… влившись в ревущий гомон тел, на другой край второго этажа, к своему классному руководителю Бортник Валентине Борисовне.
Между собой 10 «А» называл её Валей или Валентиной. Никаких прозвищ и кличек. К классруку, а также учителю русского языка и литературы школьники относились с почтительным уважением, смешанным со страхом.
Бортник школьников напрямую не оскорбляла. Но тех, кто ей по какой-либо причине не нравился, могла периодически жестоко, больно кусать и высмеивать, не выходя за рамки литературного языка и норм педагогической этики. Остальным при этом сразу становилось понятно, что ученик или ученица попали в опалу, но поймать педагога за язык и предьявить прямую претензию по факту было весьма сложно.
Причин, по которым ребёнок мог не понравиться строгой, авторитетной, всеми уважаемой учительнице, было немало. Каждый мог попасть из угодных в неугодные в любой момент. Чаще всего Бортник не переносила ленивых, бедных и слабых людей. Сама она слыла хозяйкой в приличной состоятельной семье, с приличным состоятельным мужем и приличными воспитанными детьми. Поэтому классрук 10 «А» бедняков свысока считала лентяями, лентяев — неудачниками, а слабаков не переносила на дух. Глубокое презрение Валентина Борисовна выражала мимикой или жестами: брезгливо морщила нос, презрительно поджимала губы и оглядывала предмет раздражения холодным злым взглядом.
В железных рукавицах учительница держала не только классы, но и родителей. Никто из пап и мам не рисковал даже взглядом показывать претензии, дабы не оказаться униженным при всех на собрании. Валентина могла отчитать любого родителя за его чадо так, что взрослому человеку хотелось потом как минимум исчезнуть подальше от позора.
Педагог очень любила дорогие подарки и другие материальные знаки уважения и внимания (кстати, именно таким способом можно было выползти из отверженных). В завершение описания суровой матроны можно лишь добавить, что Бортник Валентина Борисовна была одним из сильнейших учителей в школе, и к ней, как мухи на мёд, стремились попасть все тщеславные и целеустремленные классы, рассчитывавшие на высокое качество знаний и строгую дисциплину.
10 «А» в полном составе махом добрался до кабинета №19. Перемена между физикой и русским коротка, а на уроки Валентины Борисовны опаздывать вредно для душевного здоровья. Это знал каждый школьник, имевший удовольствие учиться русскому языку и литературе у классрука 10 «А».
Старшеклассникам пришлось толпиться под дверью и выжидать, так как класс, находившийся в кабинете, ещё не окончил урок.
Дверь, громыхнув, резко отлетела в сторону, чуть не прибив Жваника с Картавцевым, умудрившихся встать прямо за ней. Из проёма хлынули школяры.
— Какой класс там был щас? — суетился кто-то у Любы за спиной.
— 10 «Д»! Что, сама не видишь?! — буркнули в ответ.
У Поспеловой ёкнуло в груди. Тот, о ком она подумала, не заставил себя долго ждать.
Сэро вышел из кабинета почти сразу за первыми, спешившими на перемену раздолбаями. Немного притормозил на проходе, занятый болтовней с беловолосой одноклассницей. Та играючи хлопнула его ладонью по груди, он ответил лёгким шутливым щелчком по вздёрнутому девичьему носику. Школьница зажмурилась и показала ему язык.
Камилла уверенно вышла из стоящей ватаги навстречу цыгану и приветливо поздоровалась.
— О, привет! Как делишки? — дружелюбно ответил он.
Тихоня замерла, забыв дышать — настолько сильно хотела, чтобы черноглазый красавчик её увидел.
Брюнет аккуратно озирался по сторонам, не забывая улыбаться Камилле. Едва нашёл Любу, встретился с ней глазами — тут же отвернулся. Будто совсем её не знает и знать не собирается. Как и договаривались.
Поспелова удовлетворённо выдохнула, едва улыбнувшись. Теперь у неё есть пунктик, в котором Камилла может ей завидовать. Хотя зная Виноградову, её целеустремлённость, а ещё уверенность и обаяние… Люба помрачнела.
Одноклассники начали постепенно заходить в почти освобождённый кабинет.
Валентина Борисовна с кем-то спорила. Возле толпились подростки из «Д». Ученики «А», проходя рядом, начали тормозить из интереса. Вокруг учительского стола уже собралось больше дюжины ротозеев.
Люба хотела было пройти на свой третий ряд готовиться к уроку, но тут заметила в просвете тел знакомую фигуру, сидевшую прямо напротив Бортник.
— Ибрагимов, последний раз повторяю: оценку за сочинение исправлять не буду.
— То есть Вы, Валентина Борисовна, отрицаете, что неверно исправили два слова?
— Что значит «неверно исправили»?!.. Придумал, что существительные пишутся так, как тебе хочется, а теперь пытаешься оспорить?!
— Это не существительные, а наречия. В разговорном стиле используются редко.
— Ну так кто виноват, что ты засунул в свою работу редкие наречия?
— Я их (повторю Ваши же слова) засунул, чтобы избежать повторов. И проверил написание. Они, кстати, довольно активно используются в художественной литературе. Вы учили брать синонимы, чтобы обогащать письменную речь, не так ли?.. Или я опять намеренно ввожу Вас в заблуждение? — последнюю фразу Имир произнёс с лёгким сарказмом. Насмешка мелькнула едва уловимым блеском в чёрных глазах и тут же исчезла.
Поспелова, забыв обо всём на свете, метнулась в гущу спора.
— Во даёт! — восхитился Матвей Сысоев.
— Да-а-а-а! И не говори! — поддакнул шёпотом Жваник Илья, вылупившись на Имира словно околдованный.
Защищавший свою работу цыган сидел за первой партой напротив Валентины Борисовны в спокойной, расслабленной позе и никуда не торопился. Подле малодушно топтались Крюков Миша и Лёвочкина Надя, боясь потревожить оккупанта, что совершенно не обращал на них внимание. Имир явно плевал, что занял чужое место, что кому-то надо приготовиться к уроку. Миша и Надя робко смотрели на Ибрагимова в надежде, что он вдруг заметит их и посторонится. Но у Имира на лице было написано, что он не встанет, пока не добьётся своего.
Парень наклонился к рюкзаку и достал невзрачную толстую потрёпанную тетрадку. Пролистав до нужной страницы, он передал её Валентине Борисовне.
— Это черновик сочинения. Вот те самые наречия с выпиской из толкового словаря. Здесь, — школьник перевернул лист и ткнул пальцем, — данные словаря, которым я пользовался: авторы, номера страниц, год издания. Тут словарные статьи к наречиям. Как видите, пометки «устаревшее» нет. То есть за это Вы оценку, как в прошлый раз, снизить уже не сможете.
— Ни хрена себе педант! — шокированно шепнула Бутенко Илютиной.
— Тем не менее я глубоко сомневаюсь в правдивости твоих слов, Ибрагимов. Мне нужно свериться с коллегами. Если я не уверена в их написании, то как ты можешь знать?
— Значит, Вы всё-таки не знаете написания этих наречий и не знали, когда проверяли мою работу? Соответственно, исправили наобум?
— Всё, хватит! — рявкнула, разозлившись, педагог, попавшая в собственный капкан. — Урок начался! Зря тратишь моё время! И освободи место — дети сесть хотят!
От приказного, грубого, повышенного тона Люба и одноклассники съёжились. 10 «А» боялся классрука: с Валентиной Борисовной шутки были плохи, а последствия этих шуток – тем более.
Ибрагимов проигнорировал агрессивно-вызывающий выпад учительницы в свой адрес и остался совершенно хладнокровным. Лишь чутка усмехнулся и иронично прищурился. Подобные споры с учителями (особенно с Валентиной Борисовной) явно были для него не в диковинку. Видимо, уже не в первый раз Имир сталкивался с предвзятым отношением к себе, в том числе и через оценки.
— Подождут. Не хотите признать вторую оценку заниженной, верно? Если Вам неудобен, Валентина Борисовна, этот разговор, я могу, чтобы не тратить Ваше рабочее время, спуститься вниз, в кабинет завуча, и посоветоваться там. Разумеется, покажу ей также выписки из словаря. Если будет нужно, и сам словарь из районной библиотеки сегодня принесу. Такое решение нашего спора Вас устроит?
Педагог угрюмо уставилась на парня. Такой расклад ей совершенно не нравился.
«Надо же, Имир как бетонная стена! В обиду себя точно не даст», — поразилась Люба.
— Хорошо, исправлю на 5/5. Если ты сказал, что пишется так, Ибрагимов, значит, правда. Что поделать, поверю на слово! — с каменным лицом снисходительно выдала матрона.
Тихоня заметила, как Камилла и Аня Рашель недоумевающе скривились. Если классрук изначально знала, что цыган прав, стоило ли устраивать сыр-бор?
— Имир я. Напоминаю на всякий случай, — спокойно, мягко, не моргнув и глазом, ответил русоведу десятиклассник. — Вы постоянно забываете моё имя, Валентина Борисовна.
Люба вздрогнула. Бортник очень «любила» забывать не только его имя.
— Хорошо, Имир. На днях согласую с завучем да исправлю оценку в журнале, когда найду время. — Вне себя от злости, педагог была готова удушить нахала.
— Завтра, Валентина Борисовна. Завтра перед уроками я подойду в учительскую и попрошу завуча показать исправленную оценку с вашей подписью и печатью директора. Вы же можете, как обычно, забыть и не вспомнить. Особенно к концу четверти перед выставлением итоговых.
Такой диалог, бесспорно, был верхом наглости для всех присутствовавших школьников. Но это была наглость, не выходящая ни на миллиметр за рамки культурного поведения и полностью в границах подчинения ученика учителю. Проще говоря, Имир вёл бой с Валентиной Борисовной её же методами.
«Где он так говорить научился?» — оторопело изумлялась Люба. Сейчас в её глазах Имир оказался не то что примером для подражания, а чуть ли не революционером. Представить, что она отстаивает себя перед учителем подобным образом, девочка была не в силах. Невозможно! Близнец стал для тихони страшным, пугающим и недосягаемым сразу.
Ибрагимов поднялся с места, взял черновик и пошёл к выходу. Ребята из 10 «Д» — видимо, его товарищи — двинулись следом. Любины одноклассники не сводили с цыгана ошарашенных, восхищённых глаз, неуклюже освобождая путь.
Имир поравнялся с Поспеловой, замершей в немом зачарованном ужасе. Чёрные пушистые глаза приветливо заискрились. Губы едва заметно дрогнули в улыбке. Их взгляды пересеклись, а спустя пару мгновений отличник отвернулся.
Школьник, остановившись у двери, повернулся.
— До свидания, Валентина Борисовна. Всего хорошего! — И вышел вон, не рассчитывая на ответ.
Педагог, покосившись на выход, нехотя процедила: «До свидания».
10 «А» ещё топтался возле учительского стола, будто побитый или сонный.
— В чём дело, класс?!.. Звонок уже был?!.. Чего тогда ждём?!.. Тетради открыли, записываем число и тему урока! — Бортник резко встала и, поджав губы, зло оглядела подростков. Ученики, тихо достав принадлежности, начали писать, побаиваясь поднять взгляд на взбешённого классного руководителя — слишком высок был шанс после разборок с цыганом оказаться козлом отпущения.
***
— Хочу испечь песочный тортик по рецепту из журнала: он на фотке такой аппетитный! — Анюта Рашель, до сих пор не прикоснувшись к макаронам с котлетой, размахивала молодёжным глянцем перед носом у всех, кто сел с ней за один столик.
«Почему она не ест? Котлета такая вкусная! У мамы они не такие мягкие и сочные», — Поспелова покосилась в тарелку Рашель, затем осмотрела блюда других девчонок. По правде говоря, Александра Григорьевна вообще не пекла котлет, а Люба уж очень это мясное блюдо любила.
Пустая посуда была только у неё, Селиверстовой Вики, Светы Тарасовой и Гончаренко Нины. Остальные девочки за столом едва притронулись к школьной еде. Будто считали выше своего достоинства доедать макароны и котлету. Или делали вид, будто не голодные, потому что боялись фигуру испортить. Кто-то несчастную котлету надкусил и бросил, что для Любы было сущим святотатством, издевательством над едой. В столовой готовили очень вкусно, а порции были ничтожно маленькими.
— Принесу тортик в школу и всех угощу. Так что завтра приходите пораньше!.. Ау, Любонька! Слышишь меня?
Тихоня подняла взгляд на Рашель и, застеснявшись, неопределённо пожала плечами.
— О чём задумалась? — полюбопытствовала Камилла.
— Вспоминаю, как ты мою семью голодающей с Поволжья выставила, — буркнула Люба, недовольно уставившись на одноклассницу.
— Ой, да брось! Все закатывают банки! В деревне живём! Просто Илютина — белоручка! — ловко отмахнулась Виноградова.
Поспелова, промолчав, обиженно отвернулась.
— Ну ладно тебе, я не специально! — заюлила брюнетка. — Думала, ты не слышишь… Я же не смеялась! Это всё Тимон и Варька! Знаешь же их…
— Оставь. Мне всё равно, — задетая Люба дулась на Камиллу, но решила перевести разговор в нужное русло. — Я просто пребываю в шоке от этого отличника с 10 «Д».
Их столик мгновенно оживился.
— Ещё бы, такое забудешь! — фыркнула долговязая Ира Уварова.
— Наглый, да! На химии с него попутала! Помните, как чувак на химичку наехал? — затараторила умница Нина.
— Блин, ну она тоже хороша!.. Приплела и пионеров, и… Что там вдобавок?
— Потребовала приглядывать за братом, — ответила хорошенькая Рашель.
— Ну вот! Брат, блин, тоже бешеный!
— А прикиньте, если бы близнецы в нашем классе учились?! — насмешливо вставила белокурая красавица Вика.
— У-у-у-у-у-у!!! — сплетницы хором заголосили, выражая каждая своё: кто-то удовольствие и восхищение, а кто-то — испуг и шок.
— Вы чего, матрёшки?! Окститесь!!! Бедная Валя! — решила вернуть всех с небес на землю заместитель командира, степенная Инна Таран.
— Да ну ладно тебе! Было бы весело! Кто б кого! — озорно расхохоталась Камилла. — Эти двое дадут фору Илютиной, Степанченко и Исаковой!
— А Исакова причём? — усомнилась Гончаренко Нина, круглая отличница и командир класса.
— Я имею в виду, что тот, который наглее, прогуливал бы уроки и клал на Валентину почище Алеси!
— А с чего ты решила, Камилла, что крашеный прогуливает? — аккуратно ввернула Люба, надеясь получить о братьях больше информации.
— Пару девочек из «Д» знаю, — заносчиво задрала подбородок Виноградова. — Говорят, он иногда удирает, а ещё опаздывать любит. Учителя типа ворчат, только с Ибрагимова спроса как с козла молока!
— Иногда — это синоним «редко». Значит, не прогульщик. Просто шалопай, — осторожно вступилась тихоня.
— Ну да, — Камилла призадумалась. — На уроках тихо сидит, вроде.
— Близнецы, говорят, цыгане по национальности, — заметила кудрявая брюнетка Юлиана Близнюк, до этого хранившая важное молчание. — Разве цыгане ходят в школу?
— Не ходят вообще! — поспешила с докладом рыженькая Катя Лыткина, дочка школьного секретаря. — Мама знает личные дела практически всех школьников. У нас учится много цыган! Точнее числятся. Но на уроки не являются! У цыганят справки либо по инвалидности, либо по умственной отсталости. Типа тупые, больные, обучаться не способны. Мама говорила, цыгане специально перед школой детям справки берут. Те школу прогуливают, получают после девятого класса бумажку вместо аттестата. И всё.
— Офигеть! — огорошилась Света Тарасова, правая рука Юльки Близнюк, высокая шатенка с квадратным лицом.
— Я и не знала! — озадачилась Рашель. — Хитрые какие! Вот же ума палата! Мне бы так!
— Анюта, только не говори, — подколола соседку скептичная Ира Уварова, второй заместитель командира, — что тоже хотела бы получить в конце девятого вместо аттестата дурко-справку.
Весь столик захихикал.
— Нет, конечно! Ира, что за глупости? Как ты могла подумать? — покраснела обиженная Анечка. — Я просто в шоке, как местные выкручиваться умеют!
— У «выкручиваний» последствия есть, — спокойно ответила Ане низкорослая толстушка Инна Таран. — Нет аттестата — нет дальнейшей учёбе в техникуме или институте, нет квалификации.
— И нет нормальной работы, — сухо подвела итог командир Нина.
— Ибрагимовы — тоже цыгане. Да-да! — продолжила Катя. — Но приезжие. Сибирские. У братьев справок нет, они не прогуливают и успешно учатся. Младшие из их семьи — тоже. Учителя в секретарской близнецов часто обсуждают. Кто-то хвалит, кто-то жалуется. Особенно любят полоскать умника, что сегодня перед русским наехал на Валю.
— Значит, тот, который пререкался с Валентиной Борисовной — отличник, а второй, с мелированием и серьгами в ушах, — двоечник? — Люба попыталась вернуть разговор в нужное ей русло.
— Да, спокойный — круглый отличник. На Доске почёта висит, можешь посмотреть! Говорят, начитанный, пипец! Невозмутимый удав, в отличие от брата. Базарит только по делу. Слушок ходит, мол, умник весьма противный на характер, — стала жонглировать осведомлённостью Виноградова. — А крашеный (Сэро зовут) тупо учиться не хочет. Вообще болтают, что Сэро — пацан умный, как брат, много в чём шарит и дофига знает! Когда хочет, учится. Если ленится — кладёт на всё. Но он не двоечник, нет.
— А зачем ты столько всего про Ибрагимовых насобирала? — не переминула съехидничать долговязая Уварова.
— Я много про кого наслышана! — отбила намёк Камилла. — Близнецы с большинством в школе общаются. Тайны никакой нет.
— Короче, хамы оба! Что одному хоть в глаза плюй, что второму! — подвела странный итог Близнюк, толком не участвовавшая в обсуждении.
— Разве Имир — хам? — выпалила Люба. — Просто отстаивал своё по праву! Культурно и уважительно. Не оскорблял никого и не орал.
— Ну да, логично! — поддержали девочки. — Всем бы нам его таланты!
— Откуда имя знаешь? — подозрительно уставилась на тихоню Камилла.
Поспелова, покраснев, быстро отвела взгляд, изобразив полное непонимание.
— Так на химии по имени училка его же позвала, когда про пионеров втюхивала.
— А-а-а, точно! И ты запомнила?
— Я же вроде пока не бабка, — картинно насупилась тихоня. — С памятью всё в порядке.
— Ой, Камилла ревнует! — высмеяла Виноградову Ира. — Люба, теперь держись! Она обязательно ещё какую-нибудь хрень Степанченко да Илютиной «случайно» расскажет!
— Неправда! — вспылив, рявкнула кареглазая красавица. — Блин, Уварова, бред несёшь! Задолбала! За собой следи!
