– Что здесь стряслось?! – произнёс голос, мужественный и мелодичный одновременно, и толпа расступилась, пропуская вперёд величественного единорога.
– Горацио! – облегчение мистера Лапкинса было настолько огромным, что он едва не бросился старому другу на шею. – Хвала небесам, ты здесь!..
Как и все его сородичи, Горацио был мудрым и справедливым – самым мудрым и справедливым из всех, кого мистер Лапкинс вообще знал. Жители Добровилля любили Горацио и шли к нему за советом и разрешением ссор. Если кто-то и мог сейчас вернуть на место упавшее небо, то только он.
Горацио взглянул на тело Дженни Прыгг.
– Кто… – его голос дрогнул. – Бога ради, кто мог сотворить такое?
Толпа встревоженно загудела, а Сэнди зло крикнула:
– Но у нас не бывает таких чудовищ! – в отчаянии сказал мистер Лапкинс. – Мы же не в каком-нибудь… тёмном фэнтези! Мы – книжка детских рассказов!
Горацио молча смотрел на труп, и все, затаив дыхание, ждали, что он скажет.
– Позовите охотников, – наконец велел единорог. – Остальные – расходитесь. Пусть соседи присмотрят за Бабулей Прыгг, ей нельзя это видеть. И, главное, ничего тут не трогайте, слышите? Нам нужно будет провести расследование.
Он поглядел на мистера Лапкинса.
– Дружище, я ведь могу на тебя рассчитывать? Ты мне поможешь?
Мистер Лапкинс молча кивнул.
Неохотно, то и дело оглядываясь, жители Добровилля стали расходиться. Храбрая ведьма Сэнди, глаза которой всё это время были сухими, вдруг разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.
– Ну-ну, Сэнди, – мистер Лапкинс неуклюже похлопал её по плечу. – Крепись.
Она громко всхипнула и помотала головой.
– Я просто… Д-до меня только теперь дошло…
У мистера Лапкинса сжалось сердце. Бедная девочка первой обнаружила весь этот ужас, конечно, она не выдержала…
– Я ведь хотела собрать… м-маргаритки… – Сэнди подняла на Горацио безутешный взгляд. – А теперь!.. Они же теперь в-все запачкались…
Мистер Лапкинс прочистил горло и убрал руку с её плеча.
– Пойдём, мой друг, – сказал Горацио. – Нам нужна надлежащая экипировка.
Надлежащей экипировкой оказался реквизит городского театра. Пока братья-охотники Пиф и Паф по приказу Горацио прочёсывали окрестные леса в поисках невесть откуда забредших диких чудовищ, он сам не менее тщательно обыскивал сундуки за сценой.
– Ага! – торжествующе воскликнул Горацио и нахлобучил на свою благородную голову что-то вроде нелепой шляпы с козырьком. Для мистера Лапкинса он отыскал плащ с пелериной и шляпу-котелок. Если честно, мистер Лапкинс затруднялся сказать, как именно это всё поможет им найти злодея, но Горацио знал своё дело, и мистер Лапкинс решил ему довериться. К тому же, оглядев себя в зеркале, он пришёл к выводу, что всё это ему очень даже к лицу.
– Ну-с, с чего нам стоит начать, мой дорогой доктор Лапкинс? – осведомился Горацио.
– Но я не доктор, – возразил мистер Лапкинс. – Я окончил университет, но учёной степени у меня нет.
– Очень плохо. Доктор нужен обязательно, – постановил Горацио.
Врачей в Добровилле было двое: доктор Пеликан, который даже на ночь не снимал круглое налобное зеркальце, и старая Повитуха. Мистер Лапкинс сомневался, что дети, которые читают их книжку, знают, кто такие повитухи. Зачем её вообще здесь поселили? Возможно, у автора был план когда-нибудь написать сказку о том, как Дженни Прыгг вышла замуж и, по кроличьему обычаю, наплодила целый выводок детворы. Можно было бы комически описать занятые будни новоиспечённой мамаши, и…
Вот только Дженни Прыгг никогда уже не будет нянчить крольчат.
Мистер Лапкинс запретил себе думать, что скоро кому-нибудь всё-таки придётся сообщить Бабуле Прыгг.
Горацио и мистер Лапкинс тщательно осмотрели место преступления. Следов борьбы было полно – сломанные ветки, примятая трава, – но июль выдался сухим, летом в Добровилле в принципе не бывало пасмурных дней, и жёсткая земля не сохранила отпечатки ног убийцы.
Доктор Пеликан и Повитуха поднялись на холм.
– Ой-ой! – воскликнул Пеликан и уронил свой чёрный саквояж. – Да её как будто звери драли!
– Это мы и так видим, – нетерпеливо сказал Горацио. Вооружившись огромной лупой, он тщательно изучал лапки Дженни – им могло повезти, и в драке она могла оторвать нападавшему клочок одежды или волос. – Что ещё скажете, док?
Пеликан сглотнул, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Повитуха без лишних слов отодвинула Горацио и принялась осматривать тело.
– Б-боюсь, что я… – Пеликан не поднимал глаз, – я… Это совсем не мой профиль! Я могу, ну, наклеить пластырь на разбитое колено, подуть на ранку… Выписать мёд и малиновое варенье при простуде…
Мистер Лапкинс сжал кулаки от досады. От него никакого прока!
Повитуха подняла передник Дженни и подол её юбки, посмотрела под неё долгим тяжёлым взглядом. Ни к кому не обращаясь, сказала:
– Да, госпожа Повитуха, конечно, – терпеливо сказал мистер Лапкинс, стараясь не показывать, как раздражён. – Мы поняли, что она скончалась не от естественных причин. Если вы…
– Другое насилие, олух, – бесстрастно сказала Повитуха. – Острым предметом.
Мистеру Лапкинсу понадобилась секунда, чтобы осознать.
– Ох, – упавшим голосом сказал он.
Какое-то время они молчали и думали об одном и том же: что за тварь могла так поступить?
– Понятно, – наконец сказал Горацио. – Мы выяснили здесь всё, что могли. Теперь нужно опросить народ. Вдруг у преступления были свидетели? Доктор Пеликан, заберите тело.
Пеликан испуганно отшатнулся, и мистер Лапкинс едва сдержался, чтобы не сказать ему что-нибудь резкое. Жалкий трус, годный только на то, чтобы лечить мозоли и больные зубы!..
У мистера Лапкинса вдруг появилась идея.
Ведь Пеликан был в чём-то прав. На Дженни как будто напали дикие звери, которые рвали её. Зубами.
– Знаете что, доктор? – сказал мистер Лапкинс. – Мне срочно нужно на приём к дантисту.
– Но они все здоровые! – в недоумении воскликнул доктор Пеликан, заглянув мистеру Лапкинсу в рот.
– Неважно! – отрезал мистер Лапкинс из стоматологического кресла. – Просто вырвите любой!
Тем вечером он положил свой зуб под подушку, забрался в постель и сделал вид, что спит. Кошки хорошо это умеют.
Ему пришлось ждать долго, но, когда он уже потерял надежду, оконная рама скрипнула, и в дом проник посторонний. Затаив дыхание, мистер Лапкинс ждал, пока гость подойдёт к его кровати. Пока запустит руку под подушку…
Неуловимо быстрым движением мистер Лапкинс схватил эту руку за запястье. Сел, ударил по кнопке настольной лампы.
– Томас Лапкинс! – с негодованием воскликнула Зубная Фея. – Обманщик! Я прихожу только к детям, а ты давно уже не ребёнок!
– Не сердись, – сказал мистер Лапкинс. – Ты ведь слышала, что случилось с Дженни Прыгг? Мне нужна твоя помощь.
Она вырвала руку из его лапы и гневно помотала головой.
– Нет уж! Не впутывай меня во всю эту грязь!
– Ты не поняла, Фея, – мягко сказал мистер Лапкинс. – Мне. Нужна. Твоя. Помощь. И ты согласишься. А если не согласишься, то, клянусь богом, я сделаю это.
– Нет! – вскрикнула Фея. – Ты не посмеешь!
Мистер Лапкинс посмотрел ей прямо в глаза и чётко сказал:
Фее нечем было крыть. Никто не в силах противостоять магии волшебного слова.
Вчера мистер Лапкинс и Горацио даром потратили вечер на опрос горожан. Если бы те знали хоть что-то, то ни за что не стали бы скрывать – только не от Горацио. Они смотрели на него, как на спасение. Кто выручил Добровилль, когда паводком смыло плотину на реке? Кто разрешил спор о Самой Большой Тыкве на прошлом празднике урожая? Если бы не Горацио, один бог знал, до чего бы тогда дошло. Даже мальчишки, крадущие сахар у своих мамаш, приходили к единорогу с повинной головой. Он никогда их не ругал – только мягко качал головой, цокал языком, и их совесть доделывала остальное.
Добровилль был охвачен страхом. Опоссум миссис Сумкинс тоже ничего и никого не видела, зато утверждала, что у неё ещё вчера было самое дурное предчувствие. По её щекам текли слёзы; Горацио галантно предложил ей носовой платок, и миссис Сумкинс высморкалась сама и по очереди высморкала семерых детей, рассованных по карманам её платья. Уважаемый добровилльский Звездочёт поведал, что прошлой ночью увидел в небе кровавую луну.
Ничто из этого не помогало расследованию. Но утром всё изменилось. Братья Пиф и Паф нашли чудовище.
Вернее, чудовище нашло их.
Когда охотники не вернулись в город под вечер, все просто решили, что они остались на ночь в лесу. Однако они не объявились и утром, а это уже было странно. На поиски вышел почти весь город, и вышел вооружённым. Оглядываясь, мистер Лапкинс видел вилы, лопаты, мётлы, кухонные ножи, и ему становилось не по себе.
Пиф и Паф правда ночевали в лесу. Пепел их костра уже остыл; остыли и их тела. Добровилльцы нерешительно остановились поодаль, не смея подойти. Мистер Лапкинс сделал шаг вперёд, и у него под ногой звякнули гильзы: охотники пытались защищаться. Тщетно.
Некстати вспомнилось, как младший, Паф, праздновал весной семнадцатый день рождения. Всё ещё совсем ребёнок... Мистер Лапкинс однажды поймал его в своём саду: Паф ломал пионы с его лучшего куста – как потом оказалось, для молоденькой ткачихи по имени Полли.
Мистер Лапкинс по секрету знал, что тем вечером Полли поцеловала мальчишку за этот букет.
Сейчас Паф лежал обугленным лицом в кострище – похоже, на него напали сзади. Мистер Лапкинс поёжился, представив себе круг света от огня – и непроглядную темь за ним. Тело Пифа было на самом краю поляны, как будто он спасался бегством. Его мёртвые руки всё ещё сжимали приклад двустволки. Из разинутого рта тянулись засохшие потёки почерневшей крови. Грудь и живот были разворочены, как и у Дженни Прыгг, обломки рёбер вонзились в раздавленное сердце…
Сегодня это было ещё ясней, чем вчера: на лицах обоих братьев остались синие следы от зубов, из рук и плеч были вырваны целые клочья мяса. Мистер Лапкинс, внезапно обнаруживший себя на грани обморока, ухватился за то, что знал наверняка.
– Горацио, – сказал он. – Я потребовал экспертизы у Зубной Феи. Она обещала результат нынче к вечеру. Если кто и знает, чьи это зубы, то только она.
– Нет времени! – Горацио отбросил лупу, с которой изучал место преступления, далеко в кусты и выпрямился в полный рост. – Мы не можем ждать, пока убийца на воле! Кто знает, когда он сделает следующий шаг?!
Мистер Лапкинс ещё ни разу не видел своего друга таким взволнованным.
– Очевидно, что на них напал хищник, – сказал единорог. Он посмотрел на добровилльцев, застывших в ожидании его вердикта, и спросил:
– Какие у нас водятся хищники?
– Волки! – выкрикнул кто-то. На самом деле, последний волк уехал из Добровилля ещё два года назад. Его провожали всем городом, и он иногда приезжал на ярмарки продавать морковь и капусту со своей фермы.
– Лисы! – сказала миссис Кудахс, хлопотливо оправляя пёстрые перья.
– Эй! – обиженно воскликнул мистер Лис. – Это предрассудки! К тому же я всю ночь играл в шахматы с Пеликаном. Он подтвердит.
Пеликан подтвердил. Он смущённо признался, что никак не мог уснуть, зная, что у него в подвале лежит труп Дженни Прыгг.
Толпа загудела, выдавая предположения одно страньше другого. Тигры! Львы! Крокодилы! Драконы! Мистер Лапкинс стиснул пальцами виски, пытаясь думать. Никто из этих опасных животных и близко не бывал в Добровилле. Он сомневался, что такие вообще есть в их книжке.
И тогда ведьма Сэнди вдруг крикнула:
Как они могли забыть об угрюмом здоровяке Медведьссоне? Он всегда держался особняком, у него не было друзей, и – боже правый! – он ведь жил на самой опушке леса!
Сэнди бросила свою метлу, вырвала ружьё из стиснутых рук Пифа и воздела его к верхушкам ёлок: