Серия «История.»

Актуальность исследования заключается в том, что на сегодняшний день российское общество и российское государство находятся под небывалым давлением со стороны объединенных враждебными целями западных государств. В такой ситуации перед деятелями культуры, а также перед органами и организациями, занимающимися культурной деятельностью, стоит задача консолидировать усилия и направлять их на поддержание стабильности в обществе, а также на формирование в нем должного патриотического подъема.

Это очень сложная задача, поскольку система культурно-просветительской работы очень широка и разветвлена и имеет очень сложный механизм управления. При этом сфера культуры плохо подчиняется директивной политике управления, поскольку искусство, для того чтобы достигать сознания целевой аудитории, должно быть в должной степени искренним, а для этого оно не должно подвергаться излишнему давлению сверху.

Чтобы реализовать эту политику в современных условиях и с минимальными потерями, целесообразно опираться на опыт работы учреждений культуры в кризисные периоды. Одним из характерных примеров организации деятельности учреждений культуры в условиях глобальной экономико-политической турбулентности может считаться период Великой Отечественной войны, опыт которой следует привлечь при современном планировании деятельности в области культуры.

Глава I. Особенности культуры СССР военного времени.

1.1. Структура управления культурой СССР военного периода.

В годы Великой Отечественной войны деятельность работников культуры, равно как и всех других отраслей народного хозяйства была подчинена идее защиты Родины от немецко-фашистских захватчиков. Соответственно, в рамках этой парадигмы, деятельность учреждений культуры была подконтрольна отделу пропаганды и агитации ЦК ВКП (б). На региональном и муниципальном уровне руководство этой деятельностью было делегировано партийным органам.

Руководство партии писало, что главная задача органов, занимающихся управлением культуры – это политическое обеспечение тыла. В партийных директивах писалось, что работники культуры должны «цементировать фронт и тыл в единое целое» и своими усилиями обеспечивать постоянную и бесперебойную работу всех предприятий и учреждений[1].

Если говорить о финансовой составляющей, то в довоенный период содержание институтов культуры значительно сократилось, поскольку ресурсы были переведены на объективно более значимые для фронта направления. Если в 1938 г. расходы на социально-культурный блок приближались к 30%, то в 1942 г. 30% выделялось уже на все не связанные с войной расходы суммарно.

Наглядно проиллюстрируем это при помощи рисунка 1, на котором отражена тенденция изменений динамики бюджета на социально-культурные мероприятия в 1939-1945 гг.

Как мы видим из рисунка 1, с началом военных действий доля бюджета на социально-культурные мероприятия резко снизилась, однако, позднее, по мере приближения окончания боевых действий она снова стала постепенно увеличиваться. При этом отметим, что в 1943 г., когда инициатива в театре военных действий начала переходить к Советскому Союзу и его союзникам, постепенно началось и восстановление освобожденных территорий, ранее оккупированных фашистами. Именно это восстановление обеспечивает рост бюджетов на работу учреждений культуры, которые наглядно видно на рисунке 1.

Кроме того, Советское управление культурой привлекало к восстановлению население и общественные организации. В том же 1943 г. было издано несколько нормативных документов, которые предписывали создание нового книжного фонда в замену тому, что был уничтожен на освобожденных от фашистов территориях. Общие объемы этого фонда превышали 4 миллиона экземпляров, а к его наполнению были подключены профессиональные союзы, комсомольская организация и другие объединения СССР.

Также в годы войны в силу уже упомянутой выше необходимости экономии бюджетов был проведен ряд мероприятий, направленных на оптимизацию учреждений культуры, а именно – существенное сокращение их количества.

Параллельно с этим учреждения культуры сталкивались и с решительным дефицитом кадров, поскольку многие сотрудники учреждений культуры призывались на фронт, а также теряли работоспособность в результате действий немецкой армии или общих лишений и тяжелых условий Великой Отечественной войны.

Например, в Москве, решение исполкома Моссовета №31/19 от 16 августа было утверждено решение «О работе театров Московского Совета», в результате которого произошло масштабное объединение театральных учреждений столицы.

Театр им. Станиславского и театр им. Немировича-Данченко были объединены в Московский музыкальный театр им. Народных артистов Советского Союза. Театр им. Ленсовета и театр им. Н. Баумана были объединены в единый театр Ленсовет. Театр Моссовета и Московский драмтеатр в театр Моссовета и т.д.

Кроме того, многие театры были эвакуированы в тыловые регионы, как например, московский театр им. Ермоловой, который был отправлен на постоянную работу в Махачкалу. Также снизилось финансирование театральных групп, что привело к необходимости их объединения и сокращения трупп.

В Москве 19 театральных трупп объединили в 12 (с сохранением основы коллектива). Эти театральные группы выступали на 6 театров. Еще 2 театра «Театр эстрады и миниатюр» и «Ромэн» были переведены на полную самоокупаемость и перестали получать бюджетное финансирование на свою деятельность. Впрочем, оба этих театра все равно продолжили свою деятельность

Работа библиотечной системы регулировалась приказом наркомата просвещения от 27.10.1941 №44 «О работе массовых библиотек в военное время»[3].

Этим документом было предписано применять ресурсы библиотек для того, чтобы выполнять задачи военного времени и превратить библиотеки в центры политических и военно-оборонных знаний и таким образом преодолевать сложности военного времени.

Кроме того, этим же документом предписывалось недопущение сокращений библиотечной сети, а также устанавливались задачи, при помощи которых библиотеки должны помогать фронтовикам и труженикам тыла. Эти задачи таковы:

• агитационная задача, которая включала в себя политическую информацию, организацию выставок, докладов, изготовление и распространение плакатов и т.д.;

• создание мобильных библиотек и выставок, с которыми сотрудники библиотек должны приезжать в госпиталя и на предприятия, а также в пункты переформирования регулярной армии;

• справочная работа с читателями – разъяснение специфики военных действий, подавление паники в зародыше, контроль состояния общества на местах;

• организация библиографической и научной работы – этот пункт менее всего претерпел изменения относительно довоенного плана[4].

Таким образом, следует сделать вывод, что в военные годы культура как система столкнулась с небывалыми вызовами и необходимостью перестраивать свою работу одновременно по всем ключевым направлениям: от кадрового и финансового, до идеологического и организационного.

1.2. Культура СССР военного времени. Идеологический аспект.

Для того, чтобы решать задачи государственной важности в военные годы деятельность учреждений культуры была перестроена под нужды военного времени. В частности, работой кинотеатров и театров руководили КПДИ (комитета по делам искусств) при СНК Советского Союза, а библиотеки, а также музейные организации находились в подчинении у комиссариата народного просвещения.

23 июня 1941 г. Пленум ЦК Профсоюза работников искусств опубликует обращение ко всем работника творческого труда, в котором обозначит задачу работы на период военного времени[5]. Эта задача была сформулирована как необходимость самоотверженной работы по художественному обслуживанию флота и армии.

Летом 1941 г. Комитет по делам искусств направил официальную директиву в адрес республиканских краевых и областных отделов по делам искусств. В эту директиву были внесены основные сведения о том, как именно следует вести работу в новых условиях[6].

Основной задачей учреждений и органов управления культурой было обозначено «отдать все силы на защиту нашей Родины, помочь делу мобилизации всего народа на Отечественную войну против германского фашизма, способствовать повышению производительности труда и укреплению дисциплины населения».

В свою очередь наркомат просвещения страны разработал и разослал новую систему, при помощи которой происходила перестройка на военный лад культурно-просветительских учреждений страны, в том числе, библиотек, школ, музеев и т.д.

Система ставила во главу угла идеологическую работу всех учреждений культуры, сотрудники которых должны были всеми способами разъяснять населению целей войны, а также ее характера и причин.

При этом нужно отметить, что советская идеологическая культурная парадигма отделяла немцев от фашистов. Книги классиков немецкой литературы после начала Великой Отечественной войны из библиотек не изымались, а постановки по пьесам немецких классиков драматургии не исключались из репертуаров российских театров[7].

Более того, осенью 1941 г., когда немецкие войска продвигались в сторону Москвы, в театре им. Маяковского давалась постановка по пьесе одного из главных немецких драматургов Шиллера «Мария Стюарт» и это не вызвало каких-либо существенных нареканий с чьей-либо стороны[8]. В этом смысле характерной чертой исследуемой проблемы является то, что в Третьем Рейхе пьесы русских классиков исключались из театральных постановок, а книги – изымались из библиотек.

Тема Великой Отечественной войны стала доминирующей в репертуарной повестке театров, музеев и библиотек. В коммуникационно-содержательном аспекте резко увеличилась доля идеологического контекста, патриотизма и гражданского воспитания, а также контента, направленного на обличения преступлений и зверств фашистского режима.

Также идеологическая нагрузка заключалась и в самом факте работы театров в военное время. Это можно проиллюстрировать наглядным примером. В 1941 г. в комитет по делам искусств при совнаркоме Советского Союза поступило предложение о том, чтобы эвакуировать все основные московские театры, в том числе Большой, Малый и МХАТ. Соответствующее прошение было подано от имени руководителя органов эвакуации Н. Шверника на имя В. Молотова 20 июля 1941 г.[9].

В ответ на это В. Молотов сказал, что эвакуация не допустима, поскольку она произведет плохое впечатление на население и деморализует его. Однако, В. Молотов отметил, что допустима эвакуация отдельных заслуженных актеров[10].

В результате 3 августа 1941 г. было опубликовано постановление совнаркома № СЭ-60 «О направлении старейших мастеров искусств из Москвы в Нальчик», к которому прилагался перечень эвакуируемым – в основном это были глубоко пожилые мастера сцены, а также люди, принадлежащие к незащищенным слоям населения. Как видно из названия постановления, это постановление коснулось не только театров, но и архитекторов, художников, композиторов, музыкантов, писателей и т.д.

Таким образом, следует сделать вывод, что начало Великой Отечественной войны оказало радикальное влияние на функционирование советской культуры во всех ее проявлениях. Однако, благодаря слаженной работе органов управления и органов исполнительной власти на местах системе быстро удалось перестроится и внести значительный вклад в итоговую победу в Великой Отечественной войне.

Во второй главе настоящего исследования мы проанализируем детали управления культурой в Советском Союзе на фронте и в тылу.

ГЛАВА II. Культурная деятельность на фронте и в тылу.

2.1. Специфика организации культурных мероприятий на фронте.

Большую роль в подержании боевого духа советских солдат играла культурно-просветительская деятельность на фронте. За эту деятельность отвечали специально создаваемые на базе творческих учреждений и коллективов агитационные бригады. Эти бригады работали как в тылу, так и на производствах, в госпиталях и на местах переформирования воинских частей. Общий охват агитационно-просветительской работой по состоянию на 1941 г. составлял около 33% населения, а к 1941 г. увеличился почти в 2 раза – на 29%.

Формирование уже упоминавшихся выше агитационных бригад находилось в зоне ответственности Совета депутатов трудящихся и его театрального общества, а также его подразделения – центрального дома работников искусств. Именно в этом учреждении на самом раннем этапе войны появился московский центральный штаб по художественному обслуживанию агитационных и сборных пунктов[11].

Этим штабом была проделана большая работа по росту числа творческих коллективов, которые выступают перед фронтовыми частями. Менее чем за год, к весне 1942 г., число таких коллективов удалось увеличить более чем в 2 раза – с 356 до 920, а общее число выступлений – более чем в 3 раза: с 32 до 118 тыс.

Разумеется, такого прогресса удалось добиться не только силами московских театров. Коллективы для фронтовых агитбригад поставляли и театры других городов. Например, театры Горького (Нижнего Новгорода) дали более 4200 спектаклей на фронтах и более 3700 – в тылу. Другие крупные региональные центры достигали сопоставимых результатов. Агитбригады формировались не только в городах, при которых были театры, но практически по всей стране, даже на базе колхозов и совхозов.

В общей сложности за военный период агитационные бригады дали на фронте более 470 тыс. выступлений, силами более 3500 агитационных бригад, в которых принимало участие более 40 тыс. человек. К формированию агитационных бригад органы управления культуры относились с большим вниманием.

Состав агитационных бригад набирался на основании специальных смотров творческих способностей. В отборе принимали участие как специалисты в области тех или иных видов искусств, так и представители райкома партии, отвечающие за культурное направление.

Репертуар агитационных бригад также утверждался на уровне райкома партии и в последствии представители органов исполнительной власти, отвечавших за управление культурой, продолжали контроль деятельности агитационных бригад, а также вели работу по их мотивации.

Например, каждый военный год, начиная с 1942 г., в крупных городах страны проводились смотры конкурсы агитационных бригад, которые представляли собой крупное культурное событие в жизни города. В числе участников агитбригад выступали такие знаменитые советские артисты как А. Райкин, Л. Утесов, Л. Орлова и многие другие звезды советской культуры.

Заметным культурным феноменом и новшеством стало появление в Советском Союзе в начале войны знаменитых «Окон ТАСС», которые представляли собой серию агитационных плакатов, направленных на защиту Родины и подъем морального духа страны.

Ключевую роль на старте этого проекта сыграли редактор Г. Кофман, Художник В. Слыщенко, художник Н. Игнатьев и журналист М. Анцелович. Эти плакаты изготовлялись в едином стиле и отличались яркой иллюстративной частью, коротким и емким текстом, а также часто в них фигурировал юмор или ирония.

На первом этапе плакаты имели очень небольшой тираж и изготовлялись вручную при помощи трафаретов, через которые на бумагу наносились специальные клеевые краски. Позднее агитационные плакаты набрали значительную популярность и стали издаваться типографскими методами. К концу войны их тираж измерялся десятками миллионов экземпляров, а сами по себе они являются самостоятельными субъектами для научных исследований по истории войны.

Также на фронте активно работали многочисленные писатели и журналисты, многие из которых были не только военными корреспондентами, но и служили в регулярной армии. В числе таковых были и классики советской литературы М. Шолохов, А. Фадеев, К. Симонов, Б. Полевой, А. Гайдар, А. Твардовский и многие другие[12].

Аналогичным образом в СССР активно функционировала кино и фотожурналистика. За время войны было снято более 500 фильмов, с участием фронтовых сьемок, общая протяженность пленки, снятых в этих фильмах превысила 3.5 миллиона метров[13].

Кроме того, было выпущено более 350 номеров проекта «Союз киножурнал», а также более 50 номеров проекта «Новости дня» и проекта «Фронтовой киновыпуск.

Результаты этой работы показывались, том числе и на фронте при помощи передвижных кинотеатров, работа на которых сопровождалась с определенным уровнем опасности, что можно проиллюстрировать тем фактом, что количество таковых установок за время войны сократилось более чем в три раза[14].

Таким образом, следует сделать вывод, что несмотря на тяжелые условия фронта, советские органы управления культурой находили возможность обеспечивать фронтовикам должный уровень моральной поддержки и положительно влиять на их боевой дух. Далее мы рассмотрим особенности работы учреждений культуры в тылу.

2.2. Особенности организации культурных мероприятий в тылу.

Учреждения культуры в тылу также активно адаптировались к новым условиям работы в обстоятельствах боевых действий. В частности, советские учреждения культуры были вынуждены поменять практически все основные принципы организации своей работы: от режима и репертуара, до организационной структуры и подходов к финансированию.

Так, например, через 3 дня после того, как на территории Москвы было объявлено военное положение, начальник московского гарнизона И. Захаркин подписал приказ, в котором пакам, театрам и другим учреждениям культуры предписывалось завершать свою работу не позднее 22:45. В других городах также были внедрены значительные ограничения в области проведения развлекательных мероприятий.

Когда осенью 1941 г. войска фашистов находились на подступах к Москве государственный комитет обороны принял постановление об эвакуации из столицы нескольких московских театров. Соответствующее постановление было подписано лично главнокомандующим вооруженными силами СССР И. Сталиным.

Предварительно, в начале войны все театры столицы представили в адрес управления по делам искусств московского городского исполкома подробный отчет о своей работе, а также творческие программы мероприятий, которые намечены на ближайшую перспективу.

При этом уже на этапе подготовки этой отчетной документации до руководителей театров было доведено, что в этих планах должно быть уделено достаточно внимания постановкам и интермедиям, посвященным военному времени.

Так, например, руководитель Московского драмтеатр им. Моссовета Е. Александрова, а также худрук театра А. Завадский в своем сообщении «О творческих планах театра на третий квартал 1941 г.» писали, что в планах театра значится выпуск антифашистского обозрения, к участию в котором планируется привлечь стороннего автора – В. Типота[15].

В аналогичной записке, направленной от имени руководства московского театра юного зрителя, руководители театра сообщали о планах постановки пьесы под названием «Наше оружие» по мотивам произведения А. Крона. В этой пьесе «основной темой является воспитывающая роль Красной Армии, а также большевистская закалка и бдительность».

Кроме того, руководители Театра юного зрителя сообщали, что собираются поставить пьесу по мотивам произведения Н. Гурмана «Смелые побеждают», в которой главной темой является важность самоотреченности и жертвенности в Красной Армии.

Проблемы сокращений и изменения форматов работы коснулись и библиотек.

Так, например, в Москве библиотека им. Ленина была вынуждена открывать свой филиал в метрополитене. Библиотеки – это самое часто встречающееся учреждение культуры, а потому больше всех из них находилось на оккупированных территориях.

За время оккупации фашисты сожгли боле 48 тыс. библиотек, многие из которых не успели эвакуироваться, а те, что успели – далеко не всегда могли найти себе подходящее здание для работы и вынуждены были функционировать в сельскохозяйственных, промышленных помещениях и даже в частных домах[16].

Также в тылу активно развивалась литература, в том числе литература на патриотическую тематику. Соответствующие произведения издавались в газетах и по радио. Ключевыми авторами в этом отношении стали Н. Асеев, М. Исаковский, А. Сурков, А. Толстой, И. Эренбург и т.д.

Параллельно с этим в печатной прессе публиковались мотивационные и патриотические произведения советских писателей, наиболее известными из которых стали «Народ бессмертен» М. Шолохова, «Фронт» В. Гроссмана, и т.д. В основном героями этих проектов были представители простого народа и рядовые солдаты, которые через патриотический порыв и любовь к Родине проходил арку возмужания и военного подвига.

Особое место в новаторстве литературы военных лет занимает поэма А. Твардовского «Василий Теркин»[17], который идет дальше всех в описании русского солдата и предлагает принципиально новый образ защитника Отечества. Новаторство А. Твардовского в создании в Василии Теркине принципиально нового героя – защитника Отечества - заключается сразу в нескольких находках. Во-первых, он наделил своего героя качествами, которые присущи обычному русскому человеку.

Поэма начала печататься с продолжением в газетном варианте с 1942 г. и была закончена в 1945 г. 4 сентября 1942 г. началась публикация первых глав поэмы (вступительная «От автора» и «На привале») в газете Западного фронта «Красноармейская правда». Поэма получает известность, её перепечатывают центральные издания «Правда», «Известия», «Знамя»[18].

Твардовский подчеркивает, что Теркин – это парень «обыкновенный», по званию – пехотный рядовой – т.е. самый распространенный в армии род войск, сам родом из деревни – а значит, его биографией могло обладать подавляющее большинство бойцов тех лет. Как мы писали выше, такое простое происхождение в большей степени свойственно литературным, нежели фольклорным героям.

При этом практически ничего неизвестно о личности В. Теркина, а также очень мало известно о его внешнем виде. Это значительно более свойственно былинным героям. Кроме того, от фольклорных героев у А. Твардовского есть сила, мужество и находчивость.

Он также сопричастен чуду, поскольку оказывается в самых нужных местах неожиданным образом, или проявляет невероятные для человек способности – попал в самолет из винтовки, переплыл реку в ноябре и вернулся также обратно.

Зато А. Твардовский закладывает его содержательную базу в том, как сам Теркин поясняет свою фамилию: «Перетерпим, перетрем». Этот герой – это видавший виды человек, который повидал многое, но не потерял духа и за счет своего опыта и навыков готов справиться с любой задачей: «русский труженик солдат» - называет его А. Твардовский. Война для него – это «дело непростое, но привычное»[19].

Также Теркин обладает шутливым характером, презрением к смерти и острым и находчивым умом. При этом А. Твардовский всячески подчеркивает типичность Теркина, «он такой в каждом взводе, в каждой роте», а сам Теркин говорит о себе «Был частично я рассеян, а частично истреблен» - т.е. не отделяет себя от армии и народа.

Эта черта уже серьезное отличие от былинных героев, которые являются уникальными и единственными в своем роде и спасают Родину в одиночку, часто не благодаря, а вопреки действию и бездействию княжеской дружины.

Также отметим удивительную стилистическую двойственность Теркина, как героя произведения. С одной стороны, он и его лексика – это типичное представление российского солдата, легкая, простая и несложная история, направленная на то, чтобы солдат мог почитать ее в минуты отдыха. Сам А. Твардовский говорил о том, что стиль Теркина – это стиль «Берущий начало из народного творчества».

В поэме много народных поговорок, сленговых слов, шуток, песен и т.д. Также регулярно подчеркивается, что В. Теркин – это человек, для которого не чужды простые человеческие слабости, которые при этом не делают его слабее, а лишь помогают сохранить позитивное отношение к жизни и пережить трудности и лишения войны[20].

В то же время И. Бунин, известный критическим отношением к коллегам, с большим уважением высказывался о языке поэмы и писал, что в ней нет «ни единого фальшивого слова, а простота, которая кажется доступной, происходит лишь от необыкновенного таланта автора».

В целом Василий Теркин очень тесно связан в поэме с образом автора, что прямым текстом проговаривается: «Теркин дальше, автор – вслед». На наш взгляд, это необходимо было А. Твардовскому для того, чтобы подчеркнуть реальность персонажа, его общность для всего русского человека и создать впечатление о Теркине, как о герое, который буквально может присутствовать где-то здесь, рядом с каждым из нас.

Таким образом, следует сделать вывод, что в поэме А. Твардовского «Василий Теркин» был создан уникальный образ защитника Отечества в лице заглавного героя. Этот образ стал уникальным и новаторским для русской литературы, поскольку одновременно совместил в себе черты народного героя, героя из былинных и фольклорных преданий, а также новый тип героя – героя, который есть в каждом из нас.

Позднее образы, вдохновленные образом Василия Теркина, можно было встретить во многих произведениях отечественной литературы или кинематографа, из чего мы делаем вывод, что новый образ защитника Отечества оказал большое влияние на общее развитие советского классического искусства.

Кроме авторов всесоюзного значения, которых читала вся страна, большой вклад в развитие литературы фронтового времени внесли и национальные авторы, среди которых следует выделить «Шианак» Г. Мустафина, «Царь Пап» С. Зорьяна, «Священную кровь» Айбека и многих других литераторов.

Что касается художественного кинематографа, то комитет по делам искусства пересмотрел планы производства на этом направлении и в годы войны изъял из производства все ленты, которые не имели прямого отношения к защите Родины[21].

Также в период войны активно работали и музейные учреждения, многие из которых вынуждены были работать в эвакуации. В частности, в четыре очереди были эвакуированы экспонаты Третьяковской галереи, которые переместились в Горький, Пермь, Новосибирск и т.д. В Новосибирске располагалось одна из самых больших коллекция музейных реликвий из самых разных городов, от Смоленска и Ленинграда, до Москвы и Киева. Экспонаты Оружейной палаты были отправлены в музеи Урала, а реликвии государственной исторической библиотеки – в Казахстан и Грузию. Музейная коллекция Эрмитажа была вывезена в Екатеринбург в беспрецедентных количествах, а именно в количестве, превышающем 200 тыс. экземпляров.

Также музейными работниками была проделана большая работа по сохранению тех музейных экспонатов и исторических реликвий, которые не удалось вывести или это было невозможно сделать из-за их габаритов. Такие экспонаты прятались в метро или бомбоубежищах, а также маскировались и разбирались.

Отметим при этом, что несмотря на серьезные усилия, предпринятые по охране и эвакуации культурных ценностей далеко не все из них удалось сохранить. По разным оценкам экспертов за годы боевых действий Советский Союз потерял от 2 до 3 тыс. архитектурных и культурных памятников, одни из которых были уничтожены полностью или частично, другие – разграблены или им был нанесен большой урон.

Кроме того, фашистами было уничтожено более 500 музеев, потери фондов которых превысили 1 миллион единиц хранения. В частности, урон был нанесен таким знаменитым памятникам, как Царское село, дворцы Гатчины, Ораниенбаума, Петергофа и т.д. Кроме того, фашисты надругались над могилой Пушкина неподалеку от Пскова, а в Новгороде немцы планировали украсть в Германию памятник тысячелетию Руси. Он уже был разобран и подготовлен к вывозу и лишь своевременное вмешательство советской армии позволило этому помешать[22].

Особого упоминания заслуживает утрата Янтарной комнаты Екатерининского музея в Пушкине, которая является одним из самых известных потерянных в результате войны памятников. Комната являла собой комбинацию из более чем 100 панно разных размеров, которая была преподнесена в подарок императору Петру Великому от короля Пруссии. Немцы вывезли панно в 1941 г. в рейх, где ее следы были утрачены. В Россию удалось вернуть лишь некоторое незначительное число отдельных составляющих. В результате немецких бомбардировок серьезно пострадал Софийский собор в Великом Новгороде, который из-за них потерял существенную часть фресок X в. В период оккупации Новгорода собор был практически полностью разграблен, в результате чего были безвозвратно утрачены многие произведения искусства, в том числе люстра-подсвечник, которая была изготовлена специально на коронацию Бориса Годунова в XVII в.

Кроме того, фашисты при отступлении украли множество икон и церковной атрибутики того же периода, а также подорвали часть сооружений Новоиерусалимского монастыря в Истре. Эпизод разрушения истринского монастыря стал одним из эпизодов, который был предъявлен в качестве обвинения фашистам по итогам Нюрнбергского трибунала[23]. Однако, несмотря на последующее наказание, ущерб, нанесенный немецкими захватчиками российской культуре, остался невосполнимым.

Также в период войны продолжали работать композиторы, которые внесли свой вклад в культурную поддержку фронта. В частности, уже в начале войны, в 1941 г. была написана «Седьмая симфония» Д. Шостаковича, которую автор посвятил борьбе с захватчиком. Кроме того, в военный период работали и другие советские композиторы в области классической музыки: Ю. Шапорин, М. Коваль, А. Хачатурян и многие другие. Тогда же был написан один из главных гимнов военных лет «Священная война» (А. Александрова), которая была впервые исполнена в 1941 г. В целом наследие военного песенного творчества и сегодня сохраняет высокий уровень актуальности[24].

Таким образом, следует сделать вывод, что в военное время, несмотря на значительные объективные сложности по самым разным направлениям, советским органам власти удалось сохранить высокий уровень работы органов культуры и оперативно перестроить эту работу на новые условия. В итоге учреждения культуры не только сумели сохранить эффективность на основных направлениях, но и оказали большое влияние на итоговую победу советского оружия. Кроме того, целый ряд шедевров из различных областей культуры, созданных в военное время, и сегодня входят в золотой фонд отечественной культуры.

Заключение и список использованных источников и литературы здесь: https://vk.com/@-218753927-deyatelnost-sovetskih-uchrezhdenii-kultury-v-gody-velikoi-ot

Вторая половина XIX в. была периодом интенсивной индустриализации и модернизации России, и Казанская губерния не была исключением. Изучение истории Казанской губернии этого периода позволяет проследить процесс формирования и развития в ней капиталистических отношений, которые продолжают влиять на регион до сих пор, и понять, как этот процесс влиял на социальную структуру общества и на жизнь различных его слоев. Изучение социально-экономического развития региона в это время позволяет понять, как происходил процесс перехода от традиционного сельского хозяйства к промышленности и торговле. Кроме того, Казанская губерния была многонациональным регионом, в котором проживали русские, татары, чуваши, мари и множество других народов, поэтому изучение поставленной темы также дает возможность выяснить, как процесс перехода от традиционного сельского хозяйства к промышленности влиял на процесс формирования межнациональных отношений, и понять, как этнический фактор влияет на экономику и общественную жизнь региона, что полезно и для понимания современной экономики. Таким образом, изучение социально-экономического развития Казанской губернии во второй половине 19 в. является актуальным для понимания современных процессов в регионе.

Раздел I. Сельское хозяйство и крестьянское движение в Казанской губернии во второй половине 19 в.

Во второй половине 19 в. сельское хозяйство Казанской губернии оставалось основой экономической жизни региона. Большая часть населения губернии проживала в сельской местности и была занята в аграрном секторе, который характеризовался традиционной структурой, основанной на земледелии и скотоводстве. Однако реформы 1860-х гг. и связанные с ними изменения существенно повлияли на развитие сельского хозяйства.

В пореформенное время татары Поволжья в силу особенностей природной среды, экономических условий и традиций практиковали разнообразные системы земледелия: паровую, залежно-переложную и лесопольную (подсечно-огневую). Паровая система земледелия в форме трехполья (озимое + яровое + пар) в рассматриваемое время была наиболее широко распространена в земледельческой культуре татарских крестьян. Эта агрокультурная традиция в целом была характерна для Поволжья: в Казанской и Симбирской губерниях паровая система занимала почти 100% пахотных угодий[1].

При должном удобрении пашни трехполья позволяли получать стабильные урожаи хлебов со сравнительно малыми затратами. Однако демографические, социально-экономические и политические условия, увеличение плотности населения, значительное перераспределение земли в пользу казны в ходе реформы 1866 г., массовое обнищание крестьянства и т.п. во второй половине 19 в. поставили существование паровой системы земледелия традиционного вида в неблагоприятные условия[2]. Наступал так называемый «кризис трехполья»: истощение пашни при недостаточном удобрении, сопровождавшееся снижением плодородия почвы и, как следствие, падением урожайности.

По оценке Р. Хакимова, в конце 1860-х гг. в Казанской губернии паровая система земледелия теряла былую значимость. В озимом поле губерний лесной и лесостепной зоны Поволжья крестьянами возделывалась почти исключительно озимая рожь, что соответствовало господствовавшему здесь трехполью. Сборы озимой ржи в Казанской губернии - 61,0%, что составляло максимум по Европейской России[3]. Характерно, что посевы ржи были наибольшими у татарских крестьян. Основной культурой в яровом поле был овес. В Казанской губернии в 1900 г. под овсом находилось 28,8% всех посевных площадей[4].

Во второй половине 19 – начале 20 вв. наиболее употребительным пахотным орудием татарских земледельцев в губерниях Поволжья и во многих уездах Приуралья была соха, поскольку она более всего соответствовала старопахотным мягким пашням трехполья. В крае издавна применялся деревянный плуг, причем современники не без оснований называли его «татарским»[5]. Сабан был распространен преимущественно между земледельцами-татарами Оренбургской, Симбирской, Саратовской, Астраханской губерний и частию Казанской[6]. Это было тяжелое орудие, требовавшее многочисленной, в 4–6 голов, упряжки лошадей или волов. Поэтому в середине 19 – начале 20 вв. он был распространен, главным образом, у татар в уездах Южного Приуралья и Зауралья, где еще бытовала залежно-переложная система земледелия. К рубежу 19–20 вв. сначала в Приуралье, а затем и в Поволжье в хозяйствах татар-казаков, у зажиточных крестьян стали появляться кустарные и фабричные стальные плуги[7].

На протяжении всего пореформенного периода в аграрном секторе продолжали существовать различные социально-экономические уклады: от патриархального до капиталистического. Так, одним из важных проявлений феодализма в сельском хозяйстве являлось сохраняющееся помещичье землевладение. В собственности казанских помещиков осталось более 13 % земель, расположенных преимущественно в наиболее плодородных местностях губернии.

Однако, помещичье землевладение постепенно сокращалось. Сокращение помещичьего землевладения происходило из-за расточительности помещиков, что приводило к массовому залогу имений в дворянском банке. К 1894 г. дворяне заложили 86% земель и имели долг до 15 млн. руб. Лишь некоторые помещики внедряли передовые методы ведения хозяйства. Земли активно скупались разбогатевшими крестьянами и купцами. В 1880-х гг. крестьяне использовали 59,6% земли, но проблема малоземелья оставалась.

Например, средний душевой размер надельной земли был равен: в бывшей государственной деревне у русских крестьян- 4,6 десятин, татарских - 3,2 десятин, в бывшей помещичьей - 2,7 десятин. Наименее обеспеченными землей оказались татарские крестьяне, которые, кроме того, получили худшие по качеству земельные наделы. В целом, среднедушевые наделы в Казанской губернии были значительно меньше, чем в среднем по России[8].

На положение крестьянства определенное влияние оказывало и аграрное перенаселение Казанской губернии (42 чел. на 1 кв. км при среднем показателе по России 7 чел.), вызванное высоким уровнем рождаемости среди сельского населения, слабым оттоком рабочей силы в города и сохранением крупного помещичьего землевладения. Одной из важных особенностей сельского хозяйства России в пореформенные годы оставался общинный характер крестьянского землевладения, при котором община владела землей, а крестьянин свободно пользовался своим наделом, являлся собственником скота, техники, инвентаря и т.д.[9].

Сельские общины Среднего Поволжья разделялись на три основных вида: простые, состоящие из одного селения; раздельные, где одно селение распадалось на две или более земельные общины; сложные, представлявшие из себя несколько самостоятельных селений или обществ. В Казанской губернии в среде татарского крестьянства преобладали простые общины, тогда как у русского сельского населения были распространены простые и раздельные общины. У чувашских и марийских крестьян значительное распространение получили сложные общины, занимавшие часто огромные площади в 6–12 тыс. десятин и объединявшие 20–30 деревень и сел [10].

В течение длительного времени община сдерживала процесс расслоения крестьянства, ограничивая возможности для выделения зажиточных семей и поддерживая безземельных и малоземельных. Однако крестьянские реформы все же стимулировали имущественную и социальную дифференциацию сельского населения. Прежде всего это выразилось в перераспределении надельной земли между различными социальными группами деревни путем аренды наделов зажиточными крестьянами у бедняков. В результате выросла малоземельная, обедневшая группа крестьян с душевым наделом до 5 десятин, составлявшая в Казанской губернии 56%. Малоземелье толкало крестьян на аренду земли, что обрекало их на экономическую зависимость от казны и помещиков. Так, в 1880–1890-е гг. арендная плата в губернии достигла такой величины, после которой аренда становилась уже невыгодной.

Вследствие естественного прироста населения России и связанного с ним крестьянского малоземелья хлебопашество становится недостаточным для удовлетворения всех потребностей жителей как нечерноземной, так и черноземной полосы. Это подтолкнет крестьянскую массу к поиску дополнительного источника дохода, то есть к занятию кустарными промыслами. На становление и развитие неземледельческих занятий большое влияние оказывали природные ресурсы, поэтому промыслы каждого уезда имели свои особенности. Именно статистические работы земств (земская статистика) представляют собой важный источник по изучению сельского хозяйства и мелкой промышленности, процессов социально-экономического развития Российской империи рубежа 19—20 вв.

Р.В. Шайдуллин и Ф.Г. Зайнуллина пишут, что кустарные промыслы в Казанской губернии не получили широкого развития, многие из них носили сезонный (кратковременный) характер[11]. В 1860-х гг. М. Лаптев отмечал: «Здесь промысловые занятия существуют только зимой и служат подспорьем главного земледельческого труда»[12]. В опубликованных источниках неоднозначно определено понятие кустарного производства. Тем не менее представляется, что кустарная промышленность – это работа в основном для неизвестных потребителей (на рынок), а ремесло – изготовление товаров (работа) по заказу. Г. Ибрагимов, характеризуя социальную структуру татарского общества в 19 в., отмечал значимость мелких ремесленников в сельской и городской жизни. Городские ремесленники занимались своим ремеслом и никаких побочных доходов не имели[13].

По данным 1872 г., всего в городах Казанской губернии насчитывалось 6644 ремесленника. Наибольшее число ремесленников было сосредоточено в Казани (1 ремесленник на 17 жителей)[14]. Развитию ремесел в Казани способствует отдаленность от столиц и затруднительность сообщений, большое население, тяготение окрестной страны к городу: сюда приезжает много людей по разнообразным целям, но вместе с тем приезжие доставляют не мало работы и городским ремесленникам, иногда нарочно запасаясь произведениями последних, как стоящими по изяществу и другим достоинствам выше произведений провинциальных мастеров. Может быть, этим отчасти объясняется большое число ремесленников, изготавливающих предметы одежды. Если судить по числу лиц, посвящающих себя ремесленной деятельности, то главнейшими ремеслами в Казани будут следующие: хлебопекарное и пряничное – 10,2%, портняжное – 9,4%, сапожно-башмачное – 7,2%, кузнечно-слесарное и медно-паяльное – 5,2% [15].

Важным показателем расслоения крестьянства Казанской губернии является также распределение лошадей[16]. В 1870 г. одна лошадь приходилась на 12 жителей. Открытие в 1875 г. конно-железной дороги должно было отозваться на численности лошадей и, действительно, через год после этого в Казани одна лошадь приходится на 15 жителей, а через 5 лет уже на 17. В 1880 г. лошади составляли 68% всего числа домашних животных в город, а теперь лишь 56%. Это явление произошло, конечно, не от одной конно-железной дороги; оно может, по-видимому, служить одним из маленьких показателей как обеднения его жителей, так и упадка промышленно-торговой деятельности города[17]. Острый недостаток кормов в течение зимнего стойлового периода, наряду с необходимостью уплаты налогов и долгов, вызывал такое характерное для татарской деревни явление, как массовая осенняя продажа скота, прежде всего рабочего, с приобретением его вновь по весне[18]. Та же причина – нехватка кормов – породила к жизни другое явление, характерное для татар близлежащих к Казани деревень – работу в городе в зимний период в качестве ломовых извозчиков – «барабусов» – исключительно с целью прокормить лошадь[19].

Значительное влияние на развитие крестьянских хозяйств оказывали различные климатические колебания (заморозки, засухи и др.), которые нередко становились причиной массового разорения крестьян и даже самых настоящих голодов. В этом отношении пореформенные десятилетия были крайне неудачными для сельского хозяйства Казанской губернии. Например, за 30-летний период (1863-1893 гг.) на территории края были отмечены 4 неурожайных года (1867, 1877, 1883, 1891 гг.) и 7 лет значительного недорода (1864, 1865, 1868, 1870, 1873, 1880, 1887 гг.). Из них наиболее тяжелыми для крестьян оказались 1877–1878, 1891 и 1898 гг.[20].

В пореформенные десятилетия ускорился процесс замены старой земледельческой техники новыми орудиями и машинами, которому способствовало появление в крае предприятий по производству железных плугов, веялок, сортировок, молотилок и т. д. Большое содействие этому оказали также Казанское экономическое общество, местные земства и различные общества сельских хозяев. В результате на рубеже 19–20 вв. в сельском хозяйстве Казанской губернии насчитывалось более 35 тыс. железных плугов, более 10 тыс. веялок и сортировок, более 1 тыс. молотилок и жнеек. В то же время бедняцкие хозяйства и частично середняки вынуждены были довольствоваться старой земледельческой техникой. Например, в начале 20 в. на 100 пахотных орудий приходилось 17 плугов, 75 сох, 6 косуль и 2 сабана. Основная часть новой техники (более 60 %) концентрировалась в руках зажиточных крестьян, урожайность хозяйств которых была в несколько раз выше, так как они имели возможность лучше обрабатывать свои поля, удобрять их, быстрее и качественнее убирать урожаи и т.п.[21].

В дореформенный период в Казанской губернии особенно острое недовольство крестьян вызвало насильственное введение общественной запашки, которое сопровождалось отобранием у них лучшей земли, принудительным обменом земельными участками, несвоевременными и неравными нарядами на работу. Во всех уездах Казанской губернии уже в 1841 г. началось глухое «брожение», на базарах велись непрерывные разговоры об «уделе»[22].

В 1841 и 1842 гг. против посева картофеля выступили крестьяне Ядринского, Чебоксарского, Цивильского и Козьмодемьянского уездов Казанской губернии особенно сильные волнения произошли в Акрамовской волости Козьмодемьянского уезда. Выступления носили разрозненный и стихийный характер, были нацелены на отмену отдельных нововведений[23]. В период Крымской войны, кроме чрезвычайных наборов в армию, на основании манифеста от 29 января 1855 г. было созвано подвижное государственное ополчение. Созыв ополчения происходил по 32 губерниям в три призыва, вплоть до сентября 1855 г. Татарское население не желало идти на военную службу, всячески этому сопротивлялось: в Тимергалинской волости Малмыжского уезда «татарами целым сходом был произведен бунт, во время проверки призывных списков по настоящему набору, с нанесением членам волостного и сельского начальства побойств и с намерением причинить побои бывшему там же окружному начальнику Соколову». 12 вожаков движения в Тимергалинской волости были арестованы[24].

Формы крестьянских волнений были разнообразными: от одиночных протестов до отказа от выполнения государственных повинностей целыми селениями. По мнению историка Р. Хакимова для татар-мусульман реформы ассоциировались с угрозой потерять конфессиональную идентичность. Результатом выступлений сельских обществ стало некоторое ослабление административного давления при проведении реформ. Неповиновения крестьян во второй половине XIX в. являлись следствием ухудшения экономического положения сельского населения, усиления фискального гнета самодержавия, превышения представителями местной администрации своих полномочий во взаимоотношениях с хлебопашцами и т.д. Отмена крепостного права и связанные с ней преобразования способствовали росту общественной активности населения. В ряде регионов отмечалось неповиновение сельского податного населения нововведениям власти[25].

Главными причинами нежелания татарских хлебопашцев получать «владенные записи» являлись: выделение меньших по размеру, чем раньше, угодий, прирезка неудобных для земледельческого производства наделов и далеких от их места жительства участков, различные слухи о непременном ухудшении их материального положения после прирезки земли[26].

Постепенно приобретая размах и остроту, крестьянское движение переросло в восстание, центром которого стало село Бездна Спасского уезда. В начале апреля безднинские крестьяне выразили свое недовольство Положениям 19 февраля. Пытаясь получить ответ, они обращались и к управляющему имением Мусина-Пушкина, и к попу, и к фельдшеру, и к конторщику. Однако никто из них волю не вычитал, а говорил, «что надо оставаться по-прежнему во власти помещика еще два года». Тогда безднинцы обратились к своему односельчанину, грамотному крестьянину Антону Петрову (Сидорову), который стал толковать «Положения» в духе крестьянских чаяний. Вследствие он рассказывал на суде: «Я всем приводящим ко мне стал объявлять, что крестьяне вольные, говорил им, чтобы они не слушали помещиков и начальствующих властей, приказывал крестьянам не ходить на барщину, не платить оброков, не давать подводы. Толковал, что вся земля принадлежит крестьянам, а помещику остается только одна треть».

Слухи о «настоящей воле» Антона Петрова быстро распространились по соседним селениям. Популярность Антона Петрова росла с каждым днем. Он рассыпал по окружающим селами и деревням своих соратников, чтобы собрать в Бездну как можно больше крестьян. Среди его помощников выделялись Василий Григорьев, Николай Михайлов, Андрей Никифоров и др. События приобретали напряженный и острый характер. Многие помещики, опасаясь новой пугачёвщины в ужасе бежали из района восстания в Казань. Однако восстание и Бездне было подавлено. Многих крестьян, искавших настоящую волю, расстреляли. По официальным данным было убито 51 и ранено 77, однако фактически от расстрела пало около 350 чел. Многие умирали от ран позднее, боясь обращаться к врачам. Антов Петров был схвачен и расстрелян по приговору военно-полевого суда. После подавления восстания в Бездне крестьянское движение не прекратилось. Крестьяне по-прежнему отказывались от барщины, рубили помещичьи леса. Например, в апреле-мае 1861 г. в Казанской губернии произошло 53 выступления (Спасский, Чистопольский, Лаишевский и Казанский уезды)[27].

Наиболее крупное выступление татарских крестьян в связи с реализацией аграрной реформы произошло в июне 1869 г. в Спасском уезде. Поводом для него послужили слухи о том, что крестьяне поступят в удельное ведомство и что им будут установлены тяжелые повинности и большие налоги. Для подавления волнения в уезд выехал губернатор Н.Я. Скарятин. Споры о земле между общинами носили еще более ожесточенный характер. Часто они перерастали в столкновения больших групп крестьян. Осенью 1886 г. одно из таких столкновений произошло между татарами деревень Тимерчи, Куюк и Букмыш Мамадышского уезда. Причиной раздора стали 63 десятин земли, которые были отобраны у общества деревень Куюк и Тимерчи и присоединены к д. Букмыш[28].

Во время конфликтов с местными властями по аграрным вопросам крестьяне нередко обращали свой гнев против своих сельских старост, которые обычно старались беспрекословно выполнять указания администрации. В последующие десятилетия, в условиях усиления земельного голода, часть межобщинных конфликтов произошла вследствие прирезки земли и лесных угодий в 1860-х– 1870-х гг.[29].

Нежелание платить обязательные страховые сборы порой мотивировалось запретом шариата или невыгодностью их уплаты. Другой, не менее важной причиной выступлений татарских крестьян был фискальный гнет. Волнения во время сбора податей и недоимок были прямым следствием их тяжелого экономического положения. Обычно местные власти описывали имущество крестьян, оставшихся в долгу, и устраивали продажу по умеренным ценам их домашнего скота, предметов быта, вплоть до подворных строений. Это вызывало возмущение и сопротивление селян.

Земля для крестьянского хозяйства являлась основным источником существования. Чувство общинной собственности и стремление крестьян при малейшей возможности заполучить даже небольшой земельный участок превращали земельные споры в жестокие конфликты. Групповые порубки леса татарскими крестьянами Поволжья являлись составной частью правонарушений сельского населения. Получение в результате прирезки земель худших участков и небольших участков, отсутствие должного контроля за охраной леса способствовали частым коллективным порубкам[30].

Среди выступлений по социально-экономическим мотивам различных групп многонационального крестьянства Казанской губернии в 1861–1900 гг. на бывших крепостных крестьян приходится 338 выступлений (2/3 на выдачу уставных грамот после отмены крепостного права), у бывших удельных, главным образом русских, крестьян – 79. По неполным данным, за этот период в Казанской губернии произошло 127 выступлений татарских крестьян[31]. Основной формой антиправительственных выступлений татарских крестьян являлись борьба против государственной системы землевладения, податного гнета, командно-административных методов управления властных структур и бесчинства отдельных представителей.

По оценке Калимуллина, с начала 1870-х гг. крестьянское движение резко пошло на спад, который свидетельствовало о том, что в целом крестьяне приняли аграрные реформы 1860-х гг., которые все же улучшили их правовое и хозяйственное положение[32]. Таким образом, крестьянские реформы 1860-х гг. лишь временно снизили остроту аграрного вопроса в России, еще более обострившегося к концу столетия. Возможности развития сельского хозяйства, открытые после отмены крепостного права, были быстро исчерпаны. Необходимы были новые аграрные преобразования, которые могли быть осуществлены либо мирным, либо революционным путем.

Раздел II. Промышленность и развитие фабрично-заводских предприятий в Казанской губернии во второй половине XIX в.

Казанские заводы и фабрики возникали и существовали за счет различных благоприятных условий местного характера, но во всяком случае не вследствие того, что прилегающая к Казани и вообще ближайшая местность представляют избыток сырьевых материалов, годных для фабрично-заводской обработки. Напротив, по преимуществу сырьевые материалы доставляются в Казань из других соседних губерний.

Развитие промышленно-торговой деятельности в Казани объясняется:
1) Причинами географическими, именно очень выгодным центральным положением города в губернии, где Кама с большими притоками вливается в Волгу. Следовательно, население Казани располагало удобным и дешёвым водным путём в весьма отдалённые местности;
2) Значительной долей в составе населения этого города и всей вообще губернии татарской народности, характерную черту которой составляет сильная склонность к торгово-промышленным оборотам;
3) Дешевизною рабочих рук, которая происходила от того, что местные крестьяне не могли обеспечить себя одними сельскохозяйственными занятиями [33].

Отмена крепостного права явилась переломным этапом в историческом развитии России. Она положила начало новой социально-экономической формация - капиталистической. Стала быстро расти крупная машинная индустрия, вся глубже проникали капиталистические отношения в сельское хозяйство, прокладывались новые железные дороги, увеличилось число пароходов, развивались города, постепенно перестраивалась на новые, буржуазные, рельсы вся экономическая система страны.

Благодаря этому изменилась социальная структура общества: разлагались старые классы и сословия, складывались новые классы капиталистического общества - пролетариат и буржуазия. Эти успехи и быстрые темпы на капиталистического развития своеобразно переплетались с феодально-крепостническими пережитками, серьезно тормозящими экономический прогресс России [34].

Ремесленное производство предметов роскоши, вещей изящных развито в Казани очень слабо; например, живописцы составляют 0,25% общего числа ремесленников, фортепианные мастера еще меньше - 0,15%, столько же и занятых иконописью, ювелиров 1,4%, причём последние есть и в уездных городах, тогда как спрос на произведения первых трех ремёсел идет почти исключительно от губернского города. За 30 лет число ремесленников (собственно мастеров и работников) увеличилось в Казани всего на 21%, хотя население города за это время возросло почти на 120%[35].

Особенно следует отметить то обстоятельство, что число желающих приготовиться к ремесленной деятельности значительно понизилось: теперь один ученик приходится на более чем на трех мастеров и рабочих, а прежде - на двух. Все это указывает на то, что в Казани как ремесленная деятельность, так и само желание посвящать себя ей значительно ослабли против того, что было 30 лет назад [36].

После отмены крепостного права капиталистические отношения стали утверждаться в Казанском Поволжье. В крае, как во всей стране, росла фабрично-заводская промышленность. В 1879 г. в Казанской губернии насчитывалось 272 действующих предприятия, в том числе в городах – 184, а в уездах – 88. Число рабочих достигло 8,4 тыс. чел. вместо 5 тыс. в 1859 г. Годовая производительность всех заводов и фабрик губернии составляла 12,8 млн. руб., т.е. выросла за 18 пореформенных лет более чем в 2,5 раза[37].

В пореформенный период намного расширил свое производство мыловаренный завод Крестовниковых, оснащенный паровыми машинами и другой современной техникой. В 1892 г. он выпустил продукцию на 3,5 млн. руб. вместо 1,1 млн. руб. в 1862 г. Показательно, что с 1886 по 1892 гг. выработка свечей почти двоилась, а олеиновой кислоты и мыла - утроилась. В производстве свечей, олеина и глицерина по России доля завода составляла кола 30%. Число постоянных рабочих достигло 1.5 тыс. Кроме того, на заводе работало от 100 до 300 сезонных рабочих.

Крупными предпринимателями стали капиталисты Алафузовы. Кроме кожевенных заводов, они открыли в 1865 г. льнопрядильно-ткацкую фабрику. Эти предприятия быстро росли и в пореформенный период, достигли весьма внушительных размеров, получив общероссийскую известность.

Значительно расширил свое производство капиталист П. К. Ушаков[38]. В 1868 г. он построил еще один химический завод около деревни Бондюги в Елабужского уезда Вятской губернии. Быстро увеличивая свою увеличивая свою производственную мощность, химические заводы П. К. Ушкова стали перерабатывать в год свыше 170 тыс. пудов серного колчедана, до 60 тыс. пудов хромовой руды, 120 тыс. пудов белой глины, 10 тыс. пудов поташа - всего 300 тыс. пудов продукции. В 1889 г. Бондюжинский завод освоил производство соляной кислоты и искусственного сульфата. Вскоре он обогнал в своем развития Кокшанский завод и превратился в крупное химическое предприятие [39]. На этом предприятии работали в свое время крупные русские ученые-химики Д.И. Менделеев, П.П. Федотьев и К.Г. Дементьев. Продукция Бондюжского завода демонстрировалась на многих выставках Москвы и Петербурга, Вены, Чикаго, Парижа и других городов мира, где неизменно занимала призовые места[40].

В губернии действовало 4 механических завода, из которых самым большим был чугунолитейный завод Свешникова. На этих заводах было занято около 600 рабочих. Годовая производительность составляла 185 тыс. руб. Однако механические заводы не могли полностью обеспечить потребности края на металлы[41].

В 1890 г. казанский купец Ахметзян Сайдашев приобрел в собственность стекольный завод в Царевококшайском уезде Казанской губернии, вскоре получивший известность в Поволжья как крупнейшее промышленное заведение.

Успешно развивалась в пореформенный период у татар меховая промышленность, отделившаяся от кожевенной. Основным центром ее, как и прежде, был Мамадышский уезд Казанской губернии. В 1875 г. в селениях этого уезда находилось 3 более или менее крупных мерлушечных завода. Они производили в год 200 тыс. штук мерлушек, 110 тыс. штук овчин на сумму 125 тыс. руб. Общее число рабочих, занятых на производстве, достигало 300 человек.

Стало развиваться спичечное производство, основным центром которого была Ковалинская волость Казанской губернии. В 1875 г. здесь действовало 5 небольших спичечных фабрик, оборудованных 110 станками. Они производили в год 1140 ящиков спичек.

Купец М.М. Азимов в 1870-х гг. открыл в Казани крахмально-паточный завод, производящий в год 2,5 тыс., пуда крахмала. В 1880 г. здесь же начала действовать хлопчатобумажная фабрике капиталиста Утямышева и компании, годовая производительность которой составляла 100 тыс. руб. В эти же годы капиталистом. И. Араслановым был открыт в Казани мыловаренный глицериновый завод. Оборудованный тремя паровыми машинами, он ежегодно производил до 10 тыс. пудов мыла, свечей и глицерина[42].

Еще более укрепилось положение татарских капиталистов в кожевенной промышленности. В пореформенный период были открыто 10 новых предприятий, производящих различные кожи как для внутреннего рынка, так и для экспорта.

Казань являлась одним из первых городов России, где в конце 19 в. было введено электрическое освещение и трамвайное движение. В 1896 г. бельгийское акционерное общество «Газ и электричество» основало первую Казанскую электростанцию.

В начале 20 в. Казань выделялась довольно развитой полиграфической промышленностью. Подавляющая часть литературы для мусульманских народов России печаталась в казанских типографиях, среди которых наиболее крупными были И.Н.Харитонова, Б.Л.Домбровского, «Магариф» («Просвещение»), «Умид» («Надежда») и ряд других [43].

Приведенные данные свидетельствуют о том, что в пореформенное время, особенно в 1890-х гг., промышленное производство у татар получало значительное развитие, которое сопровождалась концентрацией рабочих на крупных предприятиях. В Казанской губернии сосредотачивались главным образом мыловаренные, кожевенные и меховые предприятия. Важно подчеркнуть, что для развития промышленного производства большое значение имели железные дороги, построенные после отмены крепостного права на территории Поволжских губерний. В 1890-х гг. завершилось строительство Московско-Казанской железной дороги.

Таким образом, отмена крепостного права оказала непосредственное влияние на ход промышленного переворота в крае. К концу 1880-х гг. он в основном завершился. В решающих отраслях промышленности (текстильной, суконной, мыловаренной, химической) был осуществлен переход от мануфактуры и фабрике. Однако и после него продолжали ещё существовать промышленные предприятие мануфактурного типа.

Заключение и список использованных источников и литературы здесь: https://vk.com/@pipka42-socialno-ekonomicheskie-razvitie-kazanskoi-gubernii-vo-vtoro

Изучение формирования секты скопцов представляет собой важную задачу, стоящую перед исследователями русской истории. Понимание условий её формирования и того, как секта существовала и взаимодействовала с окружающим миром, во многом позволяет помочь решить проблемы или ответить на вопросы, существующие в российском сообществе на сегодняшний день. Формирование различных религиозных групп происходило в человеческом обществе начиная с появления первых поселений. Поняв условия, этапы, развитие и проблемы, связанные с образованием, существованием и развитием сект на примере секты скопцов, мы сможем понять предпосылки становления религиозных сообществ в целом. Данное исследование поможет изучить, что движет людьми, которые являются приверженцами или адептами тайного религиозного культа, а также выявить проблемы, с которыми секта сталкивается в процессе её образования и существования. Кроме того, данная тема является неоднозначной и недостаточно изученной, благодаря чему у обывателей, мало знакомых с реальными фактами о деятельности религиозных культов, складываются неверные представления о скопчестве и российских сектах в целом. Изучение данной темы позволит более точно взглянуть на отношение приверженцев секты к официальной российской церкви и к Российской Империи как государству. Таким образом, актуальность исследования определяется необходимостью критики и изучения уже имеющихся материалов для лучшего понимания механизмов, обеспечивающих устойчивость религиозных сообществ.

Раздел I. Возникновение и описание секты скопцов.

Перед началом описания секты скопцов необходимо обозначить, что такое секта. Понятие зачастую используется для оскорбительного значения определённых конфессий, либо же течений религиозной мысли. Понятие «секта» можно охарактеризовать как группу людей, объединённых общими верованиями, практиками или идеологиями, которые отличаются от традиционных или государственных религиозных систем. Секты могут быть как религиозными, так и светскими и могут характеризоваться чёткой иерархией, преданностью лидеру и особенными ритуалами. Секты возникали на протяжении всей истории человечества, а их появление часто было связано с социальными, экономическими и политическими изменениям. Религиозные реформы, социальные движения и ответвления определённых групп в связи с особыми ритуалами, могут послужить отличным примером этого. Зачастую секты изолируются, используют особые практики психологического воздействия на своих адептов, с целью соблюдения контроля и идеологии культа. Секты представляют собой многогранное явление, которое требует внимательного и конкретного изучения, что мы и продемонстрируем на примере деятельности секты скопцов, на территории Российской Империи и постараемся выделить определяющие события, в ходе существования секты. Скопцы не прекратили своё существование и после падения Российской Империи, однако они значительно потеряли своё влияние и полностью исчезли к 1940-1950-м гг.

Во второй половине XVIII в. в Орловской губернии существовала многолюдная хлыстовская община, известная как «корабль» Акулины Ивановны преклонного возраста. Во время радения в эту общину пришёл крестьянин из Орловской губернии, впоследствии ставший известным как Кондратий Селиванов. Сначала он притворялся немым, но вскоре заговорил и был признан руководительницей радения «богом над богами, царём над царями, пророком над пророками». Селиванов вскоре так же был признан Акулиной Ивановной за якобы рождённого от неё, непорочной девы, по силе святого духа, сыном божьим. Возмущённый деятельностью хлыстов Селиванов начал проповедовать оскопление как способ избежать наказания за плотские грехи. Однако его учение не прижилось, и он отделился от хлыстов, основав при этом собственный корабль в селе Сосновка, Тамбовской губернии. Он объявил себя «сыном божьим, пришедшим оскопить человечество и спасти его от сладострастия и сокрушения пагубного змия».

Первое известие о кастрации среди бывших хлыстов относится к 1772 г. В центральной России 1771–1772 гг. были весьма благоприятные условия для формирования мистических и апокалиптических настроений. Перед тем как скопцы были обнаружены в Орловской губернии, к северо-востоку от этих мест год свирепствовала бубонная чума, отобразившаяся на народном негодовании и бунтах религиозного и политического характера.

Скопцы завоевали репутацию одного из самых вредных духовных ответвлений в мире, в котором проблема правоверия была не простой. В Российской Империи XIII–XX вв. государственной религией было православие. Поддержка самодержавной власти обеспечивала православной церкви монополию на распространение христианства. Однако государство не было ограничено исключительно одним религиозным течением. Ответвления язычества, раскольничества, а также мусульманство, иудаизм и многие другие религиозные учения так же существовали на территории государства, хоть и имели определённые условности, связанные с ограничениями и гонениями.

Аскетические и мистические традиции православной церкви сохранялись в текстах и обрядах русской монашеской культуры, с которой простой народ был постоянно связан. Странники, которые воспринимались как «люди от бога», ходили от монастыря к монастырю, проповедуя и распространяя культуру по деревням. Основателям скопческой веры были свойственны те же самые признаки отречения, стремление освободиться от рамок общественной и государственной жизни. Проповедники несли за собой идеи, свойственные христианскому учению, однако призыв к оскоплению был их собственным изобретением. Обряд кастрации связан с радикальным искажением православного вероучения. Зачастую адепты и проповедники ссылались на христианские священные писания и находили в них подтверждение своего догмата. Идея заключалась в том, чтобы радикальным ритуалом изменить свою плоть и тем самым спастись подобно мученикам. Скопцы, как и другие самопровозглашённые духовные объединения, отклонившиеся от основной доктрины, считали себя истинными христианами, верными Священному писанию.

Первые скопческие пророки начинали именно как нищие певцы. Основа своей веры представляла у них смесь Священного Писания с фольклором и гласила, что «человек без Святого духа пуст есть и бесплоден». Основными идеями можно считать, что, если верующие «оставят плотяное искушение, честь и славу земную», они «получат небесную и вечную, а плоти ваши будут нетленными», кроме этого «мужчинам следует избегать магнит камня женской лепости и своих отцов и матерей… жён и… детей подобно Св. Георгию, вонзившему меч в лютого змия».

Оскопление не являлось сложной операций. Крестьяне скопили быков и коней. Практика подразумевала удаление части плоти, с которой человек теоретически мог расстаться, без фатальных последствий для организма. Мужчинам удаляли яички, это называлось «малой печатью». Раны обрабатывались целебными мазями на основе свечного воска и масел. Существовала и «большая печать» или же как ещё сообщается в источниках «царская печать», при которой удалялся пенис. Женщинам удаляли соски, груди или выступающие части гениталий. Далеко не все, принявшие веру, подвергались данной операции. Кроме того, операция у женщин не влияла на способность полового акта и зачатия, в связи с чем женщины, покинувшие секту, могли вступать в дальнейшем в брак и рожать детей. Каждый член общины обучался особому поведению и преданиям, благодаря которым он отделялся от окружающего мира. Он давал обет хранить тайну и упражняться в связанных с практикой скопчества ритуалах. Чем больше отклонялась община от общепринятых норм, тем тщательнее она старалась скрыть своё отступничество.

Скопцы были окружены враждебным для них миром на протяжении всех этапов их деятельности. Скопцы хоть и отвергали церковные таинства, обязывались избегать принятых обрядов и свадеб, но в то же самое время, считали необходимым ходить в церковь. Дома же скопцов были устроены невзрачным образом. Однако несмотря на это, они выглядели достаточно необычно, чтобы привлечь внимание посторонних. Дома выделялись своей таинственностью, а их обитатели осмотрительностью и скромностью. По описаниям очевидцев можно понять, что семья обычно состояла у скопцов из нескольких мужчин, двух женщин и девочки или мальчика, что было в целом вполне обычно. Но особенностью выделялось что они избегали разговоры с посторонними и жили «сами по себе». Двери у них постоянно заперты, а толщина забора, которым они огородили двор, крайне большая. По ночам всегда закрывали ставни.

Деятельность секты скопцов зачастую напрямую зависела от действий и речей их духовного наставника. Изначально данную роль занимал Кондратий Селиванов, чья фамилия в документах часто фигурировала как Трифонов, Трофимов или Никифоров. Однако в связи с репрессиями властей, по отношению к секте, он был пойман в 1775 г. и приговорён к наказанию кнутом, после чего вскоре был отправлен в Сибирь. Подвергнув Селиванова телесным мучениям и публичному унижению, отстранив его от общества, ещё больше, чем отстранялся он сам, государство создало все условия, что бы Кондратия начали ещё больше обожествлять последователи культа. Вскоре Селиванов вернулся из Сибири, почти два десятилетия после он жил в Санкт-Петербурге, где нашёл несколько богатых последователей, которые вскоре начали заботиться о его нуждах. Так же в источниках имеется информация, что в 1820 г. Александр I решил положить конец влиянию Селиванова и сослал его в Спасо-Евфимиев монастырь. Там с Селивановым обращались почтительно, где он и скончался в 1832 г. При жизни и после смерти Селиванова данный монастырь посещался скопцами из разных концов России, откуда увозились как «святыня» волосы, просфоры и остатки хлеба, полученные от Селиванова.

Вторым же духовным наставником считается Кузьма Лисин. В источниках описывается он как человек «среднего роста, с лицом вытянутым». Влияние скопцов начало падать к 19 в. в связи с тем, что они столкнулись с гонениями со стороны государства. К тому моменту вышло уже несколько работ, основанных на делах Министерства Внутренних Дел, в которых скопцов обличали в множестве преступлений. Появление нового искупителя было выражено кризисом, связанным с существованием секты. При императоре Николае I меры против скопчества стали значительно жестче. Секта была признана одной из самых опасных, и за простое участие в ней грозило преследование. Преследования вынуждали некоторых скопцов покидать страну и оседать в Румынии или Турции. Города Ясен, Бухарест, Галац, Измаил и Николаевка (расположенная на границе России и Румынии) стали основными центрами их сосредоточения. В Галаце с 1871 г. началось так называемое новоскопческое движение, целью которого было не только развитие теоретических основ учения скопцов, но и улучшение их религиозно-нравственного состояния. Это движение распространилось и на территорию России, где его представителем стал крестьянин из Московской губернии Кузьма Лисин. В результате, в Румынии, под влиянием Лисина и других, с 1872 г. началось движение за смягчение жестокости и бесчеловечности учения скопцов. Признавая важность оскопления в борьбе с плотскими желаниями, румынские лидеры скопчества начали проповедовать так называемое духовное оскопление. В противоречии с первоначальным учением основателя секты, они утверждали, что не обязательно подвергаться физическому оскоплению при вступлении в секту; его можно принять по желанию и даже перед смертью, что позволяет быть членом секты без физического оскопления, ограничиваясь лишь духовным оскоплением, то есть отказом от плотских желаний.

В 1876 г. Лисин был осуждён и сослан в Якутию по решению Симферопольского окружного суда. Находясь в ссылке, Лисин продолжил исполнять роль второго искупителя, о чём свидетельствуют неоднократные жалобы скопца Троицкого селения Василия Беспрозванного. Сподвижник Лисина, Иван Ковалёв, исполнял роль Иоанна Богослова, который ещё в Румынии был назначен таковым от имени Святого духа «устами искупителя». Делопроизводство по жалобам Беспрозванного длилось несколько лет. Лисин внёс смуту в скопчество, и секта разделилась во мнении. Большинство признавали Лисина как нового «искупителя», однако всё равно находились те, кто считал его самозванцем и «вором, насильником и скандалистом».

Всё изменилось в секте, когда в 1905 г. император Николай II позволил скопцам самим выбрать место проживания, и несколько тысяч сектантов вернулись из Сибири. Несмотря на «оттепель» скопчество переживало не лучшие дни и его популярность стала падать. Вскоре после событий 1917 г. и падения Российской Империи несмотря на ожидание «перемен» секта столкнулась с ещё большими гонениями и вскоре полностью распалась.

Раздел II. Отношения секты скопцов с государством и русской православной церковью.

Скопцы привлекали внимание властей и церкви своими радикальными взглядами и практиками, которые противоречили общепринятым нормам общества. Взаимодействие с государственными структурами и церковью варьировалось, и было неоднозначным. Учение и практика скопцов, основанные на идеях аскетизма и отказа от плотских удовольствий, стали вызовом не только традиционным церковным нормам Российской Империи, но и государственной власти.

К XVIII в. образовывалась серьёзная оппозиция по отношению к Православной Церкви. Лидеры новых религиозных направлений считали, что можно спокойно обходиться без церковной иерархии и государственной власти, подчиняя духовную жизнь и хозяйственно-экономическую деятельностью собственным нуждам. В таком отношении формировались секты скопцов, молокан, духоборов и хлыстов. Скопцы, подобно раскольникам, постепенно создавали богатство, действуя сначала в области ссудного, а затем торгово-промышленного приложения капитала. Представители скопчества способствовали процессу ускорения дифференциации крестьянства. Скопческая секта постепенно превращалась в бытовой союз. Влиятельные столичные купцы и фабриканты сумели превратить секту Селиванова в инструмент наживы.

При всякой возможности власти старались вытеснить скопцов из общественной жизни, высылая их в отдалённые уголки империи, где православных было очень мало. Однако действия государства менялись в соответствии с изменением политических тенденций каждого последующего монарха. В духовной атмосфере первых лет эпохи Александра I попытка вернуть скопцов на путь истинный опиралась в основном на «убеждение и вразумление». Николай I предпочитал наводить порядок сугубо бюрократическими средствами, используя доносы для упрощения работы репрессивных органов. Александр II модернизировал судебную систему, в связи с чем постоянно требовались судебные эксперты, для использования карательных мер. Преследования скопцов вынуждали их приспосабливаться и изучать правила, которые регулировали их существование. Опасения властей были обусловлены неуверенностью, что политика скопчества будет распространяться исключительно на собственные физические увечья. Представители правительства считали, что тот лидер, который убедил своих последователей творить над собой оскопление, вполне способен сподвигнуть на совершение более тяжких деяний, в том числе мятеж и государственный переворот.

Конфликты с властями начались с события лета 1771 г. Трифон Емельянов из деревни Маслово Орловской губернии пошёл на речку искупаться. Там он встретил односельчанина Михаила Петрова и заметил физические увечья. Михаил объявил, что он оскопился «чтобы избежать близости с женой». Его отец, Петр Васильев и сосед, Кондратий Порфёнов, сделали то же самое. Трифон пригрозил донести на них, однако все трое вскоре явились к нему и припугнули рекрутским набором. Петров, Васильев и Порфёнов решили не рисковать и выполнили свою угрозу. В скором времени Трифон действительно был отправлен в армию. В 1772 г. супруга Трифона рассказала всё местному священнику, а тот передал информацию вышестоящим властям. Так и началась череда расследований, связанных с деятельностью секты.

Церковные следователи действовали на основании указов от 16 июля 1722 г. и от 9 декабря 1756 г. Первый был издан Священным Синодом в осуждение старообрядческой склонности к коллективному самосожжению. В указе говорилось, что еретики не могут достичь святости, сопротивляясь властям. Второй же указ опирался на более ранние акты о колдунах, объявлял о наказании еретиков за попытки скрыться. Однако вовлекая государство в расследование и судебные процессы над еретиками, императрица Екатерина II настаивала на том, чтобы касающиеся их дела рассматривались исключительно как гражданские и не смешивались с политическими.

В соответствии с указаниями Екатерины щадить «простаков», почти всех обвиняемых выпускали под надзор помещиков, священников или местных властей. Наказали только троих, которых принято было считать кураторами секты. В этот список вошли: Андрей Блохин, Михаил Никулин и крестьянин Алексей Сидоров. Блохин занимался оскоплением других людей, его высекли кнутом в родной деревне и сослали в Нерчинск. Никулина и Сидорова осудили за распространение скопческих идей, их избили батогами и приговорили к каторжным работам. В 1774 г. Селиванов, на тот момент лидер секты, был выпорот и сослан в Иркутск, на каторгу.

Когда Павел I унаследовал трон, он освободил Селиванова из ссылки. Скопцы верили, что император намеревался вернуть старца, своего настоящего отца, на его законное место. Верили они так же и в то, что пророк отказывался признать Павла сыном до тех пор, пока Царь не будет оскоплён. Однако Селиванов по указанию Павла I был отправлен в сумасшедший дом, где тот и оставался, пока его не освободил Александр I.

Несмотря на все дискуссии об общественной вредности секты и извращении догматов христианской веры, на протяжении всего XIX в. власти пытались определить, в чём именно происходят нарушения норм закона. Именно поэтому в дело неоднократно вмешивался уголовный кассационный департамент Правительствующего сената, который занимался апелляционными делами. В 1870-х гг. Сенат постановил, что само удаление гениталий противозаконно только в контексте проповедуемого скопческим учением религиозного фанатизма. Перед лицом репрессивных указов и статей Сенат продолжал отрицать, что религиозные учения преследуются. В 1893 г. Сенат подтвердил, что может только пресекать «действия, несовместимые с охраняемыми государственною властью важнейшими интересами частных лиц, или основными требованиями общественной нравственности». Министерство внутренних дел, в 1890 г. заявило, что надо преследовать сектантов не потому, что необходимо регулировать распространение религиозных идей, а ради защиты общественного благополучия.

Скопцы не представляли особую опасность ввиду того, что они были немногочисленны. Скорее стараясь избежать конфликта с властями, в повседневной жизни они были образцовыми подданными. В родных деревнях и в дальнейших сибирских ссылках они славились трезвым образом жизни, трудолюбием и экономическими успехами в сельском хозяйстве и торговле.

В 1830-х гг. власти начали привлекать медицинских экспертов для предоставления объективных свидетельств, способных опровергнуть фантастические заявления скопцов, которые обычно притворялись, что оскоплены в результате заболевания или несчастного случая. Задачей медицинских экспертов было выявить духовные мотивы, а также классифицировать результаты в имеющихся диагностических терминах.

Иногда церковнослужители деревень старались самостоятельно обличить ересь, подговаривая жителей и настраивая их против конкретных людей. Соседи скопцов начинали называть их масонами, постниками, хлыстами и даже штундистами и молоканами. Обвинение в отступлении от религиозных норм не было редкостью в русской деревне даже в конце XIX в. Если кто-то имел желание сделать соседу гадость или просто избавиться от него, эти обвинения были худшим, что можно было о нём сказать.

Однако чаще всего жители сёл предпочитали закрывать глаза на скопчество до тех пор, пока что-то не нарушало негласных правил «сознательной слепоты». Примером может послужить Харьковское дело 1910 г., когда сельский священник Иоанн Доброницкий, десять лет прослуживший в деревенской церкви дьяконом, дал показания полиции. Его показания дали представление о том, что деревенские жители, включая священника, прекрасно знали о скопцах и деятельности общины. Рассказанные на суде истории свидетельствовали о негласном молчании. В деле сообщалось, что «вспомнив в конце концов, что обязан охранять веру, Доброницкий признал, что попустительствовал греху и должен был известить власти, как только узнал, что творится в деревне».

С наиболее репрессивными практиками скопцы столкнулись при правлении императора Николая I, который велел массово арестовывать их. Сектантов с хорошим здоровьем отправляли воевать на Кавказ, остальных же – работать в Сибирь. Даже сосланные скопцы умудрялись вербовать новых сторонников культа, в связи с чем правительство начинало отправлять их в более отдалённые участки Империи. При императоре Александре II на территорию Якутской области первая партия скопцов в составе 595 человек прибыла в 1861 г. К 1881 г. число скопцов достигало 1211 человек, и ими было основано 12 населённых пунктов под Олекминском.

Ситуация изменилась лишь к 1905 г., когда император Николай II разрешил выехать скопцам из Сибири. Благодаря данному событию количество оскоплений увеличилось, и в результате прошла ещё одна волна процессов, направленная против деятельности скопцов. В 1910 г. в Харькове судили 142 скопца. Год спустя, в 1911 г., в Курске 22 скопца были осуждены. А в 1912 г. в Воронеже было арестовано 80 скопцов.

В ходе революционных событий 1917 г. и последующей гражданской войны секты скопцов были окончательно разрознены. Несмотря на попытки возрождения секты во времена НЭПа, большевики не стали терпеть религиозные ответвления. В 1929 г. появился закон «О религиозных культах», после которого в связи с показательными уголовными процессами и антирелигиозной политикой государства организованные секты окончательно перестали существовать.

Заключение.

Секта скопцов остаётся одной из самых мрачных и загадочных страниц в истории русского религиозного радикализма. Возникнув в XVIII веке как ответвление хлыстовства, это движение довело аскетические идеи до крайности, проповедуя спасение через физическое увечье. Несмотря на жестокие преследования со стороны властей, скопцы сумели создать разветвлённую сеть общин, а их учение просуществовало вплоть до начала XX века.

История скопчества — это не только религиозный феномен, но и трагический пример того, как фанатичная вера может искалечить человеческие судьбы. Их практики шокировали современников, а тайные собрания и финансовые операции порождали мифы и легенды. Сегодня скопцы почти исчезли, но их наследие остаётся предостережением о том, к каким последствиям может привести слепое следование радикальным доктринам.

Изучение этого движения позволяет лучше понять природу религиозного экстремизма, механизмы контроля над адептами и ту тонкую грань, которая отделяет духовный подвиг от саморазрушения. История скопцов — это не просто курьёз из прошлого, а важный урок о ценности человеческой телесности и свободы веры.

Введение.

С начала 1990-х гг. Россия испытала множество потрясений и реформ, изменилась идеологическая обстановка и возникла социальная нестабильность. Политические и социокультурные процессы всегда влияли на мировоззрение людей, поэтому в XXI в. начался активный рост интереса к мистике и мистицизму среди населения России. Этот рост, в свою очередь, вызвал живой интерес у современных ученых, а для понимания роста увлечения мистицизмом в наше время актуально изучать, как проходили подобные процессы в прошлом. Например, крупные исторические потрясения конца XVIII – начала XIX вв.: Великая французская революция и наполеоновские войны, – также вызывали значительные социокультурные изменения, которые тоже приводили к всплескам интереса к мистицизму. Они выражались в народных движениях и модных увлечениях образованного меньшинства, которое объединялось в различные мистические кружки, читало и пропагандировало мистическую литературу. Поэтому исследование мистицизма в России в первой четверти XIX в. способствует и изучению роста увлечения мистицизмом в наше время.

Раздел I. Феномен мистицизма в Российской империи в первой четверти XIX в.

Мистицизм – это философское и богословское учение, а также особый способ понимания и восприятия мира, основанный на эмоциях, интуиции и иррационализме[1]. Мистицизм также заключается в духовном поиске скрытой истины или мудрости, цель которого - единение с божественным или священным[2]. Понятие «единения» имеет разный смысл в теистическом и нетеистическом мистицизме. Теистические учения исповедуют Бога как абсолютную Личность, поэтому единение в теизме не может рассматриваться по аналогии, например, с неоплатоническим мистическим экстазом[3].

Эпоху правления Александра I в истории русской культуры и философии характеризуют понятием «александровский мистицизм»[4]. В это время в России получает широкое распространение мистическая литература, прежде всего, переводные сочинения немецких и французских авторов. Интерес к мистицизму в России проявлялся уже во второй половине XVIII в. в среде русского масонства, но после Французской революции отношение Екатерины II к деятельности масонских организаций стало подозрительным, их деятельность была приостановлена, а их типография закрыта. Однако с воцарением Александра I деятельность масонов возобновилась, а мистическая литература снова стала издаваться[5].

Одним из главных деятелей александрийского мистицизма стал А. Ф. Лабзин. В 1800 г. он основал свою масонскую ложу «Умирающий сфинкс», куда также вошли и представители предыдущих масонских организаций, которые попали под Екатерининскую опалу. Лабзин переводит и издает произведения близких ему по духу современников, а с 1806 г. начинает издавать журнал религиозно-мистической направленности «Сионский вестник»[6], для распространения в обществе истинных, с точки зрения издателя, понятий о религии, а также для толкования и популяризации Св. Писания, публикации духовно-нравственных рассуждений и разработки вопросов веры[7]. Журнал вызвал различное к себе отношение: одни сочувствовали ему, а другие недоумевали и сомневались, соответствует ли содержание журнала православному вероучению. В итоге уже в сентябре того же года журнал был закрыт, но издание книг мистического содержания Лабзин не прекратил.

Еще одним из важнейших представителей александровского мистицизма является М. М. Сперанский, мистицизм которого вырастал на мистической литературе, которую распространял Лабзин. Большую часть своих религиозных идей М. М. Сперанский усвоил при помощи своего масонского наставника И. В. Лопухина. Сперанский считал, что Христа не было вообще и это только символ, что рождение сына Божия есть символическое изображение перехода, который совершил разум в поисках о Боге. Он утверждал, что тайное знание о предстоящем спасении всегда было в душе человека. Таким же символом Сперанский объявлял и рождение Христа от Девы Марии. Он считал, что это олицетворение христианства, родившегося внутри тайных обществ Александрии и Иудеи, когда в них проник платонизма. Сперанский предсказывал, что настоящее пришествие Иисуса Христа произойдет тогда, когда все тайные общества объединятся, и наступит царство мира и порядка[8].

В основе концепции мистиков лежала идея о личном спасении и внутренней церкви, существующей в человеке, в противовес внешней, формальной церкви. Последователи мистицизма считали необязательной обрядовую сторону христианства, по их мнению, человек мог обрести в сердце Христа, лишь пожелав этого[9]. Это учение было очень популярно у русских масонов, полностью разделял его и Сперанский, позволяя себе критиковать обряды христианской церкви: «В сем христианстве сами обряды потеряли истинный смысл и превратились в мертвую букву»[10]. Свои религиозные поиски Сперанский продолжал до конца жизни и подвергал анализу самые различные вопросы.

Мистические традиции православного Востока и Западной Европы имеют ряд принципиальных отличий, которые не учитывали представители александровского мистицизма, из-за чего их мистицизм отличался эклектизмом. Среди авторов, издаваемых Лабзиным, были представители и немецкой мистики (Я. Беме), и католического квиетизма (г-жа Гюйон), и протестантского пиетизма (И. Юнг-Штиллинг), и такие мистические писатели, как К. Эккартсгаузен, который обещал в своем труде открыть все тайны природы и обращался к кабалистике и магии[11]. Эти авторы явно расходились с традиционным православием.

Смешение различных традиций имело определенное теоретическое обоснование у Лабзина и его последователей. В статье «О разделениях между христианами»[12] он пишет, что вера Христова знает только разделение на верующих и неверующих, что Христос не требовал, чтобы все правильно мыслили, но требовал, чтобы все правильно поступали и что только низший класс христиан может полагать, что восстановление образа Божия зависит от принадлежности к лютеранскому, католическому или другому исповеданию. Такие взгляды у Лабзина, очевидно, сформировались под влиянием Юнга-Штиллинга, который в 19-й книге произведения «Угроз Световостоков» пишет, что нет ни одной истинной, церкви или конфессии, и во всех церквях Господь имеет своих верных последователей, поэтому надо держаться за таких людей, независимо от того, лютеране они, католики и т.д., потому что во время испытания останутся только христиане и нехристиане[13].

Идея восстановления образа Божия в человеке, возрождения и обновления человека через соединение с Богом была центральной в александровском мистицизме и считалась главным признаком истинного христианства. Но эта идея была главной и в православной христианской традиции. Принимая истинность этого, приверженцы мистицизма готовы были обучаться духовному совершенствованию по любым книгам, где исповедовалась вера во Христа и свидетельствовалось о духовных откровениях от Бога авторам этих книг. Главное виделось не в догматах, а в практическом возрождении души. При этом поклонники мистицизма не замечали, что практические руководства ко спасению весьма отличаются в зависимости от принадлежности их авторов к той или иной традиции[14].

Еще одной особенностью александровского мистицизма, помимо его эклектизма, является то, что его представители, в отличие от западных мистиков, не всегда доверяли личному мистическому опыту и сверяли свой путь к духовному совершенству с официальным церковным опытом православных святых. Обычно же мистицизм не придает большого значения официальной церкви и личный мистический опыт ставит в независимое положение от внешнего авторитета.

Конечно, не все представители русского мистицизма начала XIX в. не были похожи на западных мистиков. Индивидуалистами, всецело доверяющими своему мистическому опыту, становились те погруженные в атмосферу мистицизма православные, которые руководствовались в своей религиозной жизни лишь книгами западных мистиков. Так, мелкий чиновник К. А. Лохвицкий зачитывался книгой Беме «Christosophia, или путь ко Христу»[15] и самостоятельно выстраивал и оценивал свою духовную жизнь, стремясь получить особые мистические озарения в подражание самому Беме. Вскоре при чтении книги Беме Лохвицкий стал переживать видения и различные экстатические состояния, которые он отмечал в своем дневнике, не подвергая их критической оценке и не сравнивая их с опытом христианской традиции[16].

После 1812 г. мистицизм получил покровительство со стороны императора и князя Голицына. По признанию самого Александра I, под влиянием событий Отечественной войны он обратился к вере, впервые в своей жизни стал читать Библию[17]. Новое религиозное мироощущение вызвало у императора и увлечение мистицизмом. Подобное обращение произошло и с князем А. Н. Голицыным, до того совершенно далеким от религии человеком[18]. В октябре 1817 г. было образовано объединенное министерство духовных дел и народного просвещения, которое возглавил князь Голицын. При его поддержке в России стала печататься и распространяться мистическая литература.

О влиянии мистицизма на представителей общества в то время говорит, например, увлечение мистической литературой Д. А. Облеухова - первого выпускника Московского университета, получившего в 1811 г. степень доктора физико-математических наук, разносторонне образованного человека, в юности вместе с Чаадаевым и Якушкиным увлеченного философией[19]. На Облеухова, по его собственному признанию, большое впечатление произвели сочинения Юнга-Штиллинга. Сохранился мистический дневник Облеухова, представляющий собой заметки на полях «Теории духоведения» Юнга-Штиллинга и выписки из этой книги[20].

Вскоре в обществе сформировалась оппозиция мистицизму, александровский мистицизм в одних случаях критиковали исходя из неприятия самой идеи о мистическом соединении с Абсолютом, а в других - видя в нем ложный, иллюзорный путь к такому соединению. Под влиянием оппозиции к концу своего царствования Александр I изменил свое отношение к мистицизму: в 1824 г. последовал указ об увольнении А. Н. Голицина, а в последующие годы были созданы комиссии для изъятия из учебных заведений мистической литературы, выпущенной в период объединенного министерства.

Таким образом, во время правления Александра I в России наблюдается значительное распространение мистической литературы, интерес к мистицизму проявляется среди представителей высших слоев общества и русского масонства. Публикуются журналы и книги с мистическим содержанием. После 1812 года мистицизм получает поддержку от императора и князя Голицына. Однако позже в обществе возникает оппозиция к мистицизму, и Александр I меняет свое отношение к этому течению, что сказывается на государственной политике.

Основой концепции русских мистиков была идея о личном спасении и внутренней церкви, существующей в человеке, в противовес внешней, формальной церкви. Последователи мистицизма считали обрядовую традицию христианства необязательной. Кроме того, мистицизм эпохи Александра I отличался от западного эклектичностью и некоторым недоверием к собственному мистическому опыту.

Раздел II. Мистическое сектантство в Российской империи в первой четверти XIX в.

Первая четверть XIX в. стала благоприятным периодом для развития мистического сектантства в Российской империи. Общий интерес к мистицизму среди привилегированных сословий в правление Александра I способствовал прекращению гонений на сектантов со стороны государства. В это время развивались секты хлыстов, скопцов, постников, духоборцев, молокан и др.

Хлысты – это одна из старейших русских сект, возникшая в середине XVII в. среди православных крестьян. В начале XIX века высшие слои российского общества увлекались и хлыстовским мистицизмом. Хлыстам симпатизировали, например, масон А. Лабзин, художник Боровиковский и князь Голицын. Наименование «хлысты» происходит от встречавшегося в их среде обряда самобичевания или от видоизменённого слова «христы», так как официальные духовные лица считали неприличным в названии секты употреблять имя Иисуса Христа. Одна из точек зрения исследователей гласит, что на происхождение хлыстов повлияли западноевропейские мистические секты и масонство[21].

Основателем секты считается крестьянин Костромской губернии Данила Филиппович, в которого в 1645 г. вселился Господь Саваоф и дал людям 12 новых заповедей: запрет на брак и "плотский грех", на употребление спиртного, на посещение свадеб и других увеселительных мероприятий, а также на чтение священных книг. Преемники Данилы Филипповича также были христами.

Отдельные общины хлыстов назывались кораблями, которые понимались в качестве внутренней, тайной церкви, в отличие от внешних православных церквей[22]. Корабли были независимыми друг от друга, а во главе каждого из них стоял кормщик, называемый также богом, христом, пророком, апостолом и т.п., который пользовался неограниченной властью и огромным уважением. Также в общине могла быть кормщица, которая называлась также восприемницей, пророчицей, богородицей, матушкой и т.п.

Хлысты учили, что существуют мир духовный, созданный Богом, и мир материальный, созданный сатаной, что на седьмом небе обитают Святая Троица, Богородица, архангелы, ангелы и святые угодники. Однако, что представляют из себя Троица, архангелы и ангелы, хлысты не разъясняли. Возможно, что под этими названиями они подразумевали лишь нравственные свойства, различные проявления одного и того же Божественного существа.

Учение о воплощениях Божества в человеке раскрывалось у хлыстов с особенной подробностью[23]. По учению хлыстов, Бог может воплощаться в людей неограниченное количество раз, смотря по надобности и нравственному достоинству людей, воплощения Божества в человека идут непрерывно, за одним христом является другой, а воплощение может совершаться путём естественной передачи христом своего духа родному сыну или через продолжительный пост, молитву и добрые дела.

В целом хлысты провозглашали строгий аскетизм, пищевое и половое воздержание. Хлысты не признавали обряды официальной православной церкви, отрицали священников, официальных святых, государство и священные книги, хотя в целях конспирации могли посещать православные храмы. Богослужения хлыстов (радения) проходили ночью и состояли из молитв, пения, самобичевания и танца-кружения, при котором они доходили до состояния экстаза. Во время радений исполнялись собственные духовные песни, являющиеся важным источником для понимания мировоззрения хлыстов[24].

Примерно в 1770 г. от хлыстов отделилась секта скопцов. Основателем считается беглый крепостной К. Селиванов, покинувший секту хлыстов богородицы Акулины Ивановны, разочаровавшись в своих прежних религиозных убеждениях. Влияние скопцов проникло и в дворянскую среду: так, в 1817 г. в Михайловском замке проходили радения «Духовного союза», созданного Е. Ф. Татариновой. Секта была довольно многочисленна, главным образом в Тамбовской, Курской, Орловской губерниях и в Сибири, где богатые скопческие общины покупали земли у местного населения. В начале XIX в. центром этого движения стал город Алатырь, который возглавили местные купцы Милютинские. Благодаря их активной миссионерской деятельности алатырская скопческая община стала одной из крупнейших в России.

По мировоззрению скопцы близки к хлыстам, а в части обрядности - к старообрядцам[25]. Скопцы считали, что единственным путём спасения души является борьба с плотью путём оскопления, что затрудняло вступление в секту. Учение о необходимости оскопления скопцы подкрепляли аргументами, против которых было трудно устоять. Они искали выражения, строки и целые фразы из Библии и иных книг духовно-нравственного содержания, наиболее распространённых и уважаемых в народе, говорящие об оскоплении и выгодные скопцам. Иногда делалось снисхождение, позволяющее отлагать принятие оскопления на неопределённое время или не обязывающее к нему сразу же по вступлении в секту.

Скопцы строго соблюдали воздержание от мясной пищи, алкоголя и курения, избегали родин, крестин и свадеб, не участвовали в увеселениях, не пели светских песен и не ругались матом. Скопцы верили, что когда их численность достигнет 144 тыс. чел., наступит «Страшный суд», за которым будет торжество последователей скопчества.

В отличие от членов старообрядческих общин, скопцы охотно посещали православную церковь и даже проявляли в вопросах религиозной обрядности большое усердие. При этом они открыто осмеивали православные обряды и таинства: храм называли «конюшней», священников - «жеребцами», богослужения - «ржанием жеребцов», брак - «случкой», женатых людей - «жеребцами» и «кобылами», детей - «щенятами», их мать - «сучкой, от которой воняет и в одном месте с ней сидеть нельзя», а деторождение считали причиной обнищания и разорения.

Так как общины скопцов не могли значительно расти естественным путем из-за оскопления мужчин, скопцы отличались сильнейшим прозелитизмом и важное значение для них приобретало вовлечение «новаков». По утверждению Идриса Шаха, до 1902 г. в скопцы принимались только русские[26]. Существовало несколько основных способов вовлечения в секту новичков: оскопление малолетних родственников, экономическое закабаление, выкуп крепостных крестьян при условии оскопления, пропаганда, особенно эффективная среди юношества.

Часто вовлечение проводилось путём обещания материального вознаграждения или наследства, по определённой схеме: изучение родственных и общественных связей, особенностей характера, материального положения потенциального кандидата, завязывание вербовщиком знакомства с ним, поддержания нерелигиозных отношений в течение 2-3 лет, окружение вербуемого вниманием и благодеяниями, посещение намеченного к вербовке лица на дому разными членами культа под разными предлогами для дальнейшего изучения ритма жизни, быта и поведения, знакомств и связей, собеседование с предложением вступить в корабль и принять печати и утверждение кандидата местным лидером секты.

Однако писатель Александр Дюма-отец, наблюдавший скопцов на Кавказе, отмечал, что у скопцов существовала и практика оскопляться только после вступления в брак и рождения ребёнка[27]. По утверждению Идриса Шаха, скопцы заводили двоих детей[28].

Также от хлыстов отделилась секта постников, возглавленная тамбовским крестьянином А. И. Копыловым, который в 1820-е гг. приобрёл значительное число последователей. Он возродил авторитет Библии в своей секте и усилил пищевые запреты. После Копылова смерти в 1838 г. секта распалась на несколько течений, дав начало, например, Староизраильтянам.

Нравственная жизнь постников отличалась чрезвычайной строгостью. Сектанты не ели мяса рыбы, чеснок, лук и картофеля, не пили вино и очень часто постились. Пост состоял в безусловном воздержании от пищи и питья. Об основателе секты Копылове рассказывали, что он постился 40 дней и в это время ничего не ел и не пил. Во время поста он был видел Самого Господа Саваофа. Другие члены секты выдерживали пост в 1, 2, 3 дня и даже в 7 дней и в это время ничего не ели. Такими постами сектанты очищали себя, распинали свою плоть и приготовляли себя к молитвенным собраниям.

Кроме того, сектанты проповедовали абсолютное воздержание от супружеского общения, почитая его грехом, не ходили в гости и на улицу. Но уже Абакум Копылов ввел так называемых «духовниц» или «духовных жен». Каждый «совершенный» член секты мог избрать себе «духовницу», с которой жил «по духу», мог с ней спать, но греха не имел.

На молитвенных собраниях сектантов, кроме чтения евангелия и сочинения Святителя Т. Задонского «о должности христианской», пелись церковные молитвословия и сектантские духовные песни. Во время пения на некоторых членов секты сходил Святой Дух. Под наитием Духа некоторые из них плакали и каялись в грехах. Другие кричали разными голосами (иногда «по-звериному», «по сорочьи» и т.п.), пророчествовали о будущем, обличали грехи других и плясали. Весьма часто мужчины и женщины плясали в собраниях голые.

Особенно важное значение в собраниях получили деяния или чудотворения. Они состояли в том, что один или двое участников собрания, под наитием Духа, выходили на середину собрания и посредством различных символических действий или жестов обличали и назидали собравшихся. Деяния не изъяснялись на собраниях, за исключением тех случаев, когда кто-либо из присутствующих получал дар толкования[29].

Еще одна секта, существовавшая в первой четверти XIX в. – это духоборцы, которые идейно были близки английским квакерам и считали, что чувственно Бог существует в природе, а духовно - в человеческой душе, откуда он наставляет человека своим словом.

Наименование духоборцам дал Екатеринославский архиепископ в 1785 г., с помощью которого он хотел показать, что новое учение - это противостояние Святому Духу. Сами представители этой конфессии, узнав о таком названии, охотно приняли его в том смысле, что, отрицая религиозную внешность, они являются поборниками духа[30], борются с греховностью не церковными таинствами, а силой собственного духа.

Основал духоборство С. Колесников, живший в селе Никольском Екатеринославской губернии в 1755-1775 гг. Посланный в 1801 г. для собирания сведений о духоборцах И. В. Лопухин дал о них очень хороший отзыв, после чего был издан указ о переселении духоборцев в Мелитопольский уезд Таврической губернии, на берега реки Молочной, где было обилие земли. В 1818 г. и сам Александр I посетил село духоборов, пробыл там два дня и распорядился переселить их в еще более благоприятные места в Крыму. Кроме того, так как духоборцы по своим религиозным взглядам не могли давать присягу, в 1820 г. они были от нее освобождены. С тех пор Александр I пользуется у духоборцев исключительным почитанием - ему был даже поставлен памятник[31].

Духоборцы отрицали первородный грех, верили в перерождение души и считали, что воскрешение Христа нужно понимать лишь в духовном, а не в прямом смысле[32]. Духоборцы исповедовались только Богу, пост считали воздержанием от злых мыслей и дел, не клялись и не присягали, отказывались от военной службы, считали всех людей равными, не признавали никакую власть и отрицали любые обряды[33]. Делами общины управляла сходка старейшин.

К Писанию духоборцы относились с почтением, но непогрешимость его отвергали, поэтому были составлены сборники из разных мест Писания. Поскольку священство отсутствовало, огромную роль приобретали духовные лидеры, совмещавшие в одном лице духовный авторитет и светскую власть. Их слова и писания ставились выше Библии. Духоборцы составили из них свою Библию - «Животную книгу», записанную Бонч-Бруевичем[34]. Ее большую часть занимают «псалмы» - их 373. Каждый псалом – это либо пересказ псалма из Библии, либо пересказ Евангелия или пророков. Особую группу составляют оборонительные псалмы, в которых помещены вопросы-ответы по всем важнейшим вопросам веры духоборцев. Их духоборцы заучивали наизусть, что позволяло им удивительно согласно отвечать на вопросы чиновников. По Животной книге духоборцы учили детей, начиная с трех лет. В 5-6 лет дети запоминали до 60 псалмов. Животная книга также большое место уделяет общинной жизни, восхваляет тех, кто питается лишь своим трудом и осуждает попов, дьяков, князей, неправедных судей, которые забыли в сердцах своих Господа и стараются побольше награбить и захватить все блага в мире в свои руки. Утверждается, что на Страшном суде угнетателей будут судить все угнетенные, т.е. все, кто сеял, но ссыпал в чужие житницы[35].

От духоборцев в период 1760-1765 гг.[36] под предводительством С. М. Уклеина, который был не согласен с некоторыми убеждениями духоборцев, отделилась секта молокан. Есть несколько теорий происхождения названия «молокане». Согласно первой, молокане пили молоко в постные дни, когда это было запрещено православными канонами. Вторая теория связывает название молокан с рекой Молочной в Мелитопольском уезде, куда их ссылали. Третья версия связана с предпочтением молокан есть молочную пищу в тюрьмах и армии, поскольку эта пища не могла быть приготовлена с использованием свинины, которую молокане не едят. Сами молокане предпочитают ссылаться на упомянутую в Библии метафору духовного молока[37].

До указов императора Александра I 1903 г. молокане были отнесены к особенно вредным ересям и активно преследовались. Позднее гонения окончились, поэтому у молокан возникла уверенность в существовании царского указа «О свободе вероисповедания молокан и духоборцев» от 22 июля 1805 г. Однако оригинал этого указа найден не был, а его существование было подвергнуто критике сразу с момента появления разговоров об этом указе. Основанием уверенности молокан послужила записка о походе к царю поверенных от молокан Журавцова, Мотылёва и Лосева, о государственном совете, который Александр I созвал для рассмотрения их прошения, и о последующем царском указе. На основании этой записки в июле 1905 г. в с. Воронцовка Тифлисской губернии был проведен первый всероссийский съезд молокан, посвященный 100-летию дарования им религиозной свободы Александром I[38].

Молокане представляли собой не единую секту, а скорее религиозное движение с единым корнем, но с большими различиями во взглядах, песнопениях, учении и соблюдаемых праздниках. Среди таких направлений в молоканстве заметно выделяются мокрые молокане, практикующие водное крещение, молокане-прыгуны, молокане-субботники, соблюдающие иудейские обряды, дух-и-жизники, полагающие книгу «Дух и жизнь» в престоле, считая её третьей частью Библии и т.д.[39].

Молокане отличались символическим и аллегорическим толкованием текстов Библии, не признавали видимых храмов, икон и креста и почитания святых, отрицали необходимость священнической иерархии, клира и монашества, не совершали крестного знамения, не носили креста и считали грехом употребление спиртного, свинины, табака и наркотиков.

Таким образом, благоприятный для мистического сектантства в Российской империи период первой четверти XIX в. дал возможности для развития сект хлыстов, скопцов, постников, духоборцев, молокан и их ответвлений. У этих сект были определенные уникальные особенности, но также наблюдался и ряд общих черт: например, все они отрицали официальную церковь, ее обряды, иерархию, таинства и т.д. Рассмотренные нами секты, которые были распространены преимущественно сред крестьян, оказывали влияние и на привилегированные слои общества: хлыстам симпатизировали масон А. Лабзин, художник Боровиковский и князь Голицын, в Михайловском замке проходили скопнические радения «Духовного союза», созданного Е. Ф. Татариновой, И. В. Лопухин давал о духоборцах хорошие отзывы, а Александр I хорошо относился как к духоборцам, так и к молоканам. Общее увлечение мистицизмом среди государственной элиты во времена правления Александра I способствовало прекращению преследований сектантов со стороны государства.

Заключение.

Таким образом, во время правления Александра I в России наблюдается заметное распространение мистической литературы, а интерес к мистицизму активно проявляется среди высших социальных слоев и русских масонов. Издаются журналы и книги с мистическим содержанием. После 1812 г. мистицизм начинает получать поддержку от императора и князя Голицына. Однако вскоре в обществе вскоре возникает оппозиция к этому направлению, и Александр I пересматривает свои взгляды, что находит отражение в государственной политике. Основной концепцией русских мистиков была идея о личном спасении и внутренней церкви, существующей в каждом человеке, в противовес внешней, формальной церкви, и они считали ритуалы христианства необязательными. Кроме того, мистицизм эпохи Александра I отличался эклектичностью и некоторым недоверием к личному мистическому опыту по сравнению с западными течениями.

Период первой четверти XIX в. в Российской империи был особенно благоприятным для развития различных мистических сект, таких как хлысты, скопцы, постники, духоборцы, молокане и т.п. У каждой из этих сект имелись свои уникальные черты, но их объединяла общая тенденция: все они отвергали официальную церковь, включая её обряды, иерархию, таинства и т.д. Эти секты, в основном распространённые среди крестьян, оказали влияние и на привилегированные слои общества. Хлыстам симпатизировали такие личности, как масон А. Лабзин, художник Боровиковский и князь Голицын. В Михайловском замке проводились скопнические собрания «Духовного союза», основанного Е. Ф. Татариновой, а И. В. Лопухин оставлял положительные отзывы о духоборцах. Александр I проявлял доброжелательное отношение как к духоборцам, так и к молоканам. Наконец, общее увлечение мистицизмом среди государственной элиты в эпоху Александра I способствовало прекращению государственного преследования сектантов.

Список использованных источников и литературы здесь: https://vk.com/@-218753927-mistika-i-misticizm-v-rossii-v-pervoi-chetverti-xix-v