Обычный слесарь из Кургана, без связей и пиара, добился через суд компенсации за травму на заводе. И не просто бумажки ради — 600 тысяч морального вреда!

Факты коротко:

• В июне 2024 года слесарь-ремонтник получил тяжёлую травму, устраняя неисправность на кране.

• Причиной травмы названы «неудовлетворительная организация производства».

• Прокурор просил 1 000 000 рублей, суд удовлетворил требования частично: компенсация морального вреда — 600 тысяч рублей.

• Решение ещё может быть обжаловано, но сам факт — редкий пример, когда суд защитил рабочего.

«Причинами полученной травмы стали неудовлетворительная организация производства работ, необеспечение контроля со стороны руководителей и специалистов подразделения за ходом выполнения работы, соблюдением трудовой дисциплины»,

— сообщает пресс-служба судебной системы Зауралья.

Вот вроде бы обычная новость — но она задела. Потому что таких слесарей из Кургана по стране тысячи. Каждый день кто-то получает травму, теряет здоровье, а потом слушает про «нарушение инструкций».

Вопрос: почему мы радуемся, когда закон работает, как должен? И почему это до сих пор такая редкость?

Пила депакин года 3, приступов не было. Я и решила по глупости, что наверное нет ничего у меня, и самостоятельно отменила приём препарата, никому не сказав. Решилась признаться лишь через месяц, когда нужно было докупать несколько упаковок. Родители тоже "выдохнули", ибо препарат не дешёвый.. На ЭЭГ в свою поликлинику сходила - всё хорошо.

Наступил 10 класс : подготовка к экзаменам, стресс - и вот он, очередной приступ, теперь у всех на глазах (обморок, судороги). Вызвали скорую, увезли в больницу. Вернулась к препарату, однако помогать он перестал (при любой дозировке). Приступов не было, но ауры остались (тот же "квадратик", но плюс к этому ещё и пищание в правом ухе. От всего этого паническая атака, иногда и потеря сознания после этой адской смеси). Три года обследований, проб различных препаратов - без изменений. Когда в очередной раз пришла к единственному эпилептологу на весь наш регион, и услышала от неё ответ "Мы уже все возможные препараты попробовали, я не знаю, что с Вами делать!", мягко говоря, обалдела... Записалась в Санкт-Петербург, Институт мозга человека РАН им Н.П Бехтеревой, через три месяца заветное обследование (первый в моей жизни ночной ЭЭГ-мониторинг сна, до этого делали максимум с депривацией). И заключение эпилептолога "Фокальная эпилепсия". Встал вопрос про лечение - врач после моих рассказов была поражена ответу нашего районного эпилептолога, ибо препаратов множество, и я "попробовала" далеко не все.

Вобщем, перешла на Кеппру (леветирацетам), приступы ушли, остались лишь лёгкие ауры (а с ними уже справляюсь сама).

Про бассейн удивлена, ибо в универе выбрала именно это направление по физкультуре - и становилось лучше по внутреннему самочувствию.

На своей текущей работе про заболевание не говорила. Лишь когда с коллегами очень хорошо подружились, самым близким рассказала. И никто не выгнал, спокойно себе работаю уже два года.

Всем здоровья!

Ребенком я, естественно, обожал всякие леденцы и карамельки, и они частенько бывали в доме в наличии для бесконтрольного потребления. На замечания других взрослых про вред сахара и леденцов для зубов только махала рукой: «Да что за ерунда! Причем тут сахар, мы в войну его и не видели, а зубы у меня всё равно плохие, а он (я то есть) от меня унаследовал».

У меня в детстве и зубной щётки, кажется, не было как постоянного явления – её, как и пасту, покупали по ситуации, когда надо было в пионерский лагерь ехать, потому что там требовали. Потом щетка куда-то забрасывалась и еще год я самостоятельно зубы не чистил, родители за этим вообще не следили. Да и сами они, кажется, в соответствии со своей фаталистической идей, зубы не чистили, хотя пропаганда гигиены полости рта при СССР была вполне на уровне, не соприкасаться с ней было невозможно.

Если я жаловался, что кажется, что в зубе дырка, то это приводило не к срочному посещению стоматолога, а только ко вздохам: «Ну что ж, у тебя зубы же плохие!».

Как результат, ходили к стоматологу только когда уже болит от сладкого/холодного, а то и когда уже пульпит и нерву хана.

В общем зубы регулярно я начал чистить только когда своего ума набрался годам к 11-12, но было уже поздно, всё было запущено страшно, разрушение зубов нарастало лавинообразно.

Отдельное «спасибо» стоит сказать участковому детскому стоматологу. Халтурила она не дай бог, пломбы долго никогда не держались. Кроме того, не припомню, чтобы она систематически осматривала остальные зубы кроме того, с жалобой на который пришел. (таковой план санации я первый раз получил только когда в школу однажды явилась бригада стоматологов не из нашей поликлиники).

А один раз наоборот: зафигачила амальгамную пломбу (типа на 20 лет хватит) без тщательной обработки. Зуб под ней продолжал гнить, но когда я уже другим врачам на него жаловался, они все говорили: «да тут амальгама, тут ничего не может быть», как будто амальгама – это магия какая-то. Как результат, дотянули до того, что процесс пошел в челюсть и пришлось уже делать хирургическую операцию под общим наркозом, неделю в больнице пролежал. Так что, на оставшиеся 10% отношу свои проблемы на личный счёт этой недоврачихи.

В общем, по выпуску из универа как итог: незапломбированные зубы можно было по пальцам пересчитать, два коренных пришлось выдернуть, позади серьезная операция и навсегда истонченная кость челюсти.

Как на работу устроился, с одной из первых зарплат пришлось вставлять передние зубы, чтоб хоть улыбаться можно было не пугая собеседника.

Ах да, про собеседников. Запах из перманентно кариозного рта был соответствующий, замаскировать его чисткой или жвачкой можно было только очень временно, поэтому старался не общаться с людьми без острой необходимости. Самооценка поэтому близко к плинтусу, что общению с противоположным полом тоже не способствовало.

На моё счастье, в послеперестроечные годы благодаря американским технологиям стоматология пошла развиваться ракетой вверх. В общем и целом, ценой стопятисот денег, кучи времени, нескольких челюстных операций, устранить последствия годам к сорока удалось почти полностью, хотя некоторые зубы всё же сохранить не удалось из-за плохо запломбированных в советское время каналов.

Но ёлки ж палки, ведь всего этого можно было избежать без особого труда! Больше всего бесит, что мать упорствовала в своих закоснелых воззрениях и с собственными внуками. Сколько приходилось с ней ругаться, чтобы не совала внучатам сладости, чтоб следила за чисткой зубов, когда они у неё гостят. А она одно: «если зубы хорошие, то ничего делать не надо». Да, много не надо. Почистить утром и вечером (иногда с боем), раз в неделю чистить специальным гелем, раз в полгода сходить на проверку и нанести специальное защитное покрытие. Но это ж надо было делать, а не махать рукой! Хорошо, гелей не было тогда, но если б меня с трех лет приучили просто зубы чистить, то 90% проблем не возникли бы вообще, а тяжелых проблем с корнями не было бы совсем.

Что мы с женой и доказали на своих детях. У неё такие же родители и такая же общая «наследственность», но зубы у наших общих детей здоровые вполне.

Бизнес-центр с зеркальными фасадами и прохладной, бездушной атмосферой «успешности». Поднявшись на пятый этаж, мы практически сразу нашли нужный офис, дверь в который была распахнута настежь.

Внутри царила картина, напоминающая потревоженный муравейник: несколько молодых людей и девушек в деловой одежде метались между столами с компьютерами, не зная, за что им следует хвататься в первую очередь — то ли бежать за стаканом воды, который в данной ситуации был абсолютно бесполезен, то ли пытаться что-то предпринять, не имея для этого ни малейшего представления и необходимых навыков.

В центре этого хаоса, в узком проходе между двумя стандартными офисными столами, на не слишком чистом ковровом покрытии лежала молодая девушка. Была в сознании, но, судя по затуманенному взгляду, была явно дезориентирована в пространстве и времени. Возле неё, стараясь прикрыть её тело от любопытных взглядов с помощью собственной куртки, сидела другая девушка, чье лицо выражало не столько ужас, сколько усталую, почти профессиональную озабоченность, что сразу выделяло её из числа перепуганных офисных работников.

Как выяснилось, наша пациентка пришла в этот офис для того, чтобы заключить свой первый в жизни трудовой договор (сама студентка и хотела подработать). Её уже практически приняли на работу, и самый счастливый момент её карьеры внезапно и жестоко оборвался мощным эпилептическим приступом, который сопровождался полной потерей сознания, тонико-клоническими судорогами и выделением кровавой пены изо рта вследствие сильного прикусывания языка.

Её подруга, находившаяся рядом в качестве моральной поддержки, пыталась успокоить окружающих, убеждая их, что подобное с её подругой уже случалось, что сейчас всё обязательно пройдет и не стоит так сильно паниковать понапрасну. Мы с напарником, быстро оценив классическую клиническую картину эпиприпадка, аккуратно отодвинули мешающую мебель, обеспечили пациентке приток свежего воздуха и приступили к стандартному в таких случаях протоколу оказания неотложной медицинской помощи.

Измерили артериальное давление, сахар крови. Ввели необходимую дозу магнезии, чтобы снизить судорожную готовность мозга и оказать седативный эффект. Наша пациентка, которую звали Аней, начала постепенно приходить в себя, её спутанное сознание медленно возвращалось из небытия. Взгляд, абсолютно ничего не понимающий и полный страха, начал потихоньку фокусироваться на окружающих его предметах и лицах.

— Аня, как себя чувствуешь? — спрашиваю я.

— Нормально. — неуверенно отвечает та, потирая глаза, словно недавно проснувшись. — А что случилось?

— Потеряла сознание. Упала. Очнулась. Без гипса, правда, но и хорошо, что без гипса. Представляешь, если бы где-то на крыше здания гуляла бы?!

— Эмм... Не гуляю по крышам зданий...

— И слава богу. Поехали в больницу.

— Хорошо.

Во время поездки в больницу, в салоне нашей видавшей виды «Газели», и открылась перед нами вся глубина и весь трагизм сложившейся ситуации. По мере того как Аня постепенно отходила от приступа, её подруга принялась сбивчиво рассказывать интересную предысторию сегодняшнего происшествия. Оказалось, что примерно пару месяцев назад у них имело место совершенно безобидное и веселое развлечение — катание на роликовых коньках в одном из парков. Оно закончилось для Ани крайне неудачным падением с сильным ударом затылком о твердое и неумолимое асфальтовое покрытие (несоблюдение правил безопасности — отсутствие шлема и прочей защиты). Тогда девушка ненадолго потеряла сознание, но, придя в себя и не ощущая сразу каких-либо катастрофических последствий, решила проявить невиданную стойкость духа и отказалась от вызова скорой помощи. К медикам также впоследствии не обращалась самостоятельно.

Спустя некоторое время её организм начал подавать первые, еще совсем слабые, но уже весьма тревожные сигналы о том, что полученная травма оказалась вовсе не такой безобидной, как могло показаться изначально. Примерно раз в неделю у неё стали случаться непродолжительные и не такие интенсивные судороги без потери сознания и головная боль, которые она тщательно скрывала от всех окружающих (кроме близкой подруги), включая собственную семью. Надеялась, что проблема каким-то чудесным образом разрешится сама собой. Сегодняшний же приступ оказался первым настолько сильным и демонстративным.

А ещё выяснилось, что обе девушки — сами медики. То бишь будущие медики — учатся на третьем курсе медколледжа на «сестринском».

— Так почему же ты до сих пор не обследовалась, если ты сама почти медик? — не выдержал я, обращаясь уже к самой Ане, которая молча и стыдливо слушала рассказ своей подруги. — Ведь после черепно-мозговой травмы с потерей сознания и последующими судорогами нужно было бежать к неврологу немедленно, делать МРТ, ЭЭГ, проходить полноценный курс лечения, сама прекрасно знаешь.

— Меня ж сразу отчислят, если узнают! - слёзно вздохнула Аня. — Я не смогу работать по профессии, ради которой стараюсь уже три года. Я не имею право позволить себе потерять это всё. У меня не останется никакого будущего!

— Очень странные у тебя взгляды. - констатировал напарник, тяжело вздохнув.

Мне пришлось потратить несколько долгих минут нашей поездки на то, чтобы максимально доступно, но при этом жестко и недвусмысленно объяснить ей все возможные и самые страшные последствия подобной безответственности. О развитии устойчивой эпилепсии, о риске возникновения статусных приступов, которые практически не купируются и могут привести к смертельному исходу, о необратимых изменениях в коре головного мозга, которые уже невозможно будет исправить в будущем никакими самыми современными лекарственными препаратами или хирургическими вмешательствами. В конце своей короткой лекции я сумел добиться от неё клятвенного обещания, что она с сегодняшнего же дня самым тщательным образом обследуется у всех необходимых специалистов и начнет адекватное лечение. На что Аня, наконец-то осознав всю серьезность своего положения, кивнула и дала свое искреннее слово.

— Да и где это в каком законе написано, что с таким диагнозом выгоняют из учебных заведений? — отметил напарник. — Кроме того, эпилепсия у тебя ещё не выставлена официально, и, возможно, и не будет выставлена. Если будешь соблюдать лечение, конечно.

Постепенно разговор перешел на более отвлеченные и бытовые темы. Я, чисто из профессионального и человеческого любопытства, поинтересовался, в какую же именно компанию и на какую должность она так удачно сегодня почти устроилась. Ответ девушки, прозвучавший абсолютно обыденным и даже радостным тоном, поверг меня в состояние, близкое к настоящему когнитивному диссонансу.

— Инструктором в бассейн в фитнес-центре! — с гордостью сообщила Аня. — У меня есть специальная корочка, я давно её получила. Мне очень нравится водная стихия и работать с людьми. А если это всё вместе, это же так здорово, правда?

От этих слов у меня перед глазами моментально возникла жуткая картина: огромный бассейн, плывущие кролем и брассом люди, и Аня, инструктор, у которой внезапно, прямо в воде, начинается точно такой же судорожный приступ. Что подумали бы в этот момент окружающие? Что она просто отрабатывает какие-то новые элементы плавания? Кто вообще смог бы вовремя заметить, что с ней творится нечто страшное и ненормальное, а не является частью её профессиональной деятельности? Скорее всего, никто и никогда не успел бы понять, что происходит, и девушка бы просто утонула на глазах у десятков ничего не подозревающих людей, так и оставшись для них загадкой, «инструктором, который демонстрировал новые приемы и не всплыл». Пришлось прочитать ещё одну краткую лекцию на тему «Опасность нахождения в воде во время эпилептического припадка».

Мы доставили Аню в приёмное отделение больницы, где её ждало полноценное обследование.

История могла бы закончиться трагически, если бы приступ случился всего на несколько часов позже — не в безопасном офисе, а в бассейне с глубокой водой, где судороги стали бы смертельным приговором.

Мораль

Здоровье человеческое, оказывается, такое хрупкое и ранимое. Упал человек, ударился головой, и вся жизнь теперь может пойти под откос... Поэтому очень важно следить за ним, чтобы, как я говорил в начале статьи, не оказаться на обочине жизни и истории в прямом и переносном смысле.
А ещё иногда судьба дает нам жестокие, но последние предупреждения.
И хорошо, если мы успеваем их услышать.

ВСЕМ ЗДОРОВЬЯ, ДРУЗЬЯ!💖 Вовремя обследуйтесь! 🙏

(Ещё больше авторских медицинских историй и видео в моём телеграм-канале Истории Чумового доктора, а также в Дзене Истории Чумового доктора)