ритме, что отдалённо напоминает музыку. Вот эту какофонию из звуков – раздражающую, нелепую, но вместе с тем почему-то нервирующую, я услышал в ту ночь.
И звук приближался.
Я попытался вглядеться в темноту – и смог разглядеть на фоне тёмной, будто бы целиком из нефти, реки, очертания небольшой лодки и фигур на ней. Ни лиц, ни движений с их стороны видно не было – но весь этот набор звуков продолжал исходить именно оттуда.
Сплавлялись они довольно медленно, и я уже было подумал, что своей музыкой они перебудят весь дом. Хотел уже крикнуть, мол, завязывайте с этой хернёй, но меня опередили. Сейчас я понимаю, что тогда счастливая случайность спасла меня – не окажись у меня под окнами того алкаша, который, похоже, возвращался домой с попойки, я бы уже не писал этот текст.
– Э, уёбки! – закричал он им. – Я вам щас ваши звукалки в жопу запихаю!
Фигуры в лодке никак не отреагировали – ни стали играть громче, ни замолчали, а просто продолжили воспроизводить свою странную музыку.
– Оглохли что ли? – в тусклом свете уличного фонаря я увидел, как алкаш бежит к берегу, размахивая кулаками. – Слышь, бля!
Когда я потерял его из вида – он уже скрылся в тёмном участке берега, куда не доставал свет фонаря, я уже хотел пойти спать. Но тут он снова крикнул что-то невразумительное, а затем, судя по всему, достал телефон и включил на нём фонарик.
И посветил в их сторону.
Я рад, что я не разглядел ничего из окна – света его фонарика было недостаточно, чтобы что-то увидеть. Но он, похоже, увидел.
Я описываю этот момент, и мне особенно страшно. Понимаете, я ни разу. Ни разу не слышал ТАКОГО воя. Я не думал, что люди способны кричать и выть так, как выл тогда этот алкоголик. Будто бы он попал ногой в капкан, а под ногти ему тем временем загоняли иголки – настолько громкий и пронизанный болью был его крик. Даже не болью – вечным стенанием, каким-то непринятием смерти.
Я честно не знаю, как описать этот вой.
Так или иначе – он начал натурально выть и биться в истерике. Я поспешил закрыть окно и выключить свет на кухне – не знаю почему, но в секунду стало очень страшно. Стало страшно, что ОНИ – те, что на лодке – заставят меня завыть так же. Сквозь открытую форточку я лишь продолжал слышать его крики и эту неестественную музыку – вой перемежался какими-то словами. Он выкрикивал какие-то непонятные мне слова, а потом я услышал плеск воды – судя по звукам, он полез в реку.
Спустя несколько минут закончилась и музыка. Я выглянул в окно – всё было как обычно.
Уснул я в ту ночь с трудом – ещё с час я прислушивался к звукам снаружи, но больше ничего не происходило.
Первые странности начались ещё тогда – но я не обратил на них внимания. Дело в том, что у нас есть местные городские новости – и в них не было ни слова о пропавшем/сошедшем с ума человеке. Я не искал намеренно информацию об этом алкаше двадцать четыре часа в сутки, но в последующие дни никаких новостей ни о нём, ни о странных звуках с реки не было. Будто все пропустили происходящее мимо ушей.
Буквально. Ха-ха.
Я списал этот ночной случай на алкоголизм мужика – ну привиделись чёртики в лодке, а потом вдруг полез в воду, хрен его знает что у него на уме. Какофонии из звуков на лодке я тоже нашёл оправдание – мол, перевозили ночью какую-то бытовую утварь. Довольный своим объяснением, я прожил так ещё несколько дней.
Пока это не случилось снова.
Так. У меня мало времени. Стены вокруг будто сжимаются, словно квартира – да что там, целый город – хочет растереть меня в труху, выдавить из меня всё живое. Нужно торопиться.
Второй случай с музыкантами в лодке – я буду называть их так – произошёл пару недель назад. Я тогда ночевал дома не один, а с Алиной – знакомая девчонка с техникума, мы общались давно, но что-то наклёвываться у нас начало только сейчас. Она давно намекала на нечто большее, чем просто ходить за ручку, но возможность совместной ночёвки появилась лишь недавно – и потому я пригласил её к себе.
В ту ночь мы поужинали, выпили пива – она взяла себе вишнёвое – и начали смотреть какую-то мелодраму на моём ноутбуке. Мы лежали обнявшись, и дело уже дошло до поцелуев, как вдруг я снова услышал за окном это.
Музыка. Неживая, неестественная, и почему-то жуткая.
Я взглянул на Алину – если бы она продолжила вести себя как ни в чём не бывало, то мне стоило бы вставать на учёт в психдиспансер и начинать пить таблетки. Но она тоже услышала этот звук.
– Это что за концерт у тебя там? – улыбнулась мне она.
Лучше бы я соврал. Лучше бы сказал, что кто-то включил на колонках малоизвестную группу с экспериментальной музыкой, либо просто переставляет мебель в одной из соседних квартир. Но я был пьян, и язык мой работал вперёд мозга, а потому я так и ответил – какие-то дебилы плывут по Хмурой на лодке и исполняют дебильную музыку.
– Да ну? Пошли посмотрим! – её глаза загорелись, и она, вскочив с дивана, побежала в прихожую. – На видос заснимем, вообще угар же! Выстрелит! Только представь: видос где забулдыги плывут по реке, играют на пиле, топоре, стамеске, и название мол “Трое в лодке, и воют как собаки”, – она рассмеялась.
Я было попытался отговорить её, но она уже зашнуровала ботинки и накинула ветровку. Вздохнув, я поплёлся следом.
Когда мы выбежали с ней на улицу, “музыка” ещё не стихла – напротив, судя по громкости, лодка только подбиралась к нам.
– Реально дебилы! – хмыкнула она и побежала к берегу. Я замешкался, вспомнив предыдущий случай, и окрикнул её – но куда там, она уже на всех порах бежала с телефоном в руках.
Я было хотел предупредить её, позвать обратно домой, но не успел. Она включила камеру – а вместе с ним и вспышку.
То, что я стоял поодаль, снова спасло меня – я не увидел ничего из того, что успела увидеть Алина.
– Это чтоооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо, – её вопросительная интонация уже спустя секунду переросла в жуткий вой, рыдание, которое будто бы дополняло хрипящую партию из музыки на лодке.
Я оцепенел, а Алина продолжала выть, рыдать, и биться в истерике, пока музыка с лодки продолжала играть, разрезая ночную тишину механическими звуками. Я хотел закрыть уши, только чтобы не слышать всё это, но буквально не мог пошевелиться. Продолжая выть и кричать, а вместе с этим даже мычать, Алина полезла в воду. Раздался плеск – она будто не видела преград на своём пути и хотела прикоснуться к источнику музыки, проплыв до него в холодной мартовской реке.
Вы можете обвинить меня в том, что я никак ей не помог. Я пойму. Но я не мог ничего поделать. Мне было очень страшно. Страшно увидеть то, что увидела она. Страшно сдвинуться с места – дыхание спёрло, и я еле дышал, всматриваясь в темноту и поневоле слушая всё это. Я уверен, на моём месте вы бы поступили так же.
Я не помню, как я поднялся обратно в квартиру. Я лёг спать, а после – с трудом переживал следующий день, боясь что вот-вот ко мне нагрянет полиция с вопросами о том, куда пропала Алина. Ведь я не смог бы им объяснить ничего. Что я скажу? Мол, по реке на лодке катаются какие-то идиоты, и люди, которые их видят, сходят с ума и топятся в воде?
Но ничего не потребовалось. Когда на третий день после той ночи мне так никто и не позвонил, я решил, что возможно Алина жива. И что она выбралась из реки, вернулась домой, и заблокировала мой номер. Нужно было удостовериться, поэтому я решил сходить к ней домой – номер её не отвечал.
Уже по дороге к её квартире я заметил, что что-то изменилось. Моя улица будто стала уже чем обычно, бетонные махины словно медетативно брали район в свои тиски, а главная дорога на выходе из двора, по которой раньше свободно проезжали сразу несколько машин, теперь едва-едва вмещала лишь одну. Я списал всё это на переутомление от произошедшего и поспешил к дому Алины – благо, идти было в районе двадцати минут.
А дальше начался полный кошмар.
Я должен был заметить эти знаки ещё тогда. Ещё когда двор начал сужаться. Когда я внезапно пошёл по улице, которой у нас в городе раньше отродясь не было. Когда привычный дом культуры оказался в ста метрах от его прежнего места.
Знаете, у людей вроде есть такой защитный механизм, что они до последнего отказываются верить в изменение окружающей действительности? Вот и я оправдывал всё это нервами и недосыпом. Но когда я дошёл и постучался в дверь Алины, а её мать на вопрос о своей дочери переспросила “Кто?” и сказала, что я ошибся квартирой – вот тогда я сломался.
Нина Евгеньевна, мать Алины, совершенно ничего о ней не слышала. Как и меня она видела якобы впервые. Притом что я пару раз заходил к ним в гости, и даже пил чай с её родителями.
Всё начало напоминать глупую, страшную шутку.
Тогда я вернулся домой, уже с опаской озираясь на дома вокруг меня – те будто бы нависали, готовясь стереть меня с памяти города под увертюру из ночной лодки. Мне стало будто тяжело дышать в квартире, я не мог больше находиться среди этой серости, особенно после произошедшего, и я решил уехать. Хотя бы на время.
Дело за малым – накидал минимум вещей в рюкзак, взял нехитрые сбережения, спрятал ключ под коврик и двинулся в автопарк. Ближайший автобус выезжал вечером и должен был доставить меня до соседнего городка. Оттуда я бы двинул ещё дальше – пока Верхний Островной, окружающий меня переплетениями улиц, как удав свою жертву, не остался бы лишь на задворках памяти.
Но нет. Я сел в автобус, мы поехали. И знаете что?
Спустя пару часов езды, за очередным из поворотов я увидел знакомую реку. И знакомые – те же самые – дома.
Я был готов разрыдаться прямо в салоне. Остальные люди, едущие со мной, будто не замечали, что мы приехали туда же, откуда и уехали – выйдя из автобуса, они довольно быстро разошлись.
Уже смеркалось. Я, в шоковом состоянии, понимая, что другие автобусы уже никуда не поедут, вернулся в квартиру.
Той ночью я снова слышал музыку из лодки. Я даже не стал смотреть в окно.
Последующую неделю я пытался покинуть удушливый город всеми разными способами – на старом отцовском велосипеде; на заказном такси; разве что не вплавь по реке. Все варианты приводили к одному итогу – за тем или иным поворотом меня ждали дома и Верхнего Островного, и река Хмурая, и нескончаемые улицы, с каждым разом сужающиеся всё больше и больше.
Город перестраивался. Город сморщивался. С каждым появлением музыкантов в лодке. И я был в нём лишним.
Я старательно рылся в вещах маминой родственницы, надеясь найти хоть какие-то объяснения – но там не было ничего, за исключением каких-то вырезок газет об аварии на местной ГРЭС. Я рыдал, я пытался говорить о происходящем с другими людьми – но те лишь недоумённо смотрели на меня либо крутили пальцем у виска, когда речь заходила о музыке на реке и изменении города.
Итак, вернёмся к главному. Меня зовут Сергей Витальевич Касьянов, мне девятнадцать лет. На дворе тринадцатое – точнее, уже четырнадцатое – апреля две тысячи семнадцатого года. Сейчас в районе часа ночи. Я пишу этот текст в сеть, потому что недавно меня не узнала собственная мать. Я с трудом нашёл дорогу до дома в изменившемся городе, захотев навестить родителей и попросить у них хоть какого-то совета, но мать просто не пустила меня на порог, сказав что видит меня впервые.
Я пишу этот текст, зная, что в скором времени по реке опять начнёт сплавляться лодка с фигурами, играющими ужасную, сотканную из забвения и тесноты, музыку. Проблема лишь в том, что в последнее время лодка стала появляться чуть ли не каждую ночь.
Я пишу этот текст в надежде на то, что мне помогут. Если вы можете приехать в Верхний Островной, найдите меня по адресу Коломяжский проспект, дом три, квартира сорок шесть, и заберите меня из этого города, пока не стало слишком поздно.
А то, что мне осталось немного, я знаю наверняка.
В последние дни я заметил, что мой дом стал ближе к реке. И музыка стала звучать отчётливее – не помогают даже закрытые окна.
Мне страшно думать о том, что будет, когда мой дом изменится настолько, что я буду вынужден увидеть их.
Или что будет, когда они сойдут на берег.
Автор: Алексей Гибер
Вы хотите головоломок?
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Океан. Автор Максим Кабир
Лазар никогда не покидал пределов города и потому не мог до конца осознать, насколько странное это место. Конечно, он читал книги о шумных мегаполисах, купающихся в неоновом свете, или о деревеньках, окруженных зелеными просторами. Маленький лобастый телевизор транслировал фильмы и сериалы, в которых к пушистым облакам взмывали небоскребы, плескался голубой океан, а по пляжу бежала невероятной красоты девушка в красном бикини. Океан, купальники и широкие площади столиц были для Лазара такой же фантастикой, как холмы Средиземья.
Начнем с того, что в городе Лазара месяцами не видели солнца. Серая муть клубилась над невзрачными черепичными крышами днем. Тучи будто намалевали на театральной кулисе, и с тех пор прошло так много времени, что кулиса частично сгнила. Зато ночью смог рассеивался, и луна заглядывала в окна. Она была желтой и пятнистой, как кариозный зуб, а в полнолуние она и пахла, как зуб; ну, или что-то иное распространяло по узким извилистым улицам сладковатый запах тухлятины. Дома стояли так тесно, что можно было прошагать город по кровлям, от консервной фабрики до крематория и от крытого рынка до заколоченной церкви. Но большинство муниципальных законов касались именно крыш, и никто не осмелился бы на такую прогулку. Перестраховываясь, бабушки рассказывали внукам про Черепичных Обжор, Костяного Верхолаза и — бррр! — Дымаря; дети с материнским молоком впитывали страх перед всем, что сверху, что выше чердаков. Но на чердаки тоже никто не поднимался. На чердаках постоянно скреблось и шепталось, оттого квартиры на последних этажах стоили копейки.
Сквозь город протекал черный канал, окантованный осклизлыми булыжниками и позеленевшими перилами, в его устье находился магазин антикварных игрушек, но о нем я не хочу говорить. Старинные дома зарастали лишайником. По проулкам плыл туман, в его ядовитых испарениях кишели вездесущие крысы и еще разное.
Все без исключения жители появились на свет в роддоме со стенами, выложенными из пенобетона, — или же в своих крошечных лачугах, в обшарпанных ванных, в затхлой воде, выцеженной из ржавых кранов. Они учились — или же будут учиться — в школе, огороженной тройным забором, в холодных классах с постоянно гаснущими лампочками (во мраке учащиеся прижимаются друг к другу, а педагоги бормочут испуганно на несуществующем языке, и электрик крестится, спеша по коридору, и смешно спотыкается).
Город гордился своим двухсотлетним университетом. Приземистые корпуса располагались на южной окраине. Вуз снабжал город специалистами: врачами, учителями (теми, что бормочут на несуществующем языке), инженерами.
Вы должны понять, что люди не покидают малую родину, и не спрашивайте почему. Не спрашивайте, что случится, если какого-нибудь глупенького мечтателя поманят небоскребы в телевизоре, океан или девушка в красном купальнике.
Здесь были офисы, напичканные современной техникой, жужжащие и пахнущие так же, как офисы в любом другом месте, но щупальца миазмов искали вход в вопиюще светлые офисные ячейки, осторожно ощупывали стеклопакеты; в стены за пластиковыми панелями вмурованы раковины устриц и человеческие зубы. Здесь были роскошные рестораны со вкусной едой и живой музыкой, но сразу за ними скрипел дремучий лес, и официантки старались не смотреть на корявые сосны и не зацикливаться на совах.
Никто не смотрел в проулки. Никто не думал о совах.
Да, вы можете родиться здесь, сделать карьеру, состариться и умереть, и вас сожгут в печи, в славном сосновом гробу. С возрастом вы начнете сомневаться в реальности океана, широких площадей и красных купальников. Вполне допустимо, что за лесом ничего нет и железнодорожные рельсы в десяти километрах от города просто обрываются. А цирюльник и гинеколог врут, пройдохи, что бывали в столице.
Здесь очень многое похоже на бутафорию. Как мороженщик, у которого нет ни ногтей, ни лунок для ногтей на пальцах, или как кинотеатр, который крутит один и тот же фильм про девочку-циклопа, перемещающую толстых кукол так и сяк, черно-белый фильм из дохристианских, доисторических эпох.
Лазару исполнилось пять, когда умер отец. Это была хорошая смерть — так говорили местные о смерти от естественных причин (в данном случае от рака). Лазар жил с матерью в относительно большой квартире. Мать пропадала допоздна на работе. Она трудилась секретаршей в громадном гранитном здании на проспекте Ревнителей — в мэрии. Любопытно, что никакого мэра не было в природе. Раз в пять лет депутаты отпирали дубовую дверь, разгоняли фонариками мрак, усаживали за стол ростовую куклу, забирали куклу-предшественника, изжеванную и покрытую гноем, и тихонько удалялись.
Так выглядела здешняя смена власти.
В сумерках Лазар взбирался на подоконник и смотрел, как передвигаются слои тумана, как накрапывает унылый дождь или падает снег, больше похожий на пепел. Он ждал маму, и он повторял: «Я люблю тебя». Стискивал кулаки и говорил: «Я люблю тебя».
Маленькие ритуалы крайне важны, если Бога нет.
Вы, наверное, решили, что этот город населяли мрачные и жестокосердные типы, но поспешу вас разубедить. Люди здесь жили добрые, по-своему веселые. Семья Лазара — семья с одним ребенком — была скорее исключением. Правилом считались многодетные семьи, сплоченные, неразлучные. В городе не было одиночек. Вообще. Статистика разводов поразила бы вас, ибо тут никто не разводился. Стариков оберегали как зеницу ока, за ними ухаживали, их носили на руках. Молодежь рано связывала себя узами брака, к двадцати пары обзаводились малышами; студентки ходили на лекции с грудными младенцами или с красивыми округлыми животами. Беременность подразумевала свадьбу, а свадьба — скорую беременность. Семейное насилие каралось ровно так же, как и везде по стране, но проблемы такого рода в городе не существовало.
Парадоксально: здесь целовались и признавались друг другу в любви в три раза чаще, чем в городах, озаренных солнцем.
«Я тебя люблю», — шептала пожилая женщина своей почти столетней матери.
«Я тебя люблю», — порывисто выдыхал мальчик под сенью буков, и девочка падала в его объятия.
«Он меня любит!» — радостно восклицала старшеклассница, показывая подругам записку с робким признанием.
Все шло своим чередом. Лишь однажды привычный уклад дал сбой. От удивления хозяйка перманентно пустующего пансиона выронила вязание. У нее появились постояльцы! И они не были агентами спецслужб или коммивояжерами, все-таки изредка посещавшими город. Они планировали жить здесь, словно не замечали, как извиваются тени деревьев, как омывает ручей коровьи черепа, как злобно глядят на прохожих замшелые маскароны.
Известие быстро облетело город: от консервной фабрики до крематория, от крытого рынка до заколоченной церкви. В апартаментах с видом на канал поселились замкнутый молчаливый мужчина и девочка, ровесница Лазара.
— Он что-то натворил, — рассуждал цирюльник, орудуя утюжком. Лазар катал по мозаичному полу парикмахерской грузовичок, пока маме делали прическу. — Там, — цирюльник кивнул на густой туман за витриной, — он влип в неприятности и теперь прячется.
Проходя мимо пансионата, Лазар с интересом рассматривал единственное горящее окно.
В сентябре директор представил классу новую ученицу. Ее звали Эва, и она была хромоногой. Тушевалась и дрожала под пристальными взорами шестиклассников, и схоронилась в полумраке галерки. На перемене все обсуждали дырявый свитер новенькой, заячью губу и горб, хотя никакого горба не было. Свитер и губа были, а горб они пририсовали.
Эва стала частью теней на задней парте, но не частью класса. Подростки переживали первую любовь и не находили время даже поиздеваться над хромоножкой. Что касается Лазара, он был влюблен в актрис из телевизора и в амазонок из библиотечных книг.
Осенью и зимой школьники посещали бассейн, приютившийся у древней водонапорной башни. Таинственное место с гулким глумливым эхом в пустых помещениях. Тренер не сводил с детей глаз и в душевых включал громкую музыку, отвлекая подопечных от ласковых голосов из сливов. Мари, дочь инкассатора, как-то сказала одноклассникам, что тело Эвы испещрено синяками.
«Она, наверное, очень неуклюжая», — вздохнули школьники.
На заплесневелой холстине экрана в безлюдном кинозале одноглазая девочка играла с поломанными куклами, ее глаз вращался против часовой стрелки.
В Сочельник дети возвращались из бассейна, желтый автобус развозил их по домам. Звучали рождественские гимны, водитель по имени Антал подпевал радио. В салоне оставались Эва и Лазар и близнецы Манойлович. На каменном мостике, перекинутом через ручей, автобус заглох. Лазар поскреб заиндевелое стекло и увидел бурелом, напоминающий свалку грудных клеток, и сучья, торчащие так и эдак, и смутные фигуры на берегу. Радио зашипело взбешенной змеей. Ветер ударил в борт автобуса, по мосту поползли тени.
— Человек-Из-Пепла! — воскликнул Тамаш Манойлович.
— Человек-Из-Пепла — сказка, — возразил Жужа Манойлович.
— Тогда что это такое? — Тамаш ткнул пальцем в окно.
Сгусток тьмы, ледяной, чуждый всему живому, отпочковался от леса и пер к автобусу, к маленькому аквариуму, наполненному светом и биением детских сердец.
— Вылезай! — крикнул Тамаш.
Будто это она пригласила из чащобы мыслящую тьму.
Лазар вжался в сиденье, и тут старый неповоротливый Антал соскочил с водительского кресла, метнулся по салону и упал на колени перед Эвой. Он схватил ее за руку…
…Но Антал заглянул Эве в глаза и сказал чистым громким голосом:
— Я люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя, маленькая.
Все кончилось в тот раз. Забренчали рождественские колокольчики, загудел упруго двигатель. Тьма всосалась в хилый березняк. Автобус поехал по узким улочкам, и никто больше не вспоминал о случившемся.
И Эву выбросили из головы, когда она перестала приходить в школу весной. У города были свои проблемы (проблемы с крысами и арлекинами), чтобы заботиться еще и о чужаках. Видать, отец затосковал по солнышку и забрал Эву в другой неприветливый город, в другую школу, где ей так же не будут рады.
Очередную ростовую куклу вволокли в дурно пахнущий кабинет и объявили мэром. В ту ночь кинотеатр, крутивший один и тот же фильм про девочку-циклопа, сгорел, и многие восприняли это как добрый знак. Город жаждал перемен, и перемены случались, пусть и медленно, едва уловимо.
Тамаш и Жужа Манойловичи, например, уехали в столицу, поступили в университет и присылали родителям письма и фотографии. «Это чучела на фотографиях», — хмурилась их бабушка, но, вооружившись увеличительным стеклом, исподволь соглашалась: «Нет, живые, настоящие».
Горожане смотрели, разинув рты, как на пепелище возводят — немыслимо! — здание из стекла и бетона. Каркали: здание провалится сквозь землю, в пустоты под площадью, но оно стояло себе, отражая плавное течение вод в канале. И в нем поселились люди с широкими улыбками и хорошими снами.
Что касается Лазара, он стал единственным студентом литературного факультета, его преподавателями были лучшие поэты и писатели города. Мать всплескивала руками: так ты никогда не женишься! «Мне и с тобой хорошо», — отвечал Лазар. Худенький мечтательный мальчик превратился в долговязого мечтательного паренька. К второму полугодию он уже подрабатывал в книжном магазине. Он был слишком нескладен и некрасив, чтобы нравиться слабому полу, и потом, он сочинял рассказы, а это, как вы понимаете, не увеличивает шансы на успех у женщин.
В рассказах Лазара шумел океан, простирались бескрайние прерии и загорелые красавицы бежали по пляжу. И, пока вы не записали Лазара в число непризнанных гениев, уточню, что его проза была топорной, напыщенной и наивной.
У него имелись приятели, но не было настоящих друзей: ровесников интересовали лишь собственные семьи и вопросы финансов.
В день, когда мама узнала, что смертельно больна, Лазар взял из магазина книгу, осыпающуюся засушенными листьями, расплющенными пауками и ресницами. На пожелтевших страницах разворачивалась полная умолчаний и недомолвок история города. Лазар пролистал от конца к началу и дотронулся пальцами до гравюры. Рисунок изображал основателей: пять семей на фоне кибиток и леса. Суровые бородатые мужчины крепко обнимают жен, жены держат в охапке детей, а позади поселенцев — сосны и еще что-то, прячущееся за деревьями.
— Человек-Из-Пепла, — прошептал Лазар, обводя ногтем тощую фигуру.
Трель телефона заставила подпрыгнуть.
— Алло? Сейчас! Мам, это доктор Дьюла!
Промелькнуло прохладное лето. Мама худела стремительно. Она испытывала сильные боли и больше не ходила на работу, но все, что ее волновало, — будущее сына.
— Обещай мне! Обещай своей матери!
Он пообещал.
В понедельник он заговорил с первой вошедшей в магазин девушкой, благо было темно и он не сразу рассмотрел, какая она хорошенькая, а то испугался бы. Девушку звали Вивианна. Прижимая к груди кулинарную энциклопедию, она сказала:
— Ладно. Приходи за мной после девяти. Я работаю в «Трех карликах» официанткой.
Через месяц они сыграли скромную свадьбу — такие дела делались быстро в городе, окруженном лесом. Мать стошнило за праздничным столом, но она была счастлива. «Теперь все образуется», — сказала она. И вскоре умерла в муках, умерла хорошей смертью, как это называлось здесь.
В брачную ночь Вивианна скинула свое платье и была красивой, словно луна — не та луна, что царила над черепичными крышами, желтая и гнилая, а луна из телевизора, серебряная, драгоценная.
Лазар завязал ей глаза и попросил представить яхту в океане, качающуюся палубу под ногами, «чаек над нами, чаек над нами, чаек». Она сказала, снимая повязку: «Это глупо».
Вивианна заставила его уволиться из магазина. Тесть устроил Лазара на полставки в престижную компанию, поставляющую горожанам питьевую воду, и там был нарисованный океан на окне, а если приблизить лицо к фальшивым волнам, можно было увидеть настоящий пейзаж снаружи, увидеть коряги, болота и непролазный лес.
Лазара лишали премии за нерасторопность. Он запирался в туалете, чтобы почитать. Вивианна не любила, когда при ней читают. Она говорила: «Развлекай меня, ты же мой муж».
— Странно, — за ужином сказал Лазар. — В этом городе люди так любят своих родителей, супругов и детей, но совсем не уделяют внимание посторонним. Я живу в доме двадцать лет и так и не познакомился с соседями.
— Зачем любить посторонних? — удивилась Вивианна. — Любви слишком мало, чтобы тратить ее на других.
Весной она послала Лазара в больницу — одну из новых больниц, отнявших территорию у старинных особняков. Медсестра вручила баночку: «Вы знаете, что нужно делать». Лазар думал о блондинке в красном купальнике, мастурбируя.
— Мне жаль, — сказал молодой доктор по фамилии Вайор. Он смотрел на Вивианну, не на Лазара. — Сперма стерильна. Вы не можете иметь детей.
Вивианна вскрикнула, как ворона. Некрасивые звуки жили в совершенном теле.
— Давай возьмем ребенка из приюта, — утешал ее Лазар по дороге домой.
— Мы съездим в другой город!
— В какой еще другой? — Она рыдала, и пинала его, и била по щекам, и больше не занималась с ним сексом.
Он напивался в кабаке и приходил к «Трем карликам», понаблюдать, как жена маневрирует между столиками, легкая и прекрасная, как болтает с поваром или приносит Вайору пирожные. Доктор Вайор постоянно захаживал в «Карлики». Он был холостяком, но его любили медсестры, даже замужние.
«Мы что-нибудь придумаем», — говорил себе Лазар. Он решил написать роман и прославиться. Увезти супругу к морю… почему нет? Зазевавшись, он оскользнулся на льду и едва не сверзился в канал. Съехал по пологому бережку, сел задницей в конский навоз.
Дома Вивианна одарила презрительным взглядом, хлопнула дверью, уединяясь в спальне.
На годовщину свадьбы Лазар купил колье. Пришлось продать семейные реликвии, материнские украшения, пыльные гримуары, доставшиеся от отца.
Ужинали в ресторане, украшенном праздничными тыквами. Глаза Вивианны переливались, как камни, быстрые пальчики теребили колье. Она сказала:
— У меня тоже есть сюрприз для тебя. Давай прокатимся.
Над рестораном торчал желтый клык луны. Крысы шмыгали по мусорным кучам. В опасной близости находился магазин антикварных игрушек, но о нем ни слова.
— Это кто там, за контейнерами? — Лазар прищурился. — Док Вайор?
— Поехали, — поторопила Вивианна, садясь за руль.
Автомобиль петлял запутанными улочками в северной части города. Большинство домов здесь пустовали, в распахнутые окна, как псиные языки, выплескивались занавески, словно промозглый ветер дул из бесхозных квартир. Вивианна припарковалась у билборда, рекламирующего кошачий корм.
— Это пришпилено к витрине в конце проулка. — Оглаживая колье, она указала налево. — Иди.
Он улыбнулся растерянно, глупо так улыбнулся, и вышел в ночь. Палая листва шуршала под подошвами. Фонари освещали маршрут. Когда-то тут были пабы и гастрономы, но теперь лишь тьма обитала за грязными стеклами и всякая дрянь ползала по старомодной барной стойке. Лазару померещилось, что столы с поставленными на них перевернутыми стульями — это рогатые тролли, караулящие путника. Он поежился, подходя к галантерее, которой заканчивался проулок. В устье топорщились лысые деревья, точно огромные пауки.
Двери магазина были стянуты цепями, к витрине прилип бумажный прямоугольник.
Лазар сорвал записку, и в этот момент позади зарычал мотор. Автомобиль сорвался с места. Вивианна умчалась, бросив его на краю леса.
— Что за шуточки? — Лазару стало холодно и страшно, стало так одиноко, что слезы потекли по щекам. Он не желал читать короткую фразу на бумажке, но он прочел:
«Я не люблю тебя».
— Нет, нет, нет…
«Я не люблю тебя».
«Не люблю».
Фонари погасли. За стеклами Лазар увидел манекены. Они притаились во мраке, в пыли и паутине, и подсматривали. Их конечности изгибались под дикими углами, а напомаженные губы хищно ухмылялись.
Но не пластиковые соглядатаи испугали Лазара.
Он услышал скрип, кряхтение, оглушительный треск — что-то приближалось из чащи, ломая сучья, выкорчевывая кусты. Нюх уловил запах костра, прогорклый запах дыма. Лазар остолбенел, способный лишь моргать. Почувствовал привкус пепла на языке, словно он лизал пепельницу. Пепел на небе, в пересохшем туннеле горла, в легких и в желудке.
Он закричал.
И кто-то вцепился ему в локоть, развернул, растормошил. Незнакомец скинул капюшон, оказавшись незнакомкой, молодой некрасивой женщиной с лицом, изувеченным заячьей губой.
Эва? Хотелось заорать: беги отсюда, спасайся, не то Человек-Из-Пепла заберет нас обоих! Но Лазар онемел.
За спиной ломались тонкие деревца, что-то шло через подлесок, и вонь костра усилилась. Какую дрянь они жгут? Шерсть? Нелюбимые игрушки? Ненужных людей?
На груди Эвы шипело радио. Ему в унисон шипели манекены в галантерее. Эва посмотрела Лазару в глаза, зажмурилась и снова посмотрела.
— Я люблю тебя, — тихо сказала она.
Это была правда — если Лазар мог различить правду среди плевел лжи.
Шум резко прервался. Вспыхнули фонари, манекены нехотя уползли в свои пыльные гнездилища. Лазар отпрянул, его стошнило черной слюной и черной желчью, моллюсками и комьями пепла.
Эва участливо похлопала по плечу. Радио больше не шипело. Оркестр играл бибоп. В лабиринтах промзоны она расскажет Лазару, что отыскала его с помощью радио. Эва не вспомнила одноклассника, и они познакомились заново в смрадном тумане.
— Тебе нравится джаз?
— Я никогда его особо не слушал…
Эва жила в коморке с видом на консервную фабрику. Стены украшали размытые фотографии. Горожан снимали исподтишка, без их ведома.
— Эти люди в опасности. — сказала Эва, снимая ветровку. — Они могут остаться одни, овдоветь, осиротеть, их могут предать и выбросить.
Лазар понял, почему в городе нет одиночек. Он нашел свой снимок среди прочих: лохматый замечтавшийся парень читает книгу на парковой скамейке.
— Мне надо покормить отца. — сказала Эва.
Исхудавший старик ел из ложечки и обеспокоенно косился на гостя. Он растерял разум, забыл все слова, кроме двух: «прости меня». Он повторял опять и опять, трогая дочь за руку сухой своей лапкой: «прости меня», «прости меня», «прости меня».
И она прощала опять и опять.
Глядя на Эву, Лазар видел океан, и красные купальники, и серебряную луну.
Это был странный город, если только вы не родились здесь и не прожили достаточно долго, чтобы вникнуть в его хитрые правила, научиться не думать о совах и избегать подворотен. Два человека, навеки вычеркнутых из памяти соседей и близких, бродят в тумане и прислушиваются к гитарам и саксофонам. Они носят джаз на груди, а океан в сердце, и тьма расступается.
Слишком много любви. Хватит на всех
Художник везде умеет видеть красоту =)
Честно сохранено из группы известной соцсети.
Олеся Федоренко очень часто публикует фото с пленэров, но это запало мне в душу)
Источник: https://vk.com/nabroskispb
Политолог оценил идею Шойгу застроить Сибирь и перенести туда столицу
Предложение главы Минобороны РФ Сергея Шойгу отстроить в Сибири несколько моногородов, после чего перенести в регион столицу страны, вряд ли имеет экономические обоснования. Усомнился в рациональности инициативы в беседе с «Альянс.HELP» приморский политолог Александр Андони.
«За подобными заявлениями Сергея Шойгу, сделанными, как видится мне, в предвыборном ключе (все-таки министр обороны сейчас входит в федеральный список «Единой России» на выборах в Госдуму), угадывается его основная должность и место работы. Думаю, что более детально просчитать экономику подобных проектов могли бы профильные эксперты-экономисты, но боюсь, что экономической обоснованности в подобных заявлениях мало, как мало и практических расчетов», – отметил специалист.
Политолог добавил, что примеров строительства больших городов в современном мире в принципе немного.
«И в большинстве случаев подобные проекты призваны стимулировать выход из застоя большого капитала в экономике. Подобное можно увидеть у ближневосточных нефтяных держав или в Китае. Причем в Китае новые города построены «на вырост» и в них не наблюдается притока населения. Думаю, что потребностей в подобных стройках в России сейчас нет, правильнее было бы вложиться в обновление коммунальных сетей в существующих городах, а также в проекты по благоустройству», – констатировал Андони.
Идею переноса столицы «в чисто поле» эксперт назвал утопией. По его словам, чтобы решиться на подобный шаг, нужно иметь серьезные основания, которых сейчас в российском обществе нет.
Ответ на пост «Райское место»
Полно эмоций, поэтому будет немного сумбурно, возможно) Отчёт с благодарностью для @Flake.DKK
Пришла посылка. 6 кг) Мать моя женщина... Я как трек код увидел- аж задумался, что ж там за мешок о_О
Сразу этот комментарий вспомнил.
Грешным делом задумался о сувенирных магнитах с кирпичных заводов)) Таки дотащил.
Открываю- сено. Ждал чего угодно- пузырчатой плёнки, бумаги- но не травы сушёной. Лёгкий ступор)
Разгребаю сено солому- набор вкусняшек и реально мешок о_О
Белёвский зефир- это что то невероятное. Как в детстве. Супруга моя тоже осталась в полном восхищении, а там ещё и пастила с мармеладом впереди)) Очень вкусно
После сортировки МЕШКА- получилось следующее:
Слева- те, которых у нас нет или где мы не были, справа- повторы. Где только не бываю люди)
Естественно, прибыл тот самый пропуск в рай, с которого всё началось
Что странно- рай- он далеко не один. И так же ярок и заманчив
Среди всего богатства был обнаружен внешне непримечательный и чуть бракованный экземпляр, который, скорее всего бы прошёл незамеченным, если бы не находка на дне пакета.
Я прошёл через лекцию, что это трогать не надо, потом не надо открывать и уж на запах исследовать точно не стоит. Это нужно выбросить и ждать террористов. Но поскольку "бракованный" магнитик застрял в памяти- всё решилось просто) Цианакрилат решал и не такие проблемы. Не то что тут капля нефти. Кстати, я теперь знаю как пахнет нефть... Наверное, нефть... Надеюсь, что нефть... А жена- нет) Сказала- не сильно расстроилась)))
Уже занял место, кста. Достойно) (белое логитип вырезал рекламный, ругаццо будут наверняка)
Одоев! Одоев!! Как мне его не хватало!!. Мы как то там были проездом, специально за филимоновской игрушкой заезжали на полочки в коллекцию, а самих магнитов тогда не было(
Ещё раз огромная благодарность @Flake.DKK. Теперь нужно крепко задуматься, чем же ответить))
И, да. Бонус. Нет, БОНУС. Куда там Марвелу или Скайриму какому то...
Асгардцы? Редгарды?
Город, где твоя судьба только в твоих руках, где нет друзей, где ты один. Город, в котором среди заброшенных зданий находится он, Храм Судьбы! Приди туда, попытай счастья, сразись с Ними и забери то, что принадлежит Им.
Кто Они? Стражи Мегиона!!!
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.