Компьютер способен выполнять миллион команд в секунду. В сравнении с ним человеческий мозг до боли медленный. Например, мне потребовалось целых полминуты, чтобы вспомнить события одного-единственного года. Если задуматься, это довольно долго. Представьте себе, как секундная стрелка тикает через полциферблата. Или как мигают, отсчитывая время, светодиоды на цифровом дисплее — мигают тридцать раз.
На паспортном контроле аэропорта Сан-Франциско сидел молодой человек с приятным лицом, и от него не исходило никакой угрозы: видно было, что работает он без особого пыла.
Мне хотелось ответить, что все написано в миграционной карте, но жизнь научила меня не проявлять в таких случаях характер.
— В одной. В Доминиканской Республике.
Не отворачивая от меня лица, приятное выражение которого сменилось пустотой, он сунул руку под разделявшую нас тесную стойку. Это он сканировал мой паспорт. Первая страница паспорта США уже много лет распознается компьютером.
— Хорошо съездили, мисс?..
— Мисс Уолтон. Да.
— Роберта Уолтон.
— Да.
Он покосился на экран компьютера, не убирая руки из-под стойки. Потом спросил:
— Как там сейчас, хорошая погода?
— Ага. Жарко.
— Влажно?
— Да. Но не слишком.
Светская беседа, чтобы заполнить паузу. Он пытался вернуть лицу приятное выражение. Тщетно: глаза то и дело падали на экран, наполовину скрытый стеллажом в углу стойки. Он ждал ответа. Пропустить меня или допросить? Та ли я, кем кажусь, — безобидная женщина средних лет, решившая посреди ноября побаловать себя солнышком? Или я наркоторговка, сутенерша, денежный мул, просто хорошо маскируюсь? Пока система не ответит, он бессилен.
Так что мы стали ждать. Часы тикали, диоды мигали, тридцать секунд тянулись одна за одной, отмеряя дыру в нашем существовании. Мы ждали ответа системы: современная жизнь полна таких пауз. Тихонько стучит клавиатура, потом голос в трубке просит: «Подождите секунду, пожалуйста». Кардридер сперва велит: «Уберите карту», а потом пишет: «Операция выполняется. Подождите…» Крошечный циферблат на экране компьютера напоминает: время течет, и с ним ничего не сделать. Прогресс-бар внизу окна браузера мечется туда-сюда, туда-сюда, как бешеный зверь в клетке. Стоя на контроле, опираясь на тележку с багажом, я подумала: в сущности мне не верится, что компьютеры экономят нам такую уж уйму часов. Они заполняют нашу жизнь вот такими вот крошечными периодами ожидания, бессмысленного ожидания, песчинками времени, в которые ничего не остается, кроме как стоять, сидеть, держать в руках трубку, — ничем не занятыми клочками времени, которых ни одна приличная операционная система в жизни не потерпит. Компьютер, оказавшись в режиме ожидания, найдет себе полезное занятие: проверит, не требуют ли внимания другие процессы, очистит буфер обмена, да хоть кеш обновит.
Кажется, этим и занялся мой мозг, пока я стояла на контроле, — включились какие-то потаенные служебные процессы: инвентаризация болота синапсов, реорганизация памяти, чистка битых ссылок…
«Это же база данных Telligentsia!» — всплыла откуда-то мысль. Потом, шаг за шагом, как силлогизм, пришло осознание. Мы ждем ответа системы, созданной компанией Telligentsia. Той самой компанией, где началась моя техническая карьера. Значит, это я во всем виновата. Я собственными руками помогла выпустить этот режим ожидания в мир!
Я взглянула за стойку, на экран компьютера. Да. Тот самый проклятый транзакционный интерфейс. Служба иммиграции была одним из первых наших клиентов. В 1986 году они собирались с помощью нашей базы данных устроить «революцию» международных полетов. Прошло столько лет — и вот оно, наше программное обеспечение, все еще здесь со своим транзакционным интерфейсом — дико тормозным компонентом, на который мы, тестировщики, постоянно жаловались программистам: слишком медленно, слишком медленно, кто вообще согласится столько ждать? А теперь я видела, как работник контроля научился претерпевать это ожидание. Научился определенным образом тормозить себя; его тело и рот уродливо обвисли, а глаза, и без того немного мутные, теперь глядели в пустоту. Удивительно, как человек ко всему приспосабливается. Программисты давным-давно приучились ждать, пока отработает машина, вскоре вслед за ними адаптировались и мы, тестировщики, и с каждой новой установкой нашей программы это распространялось по миру, как вирус: люди учились тормозить, на крошечные промежутки времени отрешаться от мира — почти не разговаривать, не работать и ничего особого не делать, ведь в любой момент, и никогда не ясно в какой, система может ожить, отозваться и вывести ответ.
А эти долгие тридцать секунд… Забавно — мы жаловались точно на такую же задержку. Удивительно, как за все время никто не уменьшил ее и не устранил. Но, разумеется, она никуда не делась. Да и кто бы мог ее переработать? Вскоре после того как мы вышли на рынок, Telligentsia перекупила другая компания, ту компанию тоже кто-то купил, и наша программа уходила все дальше и дальше по рукам незнакомых с нами людей. Кто после стольких перемен вспомнит наши проблемы, наши споры, все, что мы попробовали и бросили на полдороге? Забавно представлять себе, что этот код так и лежит без изменений, пока программу передают из рук в руки, а сверху, как осадочные породы, наслаиваются новые и новые пласты кода. А внутри — глубоко внутри, в недрах, где никто уже ничего не понимает и которые просто решили не трогать, потому что эта часть кода вроде работает, — внутри по-прежнему живет эта долгая задержка. Программисты и тестировщики ушли своей дорогой, изменились, стали старше — а код вот он, застыл и бездумно запускается снова и снова, бездушный механический артефакт, след жизнедеятельности тех, кто его создал.
Сквозь порожденную долгой паузой дыру во времени всплыло имя. Итан Левин, старший инженер Telligentsia, специалист по вычислениям на стороне клиента и невольный создатель бага, официально названного UI-1017. Я попыталась отогнать воспоминание. Я не готова была, стоя на контроле с багажной тележкой и потея, вспоминать, что с ним случилось. UI-1017 — тысяча семнадцатый баг пользовательского интерфейса. До него были еще тысяча шестнадцать багов, и много тысяч — после, и ради чего? Хватит, сказала я себе. Не зацикливайся на одной-единственной разрушенной судьбе. Жизнь утекла дальше, к новым безумствам новых программистов. Все, кажется, очень довольны миром, который мы, технари, создавали. Вот смотри: даже работник контроля, немного подождав систему, получил ответ и теперь, выстукивая по клавишам нужные данные, улыбается по-настоящему, и его пустое приятное лицо становится почти ярким.
Но Итан Левин не спешил забываться. Длинная тридцатисекундная пауза обрушила на меня все: как я нашла тот непобедимый баг, что случилось с Итаном, пока баг воспроизводился, что я могла сделать, но не сделала… Теперь от этого было никуда не деться. Нельзя было вернуться домой и снова забыть, что случилось. Мне придется вспомнить базу данных, какой я увидела ее впервые поздней осенью 1983 года. Придется вспомнить время, когда я была незадачливым ученым, кандидатом лингвистических наук посреди бума кандидатов в восьмидесятые, работала временным преподавателем лингвистики то тут, то там и отчаянно пыталась выбраться из класса люмпен-профессориата. И стала — по рекомендации друга и к изумлению всех своих знакомых — младшим «инженером» по обеспечению качества в стартапе по разработке программного обеспечения под названием Telligentsia. Там меня прикрепили первичным тестировщиком к некому Итану Левину, тощему, на вид уверенному в себе мужчине тридцати шести лет, который уже двенадцать лет вроде бы очень успешно работал программистом, пока с ним не случился баг UI-1017.
Время свернулось в кольцо. Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Три года как выпустили IBM PC, а Apple Macintosh вообще только появился. Я впервые посмотрела ту знаменитую рекламу с суперкубка, в которой «мак» представили миру: женщина в беговых шортах врывается в аудиторию, где мужчины в одинаковой, как у арестантов, одежде молча сидят перед экраном. На экране красуется та самая огромная голова в синем свете — «большой брат», IBM, прозванным Большим Синим из-за цвета логотипа. И я снова поняла, что должна сделать эта женщина.
И она не подвела: размахнувшись всем телом, запустила в экран молот, расколотила его, разрушая чары на арестантах.
Ура! Эпоха монументальных корпоративных компьютеров закончена. Теперь вычислительные мощности будут в руках каждого. Это каким-то образом изменит всю жизнь. Какая прекрасная находка для рекламы. Призрак 1984 года уничтожен. И уничтожила его женщина! Джеральдин Ферреро баллотировалась на пост вице-президента США, в Олимпийские игры впервые включили женский марафон, так почему женщина в беговых шортах не может символизировать конец технологической тирании?
— Добро пожаловать домой, мисс Уолтон.
Работник контроля — с приятного лица на меня смотрела приятная улыбка — протянул мне паспорт.
Я отсутствующе на него уставилась. Теперь мне не хотелось брать паспорт в руки. На его страницах меня ждала вся история.
Работник положил паспорт на стойку.
— Спасибо, — неискренне произнесла я.
Все было в порядке. Штамп проставили, паспорт вернули. Система послушно записала дату и место прибытия. Старая база данных, предательница и воровка времени, не приняла меня за террориста. Потом кто-нибудь вобьет туда данные из моей миграционной карты: где я была, с какой целью, сколько и на что потратила. А еще позже какой-нибудь исследователь может сунуть нос в накопленный великолепной базой Telligentsia огромный массив данных (возможно, с помощью программы для анализа данных, которую разрабатывал следующий стартап, где я работала). И узнает, как часто я путешествовала, что у меня не бывало поездок по работе, что я всегда ездила одна. И составит отчет, где будет сказано, что я богата — это правда, мне сорок восемь, и я постоянно путешествую в качестве досуга. Официальное занятие — компьютерный консультант. Домашний адрес — Сан-Франциско.
Я катила тележку к таможне и видела свое полное досье глазами компьютера: кремниевая мини-миллионерша, могу не работать за счет опционов, счастливая наследница революции, провозглашенной в 1984 году женщиной в беговых шортах. В другом настроении я бы собой гордилась. База данных ведь до сих пор работает. Эта база данных, которая следит за нами, наблюдает, куда перемещаюсь я и другие граждане, — мой личный вклад в конец тирании.
Этот пост — часть эксперимента с новыми форматами. Судьба формата будет напрямую зависеть от активности.
Спасибо @user5900583, @dimaaru, @crucified и таинственному пикабушнику за донаты.