Амстердам, тысяча шестьсот тридцать шестой год. Воздух на бирже был густ от запаха морской соли, табака и алчности. Торговцы, чьи пальцы пожелтели от бесконечных счетов гульденов, орали названия сортов, как заклинания: «Адмирал ван Эйк! Вице-король! Семпер Август!» Луковицы тюльпанов стоили дороже домов, а договоры подписывались дрожащими руками — ведь никто не видел самих цветов. Только обещания. Только азарт.
Среди этой безумной пляски теней выделялся один человек — Корнелиус ван дер Поль. Это был прадед Пола. Он не кричал и не жестикулировал, а стоял в углу, завернувшись в плащ из брабантского сукна, и наблюдал. Его прозвали «Тюльпановым Призраком», ведь он покупал контракты на редкие сорта перед слухами о неурожае и продавал их за мгновение до того, как рынок осознавал, что «Семпер Август» — это всего лишь луковица.
Корнелиус не был азартным игроком. Он был алхимиком от финансов, превращавшим иррациональность толпы в золото. Когда бум тюльпаномании закончился, разорив тысячи людей, он уже держал в руках контракты на поставку зерна и соли — товары, внезапно ставшие ценнее лепестков тюльпанов.
— Безумие это волна, — говорил он сыну, пряча мешки с монетами под половицами. — Но умный не тонет, а строит корабль из обломков и плывёт дальше!
Спустя века его правнук Пол, разглядывая голограмму Януса и видел в ней те же признаки жадности. Только вместо тюльпанов там были криптовалюты, а вместо гаваней современные дата-центры. Прадед научил его главному, что спекуляция не требует веры в товар, а только понимание слабостей других людей, жаждущих быстрой наживы.
Кабинет деда Пола напоминал застывший во времени архив тюльпаномании. Воздух был пропитан запахом старой бумаги, воска и едва уловимым ароматом засушенных лепестков. Обитые тёмно-бордовым бархатом стены скрывали полки, доверху заставленные стеклянными колбами с луковицами тюльпанов. Над камином висел портрет прадеда спекулянта, с тюльпаном «Вечный Август» в руках. Его глаза выражали особый цинизм и коварство. В центре комнаты стоял дубовый стол, заваленный пожелтевшими контрактами с сургучными печатями, картами Амстердама шестнадцатого века и ржавыми весами.
В старом доме камин согревал не только тело, но и душу. Дед в вязаном свитере сидел в своём любимом кресле. Его очки блестели в свете огня, а морщинистые руки бережно держали газету с пожелтевшими страницами. Напротив него сидел Пол — подросток, для которого смартфон казался пропуском в мир быстрых денег.
— Дедуля, ты только посмотри! — его голос дрожал от возбуждения. — Этот парень купил акции какой-то компании и за месяц стал миллионером. Говорит, это проще простого. Может, и мне попробовать?
Дед усмехнулся, поправляя очки. В его глазах читалась мудрость веков.
— Эх, внучек, если бы всё было так просто… Знаешь, что происходит, когда все вокруг вдруг становятся гениями инвестиций? Это как раз тот момент, когда пора бежать от толпы, а не присоединяться к ней. Это называется эйфория — последняя стадия перед обвалом.
Пол отложил телефон, впервые заслушавшись деда.
— Эйфория? Ну, звучит же позитивно! Чем плохо?
Дед достал старую газету с заголовком «Пузырь доткомов лопнул!»
— Видишь эту статью? В двухтысячном году все были уверены, что интернет-компании будут расти вечно. Люди закладывали дома, чтобы купить акции фирм без прибыли. А потом… — он щёлкнул пальцами, и в тишине комнаты этот звук прозвучал как выстрел.
— Эйфория — это когда рынок пьян от жадности, а трезвым остаётся только тот, кто помнит историю.
Пол возмущённо ответил с ухмылкой на лице:
— Но сейчас всё иначе, дед! Вон, смотри — та девушка купила крипту и купается в деньгах. Говорит, это новый золотой век.
Дед достал с полки фотоальбом и начал листать его с особой нежностью.
— А вот твоя прабабушка в восьмидесятых. Видишь её машину? Тогда все брали кредиты, думая, что японские акции это путь к богатству. И что? Через год Токио рухнул и половина знакомых осталась без работы. Эйфорию можно узнать наверняка по таким вещам. Он начал загибать пальцы на руке:
— Все вокруг дают советы, как разбогатеть — даже парикмахеры и цветочники. Цены на активы взлетают без причины. Компания убыточна, но акции растут на триста процентов? Ха! Страх исчезает. Люди забывают слово «риск» и думают, что рынок — это волшебный банкомат.
— Но как это проверить? Вот сейчас все говорят про метавселенные и машинное обучение. Это же будущее! Нет?
Дед взял шахматную фигуру — ферзя, символ власти и мудрости.
— Будущее? Возможно. Но когда цены на будущее растут быстрее, чем технология развивается, это называется пузырь. Помнишь, как в прошлом году все покупали NFT с картинками обезьян? Теперь их продают за гроши. Эйфория — это когда рациональность заменяют мемы.
— И что же делать? Сидеть и смотреть, как другие богатеют?
Дед встал, подошёл к окну, за которым бушевала осенняя непогода.
— Нет. Надо слушать тишину. Когда все кричат «Покупай!», ищи того, кто шепчет «Продавай».
— Вот тебе мой совет! Следи за объёмами! Если рынок растёт, но объёмы падают, это фейерверк перед темнотой. Читай не заголовки, а отчёты компаний. Нет прибыли? Беги. Когда таксист начнёт хвастаться портфелем — продавай всё. Даже свои носки. Да-да! Свои носки!
— Но ты же сам когда-то рисковал!
— Рисковать можно, но только если ты первым услышал музыку и первым покинул танцпол. Эйфория — это лучший момент для этого. Всегда помни, что настоящие деньги делают не те, кто танцует, а те, кто продаёт напитки уставшим.
Пол с дедом вышли в сад, где старая яблоня склонила ветви над скамейкой, усыпанной жёлтыми листьями. Пол щёлкал в телефоне, пока дед аккуратно подвязывал куст роз. В воздухе пахло дымком из трубы и спелыми яблоками.
— Дед, — голос Пола прозвучал рассеянно, пальцы продолжали листать ленту, — зачем ты каждый день ковыряешься в грядках? Купил бы робота-садовника.
Старик усмехнулся, вытирая лоб клетчатым платком. Его руки, покрытые землёй и шрамами от шипов, указали на розу с единственным бутоном.
— Робот не объяснит, почему эта красавица зацветёт только в сентябре. А всё потому, что я обрезал её весной.
Пол наконец оторвался от экрана.
— То есть ты… специально лишил её цветов?
Дед опустился на скамью, доставая из кармана два яблока. Одно было с червоточиной, другое совсем глянцевое, будто покрытое воском.
Мальчик поморщился, тыкая в подпорченный плод.
Нож старца скользнул по кожице, обнажив сочную мякоть. Червяк, свернувшийся у сердцевины, упал на землю.
— Ошибся. Гниль не всегда внутри. — Он разрезал второе яблоко, и коричневая паутина разошлась от сердцевины.
— Самоконтроль это умение резать не то, что выглядит плохим, а то, что гниёт втайне.
Пол взял нож, вертя его в пальцах. Лезвие блеснуло в луче заката.
— Значит, если я хочу играть в футбол вместо уроков, нужно резать игру?
Дед подбросил горсть хлеба воробьям, наблюдая, как стайка слетается полакомиться.
— Резать нужно не желания, а импульсы. — Он достал из кармана часы на цепочке, потёр стекло о рукав. — Мой отец торговал тюльпанами. Когда все скупали луковицы за бешеные деньги, он ровно в полдень запирал лавку и шёл кормить уток. Знаешь почему?
— Чтобы не свихнуться от жадности?
— Чтобы проверить, кто хозяин жизни, он или его кошелёк! — Стрелки часов показывали двенадцать. — Самодисциплина не сама цель. Это мост между «хочу» и «надо». — Он кивнул на муравья, тащившего крошку хлеба по трещине в плитке. — Видишь? Он несёт груз тяжелее себя и не потому что должен, а потому что выбрал.
Пол вздохнул, разглядывая свой телефон. На экране замерцало уведомление о новой игре.
— Но выбирать «надо» это скучно!
Дед поднялся, срывая яблоко с нижней ветки. Плод хрустнул и брызнул соком.
— Начни с малого и завтра вместо трёх часов в играх проведи два. Один потрать на то, что тебя страшит. Например… — уголки его глаз сморщились в усмешке, — пригласи ту рыжую из параллели на матч...
Мальчик покраснел, будто закат пролился ему на щёки алым пламенем.
— Самоконтроль — это видеть корень, а не сорняки, — бросил дед, направляясь к дому. Его силуэт растворился в сумерках ночи, а шаги заглушились в шелесте листьев.
Пол остался сидеть под яблоней, сжимая в руке нож. Экран телефона погас, отразив в себе первую звезду на небе. Где-то вдалеке прокричала сова, как будто напоминая о чём-то важном, что стоило бы запомнить на всю жизнь...
