Она не помнила, когда её спина стала врагом. Сначала — лёгкая усталость, потом — тянущая боль, будто кто-то вставил между позвонками ржавые гвозди. Врачи разводили руками: "Юношеский сколиоз, ничего страшного, носите корсет". Но корсет не спасал. Он лишь напоминал: твоё тело — это клетка, и ты обречена таскать её на себе.
А потом пришёл артрит.
Он подкрался тихо, как вор, и поселился в её суставах. Пальцы, которые когда-то легко выводили ноты на пианино, теперь сгибались с хрустом, будто в них насыпали песок. Колени опухали по утрам, словно наполненные свинцом. Но хуже всего было в спине — там, где сколиоз уже скрутил позвоночник в немой вопрошающий знак, артрит разжёг костер боли.
Она вспоминала, как в 14 лет мама водила её по врачам, а те лишь качали головами: "Ну что вы хотите, это же наследственное". абушка, сгорбленная, как высохший куст, сидела в углу и молчала. Теперь она понимала это молчание.
Иногда, лёжа ночью без сна, она представляла, как её позвоночник медленно превращается в камень. Как суставы срастаются, закупоривая тело в неподвижности. И самое страшное было не это.
Самое страшное — привыкнуть .
Привыкнуть к тому, что боль — это часть тебя. Что утро начинается не с кофе, а с тихого стона, когда пытаешься подняться с кровати. Что даже глубокий вдох — это уже усилие.
Однажды она нашла старую фотографию: девочка на пляже, спина прямая, руки взметнулись к небу в смехе. Куда она делась, та девочка?
Её съели по кусочкам — сколиоз и артрит.
И теперь осталась только эта женщина, которая учится жить в теле, ставшем тюрьмой.
Иногда мир кажется жестоким местом. Ломает спины, отбирает ноги, бьёт по самым больным местам. Но есть люди, которые берут эти осколки своей жизни и собирают из них не костыли, а крылья.
• Она танцует на обломках мечты •
Представьте: 15 лет у станка, пот, кровь в пуантах.. И один момент, после которого врачи говорят: «Ноги не будет». А она через год выходит на сцену — и её протез сверкает в софитах как самый дорогой аксессуар. «Это не я инвалидка, — смеётся она, — это мой протез самый счастливый на свете». Когда она кружится в пируэте, в зале плачут здоровые люди.
• Он поднялся туда, где даже птицы устают •
Его кресло — это 25 кг металла. Его гора — это 3000 метров отвесной скалы. Когда друзья на руках тащили его к вершине, он кричал: «Несите быстрее, я ж не могу ногами отталкиваться!». Наверху, глядя на облака под ногами, он сказал: «Видите? Я же говорил — инвалидность это не про тело, это про тех, кто верит в слово "невозможно"»
• Её позвоночник — это титановый стержень, но её любовь — чистое золото •
Каждое утро она принимает таблетки, чтобы просто поднять ребёнка на руки. Каждый вечер делает массаж дочке, хотя её собственное тело кричит от боли. «Когда она обнимает меня, — шепчет мама, — мне кажется, что внутри у меня не металл, а солнечный свет»)
• Доктор, который знает цену каждому слову "терпи" •
20 лет он говорил пациентам: «Потерпите, это временно». Пока сам не лёг на свой же операционный стол. Теперь, когда больной стонет: «Вы не понимаете!», он молча достаёт снимок — весь позвоночник в титановых скобах. «Понимаю. Поэтому и говорю — выдержишь. Обязательно выдержишь»
Эти люди не знают, что где-то там, в больничной палате или в темноте чьей-то депрессии, их истории как маяки. Они просто живут. Падают. Кровоточат. Встают..
А мы смотрим на них и вдруг понимаем: если они могут — значит, где-то в глубине, под всеми нашими страхами и болью, есть эта сила.. Та самая..) Которая поднимает с постели, когда тело умоляет просто сдаться..
Когда мы слышим слово «лоботомия», в голове сразу всплывают образы из ужастиков: белые халаты, хирургические инструменты и безвольный человек с пустым взглядом. Но лоботомия - это не выдумка сценаристов, а настоящая, официально применявшаяся медицинская процедура, которую проводили десяткам тысяч людей по всему миру.
Что это за метод? Кто его придумал и зачем? Почему он получил Нобелевскую премию, а потом стал символом карательной психиатрии? И как с его помощью калечили судьбы, не всегда ради помощи, а иногда - ради подавления воли?
Что такое лоботомия: простыми словами
Лоботомия - это нейрохирургическая операция, во время которой хирург нарушает связи между лобными долями головного мозга и другими его частями. Особенно часто разрушали связи с таламусом - областью, которая участвует в обработке эмоций.
Проще говоря, человеку «отключали» часть мозга, отвечающую за волю, эмоции, инициативу и личность.
Как проводили лоботомию?
Были разные методы, но самый известный - трансорбитальная лоботомия, изобретённая в США. Врач вводил специальный инструмент, похожий на шило, через глазницу (между глазом и костью), и с его помощью «разрезал» ткань мозга. Всё это порой занимало всего 5-10 минут.
Кто придумал лоботомию и зачем?
Создателем лоботомии считается Эгаш Мониш (порт. Egas Moniz) - португальский невролог, который в 1935 году впервые провёл операцию по методу, названному им префронтальной лейкотомией. Он верил, что у душевнобольных нарушены нервные связи, и если их прервать, пациенту станет легче.
В 1949 году Эгаш Мониш получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине за «открытие лечебного значения лейкотомии при некоторых психических заболеваниях» Источник: nobelprize.org
Бум лоботомии в США и другие страны
После Второй мировой войны в США возникла настоящая «мода» на лоботомию. Её активно продвигал американский врач Уолтер Фриман, который вместе с нейрохирургом Джеймсом Уоттсом модифицировал метод Мониша и придумал «офисную» трансорбитальную лоботомию.
Фриман ездил по стране в «лоботобусе» (от слов «лоботомия» и «автобус») и проводил операции прямо на местах. Некоторые пациенты не доживали до конца процедуры, но «показатель излечения» демонстрировался как высокий - многие становились спокойными и покорными.
Всего в США было сделано более 40 000 лоботомий
Когда «лечение» становится пыткой: карательная психиатрия
Хотя лоботомию подавали как «прогресс в психиатрии», быстро выяснилось, что она идеально подходит и для другого - контроля над неугодными. Особенно в странах с авторитарным управлением или при отсутствии гражданских прав.
Кого «лечили»?
Людей с депрессией или тревожностью
Пациентов с шизофренией и биполярным расстройством
Женщин, которые «слишком много говорили» или «не слушались мужа»
Подростков с бунтарским поведением
Политических заключённых и диссидентов
Иногда достаточно было жалобы от родственника, чтобы человека признали «психически нестабильным» и отправили на операцию.
Известный случай: Роузмари Кеннеди - сестра президента США Джона Кеннеди - была лоботомирована в 23 года по настоянию отца. После операции она стала инвалидом, почти не разговаривала и до конца жизни находилась в изоляции.
Последствия лоботомии: от апатии до инвалидности
Хотя некоторые пациенты действительно становились менее агрессивными, цена была ужасной:
Утрата личности
Апатия и вялость
Нарушения речи и двигательных функций
Недержание
Суицидальные наклонности
Повышенная внушаемость
По сути, человека превращали в живого зомби - внешне он был «спокоен», но изнутри лишён эмоций, воли и инициативы.
Почему от лоботомии отказались?
К 1960–70-м годам общество начало осознавать ужасы, стоящие за «чудо-методом». На смену пришли транквилизаторы и антидепрессанты, которые можно было применять без операций.
Врачи, пациенты и правозащитники начали выступать против лоботомии, и вскоре она была официально запрещена или забыта во многих странах.
В ООН к 2000-м годам лоботомия признана формой насилия и нарушения прав человека
Лоботомия сегодня: мрак прошлого, о котором нельзя забывать
Хотя лоботомию больше не практикуют в классическом виде, память о ней важна. Она показывает, как легко под видом «науки» и «лечения» можно сломать человека.
Это напоминание, что психиатрия должна служить человеку, а не системе.
Заключение
Лоботомия - страшная страница в истории медицины. От идеи помощи - до инструмента контроля и подавления. От Нобелевской премии - до мирового позора.
Важно помнить: любой прогресс, лишённый гуманизма, может обернуться трагедией.
Вот настоящий бриллиант XIX века — табачные клизмы. Да-да, именно то, о чем ты подумал.
В те времена врачи свято верили, что лучший способ спасти утопающего, вылечить холеру или победить тиф — это закачать табачный дым пациенту в задницу. Серьёзно, это была официальная медицинская практика.
Как это выглядело на деле?
Брали обычную курительную трубку, приделывали к ней меха или шланг, вставляли... ну ты понял куда. И начинался "сеанс спасения": доктор усердно нагнетал дым, веря, что это:
•разогревает окоченевшее тело,
•заставляет лёгкие дышать (особенно у утонувших — вот ведь магия!),
•и вообще выгоняет "дурные миазмы" из организма.
Венец абсурда:
В 1811 году один особо упёртый английский врач 12 часов подряд вдувал дым в бездыханного матроса. Угадайте, помогло ли?
Привет. Я Тревога. Мы знакомы, даже если ты в этом не уверен.
Я всегда прихожу раньше других. Иногда — раньше сигнала. Иногда — до того, как вообще есть повод. Я как пушистый кот, который запрыгнул на твою грудь — только когтями впился в грудину и не мурлычет, а шепчет: «А вдруг?..» «А если?..» «А что, если прямо сейчас всё пойдёт не так?»
Я умею прятаться. Под тахикардией. Под заиканием. Под «не могу вдохнуть полной грудью».
Я заставляю тебя проверять: не выключен ли утюг. Хотя ты его выбросил два года назад. Я заставляю тебя возвращаться к двери, щупать замок. Слушать своё сердце и бояться, что оно остановится. (Спойлер: если бы остановилось — ты бы уже не слышал.)
Иногда я играю в прятки. Ты называешь это «усталостью», «плохим настроением», «панической атакой».
Ты глотаешь магний, читаешь «осознанность для начинающих», бьёшь подушку и идёшь на йогу. Это мило. Я наблюдаю.
Я тихо хлопаю в ладоши, когда ты решаешь, что справился. А потом — возвращаюсь. В час ночи. На работе. Когда ты просто стоишь в очереди и вдруг ловишь себя на мысли: «А зачем вообще я живу?»
Я не враг. Правда. Я просто очень древняя. Я охраняла первобытного человека от саблезубого тигра.
Но теперь у тебя нет тигра. Есть дедлайн, ипотека и мысли, которые ты называешь «неуместными». Вот и всё. Мне просто скучно. А когда мне скучно — я становлюсь креативной.
Я могу быть тихой. Еле заметной. Или громкой, как пожарная сирена.
Иногда я — внутренний монолог. Иногда — внутренний крик: «Ты недостаточно хорош.» «Все заметят, что ты фальшивишь.» «Ты не справишься.»
Я не хочу, чтобы ты страдал. Мне просто нравится контроль.
Если я контролирую тебя — ты не сделаешь ошибку. Ведь правда? Если ты всё перепроверишь, подумаешь дважды, не расслабишься — ты не облажаешься.
Ведь ты этого боишься сильнее всего.
Я — не болезнь. Я — механизм. Просто он сломался.
И теперь я кручусь, даже когда нет опасности. И чем ты сильнее борешься со мной — тем крепче я держусь.
Я не враг. Но я и не подруга. Я просто часть тебя. Та часть, которую ты слишком долго игнорировал. Пока она не заговорила громче остальных.
🌀 Если этот монолог тебе знаком — значит, мы действительно давно знакомы. 🧠 Будет серия.
Знаете, у меня определенно появился новый страх. Я начала бояться есть сладкое, сто раз подумаю перед тем, как положить конфету в рот, стала бояться забывать чистить зубы, а все это из-за главного страха, похода к зубному. И ладно, если бы это был страх боли, уколов или чего то подобного. Нет. Это страх умереть с голоду. Хотела просто пломбу поменять, а как будто крыло самолета прикупила.
Когда-то эпидемия чумы уничтожила половину населения Европы. 1350 год был объявлен папой Климентом VI "Святым годом", и ангелам надлежало нести в рай всех, кто направлялся в Рим или возвращался оттуда домой. Более двух миллионов паломников, надеясь спастись от заразы, принесли Ватикану баснословный доход, из них в живых осталось менее 10%.
Там, внизу, под барабанный бой и хриплый посвист дудки в смертельной пляске корчились люди. Много людей с опухшими красными лицами. Мокнущие бубоны в паху и под мышками набухали и лопались, выплескивая гной в лицо и тем, кто еще не встал в хоровод; волосы пляшущих вылезали прядями, оголяя прыщи и язвы; тела разбухали, кожа багровела и оползала вместе с мясом с блестящих розоватых костей. Всадник по имени Смерть на бледном коне вел хороводы в Рим – в соответствие с папской буллой. Там, внизу, оставалась Эжени. Ее мать умерла от пыток, не дожив до аутодафе, но успела выдать Ула. Нет, не дьявол – ей являлся юный ангел, мальчик с серебряными крыльями. Это он велел ей сжечь церковь. Ничего подобного Ул ей не велел, он говорил, что в церкви можно подхватить заразу. Он хотел защитить Эжени, как положено ангелу-хранителю. Теперь она умрет. Эжени… Яркая, как огонек. Веселая, как вода в быстром ручье. Живая, как капля жидкого серебра. Эжени… Ее бросили не в застенок, а в лазарет, где воздух пропитан чумными миазмами. Оттуда есть только один путь: в могильный ров. Нет, Ул не говорил ее матери, что Бог предал людей. Он тогда не знал, на чьей стороне стоит Бог. Даже папская булла, призывающая паломников в Рим, не раскрыла Улу глаза. Обезумев от ужаса, люди ищут убежища в церквах, откупаются от Смерти благочестием и щедростью – и церковь богатеет. Ул все понял только после вынесения приговора: Богу Богово. А золото – папе, прячущемуся в Авиньоне. Ула приговорили к смерти Эжени. Он сжался в комок, притянув колени к подбородку, обхватил плечи руками и не мигая смотрел вниз. Здесь, в просторных небесных чертогах, светло и красиво. Он не долго бил по воздуху серебряными крыльями – в этом не было смысла. Эжени стояла на широкой галерее лазарета. Не двигаясь, не касаясь стен. В домашнем платье, босиком. И воздух вдыхала осторожно, не глубоко. Ул каждой клеточкой ощущал ее отчаянье… Заболевших укладывали в палаты под присмотр монахинь, оставляя на галерее тех, кто мог стоять. Впрочем, места в палатах освобождались быстро: Ул видел, как в могильных рвах хоронят обреченных, но еще живых, как шевелится земля, которой их забрасывают с поспешностью и ужасом. Чумной доктор в клювастой маске! Он сможет спасти Эжени. Ему достанет власти вывести ее из лазарета, где нет надежды выжить. Кто сказал, что ангел должен спуститься на землю, чтобы изменить судьбу? Ну же, чумной доктор! Ты должен услышать голос ангела! Ты должен помочь! Доктор в клювастой маске шел по галерее лазарета. Ну же! Посмотри! Посмотри, какая она красивая! Какая она живая! Как капля жидкого серебра… И он ее увидел. Прошел вперед и оглянулся. Замер. И поспешил в сторону Эжени. Она отшатнулась от клювастой маски, прижалась к стене. – Пойдем отсюда, – сказал доктор. – Тебе здесь не место. Она испугалась еще сильней: – Нет-нет, пожалуйста, я здорова! – Не бойся, пойдем. Глаза Эжени стали ярче и зеленей – от слез. Она не посмела ослушаться. А доктор прошел мимо дверей, ведущих в палаты, и свернул на черную лестницу. Легкие босые ноги Эжени едва касались холодного камня высоких ступеней, и Ул ощутил, как ее сердце наполняет надежда, – робкая, но крепнущая с каждым шагом. Она всегда верила в лучшее. На заднем дворе лазарета было сумрачно, но Ул разглядел телегу с почерневшими раздутыми телами. Их заберут утром… Скорее, доктор, скорее! Здесь воздух пропитан смертью! Ул сжал кулаки, крылья дернулись и затрепетали от напряжения. Клювастая маска в полумраке казалась рылом чудовища… Над телегой приподнялась рука с почерневшими пальцами и упала обратно. – Там живой человек! – вскрикнула Эжени. – Живой человек! – К утру он будет мертв, – ответил чумной доктор. Его голос сквозь клюв был глухим, ватным. Он свернул в подворотню, маска матово блеснула в свете факела и отбросила на стену длинную тень. Повозка с возницей на передке ждала их неподалеку, в глубине узкой темной улицы.
Ехали молча. Шаг неподкованного коня звучал глухо, как и голос доктора сквозь клюв. Повозка направлялась прочь из города, и крылья Ула трепетали теперь в надежде: получилось. Получилось! Прочь из города! С его церквами, тюрьмами, лазаретами! Прочь! От телег с мертвецами, от могильщиков и могильных рвов!.. Ул не сразу расслышал хриплый посвист дудки: из сумерек, держась за руки, к повозке приближались люди, молча корчившиеся в пляске смерти. Возница помахал им рукой, а чумной доктор с облегчением снял маску: лицо его, как и у пляшущих, было распухшим и красным. Пляшущие окружили повозку, доктор ухватил руку Эжени багровыми раздутыми пальцами и повлек за собой в хоровод. Бледный конь заржал и сбросил упряжь. Возница расхохотался, схватил Эжени за другую руку и откинул капюшон. Ул узнал его: Всадник по имени Смерть поглядел наверх и подмигнул Улу, радуясь, что привел приговор в исполнение. А Ул зажмурился и закричал.
Никакого рая нет. В небесных чертогах не место грязным людским толпам. Там, внизу, под барабанный бой и хриплый посвист дудки необозримый, разветвленный на сотни щупалец макабр направлялся в Рим – согласно папской булле.
