О Князе мира сего
Здравствуйте люди дорогие.
Я тут, во сне общалась с князем мира сего:
- Вы все МОИ марионетки! Это Я заставляю вас грабить, насиловать, убивать, ругаться друг с другом.
У вас нет свободы воли в чистом виде, повсюду мои демоны/рабы, которых вы не видите, мы все личности и телепатически на вас влияем.
Ты слишком агрессивная, для святой, если бы ты тоже стала нежной и кроткой как они, тоже уснула бы навсегда.(многие святые не разлагаются, их тела даже шевелятся в гробах)
Нет никакого другого мира!
Никакого второго пришествия не будет, я солгал, вы просто скот, который я убиваю.
И не позволю ни одной душе, достучаться до моего Родителя.
Тебя я просто развею на атомы, я убью и тело и душу и разум твои. ТЫ МЕРЗОСТЬ.
Изгоняющий дьявола
По рассказам одной девушки.
История долгая, и я постараюсь избежать ненужных подробностей, хотя, по роду своей деятельности, очень часто люблю уходить в лирические отступления.
Моя двоюродная сестра Света вышла замуж двадцать лет назад за курсанта военного ВУЗа. Соответственно, помоталась с ним по всем гарнизонам лет пять, прежде чем вернуться обратно в Москву. Жили они в то время где-то далеко в Сибири, в городе Омутнинск. На карте фиг найдёшь эту дыру. Жили в общежитии для военных, а через дорогу от общежития находился детдом. Светка у меня очень хорошая, жалостливая, детей любит - и привязалась она к одной девочке-сироте. Собственно, девочка была не круглой сиротой - у неё формально имелась родная бабушка, но та отказалась от всех прав на внучку, и сама сдала её в детский дом.
Девочку звали Надей, и было ей лет пять. В то время у Светки родился сын, но она одинаково ухаживала за обоими детьми. С администрацией детдома она договорилась, что девочка поживёт у неё. А те только и рады: баба с возу - кобыле легче. На сирот компенсация от государства полагалась. А так - Надю неофициально удочерили, а деньги на неё продолжают поступать на счёт детдома... Ну вот, это я уже начинаю в сторону уезжать))
В общем, прожила Света с мужем и детьми в Омутнинске пять лет, и пришло время возвращаться домой. Надю, естественно, забрали с собой. Муж Светы - Женя, уже занялся официальным удочерением Нади. И надо было такому случиться, что уже в Москве, на последнем этапе оформления документов на удочерение, Надю поймали за руку на воровстве из без того скудной семейной казны. Какие там зарплаты у военных-то? Разразился скандал со слезами и криками, и встал вопрос о том, чтобы отправить Надю обратно домой. Мол, если девочка ворует у людей, которые ради неё последний кусок от себя отрывают - то что будет дальше?
Светка моя в слёзы. Кричит: "Давай простим на первый раз? Ребёнок ведь! Глупый ещё!", но Женя твёрдо сказал, что рисковать он не хочет. И отправил девочку обратно в Омутнинск... Светка рассказывала потом со слезами, как она стояла на перроне вокзала, а Надя кричала в окошко: "Мамочка, прости меня!" Переживала Светка страшно. Плакала долго. Женьку простить не могла.
А потом прошли годы, родился второй сынишка, и всё постепенно подзабылось. Но с рождением младшего Даньки в семье у Светки начались проблемы и неприятности. Старший сын, Серёжа, то и дело ломал себе руки-ноги, за полгода - три сотрясения мозга... Вроде, десятилетний мальчишка - понятно, что будут и синяки и шишки и переломы, но не в таком же количестве, и все практически на ровном месте? Младший ребёнок, как из роддома принесли, с больничных не слезал: то аллергия страшная, то астма (это у месячного-то ребёнка?!), то ещё что похуже... Женьку стала спина мучить. Врач сказал, что это межпозвонковая грыжа. В семье разлад начался. То за десять лет ни одной ссоры крупной, не считая того случая с Надей, то каждый день грызня до развода.
На Светке лица не было. На работу не выходила неделями: дети болеют, оставить их не с кем. А работала тогда Светка кассиром в магазине Арбат Престиж. На неё уж и сослуживцы стали коситься подозрительно: была красивая румяная девка с мужем-майором, а сейчас одна тень осталась. И вот подходит к ней сослуживица (к слову, подруг у Светки на работе не было. Так, здрасьте-до свидания), и говорит:
-"Света, не знаю, что там у вас стряслось, но дам я тебе совет: съезди к бабке одной. ты не перебивай, дай я скажу всё. Это в Тамбовской области, ехать туда надо на неделю, не меньше. И всей семьёй. Я сама оттуда родом, у меня и квартирка старая там есть. Я тебе ключи дам, вам же надо будет где-то жить? В общем, ты подумай".
Светка отмахнулась, а вечером зачем-то рассказала о разговоре Женьке.
Женьку просто надо знать, прежде чем подходить к нему с такого рода разговорами: здоровенный усатый мужик, майор фельдъегерской службы Президента, такому сам чёрт не брат. Видел в своей жизни такое, что здоровый мозг не выдержит. А Женьке хоть бы что. И за разговоры о бабках от Женьки запросто можно было получить лекцию на два часа о вреде наркотиков. Но тут случилось странное: Женька выслушал жену и сказал:
-"Я возьму на неделю отпуск, поехали к бабке". тут Светка и опала как озимые. Но поехали.
Приехали, разместились на квартирке Светкиной коллеги, и на следующий день пошли к той бабке. Коллега предупредила, что к бабке надо идти пешком. Никаких машин, автобусов и даже велосипедов. Только пешком, как паломники. Бабка их не пустила дальше порога. Сказала:
-"Дети что ж, некрещёные? А раз крещёные - то отчего без крестиков? Пойдите, вон, в церковь, купите им крестики самые простые, и возвращайтесь".
Церковь была в той же деревне, недалеко, так что сходили они туда и купили детям простые крестики на освящённой верёвочке. надели на них, и пошли обратно к бабке. Старший сын шёл сам, младшего Светка несла на руках. И вот метров за сто до бабкиного дома младший вдруг начал орать у Светки на руках, извиваться, и чесать шейку. Светка отогнула воротник - а по тому месту, где у малыша проходила верёвочка от крестика - волдыри как от ожогов. У Светки волосы дыбом. Женька тоже бледный, но старается держаться спокойно. Взял у Светки ребёнка, и зашагал к бабке в дом. С каждым шагом ребёнок орал всё громче, и вся шея уже покрылась волдырями. Светка даже кинулась снять крестик, но Женька не дал.
В этот раз бабка всех впустила, почитала молитвы, побубнила, пошаманила, ребёнок успокоился, и она всех отпустила домой, наказав придти к ней ещё завтра. Ребята ходили к бабке почти неделю. Каждый раз она читала молитвы, и больше ничего необычного не происходило. На седьмой день они пришли к ней в последний раз. Всё было как обычно: бабка читала молитвы, Светка сидела перед бабкой с малышом на руках, а Женька стоял на улице. Почему-то бабка отчитывала его отдельно. Серёжка сидел у окна и смотрел на улицу. Дальше своими словами не могу. Рассказываю Светкиными:
"Бабка читает что-то, я почти уснула уже на стуле, и тут слышу смех. Да такой, что мороз по коже. Люди так не смеются. Гаденько, мерзко, и совершенно не по-человечески. С меня сон слетел, мурашки по коже, и я начинаю смотреть по сторонам, пока до меня не доходит, что это смеётся мой сын Серёжка! Он так и сидел, спиной ко мне, лицом к окну, и страшно смеялся. У меня волосы встали дыбом от этого смеха. Тут бабка поворачивается к Серёжке, смотрит ему в спину, потом поворачивается ко мне и говорит:
-"Тьфу на вас! Не разглядела я вашего мальчишку-то сразу! Если б увидела сразу - ни за что бы с вами не связалась!"
После чего подходит к Серёжке, кладёт ему руку на голову, и спрашивает:
-"Как тебя зовут?"
Серёжка оборачивается, и тут я, извини за подробности, натурально сделала лужу: это не был мой сын! У него было синее лицо, глаза полностью закатились под лоб, и видны были только белки, рот оскален, зубы наружу, слюни с них капают, и он смеётся!!! Тут я закричала. И бабка как гаркнет на меня:
-"Вон! Пошла вон! Отца зови!"
Я Данилу хватаю, на улицу, вся, прости Господи, обоссанная, выскакиваю, ору Женьке чтоб он зашёл, падаю на землю и вою от животного страха. Через минуту слышу бабкин голос:
-"Мать! Зовите мать!"
Я влетаю в избу, а бабка мне орёт:
-"Молись!"
- "Я не умею!"
-"Как умеешь - так и молись! Падай перед иконами!".
Я на колени бухнулась, а молитв-то никаких не знаю! И чего говорить тоже не знаю! Только кричу:
-"Господи, спаси и помилуй!".
Женька мой в угол забился, и седой весь... В 30 лет, за минуту поседел! Серёжка, или уже не знаю кто - сидит на стуле и всё так же ржёт, как сумасшедший, и глаза эти белые, и зубы оскалены... И бабка кричит:
-"Как зовут тебя, отвечай?!"
Серёга даже не сказал, а как выплюнул:
И бабка ему:
-"Что ж ты, Надя, отцу на спину такую дрянь-то посадила, а?"
Серёжка ещё громче ржёт:
-"Да чтоб вы все тут посдыхали, сволочи! Ненавижу!".
Тут я, видимо, сознание и потеряла. Очнулась на улице. рядом Женька седой, и Серёжка мой, совершенно нормальный, только бледный и напуганный. А я и смотреть на него боюсь. Не знаю уже, кто со мной сейчас рядом: мой сынок или неведомая тварь? Женька мне говорит:
-"Зайди к бабке. Она просила, когда ты очнёшься..."
Я захожу. Бабка мне говорит:
-"Что за Надя такая?"
Я честно отвечаю:
-"Без понятия. У меня ни одной знакомой Нади нет."
Бабка опять:
-"Вспоминай. Была у тебя в жизни какая-то Надя. А у Нади той бабка была нехорошая. Ой, нехорошая".
И тут меня как обухом по голове: Надя! Надя с Омутнинска! Я тут же бабке и рассказала ту давнюю историю. А бабка ругается:
-"Вы дураки! Хоть бы справки какие о девке навели. У неё ж бабка была - не дай Бог такую на своём пути повстречать. Даже я бы не полезла тягаться. А перед смертью она Наде всё и передала. А у девки на вас большой зуб. Вспоминай: оставляла какие личные свои вещи ей?"
Я говорю:
-"Ну, какие вещи? Подарки она наши с собой забрала, конечно. Что ж я, у ребёнка буду её подарки отбирать? Там были и мои вещи: денег-то особо не было, я для Нади свои юбки-кофточки перешивала. В них она и уехала", и бабка мне:
-"ну, с чем вас и поздравляю. Через твои вещи она вам на всю семью на смерть сделала. Все бы убрались, один за одним". Тут я в слёзы:
-"А что делать-то?"
Бабка помолчала, губами пожевала и говорит:
-"Отца завтра домой отправляй. И младшего пусть увозит. А вы со старшим тут останетесь. И будете ко мне приходить каждый день".
На другой день Женька с Данькой уехали. А я с Серёгой осталась. Стыдно сказать, но я до одури боялась собственного сына. Я боялась оставаться с ним в одной комнате, боялась выключать на ночь свет. У меня в ушах всё ещё стоял его нечеловеческий смех. Сам же Серёжка ровным счётом ничего не помнил, сказал, что просто сидел, смотрел в окно, и слушал бабкино бормотание. Всё как обычно.
На следующий день мы с Серёжкой снова пошли к бабке. Она усадила Серёжку на стул перед окном, и начала что-то шептать. И тут я снова услышала этот жуткий смех. Чуть было снова не описалась. Серёжка очень громко смеялся, но тут бабка сделала какое-то движение руками у него за спиной, и смех оборвался. Бабка с усилием делала какие-то движения, словно что-то ломала или отрывала. Серёжка стал кричать как от боли. Я еле сдерживала свой организм, чтобы снова не опозориться. Минут пять бабка что-то "ломала", а потом открыла настежь окно и закричала:
-"Лети отсюда вон! Пошла вон, я сказала!"
Тут Серёжка таким жалобным и незнакомым голосом говорит:
-"Как я пойду-то? Ты ж мне крылья переломала..."
Я тоненько завыла от страха, а бабка всё орёт:
-"Как хочешь - так и лети! Пошла, пошла отсюда!"
Тут окно со всей дури как захлопнется, как только стёкла не вылетели, и Серёжка мой голову на подоконник уронил. И словно спит. Бабка его за плечо потрясла, он голову поднимает, глаза заспанные:
-"Мам, я уснул?"
А я сижу вся зарёванная, в соплях, и головой киваю как слоник... В общем, к бабке той мы ещё три дня ходили, а потом домой вернулись. И мне до сих пор так страшно, особенно как на Женькины волосы посмотрю... Я даже курить бросила, ничего не пью, даже пива, и матом больше не ругаюсь даже в сердцах. И мне всё время кажется, что мой сын - это не мой сын. Я себе и поясок с молитвами в церкви купила, постоянно его на голом теле ношу. Страшно мне"
С тех пор прошло почти десять лет. Серёжке уже девятнадцатый год, невероятно обаятельный и талантливый мальчик: музыкант, играет в какой-то группе, выступает. Я к нему на выступления езжу. Очень люблю этого мальчишку - его невозможно не любить: от него исходит какая-то невероятная аура обаяния. Но когда он остаётся у меня ночевать - я почему-то тоже не выключаю в комнате свет. Не знаю, почему. И Серёжке никогда об этом не расскажу.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Кончились времена охоты на ведьм – теперь мы стали для них дичью
Давным-давно горы превратились в сборные пункты для проведения шабаша ведьм.
Колдуньи слетались на дьявольское сборище на метлах, заговоренных расщепленных древках, или приезжали (прилетали) верхом на птицах/животных.
Для полета ведьмы натирались специальной мазью, состав которой мог быть, например таким: папоротник, морозник, лещина, куриное яйцо, растительное масло. В состав «волшебного масла» входили галлюциногенные растения, вызывавшие яркие видения, включая феерические впечатления от скоростного полета на метле.
В числе первых на шабаш слетались ведьмы промышлявшие торговлей и поеданием детской плоти. Вслед за ними прилетали черные маги и колдуньи, творившие за счет бесовских заклинаний зло людям. Третьими прибывали ведьмы саботажа, их задачей было очернять Господа за счет распространения в народе лжеучений и безбожия.
Имена гостей шабаша зачитывались церемониймейстером из регистрационной «Красной книги», в которую вносились данные о заключенных браках, рождении и смерти ведьм.
Ведьмы приближались к Сатане задом наперёд с черной свечой в руках. Передав свечу своему господину, они выполняли «постыдный поцелуй», включавший в себя целование ягодиц владыки Ада.
После завершения официальной части начинался «праздничный фуршет». Все пили греческое вино мальвазию разжигавшее похоть, закусывали адским пирогом, испеченным из «черного проса» с начинкой из мяса некрещеных грудничков. После насыщения устраивались танцы.
Колдуны и ведьмы танцевали спиной друг к другу, кружась в бешеном хороводе, справа налево. Потом гнусные пары, или целые группы занимались свальным грехом практикуя самые омерзительные половые извращения.
РАННИЙ ЗАВТРАК. ОНО ЗАБИРАЕТ ДЕТЕЙ. Глава 6 (последняя)
Все предыдущие главы - в серии "Ранний завтрак" на моей странице.
– Он просто проснулся ночью в своей кроватке, каким-то чудом вылез из нее, побрел на кухню, нашел там яйцо и решил съесть его в необычном месте, где ему никто не помешает! В шкафу! – Рассказывал на следующий день Рори всю историю своему брату. – Наш сынок решил устроить себе ранний завтрак, спрятавшись от всех и доведя до нервного срыва. Я тоже любил это делать в детстве.
– Господи! – Смеялся Дональд. – Ты ведь тоже любил покушать ночью, когда все спали! Черт, да ты одно время вообще не любил спать и другим не давал.
После этих слов Рори сделался серьезным. Дональд вдруг понял, что брат пришел к нему в офис посреди рабочего дня не просто, чтобы поделиться этой историей.
– В чем дело? – Спросил он с беспокойством.
Рори замялся. Он будто собирался с силами, чтобы поднять тяжелую тему.
– Слушай, собственно, об этом я и собирался с тобой поговорить, – сказал он, обратившись к брату с полной серьезностью. – Я знаю, что ты помнишь ту ночь, о которой мы обычно не говорим.
– Боже, Рори, опять ты об этом... – начал было Дональд.
– Нет, дослушай меня, будь добр. И я обещаю, что больше никогда не заговорю об этом. Только прошу тебя, ради Бога, ради всего, что нас связывает с тобой, ответь мне правду, какой бы она ни была...
– Хорошо. Обещаю, – ответил Дональд.
Рори ободрили эти слова. Они помогли ему справиться с волнением.
– Всю свою жизнь я был уверен, – продолжал он, – что в ту ночь в лес меня тащило страшное чудовище. Я ощущал его лапы, слышал дыхание. Мне было очень страшно, не только тогда, но и спустя много лет. Когда я вспоминал об этом, меня всегда трясло. Вчера я был твердо уверен в том, что оно вернулось. Я был убежден, что именно оно забрало моего сына. Если уж это должно было произойти, то только вчера ночью. Не было лучшего повода, понимаешь? Но...
Рори выпил воды. Голос его становился увереннее, но глаза наполнялись слезами.
– Но все оказалось не так. Мой мальчик просто залез в шкаф, а мы не додумались в него посмотреть. Обычная смешная ситуация для баек за столом. Понимаешь, о чем я? Никакого Уу не было. Оно не приходило. И проснувшись утром, я обнял своего сына и впервые поверил в то, что тогда в детстве все это мне причудилось. Эта мысль крепла во мне каждую минуту, пока я ехал сюда. Теперь я точно знаю, что никакого Уу нет. Не в чудищах заключается зло нашего мира. Оно в нас самих, в наших поступках, моих и твоих...
Сказав последнее слово, Рори специально поставил на нем ударение и взглянул на Дональда. Тот смутился. Пристально посмотрев на брата, Рори добрым голосом произнес:
– Теперь я знаю, что это был ты, Дональд... Ты потащил меня в ту ночь в лес. Я не виню тебя за это. Я понимаю, что ты не мог в этом признаться. Слишком сильно на меня это повлияло, и тебе, вероятно, было стыдно. Но прошу тебя ответить сейчас – зачем ты так поступил?
У Дональда на губах застыла улыбка, но глаза его тоже были теперь полны слез.
– Ты был невыносим, – отвечал он. – Ты пугал меня своим поведением. Ты измучил маму и папу. Мне было так жаль их. А ты все не успокаивался. Я боялся тебя, но, несмотря на свой страх, я понял, что это надо прекратить. История про Уу оказалась кстати. Да, в ту ночь именно я напал на тебя и потащил в лес. Не знаю, как мои руки могли показаться тебе такими сильными. Видимо, твое самовнушение сыграло свою роль. Обернись ты хоть раз, ты увидел бы, что по земле тебя тащил твой старший брат. Но ты не обернулся. Я хотел признаться, много раз... Но так и не смог. Прости меня.
Рори показалось, что Дональд сейчас разрыдается и кинется ему в объятия. Но тот вдруг вытер слезы, похлопал брата по плечу и сменил тему:
– Сегодня увидимся у родителей?
– Конечно, увидимся...
Рори было неприятно сознавать, что столько лет он прожил в страхе лишь из-за того, что брат решил напугать его, а потом не нашел в себе силы признаться в этом. Однако он вздохнул с невероятным облегчением. Дональд признался ему в своем поступке, никакого злого существа не было, а значит, ничего не грозит ни ему, ни его семье. После этого признания он полюбил своего брата еще больше, чем раньше. Рори поехал домой в прекрасном расположении духа. В тот день призрак прошлого покинул его навсегда.
Дональд наблюдал из окна своего офиса за тем, как его младший брат идет к машине беззаботной легкой походкой. Он был рад за него. Затем он сел за стол и, посмотрев в темный угол своей слабо освещенной комнаты, произнес:
– Теперь воспоминания о той ночи остались только у меня...
Дональд солгал брату. Он видел собственными глазами, как огромное страшное существо тащило маленького Рори в лес. Он помнил глаза чудовища и не забывал их ни на секунду. Но он отказывался жить в страхе. Дональд знал, что вместе со злом существует и добро. И если есть в этом мире дьявол, то непременно есть и Бог.
КОНЕЦ.
Оставляйте, пожалуйста, ваши отзывы.
Уже завтра новая история. Подпишись, чтобы не пропустить.
Мои книги - по ссылке в шапке профиля
Лекарство от скуки (апокалипсис/война с адом) Часть 1
Картинка от нейросести
Автор Волченко П.Н.
- Может в города? – спросил отец у друга, зевнул и потянулся.
Я посмотрел на него снизу вверх, тоже потянулся, взял со стола яблоко, и хрустко откусил сочный кус от зеленого бока. Яблоко было вкусное, чуть с кислинкой, и в меру сладкое.
- Нет, - друг отца поерзал в кресле, вздохнул грустно, - в города не хочу, в города – скучно.
- Да, скучно, - согласился отец, а я, тем временем, прошел вдоль высоких книжных полок, встал на цыпочки, пытаясь достать до самого красивого, самого золотистого корешка книги – чуть-чуть роста не хватило.
- Отрок, что ты там ищешь? – заинтересовался друг. Мне тут же стало стыдно, я опустил глаза, виновато улыбнулся и уселся рядом со шкафом на мягкий ворс ковра.
- Ну-ну, что ты его смущаешь, - я знал, что хоть отец и говорит серьезно, но в глубине его бороды явно скрывается добрая усмешка, - сынок, если тебе что-то нужно, ты попроси.
- Угу, - я кивнул, не поднимая глаз, и снова откусил яблоко. Сок брызнул, и одна нечаянная капля, золотясь в солнечных лучах из широкого окна, упала на ковер…
***
Оплавленная земля крошилась под толстыми рифлеными подошвами, хрустела, как вафля, с изломов поднималась тонкая, как сажа, пыль. Даже через плотно прижатый к лицу универсальный респиратор-противогаз чувствовалась эта пыль, хрустела на зубах, забивала ноздри своим горелым запахом. Тяжело идти, хоть и не в полной амуниции, обоз из нескольких тяжелых БМП медленно ползет позади колонны пехоты, но все равно – тяжело. Солнце жарит, фильтры респиратора подзабились, легкий пластиковый латкомбез липнет к вспотевшей спине – тяжело.
- Колонна, стой! – гремит глухой голос сержанта через маску респиратора, и мы останавливаемся, вся колонна, почти две сотни человек. Все одинаковые: все в латкомбезах, все пропыленные, все с «абаканами» наперевес. – Привал! Шесть часов личного времени! Рекомендую отоспаться.
- А то может уже и не придется, - говорит кто-то рядом со мной. И он прав. Остановка днем, солнце едва-едва за половину небосвода перешло, - это недобрый знак. Да еще и отоспаться. Значит будет ночью бросок, а мы… Мы резерв, а может и не резерв, может и передовые силы.
Я посмотрел вперед, туда, где высились, словно бы оплавленные, черные развалины большого города, светофильтры широких, в половину лица очков, мгновенно притушили яркость солнца над руинами. Что это за город был и не скажешь: может Уфа, может Магнитогорск, а может и еще что-нибудь – сложно узнать по обгорелым остовам, а ориентироваться на сожженной до черноты местности под ярким белым солнцем в прожаренных небесах, я не умею.
- Думаешь там будет? – спросил глухой голос из-за спины. Я обернулся, еще один мой близнец: латкомбез в пыльных пятнах, маска, очки, вот только номерок слева на груди: «26-16А» - Артем.
- Да, наверное там, - киваю, усаживаюсь прямо на землю и добавляю грустно, - наверное там, Артем.
- Как думаешь, вытянем? – Артем усаживается рядом. Он еще с детских пор, с тех времен, когда мы вместе с ним гоняли по дворам, да лазили по деревьям, спрашивал меня о успехе всех затей, всех начинаний. Я почему-то почти всегда угадывал: получится, или же влетит нам обоим от родителей по первое число.
- А куда денемся, - я вздыхаю, провожу пальцем по земле, соскребая с твердой сплавленной корки слой сажи, - давай спать.
О том, что у меня плохое предчувствие, я говорить Артему не хочу.
***
- А может в картишки перекинемся? – друг весь подбирается в кресле, улыбается широко, и в его длинных пальцах, словно из ниоткуда, появляется колода карт. – Малой, на тебя сдавать? Во что играем? В дурака, в мавра, может пульку распишем? Малой, ты в преферанс обучен?
Мне стыдно, потому как в преферанс я играть не умею, а правила мавра забыл. В дурачка конечно сыграть бы можно, но… Я мотнул головой, и отвернулся.
- Нет, - отец едва не смеется, - с тобой, да в карты? Увольте.
- А что так? – в голосе друга слышится удивление едва ли не граничащее с возмущением.
Я оборачиваюсь, и вижу, как отец примирительно поднимает руки.
- Прости-прости, ничего такого. Просто, не везет мне в карты, - короткий хохоток, - судьба у меня такая.
- Судьба, - друг отца криво ухмыляется, как ни странно, но такая ухмылка ему идет, - Судьба – это интересная штука.
- Да-да, весьма интересная! – подхватывает отец, и было открывает рот, дабы высказать свои мысли, теории, но, под взглядом друга, замолкает, плечи его опадают, и он говорит, - Хотя, кажется, мы об этом уже говорили?
- Да, - соглашается друг, - говорили, и уже не один десяток раз.
- Если не одну сотню.
А вот мне интересно узнать побольше про судьбу, но только спрашивать у них, мне стыдно.
***
Земля все так же предательски хрустела под ногами - ну слышно же, слышно! Почему же так… Можно было быстро пробежать по черной дорожке тротуара, пробухать тяжелыми подошвами по залитому лунным светом асфальтовому языку, и залечь, вот только… Заметят. Слух у них не очень, а вот на зрение они никогда не жаловались – это я по обучающим фильмам хорошо запомнил. Здоровые, землистого цвета гарпии сидели на искореженной арматуре, как попугаи на насесте, то и дело поворачивая страшные свои гротескные морды то так, то этак, всматривались в ночную хмарь. Пока еще они никого не заметили, и не услышали, но какое-то беспокойство меж ними было. Интересно, где Артем? Или его отправили на левое крыло атаки? Не знаю…
Я, не отрывая спины от стены, оглянулся налево – там стоял такой же как и я солдат, только теперь мы были снаряжены куда как более тяжело, нежели чем днем. Уже не легкие латкомбезы, а тусклые скафы полной защиты с сервоприводами, со встроенными в запястья циркулярными ножами, с датчиками, с детекторами, с затаившимися иглами вдоль позвоночника, что должны в тяжелую минуту вогнать в кровь ударную дозу боевого коктейля из амфетаминов, адреналина и серотонина. Вот только в руках все тот же «абакан», правда кроме рожка к нему, прямо из скафа, тянется лента с патронами, но все же это тот же «абакан» - лучшего пока не имеется.
Я кивнул своему напарнику, сказал тихо в микрофон:
- В высотке гарпии, похоже квартал просматривается.
Напарник не ответил, кивнул. Мне было хорошо видно, чувствительность света в скафе выставлена на максимум.
Сейчас бы выскочить, дать длинную очередь по этим тварям, не жалея патронов, да вот только… Сначала надо распределиться по секторам, предписанным командованием, а потом уже начинать – в этом то и отличия боя в городе и на открытых пространствах. Хотя, по мне так это без разницы: с самого начала надо было пальбу открыть!
Послышалось громкое хлопанье кожистых крыльев, будто парус на ветру мотало. Я облизнул губы и снова выглянул – пара гарпий взмыла в воздух и тяжело, глубоко проваливаясь вниз на каждом замахе, кружили над руинами. Точно, что-то почуяли.
- Уходить надо, - в наушнике голос напарника, - отходим.
- Хорошо, - я кивнул. И мы, таясь в глубоких ночных тенях, заскользили прочь, подальше от гарпий. Вот только горелая земля слишком громко хрустела под толстыми подошвами…
Пронзительный птичий крик взрезал ночь, словно осколок битого стекла плоть, и тут же свист, будто пущенная в спину стрела. Я успел обернуться, вскинуть «абакан», но в прицел тварь уже не поймал – слишком быстрая. Мы вместе с ней повалились на землю, покатились по хрустящей земле, завизжали циркулярные ножи в запястьях, глухо замолотили когтистые лапы по броне скафа. Если бы не сервоприводы и броня, меня бы разорвали в первое мгновение, но сейчас… Медленно, но верно жужжащая сталь ножей приближалась к худому, с остро выделяющимся кадыком, горлу гарпии. Ее гротескная полуженская, полуптичья морда щерилась в адском оскале, глаза зло буравили зеркальное забрало скафа. И вот жужжание ножей будто захлебнулось, стало влажным, на забрало брызнуло черной кровью…
Я еле успел соскочить и посмотреть в темное небо, прежде чем оттуда на нас с напарником стальным дождем посыпались гарпии. Трескуче загрохотал «абакан», гортанные птичьи крики, визг ножей, и где-то вдалеке протяжный ухающий вой просыпающегося нечто…
***
- Сынок, принеси, пожалуйста, - отец пощелкал пальцами, припоминая слово, - там, на столе… Ну эти, типа шахмат.
- Го? – то ли спросил, то ли подсказал друг.
- Да, го. - подтвердил отец. Я соскочил, припустился к высоким дверям.
- Не-не, в го играть не буду. Скучно, да и предсказуемо это.
- Не без этого. - согласился отец. Он поднялся со своего огромного мягкого кресла у стола, прошелся по комнате, остановился рядом со мной, потрепал по волосам, вздохнул, вернулся к столу, и снова сел, только теперь не в мягкое велюровое кресло, а в плетеное кресло-качалку, оттолкнулся. Полозья кресла размеренно заскрипели. Скрип – туда, скрип- обратно, скрип – туда, скрип…
Друг отца вздохнул, достал из кармана трубку, постучал ею о стол, выбивая пепел, выудил из другого кармана кисет, развязал тесемки, подсыпал чуть табачку в трубку, вдохнул аромат еще не раскуренного курева, снова вздохнул, и только потом сунул трубку в рот и чиркнул спичкой. По комнате поплыл аромат хорошего табака.
- При ребенке бы не курил… - сказал отец, грустно, но настаивать не стал. Он и сам любил, когда рядом курили, может быть он бы и сам курил, но его натура не позволяла иметь вредных привычек – характер.
Я, как всегда промолчал. Табачный дух мне ничуть не мешал, да, к тому же, пока про меня забыли, я снова совершил набег на книжный шкаф, сдернул с полки толстенький фолиант, на корешке которого значилось «Оружие», и, уложив его на пол перед собой, открыл на середине. Со странице на меня смотрело черное жерло пушки, старой пушки – века этак восемнадцатого, литая, толстенькая такая, на дубовом лафете, рядом пирамида из тяжелых ядер.
***
- Уходи, уходи! – орал я кому-то, хрипя в микрофон, не понимая, что сгорел к чертям уже передатчик, и вообще, вся спина скафа выгорела до дыр, до прорех и сквозит оттого жаром во внутрь, будто в печь попал. Замигал красным индикатор слева, значит скаф на последнем издыхании, сейчас откажет. И тут же в спину разом сотня уколов – прощальный подарок, боевой коктейль и хлопок – части скафа разлетаются в стороны, оставляя меня в легком латкомбезе. А кровь в жилах уже горит, бурлит в венах боевой коктейль, и я бегу, бегу на грани возможного прочь от огня, льющегося из рук демонов словно из стволов огнемета. Жар, дикий жар, снаружи от огня, внутри от кипящей крови, а в руках нет ничего… Струя пламени прямо в лицо, едва успел бухнуться на живот, перекатился, к распластанному телу в оплавившемся скафе, рву с черного скафа гранату, бросаю, а сам, из последних сил, пытаюсь прикрыться тяжелым мертвецом. Взрыв, жаркая волна воздуха, словно огромный мешок с мукой больно и мягко бьет по телу, и я слышу как грохот боя застилает звенящей тишиной контузии, и все вокруг становится таким смазанным, таким медленным и тягучим…
- Боец, боец? Ты как? – голос глухой, выданный на гора из глубин скафа через динамики, меня толкают, и я понимаю – живой. Открываю глаза – все то же, все так же, только больше нет струй огня из когтистых лап демонов, и в голове гудит, и скаф, которым я прикрывался, валяется рядом бесформенной, иссеченной осколками, кучей. А звуки боя уже где-то далеко, там все так же ухает, трещит, воет, вздымается высокими пламенными столбами.
- Живой я… - поднимаюсь, меня мутит, все болит, но сила есть – может еще коктейль не отпустил? Солдат в скафе, что склонился надо мной, кивает, на ноге у него, с шипением, открывается резервная кобура – там куцый, тупорылый «кедр» и два магазина к нему.
- Бери. – голос из динамика скафа хриплый, шипящий, и не понять, то ли дефект динамиков, то ли сам солдат уже поистрепался, легкие подпалил.
- Спасибо, – я вытягиваю из кобуры «кедр», магазины. Кобура, с шипением, закрывается. Солдат идет вперед, туда где гремит, где рокочет бой. А я следом, солдат оглядывается, кивает, говорит все так же хрипло, с сипеньем и шипеньем:
- За мной держись, - я согласно киваю и понимаю – это не дефект динамиков, это у него голос такой.
И мы идем меж развалин, меж черных остовов, меж мертвецов и потрескивающего пламени, хотя чему гореть в городе обглоданном огнем до арматурных костей?
***
- Есть коньяк, - отец с кресла качалки не встал, все так же размеренно поскрипывали полозья, тихонько тикали красивые часы на полке над камином, в камине тихонько потрескивало пламя, приютившееся на паре полешек, - коньяк будешь?
- Коньяк? – друг, вынул трубку изо рта, задумчиво огладил выбритый до синевы подбородок, проговорил отрешенно - Коньяк. Да, можно бы и коньячку.
- Сынок, принеси, пожалуйста, - отец даже не оглянулся на меня, но кресло, скрипнув, остановилось.
Я, со вздохом, отодвинул книгу, встал, и полез в сервант. Бутылка коньяка стояла высоко, мне пришлось подняться на цыпочки, но все равно – пальцы едва-едва касались дна бутылки.
- Позволь, - друг отца подошел, я посторонился, посмотрел на него снизу вверх. Друг достал бутылку, элегантно прихватил два пузатых бокала за ножки, вернулся к столу, поставил бокалы, сел, и задумчиво уставился на бутылку, хмыкнул. – Хороший коньяк.
- А откуда мне плохой взять? – то ли с сожалением, то ли с грустью сказал отец.
- И не говори, - друг легко распечатал бутылку, разлил коньяк в пузатые бокалы. В комнате, к запаху хорошего табака примешался вкусный шоколадный аромат с терпкой ноткой алкоголя. Очень приятный запах, вкусный.
Друг поймал мой взгляд, передвинул трубку в уголок рта, и спросил у отца:
- Чадо тоже жаждет прильнуть к источнику.
- Мал он еще, - сварливо ответил отец, но тут же сменил гнев на милость. – Хотя плесни ему чуть-чуть, - я не удержался, жадно сглотнул, - на пробу.
- Как скажешь. – ответил друг и подмигнул мне, я тут же опустил взгляд, и почувствовал, как жарко краснеют мои щеки. Друг хохотнул, сказал наигранным тоном: - Стыдлив отрок, сие есть благо.
- Стыдлив? – отец усмехнулся, - Ой ли, ты его плохо знаешь.
- Думаешь? – друг чуть склонил голову на бок, пристально посмотрел на меня. – А мне кажется, что он у нас весьма скромен.
- Когда кажется - тогда крестятся, - ответил отец, друг поперхнулся дымом, посмотрел на отца и рассмеялся, отец тоже пару раз хохотнул. Я улыбнулся.
***
- Что? – сложно было различить крик однорукого полковника через гул дюз под ногами, через уносящий все звуки ветер, рвущийся в дыры в обшивке боевого флаера, - Что?
- Най…шь Арх…по..а, п…нял… - пытался доораться до меня полковник, сидящий напротив, но ничего у него не получалось.
Я отстегнулся ремни, прижимающие меня к твердой лавке, привинченной к стенке и полу, подался вперед, едва не впечатавшись ухом в лицо полковника и снова заорал:
- Что?
- В штабе найдешь Архипова, понял? – я кивнул, полковник продолжил, - Архипову скажешь, что скоро будет прорыв. Придет… - полковник примолк, может быть это и глупое суеверие, но называть того, кто должен будет прийти по имени – это не к добру, - Скажешь, что придет Он. Все силы, понял, все силы надо! Остальное – чушь!
- Понял! – проорал я, усаживаясь на свое место и пристегиваясь. Вовремя, флаер так тряхнуло, что я прикусил язык, а в кишках будто оборвалось что-то. Послышался дикий вой снаружи, глухой звук удара, флаер бросило в сторону и вниз, и на один короткий миг я увидел в треснутом иллюминаторе нечто крылатое, красное, с фиолетово-синим загривком плазменного пламени. Тут же заухали тяжелы автоматические пушки флаера, пол затрясло, нас прижало перегрузкой – пилот завалил флаер в штопор, уходя от огня противника. Полковник закусил губу, закатил глаза, лицо его будто ввалилось, заострилось – сильно нас вдавило.
Еще один удар по обшивке, как раз за спиной полковника, толстую броню прогнуло во внутрь, не пробило, но… Видимо удар был сильный, полковник обмяк, единственная рука упала и безвольно моталась повинуясь виражам флаера. Можно было надеяться, что старика просто оглушило, но… Я не верил в это. Не высадится он в расположении своей части, не судьба.
Пушки флаера отгрохотали еще с секунду и примолкли, гул дюз под ногами стал ровнее, прекратилась дрожь. Я отстегнулся от скамьи и, придерживаясь за торчащий из стены поручен, проковылял до кабины пилотов. Пилот был один, там, где должен был сидеть второй пилот, ничего не было, даже кресла – только искореженный металл, и огромная дыра впереди, половина стеклянного фонаря кабины снесена. Я согнулся над оставшимся пилотом, заорал тому в ухо:
- Полковник убит, в штаб.
Пилот кивнул, заложил вираж, меня едва не снесло ветром, мы легли на новый курс.
***
- Итак, - отец раскачивался в кресле, в руке его покоился бокал с коньяком, под потолком недвижно висела тонкая пелена табачного дыма, - как тебе коньяк?
- Амброзия! – друг пронес бокал под носом, вдохнул, и повторил, - Таки амброзия!
- Таки? – отец вопросительно нагнул голову, - а не кажется ли вам, мой добрый друг, что сей акцент вам не к лицу?
- Да что вы говорите, - друг включился в игру, и добавил приподняв брови, - Муня.
- Муня? Какой последний поц сказал вам это имя?
- Таки и поц?
- Да, и скажите ему при встрече, что сам папа, и если он даже последний поц, то он знает кто такой папа, так скажите ему, что папа, сказал, что он поц и не морочьте мне мозг своими… - отец хитро приподнял бровь смотря на то, как друг, капитулируя, поднимает руки.
- Все-все! Признаю поражение! Никогда не мог я понять этой вашей мелкой склочности.
- Это не мелкая склочность, это баталия, это сражение!
- Буря в стакане, - парировал друг.
- Нет, это шторм в девять баллов с грозами и молниями, это кораблекрушения, это залп тонущих армад, на прощание в низкое пузо грозового неба! Это… - пожевал губами, вздохнул, - Да, это буря в стакане. Зато такая милая буря.
- Вот за это-то вас и не любят.
- Думаешь?
- Знаю.
И снова замолчали. Оба все знали, и оба не хотели вновь идти по уже давно пройденному кругу спора. Громко тикали часы, потрескивал огонь в камине.
- Скучно. - сказал друг.
- Скучно. - подтвердил отец, и отпил из бокала, сморщился и крякнул. Алкоголь, даже хороший, он никогда пить не умел: морщился, крякал, кашлял – натура у него такая.
Я кивнул, отпил из маленького фужерчика, куда друг отца милостиво чуть-чуть набулькал коньяку и для меня. Вкус был и правда отменный, сильный характерный аромат, а вот алкоголь почти не чувствовался, только жаркое тепло, разом согревшее и рот и нутро. Вкусно, и чего отец морщится?
За окном темнело.
(в дополнение несколько картинок от нейросети, что мне показались подходящими)
Визит Девонширского дьявола
Зима 1855 года на Британских островах выдалась суровой.
Жители очень страдали от холода, и многие уже начинали роптать на Бога, считая, что он от них отвернулся. Из-за сильных морозов в садах трескались деревья, а в лесах хищники стали набрасываться на людей.
Появление необычных следов
Эта загадочная и жутковатая история началась 8 февраля 1855 года на юге Англии, в графстве Девоншир, на побережье залива Лайм. Солнечным морозным утром люди, вышедшие из домов городка Эксмут, что в устье реки Экс, впадающей в Лайм, увидели странные следы, четко выделявшиеся на свежевыпавшем снегу. Следы напоминали отпечатки маленьких копыт. Обитатели городка встревожились, некоторых охватила паника: они решили, что Господь действительно их покинул, и поэтому в гости к ним пожаловал сам дьявол.
Когда смятение несколько улеглось, наиболее уравновешенные и благоразумные обыватели стали рассматривать загадочные следы. По всеобщему мнению, их не могло оставить ни одно известное в этих краях животное, хотя, в принципе, следы были немного похожи на ослиные. Каждый из них имел длину 10 сантиметров, ширину — семь, а расстояние между двумя соседними отпечатками составляло 20 сантиметров. Но самое удивительное заключалось в том, что следы тянулись идеально прямой линией, и, следовательно, их могло оставить только существо, которое передвигалось… на двух ногах!
Имелась здесь и еще одна необъяснимая особенность: хотя выпавший накануне ночью снег был мягким и пушистым, каждый отпечаток копытца покрывала ледяная корочка, которая и придавала следам высокую четкость. Такие отпечатки могли появиться только в том случае, если копыта (или то, что оставило эти отпечатки) находились в толще снега очень короткое время и были при этом… горячими!
Странная и длинная прогулка
Когда люди решили проследить маршрут прогулки двуногого копытного, то столкнулись с еще одной загадкой. Ровная цепочка следов, ни на сантиметр не отклоняясь от прямой, пересекала заборы, взбиралась на крыши домов и скирды сена трехметровой высоты. В одном случае следы остались в подвешенном к крыше желобе для стока дождевой воды, в другом — на узком карнизе второго этажа дома. И во всех этих неправдоподобных ситуациях длина шага оставалась равной 20 сантиметрам.
Таким манером неведомое существо прошло через Эксмуг и устремилось на север, затем резко — под прямым углом — повернуло на запад, переправилось на другой берег через устье Экса шириной три километра, здесь снова резко повернуло на юг, достигло городка Тинмуг и оказалось на побережье покрытого льдом залива Лайм. Здесь следы обрывались. Но неутомимые следопыты обнаружили их на противоположном берегу. Снова попав на сушу, существо взяло курс на юго-запад и, миновав ряд деревень и поселков, пройдя по заснеженным полям и пастбищам, прибыло в Биктон, один из районов города Тотнес, где следы обрывались уже окончательно. Общая протяженность маршрута таинственного путешественника составила более 160 километров.
Версии следопытов
В одном из церковных приходов местный пастор, преподобный Дж. М. Мазгрейв, успокаивая взбудораженных прихожан, уверял их, что ничего особенного не произошло, что следы на снегу оставил сбежавший из зверинца… кенгуру. Вот только откуда у кенгуру взялись копыта и как ему удалось в морозную погоду пройти за одну ночь 160 километров, перемахивая при этом через заборы и взбираясь на крыши домов, святой отец объяснить не сумел. Местные умники предлагали и другие, не более убедительные объяснения. Говорили, что следы принадлежат хромому зайцу, жабе, выдре, огромной птице, прилетевшей с континента, и прочие нелепости в таком же роде.
С момента этого таинственного происшествия прошло почти 160 лет, но его загадка до сих Пор не раскрыта, и оно по-прежнему привлекает внимание ученых, журналистов и просто пытливых людей. Нередко они находят новые документы — письменные свидетельства очевидцев, старые газетные публикации, помогающие приблизиться к разгадке тайны и дающие повод предложить новые версии случившегося.
Один из важнейших таких документов — фрагменты книги «Загадки и заметки из Девона и Корнуолла», написанной дочерью пастора из местечка Доулиш Генриеттой Ферсдон и опубликованной на рубеже 50-60-х годов XIX века:
«Следы появились ночью. Поскольку мой отец был пастором, к нему пришли другие духовные лица из нашей англиканской епархии, и они все вместе стали рассуждать об этих необычных следах, которые можно было видеть по всему Доулишу. Следы имели форму небольшого копыта, внутри некоторых из них просматривались как бы отпечатки коготков… Я до сих пор помню, какими четкими были эти странные и какие-то зловещие следы, как много их было, и какой страх они вселили в мою душу. Я тогда подумала, что такие следы могли оставить огромные дикие кошки, и очень боялась, что прислуга забудет запереть на ночь все двери…»
Оно возвратилось?
Осенью 1957 года в журнале Тотопхм («Завтра») появилась статья исследователя паранормальных явлений Эрика Дингуолла под названием «Дьявол гуляет снова». В ней, в частности, приводился рассказ 26-летнего Колина Уилсона (впоследствии известного писателя) о том, как летом 1950 года на одном из пустынных морских пляжей Девоншира он увидел на гладкой и плотной поверхности влажного песка, утрамбованного морскими волнами, странные отпечатки, похожие на следы копыт. На вид отпечатки были совершенно свежими и очень четкими, «словно их вырезали бритвой или отштамповали каким-то остро заточенным инструментом». Расстояние между отпечатками составляло около 180 сантиметров, и они были значительно глубже тех, которые оставались в песке от босых ног Уилсона. А он весил более 80 килограммов. Странные следы шли от самой кромки воды, но обратных следов к воде не было. При этом создавалось впечатление, что они появились буквально за несколько минут до прихода Уилсона. Приди он на пляж чуть раньше, то, возможно, повстречался бы лицом к лицу с самим Девонширским дьяволом! Позднее Уилсон присоединился к числу исследователей этой загадки, и в 1988 году в Лондоне вышла его книга The Encyclopedia of Unsolved Mysteries («Энциклопедия неразгаданных тайн»), где в главе, посвященной Девонширскому дьяволу, автор пишет:
«Следы выглядели так, словно это существо чего-то искало. Оно плутало по задворкам домов и по крышам, и было похоже, что ему совершенно незнаком человеческий уклад жизни». А далее Уилсон сообщает нечто сенсационное:
Находка в Антарктике
«Один из корреспондентов газеты Illustrated London News («Лондонские иллюстрированные новости») приводит фрагмент из записей знаменитого британского полярного исследователя Джеймса Росса, датированный маем 1840 года. Когда корабли Росса стали на якорь возле одного из островов антарктического архипелага Кергелен, члены экспедиции с удивлением увидели на заснеженном берегу следы копыт.
Полярники пошли в ту сторону, куда вели следы, но вскоре достигли свободной от снега каменистой возвышенности, где следов уже не было видно. Появление в этих местах отпечатков копыт представлялось совершенно необъяснимым, поскольку никакие копытные животные на этих островах не водились».
Уже в наше время описанные выше события получили неожиданное и удивительное продолжение. Выяснилось, что один из членов экспедиции Росса, некий Кларк Перри, после увольнения из британского военно-морского флота поселился в графстве Девоншир, в уже упоминавшемся прибрежном городке Тинмуте, расположенном в 10 километрах юго-западнее Экс-мута. В 1980 году среди бумаг покойного Кларка обнаружился его дневник и дагерротип (старинная фотография), на котором был изображен сам Кларк, держащий в руке какой-то непонятный шарообразный предмет. Что касается дневника, то из регулярных и пространных записей моряка складывалась следующая картина событий.
Предмет, с которым сфотографирован Кларк, — это металлический шар, привезенный им с Кергелена. По утверждению Кларка, Джеймс Росс намеренно умолчал о том, что на острове, кроме необъяснимых следов на снегу, были обнаружены два странных металлических шара, причем один из них целый, а другой — разбитый на куски.
Более того, отпечатки копыт начинались как раз от обломков разбитого шара и вели от него по идеально прямой линии к каменистому холму. По мнению Кларка, найденные ими шары упали с неба, при этом он добавляет, что во время пребывания на острове его не покидало ощущение постоянного присутствия рядом с членами экспедиции какого-то невидимого соглядатая, не спускавшего с них глаз.
Судьба Кларка Перри
Когда корабли экспедиции взяли курс на остров Тасманию, оба загадочных шара — и целый, и разбитый — лежали в матросском сундучке Кларка Перри. Однако когда другие матросы узнали, какие сувениры везет Кларк с Кергелена, их охватил суеверный страх, и они стали уговаривать Перри выбросить шары за борт. Однако тот не послушался, и тогда его товарищи потребовали, чтобы Кларк вместе со своими шарами покинул корабль, как только они прибудут в Хобарт, главный город и порт Тасмании. На этот раз моряк подчинился большинству и через некоторое время нанялся матросом на другой попутный корабль, на котором осенью 1842 года благополучно прибыл в Англию. За время всего плавания Перри никому ни словом не обмолвился о том, что лежало в его вещах.
Кларк поселился в Тинмуте, нашел там себе работу на берегу, а сундучок с таинственными сувенирами спрятал в подвале дома, где они и хранились целых 13 лет до 3 февраля 1855 года. В тот злополучный вечер Перри возвратился домой в компании нескольких приятелей, и все они были крепко навеселе. Возлияния продолжались, и по «пьяному делу» Кларк проговорился собутыльникам о шарах. Те пожелали немедленно осмотреть заморскую диковинку. Все спустились в подвал, моряк извлек шары из сундучка. По единогласному мнению, невредимый шар необходимо было вскрыть. Все по очереди начали что есть силы дубасить по нему тяжелым молотком. После одного из ударов изнутри шара донесся скрежет, и на его поверхности появилась трещина. Кларк моментально протрезвел, выпроводил приятелей из дому и отправился спать.
Собираясь на следующее утро на работу, Перри увидел, что трещина на поверхности шара заметно увеличилась, и понял, что «сувенир» может в любую минуту расколоться. После этого, вопреки обыкновению, в течение нескольких дней моряк в дневник ничего не записывал. Затем, 7 февраля 1855 года, там появилась всего одна фраза — о том, что в этот день Кларку предстоит выбросить шары в море на пляже в Тинмуте, а затем отправиться в Эксмут и провести уик-энд у приятеля. Эта запись была последней.
У живущих и по сей день в Тинмуте родственников Кларка удалось выяснить, что он умер в ночь с 8 на 9 февраля 1855 года в Биктоне, то есть там, где окончилось 160-километровое путешествие Девонширского дьявола, начинавшееся на пляже в Эксмуте. Не означает ли это, что дьявол действительно что-то искал, как утверждает в своей книге Колин Уилсон? И искал он именно Кларка Перри с намерением убить его. Ведь моряк оказался единственным человеком, умершим в Девоншире той ночью.
Но почему и каким образом существо из шара убило человека, и что потом произошло с самим этим существом? Можно предположить, что ответ на первую часть вопроса состоит в том, что Девонширскому дьяволу нужно было избавиться от нежелательного свидетеля, приоткрывшего завесу тайны над попавшим к нему в руки необычным предметом.
Ответ на вторую часть содержит свидетельство о смерти, в котором написано, что Кларк Перри скончался от разрыва сердца, вызванного сильным душевным потрясением. Надо думать, это был ужас, охвативший Кларка, когда неведомый гость навестил его ночью. Для ответа на третью часть вопроса вернемся к случаю, происшедшему с Колином Уилсоном на пляже летом 1950 года. Возможно, что и в 1855, и в 1950 годах люди видели следы одного и того же существа, только за прошедшие 95 лет оно выросло и возмужало.
Новые свидетельства
В разное время в печати сообщалось о новом появлении следов таинственных двуногих копытных — на снегу или на песчаных пляжах — не только в Девоншире и на Кергелене: в Шотландии зимой 1839–1840 годов (газета Times от 13 марта 1840 года), в Польше в 1855 году (газета Illustrated London News от 17 марта 1885 года), в Бельгии в 1945 году (журнал Doubt № 20 за 1945 год), в Бразилии в 1954 году (книга Бернарда Хувельманса «По следам невиданных животных»).
Нелепо предполагать, что абсолютно все эти сообщения — вымысел, значит, «в этом что-то есть», и это «что-то» — еще одна загадка, которую преподносит Земля (или космос?) просвещенному и технически подкованному человечеству XXI века.
«Золотая серия» библиотечки газеты «Тайны XX века», «Мистика: Загадочное и необъяснимое», 2011г.
Если вы профи в своем деле — покажите!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.