Чуча
Я продукт советского школьного образования. И советского воспитания, если верить что основа основ закладывается в детстве.
Росла я ребёнком исключительно необщительным, зато с богатой фантазией и занятными воображаемыми друзьями: Железным дровосеком, Маугли, Человеком-Амфибией и другими книжными, и не только, персонажами. Например, Владимиром Высоцким, не помню как затесавшимся в эту компанию. Жили мы в воображаемом лесу, в воображаемой хижине рядом с воображаемым озером и каждый день спасали мир от всякой фигни, которую я сочиняла на ходу. Такие вот Люди-Икс, версия альфа.
«Живых» друзей у меня не было, мне хватало вымышленных. Сейчас меня затаскали бы по психологам и прочим специалистам по счастливому детству. А тогда всем было по барабану: играет ребенок сам с собой, никого не трогает и слава богу.
В мои пять с половиной лет родители, наконец, раздуплились, что аутичные дети в школе приживаются плохо, и засунули меня в детсад. Решили, так сказать, провести социализацию экстерном, вроде пятилетки за три года. В моём случае за полтора. Это был полный провал: я и мои воображаемые друзья в дружный советский коллектив, полностью сформированный и укомплектованный, не вписались. Дети, многие уже с яслей, разбились на стайки и дружили по двое или по трое. А ещё дедовщина. В моём саду она была представлена Катей и Дашей. Эти две милые девочки, одна мелкая с косичками, другая крупная и рослая, изводили меня по всякому: дразнили, пинали, отжимали конфеты и компот. Я терпела молча и только глубже уходила в себя.
И вот однажды я притащила в сад Чучу, невзрачного, истрёпанного детской любовью плюшевого пса с грустными глазами. В Чучином облике было ужасно всё, кроме носа. Невероятной красоты был нос — большущая бусина сверкала и переливалась на свету как бриллиант. Кате нос сразу понравился, и она его откусила. Я сильно расстроилась и попыталась откусить нос Кате, но, по счастью, до конца не успела. Нас растащили. Катя плакала, Даша и остальные дети расступились и с опаской посматривали на меня. С того момента меня больше не обижали. И, кажется, именно тогда я решила, что насилие — лучший способ взаимодействия с этим миром. Кто сильный, тот и прав. Из замкнутой, но милой девочки я превратилась в гремлина.
В семье я неожиданно встретила мощную поддержку в лице деда: мечтавший о внуке, он всячески способствовал моему перевоплощению. Повесил в коридоре турник и начал тренировать во мне бойца. Я бегала кроссы, отжималась, подтягивалась, лазала по деревьям, плавала, каталась на беговых и горных лыжах. И дралась на смерть мешком для сменки.
Первая (и единственная на ближайшие шесть лет) подруга появилась у меня во втором классе. Звали её Вика, и она была полной моей противоположностью. До сих пор не пойму, что эта общительная девочка в красивых платьицах и кудряшках нашла во мне, социопатичном сорванце в старых трениках и штопанной куртке, с вечно разбитыми коленками и ободранными локтями. Однажды она просто подбежала ко мне на перемене и заявила: Привет, я Вика! Приходи ко мне на день рождения. В субботу. Придёшь?
С этого началась наша дружба, а заодно и моя истинная социализация. Как мне тогда казалось, Вика знала всё про внешний мир и про то, как он устроен. Она стала моим проводником.
— Ты кем увлекаешься?
— Как это «кем»?
— Ну там певцом или актёром. Ты обязательно должна кем-то увлекаться. Ну вот кто тебе нравится?
— Ну не знаю… — про Высоцкого и Железного дровосека я на всякий случай решила умолчать. — А ты кем?
— Я Томасом Андерсом из группы Modern Talking. Знаешь такую?
— Нет, но давай я тоже буду им увлекаться.
— Ты что! Так нельзя! Там есть ещё Дитер Болен, ты можешь увлекаться им.
Я понятия не имела, кто такой этот дитер, почему он болен, а главное зачем вообще кем-то увлекаться. Но мне очень нравилась Вика, и остаток второго и весь третий класс я старалась «увлекаться» изо всех сил: собирала значки, фото, кассеты, даже выучила пару песен.
Именно Вика в седьмом классе вытащила меня из треников, переодела в юбку, воткнула в первые в моей жизни каблуки, накрасила и отправила на мою первую дискотеку. Вернувшись, я долго стояла перед стареньким зеркалом в коридоре. Оттуда на меня смотрела незнакомая и очень серьёзная девочка с тонкими ногами и большими печальными глазами. Чучиными глазами. Вика из гадкого утёнка превратила меня в девочку и научила жить наружу.
С тех пор прошло несколько десятков лет, круг друзей у меня несколько раз менялся. А я так и живу — Чучиными глазами наружу, книгами вовнутрь…
НЕБЛАГОДАРНАЯ ДОЧЬ…
У каждого из нас свои ночные кошмары. Кому-то снится война. Кому-то снятся зомби. А кому-то снится мама. Милая, любимая, заботливая и добрая мамочка… И человек просыпается от ужаса, с диким воплем, в холодном поту и с неистово бьющимся от страха сердцем…
- Неблагодарная дрянь!!! - визжала Олесина мамочка, временами почти что переходя на нечто, близкое к ультразвуку, от чего уши закладывало, и хотелось просто в панике зажать их руками. Мамочка, словно заведенная, как в каком-то приступе маниакально-депрессивного синдрома, носилась по комнате и яростно расшвыривала во все стороны вещи своей непутной дочери, которая, на ее взгляд, не слишком аккуратно сложила их на своем стульчике. - Мама все для тебя делает, а ты не ценишь этого, свинья неблагодарная!!! Даже вещи свои нормально сложить не можешь!!! Обс…еря поганая!!!
Признаться честно, но Олеся была настолько тупой, что совершенно не понимала, как эти мамины фразы связаны между собой. Практически всегда это был просто набор случайных слов, брошенный в ярости ей в лицо…
Сейчас Олеся пряталась под кроватью, забившись в самый дальний ее угол, безнадежно сжавшись в комок и изо всех сил заткнув уши пальцами, чтобы не слышать диких маминых воплей. Напрасная, кстати, попытка!.. Потому что ее крики, которые, как уже было сказано, были где-то почти на уровне ультразвука, все равно обладали способностью успешно проникать в Олесин мозг и заставляли ее содрогаться от ужаса всем телом и еще больше сжиматься от страха. При этом Олеська рыдала взахлеб, не в силах остановиться. Под ее лицом, уткнувшимся в ледяной пол, натекла уже целая лужа слез. Но даже в таком состоянии Олеся ни на мгновение не забывала о том, что плакать надо беззвучно, - иначе будет еще хуже!.. Рыдания дочери окончательно сводили осатаневшую фурию с ума. И она принималась вопить еще громче…
Хотя, куда уж громче, - если говорить начистоту!..
Как же сильно Олеся всегда ее боялась, - это никакими словами невозможно было выразить… Нет, мама никогда не била ее, - разве что, в запальчивости, с размаху могла отвесить пощечину или подзатыльник. Это было даже и не слишком больно на самом деле, - но кто бы знал, как это было обидно!.. Особенно, когда Олеся не понимала, за что ее наказывают. А она была настолько тупой, очевидно, что практически никогда этого не понимала…
Вот и сейчас, признаться, Олеся в очередной раз терзалась в догадках. Ведь еще буквально каких-то десять минут назад все было в полном порядке. И мама была веселая и счастливая…
Они вместе с мамой пришли с прогулки с младшим братиком. Олеся спокойно себе раздевалась и складывала одежду на своем стульчике… Да, разумеется, она слышала, как мама и папа орут друг на друга на кухне, но не обратила на это особого внимания. В их семье это было совершенно в порядке вещей. Мама и папа всегда орали друг на друга, как сумасшедшие, обзывали и оскорбляли друг друга последними словами, крыли матом, - а уже пять минут спустя, прооравшись, снова вели себя так, словно ни в чем не бывало…
Но в этот раз что-то пошло не так… Потому что мама вдруг, - ни с того, ни с сего, - ворвалась в комнату, где переодевалась Олеся. Она была страшная, - действительно, как фурия… Ее выпученные глаза горели, лицо было жутко перекошено… Совершенно безо всякой причины, - просто потому, что собственный муж, очевидно, испортил ей настроение, - она начала вопить на дочь и швырять в нее только что сложенную одежду. А Олеся спряталась под кроватью и начала реветь там от обиды и страха…
Упреждая вполне закономерное любопытство, поспешу сразу же уточнить, что Олесина мама вовсе даже не была маргиналкой. Напротив. Это была очень симпатичная молодая женщина, производящая хорошее впечатление на окружающих, - умная, спокойная, интеллигентная… На людях, разумеется. У Олесиной мамы никогда не было абсолютно никаких вредных привычек; она занимала ответственную должность в профкоме, ее знал весь завод… В принципе, на первый взгляд, у них была идеальная и совершенно благополучная семья, которой восхищались все окружающие их люди и даже, возможно, завидовали. Но дома… Дома она, по обыкновению, превращалась в разъяренную фурию…
Если уж говорить начистоту, то мама орала целыми днями. На всех членов своей семьи. Но их отца, например, это совершенно не задевало; он и сам был не прочь подрать глотку… Поэтому он просто тут же начинал орать на нее в ответ, - разумеется, используя ненормативную лексику… По-другому они, в принципе, никогда и не разговаривали на Олеськиной памяти… Младший братец, очевидно, в силу каких-то странных особенностей характера, а также необычайной толстокожести, совершенно не обращал в такие моменты на мамочку ни малейшего внимания, словно не видя ее и не слыша. Похоже, ему вообще всегда было до лампочки, что творят его родители, потому что на нем это никогда особенно не сказывалось. Тем более, что, прооравшись, мамочка тут же бросалась обнимать и целовать своего “сыночку”, и поэтому он прекрасно знал, чем, рано или поздно, это все закончится. Очевидно, можно было потерпеть мамочкину дурость несколько минут, если осознавать заранее, что потом она, мучаясь раскаяньем, будет буквально расстилаться перед ним. Ведь он был маминым любимчиком, при виде которого мамочкино ледяное сердце таяло, как масло на горячей сковороде…
Поэтому весь удар всегда приходилось принимать на себя Олеське. А ее это каждый раз пугало, словно такое происходило впервые. Хотя ей давно уже следовало привыкнуть к тому, что она неблагодарная дрянь, виноватая во всем, что происходит вокруг. Всегда и везде. Просто по жизни.
Мама всегда вызывала у Олеси противоречивые и неоднозначные чувства. Олеська просто смертельно боялась ее… И при этом безумно любила. Олеся изо всех сил всегда старалась угодить своей маме, - лишь бы только она не кричала так страшно… Она старалась быть хорошей девочкой… Вся приборка квартиры с самого раннего детства была полностью на ней… Она часами мыла, стирала, гладила, чистила ежедневные ненавистные ушаты картошки, которые уже стояли у нее поперек горла… Она так старалась порадовать свою мамочку, показать ей, какая она послушная и аккуратная девочка…
Ей это никогда не удавалось.
- Ах ты, свинья неблагодарная!!! - снова, ни с того, ни с сего, принималась верещать Олесина любимая мамочка, и Олеська, вынырнувшая из очередного ушата с картошкой, с ужасом обнаруживала ее сидящей где-нибудь верхом на шкафу и тыкающей дочери под нос руку, испачканную пылью, которую она сумела-таки обнаружить где-нибудь за антресолями. - У тебя, что, руки вообще из ж…опы растут, неряха проклятая?! Я все для тебя делаю; ты ни в чем не знаешь недостатка; а ты при этом даже пыль нормально вытереть не можешь!!! Лишь бы с книгой кверху з…адницей лежать!!! Бока отлеживать!!!
Упрек был не совсем справедлив… Ведь читала Олеся обычно по ночам, когда все остальные уже спали, и все было прибрано… Днем у нее на это никогда не было времени…
И вот уже отец с подросшим братцем ржут над Олеськой, преспокойно лежа на диване перед телевизором, глядя, как она, уже закомплексованный всего боящийся подросток, ползает перед ними на коленях по комнате с тряпкой в руках и моет пол. И тут мама врывается в комнату и привычно инспектирует следом за ней углы и плинтуса, пытаясь найти какие-нибудь огрехи. Разумеется, ей это удается, - ведь кто ищет, тот всегда найдет!.. И в какой-то момент квартира снова оглашается ее воплями. Она чуть ли не физиономией тыкает Олесю куда-то под журнальный столик, где она, в очередной раз, умудрилась отыскать нечто, весьма похожее на пыль…
- Ах ты, дрянь неблагодарная!!! Как бы родители для тебя ни старались, - ты все через ж…опу делаешь!!! Свинья криворукая!!! Только и думаешь о том, как бы с книгой кверху з…адницей на диван повалиться, и ничего не хочешь по-человечески сделать!!!
- Правильно, правильно, - так ее, мать, ори громче!.. - довольно ржут, подзуживая ее, лежа на диване кверху задницами, их “мужчины”. - Что за баба растет, - ё-п-р-с-т!!! Пол нормально, - и то вымыть не умеет!!! Мордой ее, мать, мордой ее ткни в эту грязь!!! Об…серя!!! Пусть языком вылизывает, - раз руки у нее из ж…опы растут!!!
- Ах ты, неблагодарная!!! - захлебывается визгом мама, когда пятнадцатилетняя Олеся сдуру, - иначе это и не назовешь!.. - рассказывает ей о том, что мальчик, который ей нравится, не обращает на нее ни малейшего внимания. И закомплексованная Олеся до слез расстраивается из-за этого и переживает, потому что она очень-очень хочет понравиться этому мальчику. Мама просто теряет голову от ярости. Она ведь все делает для своей неблагодарной дочери, а та еще смеет страдать из-за какого-то дебила?! И как ей вообще роже-то не стыдно?! Ей все мало, - сколько бы мама для нее не делала!!! Она ничем не довольна!!! Свинья неблагодарная!!!
Олеся в очередной раз тупо пытается осознать, каким образом связаны между собой мамина забота, Олесина неблагодарность и молодой человек, который имел несчастье ей понравиться?.. Мамина женская логика по-прежнему, после всех этих лет, вгоняет ее в ступор…
- Да ты дрянь неблагодарная!!! - вопит мамочка, когда Олеся, в свои семнадцать лет, не проявила должного энтузиазма, узнав о том, что мама уже нашла ей работу. Чудесную работу. На моторном заводе. В не самом грязном цехе. С 6:30 до 15:20, кажется, всегда в первую смену… И Олесю там давно уже ждут, - несмотря на то, что ей учиться еще оставалось почти два года, - и постоянно спрашивают маму, когда же ее дочь, наконец, закончит свой техникум и придет к ним?.. А подлая, мерзкая Олеся, - вместо того, чтобы прыгать от радости и заверять, что именно это - мечта ее детства, - глотая слезы в бессилии, робко осмеливается намекнуть, что не хочет работать на производстве, что мечтает совсем о другом, - да и вообще, хотела бы поступить в университет…
Чтобы картина была окончательно ясной, хотелось бы пояснить, что в свои семнадцать Олеся была одухотворенной воздушной девочкой, витающей в облаках в своих наивных розовых мечтах. При этом она имела явную склонность к гуманитарным наукам, всегда была практически полной отличницей и, что греха таить, была совершенно не приспособлена к суровым реалиям этой непростой жизни. При одной только мысли о работе в грязном цехе ей сейчас хотелось умереть… Да ей такое даже в самом страшном сне не могло присниться!..
Олесина мама на тот момент занимала ведущую должность в профкоме, имела огромные связи и при желании могла бы устроить свою дочь куда угодно, - хоть секретарем генерального директора, - если бы только пожелала. Ей никто не посмел бы отказать. Но она этого не захотела. Она почему-то решила, что ее инфантильная возвышенная дочь не заслуживает ничего другого, кроме рабочей должности.
Наверное, чтобы самой чувствовать себя еще более благополучной на ее фоне…
А потом, вдобавок ко всем своим многочисленным недостаткам, неблагодарная дочь сдуру рванула замуж за совершенно неугодного мамочке молодого человека. Увы и ах, - тут уж даже сама Олеся вынуждена была это признать, - но он даже близко не был похож на сказочного принца… А много ли прынцев, скажите на милость, вы встречали на производстве?.. Этот хоть был образованным и интеллигентным, - в отличие от большинства сотрудников моторного завода…
Олеся с мужем сразу же стали жить отдельно. И они с самого начала принципиально не брали у своих родителей ни копейки. Но мама все равно не оставляла Олесю в покое, постоянно вмешиваясь в ее жизнь…
- Ах ты, неблагодарная свинья!!! - снова визжит мама в лицо Олесе, когда та, беспомощно размазывая по щекам слезы бессилия, буквально умоляет ее, приходя в их дом, хотя бы открыто не оскорблять человека, которого она на тот момент все еще очень сильно любила, и от которого только что родила ребенка. Но напрасно Олеська плачет и просит маму не осложнять ей жизнь еще больше своим поведением. Мама слепа и глуха к ее мольбам. И Олеся беззащитна перед ней, - так же, как и в детстве…
- В кого ты у нас только такая уродилась, дрянь неблагодарная?! - по-прежнему оглушающе вопит мама. Прошедшие годы не сделали ее ни мягче, ни добрее. - Ты сама испортила свою жизнь и получила то, что заслуживаешь!!! Я все для тебя делала!!! Я сразу же тебе говорила, что он тебе не подходит!!! Но ты же сама все лучше знаешь, - вот и мыкайся с ним теперь!!! Ты сама во всем виновата!!! Ты просто неблагодарная!!! А теперь бесишься от зависти к тем, кто живет лучше, чем ты, и от злобы на людей кидаешься!!!
Олеся беспомощно хлопает глазами, глядя на нее все с тем же ужасом, как и в детстве. Это она-то кидается на людей?.. От злости?.. Да у нее, если разобраться, все проблемы в этой жизни были именно из-за ее необычайной скромности, зажатости, закомплексованности и скованности. Как она вообще могла бы бросаться на людей, если она просто смертельно боялась их?.. И как же жаль, что она уже не умещается под своей любимой старой кроватью, - да и сама кровать давно была выброшена на свалку, если честно… Иначе она снова спряталась бы под ней и никогда больше не вылезала…
С годами, вроде бы, люди становятся умнее. Но это все не про Олеську. Похоже, что она, как была дурой в детстве, так ей и осталась. Потому что она по-прежнему ничего не понимала. Ни причин мамочкиных воплей, ни ее извращенной логики…
Ведь все дело в том, что она, Олеся, давно уже выросла. И теперь она жила своей семьей, независимо от мамы. Она даже никогда не просила у родителей денег, - в отличие, кстати, от многих других повзрослевших детей. Не жаловалась ей на жизнь. Напротив, все время старалась все преподнести в радужном свете. Олеся все еще очень любила и уважала свою маму, несмотря ни на что, ценила ее мнение… И она лишь осмелилась попросить ее, чтобы мама, приходя в дом Олесиного мужа, не обижала их, не оскорбляла, не высказывала так явно свою ненависть и презрение…
Боже мой, Олеся давно уже не просит любить ее и не ждет от мамы никаких теплых чувств по отношению к себе и к своей семье. Ведь давно уже козе понятно, что такая плохая неблагодарная дочь, как она, не заслуживает на самом деле ни капли любви или тепла… Она просит лишь не обижать их… Просто не обижать…
И вот однажды…
- Неблагодарный!!! - визжит Олесина мама в трубку в разговоре с ее десятилетним сыном. И ее вопли Олеся слышит, даже находясь в другом конце комнаты. - Ты у нас - такой же неблагодарный поросенок, как и твоя мать!!! Бабушка все для вас делает, а вы оба - неблагодарные!!! - не способны это оценить!!! И не звони мне больше!!! Ты мне не внук!!! Я с тобой, неблагодарным, больше даже и разговаривать не хочу!!!
И вот на этом, наверное, можно было поставить точку. Именно тогда Олеся окончательно пришла к выводу, что нужно что-то менять в своей жизни, а потому отныне благодарить за все хорошее ее мамочку будет кто-то другой.
Олесе так и не удалось поговорить со своей мамой на эту тему по душам, как-то объясниться, высказать друг другу свои претензии, попытаться прийти к какому-то компромиссу… Сначала это не нужно было маме. Она не признавала компромиссов. И, поскольку Олеся не пожелала-таки быть той дочерью, которая маме была нужна, то мамочка просто громогласно объявила, что у нее больше нет дочери.
Ну, что ж, - на нет и суда нет!..
А спустя энное количество лет, став взрослее и сумев посмотреть на всю эту ситуацию совсем под другим углом, Олеся тоже раздумала искать компромиссы. А что она могла бы сказать своей маме?.. Разве что:
“Прости меня, мама, если сможешь! Да, я знаю, что всегда была плохой, неблагодарной дочерью! И я устала ей быть. Поэтому мы с тобой больше не общаемся и никогда не будем общаться. Хотя сейчас, когда прошло уже много лет, вспоминая весь беспросветный ужас моего детства, которое до сих пор приходит ко мне в ночных кошмарах, мне все чаще хочется спросить тебя: “А за что, собственно, я должна тебя благодарить?..”
За то, что ты родила меня, - забеременев сдуру в семнадцать лет от человека, которого ты потом всю жизнь называла не иначе, как “поганым идиотом-хохлом”, и попрекала меня за то, что у меня такой отец?.. Словно это я его выбирала… Ты родила самой себе свою персональную девочку для битья и личную прислугу в одном лице, - но тебе все равно было этого мало!.. И поэтому ты измывалась надо мною каждую секунду моей проклятой жизни, очевидно, желая отомстить мне именно за свою не сложившуюся несчастную судьбу. А я, беззащитная маленькая девочка, обожавшая тебя, готовая ради тебя на все, разве что из кожи не выпрыгивавшая, стараясь угодить тебе… Я была полностью в твоей власти, и ты развлекалась на досуге, ломая мне жизнь. Ты просто пыталась уничтожить меня. И тебе это чуть было не удалось.
Лучше бы ты в свое время, в свои семнадцать лет, сделала аборт и убила бы не нужного тебе ребенка! Это было бы милосерднее с твоей стороны!
Будь ты проклята!..”
Видео
Источник
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Затерянный дворик
Я держу дедушку за руку. Мартовские лучи весело играют, отражаясь в лужах. Воздух согревается мягким, весенним теплом. Вдоль бордюра журчит ручеёк.
- Ну, что? Пойдем пускать кораблики? – Говорит мне дедушка и достает спичку.
Мы идем к углу дома, где лежит огромный сугроб, из которого берут начало потоки талой воды. Дедушка кладет спичку в ручей, и она плывет через весь дворик. Я с интересом бегу за спичкой, иногда подталкивая её пальчиком, если она застревает на каком-нибудь камешке или бугорке в асфальте.
- Не лезь рукой в лужу. – Строгим, но мягким голосом, говорит мне дедушка. – Поправляй «кораблик» прутиком или палочкой.
Как только спичка проваливается в водосточную решетку, я, подпрыгивая на бегу, кричу:
- Дедушка, давай ещё, кораблик!
Дедушка кладёт две спички. Игра становиться интереснее. Можно наблюдать как спички, плывя по ручью, толкаются, обгоняя друг друга.
Постепенно подтягиваются дети со двора. Мы все вовлечено обсуждаем, какая спичка быстрее доплывет до водосточной решетки. Мальчишки начинают экспериментировать с палочками и соломинками. Палочки плывут неохотно, быстро садятся на мель. А вот соломинки плывут быстро и обгоняют спички.
Через некоторое время взрослые начинают забирать детей на обед. Мы договариваемся встретиться вечером и машем друг другу вслед.
Дедушка берет меня за руку:
- Давай прогуляемся по двору и пойдем обедать.
Вокруг луж толпятся, воркуют голуби.
- Почему некоторые голуби раздуваются и ворчат? – Спрашиваю я.
– Голубь раздувает зоб и гулит чтобы показать что он лучший. – Поясняет дедушка. - Голубка выбирает самого крупного, с которым можно будет свить гнездо, вывести птенцов. В случае опасности он защитит семейство.
Из подъезда выбегает соседская собака Найда и подходит к нам.
- Ну, что Найда, пошла погулять. – Говорит дедушка, поглаживая собаку по голове.
Найда покачивает хвостом и лениво уходит за угол дома по своим делам.
- Идите обедать! – Слышится голос бабушки с верхних этажей.
Сейчас 2024 год, двор уже много лет заставлен автомобилями. Каждую весну бежит всё тот же талый ручей у бордюра, но теперь он пробирается под колесами машин. Дети больше не пускают по нему «кораблики» и не спорят, какая спичка поплывет быстрее. Выходя из подъезда, все протискиваются между машинами так, чтобы не испачкаться. И стараются побыстрее проскочить неудобный двор, опасаясь нарваться на какого-нибудь неадекватного водилу, гоняющего по дворам, с криком: «Отойди б*! Че под колеса лезешь!»
Но каждую весну, где-то в конце февраля, начале марта, когда на улице просыпаются первые весенние нотки, я вспоминаю дедушку, тот дворик, где был ручей и солнце.
Ключ от шкафа
Моя бабушка врачом прошла всю войну. Со всеми её ужасами и лишениями. После вышла замуж за дедушку, родила двоих детей и завела себе шкаф с замком. Туда складывала запасы печенек, конфет и чай со слоником.
— На чёрный день, — поясняла она.
Что такое «чёрный день», мы с братом тогда не знали. Но очень его ждали. И, чтобы как-то скрасить ожидание, регулярно совершали набеги на заветный шкаф. Брали по чуть-чуть, чтоб незаметно.
Каждый налёт планировали заранее. Потому что ключ бабушка хранила в маленьком кошелёчке. Кошелёчек в специальном футлярчике. Футлярчик — в чехле от очков. Чехол — под матрасом. На матрасе лежала доска (в ортопедических целях). На доске — перинка и прочее постельное белье. А сверху, на всей этой куче, наша бабушка сторожила своё сокровище.
Вы представляете, как сложно выживать в таких условиях?
Из соображений целомудрия нас с братом укладывали спать в разных комнатах. А поскольку у нас их было две, я спала с бабушкой. А значит, вся работа была на мне.
В 21.45 она ложилась спать. Я ждала, пока она крепко уснёт, чтобы незаметно выкрасть ключ. Когда примерно через час в её храпе появлялись нотки дрели с перфоратором и немного стонов раненого бегемота, я понимала: ПОРА.
Осторожно протискивала руку внутрь бабушкиного «гнезда», извлекала оттуда чехол с ключом и отправлялась за конфетами.
К шкафу я кралась как ниндзя. Знала каждую скрипучую половицу на пути и умела беззвучно открывать рассохшуюся от времени дверцу.
Последним препятствием между мной и соевыми батончиками была дверь в коридор. Её бабушка закрывала «на тряпочку», чтобы кошка не вошла: между створками вставлялся кусок ткани, и дверь фиг откроешь. Если сильно дернуть, раздавался резкий хлопок и тогда всё. Хана.
Но я-то знала, за что потянуть и где отжать, чтобы открыть дверь беззвучно.
И вот мы с братом уже сидели на старой дедушкиной кровати, поедали наши трофеи и шёпотом рассказывали друг другу страшилки. У нас была всего пара часов, чтобы вернуть ключ на место и не попасться.
И ведь какая штука. Я никогда от Рыжего ничего не прятала (кроме мёда в духовке, но это отдельная неловкая история), потому что знаю: это бесполезно — он по-любому найдёт. Да и не приучены мы запасаться: нам очень повезло жить в эпоху, когда всего в изобилии. И нашим детям тоже. Как же хочется верить, что ни нам, ни им не придётся узнать, что же такое «чёрный день».
Мандарины
— Доченька, убери со стола игрушки, — сказала Татьяна. — Ты же видишь, мама готовит.
— Мам! Мам! — промамкала белобрысая девчушка. — А Дед Мороз правда существует?
— Зачем ты спрашиваешь такую глупость, Людочка?
— А вдруг его нет. И тогда... — опустив глазки она замолчала.
— Что тогда? Что ты хотела сказать?
— И тогда я не смогу попросить его.
— Глупенькая, — сказала Татьяна, погладив дочку по голове. — Конечно, он существует.
Люда, давай-ка позже, папа вот-вот придёт. А ну, помощница, накрывай на стол!
Девочка, надела фартук, который лежал в её шкафчике и деловито поспешила на кухню. В сшитом из старой шторы платьице, она была похожа на золушку. Людочка расставляла тарелки, а мама накладывала пшённую кашу.
— Опять каша! Бее!
— Доченька, прекрати. Ты ведь знаешь, что каша полезна.
— Мам, а ты возьмёшь меня с собой на отоварку в гастроном? Я могу сетку нести, а могу в очереди стоять. Возьмёшь?
— Нет, Людочка. Давай не будем об этом.
— Ну, как всегда.
— А знаешь, что Люда. Пока папа не пришёл, мы с тобой займёмся интересным делом. А ну, пойдём скорее!
Они поспешили в зал, мама достала из серванта ручку и блокнот.
— Пиши! Ты ведь умеешь писать? — положив ручку и блокнот перед девочкой, сказал Татьяна.
— А что писать?
— Пиши письмо дедушке морозу. Знаешь, когда я была маленькой, я то-же писала письма морозу.
Девочка разволновалась и принялась выводить закорючки.
— Никому не показывай, это твой маленький секрет.
— И даже тебе?
— Конечно, иначе желание пропадёт.
Девочка прикрыла ладошкой листок и пристально посмотрела на маму.
— Пиши, пиши. Не отвлекайся.
— Мама, а мандарины вкусные?
— Зачем ты спрашиваешь, ты ведь их пробовала!
— Не помню, я ведь была маленькая.
— Вкусные, вкусные! Давай уже заканчивай, папа скоро придёт.
Наконец, с запиской было покончено. Мама открыла форточку и поставила табурет.
— Кидай, Людочка! Дед Мороз обязательно найдёт твою записку и исполнит желания.
Девочка вскарабкалась на табурет и наотмашь бросила записку.
— А ну, беги встречать папу! — сказала Татьяна. - Он уже у порога.
Тем временем Татьяна выскочила на балкон и подняла бумажку. Затаив дыхание, она начала читать. Буквы прыгали и были разного размера: жирные и тонкие.
"Дорогой Дедушка Мороз! Я Люда из Иванова, мне 9 лет. Я тебя сильно прошу, принеси маме красные сапоги, как у тёти Светы, а мне килограмм мандарин, они вкусные очень. Дедушка, мама всегда говорит, что мы нищие. Спасибо тебе! Я буду ждать!"
Ком подкатил к горлу, и слёзы потекли по щекам. Она несколько раз перечитала бумажку, сунула её в карман халата и вернулась в комнату.
— Мама! — закричала Людочка, войдя в зал. — Там никого нет.
Чтобы дочка не увидела слезы, она отвернулась к окну и дрожащим голосом сказала: — Правда? Значит, папа опаздывает.
Через секунду затрещал звонок и девочка с криком ринулась к двери.
— Папа пришёл! Папа пришёл! — кричала Людочка.
Виктор подхватил её на руки и поцеловал.
— Ах ты моя принцесса, — произнёс он. - Ах ты моя хорошая!
— Тань! Татьяна! — сказал Виктор. — Новости хорошие есть. В цехе собрание было. Семёнов говорит, получите за март перед Новым годом, а в январе ещё за два месяца. Путёвку обещал. Как тебе такое, Танюха? Ах да, Светке скажи, чтобы припрятала, если колбасу там или птичье молоко выбросят в гастрономе.
— Пап! Пап! И мандарины купим? — спросила Людочка.
— Конечно, купим, доченька!
— А сапоги?
— Какие сапоги? — удивился Виктор.
— Маме сапоги купим?
— Я тебе обещаю, доча, обязательно купим.
— Ура! — закричала девочка. — Он существует! Я знала, он настоящий!
Виктор вопросительно посмотрел на Татьяну, она улыбнулась, и глаза наполнились блеском. Наконец, они обнялись и ещё долго стояли в коридоре.
Это был лучший Новый год в жизни Людочки. Она выросла и стала мамой, но эта история навсегда осталась в её сердце.
Понравился рассказ? Поделись с друзьями!
Осколок из памяти
Я хочу оказаться в своем родном Энске тем воскресным вечером, когда наступило время ложиться, но ты обманываешь себя, продлевая воскресенье и занимая у грядущего понедельника силы и время сна. Просто нарисуй это у себя в голове – тебе 16 лет, ты еще не осознаешь своей беззаботности, ты погружен в какие-то свои проблемы, которые сейчас кажутся вовсе какой-то мелочью, но даже от них хочешь убегать, и… у тебя внезапно получается. Ты лежишь в кровати, в голове уже легкий дрем, ты хочешь его слегка посмаковать перед сном, чтобы расслабиться и лишить себя мыслей. Включаешь телевизор, который целый день пробыл в безмолвии, словно думскроллом пролистываешь каналы.
2x2 сегодня тебя не цепляет – до adult swim, который начнется примерно в час ночи, нужно дожить. Эротика тоже сейчас неинтересна – усталость настолько разлилась по телу, что нет сил даже на какие-то фантазии и любое возбуждение. И тут внезапно ты натыкаешься на передачу с пейзажами лесов и рек под приятную гитарную музыку – слегка подгруженный блюз буквально разрезает воздух твоей комнаты и тем самым забирает весь твой слух, а вместе с этим и все твое внимание на себя. Ты смотришь название телеканала – охота и рыбалка. Невольно смеешься вслух, но что-то заставляет тебя досмотреть до какого-то определенного момента. Заставка – набор пейзажей, довольных, слегка пьяных рыбаков с добычей, здоровенная и маленькая рыба. И все это под приятный аккомпанемент. “Рыбалка с Валентинычем” – крупными буквами выведено название передачи на экран. Начинаешь уже смеяться в голос – вот что тебя зацепило! Из природного скептицизма и цинизма начинаешь смотреть уже только ради того, чтобы обсмеять это.
Но чем больше вникаешь в это, тем больше по тебе разливается интерес и белая зависть. У Волги стоит Валентиныч и рассказывает о своем плане действий на сегодня – кого он хочет поймать и почему именно здесь. Кажется, что это будто вбрасывается как какая-то обязаловка, но Валентиныча просто обязывают это делать, а на самом деле его миссия совершенно не в этом. Начинается следующий кадр. Бодрый усатый ведущий под такой же слегка подгруженный блюз несется по бескрайней реке на моторной лодке и всем своим видом показывает получаемое им наслаждение от июньского солнца и речного воздуха. Ты просто потерял дыхание. Ты не хочешь быть ЗДЕСЬ. Ты хочешь быть там, с Валентинычем в одной лодке, хочешь просто послушать его рассказы про вклад Волги в Россию, как она кормила всю страну в тяжелейшие моменты. Тебе физически ненавистна рыба, но в этот момент ты бы продал все свое имущество, лишь бы сидеть со спиннингом в этой лодочке с познавшим простые житейские мудрости человеком.
Ты забыл про сон, про завтра, про какой-то вздор, который ты малодушно считал проблемами. Все твое внимание там, в тысячах километров от тебя. Тебе кажется, что ты сам уже на Волге и ждешь, когда настанет момент истины – ты вытянешь уже хоть кого-нибудь. Спустя 40 минут такой “терапии”, ты понимаешь, что уже не хочешь ничего смотреть, кроме этой передачи. И тебе повезло – режиссер канала решил поставить в сетку Валентиныча вновь, но уже зимой и где-то на Ладоге. Тебя это ни грамма не расстраивает, и ты уже сидишь около лунки с термосом, а рядом с тобой об истории Северо-Запада России рассуждает мудрейший ведущий. Легкий блюз сменился на мелодичные и длинные соло Карлоса Сантаны.
К твоему горькому сожалению, передача кончилась, а следом началось какое-то тупое бухалово под камеру. Ты вновь предаешься скроллингу. Долистывая уже до последних каналов, ты видишь один из своих любимейших каналов детства – Eurosport. Тебе повезло – сейчас идет самая захватывающая на свете передача – бильярд, а точнее, снукер. Ты смотришь, как два солидных британских джентльмена искусными ударами кия по бильярдным шарам пытаются победить друг друга и даже создают сложные ситуации для оппонента. Но тонкая линия твоего коннекта с Туманным Альбионом резко разрывается хлопком двери и внезапным входом отца в комнату. “Че не спишь” – ты оборачиваешься и видишь интерес вошедшего, но он обращен не на тебя, а на двух британских джентльменов. Спустя мгновение, теперь коннект восстановлен, но еще одним внимательным зрителем стало больше – вы с отцом сидите и буквально поглощаете глазами все то, что вещает телевизор. Катящиеся шары и аплодисменты публики, по достоинству оценивающей мастерство двух игроков чаруют ваши сознания. Проходит какое-то время – вы смотрите уже не одну двойку игроков, но все ваши оставшиеся силы сконцентрированы только на этой передаче по евроспорту. К сожалению, конец приходит и снукеру – его заменил женский большой теннис. Возможно, когда-нибудь днем после школы он обязательно привлек бы ваше с отцом внимание, но сейчас вы оба пришли к консенсусу, что пора и спать.
Просыпаясь абсолютно бесчувственным и помятым, ты, вспоминая свою ночь, ни грамма не жалеешь об утреннем состоянии. Ты бы пожертвовал бы и всем сном – лишь бы это не кончалось. Придя к своим друзьям, ты шуточно рассказывал им произошедшее той ночью, но там, внутри себя, ты отдавал себе отчет о том, что променял бы все на свете, лишь бы оказаться там, на Волге или Ладоге. Или безмолвным зрителем на соревнованиях по снукеру. Возможно, ты не был никогда настолько безмятежным и свободным, как той ночью.
Красные туфельки
Красные туфельки
Мне привезли из Германии красные туфли. Это было в начале апреля в 90 году, когда мне было семь лет. Когда грязь разливалась по Москве в особой красе. Когда собачьи какашки оголял тающий снег, и первые лучи солнца заботливо обогревали их, возрождая к жизни.
Мне подарили туфли, и радости моей не было предела. В 90х годах, когда были в моде турецкие свитера такой раскраски, что если посмотреть не мигая на этот свитер, можно было словить героиновый приход… А если посмотреть более 5 мин- эпилепсию.
Что уж говорить про лосины,дольчики и кроссовки Абибас.
А у меня туфли, лаковые, красные, и таких точно нет ни у кого. Таких, что у Киркоров, со своими стразами и перьями в жопе, умер бы от разрыва ануса при виде моих туфелек. Шик, блеск, бурлеск. Мне нужно было срочно выйти в этих туфлях. Меня не смущали уже ни банды подростков, ни 2 маньяка-педофила, шурующих в районе-все это казалось мне мелким и незначительным по сравнению с туфлями!
Я решила выгулять собаку или скорее туфли. Я-Наташа Королева на стиле, Элен без ребят в московской подворотне, я же Госпожа рабыня Изаура покоряет элиту.
Вышла в постапокалиптический двор. Ржавые, испорченные качели. Песочница полная говна. Что говорить, весь двор переполнен был говном. Стоял характерный весенний запах. Я резво рассекала с собакой по двору в надежде встретить одноклассников, но детей не было. В свете последних многократных изнасилований и убийств на районе, у них,видимо, сработал инстинкт самосохранения и они остались дома. Ясное дело, у них не не было красных новых туфель.
Только бабки на лавках мелко крестились, при виде вызывающе-модной девочки.
Алкаши не стеснялись спросить, чем занимаются мои родители, раз позволяют ребенку выгуливать собаку в таких роскошных туфлях.
Я гордо отвечала, что мама моя работает евреем(я хотела сказать юристом, я путала эти два понятия, хотя в принципе они были равнозначны), а папа врачом. Алкаши смотрели на мои туфли и усмехались. От зависти ясный пень.
Мне взгрустнулось, что не встретились мне на пути друзья и знакомые, и красные туфли остались без должного внимания. Я пришла домой, туфли решила не снимать, походить в них еще немного, потанцевать.
И тут приходит бабушка. И с порога я слышу этот Бабушкин «Свят-свят! Это кто говна нанес? Весь дом в говне, и ванная, и гостиная, ой свят-свят!»
Я опускаю глаза на свои гламурные туфли и вижу, что на них говна по килограмму на каждой подошве и вся квартира в говне.
Мне взгрустнулось еще больше, слеза упала в на сраную туфлю, бабушка уже бегала с хлоркой, весенняя оттепель наложила отпечаток тоски… Туфли эти я больше никогда не надевала.