У супругов — постоянная работа на градообразующем предприятии. Имелась, пусть и небольшая, трёхкомнатная квартира, автомобиль «Нива».
Матвей же после своих отсидок и развода остался гол, как сокол. Жил в «однушке» со своей престарелой бабушкой, Бабой Ирой. Матери лишился ещё в детстве, а отца вовсе никогда не видел. С запятнанной биографией в маленьком городке устроиться на нормальную работу практически не реально. Потому перебивался шабашками и сезонными заработками. Одно время мотался по вахтам, да и там получалось – то густо, то пусто. Прохиндеев везде хватает.
Но более благополучного Серёгу такое незавидное социальное положение друга ничуть не смущало. Ведь кореш старый, проверенный, нигде не подведёт. А это главное в дружбе. С ним хоть в разведку, не то что на рыбалку или по грибы.
Так они и жили себе, дружили.
А потом у Матвея случилось горе. Престарелая бабушка, которой было уже за восемьдесят, померла. Из близких родственников она одна оставалась у него. Мужик загоревал не на шутку. Оставшись в одиночестве в пустой квартире, с тоски стал злоупотреблять спиртным. Серёга, чтобы морально поддержать друга, как-то раз остался у него с ночевой.
Сидели очень душевно, бабусю Иру покойную поминали. Хорошая была женщина, добрая. Серёга тоже ведь её с детства знал. Расчувствовавшись от воспоминаний и от водочки, Матвей достал потёртый бабкин фотоальбом, который нашёл в её вещах после похорон.
— Серый, хочешь глянуть на фотки, что у бабушки хранились? Там и я есть, совсем мальцом ещё…
— Конечно, брат! О чём разговор!
Поддатые друзья принялись перелистывать толстые страницы, переложенные калькой и рассматривать пожелтевшие фотографии, аккуратно вставленные в отверстия-уголки…
Одна из фотографий особенно привлекла внимание Сергея. Там был заснят момент прощания немногочисленных родственников с покойницей, лежащей в гробу со сложенными на груди руками. На кисти старушки из-под рукава виднелся край инкрустированного камнями широкого браслета.
— Матвей, а кто это?..
— Погодь, Серый… Не помню. Давай глянем с той стороны фотки, может, надпись есть.
Аккуратно вынув из альбома фотографию, друзья прочитали на обратной стороне: «Похороны бабушки Прасковеи Тарасовны М…». И дата – пятьдесят какой-то год.
— Серый, это же моя пра-прабабушка! Точно!.. Я-то, правда, её не видал никогда. Но мне баба Ира про неё много рассказывала. Она бабкой ей приходилась. Почти век прожила на этом свете.
— Слышь, братуха, а на руке у неё? Браслет ли чо золотой?
Матвей, приглядевшись к фотографии, согласился:
— Ага, по ходу браслет. Пра-прабабка ведь моя из ссыльных с Волги. Бабушка рассказывала, там у них до тридцать седьмого года с пра-прадедом хозяйство немалое было. И мельница, и пасека, и дом-усадьба огроменный. Не говоря уж про скотину и прочее. Чтоб всё это содержать, батраков из местной бедноты нанимали. Они-то их потом и раскулачили…
Ещё бабушка тихонько не раз намекала, что и золотишко с серебром имелось. Основную часть богатства, по семейному преданию, успели спрятать где-то в усадьбе или рядом. А кое-что с собой на Урал привезли. Точно помнила баба Ира про тяжёлые серебряные монисты, которые висели на шее у пра-прабабки. Их потом, в тяжёлые военные годы на хлеб по одной меняли, чтобы с голодухи не помереть… Про браслеты тоже сказывала. Мол, не только на руках, но и на ногах Прасковея их носила.
Но село Лозовое, где жила и похоронена моя пра-прабабка, вымерло. Ещё в конце пятидесятых, кажись. Я ездил раза три вместе с бабушкой Ирой, когда она в силе была, на то место. Положить цветы на могилки давно померших родственников. Последний раз лет пять тому назад. Там уже от домов следов почти не осталось. Одни кресты железные из травы высокой торчат. На месте деревенского кладбища, что на горке, над речкой. Оттуда вид такой широкий и красивый открывается.
Вскоре Матвея сморил сон. А его другу Серёге не спалось. Не шла из головы покойница пра-прабабка Прасковея и её золотые браслеты.
«Что если и впрямь захоронена старуха вместе со своим золотом? Матвей выложил эти факты, находясь в состоянии, не подходящем для лукавства. Уж больно пьян был, чтобы осмысленно врать. Да и я собственными глазами видел фотографию с браслетом на руке покойницы! Неужто её так и похоронили вместе с украшениями!.. А если они не только на руках, но и на ногах, как сказал Матвей? Это же по нынешним ценам – целое состояние!.. Хватило бы сполна и Матвею и мне с семьёю, чтобы свалить из этого захолустья в Екатеринбург, а то и подальше. К морю, например».
Так, ворочаясь с боку на бок и гоняя в голове беспокойные мысли, Серёга провёл ночь. Заснул уже под утро.
А вечером следующего дня без обиняков предложил Матвею съездить в заброшенную деревню и раскопать пра-прабабкину могилу. Проверить на предмет наличия золотых украшений. Но друг категорически отказался – грех это! И разговаривать не стал.
Зная характер Матвея, Серёга не приставал. Уговорами ничего не добьёшься, только разозлишь кореша ещё больше. Решил действовать хитростью. Потому что от замысла своего коварного уже не мог отступиться.
Месяц не напоминал другу о его покойнице пра-прабабке. Лишь в начале сентября заикнулся, как бы невзначай:
— Слышь, Матвей, а чего мы с тобой на рыбалку всё в одно и то же место мотаемся? Пора б уже и новые угодья осваивать. Помнится, ты говорил, что бабы Иры заброшенное село у реки красивой стояло. Давай туда сгоняем. Раз место нехоженое, то и рыба непуганая. Не забыл туда дорогу?
— Да вроде не должен заблудиться, Серёга… Ты, кстати, здорово придумал. Я ж давно хотел туда выбраться, помянуть родственников, бурьян с могилок выкосить. Мне ведь и баба Ира во сне приходила, просила проведать её деревеньку позабытую. А речка там, помню, не мелкая и широкая. Рыба точно должна водиться!
И в ближайшие выходные выдвинулись на Серёгиной «Ниве» разведать новое место для рыбалки.
У Матвея память оказалась хорошая. Ни разу не сбился с пути, хоть и пришлось петлять, когда съехали с серовского тракта. Часа через два были на месте.
До самого заброшенного села на машине не дотянули – старая грунтовка сплошь заросла высоченной травой и кустами. Если б не российский вездеход «Нива», ещё б версты на три раньше застряли. А так прорвались сквозь заросли, и пешком осталось всего с километр пройти.
Когда начали выгружаться, Сергей достал из багажника две припасённые заранее лопаты, Матвей нахмурился. Тут же твёрдо заявил:
— Копать могилу бабкину не дам. Точка.
— Да ладно, Серёга, не кипишуй! Это я для червей приготовил. Может, местная рыбёшка, по старинке, только их предпочитает.
Выбравшись из лесных зарослей на широкий пригорок, где раньше стояло село, огляделись. Да, домов не видно. Вообще ничто не напоминает о том, что раньше здесь жили люди. Лишь подойдя к краю прибрежного взгорка натолкнулись на спрятавшиеся в высокой траве железные кресты и почерневшие ржавые памятники.
— Вот оно, бывшее сельское кладбище. Сейчас поищу родных. А ты, Серый, иди, ставь палатку, лагерь разбивай. Солнце уже клонится, а нам бы ещё порыбачить сегодня успеть…
С этими словами Матвей серпом начал выкашивать траву, пытаясь разыскать могилки своих родственников. Его товарищ с палаткой и вещами спустился ближе к воде.
Через час лагерь был в полной готовности. Сергей поднялся на горку к продолжавшему бой с полынью и колючим шиповником другу. Тот тоже провёл час результативно. Выкосил приличную поляну, на которой возвышались освобождённые от травянистых пут старинные кресты.
- Ну, ты и комбайн, Матвей! смеясь, удивился Серёга. – Ладно, показывай уже, где твоя знаменитая пра-прабабка притаилась!
— Да вот, смотри, её могилка. И фотография имеется. Это уже мы с бабой Ирой приладили в один из приездов.
На одном из крестов Сергей увидел эмалевый овал с лицом нестарой ещё женщины. У тётки был прямой пронизывающий взгляд, от которого Серёга невольно поёжился.
— Слышь, Матвей, она не очень-то похожа на бабусю в гробу, которую мы видели в фотоальбоме…
— Конечно, не похожа. Здесь ей лет пятьдесят всего. Не нашли просто другой фотки, подходящей для памятника. Раньше не больно-то фотографировались. Да и не любила она фоткаться, по словам бабы Иры.
— Понятно… Ладно, если ты закончил, пошли, порыбачим. Я уже лодку накачал. Всё готово.
Весь вечер друзья провели за любимым занятием. Рыба клевала отменно, да вся крупная, как на подбор. Потом ушица под водочку у костра. Спать легли уже за полночь…
Ночью Матвею приснился тяжёлый, даже страшный сон. Привиделось, будто бродит он один по безлюдному селу Лозовое. Заглядывает в покосившиеся пустые домики и ищет бабу Иру. Повсюду запустение, ни одной живой души окрест. Да ещё темнота сгущается — то ли пасмурно, то ли вечереет. Зашёл мужик в последний дом – опять никого. Вдруг видит лестницу, ведущую на чердак. Взобрался по ней наверх, а там на табуретках гроб старый стоит, а в нём пра-прабабка Прасковея мёртвая.
В этом месте Матвей проснулся. Тут же понял, что один в палатке. Серёги нет. Наверное, по малой нужде пошёл. Полежал минут десять – не возвращается. Забеспокоившись, вылез наружу и прислушался. Приглядываться-то бесполезно — тьма кромешная.
В полной тишине различил негромкие звуки втыкаемой в землю лопаты. Матвей сразу обо всём догадался. Поднявшись на взгорье, заметил неподалёку свет фонарика, а рядом усердно махавшую заступом фигуру.
Подбежав ближе, с ужасом и обидой увидел вывороченный из земли, лежащий плашмя железный крест, овалом вниз. А рядом копошащегося в неглубокой яме Серёгу.
— Серый, козлина! Какого хрена!.. Ты что творишь?!..
С этими словами, подскочив к полураскопанной могиле, попытался схватить подлого дружбана за шкирку. Но тут же получил остриём штыковой лопаты удар в горло и, отшатнувшись, зажимая обеими руками клокочущую рану, повалился на землю…
Серёга же выскочил из ямы и, отбежав на несколько шагов, встал. С зажатой в руках лопатой, он смотрел на агонизирующего в траве товарища и повторял, как заведённый: «Бл…! Бл…! Бл…!»
Когда Матвей затих, убийца дрожащими руками достал сигарету и, выкурив её в несколько затяжек, снова принялся рыть яму.
Копал в том месте, где изначально стоял крест. В ногах у покойника, как заведено. Сразу решил, что весь гроб откапывать не будет, а только половину. Очень не хотелось увидеть страшный бабкин череп. Или во что там, за более чем полвека, превратилась её голова.
Рыл долго. Периодически перекуривал и отхлёбывал водяру из горла. Яма уже больше его роста, но гроба нет! Какого чёрта?! Неужто раньше закапывали покойников так глубоко?
Углубившись в землю на два с половиной метра, но так и не найдя гроба, понял – что-то не то. Силы заканчивались. В отчаянии стал расширять стенки разрытой могилы, и наконец сталь лопаты впилась в почерневшее осклизлое дерево. На уровне чуть ниже его груди. Значит, промахнулся просто.
Только как такое возможно? Он же точно всё отмерил. А может, это чужой гроб?
Но нет, бабкина могила стояла наособицу, в стороне от прочих. Тогда почему она оказалась вдали от креста?.. Чертовщина какая-то. Наверное, копщики были пьяные и установили крест криво. Или бабкин гроб сам собой под землёй передвигается?! Ну, на хрен такие мысли!
Сосредоточившись на расчистке полусгнивших досок, Серёга старался гнать прочь лезшие в голову жуткие предположения.
Отковыряв от земли деревянный ящик на полметра, так что он торчал из стены ямы горизонтально, решил вскрывать. «Ну, бабушка, покажи, чем богата! Говорили, что у тебя на ногах браслетики имеются золотые…»
Пытаясь подцепить остриём заступа верхние доски, перепачканный глиной мужик изо всех сил курочил гроб. Но доски, на удивление, держались крепко.
— Да вы что, из дуба сделаны?!..
Измученный Серёга принялся рубить лопатой, как топором, неподдающуюся древесину. Через несколько ударов вывалились нижние, более трухлявые, доски, и под ноги шлёпнулось что-то тяжёлое.
Посветив вниз фонариком, мужик окаменел от ужаса. Между носков сапог лежала человеческая голова с ощерившимся зубами ртом. Тёмно-серая кожа обтягивала, как плёнка, выпуклости черепа. Седые длинные волосы растрепались и вперемешку с полуистлевшим тряпьём обрамляли это жуткое зрелище. Серёга почувствовал, что сходит с ума. На миг показалось — в чёрных впадинах глазниц блеснули огоньки. Он выключил фонарик, чтобы не видеть этого ужаса. Но огоньки не погасли.
Через секунду обезумевший от страха гробокопатель очутился наверху. Одним глотком прикончил остатки водки в бутылке и, трясясь, как осиновый лист, закурил.
Немного успокоившись, с опаской спрыгнул в яму и продолжил раскопки. Выворотил почти весь гроб целиком, вытряхнув из него зловонные останки, но ничего похожего на украшения, а тем более золото, не отыскал. Единственной находкой оказался позеленевший нательный крестик.
Почти теряя сознание от усталости и выпитой водки, незадачливый копщик выполз из осквернённой домовины и упал тут же в траву без чувств…
Сколько пролежал в забытьи он не знал. Когда наконец очнулся и открыл глаза, то… ничего не увидел. Одну сплошную молочную пелену. В ужасе продолжал хлопать глазами, но картинка не менялась. Только, когда сжимал веки, белёсая пелена становилась чёрной.
После часа безуспешных попыток восстановить зрение, Серёга понял, что ослеп. Тоскливо подвывая, ползал на карачках в траве, словно кутёнок, натыкаясь на кресты и памятники.
Счёт времени потерял. На помощь не надеялся. Вряд ли кто сунется сюда в ближайшие недели, а то и месяцы.
Но в конце концов инстинкт самосохранения взял своё. Определив по шуму воды направление к реке, на полусогнутых стал спускаться к берегу. Ещё через несколько часов, шаря по сторонам руками, наткнулся на палатку, а затем на резиновую лодку.
Собрав на ощупь продукты, сухую одежду, забрался в плавсредство и оттолкнулся веслом от берега…
Через сутки или двое слепого Серёгу, дрейфующего по течению, выловили и отбуксировали к берегу случайные рыбаки. Позже на попутке довезли до ближайшей больнички. А оттуда переправили в родной городок.
За дни своих скитаний горемыка заработал тяжёлую двухстороннюю пневмонию, поэтому попал прямиком в реанимацию.
Когда криз миновал, в палату к Серёге заявился следователь. К тому времени мужик успел придумать легенду, что на них с другом напали четверо неизвестных отморозков. В схватке Матвея убили, а его ударили по голове, в результате чего и потерял зрение. Чудом выжил, потом вслепую выбрался по реке. Всё это без запинки выложил оперу. Тот слушал, не перебивая, а когда Сергей закончил, задумчиво заметил:
— А вот Ваш друг описал немного не так.
От этих слов у Серёги помутилось сознание. «Друг?! Матвей жив?!»
Словно прочитав его мысли, следователь продолжил:
— Да, спасли мужика. Невиданно живуч оказался. Потерял очень много крови, но нашёл силы дойти до машины и на ней выехать к трассе. Оттуда уж его оперативно доставили хирургам и залатали. Считай, заново родился. Знать, теперь жить будет долго.
Не став больше запираться, Серёга выложил следаку всё. Про то, как корыстный бес попутал из-за бабкиного несуществующего золота, как придумал коварный план – с помощью Матвея добраться до вожделенной могилы, про то, как, в конце концов, вонзил остриё лопаты в горло лучшему другу.
Слепой мужик не видел, как у опера от новой истории постепенно отваливалась челюсть. Только услышал по окончании своей покаянной исповеди его растерянную фразу:
— А товарищ твой тоже сказал, что на вас напали. Только трое, а не четверо, как у тебя вначале.
Трудно угадать, что подвигло выжившего после смертельной раны Матвея на выгораживание друга-иуды. Может, пожалел его несовершеннолетних детишек – не захотел оставлять их без дурака-отца, которому был обеспечен срок. Может, как бывалый сиделец, сам решил разобраться с гнидой, без ментов. Может, по другой какой причине.
Но в итоге, Серёге, к которому так и не вернулось зрение, впаяли пять лет строгача за покушение на убийство из корыстных побуждений и нанесение тяжких телесных. Отбывая срок на зоне, рассказал эту печальную историю соседу по койке.
