Записки Мертвеца ЗАПИСЬ ДЕСЯТАЯ
Автор: Георгий Апальков
В этом страшном мире зомби апокалипсиса Костя остался совсем один. В этой части он пытается добраться до своей возлюбленной, какие ужасы его ждут на пути?!...
Автор: Георгий Апальков
В этом страшном мире зомби апокалипсиса Костя остался совсем один. В этой части он пытается добраться до своей возлюбленной, какие ужасы его ждут на пути?!...
автор: Максим Долгов
Последняя смена превращается в жуткий квест. Но чтобы выбраться живым, нужно посмотреть в глаза своему страху. Даже если этот страх - чудовище, созданное учеными-генетиками.
Автор: Георгий Апальков
Костя и Лёха пытаются достичь своей цели в поисках параплана. Куда заведёт их нелёгкая дорога в мире зомби-апокалипсиса и с какими трудностями они столкнутся...?
автор Павел Грегор
Всем привет! Девятая запись ЗАПИСОК МЕРТВЕЦА готова, но выйдет чуть позже! Поэтому вот вам небольшой рассказик, чтоб вам было не скучно:)
Не знали путники, что некоторые дороги ведут в никуда. А свет в ночи лучше обходить стороной.
автор - Георгий Апальков
Всем приятного прослушивания! Полностью послушать от начала этой книги,вы можете послушать на нашем канале ПИКАБУ. Думаю найти не составит труда)
Новенькие расположились в предложенной палате и долгое время их не покидало странное чувство. Сначала они просто сидели на одной из коек, а потом все дружно залипли в телефоны. Девушка писала кому-то в телеграмме, один из парней листал стену Вконтакте, а третий залип в какую-то страшилку на Пикабу, которую не успел полностью дочитать по дороге.
Тот, что не был увлечен чтением и перепиской, вскоре убрал телефон и обратился к друзьям.
— Вам не кажется… что это все какая-то хрень? Че-то у меня в голове не складывается. Откуда-то у дороги менты появились, бомж этот… как будто нас специально сюда привел, нет?
Девушка лишь дернула плечами, продолжив писать, а его друг, казалось, даже не слушал.
— Серег, блин, — он пихнул друга в плечо, что тот чуть ли не выронил телефон, — потом ты свои «Ручки-ножки» дочитаешь, ты слышишь, что я говорю?
— Да слышу я, Илюх. Ну, ё моё, нам показали, где переждать ментов можно, че тебе не нравится, я не пойму? Щас до двенадцати пересидим и свалим, уже тридцать восемь минут.
— Нет, — Илья вскочил с койки, направившись на выход, — вы как хотите, а я ничего ждать не собираюсь. Не видите что ли подставы?
Он прошел к двери, открыл ее и украдкой осмотрелся в коридоре. Казалось, что сейчас этот бомж где-то караулит их, пока не уйдут полицейские, а потом со своими братками схватят их, и все… пару недель будет у них вкусный ужин, а может и чего похуже.
Однако в коридоре по обе стороны было тихо. Илья вышел и направился к выходу, крикнув напоследок «вы идете!?»
— На самом интересном месте, — Серега посмотрел на девушку, — пойдем, Кать, он нам покоя не даст.
Они покинули палату через минуту после Ильи, а нагнали его уже у самого выхода — вон там стояла их покосившаяся на правую сторону Део Нексия. От проема парня отделяли жалкие метры, его друзья же были у первого поворота.
— Илюх, вот примут сейчас… не видать тебе прав, как своих ушей, — пытался его вразумить друг.
— Да если бы, примут… короче, ждите здесь, если хотите. Я к дороге выйду, может, тормознуть кого получится, на буксир возьмут.
Илья вышел из больницы, свернул налево и скрылся из виду.
— Вечно не сидится ему, — Серега направился следом за другом, мельком глянув на телефон, — двадцать минут не подождать. Нет, ну точно шило в жопе!
Когда парень был уже в нескольких метрах от выхода, пейзаж вдруг пошел рябью, раздался натужный треск, как будто рвалась простынь. Он замер, в недоумении уставившись на странную аномалию.
Когда в проеме, буквально из воздуха появилось три фигуры, Парень в ужасе округлил глаза, смотря на уродливую, свиную маску.
Крюк размахнулся, холодная сталь с влажным хрустом пронзила висок, а через мгновение острие вышло из его глаза.
Санитары двинулись в сторону девушки, которая еще стояла на месте, смотрела на конвульсии друга, крепко насаженного на мясной крюк. Когда же до нее дошло, она завопила раненным зверем и стремглав бросилась вглубь больницы, скрывшись за первым поворотом.
Верзилы остановились. Парень обмяк, ноги подкосились, и он бы упал полностью, но зацепленная крюком за глазницу голова, осталась в воздухе.
Жертва на Стояние получена, больше здесь делать было нечего. Санитары покинули больницу, а следом за ними и Крюк, волоча за собой тело Сереги.
Его телефон выпал, а на окропленном кровью экране так и остался недочитанный до конца рассказ «Ручки-ножки»…
***
Смотря в дуло пистолета, направленное на него, Паша недоуменно округлил глаза.
— Чего? Ты шутишь…?
— А ты че думал, только пришел, и на первое же Стояние сможешь свалить отсюда? Нет уж, я эти коридоры проклятые несколько лет топчу! Если выход там, то он нужен в первую очередь мне. А потом сами думайте, молокососы, — осклабился Олег, держа парня на мушке.
— Мы год вместе топтались, а сейчас ты решил в крысу все сделать? А вместе выйти не, никак!?
— Мало ли, может, там очередность, какая есть. И я в таком случае буду первым!
— Как скажешь.
Паша снова почувствовал ту самую неприязнь к этому человеку. Чутье его не подвело, правда, он оказался не саботажником или подсадной уткой, а обычной крысой, желающей сбежать первой.
Олег едва повернулся к двери, как на него навалился бездомный, толкнув в стену. Он успел нажать на спусковой крючок, но вместо выстрела лишь сухо щелкнуло.
Мужчина выронил пистолет от удара, дернулся, но у него не получилось. Он так и остался у стены, словно прикованный.
— Эй… я… помогите! — пытаясь отстраниться, Олег закричал, — помоги-те!
Друзья испуганно округлили глаза. Они даже не помогали ему. Крик мужчины только усиливался, он брыкался изо всех сил, но попытки ничего не приносили. Его начало затягивать в стену, как в сито. Тела постепенно становилось все меньше, кровь впитывалась в бетон. Олег с трудом смог оторвать лицо и дико заорал, когда его глаз, вырванный из глазницы, притягивало к стене мелкими, тонкими, как леска, волосками.
— Мрази-и-и-и! — пробулькал он прежде, чем его начало перемалывать…
Рвалась одежда, хрустели кости, крошились зубы. С втягивающим звуком, словно работал мощный насос, кожа уходила в мелкие поры стены, нечто тянуло его с такой силой и жадностью, что даже капля крови не успевала падать на пол. Все уходило… куда? Не хотелось знать.
Вопль мужчины прервался, когда кричать было уже нечему. Последние капли крови впитались, и стена снова выглядела совершенно обычной.
Теперь парни уставились на бездомного, который с абсолютным спокойствием наблюдал за тем, как Олега забирало нечто из закрытой палаты. Он уже видел это и знал, что ничто не сможет помочь, если коснулся такой стены. Паша аккуратно отодвинул пистолет ногой, затем подобрал его и сухо усмехнулся. Так и думал, что нет патронов…
— Зачем…? — Павел посмотрел на бродягу.
— Затем. Без вас тут спокойнее было. Жили себе с корешами не тужили, но нет же! Вот таких идейных начало тянуть сюда. В общем, если там действительно есть выход… валите отсюда. А лучше и Саню захватите, достал он уже.
Мужчина прошел мимо удивленных парней и удалился по коридору прочь…
Паша крепко сжал в руке пистолет, вместе с Мишей подошел к той самой двери и открыл ее. Его друг в шоке уставился на комнату.
— И что… нам туда?
— Пока нет. Я пойду, с ублюдком разберусь. Веди Маринку, и ждите здесь. Только аккуратно, Крюку не попадитесь. Если нарвешься на него у палаты, старика ему вытащи или бабку, без разницы уже…
Миша окинул друга недоуменным взглядом, но все же кивнул и пошел обратно к палате.
Парень встряхнул головой, собрался с мыслями и сделал шаг в комнату…
***
Как только он закрыл за собой дверь и осмотрелся в этом помещении среди блестящих, бесхозно свисающих с темного потолка цепей, страх сковал все тело, даже душу. Неужели их нельзя касаться? Раньше расстояние между ними казалось большим и пройти можно было легко, играючи, как с девкой по набережной. Сейчас же они выглядели куда более устрашающими.
Паша сделал первый шаг — на мгновение ему захотелось вернуться. Нога машинально дернулась, но усилием воли он остановил ее. Что-то подсказывало, что какой бы Олег не был сволочью и крысой, на счет правил он не шутил. Цепей не касаться, ни шагу назад.
И он пошел…
В это же мгновение заплясали световые зайчики. Они попадали на металл, отражались и множились на бесконечность, освещая все вокруг яркими бликами. Паша замер, попытался сморгнуть очередной засвет в глазах, но тут же получал следующий. И еще один, и еще. Казалось, он или ослепнет, или же сделает шаг не туда, коснется цепи и все. Разбросают они по комнате, и будет он лежать без рук, без ног, пялиться в потолок, пока не сдохнет от кровопотери или болевого шока.
Очки…
Парень вспомнил про атрибут, который он одолжил у новеньких. Он осторожно потянулся в карман куртки, достал очки и поспешил надеть. Да, это то, что нужно. И пусть он будет выглядеть дебилом, зато живым дебилом.
Через минуту стало легче. По крайней мере, это беззвучное световое шоу не так сильно резало глаза. Паша пошел уже увереннее, обходя спокойно висящие стальные змеи. Помещение казалось неизмеримо большим, но по прямой парень его прошел минут за пять. Цепи закончились, световые зайчики замерли. Взору предстала дверь, которую он открыл, предварительно убрав очки обратно в карман.
Он увидел коридор, протяженностью около тридцати метров, вспомнил правила. Не оборачиваться, на голос не отвечать…
Паша пошел быстрым шагом, хотел перейти на бег, но в момент рывка его резко затошнило, в глазах потемнело, а слух порезал оглушительный писк. Шаг, еще шаг… лучше не становилось. Внутри все органы как будто перемешивали огромной ложкой. Неконтролируемо потекли слезы, из носа брызнула кровь.
Глаза так напряглись, что казалось, они просто лопнут и все — он ослепнет и никакого ему выхода.
И только он сбавил шаг, как все это начало отступать. Напряжение спадало. Когда Паша шел совсем медленно, писк затих окончательно. Только струйка крови, стекающая по губам и подбородку, напоминала об этом бесовском оркестре, прослушивание которого его чуть не убило.
Вот, медленным шагом Паша двинулся по коридору, мысленно проклиная Олега. Или намеренно не сообщил о такой детали, или просто Макс ему не сказал?
— Паша… — на середине пути он услышал тихое эхо, разлетающиеся по помещению.
Голос стал отчетливее — он принадлежал Егору…
По коже пробежал мороз, сзади чувствовалось легкое дуновение и странное покалывание в спине. Как будто налетело полчище комаров, жадно впивающихся в плоть. Так хотелось обернуться и…
Хорошая уловка…
Паша двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на эти неудобства.
— Ты ведь вытащишь нас отсюда? — снова дуновение в спину, — это из-за тебя мы здесь оказались.
Парень сжал кулаки, напрягся. Голос друга становился все отчетливее, более рассерженный и искаженный.
— Если бы не ты, не твоя вспыльчивость и трусость, мы бы не попали в это место! Если кто и выйдет отсюда, то это будешь точно не ты! Даже сестру свою не уберег!
Паша чувствовал, как закипает изнутри, как хочет ответить по существу, из-за кого они на самом деле тут оказались. Если бы друг сейчас стоял перед ним, то непременно уже получил бы на орехи за такие слова.
— От отчима не уберег ее, сбежать решил. А она до сих пор вспоминает его руку в своих шортах… а ты что же? Ксюшу трахал… девушку мою? С такими друзьями и врагов не надо! Вот за это ты и ответишь! Здесь кончится твой крюк! Тебе не дойти до конца!
Держаться было сложно, голос Егора изменился до неузнаваемости, он звучал уже на несколько ладов, все так же морально давил… а еще это покалывание. Хотелось побежать, поскорее убраться отсюда, но кто знает, смог бы он пережить очередной рывок?
Когда Паша дошел до двери и взялся за ручку, в одно мгновение все стихло. Он выдохнул с облегчением и бесшумно отворил завесу третьего уровня…
Саня сидел на коленях в центре небольшой комнаты. Голова его была опущена, руки сложены на ногах, из уст доносилось тихое, неразборчивое бормотание. Вскипающая ярость Паши при виде этого человека выплеснулась наружу. Он налетел на сидельца, ударив его пистолетом по затылку, и тут же повалил навзничь.
Недоуменный взгляд и жалкая попытка отстраниться еще больше взбесили Пашу. Он заорал и начал бить магазином по лицу Бита. Удары были такой силы, что череп не выдерживал. Он продолжал молотить мужчину на манер забивателя свай, даже когда выдохся, а Саня перестал подавать признаки жизни. Лишь конечности изредка подрагивали.
Скоро сил лупить кроваво-мясную кашу не осталось, парень бросил пистолет и поднялся на ноги. Осмотрелся в комнате и обратил внимание на стол справа от выхода, а так же заметил крутой обрыв в конце. И действительно — там была замерзшая река… все, как описывал Максим. И никакого намека на выход даже в этот пресловутый день зимнего солнцестояния…
Когда он смотрел с обрыва, были мысли прыгнуть туда вниз головой. И либо он свернет себе шею и умрет быстро, или же загнется здесь от голода. Где тогда выход? Как покинуть эту проклятую больницу…?
Внезапно, Паша почувствовал что-то странное. Будто на него кто-то смотрит. Неужели… Саня? Поднялся с размозженной головой и сейчас сам сбросит его туда?
— Я ждал тебя, — послышался абсолютно спокойный голос, и Павел обернулся…
Он неподвижно сидел за столом. Кажется, он был знаком Паше. Один из тех новеньких, которые укрывались от «ментов». Вроде, у него он взял солнцезащитные очки — они ему как раз пригодились на первом уровне. Да, сомнений не было, это он, только кожа на его лице местами растрескалась, левый глаз отсутствовал, висок пробит чем-то определенно острым, а до скулы пролегла кровавая дорожка. Второй же глаз сделался абсолютно черным и был похож на глянцевый шарик — ни зрачка, ни радужки.
— Кто ты? — аккуратно спросил Паша.
Фигура сидела неподвижно, смотрела впереди себя, но парень чувствовал этот взгляд. Как будто все вокруг вмиг ожило и уставилось на него. Губы парнишки разлепились, голос стал куда грубее, чем в их первую встречу. Глупо полагать, что это все еще человек.
— А ты думал, этот сиделец сюда приходит в этот день, чтобы посидеть…?
Паша продолжал смотреть на него, но не понимал, к чему может привести разговор.
— У меня много имен… Карачун, как пример… — он взял короткую паузу, посмотрев прямо на парня, — ты ведь знаешь, в какой день все началось? Когда вы сюда попали?
— В день… зимнего солнцестояния.
— Именно. Ну, или в мой, Карачунов день.
Павел продрог, снова почувствовал это покалывание, но теперь во всем теле. Он ощущал, как будто уменьшается в размере перед Его величием, растворяется в нем, становится настолько ничтожным и теряется, не оставляя после себя и жалкой тени…
— Крюк дает мне тело, которое забирает в этот день, и я прихожу сюда… со мной можно поговорить. И не только. Вижу, у тебя есть вопросы. Я готов ответить на них, на каждый и абсолютно честно. Есть правила, Павел. И их соблюдаю даже я. Хочешь какие-нибудь блага? Я тебе их дам. Только времени у тебя ровно до полуночи, потом я уйду.
Паша трясущейся рукой достал смартфон и чуть не выронил его. Боялся, что увидит без двух минут полночь…
Он разблокировал экран и облегченно выдохнул. Еще девять в запасе. Попытка собрать разбросанные в голове мысли получилась не совсем удачной.
— К… как появилось это место? Ему не больше шести лет.
Карачун механически ухмыльнулся, в черном глазу блеснуло.
— Это ты правильно заметил, молодец. Ты знаешь, Павел, что молитва… она имеет силу? Но только в том случае, если ты веришь. Вот я сначала слушал, как ты с сестрой молился мне. Я и не думал отвечать, но заметил разгорающуюся искру между твоей сестрой и этим… Михаилом. Такого шанса я упустить не мог. Я подумал, где лучше в вашем мире подтереть границу, и эта больница, стены которой пропитаны безнадежностью и отчаянием, подошла идеально.
Губы Паши задрожали, он посмотрел на темного бога округленными от страха и непонимания глазами.
— А потом, когда вы, полные праведного ужаса, молились мне в последний раз, я ответил. Вы не услышали мой ответ, но… отчим до вас не добрался. Я решил вам дать большее, раз вы так на меня полагались, и наблюдал…
Пропажа отчима, после которой вся жизнь пошла, как по маслу… Паша даже не задумывался об этом, но сейчас не мог поверить в то, что слышит. Как это возможно? Это просто бред! Их жизнь и так бы наладилась, если отчима бы не стало! Но уверенность медленно таяла в нем.
— А потом ты начал меня расстраивать, Павел. Вспыльчивость, неукротимый гнев, измены, восхваление самого себя. Все, что я тебе дал, ты посчитал своей собственной заслугой, и ни разу не поблагодарил те силы, к которым взывал с сестрой в момент истинного отчаяния. Ты изменил не только своей девушке, ты изменил нам… силам нижнего мира, которые щедро тебя одарили. Вот я и привел тебя сюда. Поговорить… ты ведь помнишь, с чего все началось?
— Егора… тоже ты?
Карачун кивнул.
— Подселить к вам банника и дать ему одно простое указание — в этом не было ничего сложного.
Внутри у него все провалилось. Он думал, что виноват, но только в попытке бежать от полицейских в больницу. Но ни за что не пришло бы в голову, что он прямой виновник создания этого места. Но еще он осознавал свой проступок — он молился, а когда нужда пропала, забыл и забил. Он не мог сейчас вспомнить строчки той мольбы.
Рука Карачуна, до этого неподвижная, вдруг поднялась. Он коснулся пальцем виска, испачкав его кровью, и начал чертить на столе простой, незамысловатый рисунок, похожий на крюк.
— Это был твой жизненный крюк. Благодаря нам ты поднялся с низов, туда же мы тебя и вернули. Как легко все потерять, ты не задумывался об этом?
Паша помотал головой, он не хотел верить в то, что слышит.
— Еще есть вопросы?
— Там… в стенах, людей что-то убивает. Что это?
Карачун снова механически ухмыльнулся.
— Безнадежность… отчаяние, они постоянные спутники этой больницы, что в Яви, что в Нави, или же между. В этих стенах страдали души раньше, страдают и сейчас. Только теперь в прямом смысле. Дух умершего здесь, поселяется в палату и остается в ней мучиться навсегда, сливается со стенами. Но те, чьи тела я занимаю, их души идут в мою личную коллекцию. Здешние же мучаются в агонии и не могут терпеть прикосновений к себе, как оказалось. Да, для меня это тоже было неожиданностью.
Сразу вспомнился Егор. Павла вновь захлестнуло чувство жгучей вины. Неужели? Одна вшивая благодарность этому темному богу помогла бы всего этого избежать? Это абсурд. Самый, что ни на есть.
Из глаз парня потекли слезы, которые он сдерживал до последнего, но силы оставили его. Тело становилось ватным, он упал на колени, с мольбой посмотрел на Карачуна.
— Я хочу… уйти отсюда! Забрать Мишу, Маринку и свалить! Как нам выбраться?
На это Карачун лишь рассмеялся. Смех был веселым, словно его всё это забавляло.
— Что!? Ты сказал, что ответишь честно на любые вопросы!
Улыбка с лица бога исчезла в мгновение, как будто ее и не было.
— И это ты правильно заметил. Здесь, Павел, выхода нет.
Сердце заколотилось, последняя капля надежды плюхнулась в океан отчаяния и безнадеги. Все подготовки, все это было зря…?
— И что… всю жизнь гнить здесь? За одну оплошность? — с губ Паши сорвалось сухое рыдание.
— Взамен на блага, подаренные тебе, плюнуть в лицо — это, по-твоему, маленькая оплошность? Но держать я тебя здесь не собираюсь, ты уже усвоил свой урок. Если хочешь, я подскажу тебе, как можно выйти…
***
Миша, Марина и старики ждали у той самой двери. Молодые то и дело следили за временем в нервном напряжении. В пять минут первого Паша вышел. Он осмотрел всех собравшихся, остановил взгляд на сестре. Покрасневшие белки глаз говорили о многом. Надежда таяла с каждым мгновением лицезрения его физиономии.
Он пошел в сторону палаты и, проходя мимо Мишки и сестры сказал.
— Нет больше первых. И выхода там тоже нет…
Ребята в это же мгновение обернулись на голос. Первые стояли у поворота и Саня, едва завидев Марину, неприлично затянул свое приветствие…
Саня осклабился, обнажив желтые зубы и с разгорающимся, животным азартом смотрел на девчонку. Паша взял сестру за плечо и с такой силой дернул ее себе за спину, что ее еле удержал Мишка.
— А я думаю, че за кипишь подняли? Где наш завтрак? А тут вообще, как посмотрю, красота! А вы молодцы, — Бит сделал жест своим дружкам, чтобы оставались на месте, а сам пошел вперед, — так и знал, сучата, что девка у вас есть. Надо же, целый месяц прятали такую голубку от хозяина.
— Завали свою пасть! — Паша сделал шаг вперед, — ты к ней не притронешься, утырок.
Саня остановился, посмотрев парню в глаза. Сейчас тот больше был похож на взбешенного медведя, и если бы не оружие у первых, то смог бы разорвать всех голыми руками. В его серых глазах плескалась страшная ярость, и вся эта смесь пульсировала зачатками неконтролируемого безумия.
— Слышь, пацан, — во взгляде Бита промелькнула неуверенность, но она быстро подавилась похотливым предвкушением, заставив его поправить в штанах набухшую выпуклость, — давай… по-хорошему. Девку сюда, и вы все целы и невредимы останетесь.
Для убедительности он достал пистолет из штанов и помахал дулом ствола.
— Давай, в сторонку, дружок твой туда же, а девка сюда. Слышишь, голубка? Хочешь, чтобы твои защитнички откинулись? Смотри, если сама не пойдешь, я их в водолазы определю, а потом на холодное живьем… давай, зайка, иди сюда…
Этими словами он явно поддел Олега и Пашу. Они сделали шаг вперед, рука Бита напряглась, крепче сжав ствол.
— Ну-ка, стоим на месте, сучата.
— Слышишь, паскуда, если твои петушиные мозги еще не доперли, я тебе ее не отдам. Тебе, сука, придется тут всех перестрелять, и тебе очень повезет, если выживешь сам. А там, на следующее Стояние… кого отдавать будешь? Старика? Ушлёпков своих?
Саня злобно оскалился, зашипел.
— Че ты сказал, сука? Какие мозги!? Вот ты, сука, первый и пойдешь в водолазы, гнида. Ребят, убирайте их нахер, с ними потом разберусь.
Паша только успел бросить мимолетный взгляд за спину Сани, где стояли бродяги, как из-за поворота бесшумно вышли двое в серых халатах, а следом за ними и сам Крюк…
Они даже не успели среагировать, тот замахнулся и вонзил острие крюка в плечо бродяги, заставив его заорать от боли…
Второй сорвался с места, чудом избежав замаха руки санитара.
— Ш-ш-умно, — Крюк отстранился от жертвы и пошел в сторону ребят.
Один санитар нанес удар мужику в челюсть, та свернулась набок, изо рта вылетело несколько подгнивших зубов, звонко рассыпавшись на полу. Когда он упал лицом в бетон, второй верзила наступил ему на поясницу, ухватился здоровенными руками к плечам и потянул на себя.
Душераздирающий вопль со скоростью ветра разлетелся по всей больнице. Раздался неприятный, влажный треск, когда санитар без всякого труда в прямом смысле складывал мужчину напополам — его тело напоминало в профиль математический знак «больше или меньше». Громила отстранился и с размаху ударил жертву ногой в грудь, с хрустом и яркими, алыми брызгами закончив свое дело. Голова переломанного бродяги с закатившимися глазами бесхозно завалилась набок, из его рта потекла пена, под телом, от выдавленных кишок и других органов, растекалась лужа.
***
Ворвавшись в палату, не успели закрыть дверь — внутрь так же вломился Саня со своим подельником.
Олег понимал, что пресловутая власть Бита трещит по швам. В таком случае он выбрал сторону победителя и вместе они грозовой тучей надвигались на Саню и его подручного. Баба Фрося и дядя Рома и сами были удивлены подобному повороту.
— Стоять нахер! Всех перестреляю! — Бит вжимался с бродягой в угол у выхода, судорожно наводя пистолет на каждого по отдельности.
— В общем, слушай внимательно, — Паша сжал кулаки, остановившись, — твой пистолет мы не боимся, а тебя и подавно. К тому же, вас теперь только двое. С этого момента вы забываете дорогу сюда, нас, а тем более девчонку. Жрачку делим поровну, каждому по порции, лишнее нам с Мишей, туалет и душ с десяти до одиннадцати ваш, от вас все равно воняет как от параши, нехер вам там три часа делать. Вопросы есть?
— Че ты думаешь… — Саня угрожающе прошипел, целясь в голову парню, — силу почувствовал и все, гоголем тут будешь ходить? Я же тебя, сучонка, застрелю сейчас и дело с концом!
— Мог бы — уже застрелил. Патронов не хватит, а может, их вообще нет?
— Хочешь проверить? — Бит прорычал на манер собаки, которую решили подразнить.
— Давай, сука, пусть я сдохну, зато буду уверен, что вас тут забьют наглухо, и закончится твоя лафа.
В коридоре раздались шаги, острие крюка вонзилось в стену и со скрежетом приближалось к палате…
В помещении повисла тишина. В дверь аккуратно постучали. Послышался вкрадчивый голос и шумное дыхание.
Оттает стылая водица,
И взойдет весь ил,
Как ты не пытался, как бы ни старался,
Всё одно — разгадку обронил…
Наступила тишина, никто в палате даже не шевелился. Вскоре раздались удаляющиеся шаги, которые через минуту вовсе исчезли.
Саня, держа ребят на прицеле, мотнул головой в сторону выхода. Его подручный открыл дверь и выглянул из палаты.
— Чисто.
— Уходим, — Бит напоследок окинул парней хищным, злобным, но в тоже время обиженным взглядом.
Дверь нарочито громко захлопнулась, все в палате выдохнули с облегчением.
Не успел Паша обернуться, как сестра бросилась к нему, крепко прижалась и расплакалась в голос. Парень прикрыл глаза, погладил девушку по спине.
— Все, маленькая, никому тебя не отдам, — он поцеловал Марину в макушку, посмотрел на Олега, — час-другой пройдет, вернемся за Егором. Надо вынести его на холодное.
— Эх… долго продержался соколик, — молчавшая до этого баба Фрося вздохнула и продолжила сосредоточенно вязать носок…
***
После минувших событий время для ребят пошло намного спокойнее. Отсутствие прессинга от первых способствовало этому. Поскольку необходимости скрываться в палате больше не было, Марина свободно выдохнула. Все-таки прогуляться иногда хотелось, как ни крути. Основная часть морального давления ушла, когда ребята осознали, что Егора не стало.
В одну ночь, когда все в палате должны были спать, Паша вдруг проснулся. Он услышал странный, чавкающий звук, сначала поморщился и подумал, что не хватает молодым походов в душ, уже и тут… совсем стыд потеряли. Однако, бросив мимолетный взгляд на мирно спящую сестру и друга, что обнимал ее, Павел насторожился.
Уже потом, когда глаза привыкли к темноте, осмотрелся в палате и понял, откуда исходит звук. Олег лежал на своей койке, периодически сглатывая подступающую слюну, которая несмотря на старания, все равно текла по его подбородку. Мужчина глазел на оттопыренный зад Марины и в открытую дрочил.
Парень громко кашлянул, чем спугнул начинающего, а может быть, и опытного анонимного мастурбатора. Своим он ничего не сказал, но с Олегом поговорил тет-а-тет и предупредил, что так делать в палате не нужно. Мужчине пришлось согласиться, все же не хотелось, чтобы не дай бог выгнали.
Надеясь сгладить углы, Паша отдал свою флеш-карту с телефона и предварительно переместил в основную память все интимные файлы, связанные с Олесей и Ксюшей. В бытность холостяком, он серьезно пополнил запасы откровенных изображений с интернета, было чем поделиться. Мог бы передать по блютузу, вот только он не работал.
Так же спорить с Пашей никому не хотелось в виду того, что когда у него кончились сигареты, он два месяца был злой, как собака. Мог даже накричать на сестру, если та, по его мнению, не соблюдала требуемой безопасности. А когда он застал девушку гуляющей по коридорам в одиночестве, он устроил настоящий скандал, и Марина в слезах ушла к Мишке, ища у того в объятиях поддержки и защиты от разъяренного брата.
— Что я вам тут, наложница что ли, всегда под присмотром быть!? Вы меня еще к койке привяжите!
Однако, даже Миша согласился, что одной в этих коридорах ходить крайне не безопасно. Забылся, случайно привалился не к той стене и все — покойник. Но когда он таким образом поддержал друга, вынужден был столкнуться с женским непониманием и обидой.
— Не дуйся, котенок, ты только скажи, и вместе пойдем гулять, когда захочешь, — ласково утешал Мишка свою девушку. И это помогало.
Паше так было даже проще. Иногда в пылу он думал, что ненароком прибьет сестру, если она ему истерики закатывать будет. Но друг приходил на выручку, его Маринка слушалась охотнее, нежели брата. Он в последнее время казался ей еще более свирепым, чем раньше.
— Кстати, дядь Ром, — однажды за ужином Миша обратился к старику, — а что в тех запертых палатах? У которых стены… не безопасны. В них что-то есть?
— Ты и вправду хочешь знать? — старик хмуро свел брови, его тон был спокойным и из-за этого пугающим, — думаю, есть только один способ это проверить. А покуда не хочешь — лучше не знай дальше…
***
Миновала весна и лето, которое в Нижегородской области было жарким, исходя из наблюдений ребят. Иногда, в моменты накатывающей тоски, они шли к выходу и смотрели на окружающий мир через этот маленький проем. Был конец июня, затворники практически весь день провели в главном коридоре, играя в дурака с Олегом. Качество карт пусть и хуже, чем у туалетной бумаги «Набережные Челны», но вместе с игрой к ним прививалось чувство бережности. Не хотелось окончательно испортить единственное средство досуга.
От первых уже давно не было известий, ребята пересекались с ними только в столовой. Но Паша знал — они готовятся. И знал к чему.
И постепенно вводил в курс дела друзей, но не разглашал своих планов Олегу. Несмотря на его сговорчивость и сомнительное ощущение союза между ними, Павел все равно ему не доверял. Этот человек казался саботажником, подсадной уткой, кем угодно, но не «своим», хотя тот и не давал повода так думать.
***
Как уже раньше говорилось, с Пашей спорить никто не хотел. Мало было его естественной силы и характера, так еще он неплохо отъелся на местных харчах и стал куда крупнее. Килограмм пятнадцать от безделья и сытных обедов парень точно прибавил, был уже шире Олега — взрослого, сорокалетнего мужика. Вот они и старались делать все, чтобы он ни с кем не говорил на серьезный лад. Датолько в холодном и сыром ноябре его самого вызвали на разговор, которого он очень не хотел. По крайней мере, в этих стенах.
Они собрались втроем у выхода, Марина, Паша и Мишка, который стоял рядом и не решался говорить.
— Ну, в чем дело-то? Скажете?
Девушка сначала слегка замялась, а затем улыбнулась брату, положив ладони на его широкие плечи.
— Пашка, родной… я… беременна.
— Ч…чего ты? — он встряхнул головой и уставился на сестру.
— Беременна, дурачок ты мой.
— Когда!? Как? Я же… я же предупреждал вас! — он хмуро покосился на друга, — Мишаня… какого!?
— Не ругай его, все хорошо. Ты ведь нас отсюда вытащишь, ты же обещал?
Эти слова подействовали на Пашу, как удар током. Он чертыхнулся, сжал губы в тонкую полоску и с долей неуверенности сказал.
— Д…да, вытащу… а ты… это точно? Ну, что того…
Девушка снова улыбнулась и задрала края застиранной, растянутой футболки.
— Господи… — он опустился на одно колено, сначала припал ухом, а потом поцеловал ее в округлый живот.
Учитывая его планы, душу захлестнула такая трепещущая радость… вот она, любимая сестра. Он вытащит ее и Марина станет мамой. Станут вместе нянчить племянника, если она не переедет жить к Мишке. Да плевать, пусть переезжает! Он все равно будет навещать сестренку!
— Уже вроде бы четвертый месяц идет, — Марина трепетно погладила свой живот.
Наполненный необъяснимой радостью, Паша подошел к другу и крепко обнял его.
— Так и знал, Мишаня! Так и знал! Эх-х ты, папаша недоделанный, как же я вас всех люблю!
Тогда он был неимоверно рад. Знал, что сестре не придется рожать в этом гадюшнике. Осталось только потерпеть чуть-чуть… полтора месяца и все! Вот она, долгожданная свобода…
***
По рассказам дяди Ромы, Паша понял, что основательно охранять ту самую дверь в день Стояния начинают только к вечеру. Он знал, что первые готовятся, и сам не прозябал, пусть и пребывал в странном забытье. Чем ближе был реальный мир, тем более отрешенным чувствовал себя парень.
Вечером, когда он ждал Олега и Мишку, в коридоре на него и наткнулось двое парней с девушкой. У одного на лбу были солнечные очки. Новенькие… от их одежды пахло костром.
Выслушав их просьбы укрыться от полицейских, он привел их к палате, открыл дверь.
— Здесь не найдут. До двенадцати тут посидите, потом они вас искать не станут, смена меняется…
Трое прошли внутрь палаты, осмотрели скромное убранство — пять коек, две не заправлены, в углу приспособлен телевизор, неподалеку от которого разбросаны пустые бутылки.
В глазах прибывших еще не было того страха, но он начинал медленно подбираться, окутывая сознания троицы едва ощутимой, липкой пеленой. Они не замечали глубоких борозд на стенах, скверной атмосферы в коридорах. Не обратили внимания на легкую, словно нетерпеливую рябь стен некоторых палат, что чувствовали свежую кровь.
— Располагайтесь, в телефоны залипайте, осталось подождать-то…
На этих словах он закрыл дверь палаты первых…
***
Паша с Мишей и Олегом были уже рядом. Они затаились неподалеку и наблюдали за изрядно нервничающим Саней, который не выпускал из руки пистолет. Бродяга почему-то был без оружия.
Когда настало время, Бит передал что-то подручному, прошел через дверь и закрыл ее за собой, оставив своего человека на карауле. Тогда Павел сделал жест головой — двое отделились.
Друг был рядом, Олег затерялся в коридорах, а парень же в открытую вышел из-за поворота к бродяге.
— Ну че? Готовы?
Мужик дернулся, тут же повернулся к парню направил на него пистолет.
— Вижу… готовы. Ну, говори, чего там ваш хозяин делает?
— Какая тебе разница, малой?
— Да большая, веришь или нет. Не тем он там промышляет.
— А тебе че, лучше видать отсюда?
— А тебе в шестерках у него нравится сидеть? Вы-то бомжи, с вас спроса нет, а с сидельцем то хера ли якшаетесь? Сами по себе не можете?
Он не успел ответить, потому что сзади на него налетел Олег, с локтя приложив бродягу по затылку. Тот упал, выронил пистолет, который поднял мужчина.
Он с победоносной улыбкой осматривал ствол в руке, эта вещь определенно добавляла уверенности.
И только Паша сорвался к двери, как Олег направил на него пистолет.
— Не спеши…
— Марька! — парни тут же рванули к куче тряпья в углу и принялись разбрасывать простыни в разные стороны.
И как же они были рады увидеть бледное, изможденное и перепуганное лицо Маринки. Настолько оно показалось Мише близким и… даже родным, что парень сразу крепко прижал к себе девушку, не желая выпускать из объятий.
Завтрака хватило всем. Ребята с удовольствием уминали холодные, безвкусные макароны и сосиски, запивая чаем, в котором не было даже капли сахара. Но этот завтрак показался им неплохим. Может, из-за похмелья, или же из-за отсутствия выбора. А главное — это помогло угомонить недовольные трели желудков.
Егор много не съел и отставил на пол миску с недоеденной порцией, которую отдал друзьям. Сейчас ему хотелось обезболивающего.
— Пол матраса только, — констатировал Миша, смотря на блистер с пятью таблетками Найза.
Не густо…
Раненый на этот раз получил лишь две штуки. Нужно было экономить.
Баба Фрося выдвинула из-под койки свой ящик, и начала судорожно в нем копаться.
— Эка чего! Куда моя спица подевалась? — возмущенная старушка осмотрела постояльцев.
Все молча переглянулись, Павел отвел взгляд, поджал губы.
— Воришки, повадились мой инструмент трогать! А запасная-то одна, если чего сделается, вязать больше не буду! От этого всем худо станет!
— Да успокойся ты, старая, нужны кому твои спицы, — дядя Рома встал и подошел к Паше, — пойдем, прогуляемся. А вы… Маринку караульте.
Девушка и сама не порывалась покинуть палату, а после такого известия считала это помещение спасательным кругом в бушующем море.
***
Паша и дядя Рома обосновались у злосчастного «выхода» из больницы. Парень с разъедающей тоской смотрел на заметённый снегом Логан, который уже не моргал аварийкой — аккумулятор сел окончательно. И это единственное место, откуда можно было наблюдать день. Настоящий, где светит солнце, изредка проезжают машины, или идут по своим делам местные.
Парень предпринял еще несколько попыток выйти, но уже на третий раз вернулся с раскрасневшимся от мороза лицом. Физиономия старика была искривлена негодованием, и он не выдержал.
— Да прекратишь ты уже или нет? Хватит туда лезть!
— Почему?
— По качану, бл… — сплюнул Роман, — опасно это. Бывали такие, которые до последнего верили в то, что смогут выбраться, если попытаются еще раз. А в итоге…
— Что? Что в итоге?
— Ушли туда и не вернулись. Уверен, хотели… и даже эта проклятая больница уже была мила. Но тут это вопрос везения. Видимо, с той стороны ход обратно может закрыться. Ну, а дальше… всё.
Паша осел на корточки и смотрел туда. На свободу.
Этот день был таким близким и далёким одновременно. Он закурил и при взгляде на выход, с его губ сорвался тихий стон.
— Как отсюда выбраться, дед? Я домой хочу… работать! Я сестренку еще на ноги не поставил! И сам их привел сюда…
— Не вини себя, сынок, — он смотрел на дневной пейзаж, где солнце яркими искрами отражалось от кристалликов снега, — просто вам… не повезло. Я тоже… хочу домой.
— Дядь Рома, что ты знаешь про эту больницу?
— Все я про нее знаю. Я в Алёшино всю сознательную жизнь прожил. Вон там, чуть левее наш дом с Фросей, один из первых. И ничего в этой больнице ни в жизнь не было. Забросили ее управленцы, как в Тарасихе начали принимать. Ну, здание и здание, кому до него какое дело? И дернул же меня нечистый, когда мы от соседей шли, затащить сюда Фросю…
Старик горестно вздохнул.
— А ей пряжи надарили, спицы новые, сынок у них приехал с большой земли, всякого принес. Я тогда не придал этому значения. Мало у нее что ли этих спиц и приблуд для вязания, а сейчас благодарен ему. А, о чем это я… в общем, захотелось мне посмотреть, чего с нашей больницей сделалось, одним глазком глянуть. Может, работать начали, раз вход еще один пробили. Стало быть, если делают что-то, значит, у нас теперь не будет на весь поселок одного только терапевта, снова к былому вернемся. И вот потом дотумкал я, что когда мы днем в гости шли, не было никакого входа. Слишком быстро он появился, считай за несколько часов. Вот только было уже поздно…
Мы с Фросей уйти попробовали, да всё туда попадали, ну, куда и вы.
Сильно не пытались, мы ведь уж не молодые, нам такие переходы поперек горла были. Приняли нас, бежать уж некуда. Вот, с тех пор и живем здесь. И про этих первых узнали, якобы они тут, на самом деле, хозяева. Объяснили нам, что и как. Потом мы с Ефросинией поселились в палате, так и носа оттуда не кажем.
— Дядь Ром, а разве ты не пытался сбежать?
Старик усмехнулся, его безжизненный взгляд был направлен на выход. На свет.
— Шутишь? Я здесь всё обшарил. Каждый миллиметр, все стены прощупал. Ну, почти… некоторых лучше не касаться. Нет отсюда выхода, сынок. Если имеется таковой, то мне неведомо, где он и как им пользоваться…
Но происходит что-то именно на Стояние — больница становится ближе к нашему… измерению, если можно так выразиться. В этот день и телевизор кажет кое-как, связь появляется почему-то, ну только до двенадцати. Бывало, успевали не принятые сбежать до того времени, им повезло, сразу почуяли неладное и ушли. Обычно, все до полуночи могут уйти. Но эти коридоры…
Паша молча сидел и курил, смотря в сторону выхода, как вдруг его осенило.
— Дед! — он даже приподнялся, — а…
Он осекся на полуслове, увидев скептический взгляд старика, и снова сел, привалившись к стене.
— Думал, я совсем дурак? Не пытался свалить отсюда до двенадцати в день Стояния? В любой день пробуй, всё одно.
Паша вздохнул, осмотрелся в коридоре.
— Я еще хотел спросить, что значит «на холодное»? И почему некоторых стен нельзя касаться?
— Вот, правильные для этого места вопросы. Холодное там, — дядя Рома мотнул головой в сторону проема, — только мертвым там совершенно другое уготовано. Что бы в этих лесах не бродило, оно не прочь полакомиться человечиной, пусть и неживой. Они чувствуют и… приходят. Всех утаскивают, ни одного еще вниманием не обделили. А насчет стен… что-то в них есть. Сначала такая была всего одна или две, как правило, они смежные с закрытыми палатами. Первые так объяснили.
— А эти… как поняли? И кто они вообще? Почему не ищут выход? И полицейские…
— Насколько мне известно, эти двое с Сашкой, они бродягами были, с Семёнова пришлые, набрели на больницу, согреться хотели, даже уходить не думали. А поутру, как только дальше скитаться снарядились, так и поняли, что прописались тут. С ними занесло и Сашку, ну вот они притерлись друг к другу.
— Саня беглец?
— Нет, насколько знаю. Вроде как вольный был, рецидив у него, по пьяной лавочке с собутыльниками подрался, так и не помнит, убил ли, али же просто покалечил, ну и драпу решил дать, пока в памяти. Его тут двое в погонах и прижучили, за ним в больницу ломанулись, он их там и порешил, когда они разделились, оттуда и ствол у него имеется. Сначала боялся правосудия, а как понял, что схоронился в этом гадюшнике, так сразу хвост распушил, самым главным тут себя возомнил, правила начал диктовать. А ментов это место по-своему определило. Сюда ходу им нет, весь год их не видно. Появляются только на один день, и то на улице. Заманивают. От них вреда нет, на самом деле. Хотя, с какой стороны посмотреть…
Услышав это, Паша уставился на старика, приподнялся, чувствуя себя откровенным идиотом затем прикрыл глаза и изо всех сил стукнул кулаком по стене.
— Можно было просто, блять, проехать!
— Ну, а тебе, откуда ведомо? От вас еще разило за версту, чего уж там. На это, знаешь ли, все попадаются. Не кори себя… лучше скажи, как зовут-то вас?
— Паша я. Кудрявый — Мишка, болезный — Егор, ну, а с Мариной знаком уже.
— Что ж, хорошо. Выпить бы по такому делу, да нечего. Вот и вся история, сынок. Помимо нас с Фросей, тогда еще троих занесло, точнее менты загнали. Они сгоряча сразу в перепалку с первыми ввязались, почти получилось у них тюкнуть этого Бита, да только куда они против ствола-то? Вот Сашка с тех пор осторожничать начал. Нет, кичиться не перестал, а с бродягами сговорился, что они втроем будут больницу держать. Так вот и получилось. А как узнали, некоторые стены не безопасны? То еще было…
Паша внимательно слушал старика, и на последнем вопросе одарил его нетерпеливым взглядом.
— А так и выяснили. Бродяг-то изначально четверо было…
Парень сглотнул, округлил глаза, на всякий случай подошел ближе к дяде Роме.
— Да ты стен у выхода не бойся, в них никогда ничего не было. Говорю же, только там, где палаты закрытые. Сашка обмолвился, что спорили они о чем-то, один из бродяг и толкнул дружка своего. Того как притянуло, втроем не сумели оторвать. В общем… вдавило его туда словно прессом. Орал до последней секунды, а потом все… даже кровь впиталась вся, ни следа не осталось от их дружка.
Павел продрог всем телом, закурил снова и протянул сигарету старику. Тот кивнул, принял папиросу.
— А с третьим, что случилось? Ну, бродяг четверо было. Тоже стена?
— Нет, не стена. Крюк его забрал…
Дядя Рома поднялся, сделал очередную затяжку и закашлялся.
— Эх… как же давно я не курил. А Фрося и рада… в общем, тогда, на первое Стояние Сашка не знал, что какие-то правила есть не только у него, но и у этой бесовской больницы. Вот Крюк пришел и к ним в палату вломился с братками своими. Первого попавшегося крюком… в общем, как тушу свиную потом волок к выходу. Вот тогда Саня и уяснил, что раз в год или он сам выберет, кого отдавать, либо будет решать уже Крюк…
Дядя Рома докурил, выбросил бычок и посмотрел на парня.
— Ты это, сынок… на меня особо не рассчитывай только, с этими ребятами я тебе не помощник. Я сам тут на птичьих правах. Коли Ефросиния бы не вязала, так давно бы меня за ненадобностью на холодное… или же Крюку отдали.
Паша не ответил, да и нечего ему было сказать…
***
Дальше потянулись серые, одинаковые дни полные уныния и безнадежной, смертельной тоски. Через четыре дня Паше довелось лицезреть делегацию из спасателей и полицейских, которые сновали туда-сюда у больницы. Засыпанную снегом машину почистили, проверили салон, багажник, даже под капот заглянули.
За все время этого шествия Паша не отходил от выхода. Шуметь нельзя, поэтому он, как идиот, отплясывал и махал руками в надежде, что может быть всё-таки? Но нет, этого не случилось, никто его не видел, как и входа в эту, другую больницу. Через пару часов безнадежных поисков, Логан погрузили на эвакуатор, все разъехались. Паша со слезами на глазах провожал последнюю полицейскую машину, стоя на коленях у проёма. А когда и та скрылась из виду, парень тихо и тоскливо взвыл, подавляя жгучее желание разрыдаться.
Лишь изредка ребята навещали пресловутый выход — не хотелось в очередной раз нырять в пучину безнадёги, да и если из этой могилы можно выбраться, то точно не здесь. А пока то место не нашли, надо жить дальше…
Была одна странность, заключалась она в непонятном подношении для бабы Фроси. Первые сразу же после Стояния забрали из-под койки старушки ящик, а вернули его через полчаса уже наполненным пряжью. Откуда они ее взяли, оставалось только гадать.
Все правила ребята уяснили и честно исполняли. Впрочем, ничего сложного и не было. С восьми до одиннадцати вечера в душ и туалет не лезть, в коридорах не шуметь, стен не касаться, еду брать только после первых. Выяснилось, что в этой больнице имелась целая столовая, а на месте, где обычно раздают обеды, была глухая перегородка с небольшим проемом и дверцей. В это окошко убирали подносы и грязную посуду. Створка закрывалась, а после открытия — на выступе уже было пусто. Кто и из чего готовил — они не знали, да и не хотели.
В определенное время на четырех столах в зале появлялись подносы с теми самыми тарелками, которые после приема пищи возвращались за перегородку.
Пусть первые и забирали основную массу пропитания, ребятам все равно хватало. Да, немного, но лучше, чем умереть голодной смертью и отправиться на холодное. Мишке выпала худшая доля — он вынужден был носить часть обеда в палату к первым. Отказываться нельзя — это опасно для Марины, ведь если парень не явится в определенное время — в их обитель пожалует Саня со своими братками. И как знать, успеет ли Марина в очередной раз схорониться под кучей грязного тряпья в углу палаты…?
Егору, тем временем, становилось все хуже. Рана на спине парня загнивала, и привычный запах старых, застиранных простыней начал разбавлять болезнетворный смрад. Когда обезболивающее кончилось, Егор практически не спал. В самые тяжелые моменты он выл от невыносимой боли, а позже из его раны начала сочиться гнойная сукровица, запах стал совсем нестерпимым. Баба Фрося, Роман и Олег «попросили». Еще бы они не этого не сделали… ребята и сами очень ждали, когда их «попросят».
С трудом нашли пустующую палату и поселили в нее Егора, куда Миша стал носить еду. Запах в этом помещении быстро испортился, ведь парень к тому же не ходил в душ. Пусть и не имелось там ни мыла, ни шампуней, а ополоснуться хотя бы раз в два дня и потереть тело руками никогда не было лишним.
Но он не мог из-за раны и самочувствия. Инфекция то или продуло на холодном — уже не выяснить. К тому же, чай, который попросту негде разогреть, не способствовал облегчению положения. Вскоре он перестал покидать свою палату даже для похода в туалет — на эти нужды он определил один из углов.
Когда смрад в помещении стал совершенно невыносим, ребята перестали навещать Егора. Встречи свелись к тому, что Миша, задерживая дыхание, насколько это было возможно, пробирался в палату, менял затхлую, испачканную простыню, (которая служила еще и как туалетная бумага) и оставлял у койки два стаканчика чая — Егор практически перестал есть.
Марину же оберегали, как пасхальное яйцо. За первые недели еще ни разу она не показалась пресловутым хозяевам. В душ ее провожали всегда вдвоем, и только после выдачи обеда. Миша сторожил их палату, а Паша отводил сестру.
Это было их новое, негласное правило, благодаря которому девушка оставалась неприкосновенной. Также ее койку придвинули ближе к куче тряпья, а по звуку шагов в коридоре легко было определить, уже запомнили — идут «свои» или надо прятаться.
Правда, вскоре Марина намекнула брату, что лучше Мише провожать ее в душ самому. Паша нехотя согласился, все-таки дело молодое, да и их сближение было уже очевидно. Правда, не обошлось без строгого наказа для сестры, чтобы «не вздумали». Еще не хватало в этом гадюшнике Марине «залететь».
Первые стали вести себя осторожнее, а именно — бродяги разломали одну из коек, вооружившись ее составными частями аки дубинками. Ребята могли бы сделать так же, только смысла в этом особого не было, покуда у Сани имелся пистолет.
В течение нескольких недель Паша не прекращал долгие вылазки по коридорам больницы. Он исследовал темные закоулки с фонариком смартфона, зарисовывая примерную карту местности. И что было странно — действительно, Бит не соврал, по непонятной причине, вся электроника зависла. Парень переживал, что вскоре, как это бывает в разных фильмах, аккумулятор телефона сдохнет, и больше от него не будет никакого толка. Беспокойства оказались напрасными, заряд так и держался на двадцати процентах по сей день.
Еще он боялся, что первые отберут все их телефоны, но нет, и тут обошлось — гаджеты им оказались без надобности. Настоящую ценность в этом месте представляли творения бабы Фроси — в основном теплые носки, которые она справила ребятам с новых запасов пряжи. Главным условием было предоставлять вещи Сане и его браткам по первому требованию, остальные же пусть снашивают носки до дыр, а им нужен комфорт.
Конечно, имелась еще ценность. Вернее будет ее назвать жемчужиной в этом архитектурном бестиарии. Но она принадлежала лишь Мише. Паша завидовал другу по черному, ведь ему повезло больше всех. Хотя, везение в этом месте определяется сроком незнания первых о наличие молодой девчонки. Парень знал — долго прятаться не смогут. Однако уже одичавший и помешанный на сохранности своей сестры, он пообещал себе, что если это произойдет, то прольется много крови. И либо Марину получится отбить, или же…
Не хотелось думать, но перед своей смертью он заберет с собой и сестру, не доставайся же жемчужина никому. Пусть, ублюдки… немного времени у них будет для развлечения, а потом окоченевшее Маринино тело все же придется отнести на холодное... заниматься этим с гниющим и попахивающим трупом не станет даже такая скотина, как Саня и его дружки. Дело ли, однажды высунуть и увидеть на конце извивающуюся личинку опарыша?
А пока Марина была затворницей. Вот пусть ей и остается, а как только он найдет выход, они все вместе свалят отсюда, даже стариков прихватят. И пускай первые тут продолжают гнить, а когда от последних носков ничего не останется, пусть хоть жрут эту пряжу, вязать они все равно не умеют.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509