В 42 из 89 субъектов России наблюдается спад промышленности — и это на момент августа 2025. Нам говорят о реиндустриализации страны, о возвращении на путь промышленного производства — но тенденция появилась явно не вчера, и статистика показывает: глубокие экономические проблемы не переломить за пару лет.
Сильнее всего от промышленного кризиса страдает Кузбасс — регион, уголь которого греет всю страну, гибнет из-за дефицита местного бюджета, который составляет 34% — самый высокий показатель во всей стране. В Кемеровской области один из самых низких показателей роста доходов, и он даже не перебивает инфляцию. Задержки зарплат снова стали нормой жизни — мы возвращаемся в 90-е. Все эти печальные показатели — результат продолжающегося уже 20 лет угольного кризиса, в ходе которого закрылось уже более 300 угольных предприятий. А за последние пять лет потеряна еще сотня[1]. Чиновники понимают, что переломить ход деиндустриализации невозможно, и цинично советуют горнякам «увольняться с кризисных предприятий».
Корни угольного кризиса лежат в варварско-сырьевом характере индустрии — это особенность российской экономики. За период 2004-2008 гг. доля добывающей промышленности в валовом региональном продукте (здесь и далее — ВРП) выросла с 20,6% до 28,4%, в то время как доля обрабатывающей промышленности сократилась с 24,5% до 19,8%. То есть регион, как это бывает во многих частях России, перешел от переработки к добыче — фактически откачке ресурсов напрямую из недр.
В конце десятилетия проблема стала настолько ощутима, что не замечать ее существование стало невозможным. Власти провозгласили курс на глубокую переработку угля, т. е. на повышение доли наукоемких перерабатывающих предприятий в экономике региона[2], однако по данным за 2022 год, доля обрабатывающих производств в ВРП Кузбасса составляет 10,9%. На протяжении всех 2010-х экономика региона все сильнее и сильнее зависела от колебания цен на уголь и металлы на международных рынках — что сделало ее крайне уязвимой по отношению ко всем кризисным явлениям.
Только вот, если цены на уголь постоянно колеблются, то себестоимость его добычи и транспортировки растет стабильно. С каждым годом добыча угля становится все менее и менее выгодной — но слезать с сырьевой иглы сами знаете, очень неприятно и очень сложно[3]. Стоит ли говорить, что, когда вывоз угля на международные рынки в 2022 году стал существенно осложнен, и Кузбасс это ощутил одним из первых?
ЛОГИКА СЫРЬЕВОГО РЫНКА
Кстати, о логистике тоже есть что сказать. Инфраструктура региона подчинена угольной промышленности, особенно это касается железнодорожной сети. Логистика работает во многом «в минус», ведь экспорт угля из региона значительно перевешивает импорт, а значит, в сторону региона вагоны часто идут порожними. Это создает конфликт между транспортным и угольным капиталом, т. к. первый заинтересован в «оптимальном» использовании логистических сетей, а второй — в том, чтобы добытый уголь не простаивал. По данным РЖД, убыток в 2024 году составил 209,7 ₽ млрд. Компания пытается компенсировать убыток за счет индексации тарифов на порожние вагоны. Рост тарифов напрямую ложится на их себестоимость, снижая и без того падающую рентабельность[4].
Таким образом, мы оказываемся в ситуации, в которой статус-кво невозможен, но и «починить» экономику, не сломав другие отрасли, нельзя — типичная симптоматика сырьевой модели экономики.
Впрочем, резкие изменения на международном рынке создают неприятные обстоятельства и для угольщиков, и для транспортных компаний. В 2022 году, к примеру, случилась воистину трагикомичная «пробка» на железной дороге. Происшествие это связано с тем, что тот уголь, который из-за санкций не смог пойти на запад, был переправлен на восток, но транспортная система была не способна справиться с возросшим потоком, и в итоге железнодорожного коллапса количество угля, пришедшего в Индию и Китай, не просто не увеличилось, а даже уменьшилось. Администрация региона потребовала от федеральных властей «утвердить детальный график отправки поездов, застрявших в регионе»[5]. Думаю, наш читатель сам прекрасно понимает, что глава региона фактически признал смерть рыночной экономики без «костылей планирования».
На протяжении всей истории современной России более половины инвестиций Кузбасса шло именно в сырьевую отрасль. Постоянно звучали речи о том, насколько это вредно, и насколько для региона важна диверсификация. Говорили и о том, что, несмотря худо-бедное сохранение уровня жизни самих горняков, средние доходы жителей Кузбасса с каждым годом становятся все ниже и ниже относительно доходов жителей других регионов страны. Говорилось и об экологии. И о том, что неразвитая инфраструктура мешает развиваться даже золотому тельцу сырьевого спектра[6]…
Но говорить про проблемы и решать их — разные вещи. В условиях современного капитализма их решение просто-напросто невыгодно, ведь такие телодвижения требуют инвестиций, которые не смогут отбиться завтра, послезавтра и даже через годы — зачем, если есть возможность вложиться в сырьевой спектр, который окупится моментально? И если, конечно, не наступит какой-нибудь кризис…
Было бы удобно и приятно обвинить во всех проблемах Кузбасса нерадивых местных чиновников, но они тут имеют лишь второстепенную роль: капитал по своей природе стремится туда, где норма прибыли максимальна, а риски минимальны, т. е. в сырьевой спектр региона, обладающего 60% запасов российского коксующегося угля. Инвестиции в обрабатывающую промышленность, высокие технологии и наукоемкие производства требуют больших сроков окупаемости, сопряжены с высокими рисками и изначально имеют более низкую норму прибыли по сравнению с добычей и экспортом сырья. Кузбасс с его колоссальными угольными запасами стал идеальной периферийной зоной для метрополий российского и международного капитала. Его роль в системе общественного разделения труда была предопределена — сырьевой придаток. Было не просто «выгодно», а рационально инвестировать в новые разрезы и шахты. Проблема Кузбасса не в «плохих чинушах и буржуях» — проблема Кузбасса в самой логике капитализма.
Можно ли поправить положение региона в условиях плановой экономики? Да, можно. Мы рискнем сказать, что только в рамках плановой экономики, свободной от перекосов и кризисов капитализма, это действительно возможно. Капиталистическая экономика по самой своей сути накладывает на регион бремя региональной эксплуатации: отсюда извлекается норма прибыли, а социальные и экологические издержки ложатся на плечи местного населения и регионального бюджета. И опять же, такая ситуация всех устраивала, пока на бумаге экономика региона росла.
В начале статьи упоминался совет горнякам уходить с убыточных предприятий. В этом отношении чиновники лишь перекладывают на трудящихся логику поведения эксплуататора, ведь если шахта или разрез становятся нерентабельными, их закрывают, а капитал может просто уйти в другой сектор или регион. А что остается Кузбассу? Так мы и оказались в тупике угольного кризиса. Ситуация с Кузбассом не уникальна, а показательна. Тут ярче всего виден разрыв между логикой капитализма и логикой общественного развития. Часто то, что выгодно для капитала в краткосрочной перспективе, оказывается губительно для общества и экономики на большой дистанции.
Восстановится ли экономика региона после этого кризиса? Да, конечно — капиталистической экономике свойственна смена фаз кризиса и роста. Но решатся ли те системные проблемы, из-за которых этот кризис возник? Как показывает время — нет. Нет, системные проблемы Кузбасса не будут решены, пока капиталистическая формация не сменится более прогрессивной.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Проблема Кузбасса ясно показывает, что капитализм находится в кризисе и что свой срок как социально-экономическая формация он отжил. Однако жители региона страдают от последствий кризиса здесь и сейчас — и было бы преступно говорить им, что все их тяготы испарятся, как только наступит социализм.
Во-первых, первой мерой по преодолению логистического кризиса должен являться отказ от рыночных механизмов функционирования железных дорог. Необходимо обратно заменить ОАО «РЖД» на существовавшее раньше Министерство Путей Сообщения, тем самым ликвидировав отмыв денег, обрезав заоблачные зарплаты членов совета директоров, а также исключив погоню за прибылью — в столь стратегически важной отрасли экономики, как ж/д перевозки, об этом не может идти речи. Также необходимо создать чрезвычайный штаб при федеральном правительстве с включением в него представителей администрации региона, угольных компаний и МПС. Штаб мог бы курировать работу компаний, создавая оптимальный график отправки грузов, который бы позволил устранить имеющиеся логистические проблемы и снизить расходы в будущем благодаря грамотной приоритезации грузопотоков. За счет освободившихся средств, увеличить расходы на модернизацию подвижных составов, ж/д инфраструктуры и их обслуживания.
Во-вторых, регион нуждается в диверсификации экономики — в Кузбассе нужно создавать кластер предприятий смежных секторов, т. е. производств, которые могли бы использовать сырье для создания своей продукции: это может быть как химпром, так и машиностроение или стройиндустрия. Эта долгосрочная мера решит сразу несколько проблем региона: повысит среднюю заработную плату и уменьшит отток населения из региона, тем самым улучшит демографическую ситуацию. Разумеется, для этого также необходимо восстановить средне-профессиональные и высшие учебные заведения, чтобы обеспечить новые предприятия высококвалифицированными кадрами, расширить социальную инфраструктуру. Отдельной краеугольной проблемой Кузбасса является экология — остро необходимы меры по снижению вредных выбросов с предприятий и рекультивации земель под рабочим контролем.
В-третьих, создание и расширение промышленных центров на территории Сибири и Дальнего Востока также будет способствовать переориентированию угольного предложения на внутренний спрос.
Однако эти меры идут в разрез с интересами многих наших талантливых бизнесменов и эффективных менеджеров, получающие в день столько, сколько средний рабочий не получает и за год. Что интересно, свои капиталы они делают на недрах земли, на шахтах и железных дорогах, которые создавали наши отцы и деды, в которых работаем мы и наши товарищи по классу. Как показывает практика т. н. Среднего Запада США, а также Австралии, при преодолении определенного порога рентабельности сырьевой бизнес оставляет после себя социально-экономическое пепелище (даже в странах капиталистического центра). Власть обязана принуждать предпринимателей к проявлению своей предприимчивости, иначе она окажется там, где такой импотентной власти и место — на помойке. Но, к сожалению, сначала эта власть в своей услужливости капиталу превратит в помойку жизнь вокруг нас...
Кузбасс не сможет вытащить себя сам из той ямы, в которую его загнала общемировая экономическая система. Любые экстренные меры будут действовать лишь как анальгетик — купировать кризис способна только рабочая власть.
