Я поспешил за Сёмой. Он уверенно шёл, уже зная дорогу... к лифту. Не ожидал увидеть тут лифт. Оказывается, тут есть цивилизованный способ передвижения. Для чего тогда нас таскали по лестницам? Может, чтобы проникнуться древней атмосферой? Или, может, лифт мог увезти нас куда-то в другое место, которое никак не связано с ареной.
В лифте оказались всего четыре кнопки, три нижние для темниц, и одна верхняя, куда мы и стремились. Просторный подъёмный механизм. Двери были открыты до тех пор, пока внутри не оказалось человек пятнадцать, и только потом стражник, который отвечал за нажатие кнопок, выполнил свою задачу.
- Сейчас ты увидишь свет. Сидя в темнице, только этого и хочется, чтобы не забывать, как выглядит день, - пробормотал Сёма, с предвкушением улыбаясь.
Мы стояли рядом, и он возвышался надо мной, огромный мужик на голову выше меня. Хорошо, что мы оказались в одной команде. Хоть он и кажется добрым и улыбчивым, но ведь это только потому что мы с ним соседи. Окажись мы с ним на арене, думаю, доброжелательность бы быстро улетучилась.
- Что за песня, которую ты пел сегодня? – спросил я его, когда он мне напомнил про свет солнца.
- Ты слышал её, я думал ты спал? – удивился оборотень.
- Я не спал, но был бессилен, и просто слушал, что ты делал, - признался я, усмехнувшись.
- Эх, я много там наговорил. А песня эта старая, её придумали древние оборотни, даже не знаю, сколько сотен или тысяч лет назад. Лунная песня. Ты что её не знаешь? – пристыдил меня приятель.
- Мне её никто не пел, - пожал я плечами.
Всё это время лифт поднимал нас. Долгое движение вверх закончилось, двери распахнулись, и мы оказались в зелёном саду. Квадратная железная коробка, которая служила корпусом верхней части лифтовой шахты, совершенно не вписывалась в живые красоты, но, видимо, местный дизайнер придерживался другого мнения.
Пассажиры как тараканы разбежались по сторонам, путей для прогулок тут было много. Получается, внутри горы находилась тюрьма с ареной, а наверху тот город, в котором я уже видел коттеджи и дворцы. Значит, мы сейчас находились там, куда меня привезли на вертолёте - на самом верху, только в стороне от жилых секторов.
- Пошли, тут столько путей в этом зелёном лабиринте, что я за всё время ещё не обошёл его. Где-то можно найти лужайки со скамейками, где-то фонтаны. Всё для расслабления, - поведал мне Сёма со взглядом юнца, желавшего показать другу места, которые он нашёл.
- Расслабление перед смертельным боем. Мы тут, чтобы драться, а эта красота лишь для того, чтобы как-то сгладить наш негатив, - попытался я разобраться в происходящем.
- Не ной. Выхода всё равно нет. Наслаждайся! – подбодрил приятель.
- Отсюда можно удрать? – спросил я, реально задумавшись о побеге, ведь мы сейчас остались без присмотра.
- Не знаю, я не пробовал. Те, кто пробовал, всё равно оказались на арене, или пропали. Тут много камер, они следят за нами. Даже если ты проберёшься мимо них незамеченным, как потом планируешь спускаться? – посмотрел он на меня с сомнением во взгляде.
- На вертолёте если только, - ответил я с насмешкой, - Можно ещё камнем в низ, но это будет равносильно поражению на ринге. И может быть, есть ещё какой-то способ, о котором мы не знаем.
Мы шли по дорожке, а с обеих сторон возвышались стены ровно подстриженных кустов, как ворота скрывавших обзор. Если честно, я уже забыл, какой дорогой возвращаться к лифту, по пути мы прошли несколько развилок. Ну и, ладно. Не особо-то и хотелось обратно в темницу. Лучше плутать тут.
- Я вообще не думаю об этом. Если и есть способ выиграть и освободиться, я к нему и стремлюсь, - проговорил Семён, веря в свой путь к спасению.
Нас нагнали два парня в костюмах. Среди заключённых таких я точно не видел, стражники тоже не носили официальный прикид, оставаясь в жилетах. Эти же двое как-то целенаправленно торопились куда-то, или за кем-то.
- Сёма, Стас, пройдёмте. Вас хотят увидеть, - приговорили они, внезапно обратившись к нам, и попросили следовать за ними...
ВНИМАНИЕ! В ДАННОМ ПОСТЕ ИСПОЛЬЗОВАНА ОБСЦЕННАЯ ЛЕКСИКА. Проще говоря, пошлятина, матершина и вот это вот всё, КГ/АМ.
Перед просмотром данных фотографий настоятельно рекомендую сходить в туалет, помолиться и накапать себе валерьянки. Беременным, впечатлительным и лицам с тонкой душевной организацией рекомендую не смотреть вообще, а то мало ли чо. Я предупредила.
Итак, жмыхнуло меня отойти от привычного процесса создания кукол с нуля и поизгаляться над уже готовым пупсиком. Жизнь без капризов, знаете ли, не жизнь.
Ну и получилось то, что на фотках. Как характеризовать это нечто, в душе не представляю, поэтому применю изученные в эпоху аптечной работы техники продаж и расскажу выгоды для клиента:
⚫ Этот восхитительный братишка гарантированно избавит вас от запоров и излишней сонливости.
⚫ Если вы живете в частном доме, Братишка распугает всех ворон, мышей и соседей в радиусе километра, потому что да ну нахер вы видели эту рожу? А теперь представьте ее в темноте.
⚫ Вы сможете избавиться от назойливых, излишне пиздодельных и просто неприятных людей в своей жизни проще простого! Просто поставьте Братишку на видное место в прихожей и наслаждайтесь жизнью!
Осторожно! Личности с ПГМ при виде Братишки могут наглухо и бесповоротно дать ëбу и прочитать вам курс мозгоклюйных лекций "Как распознать сатану среди знакомых и изгнать его"
⚫ Братишка может служить своеобразной лакмусовой бумажкой для проверки адекватности женщины на первом свидании. Даришь Братишку красотке и смотришь на реакцию. Если визжит как дура и сваливает, то радуйся, бро - ты избавился от истерички. Если пищит от восторга и нацеловывает Братишку и тебя - беги, чувак. Либо она переигрывает, либо действительно чокнутая - ну у кого подобный страхуила может восторг вызвать? Ну а если мягко выразит своё мнение (ваще любое), хватай бабу и тащи в ЗАГС, ибо адекватных и воспитанных щас почти нет и ты наткнулся на сокровище - не просри его. И Братишку сделай свидетелем на свадьбе.
Ну и напоследок расскажу, почему все мои работы лежат в диапазоне "мило, но крипово - стремновато - страшнавырубай - оххосподибожестрахуебина какая". Итак, мой ответ - хрен его знает. Вот так. На всякий случай отвечу на самые частые вопросы.
1. Нет, я не сумасшедшая. Моя мама меня проверяла. 2. Нет, у меня нет никаких психологических травм и незакрытых гештальтов. 3. Нет, я не состою в несчастливом браке. У меня совершенно золотой муж, который откручивает тюбики с суперклеем, достает мне коробки с верхних полок и знает, какие творожные сырки я люблю. Если эти все достоинства не показатель щастья женщины взамужем (особенно сырки), то я просто не знаю, как жить эту жизнь. 4. Нет, меня абсолютно не привлекает эстетика смерти и не посещают суицидальные мысли. 5. Нет, у меня нет инстинктивной ненависти к детям и к детству в целом. Меня порой раздражают невоспитанные пиздюки, но потом я вспоминаю, что это проблема их родителей и меня отпускает.
Короче, хотела про Братишку рассказать, а получилась простыня из пунктов. До скорых и волнительных, любезные дружочки.
Подземный ход, ведущий под стены крепости, увеличивался с каждым днём с удивительной скоростью. Камил предполагал, что просидит под стенами Нарникеля один месяц. Быть может, произойдут обвалы и задержат ещё на какое-то время. Но с первых же дней работы стало понятно – мертвецы закончат подкоп гораздо быстрее. И не придётся тратить целую зиму на подготовку к штурму. Всего за семь дней оказалась вырыта половина расстояния до крепости. Мертвецы теснились, толпились. Благо, не жирные. Одни копали сидя, другие – стоя за их спинами, размахивая лопатами над головами первых. Все извозились в земле, в грязи. Даже Камила с Вальдемаром было не отличить от мертвецов.
Камил отправлял мёртвыми голубями письма, оповещая Ларса о том, что всё в порядке, не вдаваясь в особенные подробности.
Первые дни оказались самыми тяжёлыми. Приходилось внимательно следить за монотонным процессом в кромешной темноте. Камил приготовил снадобья острого зрения, но помогало оно не так хорошо, как хотелось бы. Случались обвалы. Опоры ставили неправильно. Тоннель осыпался, хороня под собой мертвецов. Но на помощь к ним приходили другие мертвецы и вскоре откапывали бедняг. Вытаскивали из под завалов. Заботливо отряхивали от земли.
Однажды тоннель обрушился почти на головы Камила и Вальдемара. Ребятам сильно повезло вовремя юркнуть глубже, растолкав незадачливых мертвецов. Тот страшенный обвал отрезал половину дружины от белого света. Друзья испугались, но не запаниковали. «Поднятые» расчистили завал, надёжно укрепили тоннель распорками. И продолжили свою работу.
Древесины не хватило. Поэтому приходилось временно останавливать работы и отлучаться с отрядом «дровосеков» в леса подальше от Раскрисницы. Чтобы никто не услышал стука топоров. Это отняло тоже немало времени. Но даже несмотря на всё это работа продвигалась необычайно быстро. «Дровосеки» валили деревья так же стремительно, как и копали.
-- Это будет отличное дело, -- сказал Нойманн. – Никто не сможет строить, вспахивать поля, жать пшеницу так же быстро и много, как мертвецы. Ты поступаешь глупо, заставляя мертвецов только лишь воевать… Это ведь золотая жила!
-- Может быть, -- согласился Камил. – Но это и в половину не так интересно, как воевать. Да и придётся самому по рудникам лазить. Ещё чего... Мертвецы ведь глупы.
-- Почему бы тебе не поставить некромантов-надзирателей? Изнанкой может пользоваться каждый.
-- Не хочу никого обучать тёмному ремеслу. Это опасно. А я никому не доверяю… Я бы мог сделать тысячу дел, если бы у меня была тысяча рук! В этом мире столько занятий, что все и не переделать. Целой жизни не хватит. Моя бы воля – я бы остался в Ветрограде, изучать древние трактаты вместе с Ишуасом… А ведь я теперь даже не знаю где мой старый друг и встретимся ли мы с ним ещё…
Спустя несколько обвалов Камил с Вальдом выяснили, как же лучше всего ставить распорки в тоннелях. И после первой половины тоннеля не последовало ни одного обрушения. Вовремя наловчились. Если стенки обвалятся внутри крепости, то это не останется незамеченным её обитателями. Земля может просесть.
Поэтому чем ближе они подходили, тем аккуратней приходилось работать.
Камил так же совершал вылазки на поверхность, чтобы проверить – не слышен ли стук кирок и лопат? Пришлось заглубиться достаточно для полной незаметности.
Направление тоннеля не раз приходилось корректировать. В земле часто попадались скальные породы. Их обходили стороной. А после такого обхода всегда возникал вопрос – в ту ли сторону они теперь копают? И Камил ложился на заранее припасённые шкуры, прямо внутри тоннеля, немедленно засыпал. Вскоре выходил из своего тела, пролетая сквозь толщу на поверхность. Он запоминал место. И определял направление, в котором следовало копать дальше.
Тоннель подходил к крепости с северной стороны, поэтому над их головами города не было – только чистое поле, усеянное старыми пнями. Штурмовать замок с этой стороны через стены было бы сложнее всего – на любом участке лестницы обстреливались бы по флангам. Как хорошо, что они полезли не на стены, а под них...
И всё шло отлично. Безумный план – это почти всегда хорошо. К твоим безумным планам враг никогда не будет готов. На то они и безумные.
Когда расстояние до замка оказалось меньше, чем полверсты – Камил всё чаще ложился на дно тоннеля и выходил из тела. Он летел в замок. И там впервые наловчился различать разговоры.
У души нет глаз и ушей. В состоянии выхода из тела – всё размыто и имеет несколько иные очертания. Но чем больше Камил практиковал сновидчество, тем у него лучше получалось. В те дни он выходил из тела настолько часто, как до этого не выходил всю свою жизнь. Самое главное – это поддерживать определённый уровень усталости…
Камил подслушивал разговоры стражников. И после недолгих поисков он проник в спальню самого Нарникеля, на верхнем этаже донжона.
Чёрные волосы, собранные в небольшой хвост. Кривой и много раз сломанный в драках нос. Бледная кожа, квадратная челюсть. Не только опытный полководец, но и красавец, хоть уже и стареющий.
Нарникель обнимался со своей женой. И разговоры их оказались столь милы и непринуждённы, что Камилу сделалось не по себе. Вот как разговаривают действительно влюблённые друг в друга люди... По настоящему влюблённые. По-доброму. Без оголтелой страсти, без постоянных колкостей, как от Милады. Без рабского щенячьего преклонения, как у Лизы.
Эти возлюбленные прошли через многое. И ничто не смогло их разлучить. Вот оно как бывает…
А в соседней опочивальне бегали их сынишки, трое, под присмотром няньки. Самому старшему было не больше десяти.
Что-то эта картина напомнила Камилу.
А скоро он выведет своё мёртвое войско из под земли. Всех жестоко перебьёт. Сломает эту семейную идиллию.
-- Этот ублюдок хотел убить тебя, – ответил Вальд, когда Миробоич поделился своими мыслями. – От его рук погибло много счастливых семей. В одном только городке Велены… А скольких он растерзал до этого?
-- Ты прав, Вальд. Нарникель не заслуживает счастливой судьбы. Но его дети ни в чем не виноваты…
-- Мы можем их отпустить. Не обязательно же их убивать, верно?
Много раз Камил пробирался в замок, чтобы подслушать разговоры. Он летал не только в астральном теле, но и при помощи мёртвого голубя. Кружил над стенами, разглядывал караулы, изучал местные порядки. И считал.
Крепость сторожило четыреста двадцать воинов. Больше, чем он ожидал. И ещё пятьдесят в городке. Нарникель всё же успел набрать новых рекрутов. Наёмников было вдвое больше…
Пролетал Камил и над Раскрисницей. Наёмники пьянствовали в местных кабаках каждый свободный вечер, однако на страже они были всегда трезвы – за пьянство на службе их жестоко наказывали.
Камил отыскал командира городской стражи, но действительно важных бесед подслушать ему так и не удалось. Наёмники разговаривали о мастерстве шлюх, спорили, кто кого перепьёт, и кто больше зарубил врагов в дальних краях в походе прошлого лета. Иногда они вспоминали с тоской не вернувшихся из Горной Дали товарищей…
В один из дней Нарникель собрал в замке всех своих командиров за большим столом. Наёмники обсуждали новый контракт. Правитель Южного Герцогства хотел в скорейшем времени нанять Менестрелей для защиты земель от Офирийцев. Южное Герцогство славилось своими непреодолимыми фортификационными сооружениями, поэтому контракт обещал быть лёгким. Все командиры проголосовали за этот контракт. Однако Нарникелю были нужны новые люди, чтобы крепость не осталась на время похода без гарнизона. Нужно время, чтобы найти и обучить достаточно бойцов.
Упускать добычу Камилу не хотелось. Ждать, когда уйдут – не станет. Ему важен каждый труп.
«Землекопы» пробрались под стены крепости. Им приходилось копать чуть медленней, чтобы шум от лопат не услышали стражники на поверхности.
Следовало поторапливаться. Как бы Нарникель не умчал...
Камил закончил со своими вылетами в городок и теперь контролировал строительство десятка второстепенных тоннелей, разветвляющихся от основного. Каждый такой тоннель подходил к выгодным для внезапного нападения местам. Нельзя, чтобы защитники заперлись в донжоне и башнях, заняв выгодные для обороны позиции.
Камил рассчитывал устранить главные угрозы в первые же секунды боя. Он стал часто выходить из тела, чтобы подгадать места выхода с особой точностью.
Камил за это время провёл огромную сновидческую практику и набрался много опыта. Усталость и волнение делали сон поверхностным; перед грядущим штурмом намерение не забыться во снах и выйти из тела сделалось особенно сильным. Камилу удавалось выйти из тела практически в каждой попытке. Он даже загордился своими сновидческими способностями. Старец Готам оказался бы доволен своим учеником...
-- Повезло, что ты так умеешь, -- сказал как-то Вальд. – Иначе мы бы даже в саму крепость вряд ли попали. Вслепую много не нароешь, особенно на такое расстояние…
Конечно, вслепую тоже нашлись бы способы. Но тогда пришлось бы усиленно шевелить мозгами. Да и результаты раскопок могли потом оказаться фатально неожиданными в случае небольшой ошибки.
Теперь они знали, когда происходит смена стражников. Это позволило подгадать наиболее выгодное время для начала штурма. Посреди ночи, до первой смены караулов. Когда караульные были слишком сонные, дожидаясь своих товарищей из казарм; когда отдыхающие в городе стражники были пьяны.
И вот тоннели готовы. Мертвецы растянулись по ходам, каждый на своём месте. Оставалось всего лишь несколько раз ткнуть лопатой, чтобы увидеть поверхность... На подъёмах сколотили крепкие лестницы, чтобы выбраться на поверхность как можно быстрей. Вальд принялся приводить мертвецов в порядок, занялся осмотром каждого бойца, а Камил снова лёг в меха. Нужно было внести ещё парочку штришков.
Он осмотрел сначала крепость, не поменялось ли чего, а затем отправился в Раскрисницу.
Мёртвая птица пробралась в голубятню. Пока смотритель почтовой башни спал – Камил выкрал ключи. Открыл клетки, одну за другой. Насмерть заклевал и задрал когтями всех имевшихся голубей.
Было очень странно сражаться в птичьем облике. Но никто теперь не оповестит Родогора Крюковича о нападении. Только лишь добравшись до соседних городков, потратив на конные скачки целую ночь, гонцы смогут отправить письмо с прошением о защите… Но тогда Камил отойдёт уже очень далеко.
Такой же трюк Камил провернул и с голубями в замке Нарникеля.
Командира стражи следовало убить. Но в тот вечер командир, как назло, не пил и не ел. Пребывал в какой-то тоскливой задумчивости.
Тогда мёртвый голубь окунул свои когти в яд. И напал на командира, исцарапав лицо.
В темноте разъярённый командир не сумел разглядеть птицу. Неизвестно, подействует ли яд должным образом. Но командир уж точно сляжет в тяжёлой лихорадке. А в городской страже в самый ответственный момент начнётся неразбериха.
-- Слуги Нарникеля обнаружили завал в потайном ходе. И планируют на завтра заняться раскопкой… -- сказал Камил, когда проснулся. Ночь. Заколотилось сердце в волнении. – Пора.
Перед вылазкой Камил обошёл каждый из тоннелей. Распределил мертвецов в необходимых пропорциях. На каждом участке сражений у них поначалу будет численное преимущество. А там, где не будет численного – окажется преимущество во внезапности.
Мертвецы ударили кирками и лопатами. Тоннели озарились светом крепостных факелов с поверхности.
Рядом с Камилом земляные своды обрушились. Упали булыжники, устилавшие пол в казарме.
Всякое волнение вдруг испарилось. Камила вновь охватил тот самый азарт. Он выхватил кинжал и бросился вверх по лестнице впереди всех. Следом за ним выбрался Вальд, недовольный неоправданно рискующим господином.
Они очутились посреди казармы. Наёмники безмятежно спали. Только ближайшие к образовавшемуся в полу провале проснулись от шума и теперь таращились на ночных гостей, силясь отличить сон от яви. Камил и Вальд набросились на них, перерезая глотки кинжалами, не давая даже возможности закричать. Мертвецы поднимались по лестнице и тут же атаковали спящих. Зарубали топорами, саблями, закалывали копьями. Послышались первые крики.
-- Что происходит? Что происходит?
В казарме лениво закопошились, оборачиваясь на шум. Проснувшиеся хрипели, хватаясь за глотки. А Камил и Вальд метались от лежанки к лежанке, сверкая сталью кинжалов.
Некоторым удалось вскочить и броситься к стойке с оружием на выходе. Но в их спины тут же полетели стрелы.
Камил приоткрыл дверь и выбрался во двор, пока в казарме разгоралось побоище. Он вскинул арбалет и хорошенько прицелился.
Со стороны башен послышался первый звон мечей. Мертвецы на прочих участках тоже перешли в атаку и схлестнулись с караульными.
-- На нас напали! Напали! – кричали стражники.
Караульный на часовне вздрогнул. Поглядел вниз, перегнувшись через каменную кладку. Сильно удивился, увидев внизу невесть откуда взявшихся разбойников. Камил выстрелил. И арбалетный болт вонзился в караульного, отчего тот закряхтел и свалился вниз, разбившись о землю.
Бить в колокола теперь некому. Набата сегодня не будет.
Камил скрылся в казарме. С каждым мгновением в крепости становилось всё шумней. Всё больше криков, полных ужаса сотрясали ночную тишину.
-- Идём, -- позвал он за собой Вальда и юркнул вниз по лестнице. Парни спустились обратно в тоннели. Быстрый бег, несколько поворотов. Позади них гремели все четыре Железяки, которых они взяли с собой на самый ответственный бой.
На бой в баронском донжоне.
Уже звенела сталь наверху. Наёмники яростно ревели, пытаясь сломить вторженцев. Но пока сами теснились назад, пятились к лестницам. Их щиты не выдерживали крепких ударов бесстрашных разбойников, рассыпались в труху. Наёмники падали, один за другим. Когда бойцы увидели, что даже попадающие в цель удары почему-то не приносят никакого результата – началась паника. Бойцы бросились бежать. В этот момент из тоннелей выбрались Камил с Вальдом.
Разбойники у лестницы расступились, пропуская вперёд Железяк.
-- Держите оборону! Не пускайте их наверх! Бейте набат! Соберите всех! Немедля!! – кричал в ответ Нарникель, на ходу облачаясь в доспехи.
Наёмники встали посреди лестниц, намереваясь воспользоваться преимуществом в перепаде высот. Но вдруг увидели гигантских латников с секирами. Короткая стычка закончилась отсечением ног и реками крови, стекающими по ступеням. Бойцы визжали, кричали. Пытались дать отпор.
-- Это не разбойники!! Это рыцари! Рыцари!! Чёрт бы их побрал!! Откуда?!
Наёмники, не выдержав напора непобедимых латников снова трусливо бросились наверх. Там их остановили «гвардейцы», ещё не видевшие гостей.
-- Назад! – крикнул им десятник. – Держите оборону! Дальше – спальни Нарникеля! Не дайте им пройти!
-- Бегите! Спасайтесь! Их не убить! – вопили паникёры. И получали от своих же копьями.
-- Убивать дезертиров! Смерть трусам! – рявкнул командир. А Железяки наступали на пятки. Вот громыхнули тяжёлые удары. От свинячьего визга закладывало уши…
-- Что там такое?! – воскликнул Нарникель, удивляясь напору вторженцев. – Остановите их! Убейте всех! Чего вы возитесь?!
-- Нам их не сломить! – кричали гибнущие паникёры.
-- Держитесь! – отвечал Нарникель. -- Сейчас к нам на помощь придут бойцы из казарм!
-- Не придут! – выкрикнул Камил и расхохотался. – Мы всех уже перебили!! Никто не придёт к вам на помощь!
-- Кто вы такие?! И что вам нужно?!
-- Мы – справедливость и возмездие! – ответил Камил. – Убейте их всех, Железяки!
Громыхнула сталь. Самые лучшие бойцы Нарникеля, закалённые в бесконечных сражениях, схлестнулись с Железяками. Но все их удары прошлись вскользь. Кто-то додумался схватиться за алебарду. Её тяжёлый клюв пробил броню Рогача. Но застрял, даже не ранив мертвеца. Рогач тут же отрубил алебардисту руку. Затем Железяки атаковали синхронно, разрубая Менестрелей на куски. Удары их не могли остановить даже щиты, обитые сталью...
Ряды лучших бойцов дрогнули под столь свирепым натиском. Но Менестрели сохраняли строй, как могли. На место каждого убитого вставал новый воитель. И перед ногами их скоро образовался завал из трупов. По самый пояс.
-- Папа!... страшно!... – плакали детишки.
-- Не бойтесь! Я с вами! Мы победим этих уродов! Ваш отец никогда не терпит поражений!
Камил подошёл к окну и окинул взглядом внутренний двор. Наёмникам так и не удалось собраться большой силой – Камил всего этого не допустил, ударив по самым слабым местам крепости.
Наёмники сначала бросались в бой. Все их атаки неизбежно захлёбывались. И тогда наёмники паниковали. Почему же вторженцев не убить? Почему они не падают под многочисленными ударами даже лучших фехтовальщиков!?
В городе от истошных криков, должно быть, уже проснулись все.
На воротах живых бойцов не осталось. Мертвецы перебили всех, добравшись до самых верхних смотровых площадок. И теперь теснили выживших на стене. Камил мысленно приказал мертвецам закрыть ворота наглухо. Чтобы никто не сумел прийти на помощь гарнизону. Стальная решётка уже была опущена – её всегда опускали на ночь. А теперь заскрипели лебёдки, поднимая мост, перекинутый через ров, закрывая со стороны города виды на происходящее за стальной решёткой.
Внизу собрался только один крупный отряд, который всё же едва насчитал полсотни. Менестрели организовали круговую оборону и пытались собрать всех оставшихся. Но менее удачливых товарищей окружали, загоняли в угол толпы мёртвых. Большинство наёмников предпочитало бегство – после первых же стычек. Страшно биться с врагом, не погибающим после того, как ты проткнул его своим мечом насквозь…
-- Мертвецы! Они не живые!! Это чудовища! Неживые чудовища! Вылезли прямо из под земли!!
Крупный отряд, заметив зов о помощи жёнушки Нарникеля, пытался пробиться ко входу в донжон. Камил сразу стравил на этот отряд всех ближайших мертвецов. Завязалась отчаянная мясорубка.
Железяки прорубили себе дорогу на верхний этаж через завалы трупов.
-- Их невозможно победить, милорд! Невозможно! – кричали «гвардейцы».
-- Доставайте алебарды и клевцы! Бьёмся насмерть, братья! – Нарникель облачился в кожаные доспехи с кольчужными вставками и теперь защищал свою семью. В левой руке он держал большой круглый щит с символом Менестрелей -- белой лютней на синем фоне, а в правой – полуторный меч. Но принимать участие в потасовке у лестницы не решался. Он видел, на что способны гости. И он впервые не знал, что же делать.
Менестрели пятились под натиском Железяк. К баронским опочивальням поднимались всё новые мертвецы, внушая ещё больший ужас. Оставшиеся наёмники вдруг отбежали от лестниц. Они закрыли главаря и его семью стеной из своих щитов. Их перепуганные лица были все покрыты кровью погибших товарищей.
Теперь их было кратно меньше, чем гостей. Каждый думал, что всего лишь попал в страшный сон. Но почему-то никто не мог проснуться.
-- Сдавайся, Нарникель, -- Камил вошёл следом за мертвецами. Он отбросил капюшон и показал своё лицо. – Твоя песнь подошла к концу. Тебе никогда не победить моих солдат.
-- Кто ты такой? – спросил главарь, пытаясь сохранить спокойствие в голосе.
-- Отпусти своих детей, -- сказал Камил. -- Мы отведём их за ворота и отправим в Раскрисницу. Они будут жить.
-- Что тебе нужно? Сначала ответь, кто ты! – Нарникель сжал меч, готовясь к схватке.
-- Камил Миробоич, -- вдруг ахнула глупая жёнушка, тут же схватившись за подбородочек.
Камил выругался.
-- Ну вот! Твоя тупица жена всё испортила! – вздохнул Миробоич с невыносимой тоской. – Какая же она тупица! Тупица!
-- Давай договоримся, -- предложил Нарникель. – Я не хотел вражды с тобой…
-- Уже поздно. Слишком поздно… -- Камил махнул рукой мертвецам. -- Убейте их. Всех.
Мертвецы двинулись вперёд, наперевес с тяжёлыми топорами и секирами. Женщина истошно закричала, умоляя о пощаде. А Камил вышел на лестницу, чтобы не видеть всего этого.
Звон стали. Треск разваливающихся под ударами щитов. Крики, полные ужаса. Отчаянные угрозы переросли в отчаянные мольбы. Дети плакали, словно щенята в разорённом логове. Они взвизгивали, один за другим. Хрипели и звали уже мёртвую мать на помощь.
Камил зажимал уши. Но всё равно услышал агонии каждого ребёнка.
А потом в донжоне стало тихо.
Внизу догорали последние очаги сопротивления. Организованное сопротивление было сломлено. Наёмники пытались сдаться. Но мертвецам пленники не нужны.
Дезертиры спрыгивали в ужасе со стен. Ломали ноги, руки. Звали на помощь, ползли к городку. Но спины их ощетинивались стрелами мёртвых разбойников. Некоторые беглецы случайно скатывались в ров с кольями. И медленно умирали, проткнутые, истекая кровью. Порою не в силах даже сделать вздох перед кончиной…
А на улицах Раскрисницы сформировался отряд из городской стражи. Воители построились колонной и направились к стенам крепости своего лорда.
**
А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)
Руслан Александрович 969р "На лопаты для подкопа)"
Андрей Вячеславович 500р "Так так, по опросу - на Эмиля))"
Константин Викторович 300р "На удачу Камилу"
Екатерина М 100р "На ветеринара для Твича" Екатерина М 100р
Никита Алексеевич 100р "Мысленно прибавь три нолика)"
Карта Царства (обновлённая, но ещё не законченная и грязная карта баронств).
Ты бы отрезал себе мизинец, чтобы получить миллион долларов? Ты бы убила неверного супруга, чтобы выйти замуж за мужчину своей мечты? Ты бы съел собачье дерьмо, чтобы выиграть годовой запас мороженого?
Именно из таких нелепых вопросов и состоит игра “Ты бы?..”, которая похожа на безумного родственника настольной игры “Что бы ты выбрал?..”. Но, в отличие от настольной игры, в “Ты бы?..” ставки реальные. Ставки высоки, как жизнь или смерть... или даже выше.
Я на собственном горьком опыте убедился в этом, после того, что произошло с Сети, моей сестрой. На самом деле ее зовут Сентябрь, но все звали ее Сети, так же как и меня Тоби (на самом деле меня зовут Октябрь – и да, мы ненавидим наших родителей за это). Сети всегда была склонна к соперничеству, даже в раннем детстве. Но я не понимал, насколько, пока она не придумала игру “Ты бы?..”.
Скучными летними вечерами мы играли дома. Вначале только Сети, я, наша старшая сестра Джулс (Джулай, но все зовут ее Джулс) и ее лучший друг Даррен.
Это Даррен добавил карты в игру. Структуру. Он был, откровенно говоря, ботаником и любил настольные игры, хотя неохотно соглашался играть со мной и Сети. Считал нас слишком маленькими и азартными.
Игра в том виде, в каком она существует сегодня, во многом создана Дарреном.
Есть семь карт, которые всегда сдаются по порядку:
ТЫ БЫ [РИСК (глагол)] [РИСК (существительное)] ЧТОБЫ [НАГРАДА (глагол)] [НАГРАДА (существительное)]
Например: ТЫ БЫ [УБИЛ] [СВОЕГО СОСЕДА ПО КОМНАТЕ], ЧТОБЫ [ВЫЛЕЧИТЬ] [РАК]
В большинстве случаев случайное вытягивание карточек приводило к абсурдным комбинациям, которые больше походили на бред сумасшедшего, чем на "правду или действие". Очки начислялись за прогнозы – догадки других игроков, согласится ведущий или нет. Часто самым веселым было то, как игроки начинали оправдывать свой выбор, например: “Конечно, есть собачье дерьмо это ужасно, но две минуты мерзости стоят целого года вкусняшек”. Это была глупая, безобидная забава.
В том, что игра превратилась во что-то ужасное, есть моя вина. Даже в то время я знал, что не должен был поступать так, как поступил. Но я был в ярости на Сети. Она вытянула вопрос: “ТЫ БЫ ЛИЗНУЛА ТАРАКАНА, ЧТОБЫ НЕ ИДТИ В ШКОЛУ”. И конечно тут же согласилась.
– Сети всегда говорит “да”! – не выдержал я. – Это фигня какая-то она просто врет! Она никогда бы такого не сделала.
– А вот и сделала бы! – Сети, которой в то время было около семи лет, сжала кулаки. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы играть со старшими ребятами и не быть изгнанной.
– А вот и нет, – огрызнулся я, устав от ее лжи.
Пару минут мы так препирались, пока я, в конце концов, не объявил, что ввожу новое правило: Правило вызова. Любой может бросить вызов другому игроку, и тот должен будет сделать то, на что согласился. Если вызов будет исполнен, игрок, принявший его получит награду. “Не идти в школу” означало, что мне пришлось бы прикрыть Сети перед родителями, чтобы она могла прогулять.
Лицо Сети резко покраснело. Она явно не ожидала, что я придумаю такое правило. Я, жестокий старший брат, только что предложил ей лизнуть таракана.
Признаю, это было не очень порядочно.
Она посмотрела на меня с недоверием в блестящих от слез глазах. Сети всегда восхищалась мной, боготворила меня. Я хотел бы сказать, что в тот момент пожалел о том, что заставил ее сделать. Но тогда я лишь злорадствовал.
Малышка Сети не принимала поражения. Даррен пошел за тараканом (он и Джулс вообще-то должны были присматривать за нами, но парень был просто в восторге от мысли, что кто-то будет лизать таракана). Он вытащил трупик насекомого из одной из ловушек и положил перед Сети на салфетку. Нижняя губа моей младшей сестренки задрожала. Ее большие глаза встретились с моими. А потом она наклонилась вперед, зажмурилась, и высунула язык.
Розовый кончик коснулся таракана.
– Она реально облизала его! – восхищенно заорал Даррен, хватаясь за голову.
– Ф-у-у! – прокомментировала Джули, а я воскликнул: “Отвратительно!!!”
Но теперь я задолжал ей прогул школы. Торжествуя, она завернула дохлого таракана в салфетку и выбросила ее в мусорное ведро.
– Я выиграла, – заявила Сети.
– Ага, а еще ты облизала таракана, а значит лузер по жизни, – парировал я.
– Я ВЫИГРАЛА!
С тех пор действовало правило вызова. Но я должен был понимать, что это глупое и опасное правило не доведет до добра.
На следующей игре в первом же наборе карт Сети попалась карта “УБИТЬ”. Она некоторое время смотрела на нее. Губы Даррена сложились в букву “О” в предвкушении, а мы с Джулс обменялись обеспокоенными взглядами. Использование карты "УБИТЬ" было спорным, но иногда с ним складывались просто уморительные комбинации, например: “ТЫ БЫ УБИЛ СВОЮ ЖОПКУ, ЧТОБЫ СТАТЬ ПОТЕРЯННЫМ СОКРОВИЩЕМ”. Для взрослого человека это кажется бессмыслицей, но десятилетний я считал подобное жутко веселым. Хотя, возвращаясь к этому слову, некоторые комбинации могли получаться совсем неудачными. Сети продолжала тянуть: "СВОЕГО БРАТА/СЕСТРУ.… ЧТОБЫ… ВЫИГРАТЬ… ЭТУ ИГРУ”. Она помолчала, скривив рот в усмешке и рассматривая карточки.
– Отменяем, – заявила Джулс.
– Нет, нет, нет. Мы все еще можем сделать прогноз, – засуетился Даррен, а Сети просто молча положила перед собой карточку с ответом рубашкой вверх.
– Даррен... – Джулс пыталась возразить, но Даррен уже тоже выложил свою карточку. Мы с Джулс последовали его примеру, а потом разом вскрыли ответы.
Даррен и Джулс предположили "НЕТ". На моей карточке было написано "ДА". Я знал свою глупую сестру. И Сети… на ее карточке тоже было "ДА".
– Так и знал, – сказал я, спокойно глядя на нее.
Она безмятежно улыбнулась мне в ответ.
– Да ладно, чушь собачья! – Даррен презрительно скривился, не желая проигрывать. Джулс толкнула его локтем, но он проигнорировал недвусмысленный сигнал и прорычал: – Вызов.
– НЕТ, – воскликнула Джулс. – О, нет, нифига. Нет, никакого вызова.
– Что? Все по правилам, – огрызнулся Даррен. – Если она убьет Тоби, то выиграет игру. – Он посмотрел на Сети и многозначительно добавил: – И я не засчитаю выигрыш, если она будет жульничать. Или блефовать...
– Хватит, – сказала Джулс.
Моя младшая сестра собрала карточки, разложенные на столе, отложила в сторону карточки с ответами "ДА" и "НЕТ" и разгладила юбку. На этот раз она не покраснела. Не заплакала и не смутилась. Она встала, повернулась к Даррену и сказала:
– Ну какой же ты дурачок. Разве ты не знаешь, что это всего лишь игра? Давай, Тоби. Пошли.
У меня что-то сжалось в животе, когда пальцы сестры переплелись с моими. Неожиданное облегчение разлилось по сердцу, когда стало ясно, что, несмотря на азартность, Сети может понять, когда все заходит слишком далеко…
…внезапно ее рука обвилась вокруг моей шеи, дернув меня назад в удушающем захвате. Я ударил ее по предплечью. Цепкие пальцы кинжалами вцепились в мою плоть, мое лицо побагровело, горло жутко сдавило, а перед глазами потемнело. А потом вдруг все закончилось. Даррен и Джулс оттащили Сети назад, вопящую во всю силу легких: “ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! ПУСТИТЕ!”
– СЕТИ, ПРЕКРАТИ! – закричала Джулс.
Сети не замолкала ни на секунду, пока они тащили ее в спальню.
– Господи… да она двинутая, – проворчал Даррен.
Джулс объявила, что больше никаких игр не будет.
– Если убью Тоби сегодня вечером, я выиграю! – хрипела Сети, по ту сторону запертой двери. – Я выиграю! Скажите, что я выиграю!
– НИКТО НЕ ВЫИГРАЕТ, СЕТИ! – Джулс не выдержала. – Не могу поверить, что мне приходится это говорить! Я все расскажу маме и папе. Какого черта ты так слетаешь с катушек? Господи! Игра закончилась, ты меня понимаешь? Все кончено, победителей нет. И мы больше никогда не будем играть в эту гребаную игру!
***
Игра была забыта на долгие годы.
Сети, конечно, нашла для себя другие развлечения. Менее опасные. Она была хороша в этом и сколотила состояние на казино, лотереях, карточных турнирах, инвестировании (по ее словам, биржа сама по себе была квинтэссенцией азарта). Конечно же ко всему этому она подходила с полной отдачей и почти непревзойденным мастерством, хотя иногда и страдала от ошеломляющих потерь – прямого следствия огромных рисков. Она знала все приемы этого ремесла – трюки с тасовкой, ловкость рук, взвешивание игральных костей, подсчет карт. Вопреки мнению, которое могло у вас сложиться, Сети была хорошей сестрой. Большую часть времени. Именно Сети заботилась о наших родителях, следила за тем, чтобы их счета были оплачены, газон подстрижен, а в большом доме всегда царил порядок. Она зачастую успевала переделать все домашние дела – приготовить, убраться, прежде чем нанести макияж и отправиться вечером в казино или выпить с деловыми партнерами. Она никогда не училась в колледже, выбрав заботу о родителях, но, с другой стороны, колледж ей был не нужен. Дедушка и бабушка и оставили нам порядочную сумму в наследство, а Сети аккуратно приумножила ее, управляя инвестициями для всей семьи. Она делала это с полной прозрачностью и честностью. И хотя иногда по-крупному рисковала, но только своими деньгами, никогда с нашими. Для нее было важно вкладывать деньги в соответствии с нашей готовностью принять риск.
И все же…
Когда я учился в колледже (а Сети заканчивала среднюю школу), она возродила игру “Ты бы?..”
И на этот раз не было рядом никого, кто мог бы ее приструнить.
Я узнал об этом от Кедара, одного парня из ее школы. Он рассказал, что Сети начала играть с группой старшеклассников.
Я попытался отмахнуться от этого. Ну и что с того? Мы все выросли, пусть играет во что хочет. Не будет же она сходить с ума, правильно?
Только позже я узнал, что она снова изменила правила. Однажды она и несколько других старшеклассников решили, что абсурдные порождения рандома уже не так интересны, как в детстве, и что игрокам теперь полагается тянуть карты до тех пор, пока не составится предложение, которое, по мнению большинства, будет иметь смысл. Конечно, даже тогда большинство предложений все еще не выдерживали испытания реальностью, но были и другие. Например: "ТЫ БЫ СЪЕЛ ЖУКА, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ВЫИГРЫШНЫЙ ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ". Реалистичная подходящая комбинация, к тому же вполне выполнимая. Когда один из друзей Сети вытянул ее, он заявил, что определенно это сделает. Сети бросила вызов. Парень съел несколько муравьев, а моя сестра покупала лотерейные билеты, пока не попался выигрышный. Конечно он почти ничего не выиграл в итоге, три доллара, если я правильно помню, но карточки ведь ничего об этом не говорили.
И вот так все и началось – Сети стала своего рода гарантом этой игры.
А потом у нее появились деньги. Наследство стало хорошим подспорьем, да и сама она скопила достаточно большую сумму на ставках и каких-то мутных делах (я так и не узнал, чем еще она занималась, но полагаю, что что-то из этого вполне могло быть нелегальным). Она теперь могла позволить себе добавить в игру перчинки. Поэтому, когда выпала комбинация "ТЫ БЫ РАССТАЛАСЬ С ПАРНЕМ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ НОВЫЙ IPHONE", Сети бросила вызов. И когда ее подруга выполнила это условие, пообещала, что подарит ей новый телефон.
Это был прецедент. Рискованный и вредный для здоровья. Но, я думаю, не более, чем любой другой вид азартных игр.
Пока не стало еще хуже.
Несколько лет спустя к Сети пришли друзья. Я отказался присоединиться: еще в детстве поклялся никогда не играть в эту игру. Если я оказывался рядом, в Сети как будто с удвоенной силой разгорался дух соперничества, поэтому я держался в стороне от группы и наблюдал за происходящим с другого конца гостиной. Люди веселились, смеялись и выпивали, парочка человек курили, но это определенно было не мое дело. Комбинации, которые они вытягивали в основном звучали абсурдно.
ТЫ БЫ ПОЦЕЛОВАЛ МИССИС УИТИНДЖЕР, ЧТОБЫ СПАСТИ ВЫВОДОК КОТЯТ
Раздался коллективный стон. Миссис Уитинджер была директором старшей школы Сети. Чтобы вы понимали, в игре “Поцелуй, женись, убей” ее всегда выбирали для варианта “убить”. За столом разгорелся спор, действительно ли погибнет выводок котят, если игрок скажет "НЕТ", не слишком ли высока цена – всего-то необходимость поцеловать мерзкую директрису. Сети задумалась над вопросом на минуту, переплела пальцы и заявила, что, поскольку котята были вытащены из колоды “НАГРАДА”, а не “РИСК”, игра не подвергнет зверюшек опасности.
– Короче говоря, Скотт, если поцелуешь ее – совершишь доброе дело, если нет – ничего плохого не случится, – заявила она.
– Ну да, но если я не поцелую ее, то где-нибудь могут погибнуть котята, так что... думаю, мне придется поцеловать Уитинджер. – Скотт усмехнулся, услышав дружный стон игроков.
– Вызов, – Сети отреагировала почти автоматически, рутинно.
Скотт действительно пришел в старшую школу с выдуманным делом и поцеловал директора в щеку. Она была удивлена такой внезапной любовью со стороны бывшего никудышного ученика, но и весьма тронута, а Сети сдержала свое слово и наградила Скотта: она нашла где-то выводок котят и приютила их. Кошки до сих пор живут в доме наших родителей, под опекой и заботой.
Но я рассказываю вам об этой игре не по этой причине.
Видите ли, вскоре после выигрыша Скотта другая наша подруга, Розалинда, вытянула комбинацию, вызвавшую настоящий ажиотаж:
ВЫ БЫ ОТРЕЗАЛИ СЕБЕ ПАЛЕЦ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ
После секундного потрясения, комната наполнилась возбужденным шепотом. Все присутствующие на той вечеринке знали, что, если задание будет выполнено, Сети, потенциально, может расстаться с миллионом долларов. В те годы она как раз погрузилась в инвестирование и вполне имела финансовые возможности обеспечить вызов. Она и раньше уже выдавала дорогие награды, но эта сумма… Это было исключительное событие. Самое большее, что она когда-либо дарила, – это оплаченную на поездку на Багамы.
– Я бы точно это сделал, – сказал Скотт.
– Ни за что, – отозвался другой парень. – Я бы ни за что на такое не пошел.
– Но миллион долларов?.. – раздался голос из толпы.
– Это же гипотетически, правильно?
Сети слушала это спокойно откинувшись на спинку кресла с блеском в глазах и ленивой улыбкой на лице.
– Очевидно да, – отозвался Скотт, – ну кто просто так возьмет и отдаст миллион?
– Сети могла бы.
– И правда.
– А, к черту. – Розалинда шлепнула свою карточку на стол. – Играем. Делайте прогноз.
Проголосовали все. Половина за вариант “ДА”, другая – за “НЕТ”. Розалинда перевернула свою карточку:
ДА
Головы синхронно повернулись к Сети. Она спокойно поднялась, подошла к бару, налила стакан крепкого себе, затем еще один – Розалинде. Потом пошла на кухню и открыла ящик стола.
Мое сердцебиение участилось. Сети вытащила что-то из ящика и пошла к плите. В ее пальцах поблескивал металл. Она простерилизовала нож над газовой горелкой, положила его на поднос вместе с напитками, бинтами и аптечкой и принесла его Розалинде.
Глаза девушки стали круглыми, как блюдца.
– Черт, – неверяще прошептал Скотт.
Потрясенная тишина над столом стала почти осязаемой.
Я затаил дыхание. Нет. Не делай этого.
Что можно было предпринять? Позвонить в полицию? До сих пор не могу ответить себе на этот вопрос. Никто не заставлял Розалинду что-либо делать. И все же…
Сети откинулась на спинку мягкого кресла, лениво взбалтывая бурбон в бокале. Она с улыбкой посмотрела Розалинде в глаза и прошептала: “Вызов”.
Я не мог поднять веки, будто их кто-то натянул мне на глаза и держал закрытыми, чтобы я чего-то не увидел. Только глухой, отдалённый шум толпы продолжал звучать вокруг, то нарастая, то становясь тише, и под это качающее звучание я неподвижно лежал на песке, истекая кровью. Я даже не знал, в каком я был виде, обернулся ли я человеком, или так и оставался зверем. Тело казалось мёртвым, а мой разум будто отделился от него, продолжая медленно мыслить.
Потом, еле ощущая прикосновения, я понял, что меня куда-то перетаскивают. Хоть бы не в яму с проигравшими бойцами. Путь куда-то оказался долгим, но и мысли мои еле тянулись. Кажется, один раз меня уронили, я не мог точно знать этого, заметив лишь резкий перепад и отдалённое чувство боли, на мгновение уловив его. Кроме этого раза все чувства отказывались работать. И только когда я провёл какое-то время в одном положении, я понял, что меня, наконец-то, куда-то положили, оставив в покое.
Я не спал, но точно выглядел спящим. Бурчание Сёмы чётко слышалось рядом. Он переживал за меня, матерясь на организаторов, бродил возле моей койки назад-вперёд. Я хотел бы ему сказать, что со мной всё хорошо, но не мог. Сил хватало только слушать.
Зато я узнал, что у меня здесь есть верный приятель, которому не всё равно, умру я сегодня, или нет. Мы команда, и я бы хотел вернуться к жизни, чтобы его отблагодарить за неравнодушие, что он показал.
Вскоре я заметил, что хоть чуть-чуть, но могу шевелить пальцем. Заторможенные движения с трудом давались, но я не останавливался. Эта рука лежала за мной, так что Сёма не мог заметить моих попыток жить, и всё ещё болтал с моим неподвижным телом. А потом, когда наговорился, он запел какую-то песню, и я замер, слушая слова.
Знаешь, луна, когда ты одна На небе сияешь во тьме, Дети твои внизу на земле Затянут песню тебе.
Мы будем плясать, мы будем скакать, Охоту мешая с игрой. И если в ночи услышишь ты вой, Знай, что мы ищем покой.
Проклятье твоё за нами идёт, Не в силах его победить. Людьми никогда нам больше не быть, И прошлого нам не забыть.
Знаешь, луна, когда тебя нет, Мечтаем мы лишь об одном. Чтоб солнце сияло в небе ночном, И ночь стала бы вечным днём.
Под эти слова я засыпал, а когда Семён затих, закончив петь, я провалился в сон.
- Ты живой! – радостно прокричал Семён, подняв меня на койке, и трижды сильно похлопал по спине.
Я и сам был рад это осознать.
- Сколько я проспал? – спросил я, не обращая внимания на радость приятеля.
- Да не знаю я, несколько часов. Уже рассвело. Давай вставай, нужно развеяться! – пробормотал он, и дёрнул меня за руку с кровати.
- Почему открыта дверь? – удивился я, когда увидел, что у нас нет препятствия, чтобы уйти.
Голова ясно соображала, тело не болело после боя, как будто его и не было. Лёгкая усталость присутствовала, как после тренировки. Приятно осознавать, что ты в порядке.
- Днём всегда так. Можно прогуляться в парке-лабиринте. Пойдём скорее, а то так и не увидим солнца сегодня, если просидим тут ещё несколько часов.
Если тебе не исполнилось восемнадцать, и ты младшая дочь в семье, то самая желанная участь — пасть кровавой жертвой Вечному Лиху.
Можно еще мечтать о пышной свадьбе на всю деревню, чтобы жених красивый и платье из лебяжьего пуха с драгоценным бисером, но это на втором месте. Это если не посчастливится вытянуть Жребий в Красный вечер.
Алена ступает по узкой тропке меж вековых сосен и стройных березок. Часто оглядывается — не увязался ли кто. Сама она десять лет назад, семилетняя, пряталась в кустах вместе со сводными сестрами и преследовала Милу — тогдашнюю избранницу Жребия. Мила плыла по лесу как облако и не переставала улыбаться даже если под босые ноги попадались сухие шишки.
— Здесь направо, — указывает Стежевит, когда тропинка разветвляется.
Алена прижимает его к груди левой рукой — деревянный идол, похожий на огромный указательный палец с вырезанным вместо ногтя младенческим личиком: щурятся хитрые глазки, скалятся острые зубки, блестят пухлые щечки. Стежевит подсказывает дорогу к Алтарю. Отполированный прикосновениями десятков предыдущих Жертв, он настолько гладок и скользок, что то и дело норовит выскочить из влажной от волнения ладони, поэтому приходится сжимать крепче. Потеряешь Стежевита — пиши пропало.
В просветах густой листвы проступает алое небо. Багровый свет прошивает лесной полумрак плотными лучами, похожими на атласные ленты. Алена видела множество красивых закатов, но такой бывает только в Красный вечер — когда солнце тает на горизонте, расползаясь от края до края пеленой цвета свернувшейся крови.
В Красный вечер месяц и звезды не поднимаются, потому что тоже с трепетом наблюдают. В Красный вечер все лесные хищники — и волки, и медведи — прячутся, чтобы ненароком не навредить Жертве. После Красного вечера не наступает ночь, а сразу рассветает утро — и это значит, Лихо заснул еще на десяток лет.
— Здесь налево.
Лицо Стежевита неподвижно, а писклявый голосок раздается у Алены в голове, как будто прямо в мозг угодил комар и мечется теперь, не находя выхода.
Русые Аленины волосы заплетены в две косы и сверкают разноцветными бусинами, а голову венчают отборные ромашки — в каждом цветке нечетное количество лепестков. Белое платье расшито красными нитями, узоры складываются в круги и спирали, при всем желании среди них не отыщешь ни одного острого угла. Сухие хвойные иголки колют нежную кожу свободных от обуви ступней, но Алена не позволяет себе морщиться. На все есть причины. Правила должны быть соблюдены, чтобы Лихо принял Жертву.
Еще раз оглядывается — лес безмолвен, не слышно шелеста хвои под осторожными шагами, не видно шныряющих по кустам любопытных лиц. Сегодня никто не последовал за вытянувшей Жребий, никто не рискнул увидеть таинство великого жертвоприношения своими глазами. Еще бы — в прошлый раз взрослые впали в бешенство, узнав, что Алена с сестрами ходили за Милой. Лихо, мол, мог не обрадоваться ненужным свидетелям и отказаться от Жертвы, тогда бы всем пришел конец. Наверное, сейчас каждый ребенок в деревне под зорким наблюдением либо вовсе заперт на замок.
Красный вечер — не время для шалостей.
Наклонившись, Алена срывает несколько спелых ягод земляники и закидывает в рот, оставляя меж пальцев только одну, чтобы растереть по губам, как любила делать в детстве. Пряный сладковатый аромат напоминает о мачехиных пирогах, о сухарях на печке, о пуховой перине в спальне, куда больше не вернуться. О скучающих на опушке козах, отцветших яблонях и окошках с разноцветными ставнями. Странно, но воспоминания успели запылиться и осесть, будто Алена покинула деревню не несколько часов назад, а в прошлом году.
Все собрались, чтобы проводить, попрощаться и напутствовать. Обиженная Злата пробубнила что-то сквозь зубы — сводная сестренка на месяц старше и не смогла попытать счастья в Жребии только потому, что в семью когда-то приняли Алену. Подруги тоже бросали завистливые взгляды. Оно и понятно — каждая младшая дочь с пеленок мечтает, чтобы именно ее выбрали в Красный вечер, чтобы именно она подарила всем еще десять лет безмятежного житья и чтобы именно ее нарисовали на стене в Избе памяти, куда взрослые ходят почитать героев.
Кто нарисован в Избе памяти, обретает вечную жизнь среди богов, это все знают.
— Налево.
Младшие дочери с материнским молоком впитывают мечту вытянуть Жребий. Каждая больше всего на свете боится, что в семье родится еще одна девочка. Каждая в полнолуние носит подношения на Божественную поляну и молит, чтобы следующий Красный вечер достался ей. Каждая хранит невинность как зеницу ока, даже когда соблазн непреодолимо велик. Потому что только девственница может стать Жертвой.
Миле исполнилось четырнадцать за два дня до Красного вечера. Вытянув Жребий, она сказала, что лучшего подарка на день рождения не придумать. Как и Алену сегодня, ее наряжали и провожали всей деревней — кто с радостью, кто с завистью. Чистая, яркая и легкая как букет полевых цветов, она ушла в лес, и никто не заснул, пока солнце не засияло на горизонте, разгоняя захвативший небо багрянец. Когда Стежевит вернулся на свое место в дом старосты, взрослые закатили громкий праздник, а ночью развернули гуляния с пиром и танцами у костров. И ровно десять лет, с того утра и до сегодня, каждый благодарил Милу за подаренную жизнь.
А теперь пришло время Алены.
Чем глубже уводит тропинка, тем гуще и непролазнее делается лес. Тишина тоже будто уплотняется, даже ветер не играет листвой, только похрустывают редкие веточки под босыми ступнями да шуршат складки платья. К запахам мха и грибов примешиваются новые: странная смесь горящей древесины, плесени и гнилого мяса. Это знакомо — также пахло, когда Алена с сестрами вслед за Милой подбирались к Алтарю. Значит, осталось немного.
Червленый сумрак такой густой, что, кажется, проникает внутрь с каждым вдохом и растекается по жилам, заражая чем-то неизлечимым. Стараясь дышать только носом, Алена крепко смыкает губы, и они склеиваются земляничным соком как пропитанные медом хлебные ломти.
— Уходи с тропы вправо.
В прошлый раз именно здесь они оставили Милу — тропинку покидать слишком опасно. Провожали ее взглядом, пока окончательно не потерялась среди деревьев, а потом долго стояли, не решаясь произнести ни слова. Прошло едва ли больше часа, когда тишину разбил истошный Милин вопль — далекий, долгий, надрывный, он в конце концов оборвался как отрубленный серпом, и небо тут же налилось золотым рассветом. Только тогда они побежали домой, еле поспевая друг за дружкой.
Здесь темнее, и едва пробивающийся сверху свет окрашивает все бордовым — кожу рук, листву, хвою, кору и вырезанного из светлого ясеня Стежевита. Дикая малина метит хлестнуть по щекам ветками, шиповник цепляется за рукава. Безжизненное безмолвие наполняет воздух, словно все это просто сон или видение. В любой другой день Алена то и дело отмахивалась бы от приставучих мошек и счищала бы с лица назойливые паутинки, но в Красный вечер лес принадлежит только двоим — Жертве и Лиху.
И он уже почувствовал гостью — краем глаза Алена отмечает, как бесшумно сыпят хвоей и листвой вековые стволы, наклоняясь и извиваясь, словно силятся получше ее рассмотреть, прикоснуться, попробовать на вкус. Но стоит оглянуться, и они тут же распрямляются как ни в чем не бывало.
Споткнувшись о скользнувший под ноги корень, она едва удерживает равновесие и стискивает Стежевита до боли в пальцах. Пересохший язык нервно облизывает сладкие губы, сердце обращается куском льда и пускает по венам холодные колючки. Хочется быть бесстрашной, как Мила, но Алена из совсем другого теста, она не похожа на остальных девочек.
— Направо.
Папа привел ее в деревню, потому что стал слишком хворым и боялся умереть, оставив пятилетнюю дочь в одиночестве среди дикого леса, где ютилась их крошечная избушка. Вдвоем они добирались до деревни почти неделю, за это время папа истратил последние крупицы здоровья и свалился замертво, когда крыши домов только показались вдалеке. Алене пришлось добежать одной, чтобы позвать на помощь, хоть и стало уже ясно, что это бесполезно. Осмотревшая отца знахарка Рада тогда сказала, что он и без того прожил слишком долгую жизнь для такого слабого сердца.
Стежевит уводит в самые дебри, теплея от нетерпения, будто внутри затлели угольки. Алена стискивает зубы и продирается через заросли, следя, чтобы не слетел с головы венок, не порвалось платье, нарушая важные узоры. Тишина понемногу тает, разбавленная далеким неясным шепотом десятков голосов. Все они девичьи и звучат напряженно, тревожно, будто тщатся предостеречь. Ветви и деревья извиваются уже не таясь, то расступаясь, чтобы освободить путь, то, наоборот, сплетаясь перед самым лицом. То и дело приходится пригибаться, одной рукой прижимая к себе Стежевита, а другой оберегая глаза.
— Налево.
Мачеха с радостью вызвалась приютить Алену, хотя у самой уже росли три дочери, а муж прошлой зимой не вернулся с охоты. Окружила любовью и заботой как родную, приложила все усилия, чтобы не дать горестям разъесть душу. Порой Алена позволяла себе верить, что это искренне, и тогда жить становилось легче.
Шепот усиливается, приближается, и кажется, вот-вот разберешь отдельные слова, но они истаивают в последний момент, щекоча в подкорке недосказанностью. Могучие стволы хрустят, переплетаясь друг с другом, кроны раздвигаются, и багровое небо предстает во всей суровой красе. Сплошная кровь, ни мельчайшего просвета, ни единого штриха иного оттенка.
— Теперь только прямо.
Кора на деревьях с треском расходится, распахиваясь сотнями любопытных совиных глаз. Зрачки нервно подергиваются и жадно следят за каждым движением Алены, то почти утопая в стволах, то выпучиваясь так, словно готовы выпасть. Опустив голову, она старается смотреть только под ноги. Несмотря на июльскую жару, спина покрывается липкой пленкой ледяного пота. Мелкая дрожь размягчила кости, и теперь кажется, что все тело сплошь заполнено холодцом. Каждое движение выходит рваным и неуверенным, собственное сиплое дыхание шумит в ушах как наждачка по дубовому бруску.
Надо дойти до конца, осталось немного.
Лихо совсем рядом, его можно ощутить прохладным дуновением на коже, почуять едкой пожарной вонью, будто повсюду расползся густой невидимый дым. Голова делается мутной как лужи в хлеву, к горлу подбирается склизкая тошнота. Лихо смеется, и смех этот, шелестящий, хриплый, перекрывает многоголосые перешептывания. Весь лес в его власти, и леса вокруг этого, и все остальные леса тоже. Нигде не скрыться.
Проходит еще минута или час, когда деревья в один момент расступаются, раскрывая просторную поляну, выложенную большими неотесанными камнями. Белоснежные, с красной прожилкой, они спиралью складываются от края к центру, и Стежевит велит ступать по кругу, не пропуская ни один. Едва удерживаясь в сознании, Алена подчиняется, и лес вокруг поляны тоже закручивается движением, будто подражает или дразнится. Березы, ели, лиственницы, сосны вертятся бесконечной каруселью, не переставая моргать круглыми птичьими глазами, и сквозь расшумевшуюся листву слышно, как довольно посмеивается Лихо — Жертва пришлась по вкусу, и он примет ее с радостью.
По пути в деревню папа рассказывал, почему они с мамой сбежали оттуда много лет назад, предпочтя рискованную жизнь отщепенцев в кишащем опасностями чреве тайги. Причина одна — Жребий. Они боялись, что родится дочь, и придется прививать ей мечту умереть в Красный вечер. Потому что это одно из главных правил — Жертва должна быть добровольной. Младшей дочери полагается шагнуть в пасть Лиху по собственному желанию, без страха и сомнения.
С кружащейся головой, шатаясь из стороны в сторону, Алена все же достигает центра спирали. Здесь небольшое углубление в земле, и она с третьей попытки устанавливает туда Стежевита, глядя на неподвижное младенческое личико будто сквозь серый туман.
Поэтому взрослые и воспитывают детей так, чтобы они грезили о Жребии словно о чем-то благодатном. Поэтому мачеха с готовностью взяла на себя еще один голодный рот — лишь бы отвести беду от родной Златы. Поэтому сегодня жители деревни подстроили так, чтобы Жребий вытянула чужая всем Алена. Чтобы никому не пришлось поутру украдкой оплакивать дочь, изображая счастье на празднике после Красного вечера.
Потому что не бывает никакой вечной жизни среди богов.
Лес вокруг поляны замедляет движение, а белые камни под ногами наливаются зыбким светом. Алые линии на них пульсируют точно полные крови вены. Чудится, надавишь ступней чуть сильнее — и брызнет сукровицей.
— Я здесь, — шепчет Алена, снимая венок.
Переплетенные ромашки падают на землю, разбрасывая лепестки будто искры. Из глубины леса сразу со всех сторон слышится треск ломаемых деревьев — это Лихо показывает неукротимую мощь, готовясь явиться.
— Я юна, как весна. Я чиста, как горный ключ. Я пришла по доброй воле и не намерена убегать. — Короткий заговор призыва Лиха младшие дочери заучивают назубок, со сладостным томлением воображая, как однажды произнесут на этой самой поляне.
Папа рассказывал, что Лихо явился сотни лет назад, когда люди еще населяли всю землю. Они жили в высоких каменных домах и летали по небу на исполинских железных птицах. Бескрайние деревни назывались городами и сияли по ночам, затмевая звезды.
Алена распускает косы, блестящие бусины с четким постукиванием рассыпаются по камням. Треск деревьев приближается, кроны трепещут и волнуются. Настроение Лиха тяжелой волной переливается с восторга на гнев. Воздух наполняется дрожью, запахи тлена и пожара становятся почти нестерпимыми. Это сила, что способна стереть в пыль все на свете.
В считанные месяцы Лихо истребил людей и уничтожил все, что создано их руками. Горстка выживших при помощи древней магии умудрилась заточить зло в глубине леса, и теперь единственное, что может его сдерживать — приходящая на смерть раз в десять лет девственница, выбранная из числа младших дочерей. Не получив Жертву, Лихо высвободится и закончит начатое.
Тяжело дыша, Алена стискивает зубы и дергает подол платья, легко разрывая тонкий ситец. Алые узоры корчатся и ломаются, образуя острые углы. Спирали складываются стрелками, овалы разбиваются на колючие скорлупки. Дрожащими пальцами Алена стягивает с плеч лохмотья и остается совсем нагой. Жаркий красный воздух льнет к коже душным покрывалом, похожий на прикосновения большого сухого языка.
Торчащий из земли Стежевит зудит в мозгу беспомощным поросячьим визгом:
— Ты задумала неправильное! Тебе не дозволялось!
Разумеется, на жителей деревни нельзя злиться. Они делали это, чтобы выжить самим и уберечь потомков. У Алены нет права ставить собственную жизнь выше жизней всех остальных. Вот только и жалеть ей давно некого. Мать не пережила роды, а отец погиб, спасая дочь. Это он научил, что можно повернуть ритуал жертвоприношения так, чтобы остаться в живых.
— Прекрати немедленно! Пока не поздно передумать! — увещевает Стежевит.
Это правда — Лихо все еще обязан забрать Жертву. Все эти венки, босые ноги и узоры на платье не так уж много весят. Главные правила — Жертве от десяти до восемнадцати, Жертва пришла на Алтарь добровольно, Жертва девственна.
Земля трясется, камни сияют ярче, воздух тяжело дрожит. Смех Лиха превращается в низкий гул, похожий на разъяренный рев. Он вот-вот появится, поэтому надо действовать расторопнее.
— Одумайся!
Алена делает шаг, чтобы оказаться прямо над Стежевитом, а потом становится на колени и пристраивает его между бедер. Ветер налетает ураганным порывом, хлеща по лицу и дергая за волосы, словно вознамерился унести Жертву с Алтаря, лишь бы не дать свершить задуманное. Деревья шумят как гроза — чудится, будто весь лес неистовствует, протестует, осуждает.
Алена зажмуривается и медленно опускается на Стежевита, лишая себя невинности. Боль похожа на острую горячую вспышку, какие бывают в небе во время звездопадов. Вот и все, не стать ей теперь Жертвой.
Попробовавший крови Стежевит замолкает и холодеет внутри Алены, будто магическая идольская жизнь вдруг иссякла.
Весь лес утихает в один миг, только подрагивают и горячеют белые камни Алтаря под коленями. Не поднимая век, Алена слушает, как нечто большое и бесплотное склоняется над ней, то ли принюхиваясь, то ли желая получше рассмотреть.
Лихо пришел.
— Я предстала пред тобой не для того, чтобы продлить заточение, но чтобы даровать свободу, — сдавленно произносит Алена. — Выходи из западни через мое тело и стань со мной единым целым. Я даю согласие.
Потому что если говорить о вечной жизни, то это единственный способ. Лихо мог высвободиться и сам, не получив Жертвы, но, во-первых, тогда бы он просто убил Алену вместе со всеми остальными, а во-вторых, для него, вечно бестелесного и бесформенного, нет ничего желаннее, чем завладеть совершенным человеческим телом. И пусть Алене не по силам сдержать ярости Лиха, пусть придется подчиниться его воле, пусть она останется единственной во всем мире. Это лучше, чем погибнуть на Алтаре и примкнуть к мятущимся душам предыдущих Жертв во имя сохранности рода тех, кто никогда не станет ей семьей.
Стежевит рассыпается гнилой трухой и выходит из Алены с влажными комьями кровавой слизи. Он не вернется в дом старосты, и скоро они все поймут. Наверное, даже попытаются что-то предпринять, должны же быть какие-нибудь заветы на такой случай. Не зря ведь у Рады столько волшебных книг, не зря она вечно сушит незнакомые вонючие травы.
Лихо придавливает сверху плотным шерстяным одеялом, тяжелой необъятной ладонью, просачивается в ноздри и уши, скользит в горло, впитывается в поры обнаженной кожи. Алена осторожно принимает всю его безграничность, неторопливо осознает природный первородный гнев. Он естественен как дыхание и логичен как смена дня и ночи. Люди совершили ошибку, пленив Лихо. Все шло закономерно. Их время давно исчерпано.
Разум проясняется, головокружение отступает. Дрожь оставляет мышцы, кровь остывает в жилах, успокаивая напуганное сердце. Алена открывает глаза и поднимается на ноги. Камни погасли, деревья чуть покачиваются от спокойного ветра. Из-за стволов выглядывают крупные волки, любопытно шевелит ушами пушистая лиса. Рыжая белка перескакивает с ветки на ветку. Они уже знают, что Красный вечер закончился, и дальше наступит Красное утро, а за ним Красный день. Неровными штрихами над верхушками вспархивают птицы, черные на фоне багрового неба. Теперь оно всегда будет таким.
Когда Алена возвращается к деревне, соседский мальчишка Прохор, карауливший на окраине, бросается к домам, клича родителей. Суета поднимается мгновенно: крики, толкотня, надсадный лай, испуганное телячье мычание. Алена ступает неспешно, бледная, растрепанная, голая, с пустыми глазами, с засохшей на бедрах кровью, и все понимают, что это значит. Одни хватают вилы, но не решаются приблизиться, другие хлопают дверью, запираясь в доме. В окнах маячат перекошенные ужасом лица. Матери закрывают собой детей, отцы беспомощно сжимают топоры и кувалды.
Алена останавливается на главной улице. Отсюда видно, как особо умные убегают прочь, наспех похватав самые ценные пожитки и волоча за руки плачущих детей. Будто еще есть шансы спастись. Где-то мелькает лицо Златы, и теперь в ее глазах совсем не осталось зависти.
Ковыляет навстречу старая Рада, рассыпая перед собой соль. Волосы трепещут на ветру седыми змеями, подмышками зажаты гремящие склянки с порошками и сушеные стебли полыни. Она выкрикивает что-то на незнакомом языке, а потом добавляет чуть тише:
— Я готова принять бой!
Улыбнувшись, Алена вскидывает руки, и небо обрушивается на крыши всепоглощающим бурым пламенем.
Евро-2024 уже на носу! Готовы ли вы к самому грандиозному футбольному событию года? Проверьте свои знания вместе с нами. Даже если футбол не ваш конек, присоединяйтесь — будет весело!
Для всех поклонников футбола, Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
Я ждал с нетерпением своего оппонента, представляя его грозным, большим, ведь он одержал уже две победы. Два противника уже пали от его когтей или клыков. Я не собирался становиться третьим.
Ворота открылись, и на арену нерешительно шагнула миниатюрная девушка, робко глядя на собравшихся зрителей, и, как-то уж совсем боязно поглядывая в мою сторону. С виду ей было лет двадцать. От волнения она держала свою запястье другой рукой у пояса.
Кто были её соперники, что ей удалось победить их? Неужели против выставляли раненых, лежащих борцов, которые даже ответить не могли? Я уже стал задумываться о некой помощи, которая могла исходить со стороны. Стрелки стояли на местах, я увидел их, вспоминая, что рассказывал Сёма. Мы не можем не драться, это я тоже помнил, так что придётся отбросить свою жалость, если я не хочу быть застреленным. А вдруг те двое так и проиграли?
Нет уж, меня так не провести!
Я двинулся на врага, пусть и казавшегося зайцем перед волком. Ворота за её спиной захлопнулись, от страха она прижалась к ним. Нужно совершить всего один взмах когтями и всё, отбросив любые чувства, которые будут мне мешать сделать это. Шаг за шагом я подходил всё ближе и ближе, не торопясь. Хотя, надо было ускориться, а то мысли то и дело набивались в голове.
И вдруг я увидел перед собой Марийку. Она смотрела на меня, стоя рядом с этой девушкой.
- Что ты собираешься делать, Стас? Неужели убьёшь беззащитное существо? – раздался её голос, остановивший меня.
Что происходило? Откуда здесь Маруся? Я зажмурил глаза, потряс головой, и теперь всё стало ещё хуже. Эта девушка и была Марийкой. Той самой демоницей, что сидела в моём сердце. Вот же она стоит рядом со мной и умоляет не убивать её. Я и так виноват перед ней, может, стоит сейчас извиниться?
И я вернулся к полуобразу человека, чтобы сказать ей то, что должен был ещё там, в лесу у дерева, когда она меня... на моей груди снова появились порезы, я посмотрел на них, и тут же увидел мох и корни под ногами. Где я? Я поднял глаза, и вокруг стояли деревья. Я в лесу. Меня перенесло в тот момент, когда моя милая волчица ранила меня, но почему-то не убегала, как это было в тот раз. Она испугалась, и смотрела на меня, будто я пришёл к ней уже с этой раной. Она потянулась ко мне, чтобы излечить меня. Я ведь истекал кровью. Её ладонь коснулась моей щеки. Каким же приятным казалось это прикосновение. Я снова осознал, что влюблён в Марусю. Нужно рассказать ей всё, что было на самом деле, раз у меня появилась такая возможность.
Я посмотрел в её глаза... это был не её взгляд. На меня смотрели два огонька убийцы, жестокого и бесчувственного. Это не Марийка! Это была не Марийка! Адская тварь, затмила мой разум. Я был ранен! Раны всё равно кровоточили на моей груди.
И тут она нанесла мне удар в грудь, целясь в сердце, но промахнулась. Её тоненькая рука словно копьё вонзилось мне под рёбра. Я только успел чуть увернуться, что и спасло меня. Лес тотчас испарился в моих глазах. Больше никакого мха и корней. Только арена и кровь на песке из моей единственной раны.
Толпа ликовала, глядя, как эта коротышка вонзила в меня свою конечность.
Она выдернула руку и уже готовилась снова нанести удар. Я обернулся снова зверем, увеличившись в размерах, в это время меня ударили в бедро. Эта деваха тоже обернулась противной тварью с кожей цвета глины, шестью глазами на большой по сравнению с телом голове, широким ртом с мелкими рядами коротких клыков. Руки её стали острыми лапами как у насекомого, и из боков вылезла ещё пара конечностей. Она стояла вертикально на ногах, и не казалась резвой, наоборот, её движения выглядели слишком заторможенными, но в момент удара, она действовала как молния.
Я схватил её за мелькнувшую передо мной лапу и вцепился клыками в место, где находился сустав. Откушенный кусок конечности упал на песок, из него потекла тёмно-синяя кровь. Этот демон издал писклявый крик, такой громкий, что, кажется, даже толпа перестала кричать, заткнув уши.
Я не стал ждать, и махнул когтями, пропоров ей ключицу, но за что-то зацепился в её скелете, не в силах выдернуть лапу. Это позволило ей в свою очередь нанести урон мне. Куча бритв клыков вонзились мне в предплечье, а эта сволочь ещё и начала мотать головой, чтобы изорвать мне мышцы. Заревел и я, но в то же время свободной лапой вонзился ей в спину. Её острая как шип рука воткнулась мне в плечо, другая в живот, третья в ногу. Мы стояли, сцепившись, и обменивались ударами. Никакой пощады! С одной лапой я проигрывал, нужно было освободить вторую, иначе меня здесь изрешетят.
У меня же есть ещё оружие. Клыками я вцепился ей в голову, хорошо что пасть смогла раскрыться так широко. Я уже чувствовал как слабею из-за потери крови, но сил хватило, чтобы метнуться в сторону. Раздался звук её рвущихся телесных тканей, сухожилий, хруст костей. Моя рука освободилась, но к тому моменту уже было поздно. Я лежал на земле в полуобразе, рядом лежала её оторванная башка, а в десяти шагах ещё шевелилось тело демоницы, размахивая конечностями.
Раздался возглас ведущего. Толпа орала от радости, а, может, от разочарования. Мне становилось всё хуже и хуже. Яркий свет направленно ослепил меня, а потом всё стало темнеть, но не на арене, а во мне. Так хотелось увидеть единичку на табло... было бы обидно умереть, выиграв бой. Или я ещё не выиграл? Что если она ещё жива, значит, проиграю я, когда она встанет надо мной?