– Попробуем… – негромко отозвался Борис.
Едва был сделан шаг в сторону, глаза впереди дрогнули – нарушили неподвижность лесного пейзажа. Потом исчезли вовсе.
Следом послышался хруст лежащих на земле веток, мгновенно переросший в знакомый характерный звук – тяжёлую поступь крупного четвероного. Фырчание – и, вероятней всего, идущее из ноздрей – усилилось. Зверь первым потерял терпение, не стал разрывать гирлянды «виноградника», а тоже решил обойти деревья. Остановился затем и показал свою голову. Огромную, увенчанную двумя изогнутыми ко лбу рогами, лохматую на макушке и с жидкой порослью на подбородке, с подвижными влажными ноздрями на… овальном коровьем носу.
Буйвол. Видимо, где-то недалеко было его стадо, или же он отстал от него. Старый, практически исполинских размеров самец. Целиком зверя видно не было – скрывали заросли, но судя по высоте, с которой глаза смотрели в упор, весом он был не менее полутора тонн и в холке метра за два. Что ж, гигантизм некоторых видов говорил об особенностях этого уголка. Огромные буйволы, львы… Кто ещё?
– У него три глаза, – произнёс Макс, стараясь, как и Борис, не двигаться.
Третье веко, что было закрыто, пошевелилось. Медленно, как стеклоподъёмник, поехало вверх. И этот здоровый монстр смотрел теперь на них во все очи, ушами отгонял назойливых летунов-насекомых и, не моргая, пялился.
Вспугнула неожиданность. Буйволы, по крайней мере в Африке, славились своим нравом не меньше, чем бегемоты и носороги. Этот же был настолько увлечён разглядыванием двуногих, что перестал вслушиваться в округу. Сначала дунул ветер, донёсся приятный запах сырости и древесной гнили, говорившей о близости большой заболоченной реки. Зверь опустил голову и двинулся было к ним, медленно и нерешительно, борясь с любопытством.
– Я сам, если что… – подал голос Макс, поднимая пистолет.
– Не в лоб – хрен прошибёшь, – предупредил Борис. Тратить мощные ружейные патроны, наводя в окрестностях шум, не хотелось.
Однако внезапно ещё один порыв ветра пошевелил кусты. Побеспокоенная, оттуда взмыла вверх какая-то разноцветная птица, издала противный гортанный звук. И буйвол, сделав только первый шаг к людям, вздрогнул, вздыбил при этом рогатую голову. Сложив веко третьего глаза, – тогда как два крайних округлились, – знакомиться резко с двуногими передумал.
Макс так и не выстрелил – а зверь развернулся от них, и мощным мускулистым тараном понёсся через лес.
Треск поднялся как от гиппопотама, прорывающегося сквозь яблоневый сад. Хрустели молодые стволы, с криками разлетались другие птицы, уступая дорогу испуганному великану.
Что ж, пронесло. Оба выдохнули одновременно. Варнавский ещё сомневался, отправлять ли сюда Бориса. По хорошему счёту заходить нужно было группой в пять-шесть человек, при полном вооружении. Мало ли, что новый фо́нор агрессии ничего примечательного не показал из этого мира, когда изучали фауну. Тут и без неё коньки можно отбросить. Такая махина, без всякого злого умысла, растопчет пол роты бойцов, а после, когда успокоится, отправиться пощипывать на склоне сочную травку и даже не вспомнит о произошедшем. Жаль, больше людей проход не пропустил. Возможности прохождения так же вычислили заранее – три человека за раз, не более. И столько же обратно, через четверо суток, когда перенастроят оборудование. Если не успеют за это время выследить льва, будет и второй заход, и третий, и четвёртый – до тех пор, пока не убьют. Первый – скорее всего разведывательный.
Выбрались к месту, откуда веяло тёплой влагой, и поняли, что до реки ещё не дошли. Славное открылось перед ними местечко, довольно живописное и красивое, хоть и болотце, с редкими корявыми деревцами посередине и низкими зарослями. Сумели его обойти по краю. С округлых кочек в воду спускались ящерицы, в перевалку спрыгивали желтопузые лягушки. В лучах спускавшегося солнца грелась большая, полосатая как зебра, змея. Сложилась кольцами и трёхглазой головкой с кулачок наблюдала за проходившими мимо людьми. Все земноводные твари были обычных размеров. Однако в словах масаи, описавших три глаза у льва, сомневаться больше не приходилось. Борис, в отличие от Варнавского и других коллег по отделу, поверил им сразу. У страха, конечно, глаза велики, но только боязнь и страх – совсем не про воинов масаи. Прирождённое племя охотников. Столетиями наводили ужас на царя зверей в Африке и убивали тысячами, испокон веков, не имея при этом ружей, винтовок, пистолетов. Туземцы могли ошибиться в своих описаниях, но не соврать.
«Третье око – око проклятья, – сказал их Лайбон, некто вроде племенного шамана. – Откроет его – проклянёт…»
Ну, если в это поверить, то местный буйвол, змея, лягушки и прочая живность, что хлопали на них тремя глазками, проклятье им обеспечили на много поколений вперёд.
Когда болотце закончилось, из зарослей впереди возникло ещё одно чудо. Конечно же, несовершенные до конца сканеры, многого заранее не определили. Наличие местных примитивных племён они выявили, а вот развалины старых цивилизаций – это уже увидели собственными глазами.
Храм выплыл из зелёной массы как остов испанского галеона в пересохшем русле реки. Каменный, с восьмью фасадными колоннами, весь оплетённый лианами, со статуей сидящего возле входа льва. Левое ухо – сколото временем, посередине лба угадывался третий глаз.
Несколько мгновений, изумлённые, они стояли и просто рассматривали.
– На пару минут, – разрешил Борис, терзаемый любопытством не меньше молодого коллеги, но помнящий при этом, зачем они сюда пришли. Достал из кармана фонарик. – Сделай для Варнавского съёмку…
Помощник кивнул и вытащил из заплечного рюкзака камеру-фотоаппарат. Маленькая, удобная, благодаря особым линзам могла снимать с хорошим приближением. Использовали чаще для дистанционной съёмки.
Наверное, прошло не менее тысячи лет, прежде чем храм был заброшен. Где-то, в этом же лесу, вероятно, скрывались остатки старого города. Тысяча лет – это ещё навскидку, вполне могло оказаться больше, на глаз не идентифицировать.
Зато угадывались явные следы хараппской культуры, столкнувшейся с двумя другими, неизвестными – их Макс определить не смог.
Стены храма внутри были расписаны. Статуи многоруких трёхглазых божеств вдоль них, осколки кувшинов и посуды под ногами. Рисунки с изображением людей сохранились хорошо. На них пасли стада животных, возделывали землю и сады, воевали друг с другом – в руках держали странное оружие, не подходившее под каноны известных истории цивилизаций. Один изображённый предводитель восседал на огромном льве, а рядом с ним, чуть выше плеч, парили словно на коврах-самолётах его защитники. Позади двигалось войско.
Дальняя стена храма полностью была отдана пейзажам леса. Роспись цветная, деревья покрыты листвой, от ярко-оранжевых сполохов, точно живых и танцующих, пестревших местами бледными жёлтыми прожилками – до самых тёмных и глубоких оттенков красного. Возможно, со временем так изменилась краска, создала оптическую иллюзию игры отдельных природных тонов. Местами она облупилась, трещинки разбегались паутиной высоко, под сводчатую крышу. Пейзаж на этой стене был един – через убранное поле, там, где лес посередине прерывался, быки, погоняемые людьми, тянули повозки.
– Как расстарались! Поклонники осени?.. Празднование урожая? – спросил вслух Макс, заканчивавший для Варнавского видеосъёмку. – Хотя какая тут осень…
– Всё может быть, всё… – ответил на это Борис.
Ему почему-то вспомнился другой рыжий лес – виденный им много раз на фотографиях, во времена учёбы в академии и после. Массивы деревьев в окрестностях Чернобыля, сразу за Припятью. Сканеры Варнавского, правда, повышенного радиоактивного фона в этом мире не выявили, но кто его знает, как давно здесь пришла в упадок цивилизация. Тем более – откуда здесь появилась.
– Пришли, как и мы. Просто очень давно… – размышлял вслух Макс, закидывая рюкзак с камерой и вещами за спину.
– Нет, не как мы, – с уверенностью возразил Борис, направившись к выходу. – Варнавского у них не было. А вот «львиные тропки» переселенцы из древней Индии знать могли…
Строители найденной обители богов попали в этот мир не из Африки – за это говорили черты лиц и силуэты воинов, царей, пастухов, земледельцев. А также – ярко выраженные штрихи хараппской культуры, выдававшие в древних зодчих ранних индоевропейских представителей…
Из храма вышли менее чем через пять минут. Садящееся солнце властно прорывалось лучами сквозь лес, слепило глаза. Однако и шагу не успели ступить от фигуры с сидящим на пьедестале львом, преданно охранявшим вход, как новое, неожиданное событие заставило обоих остановиться.
Тут уж ни опыт, ни тренируемая годами выдержка на помощь прийти не смогли – от увиденного Бориса едва не разбил паралич. Холод и судорога в мгновение прошлись по спине, сковали тело и подавили на время волю.
– Кто… это?.. – услышал он напряжённый голос Макса, раздавшийся, из-за шума крови в ушах, как сквозь завесу. Сам же он – будто погрузился в раннее детство, перенёсся назад во времени.
Знакомый кинотеатр. Выкупленный каким-то бизнесменом у государства – тот самый, на углу, куда они ходили вместе с матерью, и билеты в нём продавались на закрытые коммерческие показы. Что-то наподобие видеосалонов начала 90-х, но намного цивильнее: просторные залы, большие экраны, напитки, мороженое, сладости. Однажды они смотрели «Звёздные Войны», серию из ранних частей первой трилогии. Борис хорошо запомнил, как в один момент он вжался в неудобное кресло спиной: большо́го ужаса на экране не было, но сам миг поразил его до глубины души. Люк Скайуокер, на далёкой планете, забрёл в своих поисках в тёмный лес или глубокий овраг. И там повстречал призрака своего отца – Дарта Вейдера, вышедшего к нему внезапно из мглы.
Вот и сейчас, как Люк, он утратил дар речи, а с ним – способность пошевелиться, будто увидел настоящее привидение. Пульс сумасшедше стучал в висках.
– Борис Сергеевич… – выдернул его из оцепенения голос помощника. – Он у меня на прицеле…
Подняв руки вверх, к ним медленно шёл человек. С блуждавшей на лице улыбочкой и какой-то естественной ленцой в движениях, не торопился и не торопил их, давая время рассмотреть.
– Не стреляй… – разлепились губы Бориса и собственный голос показался неузнаваемо хриплым. – Отойди в сторону, Максим… Дай нам поговорить. Потом объясню…
Объяснит? Кто бы самому рассказал, как такое возможно. Подобного «сюрприза», да ещё в таком месте, от Варнавского он не ждал.
Человек остановился. И стоял молча, пока Макс выполнял приказ – убрал оружие, отсчитал несколько шагов вбок, сел на небольшой валун возле статуи стража-льва. И только после этого движение возобновилось.
– Здорово́, мужики! – напористо сказал человек, сохраняя улыбку, глазами при этом не отпуская их обоих. – А я ж сразу смотрю – наши! Думаю, дай подойду… Ну, чё, ребятки? Поговорим?..
Подошедший остановился в трёх шагах. От него ощутимой волной исходила уверенность, и она, казалось, полностью была ему подконтрольна.
– Это – моё, – произнёс он твёрдо, забрав у Бориса ружьё – а тот ему позволил. Потом, посмотрев на наблюдавшего за ними Макса, сказал: – Забери у своего мальца «Стечкина». И да – слушаем теперь только меня…
Раневский не успел отойти от первого шока. Макс, понимавший в происходившем ещё меньше, чем он, попробовал осторожно осклабиться.
– Да больно надо, – с вызовом обронил он, чувствуя, что происходит некая перестановка сил, на которую его командир отчего-то согласился безмолвно. – Всё равно не пистолет, а какая-то пукалка…
Настроение в воздухе поменялось в секунду. Забравший ружьё человек, выпустил его в одно мгновенье – бросил Борису обратно в руки, а в следующее – одним прыжком оказался рядом с молодым оперативником. Присел на одно колено.
– Чё? Чё? – спросил он его. – Где жужжит?.. – закрутил головой.
Да такого попросту быть не могло – того, что происходило сейчас! Это и вправду был ОН. Только его обновлённая версия: гораздо моложе, лет может на двадцать-двадцать пять – как будто из времени намного раньше, чем когда они познакомились в академии. И эти знакомые «чё-чё», заставившие нешуточно ёкнуть сердце. Борис даже на миг повёлся на эту пантомиму – настолько она показалась выразительной – сам начал вглядываться, кто и где жужжал в воздухе.
Макс больше шефа оценил мастерство игры: тут же повернул шею, ища глазами над собой насекомых или кого-то ещё.
Однако в следующий миг получил мощную оплеуху. Тяжёлую и сильную, такую, что перевернулся от неё и отлетел назад метра на три.
Сгруппировался, хотел было вскочить, но взгляд поднявшегося на ноги первым… Репейникова словно пригвоздил его к земле.
Парень застыл в ожидании. К тому же оружие, выбитое ловко перед ударом, осталось в руке ударившего.
– «Стечкин», сопляк, – не какая-то пукалка, – сказал Вячеслав Вениаминович голосом, способным раздавить любого словно мокрицу. – Это автоматический пистолет, позволяющий нарушить планы противника на ближней и средней дистанции. Гордость любого боевого офицера. А ты ещё не офицер, как я погляжу – «губы на молоке не обсохли»...
– Лишь распоследние мудаки, – добавил Репейников после короткой паузы-выдоха, – считают, что пистолет тяжёлый, неудобный. Таким «считальцам» и собственный хер в тягость. Как правило, его у них нет… Понял, щенок?..
Лучший способ ретироваться – не отвечать на неудобный вопрос. Вроде как, не потерял до конца лицо, хоть и отполз побитым в сторону.
Борис просто наблюдал за ними в какой-то прострации. Кивнул только головой, что б Макс не вздумал дёрнуться, и видел, что тот принял правильное решение. Репья, или Репейникова Вячеслава Вениаминовича с боевым позывным «Сыч», его подчинённый никогда не знал – мог только слышать в стенах академии о его заслугах. Однако Максим как-то почувствовал, что если его командир не встревает, то лучше и самому не лезть. Побыть на третьих ролях.
– Да ладно, мужики! – всё в той же свойственной ему манере, Репейников повернулся к ним сразу к обоим и миролюбиво развёл руками, словно только что и не было никакого недопонимания с одним из них. – Ну, не с того начали. Я ж понял, что вы свои, Варнавский предупредил: сказал, встречу двоих. Ты, наверное, Раневский. Выглядишь старше, чем твой мелкий. Профессор назвал мне ВА́С…
Затем он шагнул к Борису, протягивая ему руку с пистолетом. Опять забрал у него ружьё.
– Я Слава. «Сыч». А ты? Небось от фамилии – «Ранетка»?
Пошутил, называется. Вышло похоже.
– Раневский. Борис. Позывной – «Кондор».
– Кондор… И кто ж тебя так назвал? – знакомо и беззлобно развивал шутку Репейников.
Вот удивится-то, если услышит.
– Ты… То есть… вы, Вячеслав Вениаминович, – непроизвольно закончил такими словами фразу Раневский.
– Что?.. – удивление казалось неподдельным.
И «чё» у бывшего наставника и командира всегда менялось на «что» при неконтролируемых им составляющих обстоятельств. Репейников замер. Внимательно посмотрел Борису в глаза. Задумался, снова посмотрел, но уже по-другому, взгляд будто рассеялся в пространстве. Затем сфокусировался вновь.
– Во как значит… – сказал он после некоторой паузы, явно растерянно. – Типа, откуда вы пришли – меня там уже нет?..
Достал из кармана пачку папирос, задымил. Предложил Максу, который не отказался – так они вроде «замирили».
– Варнавский… Вот, сука... – произнёс, помолчав, Сыч с нескрываемым раздражением. – Где-то кто-то объебался. Профессор или я…
– Ты это… – обернулся он снова на Бориса. – Ничего мне пока не говори. Спрошу, если нужно. Я так-то здесь за одним делом – за львом. Слышали? Размик Эдуардович открыл однажды проход, прямо из лаборатории. Зверь через него к нам и вышел. Загрыз троих сотрудников, а после ушёл обратно, в свой мир. Сюда, значит. Недавно ещё разок появлялся, но уже в Африке. Две деревни перемолол зубами – не жрал, убивал, скотина. Резал как домашний скот… Вы, двое, здесь зачем?..
– За тем же львом, – коротко ответил Борис. – За тридцать лет он не был пойман. Всего четыре появления, последнее – снова в Африка. Вырезал деревню на сорок человек. Наш мир для него – «магнит». Приходит в него каждое десятилетие…
– Тогда… – их гость по́днял бодро голову, зацепив взглядом обоих.
– Тогда всё сходится, – кивнул он, немного поразмыслив. – Варнавский сказал, что найду ва́с. Не объяснил, откуда вы здесь, но через открытый проход сумел пропустить только меня. Без команды. Вы – моя команда… Мой приказ – взять вас под крыло и уничтожить зверя, если получится.
– Добро… – ответил Борис согласием.
Не желая торопить событий, он просто отпустил на время «вожжи» – да, собственно, сразу передал их. Потому и не сказал вслух ожившему так внезапно, в таком неожиданном месте сослуживцу, что впервые слышит про появление льва в лаборатории. По данным Бориса, именно в Африке были зарегистрированы все четыре случая атак на жителей.
Также показалось странным, что ни слова не было произнесено об их третьем «компаньоне» – охотнике Джуре. Как и сам факт, что Варнавский из их с Максом времени ни разу не обмолвился о человеке, которого они трое, с Джурой, встретят здесь – будто и вправду о нём не знал, о Репейникове. Невзирая на известные минусы Размика Эдуардовича, подобное скрывать было ни к чему – напрасно только подвергать серьёзному риску ход операции. О чём-то профессор, возможно, догадывался. О ранних своих экспериментах с проходом сюда, в львиное царство, мог попросту умолчать – такое уже бывало, с умалчиванием. Мир этот прощупывался крайне тяжело. Да и говорил он, что не хочет отпускать Бориса, внятно своих опасений объяснить не сумел и «прикрывался» новым оборудованием. А перед вылетом в Африку и весь путь до неё между ними будто сквозила некая недосказанность, до самого открытия прохода.
С другой стороны – и о чём Варнавский дал понять на словах достаточно ясно – прежде никаких появлений людей в этом отрезке мира не было. По крайней мере, из их отдела, по известным в архивах делам.
Если врал, то зачем?.. Не помнил, что сам отправлял Сыча двадцать лет назад во время, текущее здесь? Такое навряд ли. И главное – откуда заранее узнал о команде – команде, которой не было много лет назад?.. «Призрак» Сыча назвал их обоих – фамилии, имена, угадал точное место. Разве что не знал позывных и про Джуру.
Репейников, прикурив ещё папиросу, коротко взглянул на них и кивнул.
– Пошли! Чё встали-то? Скоро закат…
