— Смотри, но это изменит твою жизнь, навсегда. — Она говорила так тихо, что я еле её расслышал.
— Там и менять-то особо нечего.
— Тогда проводи меня до метро.
Она отвернулась от меня и на нетвёрдых ногах пошла вниз.
— О большем я и не мечтал, — пробурчал я под нос и, переправив Ижа из-за пояса в боковой карман куртки, поспешил за ней.
На улице подмораживало всё больше. Я поёжился и накинул капюшон: шапку я второпях забыл. Глядя на неверные движения девушки, я предложил:
Она благодарно кивнула и взяла меня под локоть.
Мы шли в сгущающихся сумерках. До метро было минут десять пешего хода, но с учётом Никиной скорости, пройдём мы вдвое дольше.
Чтобы не молчать, я спросил:
— Ты зачем не своим именем назвалась?
— Что? — Она на миг оторвала взгляд от дороги. — Ты о чём?
— Ты назвалась Наташей, тебя ведь не так зовут.
— То, что тебя не так зовут, или то, что ты назвалась не своим именем.
— Того, что назвалась Наташей.
— Дурь по венам пускаешь, колешься, употребляешь наркотики?
— Не знаю. Я... Я потерялась.
Я совсем ничего не понимал.
— Заблудилась. Я... У меня сейчас всё как в тумане. Мысли путаются. Воспоминания перемешиваются, словно они не мои. Я плохо себя чувствую, мне надо домой и... или куда-то ещё, у меня какое-то дело было... есть, но я не помню какое.
— Эти двое тебе ничего пить не давали. Может, понюхать что, или курнуть.
— Какие двое? — Голос удивлённый и обеспокоенный.
От этого сюрреалистического разговора у меня голова пошла кругом, и я почувствовал страх, горьким ядом отравивший моё сознание.
— Ну, те, как их там – Кай с Саньком, что в арке к тебе приставали.
— А?! — Ника потёрла лоб. — Нет. Кажется, нет, ничего такого. Но...
Мы пошли молча. Эта история мне не нравилась всё больше.
— В полицию не хочешь обратиться?
— Нет. Мне надо домой и просто отдохнуть.
Я покусал губу, собираясь с духом.
— Ты где живёшь? Давай, я тебя до дома провожу.
— А где мы? — Ника оглянулась.
— Нет, не надо. Мне недалеко. Ты проводи до метро, дальше я сама.
— Нет, — оборвала меня девушка, глаза её прояснились, и она зашагала твёрже, — только до метро.
Я произнёс это с сожалением и с... да, с облегчением. Всё-таки дома меня ждала Таша, да и дело совсем не моё и весьма странное, даже для меня.
Впереди показалось освещённая коробка входа в метро. До входа оставалось метров двадцать, когда Ника остановилась.
— Что случилось? — Начал я, но увидел то, что заметила Ника.
Тёмная фигура на ступенях, ведущих вниз. Свет в туннеле был ярким, и я узнал Кая. Он был один, второй, стало быть, караулил второй вход. Значит, они не ушли. Но почему решили, что девушка пойдёт на метро? Додумать я не успел. Ника дёрнула меня за рукав.
— Там остановка? — она кивнула на темнеющие невдалеке рельсы.
— Трамвая, а чуть дальше автобусная.
— Маршрутки, идущие в верхний город, здесь ходят?
— Тогда проводи меня на остановку.
— Нет, хватит геройских поступков, просто посади меня на автобус, идущий до площади Горького.
Я пожал плечами: на автобус, так на автобус.
Я смотрел вслед жёлтой маршрутке, увозящей девушку, и как я надеялся, неприятности прочь из моей жизни.
Было немного жаль её, потерявшуюся в ночном мегаполисе, но... Я пожал плечами, невысказанному вслух: кого волнует чужое горе? Никого. В большинстве случаев. Впрочем, о чём сожалеть? Всё уже случилось, и плохое, и хорошее. Я пытался помочь, она отказалась. Наши пути разошлись. Она уезжает туда – в богатую часть города, я остаюсь здесь — в спальном районе. Она унесла свои проблемы с собой, со мной же остались только мои. Дома камин, пиво и Таша, горячая, нежная и страстная. Так чего я здесь делаю? И вправду чего? Чего стою и пялюсь вслед уехавшему автобусу? Словно ожидая чего. Чего? Не знаю. Может, обещанных Никой перемен? Как она сказала тогда, буквально двадцать минут назад, стоя на загаженной лестнице маленького тёмного подъезда:
— Смотри, но это изменит твою жизнь, навсегда.
Маршрутка скрылась за поворотом дороги, и я, поёжившись от порыва холодного ветра, быстро, пока не было машин, перебежал проезжую часть. Перешагнув через поребрик, я пониже натянул капюшон, прячась от ледяных порывов, и шагнул из темноты на освещённую одиноким фонарём мостовую.
— Оп-па-па, какая встреча, — наперерез мне, из-за деревьев, посаженных вдоль дороги, шагнул человек. — Здорово, давно не виделись.
— Чё скалишься, — я взглянул на улыбающегося Санька, — зубы лишние в пасти? Могу проредить.
— Ты парень, не кипишуй, — из-за соседнего дерева на свет шагнул Кай. — Где девушка?
— Не знаю. — Я пожал плечами.
— Не свисти, — Санек всё-таки перестал улыбаться, — мы видели, как ты её на маршрутку сажал, только не поспели.
— Раз видели, чего спрашиваете?
— Ты не понимаешь, паря, — вздохнул Кай, — я понимаю, ты весь такой крутой. Рыцарь, можно сказать, только без коня, а тут такая кобылка, в смысле куколка, девочка – высший сорт. Не смотри, что сейчас слегка не в себе, это у неё просто плохая неделя выпала. А так она классная, умная, красивая, добрая, нежная... — он замолчал, осклабившись.
Я молча смотрел на него, чувствуя, как в груди закипает ярость.
— Помочь захотелось, понимаю, сам молодой, безбашенный был, но понимаешь, какая штука – ты ввязался не в своё дело. От слова совсем. Ты влез в такие игры, в которых на кону жизнь.
— Твоя? — Язык, от гнева, готового выплеснуться из меня, еле ворочался, хотелось действия, а не разговора.
— Нет, паря, — внезапно вся весёлость слетела с Кая, — теперь твоя. Не надо было тебе вмешиваться, плохого мы ей не хотели, девочка, просто заблудилась и мы... а, впрочем, теперь это не важно, теперь, когда мы её потеряли – отвечать тебе.
— Ты угрожаешь? — Я засунул руки в карманы и ссутулился, словно замер, на самом деле мне было жарко, очень жарко.
Пальцы левой нащупали ребристую рукоять переделанного Ижа.
— Констатирую факт. Пока она была с нами, за Нику в ответе были мы, потеряли мы её из-за тебя. Мы посоветовались с паханом, он сказал все стрелки на тебя перевести.
Мысли лихорадочно метались в голове. Похоже, сиплый не шутил: пахан, стрелка, что за криминал? Я знал парочку авторитетов на районе, так что, пожалуй, разрулить смогу, только узнать надо, что за пахан. С какого он района? Не из нашего точно, Кай с Саньком под ним ходят, здесь я их раньше не видел, а живу тут с 14 лет.
— Как зовут пахана, скажи, я сам с ним решу.
— Он всё решил. У тебя два выхода: либо ты находишь девчонку и приводишь к нам, не волнуйся, — сиплый поднял руки в примиряющем жесте, увидев, как ярость исказила моё лицо, — с ней ничего не случится, она просто отдаст, то, что должна была отдать, и всё. Либо то, что нам надо, возьмут с тебя или...
— Или с той тёлочки, что ты оставил дома, — влез в разговор Сань, — и выжмут её досуха.
За секунду до того, как у меня упала планка, я увидел, как обречённо закатил глаза сиплый, как вмиг бисерины пота выступили на его лбу, а губы беззвучно прошептали – придурок!
Правый боковой отправил Санька в глубокий нокаут.
Левая рванула из кармана пистолет. Ствол уткнулся в нос сиплого.
— А как насчёт того, — хрипло зашептал прямо в лицо Кая, — что сейчас я делаю аккуратные дырки в ваших лбах, а после оттаскиваю тела вон в то заброшенное здание. Ты оглянись кругом темнота и тишина, и совершенно безлюдно. А? Как насчёт такого либо?
— Газовиком пугаешь? — Кадык испуганным зверьком забегал на его горле.
— Переделкой. Калибр, конечно, так себе. Но дырку получше любого дырокола сделает. Смертельную.
— Послушай, парень, завалишь ты нас, не завалишь, делу это не поможет. А поможет, вот она – Ника. Она несла нам товар, но малясь заплутала. Понимаешь? — По тому, как он часто повторяет – понимаешь, было видно: Кай сильно нервничает. Нервничает и боится.
— Нику надо найти, это в её интересах, до полуночи обязательно или ей кранты, то что у неё сейчас, отравляет её...
— А ты постарайся, чтобы я понял: ты, погляжу, мастак языком чесать.
— Времени нет. Найди её. Потом я всё тебе расскажу.
— Звони пахану, я хочу с ним говорить.
Сиплый послушно набрал номер. Как только он закончил тыкать в клавиши, я выхватил у него телефон.
— Да, слушаю, Кай, — глубокий и сильный баритон принадлежал человеку властному и сильному, — вы...
— Вот как? Тогда, я полагаю, это тот человек, из-за которого мы потеряли Нику.
Он не спрашивал – утверждал. Гад! Быстро соображает.
— Вам ведь понравилась девушка?
Вот ведь! Не просто умён, а очень умён.
— Имеет, потому что если я не извлеку из Ники то, что в ней сейчас, до 24.00 она... Она больше чем умрёт. И убери пистолет от головы моего человека.
— Меньше слов, больше дела. Времени всё меньше.
Короткие гудки в трубке – вызов завершён.
Я заскрипел зубами в бессильной ярости. Швырнул трубу сиплому и сунул пистолет в карман.
— Значит так – я нахожу девушку, забираю то, что принадлежит вам, и привожу.
— Ты не понимаешь, — почти застонал сиплый, — это не вещь, её нельзя просто так забрать...
— Не понимаю. — Прорычал я ему в лицо, — Что значит не вещь?
— Парень, — лихорадочно шептал сиплый, — найди Нику и привези её, а потом, я тебе клянусь – Богом, душой, матерью, за кружкой пива, ты же любишь пиво? – я видел у тебя в пакете, там, в арке, сикалку, я тебе всё обстоятельно обскажу, а сейчас это просто нереально – времени не хватит.
— Что, что она вам должна? — Я тряс его за грудки, брызжа слюной и яростью в лицо. — Что? Отвечай, падаль.
— Память, память! — Сиплый почти орал. — Что, тебе, легче стало?
Это простое слово – память, меня неожиданно успокоило. Память, ну что же, память так память.
— Ладно. Куда она могла поехать?
— Если бы я знал, — лицо Кая скривилось, как от боли.
— Может, он знает? — я кивнул на зашевелившегося Санька.
Что делать? Что делать? Где искать эту полоумную девку?
— У Ники квартира, — еле ворочая языком, проскрипел Санька, — где-то на улице Горького, почти рядом с площадью.
— Откуда знаешь? — сиплый помог подняться напарнику.
— Болтали как-то, — Санька сплюнул на снег и поморщился, — она сказала, от тётки досталась, только она в ней не живёт, центр не любит. Снимает хату где-то в Печерах.
Я закружился вокруг парочки, лихорадочно бренча мозгами.
Значит, так – я посадил её на 138 маршрут, конечная у него как раз на площади Горького. Ни в какие Печёры он не идёт, это я точно знаю, после института, я год на нём до работы добирался. Ей надо было на метро. Одна ветка до Сормова, другая до площади.
Она поехала на Горького, зуб даю. На маршрутке ехать сорок минут, это, если без пробки на мосту, с ней весь час. На метро – минут пятнадцать-двадцать, край двадцать пять, это если состава не ждать. Я взглянул на часы 20.00. Пробок нет. Трёмся мы минут десять, не больше.
Я заскрипел зубами. Время, время уходит.
— Значит так. Номер свой давай. — Обратился я к сиплому.
Тот продиктовал. Я забил цифры в память телефона.
— А теперь слушайте, болезные. Я нахожу Нику, привожу к вам, вы забираете то, что принадлежит вам, а потом я везу её домой. Ясно?
— Всё, будьте готовы, я брякну, как только найду Нику.
Санька смотрел вслед бегущему к метро парню.
— А ты сам её найти не можешь, с помощью этой своей способностью, а то вдруг он облажается? Жалко Нику.
— Я тебе чё, пёс, по запаху людей искать. Я другое чую. А когда ходок с чужой подсадкой, да ещё стольких людей, это... — Кай замолчал, подбирая слова, — это как если овчарку заставить по следу сразу десятерых идти. Такое возможно?
— Думает он. Ты бы лучше думал, когда вон этого задевал.
— Да ладно, Кай, он мне второй зуб уже выбил.
— Радуйся, что только второй. Нет, я пахану доложу, что это из-за тебя такие качели случились. Последний раз я с тобой на подхвате работаю.
Санька обиженно запыхтел, ощупывая разбитое лицо.
— Ну, конечно, когда мы ему адресок слили, тут бы и я нашёл.
— Иди ищи, валенок деревенский, может, пахан зачтёт.
Но Санька остался стоять на месте.