Почему очень часто Ктулху изображают с двумя глазами, хотя должно быть шесть?
Показать полностью
1
0 просмотренных постов скрыто
Крипота из славянской мифологии. Русалка
Русалки — в славянской мифологии духи, связанные с водоёмами. Считалось, что русалки опекают поля, леса и воды. Представлялись либо как маленькие, либо как молодые девицы с распущенными волосами и бледной кожей. В редких случаях описывали и русалок мужского пола; тех чаще всего представляли маленькими мальчиками.
Считалось, что русалками становятся девы, обычно самоубийцы, утопившиеся в водоёмах из-за несчастной, неразделённой любви. Позднее, после прихода христианства, стало считаться, что русалками становятся, как правило, некрещёные девушки. Согласно некоторым поверьям, русалкой мог стать и мужчина: так, в Сосницком уезде Черниговской губернии считается, что в этих духов могут быть обращены люди любого пола, если те погибли на Троицкой неделе. По-видимому, они сохраняют свой пол и сделавшись русалками.
Наиболее распространены представления о русалках как о красивых девушках с бледной кожей, непропорционально длинными руками и зеленоватыми из-за водорослей волосами. В основном русалки ходили нагими. Одетых русалок чаще всего изображали в рваных сарафанах и платьях. Волосы у русалок всегда распущены, что является признаком нечистой силы: у славян не было принято ходить простоволосыми.
Сегодня считается, что у русалок есть рыбьи хвосты, но это не так: у русалок с самого начала были ноги, и лишь позднее их образ слился с образом рыбохвостых морских дев из легенд Западной Европы. В английском языке для славянских русалок используется слово rusalka, в то время как для западноевропейских — mermaid.
Русалки считались опасными и настроенными отрицательно к человечеству, особенно опасны были для мужчин. Когда русалка завидит мужчину, она заманивает его в водоём, где может утопить, защекотать до смерти. Девушек также недолюбливали: всячески прогоняли из леса, пугали, воровали у них одежду, холсты, полотна, нити, пищу, выбирали для себя любовников из их мужчин.
Несмотря на выше перечисленное, русалкам приписывались и положительных черты. Считалось, что они любят детей, всячески оберегают их, спасают от диких животных, выводят из леса. Иногда русалки спасали тонущих. Им приписывался весёлый характер: ночью они кувыркаются, играют, ведут беговые игры, хороводы, пляшут, хохочут. Считалось, что там, где пробежит русалка, «трава растёт гуще, и хлеб обильнее».
"Одна женщина рассказывает, что она в детстве своими глазами видела в Данильчином лесу, в озере (теперь высохшем), русалок-детей, купавшихся там и смеявшихся. Она подошла ближе и увидала голых женщин, с распущенными волосами, сидевших на берегу, кормивших грудью малых детей, смеявшихся и звавших её к себе. Женщина, не помня себя, убежала домой. Другая женщина рассказывает, что она в детстве, с мальчиками и девочками, пасла овец около леса, где близко никого не было. Вдруг на опушке леса неизвестно откуда явился голый мальчик и, прокричав: „Молиться Богу! Молиться Богу!“, незаметно скрылся."
Русалки питались рыбой и раками. По ночам пробирались в сараи и доили коров. Их также видели в полях, засеянных рожью и коноплёй, где они «ломали жито». В дикой степи ели различные травы и ягоды. Иногда пробирались в огороды с горохом и петрушкой.
Чаще всего их можно увидеть летом. По ночам русалки выплывают из водоёмов на поверхность и садятся на ветви деревьев, где катаются и расчёсывают себе волосы гребнем, сделанным из костей рыбы. Когда русалка расчёсывается, по её волосам рекой стекает вода. Иногда поют. Считалось, что голос русалки может любого погрузить в транс. Вытаптывают круги возле деревьев, когда водят хороводы. Существовало поверье, что на Русальной неделе, когда в лесу ходят русалки, при нечаянной встрече с ними, нужно бросить им платок или что-нибудь из одежды, например рукав от платья. Желание одеться побуждало русалок подходить ночью к баням, где прядильщицы иногда оставляли пряжу, и напрясть себе ниток для одежды. «Но, очевидно, не все из них ещё обучены этому искусству: другая только обсусолит мочку на гребне да обслюнит».
Считается, что обитают русалки там же, где погибли. Обычно такими местами становятся пресные водоёмы, такие как реки и озёра. Реже всего русалок можно было встретить в морях и океанах.
Показать полностью
3
Охотник на вампиров по объявлению. Часть 20 / Запутанная ночь
🔞18+
🟢 Предыдущая часть
⏮️ Первая часть
🎧 На моей странице скоро выйдет аудиовариант этой серии ✅
Резкий, отчаянный дёрг – и дверца наконец поддалась, с хриплым вздохом приподнявшись из проёма. Я облегчённо выдохнул, ничего не сломав, и уже без труда откинул её на пыльный, скрипучий пол. В тот же миг из раскрытой бездны вырвался порыв сырого, подвального воздуха, обдав меня прохладой и запахом земли, сырости и чего-то очень старого. Моему взгляду открылась первая, железная ступень – грубая, широкая, она напоминала лестницу в ангаре, где работала Света. Остальное тонуло в кромешной, непроглядной тьме, хранящей свои подземные секреты.
— Ну что ты уставился? Полезай уже! — нетерпеливо гаркнул хозяин, подгоняя меня, а я смотрел на чёрную, как смоль, пасть проёма...
Там ведь было темно...
— Фонарик-то дашь? — раздался голос Галины, словно озвучивая мои собственные, только что возникшие мысли.
— Ещё и фонарь нужен? — недовольно пробухтел Виктор. Не знаю, почему у него было такое настроение. Наверное, он бы придрался к любой дальнейшей даже самой разумной просьбе, но всё же ссутулившись нехотя поплёлся за дверь в соседнюю комнату.
— Вот ворчун стал какой! Не обращай внимания. Старость до всех доберётся, — объяснила Галина, словно извиняясь за хозяина. Она потирала предплечья от холода, нисходившего из подвала, и отошла к старому серванту, всматриваясь в старые выцветшие фотографии, на которых, возможно, были люди, из прошлого, знакомые ей.
Я оглядел комнату в поисках выключателя и, найдя, щёлкнул его. На потолке вздрогнула и вспыхнула старая люстра с двумя мутными плафонами. Её свет, тусклый и желтоватый, неохотно разгонял мрак, но всё же дарил иллюзию безопасности.
Вернувшись к краю проёма, я осторожно развернулся. С легким, но острым волнением, точно ныряльщик перед погружением в прорубь, я начал спуск. Свет люстры лишь отодвинул мрак, выхватывая из него верхние ступени и часть каменного пола внизу, оставляя остальное в вязкой, непроглядной тени.
— На вот, пробуй этот, — Виктор вошёл в комнату, его рот был криво поджат, а глаза злобно прищурены. Он раздраженно бил по ладони фонарём, который, казалось, был на грани выхода из строя, то и дело мерцал, не желая служить, — Другого нет. Тебе нужен, а не мне, так что лезь давай скорее, я не хочу тут с вами до ночи стоять! — поторапливал он меня, протягивая чёрную обтёртую штуковину, направляя его стеклянный глаз прямо в мою сторону.
Я по пояс выглядывал из прохода, упираясь одной рукой в пыльный пол, другую вытянул вперёд, чтобы взять злополучный фонарик. Внезапно свет мелькнул мне в лицо, ослепив на мгновение и заставляя мгновенно зажмуриться. От яркой резкой вспышки я едва не завалился назад, чудом удержав равновесие. Волна холодного адреналина пронзила живот, а в висках застучал пульс, отдаваясь глухой болью. Но я стиснул зубы, стараясь не подать виду. Галина Алексеевна подошла сбоку с довольной улыбкой, поглядывая на меня, как на героя близкого к победе, искренне переживая за мой успех.
— Не ослепил? Смотри, чего делаешь-то, дубина старая! — рявкнула она на старика, тот лишь в ответ ещё больше скривил и без того угрюмое лицо, явно не до конца понимая, в чём его так яростно упрекают.
В голове вспыхнула резкая мысль: я ведь мог серьёзно покалечиться, рухнув туда, на этот мерзкий каменный пол, и всё из-за этого ворчливого, неуклюжего придурка Виктора Денисовича! Все эти раздумья о поломанных костях заставили меня игнорировать идею расплатиться с ним. Я просто возьму велосипед и всё, как предлагала соседка.
Лестница круто уходила метра на четыре вниз. Я начал аккуратно спускаться, держась за шероховатые перила.
— А куда тебе торопиться-то? Если надо, так и до ночи подождёшь! — вдруг спросила Галина Алексеевна с насмешкой в голосе в тот момент, когда я ступил на горизнонтальную каменную поверхность.
Хорошо, что этот базар начался без меня. Пусть они выясняют теперь отношения сколько душе угодно, а не пичкают меня своими "бесценными" советами. Я сосредоточился на тьме, которая ждала меня внизу, погреб казался еще более обширным и пугающим. Здесь было холодно и сыро.
Я светанул фонарём по углам помещения, и передо мной открылась картина, полная тайн и заброшенности. Десятки-сотни вещей, подобно тому, что я видел у Григория, хранились у стен, накрытые пледами или коврами. Что именно таилось под ними, было загадкой. Некоторые участки пространства были заставлены высокими листами фанеры. Где-то обзору мешали две кирпичные колонны, стоящие как древние стражи. Всё это создавало большой фронт работы. Я с горечью осматривал этот хаос: ни единого намёка на искомое – ни блеска спиц, ни изгиба руля. Предстояло не просто искать, а буквально перерывать это нагромождение, надеясь наткнуться на силуэт, хоть отдаленно напоминающий велосипед.
Виктор что-то хотел сказать в ответ соседке, но вместо слов только промычал, затем всё же выдавил из себя, рыча:
— Тебе какое дело? Занят я, понятно?! — огрызнулся он, и его голос звучал напряжённо.
Я не стал вникать в накал страстей. Сейчас это было несущественно. Гораздо важнее было найти велосипед. Поднять эту махину наверх в одиночку я точно не смогу, а значит, позже мне понадобится их помощь. Пока же мне было не до их ссоры.
Я начинал дрожать от холода. Фонарь моргал, внезапно отказывался работать, то зажигался снова, то опять погасал, затрудняя мои поиски. На груди вдруг почувствовалось жжение. Этого ещё не хватало. За окном уже точно стемнело. Холодный укол предчувствия поселился в сознании, настойчиво отговаривая меня находиться здесь. Неужели к дому приближались Дмитрий с Полиной? Нужно было поторапливаться, хотя бы найти, где именно стоял велосипед, а уж потом, может, завтра, достать его.
— Не выдумывай! С ума сходишь тут в одиночестве. Так хоть в гости к тебе пришли, а ты и то не рад! — как будто из соседней комнаты доносился дальнейший разговор.
— Я не звал никого! Никого не хочу и видеть! — вновь огрызнулся Виктор, и в его словах ощущался бушующий ураган недовольства.
Схватившись за уголок ближайшего пледа, я резко сдернул его. Под ним оказались два старых стула. Облако вековой пыли взвилось к потолку, забивая дыхание, щекоча ноздри и вызывая приступ сухого кашля. За спинками стульев, у самой стены, не было ничего, что напоминало бы о велике. Пустота, обманувшая надежду. Я отступил, промаргиваясь от пыли. Что-то неважное звякнуло под ногами, упав с сидушки одного из стульев.
Тем временем сверху грызня набирала обороты, голоса взлетали до почти визга. Тоже мне нашли причину для ругани.
На фоне этой суеты прозвучал грубый мат от Виктора, голос Галины срывался в надрыв. Я громко вздохнул, чтобы успокоить себя, но амулет пульсировал на груди, уже не просто обжигая, а словно вколачивая тревогу, предостерегая о чём-то важном, что вот-вот произойдёт.
Прочистив горло и несколько раз чихнув, я возобновил поиски, невзирая на нарастающий скандал. Мелькающий луч фонарика раздражал куда сильнее. Пришлось по примеру Виктора, бушующего наверху, резко постучать по корпусу. Вроде бы помогло: источник света снова засиял. Решив, что нужно двигаться дальше, я протиснулся к колонне, отодвигая громоздкую связку черенков для лопат, которые прижимали другой плед. Уже предчувствуя неладное, я прищурился и задержал дыхание, чтобы сосредоточиться на том, что скрывалось под тканью.
И только я медленно потянул за ткань, в этот момент раздался резкий крик сверху, и дверца в погреб захлопнулась с оглушительным грохотом.
Не похоже на случайность. Я оказался в западне!
Нет-нет-нет! Я не мог допустить повторения утреннего кошмара, когда меня уже сделали пленником. Паника ледяным жгутом оплела мозг, резанула нутро так, что я тут же забыл и о велосипеде, и обо всем на свете. Я бросился к лестнице. Сверху доносились крики, теперь уже не ссора, а настоящая схватка: Галина и Виктор, казалось, вцепились друг в друга. Мой амулет пылал на груди обжигающим огнём, словно раскаленный уголь, но я и без него знал: я попал в капкан, угодил в настоящую мышеловку. Хозяин мне сразу не понравился своим поведением, его настойчивая спешка казалась подозрительной. Слишком поздно пришло осознание, что здесь что-то не так. Теперь моя жизнь висела на волоске, завися от бабульки, которая ещё недавно заступалась за меня.
Или не от неё?
— Что ты делаешь?! — глухо прозвучал надрывистый голос старика, напрягая все мои нервы. — Открой! Дура старая, отойди! Зачем захлопнула?!
— Сам уйди! Уйди прочь! — прокричала она ему в ответ, будто бы не своим голосом. Неужели там, наверху, был кто-то третий?
Доски пола над моей головой скрипели и стонали под ними, словно крутящимися в танце, вот только вряд ли у них там было так весело.
Поднявшись по лестнице, я упёрся рукой в дверцу, закрывшую погреб. Она оказалась плотно прижата, и прямо на ней разворачивалась яростная борьба. Я уже не понимал, кто из них вдруг стал моим соперником, а кто – союзником. Недавно я считал таковым Виктора, но его слова прозвучали как предостережение: это не он запер меня здесь. Тогда кто, если не Галина?
— Сдурела совсем?! Отпусти меня! — в ужасе завопил он с душераздирающим надрывом.
Что же там за бесовщина происходила? Я был как на иглах, чувствуя, как вся сцена накаляется до предела, а я до сих пор оставался отрезан от свободы.
Я пробовал открыть дверцу, толкал её изо всех сил и выжидал момент, когда они оба отойдут хотя бы на шаг в сторону. Над головой звучали какие-то стоны, хрипения, словно нечеловеческие, крики – мрачная симфония страха и паники. В рукаве у меня же был спрятан нож, но какой от него прок, пока я в западне? Шаги по полу скрипнули слева, и вдруг дверь поддалась: я поднялся на следующую ступень, полностью приподняв тяжёлое деревянное полотно.
Я не знаю, как мне удалось увернуться. Инстинкт самосохранения, дикий и слепой, заставил меня машинально отпрянуть и сесть сбоку на самый край проёма, лишь бы не оказаться снова в захлопнутом чреве погреба. Виктор Денисович пятился назад прямо к зияющей черноте лестницы, хрипя от удушения, и он не подозревал, что сейчас провалится. Мне показалось? Нет, я был уверен, что пальцы Галины Алексеевны мёртвой хваткой впились в его шею, натягивая кожу добела. Она прилипла к нему вплотную, а из её горла вырывалось булькающее, неестественное для человека хрипение, полное отвратительной влаги.
Ещё шаг, и они оба полетят в пропасть.
Мог бы я помешать их падению? Вряд ли. Всё произошло слишком быстро. Я лишь успел втянуть ноги, поджав их под себя, и вскочить на дрожащие колени. Старик ступил в пустоту. Он начал падать, заваливаясь назад, успев сделать пол-оборота, в отчаянии взмахнуть руками, хватаясь за воздух. Затем, будто марионетки, они оба с грохотом приложились о противоположную сторону проёма, и в то же мгновение скрылись от моих глаз, в следующую секунду рухнув с оглушительным хрустом костей и глухим ударом на каменный пол погреба.
Я ничего не разглядел в непроглядной тьме внизу, да и не горел желанием. Трусливый пот ударил в руки, а может, и моя челюсть начала клацать от испуга.
Сопение и стоны раздались снизу, и тревога от осознания произошедшего взмыла к горлу. Если я не скроюсь из этого проклятого дома, то стану следующим, кого бросят в эту чёрную, холодную яму.
Виктора больше не было слышно, мужской голос стих. Неужели он потерял сознание или свернул себе шею? Я, не раздумывая, захлопнул дверцу погреба, а затем бросился к выходу, всматриваясь в тьму, не зная, кто может поджидать меня снаружи, но точно зная, что в этом доме находится чудовище — упырь, зомби или нечто другое, вселившееся в старуху.
Вытащив нож из рукава, я выбежал во двор, мелькая светом заикающегося фонаря, болтавшегося на ремешке на моей кисти. Кругом царила темнота, выдавая меня. Столкновение с нежитью казалось неизбежным. Спасёт ли меня острое лезвие? Главное – самому на него не напороться в панической спешке.
Я мчался, забыв о том, где нахожусь. Страх сбивал с толку, превращая меня в напуганного зайца, за которым охотилась стая хитрых лис, готовых в любой момент настигнуть. Лишь спустя сотню шагов, когда лёгкие уже горели, в голове промелькнула острая мысль: мы ведь пришли с другой стороны. Куда я несусь?
От реки доносился запах гари — едкий и пронзающий, пробивающий сознание. Что-то загорелось прямо в деревне с приходом темноты. Лишь бы это не был мой дом.
Ключи всё ещё были при мне. Я вернусь в свою укромную хижину, где буду в безопасности. Нежить не посмеет войти без приглашения. пусть царапает стены, пусть воет у порога – я не выйду. Я продержусь до рассвета, переживу эту ночь.
Галина Алексеевна... Как же так? Кем она оказалась? Почему мой амулет, обычно безошибочно реагирующий на любую угрозу, днём молчал? Да и она заходила ко мне вечером, но не спрашивала разрешения. Вампиры так не могли. Но что, если она не полноценный вампир, а лишь свежий трутень-зомби, заражённый человек, в котором яд лишь ждёт своего часа, чтобы начать действовать? Все мои знания, почерпнутые из десятков прочитанных статей, из запутанных, противоречивых поверий о кровососах, теперь казались бесполезным хламом. Тот, кто составлял такие тексты, вряд ли когда-либо сталкивался с ними, с созданиями тьмы.
Очередная осечка света фонаря, и во мне закипела злость. К чёрту эту бесполезную игрушку! Он только раздражал своей неспособностью справляться с мраком. С яростным выдохом я швырнул его в сторону, не думая о том, что причиной могли быть старые батарейки. Но всё равно: где бы я взял новые? У Григория? Утром он крутился у Галины, а теперь... теперь она сама стала нежитью. Всё перевернулось в моём представлении. Враги окружали меня со всех сторон, и мне было некуда деваться.
В ту же сторону можно было выбросить и брелок, от которого не было пользы, но с ним я не был готов расставаться, помня, что это собственность Светы, к которой я почему-то ещё надеялся вернуться.
Очередной жилой дом возник у меня на пути. В окнах мерцал свет, зовущий, но я не решился заходить туда. Уже не имело значения, кто внутри – человек или нежить. Я продолжил свой безумный бег к собственному порогу.
Нож, крепко сжатый в руке, делал меня похожим на безумца, на дикаря, способного испугать любого обычного жителя, тем более того, кто не видел меня ранее. Однако это не добавляло мне уверенности.
Ночные хищники, вероятно, чуяли меня за километр, но почему-то позволяли безнаказанно хромать по участкам. Кровь бурлила в жилах от страха, от нечеловеческих усилий и жгучей несправедливой злости. Зачем я вообще сунулся в эту проклятую деревню? Всё из-за Бавина, Фила и Сони! Будь они все прокляты! Если меня сожрут, а потом я превращусь в упыря, первым делом вернусь и прикончу этих троих.
Но страх, что окутал меня не относился к трусости, а лишь являлся инстинктом самосохранения, обостряя чувства. Я был готов встретиться лицом к лицу с опасностью, буть то Дэн или любая другая нежить. Конечно, я не собирался позволять им забрать свою жизнь так просто.
Нет, Соня не победила. Я не оказался трусом, как она, возможно, думала. Я победил. Я оказался среди убийц, в этом аду, не имея права на поражение, и должен был остаться живым любой ценой, чтобы вернуться обратно. К Свете за деньгами! Ведь именно ради денег я припёрся сюда, рискуя всем. Но нужны ли они были мертвецу? Нет. Поэтому я выживу.
С этим клубком противоречивых мыслей я вышел к колодцу, миновав аллею раскидистых ветвей яблонь. Отсюда уже было легко найти знакомую тропу до дома, но дым, видневшийся в стороне в кроваво-оранжевом зареве пожара, заставил меня в миг поменять решение. Горел чей-то дом у реки.
Это могло быть жильё Григория, Ольги, Ирины или Борисовых. Отсюда я не мог определить, кто именно был жертвой огня, и направился в сторону пожара, надеясь, что ещё смогу хоть чем-то помочь.
Ночью всё выглядело иначе, и я с трудом различал участки, деревья и дома, которые пустовали в этой части деревни. Но чем ближе я подходил к полыхающему аду, тем яснее становилось, где я находился. Зарево виднелось в ста метрах от меня, а рядом, точно гигантские чёрные исполины, ввысь устремлялись ели. Это был дом Ирины.
Где же она сама? Эта мысль пронзила меня, как ледяной клинок.
Я побежал к огню, от боли в ноге сжимая зубы. В голове, точно сумасшедшая, билась мысль, что что-то ужасное могло произойти, а я мог бы вмешаться и спасти в чужую жизнь. Но здание полыхало, пламя жадными языками полностью охватило его, пожирая дерево, шифер, надежды. Было слишком поздно.
— ... Жар с каждым часом одолевает всё сильнее... — вспомнились мне пророческие слова хозяйки, чья судьба теперь оставалась страшной загадкой.
Вдруг, сквозь яростный треск огня, до меня донёсся чей-то стон, пугающий и громкий, точно вырванный из самой души. Он звучал не из пламени, а откуда-то рядом. Стон раздавался уже какое-то время, но лишь сейчас, когда шок от увиденного немного отступил, я по-настоящему обратил на него внимание. Я пошёл на этот зов, продираясь сквозь густую траву.
Недалеко от пожарища, на коленях, уткнувшись лицом в землю, сидел мужчина и сотрясался от рыданий. Языки пламени, жадные и беспощадные, вырывались из адской пасти всего в десятке метров от него, обжигая воздух, но он не шелохнулся, словно оцепенел от горя или ужаса.
Это был Коля.
В ту же секунду я осознал — в дом уже не попасть. Пламя, словно хищный зверь, вгрызлось в стены, пожирая балки и стропила, возвышаясь над жилищем ведьмы. Осталась ли Ирина там, или успела выскочить, я не знал. Не понимал и того, что здесь делает сосед. Сотни вопросов, едких, как дым, забивали голову, норовя задушить здравый смысл. Бросив нож на землю, я ринулся к нему.
— Что здесь произошло?! — прокричал я, мёртвой хваткой вцепившись ему в плечо, но рёв огня поглощал мой голос, заглушая даже стоны Коли, который, казалось, уже полностью растворился в своём горе. Жар, как острые стрелы, пронзал кожу. Как он вообще держался в этом пекле?
Коля медленно повернулся, и я вздрогнул. Его лицо, распухшее и багровое от слёз, жара и невыносимого горя, изменилось до неузнаваемости, лишь отдалённо напоминая прежнего Николая. В нескольких шагах от него, зловещим намёком на происходящее, валялась пустая канистра из-под бензина.
Внезапно раздался треск, и боковая стена, словно картонная, обрушилась с оглушительным грохотом. Фонтан огня, раскалённых искр и пылающих углей с диким рёвом ринулся в нашу сторону. Я резко одёрнул Колю, оттащив его по земле подальше назад, чтобы мы с ним не погорели. Не знаю, настигло бы нас пламя, но испытывать судьбу не хотелось. Вырвавшийся горячий воздух жадно обжигал кожу, превращая каждый вдох в пытку.
Я отволок его метров на двадцать, туда, где дышать стало хоть чуть свободнее. Коля так и остался лежать на земле, закрыв лицо ладонями. Его рыдания вновь переросли в мученический крик, настолько пронзительный, будто это он сам горел там, в аду на земле.
— Что случилось?! — повторил я, опустившись рядом с ним на траву. Усталость и леденящий ужас происходящего сковали меня. Запах пожара заполнил злую ночь, сливая в себе самые дикие, противоречивые ароматы, от жуткой вони расплавленного пластика, до чего-то странно аппетитного, напоминающего костёр и печёную картошку.
— Она мертва! — промямлил он сквозь слёзы, повторяя снова и снова, — Мертва! Она умерла!
— Кто умер?! — мне пришлось почти срываться на крик, чтобы пробиться сквозь пелену его горя.
— Лида! Лида умерла! — затянул он, и его взгляд, полный бездонного отчаяния, устремился на меня.
Я вздрогнул. Все мои мысли были об Ирине, о ведьме, о её судьбе, но Коля говорил о своей жене, или кто она ему была, не знаю. Я ничего не понимал, мозг лихорадочно пытался собрать новую картину, но осколки информации не желали складываться. Для этого мне нужен был адекватный собеседник, а не растерянный от горя человек. Хотя, у него были на то причины.
— О чём ты говоришь? Почему горит дом Ирины? Что с Лидой? Она была внутри? — начал я трясти его, пытаясь вытащить ту информацию, которая застряла в нём и не могла вырваться наружу.
Он подскочил с резким гневом в глазах, и толкнул меня в плечо так сильно, что я пошатнулся, словно я был виновником происходящего.
— Умерла она, ты что не понимаешь? Смотри! Её убила эта стерва! — провопил Коля, его лицо исказилось от ярости, а взгляд полыхал бешенством, когда он рвано выбросил руку, указывая куда-то в сторону своего дома, который стоял в густом мраке ночи.
Я посмотрел туда, но в темноте не увидел ничего, кроме смутного силуэта постройки Борисовых.
— Я услышал, как хлопнула дверь. Вошёл к Лиде, а её нет, — начал он, слова вырывались сбивчиво, каждое ударение Коля выбивал с такой силой, будто пытался расколоть ими воздух, — Посмотрел в окно, а она куда-то шла. Я же не думал, что что-то не так. Потом тоже вышел и пошёл за ней. А когда я обошёл крыльцо, она уже лежала на земле. Я бросился к ней, склонился, а она... она уже не дышала! Понял? Умерла! — он снова зарыдал, закрывая половину лица дрожащей ладонью, его плечи тряслись от горя.
— Кто-то на неё напал? — резко спросил я, чтобы не дать ему увязнуть в отчаянии, стараясь заставить его продолжать.
— Ведьма Ирка! — огрызнулся Коля, его голос звучал как игла, готовая проткнуть меня, — У Лиды было разодрано горло, она захлёбывалась своей кровью, пытаясь сказать что-то, глядя на меня испуганными, широко распахнутыми глазами, понял?! — он почти кричал, его обвиняющий взгляд впился в меня, будто я нёс ответственность за произошедшее.
— Что она пыталась сказать?
— Ира... Ира... — произнёс он, напряжение уходило, но гнев оставаясь в его голосе. — Глаза выпучила на меня и повторяла имя стервы, а рукой, будто пальцем, указывала на её дом.
Он, казалось, немного пришёл в себя, рыдания утихли, сменившись холодной, кипящей злостью.
— И что дальше? — не давая ему ни секунды покоя, я вытаскивал из него каждую крупицу жуткой правды.
— Не помню точно. Страх и злость забились во мне так, что я готов был голыми руками придушить ту ведьму. У неё в окнах горел свет, но идти одному было... страшно. Я побежал к Грише. Бросил Лиду там, прямо на земле, и ушёл. Месть горела во мне, понимаешь? Может, зря? Может, надо было попытаться помочь Лиде? — он сдавленно простонал, отчаянно вымаливая ответа, будто я мог дать ему прощение или утешение.
Я лишь молча помотал головой, снова повернувшись к дому Борисовых, вглядывался в черноту, пытаясь различить очертания тела, но ночь и высокая трава поглотили всё, не оставляя и следа.
— Что случилось потом, после того как ты встретился с Гришей? Почему дом Ирины в огне? — не останавливался я, не желая отвечать на его бессмысленные вопросы.
— Я пришёл к Грише и сказал, что Лиду убила Ира, что она и есть... вампир. Я... я точно не помню, разум словно был в тумане, — он запнулся, глаза его блуждали, пытаясь зацепиться за ускользающие обрывки памяти, — Помню, что Гриша сказал что-то о бензине, а потом... мы облили её дом и подожгли, — последние слова прозвучали почти шёпотом, полный растерянности, словно он только сейчас, в этот самый миг, осознал весь ужас содеянного, но не мог повернуть время вспять. Но Гриши рядом не было. Он просто исчез.
— Вы подожгли дом Ирины?! Не зная наверняка! — взорвался я и вцепился в его грязную рубаху, загремел зубами, даже не договорив обвинений, начал неистово трясти, словно пытаясь выбить из него остатки безумия, — Лида же не сказала, что Ирина убила её, а только указала на её дом! — с этими словами я толкнул его с такой силой, что он отшатнулся и рухнул навзничь, глухо ударившись затылком о твёрдую, холодную землю, а потом схватился за голову, корча лицо.
Мой голос ревел в тишине, которую нарушали лишь потрескивания огня. Я не видел своего лица, но был уверен — в этот миг оно было искажено гримасой ярости, страшнее любой чертовщины, что пряталась в ночном лесу.
Мы только что потеряли ценного сторонника! Я был в этом уверен. Убийство соседки на руках Коли и Гриши. Ирину уже не вернуть, её дом догорал, оставляя после себя лишь пепел и пронзительный запах гари. Но нельзя допустить новых ошибок, нельзя позволить врагу одержать верх, особенно теперь, когда его влияние, казалось, расползалось, как ядовитый плющ, захватывая разум за разумом, превращая жителей в марионеток. С каждой ошибкой людей будет становиться всё меньше, а тварей — всё больше.
— Ладно-ладно... я-то что! — я сделал шаг назад, пытаясь сдержать кипящий внутри ураган, — Мне всё равно! Я и так хотел уйти, а вот вы! — указал я дрожащим пальцем на Колю, проклиная его пьяные выходки, — Вам оставаться здесь. Не знаю, что на вас нашло, но вы совершили страшное дело! Непростительное!
Николай открыл глаза, резко взглянув на меня. Это уже не был взгляд сбитого с толку пьяницы, полного испуга и сомнений, каким он был всего минуту назад. Нет. В его глазах горело холодное, нестерпимое презрение. В нём проявилось что-то новое, стальное и жёстокое, что притаилась при нашей первой встрече, когда он был пьяный, с заплывшей от сна и спиртного мордой. Теперь же это был взгляд человека, переступившего черту, принявшего свою участь и готового дать отпор.
— Пошёл ты! — его голос, ещё минуту назад дрожавший, теперь прогремел с неожиданной силой. Он резко сплюнул в мою сторону, словно хотел смыть с себя всё, что происходило, — Не знаю, что мы совершили, но тебя тут не было, когда Лиду убили! Тебя не было, когда тварь терзала её, и ты сам... сам не можешь сказать, кто это сделал! — слова его хлестнули меня, как ледяной плетью. Это была чистая, неприкрытая правда, услышать которую я не ожидал.
Меня действительно не было рядом. Я не видел тех ужасов, что толкнули их на этот безумный шаг. Его слова, хотя и резали слух, отложились в моём сознании, осадив. Пыл отошёл в сторону, сменившись горьким послевкусием. Я потупил взгляд, сочувственно глядя на догорающий дом, на потерявшего супругу мужика. В голове пронеслись воспоминания о Галине и Викторе. Что если Ирина действительно была той, кого мы все опасались, и не просто деревенским загадочным существом, а настоящим монстром?
— Ты сам рассказал нам о вампирах, сам оказался пленником у Димы, а теперь осуждаешь, что мы уничтожили ведьму?! Так дело не пойдёт! Мы хотя бы попытались что-то сделать, а ты... проваливай, если хочешь. Дело твоё. А если останешься, то давай присоединяйся: мы остановим всю нежить, что завелась тут, в деревне, в Слухово, — сидя на земле и тяжело дыша, произнёс Николай, словно зачитывая речь, которую должен был бы читать я сам, чтобы объединить жителей против зла, — Будешь свидетелем, даю слово, что пока мы не сделаем дело, я ни капли в рот не приму!
— Хорошее обещание! — пробормотал я, не скрывая лёгкой насмешки в голосе. Пусть он докажет свои слова делом. Мне всё равно некуда деваться до рассвета, так что могу попробовать объединить усилия с ним. — И есть ли какой-то план? Как будем искать упырей, и что будем делать, когда найдём? — я вопросительно изогнул бровь, внимательно глядя на него.
Он с трудом поднялся, неуверенно оглядываясь по сторонам, и скрестил пальцы рук за своей головой.
— Лиды больше нет, — голос Николая прозвучал глухо, надломленно, сквозь сомкнутые зубы. Затем он резко опустил руки, открывая обезумевший, но теперь совершенно трезвый взгляд, — Мне вообще больше нечего терять. Моя жизнь теперь и копейки не стоит. Что я могу, только пить и спать? Нахрен всё это! Пошли к Грише, возьмём острые ножи, верёвки, посмотрим, что ещё у него найдётся.
Показать полностью
Она всего лишь просто хотела стать лучшей версией себя...
Кадры из фильма "Токсичный мститель"...
Я написал рассказ про магазин, где демонам продают тоску, ярость и печенье из несбывшихся надежд. И он называется «Возврат невозможен»
Каждая глава — отдельный день, отдельный клиент, отдельная сделка.
Иногда кто‑то хочет купить время.
Иногда — смерть.
Иногда — самого продавца.
А он просто работает. Курит сигареты, которые сами горят. Ругается. Считает души. И повторяет:
«Возврат невозможен».
Показать полностью
1
В юном месяце апреле
Из детства монстров.
Пинхед.
Фредди Крюгер
Ганнибал Лектор
И Терминатор на закуску.
Показать полностью
4
Погрешность
В тот день молодому физику Нику Уэллсу не везло с самого утра ― из-за капризов погоды его самолёт приземлился на запасной аэродром. Добираться до места назначения пришлось с приключениями, а уж что ждало его на старых улочках города…
Честно скажу, я начал волноваться уже с самого утра ― частный самолёт совершил посадку на небольшом аэродроме, где привычное современное здание аэропорта заменяло небольшое строение очень скромных размеров, внешне напоминавшее какой-нибудь старенький, уютный, но давно требовавший ремонта железнодорожный вокзал. Впрочем, и наполовину заросшая сорняками взлётно-посадочная полоса выглядела не лучше.
― Авиакомпания приносит свои извинения за причинённые неудобства, ― вслед за командиром экипажа, устало улыбаясь, повторяла стюардесса с грустными глазами, ― резкая смена погоды и штормовой ветер, необычный для этого времени года, заставили наш борт приземлиться на запасной аэродром. Но не стоит волноваться, господа ― вас уже ждёт комфортабельный автобус, за каких-то сорок минут он доставит всех к месту назначения…
Я вздохнул, вытирая пот с лица и шеи, ведь на улице было настоящее пекло, усаживаясь в обычный рейсовый, явно знавший лучшие времена автобус с неожиданно сломавшимся кондиционером и потёртыми сидениями:
― Как чувствовал, что добром это не кончится. Спрашивается, кто тянул меня за язык, обещая Мишелю заехать в его родной городок на юге Франции? Разве я не клялся Лили, что обязательно вернусь домой пораньше? И как теперь объяснить вечно раздражённой женщине на последнем месяце беременности, что её мужу вдруг нестерпимо захотелось встретиться с другом, которого не видел пять лет…
Двери закрылись, и автобус на удивление плавно тронулся с места. Пассажиры, на чём свет ругая компанию и отвратительное обслуживание, с трудом открывали окна, впуская в салон жаркий, но, во всяком случае, чистый воздух, сменивший бензиновые миазмы, которыми насквозь пропахла эта доисторическая рухлядь.
Но как только шестиколёсное «недоразумение» набрало скорость, прохладный ветерок остудил наши разгорячённые лица, и настроение у всех заметно улучшилось. Особенно после того, как усатый шофёр ― типичный кареглазый южанин, поприветствовав всех на борту «старушки Лиззи», с присущим только французам юмором рассказал её увлекательную историю. Перемежая своё остроумное повествование забавными шутками и анекдотами, так что вскоре в салоне установилось ещё более тёплая, чем снаружи, атмосфера всеобщего веселья.
В общем, я и не заметил, как мы добрались в маленький провинциальный городок, где мне и предстояло провести два дня с человеком… Впрочем, что я мог сказать о Мишеле, с которым познакомился несколько лет назад на ежегодной конференции в Париже? Невысокий худощавый мужчина средних лет с пронзительными синими глазами, абсолютно не соответствовавшим субтильному телосложению басом и… роскошными рыжими бакенбардами. Да, это выглядело по меньшей мере странно, словно в современный город заглянул человек из далёкого девятнадцатого века.
Нас познакомил один из моих коллег, и уже очень скоро я был просто очарован остроумием и умением французского профессора вести беседу на любые связанные с астрономией темы. Мишель был забавным чудаком и при этом настоящим профи в области изучения гравитационных волн ― тут двое учёных, что называется, «нашли друг друга». Ведь именно этот вопрос был темой научной работы, с которой я прилетел в тот год во Францию.
Слово за слово, мы пообещали друг другу обмениваться новостями и мнениями, что потом и делали в течение пяти лет, незаметно став настоящими друзьями. В последнем сообщении, узнав, что в этом месяце я буду по делам на родине галлов, Мишель с присущим ему напором уговорил «дорогого Ника обязательно навестить «старика с бакенбардами», которыми, к слову, очень гордился.
― Ты должен непременно приехать, Никки, когда ещё увидишь настоящий персиковый сад в цвету? Посидим в тени прекрасных деревьев, выпьем потрясающего сидра ― сам в прошлом году делал! ― и поговорим о жизни. Так хочется снова встретиться с тобой и познакомить с Ниной, моей верной спутницей уже двадцать лет. К тому же, последнее время в нашем городе происходят странные вещи ― будет, что обсудить… ― писал он, и, растрогавшись, я сдался, решив навестить его, несмотря на данное Лили слово.
Автовокзал, на котором нас высадил неунывающий весельчак Франсуа, выглядел вполне современно. Выпив чашку очень приличного кофе с ароматной сдобой, ещё раз внимательно изучил присланный Мишелем подробный, ведущий к дому маршрут. Правда, начинался он в другом месте, но это меня нисколько не смутило ― подумаешь, разве можно заблудиться в небольшом приморском городке, где проживают меньше пятидесяти тысяч человек? Это же не Нью-Йорк, в конце концов…
Я понял, что сбился с пути уже через пятнадцать минут после блуждания по кривым и узким улочкам города, которых в тщательно составленном другом «путеводителе» почему-то не было. Озираясь, «путешественник» стоял перед зданием оформленного под старину магазинчика в совершенно пустом переулке, ругая себя за то, что, как нормальный человек, не взял такси:
«Давно бы уже был на месте, придурок. Достопримечательности могли и потом вместе с Мишелем посмотреть. Да, уж если с утра не повезло…»
В этот момент из дверей магазина вышла одетая в длинное чёрное платье женщина с метлой в руке. Её седые косы были уложены вокруг головы в старомодной причёске. Не обращая на меня внимания, она принялась подметать улицу, что-то недовольно бурча себе под нос. И поскольку никого больше рядом не было, смущённо закашлявшись, обратился к ней на хорошем французском:
― Добрый день, мадам! Не подскажите, как выйти на улицу…
Старушка обернулась, и слова застряли в горле, словно споткнувшись о невидимый барьер: девушка с седыми волосами была очень молода и хороша собой. Её глаза с любопытством пробежались по фигуре незнакомца, и, как показалось, разочарованно вздёрнув носик, она ответила:
― Вы не пройдёте отсюда к «Rue de l'Avenir»[1], возвращайтесь назад. Вам здесь не место.
Показалось, что незнакомка вложила в последние слова какой-то особенный смысл, которого я не понял и поэтому, помявшись, попытался спросить снова. Но именно в это мгновение до меня дошло, что она произнесла название улицы, о которой я только подумал.
Это показалось забавным, и я решительно спросил:
― Тогда, возможно, здесь есть проход к…
Она оперлась о метлу, глядя на незнакомца с явным недовольством:
― Нет, и к «Rue Pasteur»[2] через наш переулок не пройти. Не теряйте времени, Николя, пока не поздно, возвращайтесь по своим следам. Впрочем, Вы уже опоздали… ― как-то мрачно констатировала она, показав куда-то за мою спину.
Напуганный её словами, обернулся, тут же невольно попятившись: переулок, из которого я недавно вышел, быстро заполнялся голубоватым туманом. В этом странном, возникшем из ниоткуда облаке уже скрылись стены и крыши соседних домов. Более того, часть улицы, начинавшейся за «старинным» магазинчиком, тоже таяла, словно растворяясь в непонятной субстанции, с каждой секундой становившейся всё темнее и темнее.
Первой очнулась девушка, крикнув:
― Следуйте за мной, Николя, или умрёте! ― она распахнула дверь магазина и, прежде чем исчезнуть за ней, добавила, ― закройте за собой и потом бегите, не останавливаясь, что бы Вам ни привиделось во мраке…
Языки «хищного» тумана, извиваясь, уже стелились по старой брусчатке, всё ближе подбираясь к ногам, а я ещё стоял, не в состоянии даже пошевелиться. И только когда где-то рядом в надвигавшейся на мир темноте раздался громкий звериный рык, а за ним ― отчаянный, полный ужаса человеческий вопль, в несколько прыжков преодолел немаленькое расстояние, отделявшее меня от спасительной двери.
Не помню, как я её закрывал ― грохот обезумевшего сердца заполнил не только голову, но и пространство вокруг. Что-то громко хлопнуло за спиной, и узкая полоса света погасла, тогда беглец неожиданно для самого себя подумал:
«Как же хорошо, что я успел… Ведь то, что находится там, за дверью, наверное, уже поглотило наш мир».
В голове вдруг возник образ огромного многолапого зверя с колючками и зазубренными иглами вместо шерсти, зубастой пастью раздиравшего на части маленький провинциальный городок. Кровь лилась изо рта чудовища, а оно довольно щурилось, словно кот на освещённой солнцем скамейке, время от времени слизывая шершавым языком красные пузыри с чёрных губ.
В его утробном ворчании мне слышались вопли и стоны умиравших людей, их умолявшие о помощи голоса кого-то звали. И, уже не сдерживая рвотные позывы, профессор Ник Уэллс, трусливо зажав уши руками, упал на колени, чувствуя, как пол податливо изгибается, готовый вот-вот прорваться, чтобы сбросить ещё одну жертву монстру в пасть.
Ускользнув из клетки памяти, прилетел еле слышный спасительный голос девушки с седыми волосами:
― Бегите, не останавливаясь, что бы Вам ни привиделось во мраке…
Обезумев от страха, я со стоном поднялся с колен, чтобы последовать этому совету… Но замер, не понимая, куда бежать ― повсюду был только пугающая темнота, а пол под ногами, словно издеваясь, продолжал ходить ходуном. Резкая трель мобильного сначала заставила меня истерично закричать, а затем лихорадочно ощупывать тонкий корпус в поисках заветной кнопки фонарика.
Дрожащее пятно света прорезало окружавший меня мрак, немного успокоив готовое сдаться сознание, показав, что я стою в бесконечном коридоре с огромным числом повторяющихся с обеих сторон дверей. Но в тот момент беглеца это не смутило: главное ― впереди лежал путь, по которому можно было двигаться. Тем более я не собирался открывать эти двери ― итак уже по горло был сыт кошмарами.
Первым порывом было бежать, не оглядываясь и не смотря по сторонам. И будь что будет ― должен же и этот коридор когда-нибудь закончиться. Но один взгляд вниз, туда, где должен был находиться пол, значительно поубавил моей решимости ― прямо у ног начинался огромный провал с отвесными стенами. Из его глубины раздавались отчётливое ворчание и подозрительный скрежет, словно что-то, тяжело дыша и отфыркиваясь, поднималось наверх.
Я замер, боясь пошевелиться, чувствуя, как вместе с неуверенностью растёт утихнувшая было дрожь моей неустойчивой опоры. И, стараясь подавить нараставшую панику, попытался себя уговорить:
«Спокойно, Ник, подумай как следует. Женщина в чёрном платье сказала ― беги… Зачем ей было обманывать? Если бы она хотела обречь незнакомца на смерть, могла просто оставить на улице, на растерзание страшному туману. Значит, была уверена, что отсюда можно выбраться».
Переведя дыхание, осветил фонариком расщелину ― блики заиграли на поверхности стеклянного пола, кое-где покрытого сетью пока ещё крошечных трещин. Одного взгляда на это хватило, чтобы меня затрясло. Но когда что-то с размаху ударило в стену так, что, не удержавшись, я упал, больно ударившись о невидимый угол и чуть не выронив телефон, стало очевидно ― больше медлить нельзя.
Встав, вытянул руку с фонариком так, чтобы луч света шёл только вперёд, и побежал по стеклянному настилу, повторяя вслух слова любимого детского стихотворения:
Был когда-то я знаком
С рыжим Мистером Жуком.
Познакомились мы так:
Мистер Жук, большой чудак,
Прямо, честно и открыто
Вечером упал в корыто.
Сосредоточившись на этих забавных строчках, я как мог старался игнорировать обрушившиеся на меня страшные звуки: хруст трескавшегося под весом взрослого человека пола, удары в стену неизвестной стихии, хлопанье открывавшихся и закрывавшихся дверей… А ещё крики, стоны, рёв и плач живых существ, перемежавшиеся с грохотом отбойного молотка и визгом циркулярной пилы.
Я не хотел этого слышать, а потому бежал, упрямо повторяя:
Я спросил его: "Куда Вы?
Вот так детские забавы!
Вы, наверное, хотите
Пароходом стать в корыте?"[3]
И даже когда этот хаос взорвал надрывный вопль новорождённого ребёнка, он меня не остановил ― я продолжать твердить стихи о приключениях Жука. Пока мир не расцвёл ослепительной вспышкой, заставившей «чтеца» наконец закрыть мокрые от слёз глаза, а вновь распахнув их, увидеть себя стоящим перед небольшим домом с черепичной крышей, утопающим в белоснежной пене цветущих деревьев.
Я был на месте ― табличка на стене гласила, что дом принадлежит месье Мишелю Маршаллу, профессору Сорбонны. Но после только что пережитого кошмара ноги не хотели слушаться, и вместо того чтобы сделать несколько шагов вперёд, я без сил прислонился к большому вязу, чувствуя, как его выпуклая, жёсткая кора щекочет почему-то обнажённую спину.
Хрупкая женщина с короткой стрижкой отложила грабли и, присмотревшись, всплеснув руками, закричала:
― Мишель! Скорее сюда ― кажется, с твоим другом что-то случилось…
Я прекрасно видел бегущую ко мне чету Маршалл, слышал причитания симпатичной женщины с серебристой проседью в волосах и восхитительными молодыми глазами ― вероятно, Нины, жены Мишеля. Понимал, как волнуется, протягивая сердечные капли в прозрачном стакане добродушный чудак-профессор, уговаривая немедленно их выпить и опереться на его плечо в делавшей его похожим на фермера простой клетчатой рубашке.
Но я не мог ни ответить на их добрые слова, ни просто пошевелиться ― случившиеся со мной не отпускало… Мадам Нина, видимо, первой поняла, что происходило, уверенно сказав супругу:
― У него шок, быстрее неси саквояж! ― и когда Мишель примчался из дома с чёрным, похожим на старинный «докторским» чемоданчиком, достав шприц и ампулу, очень профессионально поставила укол.
Не скажу, что сразу, но стало легче: я, хотя и не очень уверенно, смог поздороваться и даже, осмотрев себя, пошутить, что оказанный мне в городе приём был слишком горячим, раз даже одежду подпалило…
Примерно через час, окончательно придя в себя и переодевшись в оказавшиеся слишком короткими джинсы и футболку друга, сидя за щедро накрытым столом, пил ароматный чай с плюшками, рассказывая свои удивительные приключения. Мишель и Нина слушали, не перебивая, и, честно говоря, меня слегка смутило слишком уж серьёзное выражение их лиц.
На простодушный вопрос:
― Надеюсь, Вы не прогоните бедного физика, с которым от жары случилась такая неприятность? Я раньше никогда не терял сознания ― а на этот раз, похоже, здорово приложился головой, раз привиделась подобная чушь. Хорошо, что хоть не обобрали ― документы и карточки на месте… А что касается прожжённой и рваной одежды ― ума не приложу, где меня носило. Сам виноват ― надо было ловить такси.
Мадам Нина встала, дрожащей рукой поправив шёлковое платье:
― Пойду принесу побольше закусок, а ты, Мишель, расскажи Николя всё как есть. Не надо ничего скрывать ― у него на руке есть её отметина.
Пробормотав это, она почти выбежала из комнаты, виновато опустив голову. А друг, стараясь не смотреть в мои удивлённые глаза, вместо ответа похлопал по плечу, пока я с интересом разглядывал овальный след ожога на запястье:
― Ты только не волнуйся, Ник, и особенно не забивай голову… Нина слишком верит во всю эту мистическую чепуху и местные суеверия. Представляешь, я несколько лет назад тоже ударился в ересь ― решил изучать алхимию: перечитал кучу литературы, даже оборудовал в сарае лабораторию и знаешь, к какому выводу в конце концов пришёл?
Почесал ноющий затылок:
― К какому?
― Это всё полная чушь! ― засмеялся Мишель, протирая стёкла круглых очков, и его густые рыжие бакенбарды задрожали в такт раскатам почти оперного баса.
Он достал из шкафа большую пузатую бутыль с жидкостью редкого тёмно-янтарного цвета, гордо поставив её на стол:
― Вот, ещё одно моё творение ― потрясающая настойка на двенадцати травах! Ты просто обязан попробовать…
Я улыбнулся, вертя в руках роскошный хрустальный сосуд с оригинальной крышкой в виде непонятного зверя:
― Выглядит заманчиво, Мишель… После сегодняшних потрясений, думаю, это пойдёт мне на пользу. Кстати, а как же обещанный сидр?
― Сидр? А… это… давай как-нибудь потом.
Согласно кивнул:
― Как скажешь. Кстати, помнишь, как мы напились в тот самый первый раз ― я тогда еле добрался до гостиницы.
Мишель рассмеялся, принимая из рук жены поднос с закусками и расставляя тарелки на столе:
― Ещё бы, нетрезвые идиоты тогда едва не подрались в ресторане, и двух профессоров чуть не выгнали взашей ― жаркая получилась дискуссия. Не забыл ещё, о чём шёл разговор?
Я пригубил налитую им в бокалы настойку, одобрительно хмыкнув:
― Разве такое забудешь? Что-то о погрешностях вычисления ― такая глупость… Ты же тогда чуть не мокнул меня лицом в салат за то, что «оппонент» не согласился с вескими аргументами. Какой же ты всё-таки псих, Мишель, а так и не скажешь.
Друг снова засмеялся, и мы чокнулись, опрокинув по первой. Внезапно он о чём-то вспомнил и, бормоча:
― Сейчас, сейчас ― ты должен это увидеть, ― убежал в другую комнату, а я подошёл к распахнутому окну, вдыхая аромат цветущих деревьев, и когда Мишель вернулся с книгой в руке, сказал:
― Это потрясающе! Как же тебе повезло жить в таком раю. Я и не знал, что цветы персиковых деревьев так чудесно пахнут…
Мишель, что-то сосредоточенно искавший в книге, захлопнул её:
― Да ты, профессор, смотрю совсем не разбираешься в растениях: какие ещё персики? Это же сумасшедший запах цветущих апельсинов. Нина по ним с ума сходит, а меня, если честно, выворачивает… ― и он, дурачась как мальчишка, высунул язык, закатив глаза.
Мы ещё немного повеселились, после чего друг с серьёзным лицом протянул принесённую книгу:
― Мой новый труд, только что из печати. Тебе первому показываю…
Я взял в руки пахнувший типографской краской том и, повертев, с удивлением сказал:
― Что это? Параллельные миры, серьёзно? Какая ерунда, Мишель, неужели тебе показалось мало увлечения средневековой алхимией ― переключился на фантастику?
Он молчал, но взгляд стал грустным и немного растерянным, и я смутился, тут же пойдя на попятную:
― Ради бога, прости. Видно, настойка ударила в голову ― крепкая, зараза. Не сердись, не собирался тебя обижать…
Мишель тяжело вздохнул, поднимая руку:
― Не извиняйся, я ждал чего-то подобного. Дело в том, Ник, что вот уже двадцать лет работаю над этой темой и именно по ней защитил докторскую…
Возмущённо тряхнул головой:
― Надо же… А почему до сих пор молчал, и как тебе удавалось сочетать такие абсолютные разные вещи ― разве изучение гравитационных волн не занимает всё время? Ты написал такие толковые монографии…
Он повернул стул и сел, положив руки на его спинку, негромко сказав:
― Дело в том, что я, Мишель Маршалл, профессор Сорбонны с многолетним стажем, никогда не занимался гравитационными волнами. И пять лет назад выпивал не с тобой, Никки, а другим Ником Уэллсом. Понимаешь, удачно пройдя коридор судьбы, ты попал в иную реальность… Это чужой для тебя мир, Ник. Прости за правду и постарайся мне поверить.
Я молчал, не представляя, что ответить на это заявление ― было не похоже, что Мишель шутил, и, происходи наша встреча в любой другой день, наверняка расхохотался бы очередному розыгрышу шутника-профессора. Но сегодня…
Сразу вспомнились серьёзные, полные тьмы глаза необычной женщины в чёрном, её странная фраза:
― Вам здесь не место…― мои страх и незабываемую физическую боль, через которые пришлось пройти ― этот слишком реальный сон, и сон ли?
А также кучу мелких нестыковок ― Мишель обещал другу дегустацию сидра, а оказывается, любил совсем другое, и сад из персикового превратился вдруг… Ерунда какая-то, а вот то, что друг посвятил свою жизнь изучению параллельных миров ― звучит куда серьёзнее. Не могу поверить ― мы же столько лет постоянно обсуждали только одну тему, часто ругались и даже ссорились.
Я ещё раз прочёл название книги ― «Структуры и виды параллельного пространства, разнообразие, способы создания переходов, погрешности расчётов…» Это же не может быть шуткой, да?
― Рассказывай, и как можно подробнее, что здесь происходит? Кто эта женщина и как меня занесло в этот ваш долбаный параллельный мир? И, наконец, самое главное ― как этому Нику Уэллсу, ― я ударил себя ладонью в грудь, ― вернуться домой?
Даже собственный дрожащий голос в тот момент казался молодому испуганному профессору странным. Мишель встал, но я жестом попросил его остаться на месте ― меньше всего сейчас хотелось услышать слова утешения от чужака.
Он вздохнул так, словно на его плечах лежала вся тяжесть мира, и мне стало стыдно, что я только что во всём винил пусть и незнакомого, но, судя по всему, хорошего человека. Поэтому уже более спокойно сказал:
― Прости, Мишель, это трудно принять, но я готов тебя выслушать.
Профессор кивнул, и в его глазах появились задорные искорки, так понравившиеся мне ещё при нашей первой встрече:
― На самом деле, Ник, тут столько всего переплелось ― наука и мистика, фантазии и реальность. Но я расскажу то, что знаю. Да, здесь параллельные миры давно перестали быть фантастикой, и не только я занимаюсь их изучением. Но тут тебе повезло ― Мишель Маршалл, тот, кого в народе прозвали «Мастер перехода» ― вызывает и настраивает «воронку перемещения». Сегодня ночью как раз будет благоприятное время, я возьму тебя в Институт и постараюсь, подчёркиваю ― постараюсь отправить домой. Потому что в этом деле даже микроскопическая погрешность расчёта может занести объект перемещения к чёрту на куличики, а кода «своей вселенной» ты, разумеется, не знаешь…
С трудом выдохнул:
― Звучит не слишком оптимистично.
Он ещё больше помрачнел:
― Верно, в этом вопросе мы пока только в начале пути, Ник, но я сделаю всё возможное: возьму образец крови и сравню ДНК с базой данных. Если нам очень повезёт, и «путешественники» из твоего мира уже здесь бывали ― клянусь, сегодня же верну тебя домой.
Спросил лишь для того, чтобы продолжить разговор, хотя уже догадывался, каким будет его ответ:
― А если «подобных объектов» к вам не залетало?
Профессор покраснел:
― Прости, для меня ты не «объект», а друг, пусть и из другого мира. Если образца нет, останется только полагаться на удачу, потому что наш мир не терпит «чужаков» ― такова его особенность. Происходит то, что в своём воображении ты представил монстром, пожирающим город…
Я засмеялся, но это был нервный смех обречённого:
― Ясно, ясно ― ваш грёбаный мир переварит Ника Уэллса… Ладно, Мишель, не переживай так и прости за грубость ― не каждый же день человеку подписывают смертный приговор. И сколько у меня времени?
Он снял очки и вытер слёзы рукавом, совсем как я:
― Бывает по-разному, но всегда не больше суток. Хотя с тобой всё не так просто…
Я притворно охнул:
― И в чём это «непросто» выражается?
Мишель подошёл ко мне, сев на соседний стул:
― А вот тут начинается вторая, мистическая часть рассказа. Ещё никто не попадал сюда таким способом ― помешав богине судьбы.
Я поднял бровь:
― Неужели «дамочка в чёрном» и есть…
Странный профессор, так похожий на моего друга, невесело засмеялся:
― Честно ― и сам в это не верю, но Нина ― верит. А она умнейшая женщина этой Вселенной, во всяком случае, для меня. По местным поверьям, богиня судьбы почему-то выбрала наш городок местом своего обитания. Больше того, именно сюда заносит людей, считающих, что судьба обошлась с ними несправедливо. Богиня сама решает, как ей поступить с недовольными жалобщиками, но чаще всего посылает их пробежаться по своему «коридору», давая шанс всё изменить.
Сразу вспомнилось, что пришлось там вытерпеть, неудивительно, что с языка сорвалось невольное:
― Вот же с…ка, нехорошая женщина… А меня-то за что? Я на судьбу никогда не жаловался ― дом, любимая работа, беременная жена. Господи, Лили! Надо же ей позвонить, она наверняка с ума сходит, ― схватился за сотовый, но Мишель отобрал телефон, положив его на стол.
― Знаешь, как я понял, что ты не тот Ник? Наш профессор Уэллс не смог приехать. Потому что у его жены начались роды, и сейчас счастливый папаша рядом с ней и своим чадом. Так что не стоит звонить молодым родителям и пугать их появлением двойника…
Пришлось с ним согласиться; я даже не дёрнулся, когда он заботливо похлопал «друга» по плечу. Только в этот момент до меня дошёл весь ужас происходившего ― Ника Уэллса ждала не только страшная смерть вдали от дома, но, что ещё хуже, перспектива никогда не увидеть своего сына. А Лили будет думать, что, возможно, муж бросил их обоих.
― Не понимаю, почему я всё-таки оказался здесь? ― бормотал, снова и снова складывая бумажную салфетку треугольником, ― когда это произошло? Неужели в тот момент, когда наш самолёт попал в грозовой фронт? Или когда свернул в злосчастный переулок к этой ведьме…
Мишель отобрал салфетку, зачем-то начав её распрямлять:
― Не говорит так, Никки, а то вдруг богиня обидится. Я сам ломаю голову над вопросом, почему она выбрала именно тебя? Нина считает, что где-то во Вселенной произошёл сбой программы, возникла та самая микроскопическая погрешность, которая ломает судьбы людей. И если богиня судьбы в этом как-то виновата, она же и поможет исправить ситуацию. Это шанс, Ник. Вот что, не будем ждать вечера, поедем в Институт, надо поскорее проверить твою кровь. Уверен, нам должно повезти…
Я не запомнил дорогу, потому что не смотрел по сторонам, по-прежнему упрямо сворачивая оригами из бумаги, которую мне дала Нина, смотревшая на «путешественника» добрыми сочувствующими глазами. Даже когда в кабинет, где я ждал результатов анализа, вбежал счастливый профессор, с криком:
― Есть! Сработало, Ник! Скоро будешь дома… Сиди здесь, играйся, а я уже бегу делать расчёт! Ты рад, дружище, скажи, рад?
Продолжая оставаться в этом странном, заторможенном состоянии, только кивнул в ответ, чувствуя, как душу заполняют тоска и страх очередной неудачи. Не знаю, сколько прошло времени, но, судя по всему ― немного. Взъерошенный Мишель, схватив меня за руку, потащил за собой в тёмную комнату, где, посадив на обычный стул, наклонился и крепко обнял:
― Давай прощаться, Ник! Я сделал что мог, пообещай… Впрочем, не надо ― когда вернёшься, постарайся забыть всё, как страшный сон, и будь счастлив, друг мой.
Выбросив из карманов множество бумажных журавликов, котов и кораблей, я крепко обнял его, шепнув в ответ непослушными губами:
― Спасибо, Мишель. Не забуду, не сомневайся… А как я пойму, что… это кончилось?
Он засмеялся:
― Не волнуйся, поймёшь. Главное, думай о доме. Кстати, ты уже решил, как назовёшь сына? Я ни на что не намекаю, но всё же…
Дверь захлопнулась, оставив меня в полной темноте. И тишине, если, конечно, не считать оглушительного грохота собственного сердца. Однако это продлилось всего лишь мгновение: мир вдруг вспыхнул яркими красками, а пыльный Нью-Йоркский воздух ― звуками вечно куда-то спешащей толпы, редкими гудками и шуршанием шин проносящихся мимо автомобилей.
Я стоял перед домом, не веря своему счастью, и только голос выбежавшей из подъезда соседки Клары меня «разбудил»:
― Наконец-то, Ник, беги домой! Кажется, у Лили начались схватки, я уже вызвала такси. Да что ты застыл ― поторопись, а я подожду машину!
Повторять не понадобилось ― будущего папочку как ветром сдуло, и через минуту я уже обнимал взволнованную жену, целуя её вспотевшие волосы, огромные глаза и пересохшие губы. Радостно шепча:
― Держись, родная, такси уже едет, всё будет хорошо. И прости, что задержался…
Слушая её сбивчивый лепет о том, как она меня любит и как боится первых в жизни родов, я успокаивал жену, одновременно придирчиво изучая обстановку в комнате, боясь нарваться взглядом на чужую, незнакомую вещь.
― Лили, а что это за фигурка кота на столе? Не помню такую…
― Да что с тобой, Ник, вместе же покупали на воскресной ярмарке, ― ворчала любимая, уткнувшись в моё плечо.
Я радостно выдохнул, вспомнив, как сам же подарил ей этого смешного уродца:
― Слушай, а большие книги с золотым тиснением, откуда они взялись?
Лили легонько стукнула мужа кулачком в лоб:
― Издеваешься? Твой приятель принёс в прошлом месяце ― этот, как его, Роджер.
Засмеялся:
― Да точно, совсем забыл ― Родж попросил придержать у себя какое-то редкое издание. Это всё от волнения, не сердись… Малышка, так ты выбрала имя, или оставим нашего сына «безымянным» до совершеннолетия?
Часто дыша, она посмотрела на меня как на полоумного:
― Да, тяжёлый случай! Мы же договорились, Ник ― ты придумываешь имя сыну, а я ― дочке. У нас двойня, или об этом тоже забыл?
Я помогал Лили устроиться на заднем сидении такси и, садясь рядом, думал, что двое ― тоже хорошо, хотя ещё совсем недавно узи упорно показывало нам только одного ребёнка, и врач уверял, что прекрасно слышит сердцебиение мальчика. Но всякое же бывает… Буду думать так, и точка. Это лучше, чем ломать голову над чёртовой «погрешностью», которую второпях мог допустить в расчётах Мишель. Или это богиня судьбы решила надо мной пошутить, обидевшись, что в сердцах назвал её…
[1] Улица Будущего (фр.)
[2] Улица Пастера (фр.)
[3] Стихи Дж. Чиарди в переводе Р.Сэфа
Показать полностью