Ещё около часа ему пришлось наблюдать, а его напарнику слышать, игры ребятни во дворе близ дома, споры прохожих, да вспыхивающие и быстро угасающие склоки пьяниц.
Вскоре, вся эта картина дополнилась ещё одной деталью.
По дороге, расплёскивая грязь, грациозно скакала четверка гнедых, ведомая кучером в черной богатой одежде, украшенной вышивкой из серебряной нити. Сам кучер сидел на козлах настоящего чуда! Это чудо было сделано из красного дерева, по бокам его обделали золотом, да не просто обделали, а украсили продолговатые, идущие по всей высоте повозки, прямоугольные золотые углы – скобы узорами, похожими на вьющиеся диковинные растения. Как будто этого было недостаточно, кончики растений дополнялись разноцветными драгоценными камнями. Крыша повозки была выпуклой: четыре ребристых, деревянных лепестка, изгибаясь, соединялись серебряной луковицей. Прорехи между изогнутыми частями крыши были заполнены неизвестным красноватым металлом. Вся конструкция опиралась на массивную подставку из того же красного дерева.
– Едут, едут! – воскликнул Крег.
Хуман, оторвавшись от созерцания небес, оперся одной рукой о стену, у которой стоял его напарник и выставил свою голову над его:
– Так, сейчас ждём. Выскочишь за шкатулкой, когда начнётся балаган. Что делать помнишь? Повтори.
Крег послушно пересказал заученный план действий, который Хуман придумал за две недели до этих событий, когда, расспрашивая своих знакомых в кабаке о том нет ли нигде в этом городке возможности подзаработать, узнал о визите знатной дамы к своей подруге. План заключался в том, что Хуман заплатит местным забулдыгам за то, чтобы в нужный час они подорвали несколько шутих друг за другом: неподалеку от того дома, куда заедет богачка. И когда народ (ну или большая его часть, этого было достаточно) сбежится на устроенный шум, они украдут из кареты шкатулку и ещё кое – что. Точнее кое – кого. Дама хотела приехать не одна, а со своей дочерью. Дочь знакомую своей матери дико недолюбливала, и, поэтому, должна было остаться сидеть в карете. Её Хуман должен был отдать местным бандитам, которые хотели использовать полученное как предмет для торга с тем самым купцом.
Пока напарники совершали последние приготовления, карета подъехала к дому. Ребятня, которая редко видела что – либо настолько изящное, окружила карету, восторженно тыча в неё пальцами и что – то обсуждая. Один из них подошел к её двери, на которой неизвестный мастер сделал с помощью мозаики льва, и хотел было к ней прикоснуться, но не успел. Дверь резко распахнулась, из – за чего мальчишка отшатнулся, едва не упав. Из внутренностей передвижного дворца вышла полноватая женщина в платье молочного цвета, соломенного цвета волосы с редкой проседью были собраны на затылке узлом и перехвачены сеткой. Она оглядела обступившую карету ребятню, затем взгляд её зелёных глаз сфокусировался на мальце перед ней:
– Чей это щенок? А? – раздался басовитый, мерзко хрипящий голос. – Эй, холопьё! Уберите свой выводок отсюда, пока я не приказала слуге его выпороть! Пшёл вон, сопляк!
Она уже было замахнулась на замершего в испуге ребенка, как к нему подбежал мужчина, видимо его отец. Он ухватил отпрыска за руку и повёл прочь, мимо опешившей от всей этой грозной тирады толпы остальных детей.
Дама проводила их глазами, прищурившись от взыгравшей в ней злобы. Затем закрыла за собой дверь кареты и пошла к дому. Она не дошла до него нескольких шагов, как дверь отворилась, и из неё вышла хозяйка:
– Здравствуй, дорогая! – подруги обнялись и расцеловали друг друга в щёки. – Отчего ты так тяжело дышишь?
– У местных мещан никакой почтительности! – богачка обернулась к толпе детей с родителями, одарив тех таким взглядом, каким обычно смотрят на кучу дерьма. – Надо бы научить их манерам как – нибудь. По тридцать плетей каждому, и на хлеб с водой на неделю! Будут как шелковые, уверяю тебя.
– Ну будет тебе, идём в дом. Стол уже накрыт! – сказала её подруга, после чего, обе скрылись в недрах трёхэтажного здания.
«Я бы посмотрел, как ты их выпорола. И что бы с тобой потом случилось, - подумал Хуман, зло усмехаясь. – В городе, половина которого контролируется преступными группировками, и на одной из территорий влияния которых ты сейчас оскорбила местных жителей.»
Словно подтверждая его мысли, тот самый мужчина, что забирал сына от взбесившейся дамы, зло сплюнул себе под ноги и глядя на карету произнес:
– Дворяне ёбаные, блядь! Мы вас запомнили. Вы из этого города теперь просто так не выберетесь, суки!
Обомлевший кучер хотел было что – то возразить, но под взглядом кровожадных глаз съежился и затих.
Дождавшись, когда раздадутся хлопки и народ сбежится к месту происшествия, Хуман сказал напарнику:
Крег рысцой побежал к карете, на ходу вынимая из кармана глиняный горшочек, размером с яблоко. Подбежав к глядящему на него удивлёнными глазами кучеру, он закрыл рот и нос ладонью и кинул бомбу под ноги первой пары лошадей. По недоразумению она не долетела немного до земли и разбилась о копыто животного. Выплывшее зелёное облако окутало всех гнедых и кучера, который, во время взмаха Крега рукой, видимо догадался к чему все идет, и вскочил с седалища. Мгновение, и дым растаял, а возничий вернулся на свое место. Сев, он закрыл глаза и начал мерно сопеть.
Удовлетворённый проделанной работой, вор подошёл к двери и уже было собирался её открыть, когда услышал из – за двери дома, в который некоторое время назад вошла дама возглас:
А за ним знакомый басовитый голос:
– Стой! Я тоже хочу посмотреть.
Он достал ещё один горшочек, открыл дверь дома и кинул его внутрь. Затем закрыл её и пошёл к карете. Встав перед ней сунул руку себе в карман, доставая очередной “подарочек”, секунду замешкался, полюбовавшись мозаикой на дверце, затем отворил её и проделал все те же манипуляции, что и некоторое время назад.
Хуман, все это время наблюдавший за происходящим с безопасного расстояния, поняв, что все удалось устремился к Крегу.
Подождав некоторое время, Крег отворил дверцу кареты и полез внутрь. Он увидел внутри, на одной из двух стоящих друг на против друга, обитых дорогой тканью, скамеек, девчушку лет пятнадцати, с каштановыми волосами, одетую не менее богато, чем её мать. Девушка лежала без сознания, её волосы расплескались по седалищу, а ожерелье с изумрудом в золотой оправе и на золотой цепочке свисало вниз, покачиваясь в такт дыханию.
На другой скамейке вор увидел вторую цель своего визита – серебряную шкатулку, которая закрывалась на крючок. На крышке была выгравирована рыба с загнутым хвостом, что служил ей опорой для стояния на волнах, шедших ниже.
Положив шкатулку в карман, он взял девушку под руки и потащил к выходу. Вытащив её из кареты на четверть, он услышал голос:
– Давай живее! Шкатулка там была?
– Да, была. Она у меня в кармане, – ответил он.
– Добро. Давай груз, и побежали, пока народ не вернулся, – сказал Хуман, после чего перехватил “товар” у напарника и взвалил на плечо.
– Хм, какая пушиночка, прямо как мешок картошки. Хвала богам, что дворянские дети не так сильно любят баловаться лакомствами, как их родители! – он кивнул в сторону гостевого дома, где в сонном царстве пребывали дама и её подруга.
И они потрусили прочь оттуда, тайными путями, известными лишь Хуману. Мимо покосившихся домиков с поросшими грибком стенами, сквозь проулки, в которых ютились бездомные. Прямиком во внутренности города Фоки, в ту его пораженную скверной часть, которая, подобно чуме, скашивала своей отравой каждого, кто к ней попадался.
Кап – кап – кап! Вода просачивалась сквозь щели между досок навеса, как змея меж стеблей травы. Старик Конрой сидел на дубовой скамье в прихожей старого здания и чинил молоток: чертова железяка не хотела крепиться обратно к рукояти.
«И зачем только ударил со всей силы при допросе? Мог бы просто прикрикнуть на того юнца, он бы и раскололся. Нет! Надо обязательно чтоб ему было страшно! Чтоб в портки наложил! Вот сиди теперь, Конрой – старый дурак, чини молоток…» – сокрушённо думал старик.
Его раздумья прервал громкий стук в дверь.
– Иду, иду. Мать вашу, не долбите так! Дверь не казенная! – громко ворчал он, подходя к двери и отодвигая железную панельку, чтобы посмотреть, кто пришёл. – Это кто так к нам спешит? Долги отдавать что ли идёте? Просрочили, да? Вы смотрите, у нас с просрочившими разговор короткий – бац по головушке и в канаву!
– Я все свои долги давно отдал. Конрой, открой уже дверь, не томи! Не хочу дальше мокнуть, – услышал сторож ответ.
– Хуман? Ой, зараза мелкая! – Конрой отодвинул ржавую щеколду и запустил внутрь двух молодых парней в промокшей до нитки грязной одежде.
Один из них – парень с длинными до плеч каштановыми волосами, спутавшимися из – за воды, тащил на плече молодую девушку.
– Она, – утвердительно кивнул Хуман. – Так, вот этот с тобой здесь посидит. Байки ему свои потравишь. Ну те, которые мне рассказывал.
Он указал в сторону своего напарника, затем перекинул “груз” с плеча на руки и пошёл к лестнице, ведущей наверх дома.
– Хорошо, опять с порога прямо к делу, – проворчал старик. – Ни ответа, ни привета. Никаких манер! Эх, молодёж…
– Но ты то, плюгавый, от старика не убежишь?
Конрой лукаво прищурился, глядя на Крега.
– Н-н-нет. Не убегу, – промямлил тот в ответ.
– Ну и замечательно! – улыбнулся старик. – Садись, покумекаем.
Хуман кряхтел, поднимаясь по запыленной лестнице. ”Когда уже господин Святой соизволит отдать своей шайке – лейке приказ на ремонт этого барахла? Она же под ногами скрипит! А некоторые ступени в трещинах!” – думал он, пока одолевал последние ступеньки. Поднявшись, он немного отдышался, затем побрел по освещенному лампами коридору к нужной двери, у которой сидел здоровый, как бык, детина с бритой головой, потачивая нож и что – то напевая. Хуман встал напротив него и спросил:
– У себя, поздорову, бродяга, – здоровяк хотел пожать пришедшему руку, но когда увидел, что руки у гостя заняты, встал и открыл для того дверь.
– Спасибо, – пропыхтел Хуман.
– Должен будешь, – Купол ухмыльнулся и запер за собеседником.
Комната была просторной. Освещалась такими же лампами, что и в коридоре. Слева от входа стояли клетки в человеческий рост. Две штуки: одна уже была занята парнишкой в замызганном грязью фраке, цвет которого был слабо различим, но кажется, что это был чёрный. Руки пленника были связаны, изо рта торчал кляп. Веселую картину дополнял стол, за которым курил трубку мужчина средних лет. Он посмотрел на вошедшего потом на то, что у того в руках, снова на вошедшего, снова на “груз” – и так несколько раз. Затем его губы растянулись в довольной улыбке, растягивая кожу, поросшую черной, местами седой, щетиной, и он сказал:
– Ну наконец – то! А ты, мальчик мой меня опять не подвёл! – у него был сильно прокуренный голос.
– Здравствуй, Святой Гринхельт, – поприветствовал Хуман, переминаясь с ноги на ногу.
Мышцы, после марш броска через кварталы, ныли и требовали отдыха.
– Ну сколько раз говорил - для тебя просто Гринхельт. Без титулов. Товар положи в клетку, пожалуйста, кляп и веревка около дверцы, – он показал в сторону свободной клетки, у входа в которую лежали моток веревки и тряпица.
Пока Хуман возился с девчонкой, Святой пялился в потолок, плавая разумом в собственных воспоминания. Закончив, молодой вор присел на стул, напротив хозяина дома. Тот, оторвавшись от созерцания покалеченного временем потолка, перевел взгляд на Хумана и сказал:
– Ну, сразу к делу. Твоя награда за девку – это шкатулка с драгоценностями и мои сто золотых, – он вынул из кармана мешочек и протянул его через стол.
Дождавшись, пока Хуман пересчитает содержимое и уберёт монеты за пазуху, продолжил:
– Я слышал, что наша принцесска любит побрякушки. Что – то я на ней их не вижу. Зрение подводит что ли? А, нет. Не подводит. Слямзали, да? Решили обмануть бедного Гринхельта? – Святой состроил разочарованную мину.
Хуман смотрел на него с каменным лицом. Эти гляделки продолжались некоторое время. Потом мужчина резко засмеялся:
– Шуткую, забей! Что мину кислую выдаешь?
– Мы ограбили карету на территории Борова. Деньги – это, конечно, хорошо. Но не будет ли у нас потом проблем? Ты говорил, что всё объяснишь после дела.
– А-а-а! Ты за задничку свою переживаешь, – он снова рассмеялся. – Резонно в принципе. Но ты что ж, думаешь, что я тебя после стольких лет совместного промысла кину? Вспомни, я ж тебя мальчишкой подобрал, всему мы тебя научили, кормили, поили, а ты: “Не будет ли проблем?”. Эх!
Мужчина сокрушенно покачал головой:
– Ёкнет сейчас моё сердечко, инфаркт схвачу,и поминай как звали! – хозяин смахнул указательным пальцем выступившую слезинку.
– Хватит комедию ломать, Грин, – ответил ему Хуман. – Ты прекрасно знаешь, что я не имел в виду кидалово. Скажи, как мы обезопасили себя от ответных действий Борова.
– О! Уже мы? Так ты все – таки не эгоист и нас всех любишь? – брови Святого поползли вверх, дополняя еще одним штрихом картину его ухмыляющегося лица.
Но, увидев, что Хуман снова хочет пойти в словесную атаку, он выставил ладонь перед собой и молвил:
– Ладно – ладно, не кипятись. Шучу я, шучу!
Гринхельт согнул левую руку в локте, оттопырил пятерню, загнул мизинец, произнёс:
– Во – первых, тебя никто не видел во время дела… Не видел же? – Хуман отрицательно покачал головой. – В-о-о-т. Значит никаких доказательств того, что мы промышляли на чужой территории нету. Просто кто – то случайно забрёл и набедокурил.
Грин загнул следующий палец:
– Во – вторых, если даже Боров полезет сюда разбираться, то это уже война. А война ему ой как дорого обойдётся! Остальные кланы лезть не будут, потому что он не прав, так что помощи ему ждать неоткуда. Ну и в – третьих, – он загнул средний палец, – выход мы вам обезопасим. Пойдёте через тоннель. Он выходит прямо за город.
– Тонель? Когда успели? И как? – удивился молодой вор.
– Благодарим Земного Червя за сиё подношение! – Гринхельт картинно возвёл очи к горе, подняв руки к верху.
– А… Ну да. Как я не подумал, – Хуман вздохнул.
