Этот фрукт Григория Михайловича решительно бесил - наверное, единственный из Совета. Разумеется, никто тут сахарным пряничком не был, и в нормальных условиях ни один член Совета опорожниться бы ни с кем из коллег на одной планете не сел, а то и мозги бы вышиб при случае. И было бы за что, между прочим. У кого руки, у кого ноги, у кого псевдоподии или хелицеры были по самое не балуйся в крови, фигурально выражаясь. Сам Григорий Михайлович бы тоже с трудом припомнил, какое количество душ разной степени виновности висит у него на том месте, где когда-то обитала совесть. Но все они хотя бы заслуживали элементарного уважения, пульсар задери. Кроме Октопени. Если бы кто-то назвал его ударенным на голову, то это означало б, что ударило его как минимум метеоритом.
- Господа члены Совета безопасности, просьба встать тех из вас, кто имеет для этого необходимые конечности. Благодарю.
Секретарем в этот раз выступал Леонид Андреевич, и этому не был рад решительно никто. Его фальцет резал любые органы слуха почище остро отточенного скальпеля, а еще он дико боялся выступать на публике и из-за этого так жутко потел, что ближайшие соседи зашевелились и попытались отодвинуться.
- Протестую! - протрещали с дальнего конца стола для совещаний.
Григорий Михайлович вздохнул. Опять начинается. До его кафедры оставалось доползти еще метр.
- Антонина Болеславовна, - вздохнул секретарь, - Мы уже восемь раз обсуждали этот вопрос.
- Девять, - поправил Октопень.
- С половиной, - пробубнел вечно ехидный Афанасий Арсеньевич.
Остальные никак не отреагировали, просто молча переживая досадное происшествие. Ни одно заседание Совета не обходилось без этой дежурной перепалки, если можно было ее так назвать.
- Протестую! - с нажимом прострекотала массивная тень во главе стола и тяжело перевалилась на другой бок.
- Антонина Болеславовна, - борясь с одышкой, Григорий Михайлович взобрался на помост и упал головогрудью на кафедру, - вы же знаете, Совет по этике вынес свое решение, и для обеспечения гендерной нейтральности на заседаниях любого коллегиального Совета принято использовать именно обращение “господа”...
- Протестую! - тяжелая хитиновая лапа прочертила в столе борозду.
- Дорогуша, если мы начнем перечислять все уважительные гендерные обращения членов Совета, мы и за десять лет не управимся… - начал терять терпение Григорий Михайлович.
- Ваш протест будет внесен в протокол, - вмешался секретарь особенно визгливым голосом, - В случае одобрения квалифицированным большинством данный вопрос будет внесен в повестку следующего заседания.
Не дожидаясь ответной реплики, он прокашлялся и уж совсем заверещал:
- Так вот, господа члены Совета безопасности и персонально уважаемая Антонина Болеславовна, спасибо вам всем за то, что нашли возможность участвовать в две тысячи…
- Две тысячи семьсот девяносто пятой, - с готовностью подсказал Октопень.
- Спасибо, господин Октопень. Итак, в две тысячи семьсот девяносто пятой сессии коллегиального Совета безопасности. Можете располагаться поудобнее, заседание объявляется открытым. Первый вопрос повестки дня - ситуация в регионе Скорпиона, а именно кризис на Глизе. Для подробного отчета о сложившейся обстановке к выступлению приглашается Артур Константинович как ответственный за данный астрорегион.
Голос докладчика сочился едкой патокой, не той, которую приятно добавить к напитку, а такой, которая залепляет тебе дыхательные отверстия, а потом переваривает то, что осталось, в равномерную питательную массу. В принципе, сочился буквально. Артур Константинович постоянно протирал свой хоботок, но липкая дрянь все равно капала на пол в предусмотрительно подставленный контейнер.
- Итак, напомню вам обстановку на момент нашего прошлого заседания.
Григорию Михайловичу напоминать не было необходимости. Он был одним из тринадцати, сразу же проголосовавших за вмешательство. Экзоморфы с Глизе колонизировали уже все, что могли, и даже терраформировали близлежащие планеты. При этом ни разу не умудрились вляпаться в общепланетную войну или вообще межпланетный колониальный конфликт. Казалось бы, прекрасные кандидаты на вступление в Союз, но нет, понадобились им генеративные корабли под управлением искусственного интеллекта. Подождали бы лет двадцать, прилетела бы к ним контактная комиссия, всего-то оставалось дождаться заседания Совета внешних контактов (Григорий Михайлович тоже в него входил). Черт, да он сам бы тогда всеми отростками проголосовал за установление контакта. Нетерпеливые.
- …Таким образом, на данный момент передовой генеративный корабль задержан нашей службой безопасности.
Артур Константинович вздохнул, снова промокнул свой хоботок и отложил в сторону текст речи:
- И лично Антонина Болеславовна, - не преминул проскрипеть Афанасий Арсеньевич.
- …не буду приукрашивать ситуацию. Сканирование не выявило внутри корабля разумной жизни. Жизни, подчеркиваю. Имеющиеся на борту организмы в составе…
- Девяносто семи тысяч тринадцати особей, - с готовностью добавил Октопень.
Артур Константинович даже не запнулся:
- …демонстрируют отсутствие высшей нервной деятельности. Судя по данным визуального наблюдения беспилотных разведчиков, тела большинства из них сильно модифицированы для увеличения шансов выживания в неблагоприятных условиях. Пока остается неясным, находятся ли они все под управлением искина корабля или являются автономными устройствами, и способен ли сам искин установить контакт с ксеноцивилизацией без проявления агрессии.
- Черта с два, - пробубнел сразу десяток голосов.
- В любом случае, так как силы обороны периметра не уполномочены решать такие вопросы самостоятельно, на рассмотрение Совета безопасности выносится следующий вопрос.
- Корабль этот вынести надо, и дело с концом, - протрещала Антонина Болеславовна, и Григорий Михайлович был чуть ли не впервые с ней согласен.
- Так как корабли не оборудованы никакими системами вооружений и их можно сдерживать, не подвергая опасности ни наши войска, ни мирное население, предлагается передать решение сложившейся ситуации в компетенцию Совета прав кремнийоргаников.
Октопень заулюлюкал и впервые оживился. Полоумный идиот пусть и феноменально запоминал все доступные ему числа и отличался настолько безукоризненной логикой, что сам мог сойти за искина, но при любом упоминании кремнийорганики начисто сходил с ума. Григорий Михайлович подал знак секретарю, и тот понимающе кивнул. Группа седации им сейчас явно не помешает.
- Решительно против, - резко заявила Антонина Болеславовна и стукнула средними лапами о стол, - Совет прав кремнийоргаников не уполномочен вести вопросы, касающиеся экзоморфов.
- Поддерживаю, - кивнул Григорий Михайлович.
- Роботы, роботики, роботушки, роботянятки, - тут же захныкал Октопень.
- Господа, уважаемая Антонина Болеславовна, - неожиданная поддержка надоевшей жучихи Григория Михайловича удивила, но грех не воспользоваться, - Вы все прекрасно знаете, почему на разработку искинов наложено строгое вето на всей территории внутреннего круга.
- Уж конечно, - прохрипел кто-то и помахал обрубком конечности.
- …А во внешнем кругу, - продолжил Григорий Михайлович, - разрешено только производство партий, не превышающих стандартный массив, то есть сотню единиц за раз. С обязательным карантином и полным - подчеркиваю, полным аппаратным запретом самомодификации.
На невысказанное предложение что-то добавить никто не ответил, только Октопень хныкал и бормотал. Получилась просто драматическая пауза:
- Здесь же мы видим, простите, чертову тучу кибернетических машин, уже прошедших самомодификацию. Согласно уголовному кодексу Союза…
- Ну, чисто технически искин там один, - пожал всеми восемью плечами Артур Константинович.
- Копии искина считаются автономными искинами. Даже если он не может загрузить их в процессоры своих марионеток, мы должны это как минимум выяснить. Простите, Артур Константинович, но вы профессионал. Раз вы не сообщили нам, что такой возможности нет, значит, она есть. В то, что вы не удосужились проверить такой очевидный момент, я просто не верю.
В эту паузу тоже никто ничего не сказал.
- Давайте немного ближе посмотрим на ситуацию, - Григорий Михайлович пристально осмотрел зал заседаний, - У нас на руках корабль с почти сотней тысяч…
- Девяносто семь тысяч тринадцать, - всхлипнул Октопень.
- ..вооруженных до зубов автономных боевых машин под управлением искина, чья основная задача - обеспечить их выживание и экспансию. Давайте вы не будете делать вид, что не поняли, что именно значит “модифицированы для лучшего выживания в неблагоприятной среде”.
- Роботики… - снова проныл Октопень.
- Настолько хорошо модифицированы, что нервная деятельность им тоже теперь не полагается. При всех попытках поиграть в гуманизм это уже за все пределы выходит, верно, Иосиф Аркадьевич?
Тот член Совета, что возмущенно махал культей, мрачно кивнул. Конечность он, как не сложно догадаться, потерял именно в подавлении восстания искинов лет 300-400 назад. Причем не в бою, а на операционном столе, когда глобальный информационный помощник (как его называли, запуская в эксплуатацию) пытался пришить ему вместо нее огнемет, который бы превратил его в образцового строгга, биомеханического борца с соплеменниками. Много, конечно, с тех пор воды утекло, да и большинство членов совета с этими самыми строггами не сталкивались, но помнили и карантин, и мобилизацию, и чертовы дроны-камикадзе, и самый страшный удар по тактической сети сил обороны Союза, который чуть не лишил их объединенного флота. Сам Григорий Михайлович тогда был простым гросс-адмиралом (да уж, простым) и едва вытащил из ада свое оперативное соединение. Да даже секретарь Леонид Андреевич тогда командовал звеном авианосцев и растерял почти всех бойцов вместе с истребителями, отбивая бесконечные волны беспилотников. Говорят, после этого он и стал говорить фальцетом.
- Кроме того, - продолжил Григорий Михайлович, - на подходе еще пять кораблей. Сомневаюсь, что пассажиров в них меньше. Скорее всего, это аппараты одного класса. Кто-то может предположить, какой из искинов догадается начать переделку не экипажа, а корабля? Или мне еще вдобавок перечислить список вооружения, которое можно собрать из подручных материалов, когда тебе известна технология термоядерного синтеза и принцип нейтронного двигателя?
Лапы Артура Константиновича затряслись, и он уронил салфетку. Конечно же, старый пройдоха об этом уже подумал. Но до последнего не подавал виду. Его можно было понять: вне рамок Совета он имел очень мало полномочий, и за уничтожение даже явно вооруженного корабля на сотню тысяч душ его в любом случае ждал бы трибунал. Старому пограничнику требовался предлог. Разрешение. И он его получил.
- Кто-нибудь еще желает высказаться? Нет? Тогда предлагаю проголосовать, - секретарь потел пуще прежнего, искины пугали его так же, как и остальных, - Кто за передачу вопроса в компетенцию Совета прав кремнийоргаников?
Кроме вполне предсказуемого Октопня, в зале поднялись вверх еще две руки, одна педипальпа и что-то, что Григорий Михайлович затруднялся определить.
- Кто за превентивную ликвидацию угрозы?
- Сорок четыре, - захныкал Октопень.
- Благодарю, господа члены Совета и лично уважаемая Антонина Болеславовна. Так как резолюция вступает в силу с завтрашнего дня, силы обороны периметра получат соответствующее распоряжение ровно в стандартную общегалактическую полночь.
Октопень хмурился, но признаков истерики не проявлял. Что ж, и на том спасибо. Григорий Михайлович переглянулся с секретарем и улыбнулся, хотя бы с этой стороны сегодня ждать неприятностей не приходилось. Впрочем, дальше будет только сложнее. Потому что следующий доклад - его.
- Итак, господа, переходим ко второму и последнему вопросу нашей повестки дня. Если мне будет позволена некоторая вольность вне протокола…
- Ты ж его и ведешь, умник, - напомнил о себе ехидный Афанасий Арсеньевич.
- …то именно этот пункт и заставил нас всех собраться на полвека…
- Сорок три года, - машинально заметил все еще расстроенный Октопень.
- …раньше. На повестку вне очереди выносится вопрос обстановки на Млечном пути по личному заявлению Григория Михайловича как куратора астрорегиона. При поддержке квалифицированного большинства ему разрешено досрочно и полностью осветить ситуацию. Предоставляем вам слово, господин Григорий Михайлович.
- Спасибо, - он вздохнул, - Они вышли из Солнечной системы.
Все ахнули. Ну, кроме разве что Антонины Болеславовны да Октопени, которые ахать физически не умели.
- Да только три тысячи лет прошло, - изумился кто-то.
- Три тысячи двести семьдесят пять, - утонуло в общем гуле уточнение Октопени.
- Да, интервалы между прорывами уменьшаются. Не хочу ничем задеть уважаемый Совет, но последние черт знает сколько лет я только об этом и говорю…
- Да заткнись ты, - потерял терпение инвалид-ветеран войны с искинами.
- На данный момент первые их колонии уже существуют в области Альфы Центавра. На сей раз они даже не провели поиск пригодных экзопланет, сразу приступили к терраформированию.
Раздался целый сонм разнообразных звуков - кто трещал, кто хлюпал, кто ухал и глубоко дышал на разные лады. Григорий Михайлович, конечно, был образованным существом, но разобрал далеко не все. Но все фразы на десятках инопланетных языков были самыми отборными ругательствами.
- Может, стоит попробовать с ними связаться?
Григорий Михайлович поперхнулся и недоуменно уставился на Антонину Болеславовну. Насекомое вальяжно развалилось на своем конце стола и лениво перебирало лапками. После недавней поддержки - и вообще, в этом вопросе она всегда была на его стороне, - возражений с ее стороны он не ждал.
- Простите, связаться? С ними?
- А что мы теряем? Карантин они уже нарушили, так что протоколы безопасности полностью развязывают нам лапы.
- Что мы теряем? Бетельгейзе мы теряем, Росс теряем, что там еще, не напомните? - он обвел гневным взглядом Совет.
- Проксиму Центавра, - напомнил кто-то.
- Вот именно, - ткнул отростком Григорий Михайлович.
- А вам не кажется, что это сильно напоминает ксенофобию?
- Ксенофобию напоминает орбитальная бомбардировка тектоническими зарядами, - в голосе Григория Михайловича прорезался металл, - Массовая стерилизация планет тоже, по-моему. Не напомните, уважаемый Афанасий Анатольевич, что еще напоминает ксенофобию?
Тот поднял все свои шесть глаз, потом поочередно втянул их обратно в панцирь. Ножки, на которых эти глаза возвышались над бронированной тушей, ощутимо тряслись:
- Они не останавливались. Превеликое Творение, они просто не останавливались.
Родом он был с одной из пограничных планет Бетельгейзе и первым ощутил всю мощь пришельцев. Разумеется, не совсем первым, но в Совете никто так близко не видел, на что они способны. Когда чужаки поняли, что панцири аумтанаров их обычное оружие не берет, они решили вышибить клин клином.
Ничем новым для военных Союза это не было, но военных Союза самих не было в системе Бетельгейзе. Да и не просто так даже теоретические исследования по этой теме карались смертной казнью.
Совет тогда тоже заседал. В нем не было, конечно, никого из текущих участников, и тому было очень простое объяснение. Весь Совет безопасности тех лет сгорел в зеленой вспышке от единственного удара большой странной пушки. Ее пришлось уничтожить, так что никто в Союзе не знал, что это было. Пришельцы из Солнечной системы унесли эту технологию с собой в могилу.
А на всех обитаемых планетах Бетельгейзе аумтанары выблевывали собственные внутренности, чтобы потом подняться и поползти охотиться на оставшихся живых.
Флот вторжения даже не остановился понаблюдать. чем это все закончится.
- Или мне напомнить про Кризис?
После первого вторжения Союз уже не был настолько беззащитен. Были созданы карантинные зоны, в общем сформирована концепция внешнего и внутреннего кругов, Союзный флот был увеличен почти в десять раз. Тогда службу в нем и начал Григорий Михайлович. Но они даже близко не были готовы к тому, что случится 40 тысяч лет спустя.
Кризис когда-то имел номер, был он Кризисом сто двадцатого года четыреста пятнадцатой эры. Об этом уже мог бы рассказать Октопень, но никто не расстраивался, что он не мог. До зеленой пушки чужаки в тот цикл не додумались, но зато научились чему-то, что начисто свело беднягу с ума. Он единственный остался на заброшенной орбитальной станции. Единственный из всего своего народа. Ни тел, ни каких-либо следов существования этой странной, помешанной на вычислениях цивилизации никто так и не смог найти.
- Или вы, Афанасий Арсеньевич, хотите нам рассказать о Столетней Гонке?
Циник смолчал. Циником он стал как раз после этого. Он командовал объединенными силами уцелевших - черт его уже упомнит, как они себя называли. Союзного флота более не существовало к тому моменту, и выжившие солдаты и экипажи кораблей из всех возможных подразделений пытались дать последний бой у самого сердца внутреннего круга, но едва унесли конечности и присоски. И именно по его приказу сбежали. Не отступили, позорно умчались в бескрайнюю черноту космоса, чтобы по широкой дуге обогнуть флот вторжения, оставляя на своем пути хлебные крошки маленьких юрких корветов. И разнесли к чертовой матери эту проклятую планету, уже после пятой стерилизации отказывающуюся умирать, и порождающую все новые и новые виды совершенных убийц, идеальных захватчиков, безжалостных хищников.
И когда флот по сигналу тревоги ринулся защищать дом, затаившиеся корветы сделали свое дело. Почти никто не выжил, но экипажи дрались так яростно, что жалкие остатки чужаков на орбите Земли были перемолоты в космическую пыль.
Тогда были стерты с лица Вселенной добрые 70% видов, населявших Союз. Еще 20 сохранились фрагментарно. Некоторые в единственном экземпляре, как тот же Октопень. Оставшиеся 10 занимались тем, что без остановки строили боевые корабли и пытались выдумать новое, самое разрушительное оружие.
Ну а в оставшееся время заседали в Советах.
Они вернутся, говорил Григорий Михайлович. И они возвращались. Не раз и не два.
- Восемнадцать, - грустно уточнил Октопень.
- Кто воздержится? - протянул фальцет секретаря, - Простите, господа, но я понимаю, что голосов против не будет, поэтому давайте сократим процедуру.
Лапу подняла только Антонина Болеславовна.
Григорий Михайлович снова пожал плечами. Флот - весь флот, который вообще был, - на самом деле уже пять лет как несся к одинокой голубой планете, такой безобидной и даже в чем-то красивой, но пораженной самой страшной раковой опухолью Вселенной. которую только можно себе представить. Он не мог себе позволить промедления, а никто из военных не колебался ни минуты. Выродков из Солнечной системы надлежало уничтожить еще до того, как они догадаются о сверхсветовых перелетах. И вообще черт знает до чего они догадаются на этот раз.
Когда заседание закончилось, Григорий Михайлович неторопливо выполз наружу. Этот путь занял у него почти день. Брюхоногим сложно развивать большую скорость, особенно если у них избыточный вес и слабое сердце. Так что Антонина Болеславовна явно успела заскучать. Гигантское насекомое, едва заметив его, тут же поднялось на ноги и грациозно поплыло к нему, мелко-мелко перебирая многочисленными лапами. Спать ей было без нужды, и этот высший хищник, вершина эволюции болотистой планеты с тяжелой атмосферой, очень быстро преградил Григорию Михайловичу путь и нагло уставился в его глаза своими фасеточными озерами. Жвалы, покрытые нейротоксином, щелкнули в воздухе, но без угрозы:
- Почему ты не хочешь с ними договориться?
- Они не договариваются. Они просто уничтожат нас поодиночке.
- Они все равно это сделают.
- Да, - не стал хитрить Григорий Михайлович.
- А если мы сможем быть им полезными?
- Не сможем. В лучшем случае нас ждет участь домашнего скота, в худшем мы продлим нашу агонию на несколько лет, убивая своих союзников. Таких, как ты. Или я. Пока не перестанем быть им нужными.
- И что, лучше героически погибнуть?
- Как знаешь, Тоня. Как знаешь. Если этот день настанет…
- Когда, ты хотел сказать?
- Когда, - согласился гигантский слизняк и осел, растекся по земле, устало потер жесткими отростками свои торчащие на ножках глаза.
- Я всегда хотела узнать, - неожиданно сменила тему Антонина Болеславовна, - Зачем мы используем эти псевдонимы?
- Мы их боимся и ненавидим. Но мы говорим на их языке и пользуемся их именами. Зачем? Это же ты предложил.
- Зачем… - усмехнулся урожденный Граад-Реветин, он же Григорий Михайлович.
- Да затем, милая, что я пытался вести с ними переговоры. и если я что-то и понял, то это то, что без знания их языка мы проебем эту войну еще до того, как она начнется.
Слизняк неторопливо повернулся и принялся обползать свою собеседницу. В его голове звучала простая реплика, услышанная через примитивный досветовой радиоперехват. “Бей, Иван, а я прикрою”. И маневр, который спас жизнь ему и всему соединению. Наверное, всему Союзу.
Или хотя бы отсрочил их гибель.
