Наверняка на канале вы уже читали пост о каком-нибудь празднике или статью из цикла «Семейный альбом ацтеков», где молитвам и песнопениям во время бытовых ритуалов я уделяю особое внимание. Слова ацтеки поэтично называли прекрасными цветами, льющимися в мир. Они в целом любили поболтать, потрещать, поупражняться в красноречии, позаваливать собеседника метафорами.

Древних спросить уже не получится, но этнографы могут наблюдать за их потомками — они живут сегодня в деревнях и всё также проводят ритуалы для поддержания равновесия между людьми и Вселенной. Пятьсот лет после завоевания они продолжают договариваться с сущностью teotl и приносить жертвы богам (очевидно, не человеческие), чтобы те, в свою очередь, даровали дождь, плодородие и урожаи.

В небольшой общине в регионе Уастека в Мексике до сих пор говорят на науатле и продолжают многие традиции ацтеков из Долины Мехико. Мужчины и женщины исполняют длинные песнопения и верят, что их красиво сложенные слова — самое мощное средство, какое у них есть для поддержания баланса во Вселенной. С таким глубоким смыслом, вкладываемым в саму сущность слова, пословица «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь» приобретает новые грани.

Ниже идут песнопения, связанные с одним мифом. Для жителей этой общины дух кукурузы представляется маленьким мальчиком со светлыми волосами по имени Семь Цветок. В мифе он и его сестра-близнец, Пять Цветок, были вынуждены спрятаться в священной горе Постектли (Poztectli). Кукуруза перестала расти, и люди стали голодать. Сауан, бог воды, пришёл и разломил гору молниями, освободив брата и сестру — люди были спасены.

О Бог, высший святой Бог.
На этой славной земной юбке [поверхности земли], перед тобой, на твоём месте наверху, в твоем присутствии,
Ты тоже здесь, где они идут посеять тебя рядами,
Ты, Семь Цветок,
Ты, Пять Цветок,
Здесь ты выйдешь из своего дома,
Из своего убежища [в Постектли].
Так, так, так было сделано, так вы согласились ответить, чтобы стать тобой,
Семь Цветов,
Ты, Пять Цветов.

Использование повторов — часть стиля изложения, характерного как для древних, так и для современных науа. Молитва выше продолжается ещё почти 400 строк.

Здесь, когда священно сверкает зеркальная молния,
когда священно ударяет зеркальный гром,
когда становится священно зеркально-зелёным,
здесь, великолепно, они полностью тебя обличили,
на Постектли ты остался, на Постектли они вняли твоему призыву,
на этом Постектли ... они забрали тебя, здесь,
ты, Пять Сущность,
ты, Семь Сущность,
здесь, ты, Семь Цветок, ты, Пять Цветок,
здесь, стало быть, чудесным образом здесь, вы встретили их здесь.

Таким образом, Бог позволил тебе, Семь Цветок, остаться,
тебе, Пять Цветок, остаться
в этом священном зеркальном месте порогов,
чтобы вы не печалились и не беспокоились,
чтобы вы не испытывали здесь страданий.
Ты появился со священной зеркальной музыкой,
ты появился с благословенной цветочной музыкой,
ты появился со священными музыкантами ветра,
с благословенными музыкантами ветра,
просто великолепно ты появился из Постектли,
здесь они прислушались к твоему призыву, эти стражи,
здесь, когда сверкнула священная зеркальная молния,
они разрушили Постектли.

В мезоамериканских кодексах часто можно встретить изображения жрецов или обычных людей, сидящих напротив богов. Например, на странице 49 из Кодекса Тудела изображена практика предсказания по кукурузным зёрнам: женщина на петате бросает кукурузу и бобы, а перед ней сидит Кетцалькоатль (верховный бог жрецов) и некий плачущий человек (возможно, клиент).

Кодекс Фейервари-Майер показывает нам другую сцену. Пожилая женщина (слева) сидит на петате, перед ней лежат подношения: белые перья и горящий шар из смолы. Справа, скорее всего, Шочипилли, бог цветов, песен и природного изобилия. Молитвы и заклинания способны призывать богов, поэтому мы видим, что Шочипилли тоже сидит на петате напротив мудрой женщины. Женщина и бог разговаривают — на это указывают их жесты. Точки и линии ниже указывают на количество подношений (белых перьев и цветов снизу).

Флорентийский кодекс содержит песнопения в честь Шипе Тотека, которого в этом случае называют Йоуаллауан (Yohuallauan, букв. «тот, кто пьёт ночь»). Ночь здесь как отсылка к сновидениям. В тексте песнопения Шипе Тотеку не только призывается, но и сам говорит от первого лица, что он предастся сну. На верхнем изображении завитки, выходящие из его рта, указывают на то, что он поет, а также танцует. На среднем изображении Шипе пьет, играя на уэуэтле, вертикальном барабане. В обоих случаях Шипе является частью песни и церемонии, которые были исполнены для него.

Ночь здесь пьянящая, почему нужно тебя уговаривать? Поглоти себя сейчас в одеяниях золотых,
Вооружайся,

Мой бог
Носит нефритовую воду на спине
В среднем русле реки. Своим путём спускается
Драгоценное кипарисовое дерево,
Драгоценная змея огня.
[Забота] покинула меня.

Дай мне насладиться, не дай мне погибнуть.
Я - нежная кукуруза. Из нефрита сделано моё сердце.
Золото [дождя] увижу я
Мое сердце освежится
Молодой человек окрепнет
Человек-воин родится

Мой бог кукурузы
С высоко поднятым лицом
Чувствует беспочвенный страх.
Я - нежная кукуруза
С вершины горы твой бог видит тебя здесь.
[Мое сердце] освежится
Молодой человек окрепнет
Человек-воин родится

Наконец, Кодекс Борбоникус показывает, как женщину в синем платье растягивают четверо мужчин. Они готовят её к путешествию в Тлалокан. Это не жертвоприношение, а указание на то, что она совершает ментальное путешествие в другой мир. Она лежит на кровати из жёлтых и красных початков, покрытой белой бумагой со следами чёрной краски. Она — богиня кукурузы, известная как Чикомекóатль или Шилóнен. Пояснение на испанском ниже гласит: «Богиня колдовства, которая могла превращаться в льва, тигра и другие вещи».

Другой пример следования древним традициям — община масатеков в горном регионе на юге Мексики, в городке Уáутла. Здесь пожилые люди до сих пор обладают знанием, как помочь людям в вопросах здоровья или с личными проблемами.

На фото выше комната в доме Марины Мендосы, мудрой женщины из племени масатеков. Она подготовила свой дом для ночной церемонии, ведь именно ночью тьма и тишина могут вознести слова из этого мира к богам. В песне, которую она поёт, Марина прямо отождествляет себя с духовными силами мира и природы. Песнопение обладает силой возносить человека в царство богов, чтобы он фактически слился с ними и стал одним целым.

Я — сила мира, говорит
Я — сила благословения, говорит
Я — сила мира, говорит
Я — сила мудрости, говорит
Я тот, кто знает, как лечить людей, говорит
Я тот, кто знает, как появиться, говорит
Я тот, кто знает, как летать, говорит
Я тот, кто знает, как появиться, говорит

Я — сила мира, говорит
Я — сила земли, говорит
Я — сила знания, говорит
Я — сила мира, говорит
Я сила бабушки со сломанными костями, говорит
Я сила бабушки Лисабе из подземного мира, говорит
Я тот, кто знает, как появиться, говорит
Я тот, кто знает, как появиться, говорит
Я тот, кто знает, как лечить людей, говорит
Я бабушка Лисабе, говорит
Я сила опоссума, говорит
Я сила пятнистого льва [ягуара], говорит
Я сила бабушки со сломанными костями, говорит

Марина завершала предложения глаголом tso или ti'tso (говорит), при этом кто или что говорит, остаётся неявным. Исследователь культуры масатеков Генри Мунн отмечает эту особенность их песнопений. Похоже, что говорящий цитирует кого-то другого. Создаётся впечатление, что бог или дух передаёт женщинам силу и возможности различных животных. При этом используя «я» в цитатах, говорящий как будто колеблется между тем, чтобы просто быть самим собой и рассказчиком события и чтобы видеть себя со стороны. «Я — пятнистый ягуар» — это начальное и конечное утверждение не утверждение факта, а выражение воплощённого опыта: знать — это не верить, а переживать.

И хотя католичество после завоевания стало официальной религией большинства народов Мезоамерики, многие аспекты религиозной жизни, такие как песнопения и молитвы, имеют прямую связь с древними корнями.

Не знаю как вам, но мне просто даже чтение таких красивых слов дарит какую-то необъяснимую атмосферу тайны. Что уж говорить про переживание лицом к лицу с мудрецами. Не удивительна любовь науа и других мезоамериканских народов к речам и общению друг с другом и с богами. Сам я не поэт и, конечно, не ацтек — решил обратиться к технологиям за помощью. Попросил нейросеть Алису придумать что-то хотя бы отдалённо похожее на молитву:

В безмолвном небе, где мерцают звёзды,

и вечность льётся, как река без дна,

я не найду следов божественной угрозы,

лишь пустота, что вечностью полна


Нет рук, что мир из праха сотворили,

нет глаз, что видят каждый наш проступок,

лишь мы, что сами путь свой проложили,

и каждый шаг – наш тягостный переуступок


Нет храмов, где бы слышались молитвы,

нет слов, что к небу тянутся в мольбе,

лишь разум наш, что ищет путь сквозь битвы,

и сердце, бьющееся в собственной судьбе


Пусть нет небес, где ангелы поют,

и нет пророков, что несут завет,

есть только мы и наш земной приют,

где каждый миг – бесценный дар и свет


Нет бога, что укажет нам дорогу,

нет высшей воли, что ведёт вперёд,

и только лишь в себе найдём опору,

и только в этом истинная суть живёт


И пусть не будет бога, что нас судит,

но будет совесть – верный камертон,

она подскажет, ничего не позабудет,

и не позволит нам услышать - заклеймён!

Вы когда-нибудь наблюдали, как паук ткёт паутину? Как быстро перебегает с одной ниточки на другую, с каким трудолюбием создаёт смертельно опасный узор? Соткав, забирается в тень и ждёт жертву, он очень терпеливый охотник. Беспечная мушка, залетев в паутину, пытается освободиться, но лишь сильнее увязает в ловушке и становится добычей.

Мы исследуем жизни людей, а за их судьбами – порой это отчётливо видно – проступает тень охотника, который никому ничего не прощает и ничего не забывает. Он знает своё дело, а главное, умеет ждать.

В конце 90-х в соседнем городке на дискотеке познакомились Павел и Инна. Сперва просто понравились друг другу, но вскоре отношения переросли в любовь. Правда, у парня были семья и ребёнок, но разве это помеха вспыхнувшему чувству?

Вскоре у молодых родился Серёжка. Павел изо всех сил старался заработать на собственное жильё. Где мог, подрабатывал, и ещё таксовал на старенькой «шестёрке». Однажды умудрился задеть своей старушкой иномарку какого-то москвича. Человек тот был непростой, поэтому к Паше сразу же подъехали серьёзные ребята и предъявили счёт, от которого у молодого человека волосы встали дыбом.

К счастью, за Пашу заступились местные ребята и проблему худо-бедно решили. Денег, вырученных от продажи комнаты в квартире Пашиных родителей, как раз хватило на покраску двери иномарки. Казалось, конфликт исчерпан, но москвич почему-то не успокоился. Вновь возле Пашиного дома видели братков. Видимо, Павла к чему-то склоняли.

Парень периодически пропадал из дому, замкнулся. Однажды мать обнаружила его в петле. «Простите меня, но я не нашёл иного выхода», – гласила предсмертная записка.

Три года спустя в наш храм прибыла делегация жителей деревни Пантелеево.

– Батюшка, выручай, – взмолились. – Беда у нас. В Пантелееве за несколько лет удавилось с десяток человек. И ладно бы по пьянке, так ведь нет! В основном гибнет молодёжь. В конце прошлого года двое десятиклассников на одном дереве повисли. А в совхозном доме сначала молодой мужчина на трубе отопления повесился, а через три года на том же месте – его 11-летний сын. Мы думали, это только деревенских касается. Но на днях к одному из наших приятель из Молдавии приехал на пару дней. Выпили, он вышел во двор покурить и на берёзе прямо у всех на виду убился. Вот, собрались всем миром и приехали к тебе. Освяти нам деревню!

Через несколько дней я прибыл в Пантелеево. Когда-то деревня входила в большой совхоз, и для рабочих выстроили в центре три 16-квартирных дома с сараями. Вот с жителями этих домов чаще всего и случались несчастья.

Для начала я собрал в центре деревни всех, кто смог прийти. Отслужил молебен с водосвятием, а потом с ведром святой воды мы отправились по злосчастным домам. Прошли практически все квартиры, читая молитвы и окропляя всё, что находилось внутри.

Бросилась в глаза неухоженность жилья. От силы три-четыре квартиры можно было назвать местом, где живёт нормальный человек, остальные напоминали логово бездомных. На кухонном столе валялись грязные носки, со стен свисали куски обоев. Вместо постелей – топчаны с телогрейками. Всюду мусор, объедки. И нигде я не находил икон.

В квартире на первом этаже лежал парализованный старик с наколкой «Коля» на левой руке. Бабушка застыла возле постели деда. Я пою и кроплю всё святой водой. Уже уходим, и вдруг бабушка подбегает, указывая ещё на одну дверь, которую я сначала не заметил, просит:

– Там, там побрызгай!

Открываю – пустая маленькая комнатушка с проломанным полом, без мебели.

– Что же пол не почините? – спрашиваю. – Ноги поломаете!

– А мы сюда, батюшка, и не заходим. У нас там сын с внучком на трубе удавились, вот дедушку и парализовало, – бабушка заплакала. – Страшное место!

Зашли ещё в один дом. Там ненормальная женщина разрисовала старинные иконы яркими красками. У меня комок к горлу подступил. Говорю, давай их выкуплю, а она на меня кричит. Худая, длинная, ногами стучит, а что орёт, не разберу.

Уезжая из Пантелеева, говорю народу:

– На площади поставьте поклонный крест и приглашайте священника хоть раз в год отслужить молебен. Да по деревне с иконами на Пасху крестным ходом проходите, тогда всё изменится. И жить по-людски начнёте.
С тех пор в Пантелеево я долго не наведывался.

Однажды меня разбудил звонок.

– Батюшка, мы с мужем купили квартиру в Пантелееве, освятить хотим.

Вообще-то Пантелеево – не мой приход, но священника там отродясь не было. Да и мне интересно, как там люди сейчас поживают. Крест поставили?

В полдень в условленном месте меня ждала машина. За рулём женщина лет тридцати, сзади десятилетний мальчик и девочка. Спрашиваю:

– Сколько тебе годочков?

Девочка по-деловому предъявила ладошку с растопыренными пальчиками, один прикрыла другой ручкой:
– Вот скока.

Понятно.

– Инна, – представилась женщина.

Как я и думал, они купили квартиру в одном из трёх домов.

Оказалось, у Инны с супругом есть трёхкомнатная квартира в нашем посёлке, принадлежавшая родителям мужа. Родителей уже нет, а брат мужа недавно вернулся из тюрьмы, пьёт.

– Живём пока все вместе, – пояснила Инна. – Брат вечно грязный, матерится, а у нас дети. Не хочу, чтобы они росли в такой обстановке.

– А что же в Пантелееве? – интересуюсь.

– Там школа хорошая, не чета нашей. И учителя о детях думают. И потом, там очень красивые места, тихо. Мама несколько лет назад в Пантелеево переселилась, зовёт к себе. Работаем с мужем в городе, но при своей машине десять километров не расстояние, а за детьми бабушка присмотрит. Вот только странно: там в коммунальных домах квартиры пустуют, но ни одну толком не смогли продать. Мы целый год не могли ничего найти, пока нам не предложили двушку в Пантелееве на первом этаже. И цена хорошая.

– Говорят, Пантелеево – нехорошее место, – подхватил я тему. – Не так давно там немало народу повесилось. Даже священника приглашали деревню освящать.

Женщина тревожно посмотрела на меня, а потом рассказала историю, которую вы читали в самом начале.

Через несколько лет после смерти Павла Инна встретила хорошего парня, сошлась с ним и родила девочку. Правда, до сих пор не расписались. Инна говорит – некогда.

Вот наконец и Пантелеево. Подъезжаем к уже знакомым мне домам. Я поискал глазами крест, но ничего не обнаружил.

Заходим в квартиру. Чувствую: я здесь был. Прошёл в комнату и понимаю: на этом месте стояла кровать старика. Значит, сзади комнатка.

– Инна, а в маленькой комнате пол проломан, верно?

– Да, – с удивлением ответила хозяйка. – А вы откуда знаете?

Я зашёл в комнатку и сразу увидел трубу над окном – даже краска с неё не облезла.

– Мы с мужем здесь устроим детскую. Вот тут, – Инна показала на место под трубой, – будет спать Серёжа, а там – Надюшка.

Ох уж эти молчаливые соседи! Ничего не рассказали будущим хозяевам.

– Инна, на этой трубе почти в одно время с твоим Пашей удавился молодой человек, – сообщил я женщине. – Через три года здесь же повесился его сын. А сейчас твой сын будет каждый вечер засыпать и каждое утро просыпаться, глядя на эту трубу. И вообще, это единственная квартира, где произошёл необъяснимый двойной суицид. Остальных самоубийц находили на улице или в сараях. Вам она и досталась.

Так, как эту квартиру, я не освящал ни одну. Сколько ладана истратил, сколько святой воды вылил – такого не помнят никакие другие стены. После освящения долго поучал мать, что она должна молиться, водить в церковь и обязательно причащать детей. Особенно Серёжу.

Инна везла меня обратно в посёлок, в дороге мы молчали. Не знаю, о чём думала женщина, а я дивился: какой же он всё-таки мастер, этот ткач! Как же он всё искусно соткал, ниточка к ниточке, вплетая в рисунок все наши промахи, грехи, преступления. И всё так ловко, ни единого узелочка. И как он умеет ждать, этот охотник. Тихо и незаметно плетёт свои сети и раскидывает их там, где нет креста и молитвы. Где безумные женщины размалёвывают старинные иконы, перед которыми благоговейно склонялись их мудрые предки.

Прощаясь с Серёжиной мамой, я дотошно расспрашивал её, проверяя, помнит ли она мой инструктаж. А сам вспоминаю, как просил жителей Пантелеева поставить поклонный крест. Не услышали. Услышит ли сейчас меня Инна? Примет ли мою заботу?

Дома подумал: ладно, пусть Пантелеево и не мой участок, но в любом случае Серёжку ткачу я так просто не отдам.