Украинская армия утратила контроль над населенным пунктом Нетайлово. Об этом сообщает ряд украинских источников со ссылкой на информацию с места ведения боевых действий.

Как утверждается в сообщении, украинская армия в настоящее время ведет бои на западной окраине населенного пункта. Российские войска, в свою очередь стремительно прорываются вглубь села, уничтожая оказывающие сопротивление разрозненных отрядов ВСУ на западе улицы Набережная. В свою очередь, противник пытается наносить удары по позициям российской армии со стороны Карловки.

Сегодняшний день явно складывается не в пользу украинских формирований, оперирующих на Харьковском направлении. Наши подразделения наносят удар за ударом, заставляя украинские формирования спешно сворачиваться с занимаемых ими позиций. Как следует из сообщений тех же украинских источников, ВСУ отступают в городе Волчанск, оказываясь на в силах противостоять стремительному натиску российской армии.

Напомним, что Нетайлово представляет собой населенный пункт в Ясиноватском районе Донецкой Народной Республики. По состоянию на 2014 год, в селе проживали более 1100 человек.

Но вплоть до последнего времени село находилось под контролем формирований украинской армии. Теперь ситуация стремительно меняется в пользу наших войск. Освобождая Нетайлово, российская армия делает очередные шаги к общему очищению оккупированных территорий Донецкой Народной Республики от формирований противника.

Источник:

https://topwar.ru/242269-ukrainskie-istochniki-soobschajut-ob-utrate-kontrolja-nad-netajlovo.html

- Николай, - выдавил мужик, плотно сжав ноги и прикрыв пах. Гельмут внутренне содрогнулся от омерзения: как отец мог с таким восторгом отзываться о русских? Как мог отрицать правоту господина Геббельса – о том, что русские хуже дикарей?! Вот же – валяется у ног, жалкий, раздавленный, словно дождевой червяк. И постоять за себя не способен.

- Какие еще селения есть рядом? – Гельмут сделал равнодушное лицо.

- Я тут недавно, плохо знаю местность.

Илюшин придвинулся, поправив висящий на бедре автомат, и сказал по-немецки:

- Врет он все. Такого покроя ботинки часто у местных видел.

- Мне кажется, ты врешь, – сказал Гельмут пленному. Николай с хмурой миной замотал головой.

- В трех километрах отсюда видел деревеньку какую-то. Больше ничего не знаю. Как называется, не знаю. Местные меня прогнали. Дажы воды попить не дали.

- Большая деревня? – влез Илюшин. На лице его засияла мерзкая ухмылка, глазки заблестели от предвкушения. Гельмут не знал, кто вызывал у него большее отвращение: вонючий мужик на земле или вечно небритый, небольшого роста живчик Илюшин. Гельмут помнил, с каким хладнокровием предатель простреливал затылки соотечественникам. Этого цепного пса следовало приструнить в ближайшее время, слишком много он стал себе позволять.

- Человек тридцать. Старики, в основном, - Пленник попытался встать, но его остановил врезавшийся в грудь сапог Медведя. - Ох!.. Глазюки у них маленькие. Они якрынами себя зовут… Странные…

- В каком смысле – странные? – заинтересовался Гельмут, но ответа не получил – Николай все еще глотал воздух, потирая ушибленные ребра. Не дожидаясь команды, Медведь отвесил ему оплеуху, но неудачно – теперь пленник вместо ответов издавал нечленораздельные звуки, лишь отдаленно напоминающие человеческую речь. Лицо его побагровело, он со свистом втянул воздух в легкие и рухнул лицом в грязь.

- Помер? – Медведь от удивления присвистнул. Потрогал артерию на шее крестьянина, нахмурился.

- Помер. Во дела! А я ж вроде и не сильно…

- Дурак, – сказал Гельмут. Медведь пожал плечами.

Гельмут посмотрел на часы: стрелки перевалили за полдень. Надо поторопиться. Не ночевать же в лесу на таком холоде. Вздрогнув, он глубже запахнул воротник шинели. Родился Гельмут в северных землях и привык к снегу, но местная погода не переставала удивлять: лето еще не кончилось, а холодина уже стоит как поздней осенью.

– Пойдем, посмотрим, что за деревня, – произнес Гельмут и крикнул остальным, чтоб садились в машину.

***

Грузовик трясся, с трудом преодолевая холмистую местность – приличная дорога закончилась давным-давно. Гельмут со скучающим видом разглядывал редкие деревца и кустарники, слушал, как чавкает под колесами жидкая грязь. Зрелище было печальным и ни в какое сравнение не шло с зелеными полями родной Германии.

- А знаешь, шеф, слыхал я краем уха про ту деревню, - сидящий за рулем Илюшин переключил рычаг коробки передач и грузовик подпрыгнул на очередной яме, – Нехорошая, говорят.

- Сказок наслушался, – буркнул Гельмут. Илюшина перевели в его взвод, когда от менингита скончался один из автоматчиков. Гельмут с детства ненавидел предателей и не соглашался брать новичка, но начальство осталось глухо к его доводам.

- Помнишь деревню, где Хог трахнул двух малолеток по очереди? – при этих словах лицо Илюшина приобрело хищное выражение, и вечно сутулый перебежчик расправил плечи. – Я там опрашивал народ, составлял карты местности поточнее. Местные про ту деревню говорят со страхом – мол, с тамошними мужиками якшаться не стоит! Странные они, не от мира сего. Один дед мне такую басню рассказал. Дескать, жил он по соседству с деревней этих якрынов… Во, я даже название вспомнил – Айгыдар их село называется. Этих якрынов даже коллективизация не коснулась – жили они себе тихо, никто к ним не ходил и они никого не трогали. Шкуры оленьи продавали иногда соседям. Только однажды мужики по пьяной лавочке подрались и прибили одного якрына. Убивцев народ, естественно, скрутил, отправили их в кутузку. А потом, понятное дело, соседи-колхозники заявились к якрынам, вернуть тело убитого родственникам. Встретили их неприветливо. Но подробностей никто не знает – мужики, вернувшиеся из Айгыдара, ничего не рассказывали. Одно странно: убийцы якрына из тюрьмы исчезли. А месяца через три нашли их растерзанные трупы в реке. По словам деда, после того убийства жить в деревне стало невозможно: сначала исчезла рыба, потом, откуда ни возьмись, напала на них неизвестная болячка – властям пришлось срочно объявлять карантин, перекрывать все дороги, ведущие к деревне. Короче, через два года эта деревенька загнулась – все, кто не помер, сами оттуда разбежались. Дед сказал, что это, мол, была месть якрынов за своего убитого.

- Занятная история, – промолвил Гельмут, глядя в окно. Илюшин ухмыльнулся:

- Ага. Хочется даже посмотреть, что за народишко такой ушлый!

Грузовик снова подпрыгнул, но не успел Гельмут проклясть все и вся, как за росшим на взгорье тощим лесочком показался толстый столб дыма. Спустя минуту к нему прибавился еще один.

- Скоро приедем! – Илюшин расплылся в улыбке. Его возбужденный вид не предвещал ничего хорошего. Гельмут сделал вид, что не заметил кровожадной радости подчиненного. Уже на первой вылазке этот перебежчик хладнокровно расстрелял двух женщин и троих маленьких детей. Работа у карателей грязная и неблагодарная, далеко не все могут привыкнуть к запаху крови, дерьма и мочи. Не каждый в таких условиях освоится. Многие просили перевода в другие части, оставшиеся солдаты матерели, набирались цинизма.

Гельмуту и самому не составляло труда пристрелить женщину - о содеянном он забывал через пару минут, но вот смерть детей оставляла осадок в его душе. А вот перебежчик без зазрения совести разрядил полный автоматный рожок в малолеток, да еще своих. И это в первый рабочий день!

Внезапно с каплями дождя на лобовое окно упали и первые крупинки снега. И с каждой секундой их становилось все больше. Снег сужал видимость, залеплял собой лобовое стекло. Словно сама природа преграждала им путь к деревне. Гельмут пробормотал:

- Вот будет замечательно, если на обратном пути дорогу завалит.

Этого следовало ожидать: местная погода обожала устраивать подобные пакости в самый неудобный момент.

- Ничего. Погостим у местных подольше. А то, поди, соскучились тут в глуши без внимания! – хихикнул Илюшин.

Грузовик трясся, взрезая колесами пласты грязи на все более сужающейся дороге; длинные ветви деревьев стучали по окнам и оставляли глубокие царапины на кабине машины. Через десять минут дорога выровнялась, стала тверже и сократилось количество полных воды ям. Когда за поворотом показался острый конец крыши большой постройки из крепких досок, Гельмут стукнул в железную стенку позади себя и крикнул сидящим в кузове солдатам приготовить оружие. Он повертел шеей в разные стороны, разминая затекшие мышцы: впереди ждала работенка. Много-много грязной работенки.

***

Измаил не любил резких перемен в жизни. Природа никуда не торопится и все изменения должны происходить размеренно и постепенно - это люди вмешались в естественные процессы, привнеся с собой скорость и суету. С другой стороны, человеческий век краток и людям надо успеть как можно больше. Это он мог позволить себе не думать о ближайших двух сотнях лет. Была у него еще одна точка зрения: вся эта суета позволяла получать град эмоций и впечатлений, что создавало иллюзию полноценной жизни. Как такие противоположные вещи могли уживаться вместе, наемник не знал. Тем более - не мог сказать, чему отдает предпочтение.

Алхимик нацепил любимую фетровую шляпу, поправил лацканы пиджака и поглядел в зеркало: на него смотрел мужчина с прямым носом, русыми волосами и пристальным взглядом серых глаз. Измаил ценил свою внешность – ничем не примечательная и среднестатистическая, она позволяла не выделяться в толпе. Все запоминали только бросающиеся в глаза детали одежды, но не лицо. Отрываться от сладкого ничегонеделанья желания не было - если б не растормошивший его звонок, он и дальше бы валялся в шезлонге в садике возле своего дома.

Он поглядел на часы: клиент подойдет к назначенному месту через сорок минут. После истории с сынком бизнесмена Измаил прославился как эксперт по необычным делам и соответствующие предложения не заставили себя ждать. Большую часть заказов алхимик отклонял, но когда собеседник по телефону вместо приветствия шепчет: «Я не хочу умирать!» – это, конечно, интригует.

Клиента наемник заприметил сразу: высокий и худой, как каланча, кареглазый мужчина в мятых джинсах и ветровке был заметен издалека. Он остановился на площади, выискивая взглядом алхимика. Обождав с минуту, Измаил с дружелюбной улыбкой помахал ему рукой.

- Моей жизни угрожает опасность! Вы должны меня защитить! – не обращая внимания на прохожих, выпалил незнакомец. Тяжело дыша, он упал на скамейку рядом, Измаил инстинктивно отодвинулся от него: клиента окутывал удушливый ореол - мужчина зверски потел, но несло от него не потом, а чем-то более стойким, тяжелым и специфическим.

- Вы сказали, что вас зовут Артем Гельвич? – Измаил решил не тратить время на сантименты.

- Да. Вы должны помочь мне!

- Погодите. Я, во-первых, не помогаю бесплатно, а во-вторых…

- Они скоро найдут меня!

- Кто – “они”?

Плечи Гельвича поникли, взгляд его подернулся мутной пленкой.

- Не знаю… Я их не видел. И понятия не имею, что они собой представляют.

Ответ смутил Измаила – не хватало еще тратить время на параноика. В глубине сознания мелькнула мыслишка, что можно потакать фантазиям сумасшедшего и потихоньку выкачивать денежки из него. Идея была хорошая, интересная. Гельвич заторопился:

- Понимаете, здесь все очень сложно…

- Не существует ничего простого, - Алхимик зевнул и как бы невзначай кинул взгляд на часы.

- Понимаете, у меня умерли все близкие родственники. Много лет назад был убит отец, три года назад убили брата, на куски разорвали. И я буду следующим!

- Вы уверены, что это не совпадения? – Измаил не смог скрыть своей заинтересованности. Гельвич бросил бессмысленный взгляд на яркую вывеску магазина напротив, посмотрел на снующих туда-сюда прохожих. Уверенности на его лице заметно не было.

- Не могут это быть совпадения! – скрипнул зубами клиент. Он пригладил непокорный вихор на голове и продолжил:

- Мой дед умер так же, как и отец, и Сашка. Одинаково жестоко. Все убийства не раскрыли. Отца нашли в кабинете – стены все заляпало кровью. Сашку нашли на лестничной площадке между этажами - выносил мусор. На его крови поскользнулась соседка и сломала ногу. Что деду, что отцу, что брату исполнилось в момент смерти по тридцать три года. Может это быть совпадением?

- Хм. А вам сколько лет? – Измаил закинул ногу на ногу и достал пачку сигарет из кармана.

- Через две недели исполнится тридцать три, – при этих словах веки Гельвича нервно задрожали, он облизнул пересохшие губы.

- Понятно… - Протянул Измаил. – И вы хотите, чтобы я помог пережить вам свой день рождения?

- Родственники умерли в разное время. Отец утром пришел на работу, через час коллеги услышали его крики. Это было в августе. Брата нашли поздно вечером, в декабре. Я не знаю, когда за мной придут…

- Вы же понимаете, что я не могу круглосуточно возиться с вами?

- Поэтому вы должны вникнуть в суть происходящего, – Гельвич посмотрел Измаилу прямо в глаза.

- Это будет стоить дорого. И, разумеется, гарантий я дать не смогу. Вы это понимаете? Даже если возьмусь за это дело… сложно начинать расследование, не зная вообще ничего.

Гельвич опустил плечи и сцепил пальцы.

- Некоторое время назад мне начали сниться кошмары. Я не помню все детали, в памяти отложилось только, что я стою по колено в снегу, мне очень холодно. В руках у меня пистолет. Потом из снега медленно поднимается темная фигура, невысокая, коренастая. Мне кажется, это была женщина; и каждый раз она несет какую-то тарабарщину, – Гельвич заерзал и вдруг сиплым голосом выдавил из себя:

- Нам морти якрын. Шуртын имрам егд талаз егд артын! Вот что она говорит каждый раз. Это я хорошо запомнил.

Измаил похлопал себя по колену. Дело намечалось интересное, но информации маловато. Да что там, количество ее упорно стремилось к нулю: кошмары, отечественный вариант “Клуба 27”, подозрения и догадки – этим все исчерпывалось. Вдруг алхимику бросилась в глаза расцарапанная рука Гельвича – и шестеренки в его мозгу заскрипели, задвигались. Измаил достал записную книжку.

- Так, повторите-ка эту фразу. И еще я хотел бы попросить вас прогуляться со мной до моего дома.

- Зачем? – щеки Гельвича слегка порозовели.

- Обсудить финансовые детали. Ну, еще мне потребуется взять у вас немного крови.

***

К занявшей центральное место на дубовом столе пробирке с кровью присоединилось еще несколько пузырьков разного цвета и размера. Лаборатория располагалась в подвале. Алхимику не доставляло большого удовольствия часами работать в прохладном, неотапливаемом помещении, но, к его большому сожалению, лишь подвал позволял вместить все нужное оборудование. Наемник уже не первый год мечтал о доме побольше и возможности работать при солнечном свете, а не безжизненном свечении ламп.

Кровь являет собой не просто набор цепочек ДНК - в куда более широком понимании она напоминает своеобразный жесткий диск, постоянно накапливающий информацию о своем носителе и передающий собранное потомкам. Она несет в себе все до единого воспоминания и чувства ваших умерших дедов и прадедов, бабушек и прапрабабушек. Редкие умельцы с помощью капли крови могут не просто показать клиенту всю тяжесть жизни пращура в Средние века, а дать возможность ощутить эти тяготы на себе. Измаил числился среди таких мастеров.

Главная сложность состояла в том, чтобы извлечь эти массивы данных неповрежденными - чем старше информация, тем сложнее ее достать. Во многом это напоминало работу археолога – требуется много скрупулезных усилий и терпения, дабы выковырять из земли ценные артефакты. Измаил положил на стол полиэтиленовый пакет с листьями и другой – со стеблями. Предстоящая ночь уйдет на выгонку экстрактов, потом потребуется в точности до миллиграмма рассчитать и вымерять нужное для эликсира количество. Ошибка – и информация окажется неполной или искаженной.

Измаил умел работать сутками без сна и отдыха. Секрет заключался в абсолютном сосредоточении. Для начала голова освобождается от лишних мыслей, - выкидывается все, что не связано с задачей. Далее работа разделяется на фазы, каждый процесс держится в уме и проводится ровно, когда нужно – не раньше и не позже.

Главное, не сбиваться с ритма: одно лишнее движение или неуклюжий хлопок дверью собьют настрой и придется напрягаться по новой. Если же все пошло как надо, то… пару раз моргнешь, а за окном уже светит солнце.

Когда Измаил оторвался от стола, мышцы на спине затекли настолько, что невозможно было разогнуться, а ноги занемели, потеряв чувствительность от слабого притока крови. Настенные электронные часы показывали, что прошло двое суток. Алхимик медленно поднялся, терпя пронзительную боль в суставах. В небольшой бутылочке в его руке плескалась розовая жидкость. Измаил размял ноги, попрыгал на месте - времени на отдых не оставалось. Он залпом проглотил содержимое пузырька. На вкус жидкость отдавала кислецой.

Алхимик расслабился и закрыл глаза. Разум заволокло туманом: мысли с трудом ворочались в голове, воспоминания притихли, вместе с тем из толщи подсознания проталкивалась вперед большая, светящаяся сфера. Измаил мысленно протянул руки и схватил ее – шар засиял еще мощнее, и алхимика затянуло внутрь.

***

Холод. Ледяной холод пронизывал тело, морозил пальцы и щеки, норовил пролезть в глотку и застудить кишки. Запах гари продрал легкие алхимика и вызвал приступ неудержимого кашля. Измаил открыл глаза: он стоял в двух метрах от горящей избы, строение пылало так, что его не могли затушить снег с мелким дождем. Воздух разрезал женский крик, за ним последовали ругательство и выстрел. Измаил повернулся к низенькому, крепкому солдату с дымящимся автоматом в руках.

- Медведь, сказал же, держи всех на виду! – прикрикнул Измаил на подчиненного, тот сжал губы и потупился. Жителей деревни – теперь уже тридцать человек – собрали тесным полукругом на главной улице. Внешностью местные сильно напоминали эскимосов: такие же коренастые, с короткими ногами, но повыше ростом, с бугристой кожей и глазами-бусинками цвета морской волны. Женщины заметно нервничали, но мужчины, к удивлению Измаила, оставались невозмутимыми - все они сидели на земле в позе лотоса, сложив руки на коленях, бормотали сумятицу на своем каркающем наречии. Детей найти не удалось. Измаил сомневался, что родители успели попрятать малых - отряд нагрянул неожиданно для всех.

- Будете слушаться - не будет проблем. Мы не желаем вам зла, – говорил по-русски невысокий солдат, при этом палец его оставался на курке автомата. Ответом ему были женский плач и молчаливое презрение мужчин.

- Что, никто языка не знает? – почесал щетину Илюшин. Размахнувшись, ударил в живот старуху с криком: “Русский знаешь?!”

- Не понимает она тебя, – сказал седобородый старик из гущи толпы. Говорил он, не открывая глаз. Его лицо землистого цвета напоминало безжизненную маску. Гельмут неожиданно восхитился этим: сам он в такой ситуации, как минимум, встревожился бы.

- Что вы хотите от нас? – спросил старик.

- Еда. Мука, вяленые рыба и мясо, хлеб, сладкие булочки, золото, ракушки – все, что у вас есть! – перечислил Илюшин с фирменной паскудной ухмылкой.

- Бог говорил, что чужаки никогда не приносят добро со собой. Говорил, что мы должны рассчитывать только на себя - я ни разу не усомнился в его словах, хозяин был четырежды прав. Нельзя было медлить с тем одиночкой, стоило убить его здесь, на месте – тогда все могло быть иначе. Это моя вина, решил, что он не принесет нам вреда. Я опозорил хозяина, он не откликается на наш зов… Забирайте все и оставьте нас в покое, – голос старика оставался ровным, как озерная гладь в безветренную погоду. Измаил увидел, как ощерился не ожидавший такого ответа солдат, как задрожал его палец на курке. Старик продолжал:

- Но вы убили мою внучку. Согласно нашим традициям, я обязан убить убийцу.

Илюшин со смешком перевел слова старика Медведю, и тот зашелся в приступе хохота.

- А если он убьет тебя сейчас, как ты тогда отомстишь? – с издевкой поинтересовался Илюшин. Старик приоткрыл один глаз, взглянув на солдат.

- Смерть - не преграда. Наказание будет все равно.

- Посмотрим!

Илюшин расставил ноги шире, прижал приклад к бедру и выпустил очередь по толпе. Старик захлебнулся кровью и повалился набок. Одновременно с ним упали две женщины позади него. Толпа заволновалась, подалась в стороны, кто-то прыгнул лицом в снег. Не выдержали даже мужчины, большая их часть метнулась прикрывать своими телами жен.

- А ну стоять! – бешено взревел Медведь и дал несколько коротких очередей в крестьян. Измаил не мешал, видя, что ситуация вышла из-под контроля. Вынув из кобуры “люгер”, он пустил пулю в лоб мужику, пытавшемуся сгрести обратно выпавшие кишки. К запаху гари прибавился запах крови и дерьма – знакомый и ненавистный запах, от которого никуда никогда не деться. Это чертова данность. С ней предстояло жить. Потому что это – цена, которую он платит за свою благополучную жизнь. В ногу Измаилу вцепилось что-то твердое и мокрое. Он опустил взгляд: тот самый старик все еще был жив. Кровь, вылившись из его рта, прочертила след по земле длиной в несколько метров.

- Нам морти якрын. Шуртын имрам егд талаз егд артын! – прохрипел старик, прежде чем замереть навсегда. После этих слов у Измаила закружилась голова, ему стало дурно. В ушах зажужжало, будто рядом роился легион мух.

Через секунду все изменилось: Измаил очнулся в теплой, просторной гостиной – телевизор в углу, часть стены занимает большой книжный шкаф, рядом журнальный столик и диван. Он сам одет в домашние штаны и рубашку в клеточку. За окном виднелся цветущий сад; на кухне слышалось женское пение, оттуда же неслись ароматы тушеного мяса – супруга готовит праздничный стол к его дню рождения.

Сегодня ему исполнилось тридцать три года – возраст Иисуса, когда он умер. Измаил, впрочем, не собирался умирать. Все его грехи остались в прошлом. Связанные с ним бумаги уничтожили еще до захвата Берлина. За прошедшие три года ни один полицай не поинтересовался, что он делал на войне - а это значит: свобода, окончательная и бесповоротная! Новая глава в жизни. Огорчало, что мирную жизнь он видел другой – богаче и насыщеннее событиями.

Он искал ручку и бумагу, когда до его слуха донеслось жужжание - то самое, что он слышал три года назад в той деревушке под Мурманском. Измаил взволнованно прошелся по гостиной, держа ручку в ладони. Схватил стакан с водой и осушил в один глоток. В мозгу пронесся калейдоскоп воспоминаний, о которых он мечтал забыть.

Жужжание усилилось, стало ближе. На журнальный столик приземлилась муха - не просто большая, а огромная, раза в полтора больше обычных, да еще с блестящей красной спинкой. Насекомое уселось на краю столика, почесывая лапки. Прежде чем Измаил успел свернуть газету, она взвилась в воздух, сделала широкий зигзаг и вцепилась ему в щеку - укус был болезненный, больнее, чем укус овода. По скуле Измаила стекла капелька крови.

В одно мгновение все изменилось. Но Измаил не мог сказать, что именно. Загустел воздух в комнате, тени в углу удлинились и почернели, заглох шум посуды на кухне. Эти изменения не были осязаемы, их можно было только почувствовать. Измаил открыл форточку, но свежий воздух не пошел. Как будто Измаила отделили от внешнего мира, незаметно для него самого поместив в прозрачную капсулу. Душу бывшего солдата охватила тревога: опасность рядом, она совсем близко! Но где?! Откуда придет удар? Он не знал, и это и пугало больше всего.

Из темноты коридора вышла черная фигура, нечеткая и неясная. Замерла на пороге. По силуэту незнакомца пробежала рябь. Не успел Измаил открыть рот, как глаза его затянуло черной, шевелящейся пеленой, а глотку и ноздри залепили комом грязного снега. Дыхание перехватило. Кожу обожгли миллионы уколов копий. Алхимик хотел закричать, но неведомая сила не давала пошевелить челюстью. Измаил не раз видел агонии умирающих, но никогда не мог представить, что сам испытает куда худшие муки.

Продолжение