Я почувствовал, как ему плохо, как он в этом всем живет, что с ним на самом деле это было, и он ничего не может с этим сделать — и из глаз у меня полились слезы.
Я затрясся и заплакал. Плакал я долго, чувствуя, что слезы словно бы текут у меня из груди — оттуда, откуда и шла эта самая волна, которая усиливалась, пока все эти мысли проносились перед моим взором — и что эти слезы как будто вымывают из меня что-то, а после них становится светло и хорошо…
И чем больше я плакал, тем больше чувствовал, что мой внутренний мир снова становится таким же пустым, как в начале опыта — как будто слезы собой действительно вымывали все те пришедшие в гости элементы сознания, которые я переживал как собственные.
И через какое-то время я ощутил, что прихожу в себя, а в голове постепенно восстанавливаются привычные мне эмоции, мысли, образы и что-то, что нельзя описать словами, но что всегда являлось составляющими моей личности, чего я даже не понимал, пока эти составляющие не исчезли на какое-то время, расчистив что-то вроде субстрата, на котором можно было посадить какие угодно, не только мои личные элементы сознания. Вернулось удивление, и я почувствовал, что сейчас я пережил нечто такое, чего со мной не было никогда в жизни — и при этом это было совершенно обычным явлением. Вся «измененка», как я с удивлением продолжал понимать, и состояла в том, что моя личность временно была заменена личностью Олега — а то, что воспринимало все, что происходило со мной, что-то, что было за пределами личности или, как я уже чувствовал, было более адекватно моим терминам, за пределами моего эго, продолжало оставалось моим.
И вот я почувствовал, что я полностью вернулся в свое обычное, «базовое» состояние.
А передо мной сидел Олег. Вот он открыл глаза и снова посмотрел на меня.
Прошло какое-то время, как мы смотрели друг другу в глаза — и теперь я уже сам не мог отвести взгляд. Я даже не подозревал, что внутри него может быть такое.
— Ты… — наконец прервал молчание я. — Это было на самом деле?
Олег кивнул — и мне было ясно, что он понял, о чем я, хоть было непонятно, видел ли он то же самое или нет.
— Ты действительно это переживаешь все время? — тихо спросил я. — Ты действительно так живешь? Как же ты вообще живешь?
Я сообразил, что он может воспринять это на свой счет, и торопливо поправился:
— Как… Как ты в этом не тонешь?
Олег развел руками и улыбнулся. Впрочем, я понимал и сам. Все то, что он пытался мне объяснить, весь этот его постоянный самоанализ — самокопание, как я это называл — перестал вызывать вопросы. Мне неожиданно стало ясно, почему он так делает. Иначе так просто невозможно жить. Я совершенно не умел выныривать из таких водоворотов. Я даже не представлял, сколько лет бы мне пришлось учиться с этим всем справляться.
Я смотрел на Олега и ощущал продолжающуюся волну глубокого сочувствия — я вспомнил теперь более подходящее мне определение этого чувства — и наблюдал большие черные глаза друга. У меня появилось любопытство: а что, интересно, он там видел со своей подругой, которая ему эту штуковину принесла? И точно ли после такого она осталась ему только лишь подругой (или он ей только лишь другом, если они поменялись ролями)? Тем не менее, я отогнал эту мысль — и тут же понял, что вот сам Олег запросто не смог бы этого сделать, не смог бы избавиться от ненужной мысли по собственному желанию — что я пытался ему советовать много раз за все эти годы. Он использовал какие-то свои методы, которые, как я чувствовал, я тоже смог уловить, — причем, я ощущал, что в конце опыта произошло что-то очень хорошее и глубокое, на что я каким-то образом наткнулся, и хоть я не до конца понимал, что именно, но уже подозревал, что что-то подобное Олег мне безуспешно пытался объяснить тоже много раз, причем, у него не получалось, поскольку я даже не мог всего этого представить. Теперь я видел это очень отчетливо. И смотря на моего друга, я вдруг ощутил, словно бы вижу его по-настоящему — впервые в жизни.
И тут мне стало ясно, что он имел в виду — про то, что понять другого можно только лишь став им. А глядя на Олега, я вдруг неожиданно понял, что и он сейчас видит, что я это понимаю. И так мы смотрели друг другу в глаза какое-то время. Это было удивительное чувство: вот был я, а вот был он, не было никаких замещений, я четко понимал, кто где. И при этом — действительно, некое ощущение расширения сознания: не так, как в любых веществах, он был прав. Я все равно оставался собой, но при этом — и я не знал, как это объяснить — я понимал его. Понимал, одновременно оставаясь собой. Словно бы открылось некое дополнительное измерение — не связанное со странными оранжевыми листьями, мое собственное, но дремавшее внутри до этого, да так, что я даже понятия не имел, что такое во мне вообще существует. И одновременно оно ощущалось очень знакомым. Вроде бы я никогда этого не чувствовал и уж тем более, никогда не забывал, и тем не менее…
Я чувствовал, что это измерение и это понимание самым непосредственным образом связано с той волной сочувствия, которая пошла из моего центра сознания, как я сейчас это видел — центра, который пережил все это, что было с Олегом, и откликнулся этим спокойным светом, который сейчас ощущался идущим из середины груди.
Я оторвался от взгляда на моего друга и оглядел комнату. Рисунок на обоях был обычным рисунком, тени были обычными тенями. Не было ни следа того, что я собственной головой переживал совсем недавно. И, тем не менее, я понимал, что есть на свете люди — явно не один Олег — которые совсем иначе видят и воспринимают мир.
Я лег на диван и закрыл глаза, чувствуя, что мне нужно время, чтобы придти в себя и осознать, что со мной происходило и что все это значит.
Автор: http://vplusplus.livejournal.com/2067951.html