Чуев Феликс Иванович (1941--1999) Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева М., 1991 г
Международные дела
Союзники
...В комментарии зарубежного издателя мемуаров Хрущева есть такие слова: «К сожалению, здесь, как и во всей книге (за исключением некоторых мест, где об этом сказано мимоходом), нет глубокого анализа тех качеств Сталина, которые позволяли ему твердо стоять на своем, аргументированно и со знанием дела вести переговоры с Черчиллем и Рузвельтом. Вероятно, лишь Молотов мог бы авторитетно рассказать об этом».
– Трудная история, – говорит Молотов, – но одно то, что Сталин заставил капиталистов Рузвельта и Черчилля воевать против Гитлера, о многом говорит.
Вспомните Черчилля…
…Читаю короткую речь английского премьера в палате общин 21 декабря 1959 года, в день 80-летия Сталина – перевод из Британской энциклопедии:
– «Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.
Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма и способностью точно воспринимать мысли. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов.
Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил ее с атомным вооружением.
Что ж, история, народ таких людей не забывают».
– А ведь это говорит «враг № 1», по выражению того же Черчилля, – продолжает Молотов. – Я считаю Ленина выше Сталина, но если б тогда не было Сталина, не знаю, что с нами и было бы. Роль Сталина исключительна. Сталин руководил не только армией, но и воюющей страной. Ленин и Сталин останутся на века.
09.05.1985
…Мне довелось помогать Главному маршалу авиации А. Е. Голованову в работе над мемуарами, и Голованов вспомнил эпизод, когда его пригласили в Кремль на обед по случаю приезда Черчилля.
«За столом было всего несколько человек. Тосты следовали один за другим, и я, – вспоминал Голованов, – с беспокойством следил за Сталиным, ведь Черчилль – известный выпивоха, устроил за столом как бы состязание со Сталиным, кто больше примет спиртного».
Сталин пил на равных и, когда Черчилля на руках вынесли из-за стола отдыхать, подошел к Голованову и сказал: «Что ты на меня так смотришь? Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра будет вертеться, как карась на сковородке!»
В воспоминаниях Голованова эта фраза тогда не прошла. На полях было написано:
«Сталин так сказать не мог».
«Не мог! Да он мне лично это говорил!» – воскликнул Александр Евгеньевич».
– Такие вещи в дипломатии имеют значение, – сказал Молотов, – и Сталин не сбрасывал их со счета… Узнали мы, что Бевин, английский министр иностранных дел, неравнодушен к картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Ну и мы перед одним из заседаний министров иностранных дел великих держав сделали ему сюрприз: привезли из Третьяковки эту картину и повесили перед входом в комнату заседаний. Бевин остановился и долго смотрел на картину. Потом сказал: «Удивительно! Ни одного порядочного человека!»
09.07.1971
– Сталин иной раз в узком кругу вытаскивал из кармана письмо запорожцев турецкому султану – носил с собой несколько лет:
«Е…ли мы эту Англию!» – все смеялись, конечно. Но он придавал большое значение нашей дипломатии.
29.07.1971, 12.12.1972
...…В 1945 году Молотов ехал на поезде в США и в вагоне узнал о смерти Рузвельта
– Ужинали в вагоне-ресторане. Это, когда я в предпоследний раз был в Америке. Надо было подготовлять ассамблею Организации Объединенных Наций и осуществлять руководство этой ассамблеей.
Вагон-ресторан полон был. Вошел какой-то гражданин и говорит: «Сейчас передали, что Рузвельт умер». Никакого внимания. Никакой реакции. Американец, если политика его хватает за карман, тут он на все готов. А президент – все-таки американцы его поддерживали подавляющим большинством… Представьте себе наше положение, можно разве было подумать, что никто никакого внимания?
– У нас больше переживали, чем у них.
– Конечно. Американцы в этом отношении довольно толстокожие. Пока их кошелек… Пока их лично не коснется, ничего не волнует… Рузвельт умел прятать свое отношение к нам, а Трумэн – тот совсем не умел прятать. Откровенно очень враждебно относился.
– Они распланировали даже, как они оккупируют Советский Союз: выпустят эмигрантов из Америки, снабдят их оружием, войсками, те создадут свое правительство, уничтожат коммунистов, раздробят Советский Союз на кусочки, оторвут все национальности друг от друга…
– Правильно. Они мечтают! Но в последние годы они уже чувствуют, что у них уходит земля из-под ног, поэтому поставили Рейгана, прямо бешеного антикоммуниста.
16.06.1983
На переговорах
…Рассматриваем фотографию Потсдамской конференции. Прошу рассказать, кто есть кто. Молотов поясняет:
– Это Вышинский, Громыко, Кузнецов Николай Герасимович, это начальник охраны Власик, Майский… Это Геращенко, заведующий экономическим отделом.
– Это Сталин, это Молотов, – говорю я.
– Верно, Сталин, Молотов. Это мой помощник Подцероб, это Царапкин, так называемый Новиков, Силин, второй мой помощник Потрубач, это мои ребята…
– А рядом со Сталиным кто сидит?
– Это Голунский, заведующий юридическим отделом МИДа, он переводил. Но он не только знал языки, он очень хорошо знал законы, и поэтому Сталин посадил его рядом с собой, чтоб нас не надули. Сталин не раз говорил, что Россия выигрывает войны, но не умеет пользоваться плодами побед. Русские воюют замечательно, но не умеют заключать мир, их обходят, недодают. А то, что мы сделали в результате этой войны, я считаю, сделали прекрасно, укрепили Советское государство. Это была моя главная задача. Моя задача как министра иностранных дел была в том, чтобы нас не надули. По этой части мы постарались и добились, по-моему, неплохих результатов.
Нас очень волновали польский вопрос, вопрос о репарациях. И мы своего добились, хотя нас всячески старались ущемить, навязать Польше буржуазное правительство, которое, естественно, было бы агентом империализма. Но мы – Сталин и я за ним – держались такой линии, чтоб у себя на границе иметь независимую, но не враждебную нам Польшу. На переговорах и раньше споры шли о границах, «линии Керзона», линии «Риббентроп – Молотов». Сталин сказал: «Назовите, как хотите! Но наша граница пройдет так!» Черчилль возразил: «Но Львов никогда не был русским городом!» – «А Варшава была», – спокойно ответил Сталин.
09.07.1971
…
– Рейган провозгласил, что Польша – это начало конца коммунизма. Польша всегда была в тяжелом положении. У нас много было разговоров о Польше с Трумэном, Гарриманом… Мы не можем Польшу потерять – нам же за это достанется. Если такая линия пойдет, и нас это захватит. К этому тоже надо быть готовым.
04.12.1981
– 1946 год, ООН. Я с пяти лет помню вашу речь, вся страна ее знала: «Нельзя забывать, что на атомные бомбы одной стороны могут найтись атомные бомбы и еще кое-что у другой стороны (Молотов комментирует сам себя: «Вот это правильно!») и тогда окончательный крах расчетов некоторых самодовольных, но недалеких людей станет более чем очевидным».
– Это была моя лично мысль, – говорит Молотов. – Я считал, что тут опасного ничего нет. Я очень тщательно обдумал это дело, а надо было сказать вместе с тем, поскольку на Японию были сброшены бомбы, и эти бомбы были, конечно, не против Японии, а против Советского Союза: вот, вспомните, что у нас есть. У вас нет атомной бомбы, а у нас есть – и вот какие будут последствия, если вы пошевелитесь.
Ну нам нужно было взять свой тон, дать какой-то ответ, чтоб наши чувствовали себя более-менее уверенно.
Готового текста у меня не было, это я говорю правду. Потом некоторые обращались: «А что это «еще кое-что»? Там только атомная бомба, а вы сказали: у нас будет атомная бомба и кое-что другое».
Сталин мне потом сказал: «Ну, ты силен!»
У нас еще ничего не было, но я был в курсе этого дела.
01.07.1979
Две самые трудные страны
…
– Сталин вел дело к гибели империализма и к приближению коммунизма, – говорит Молотов. – Нам нужен был мир, но по американским планам двести наших городов подлежали одновременной атомной бомбардировке.
Сталин рассуждал так: «Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства. Вторая мировая создала социалистическую систему, а третья навсегда покончит с империализмом.
…Довелось слышать мне и такое мнение. Когда с маршалом А. Е. Головановым мы сидели за столом на даче у Молотова, Александр Евгеньевич сказал:
– Поживи Сталин еще лет десять, мировому капитализму пришел бы конец. Помню, при нем зашел спор, кто лучше: Черчилль или Рузвельт? «Один черт, – сказал Сталин, – что Черчилль, что Рузвельт, что Насер, что Неру. Ни один из них не отдаст деньги рабочим». Перед первой послевоенной сессией Верховного Совета кто-то из маршалов, кажется Василевский, спросил у него, как он себе представляет коммунизм? «Я считаю, – сказал Сталин, – начальная фаза или первая ступень коммунизма практически начнется тогда, когда мы начнем раздавать населению хлеб задаром». И вот, по-моему, Воронов спрашивает: «Товарищ Сталин, как же – задаром хлеб, это невозможное дело!» Сталин подвел нас к окошку: «Что там?» – «Река, товарищ Сталин». – «Вода?» – «Вода». – «А почему нет очереди за водой? Вот видите, вы и не задумывались, что может быть у нас в государстве такое положение и с хлебом». Походил, походил и говорит: «Знаете что, если не будет международных осложнений, а я под ними понимаю только войну, я думаю, что это наступит в 1960 году». И чтобы у нас у кого-нибудь тогда было сомнение, боже упаси! Страна была разрушена, люди жили бедно, голодали, а у нас был огромный золотой запас скоплен, и платины было столько, что не показывали на мировом рынке, боясь обесценить!
30.07.1970, 02.12.1971
Мещанская точка зрения
– Многие недовольны, что слишком помогаем другим, теперь, мол, надо о себе позаботиться…
– При Сталине тоже помогали, хотя возможности были меньше. И тогда ворчали. А теперь, конечно, связи гораздо больше, и большие масштабы это имеет, но, в основном, с моей точки зрения, все это необходимо. Все это нужно не для тех, кому мы помогаем, а в первую очередь, для нас. Три-четыре года назад я встречался в больнице с мидовскими работниками, довольно видными. «Ну как у вас там, как дела идут?» – «Вот этот Вьетнам, если бы кончилось… Не дает нам это развернуться…»
Мещанская точка зрения. Те же дерутся за нас больше, чем даже за себя! Они гибнут. А с точки зрения ослабления империализма, который для нас наиболее опасный враг, они делают колоссальное дело. И каждый шаг, который ослабит империализм, это величайшее дело. Иначе нам будет гораздо труднее через какое-то количество лет, может, даже завтра-послезавтра.
– Иначе мы можем сами себя изолировать?
– В том-то и дело. Тут, так сказать, может быть, даже не столько себя изолировать, сколько оставим себе много трудностей. А очень многие, в том числе коммунисты, думают так: только бы мир, только мир! Это правильно, но ведь это же надо обеспечить, а это нам даром не дают, либо надо сдаваться. Вьетнамцы не хотят сдаваться. Против какого империализма маленький Вьетнам действует с невероятным героизмом! Чего нам бояться империализма! А вот, если подумать о том, как этот мир обеспечить покрепче и какие жертвы будущие, от которых мы не уйдем, если мы не сдадимся…
– Сейчас говорят: лишь бы войны не было.
– Вот это хрущевская недальновидная точка зрения. Она очень опасна. Нам надо думать о подготовке к новым войнам. К этому дело подойдет. Да, чтобы мы были готовы. Тогда они будут поосторожнее. А, если на крайность пойдут они, тогда мы будем крепко стоять. Пример Вьетнама для всего мира: если такой маленький Вьетнам может, благодаря помощи друзей, против американского империализма стоять, чего ж Советскому Союзу бояться? Только своей беспомощности, расхоложенности, распущенности…
09.05.1972
У Брежнева, по-моему, основная установка слабая. Все – на мирное сосуществование. Оно, конечно, нам очень нужно, мирное сосуществование, но надо при этом помнить, что оно нам не гарантировано. Вот если это забываешь, тогда ты обязательно окажешься в луже, обязательно.
07.12.1976
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
В США уверены, что Россия разместит ядерное оружие в космосе
Резолюции США и Японии требует запрета на размещение в космосе ядерного оружия. Небензя назвал СБ ООН неудачной площадкой для обсуждения орудия в космосе
Совет безопасности не является подходящей площадкой для обсуждения проблем оружия в космосе, так как такие дискуссии требуют более широкого участия стран, заявил журналистам постпред РФ при ООН Василий Небензя.
"Вопрос ядерных вооружений является предметом дискуссий на соответствующих международных площадках, где мы участвуем. Одна из проблем американо-японского проекта в том, что он опережает эти дискуссии и содержит обязательства, которые никогда не изучались на соответствующих площадках по разоружению всеми членами Договора о космосе", - сказал Небензя.
Он прокомментировал проект резолюции США и Японии, требующей запрета на размещение в космосе ядерного оружия.
"Очевидно, что Совет безопасности с лишь 15 членами не является подходящей площадкой для решения проблем открытого космоса, которые касаются более широкого круга стран-членов ООН", - подчеркнул он.
Источник: РИА Новости
Префектория. Глава 2. Часть 2
Сура проводила Вермонда взглядом. Некоторое время стояла, прислушиваясь к каждому шороху. Поспешность могла сыграть с ней злую шутку. Убедившись, что Вермонд не вернётся, достала морзефон и набрала на клавиатуре комбинацию символов, отправив сообщение лишь ей одной известному адресату. Хотелось надеяться, что никаких проблем не будет – послание дойдёт до тех, кому адресовано, и не будет перехвачено по пути. От мрачных мыслей Сура пыталась отвлечься, слегка покусывая губы. Иногда сжимала зубы чуть сильнее, но боли себе не причиняла. Нервозность не покидала девушку ни на мгновение. С тех самых пор, как она согласилась на эту авантюру, не было ни дня, чтобы она не думала об ошибках, способных привести к грандиозному провалу. Руки и ноги холодели - неподобающая, непозволительная реакция для выпускницы академии защиты.
Подойдя к окну, Сура распахнула его настежь и стала ждать.
Ожидание затягивалось, что накаляло и без того мрачную обстановку. Мозг генерировал множество омерзительных идей. Паника то и дело поднимала голову. Но наконец к зданию подлетела легковая пассажирская вертушка, из которой к окну протянулся гидравлический переход-лестница, и по нему из салона воздушного судна в комнату перешёл гражданин. Он опёрся ладонью о подоконник и легко спрыгнул на пол, оказавшись возле Лехпахи.
– Наконец-то вы прилетели! Я уже не знала, что и думать, – вполголоса произнесла Сура и улыбнулась. – Здравствуй, Сцай. А где Кейник?
– Уже тут! – вслед за Сцаем в кабинет перебрался мужчина в шапке лётчика с натянутыми на лоб гогглами; вокруг его шеи был обмотан неизменный зелёный шарф.
Мужчина ласково посмотрел на девушку, после чего они крепко обнялись.
– Кейник, я так переживала за тебя. Так переживала! Мы не виделись столько лет! – не сдержала слёз Сура.
– Дети мои, у нас нет времени на слёзы, – произнесла миниатюрная седовласая женщина в коричневом плаще с замысловатой тростью в руках. – Кейник, срочно открой этот сейф в углу.
Спустя десять лет после начала переворота мадам Шторнец оставалась верна себе. Была всё той же деятельной натурой, стремившейся подчинить себе всё и вся. Её слова были не просьбой, но приказом.
Казалось, время над ней не властно, и всё, о чём она способна думать – политические интриги, а судьбы отдельно взятых граждан совершенно её не трогают. Но это было не так. С Сурой их связывало слишком многое. Когда-то эта девчонка должна была стать синквоиром, и, чудо, ее перехватила Кфа́сар Шторнец, по напутствии своей подруги, углядевшей недюжинный потенциал. Это было первое преступление мадам Шторнец во время кризиса, когда контрактники заявили о себе во всю мощь.
– Сура, ну что ты стоишь? – произнесла мадам. - Не хочешь меня обнять?
– Мадам Шторнец!
Её присутствие рядом вселяло надежду. Глядя на женщину, некогда заменившую ей родных, Сура чувствовала себя увереннее.
– Как ты изменилась, моя девочка. Из просто красивой девушки превратилась в настоящую ослепительную женщину, – с гордостью посмотрела пожилая женщина на Суру. – Я теперь с тростью хожу. Года берут свое. Но на приключения я еще готова пойти.
Она мило улыбнулась, стараясь казаться беззаботной.
Сорок шесть лет, да каждый день может быть последним. Какая же я старая! Но я должна! Я должна довести дело до конца. Я еще могу что-то исправить. Дай мне еще годик прожить, еще семьсот тридцать дней. Смогу и точка. Технократия... Главное вернуть технократию.
– Уважаемые биомеханизмы, у нас мало времени, – напомнил Сцай, нарушив стройный поток рассуждений.
Официально утверждалось, что эмоции механоидам не присущи, однако Сцай проявлял их, пусть и в своеобразной форме. Всех граждан он называл «биомеханизмы». Может, шутил. А, может, нет.
Впрочем, так зачастую называли граждан и многие другие механоиды, подчёркивая своё отличие. Называли без малейшей тени и превосходства, и подобострастия, просто утверждая свою особенность, свою непохожесть. Эту непохожесть за многие годы со времён создания первых механоидов особо утверждать уже и не нужно было – с этим все давно смирились. Но так сложилось. Вошло в привычку, а привычка, как известно, вторая натура.
– Я почти разблокировал замок сейфа. Тут очень сложный код, – сообщил Кейник.
Некогда любознательный подросток превратился в отличного пилота и талантливого инженера. Вокруг глаз его уже залегли неглубокие морщины. Неизменным оставалась преданность Кейника партии и его любовь к зелёному шарфу.
Несмотря на возраст, он по-прежнему был холост и наотрез отказывался заводить семью. Не было тех благ, пособий, что давало бы ему уверенность при правлении Контрпартии, что давало бы ему твердую почву под ногами.
– Ты уверен, что никто ничего не заметит? – встревожилась Сура. – Мне с господином Сарпаком ещё работать, и если...
– Конечно уверен! Всё будет шито-крыто, – весело ответил Кейник, стараясь продемонстрировать юношеский задор, присущий ему десять лет назад.
– Знаю, именно поэтому, внук, я тебя и учила всем премудростям твоего отца, – ответила мадам Шторнец.
Партия контрактников созвала очередное заседание.
Огромный янтарный зал вмещал в себя представителей всех подконтрольных префект, министров и чиновников разного ранга. Трибуны на четверть пустовали. Еще пять лет назад они были заполнены до отказа. Контракты, получившие в то время широкое распространение, стали невероятной наживкой для бедных. Но, когда начали беднеть богатые, начался кризис. Противостоять ему никто не мог. Выживали самые хитрые, жестокие, жадные и беспринципные.
– Уважаемые однопартийцы! Во-первых, прошу принять во внимание тот факт, что изгнанные технократы создали объединение гражданских оппозиционеров во главе с мадам Кфа́сар Шторнец. Они угрожают действующей партийной системе гражданской войной. В обществе сложилось мнение, что правящая Контрпартия не справляется со своими обязанностями, что не является правдой, – начал свою речь заместитель главы партии Лаз Гольдер.
– Я не согласен! – перебил выступление господин Сарпак. – И не согласен именно с тем, что в общественном мнении всё – как выразился уважаемый заместитель, – является неправдой! Сейчас объясню – почему. Дело в том, что коррупция очень серьёзно превысила показатели пятилетней давности. Напомню, она возросла на сорок процентов. Немыслимые цифры. И вы об этом знаете. Жители маленьких префект голодают. Им ничего не остаётся, кроме как бежать в более крупные префекты, власти которых ещё в состоянии прокормить население или наладить промышленность, чтобы граждане жили хоть в каком-то достатке. Да и в крупных префектах далеко не всё в порядке. В первую очередь страдает простой народ. И это в наше-то время? Вы об этом молчите, хотя прекрасно знаете о существовании целого вороха проблем. И у меня вопрос к однопартийцам, представляющим промышленность. Что происходит с отраслью? Почему снизилась заработная плата? Почему её не выплачивают рабочим месяцами? Что не так? Ответьте, господин Слэм До Бэр, – обратился к министру Промышленности Сарпак.
– Я боюсь, что вы попали под гипноз так называемого «общественного мнения», господин Сарпак, что недопустимо для партийного деятеля вашего ранга. А вы? Что именно вы сделали, чтобы улучшить ситуацию? Кроме того, Господин Сарпак, вы приходитесь сыном мадам Шторнец, и доверие к вам – как к родственнику главной технократки – подорвано давно, а ваш сын Кейник – под подозрением в антиправительственной деятельности. Ну и в заключение: ваши слова о несостоятельности нашей промышленности являются полным абсурдом, – попытался «выдержать удар» Слэм До Бэр, после чего в зале стал нарастать гул.
– Не валите с больной головы на здоровую! – эмоционально парировал Сарпак. – Я – на минуточку, если вы забыли! – глава Комитета по работе с государственными деятелями и коррупцией. В мои обязанности не входят вопросы промышленности, тем более – улучшение там ситуации. Именно чиновники, неспособные обеспечить нормальную работу своей отрасли, являются объектом для тщательного рассмотрения их деятельности в моём Комитете. Боюсь, господин Слэм До Бэр, вам в очень скором времени придётся отчитаться за свою работу, и, думаю, что выводы моего Комитета для вас будут весьма неутешительны. А ещё, пользуясь случаем, обращаюсь к вам, господин Фарт О Фрай, как к Верховному прокуратору! Считайте моё сегодняшнее выступление сигналом к проверке деятельности министерства Промышленности, и на коррупционную составляющую – тоже. Соответствующее уведомление вы получите от моего Комитета завтра же. У меня есть на это причины.
Слова Сарпака не остались незамеченными. В политических кругах сладкая ложь всегда ценилась в разы выше. Этот случай не был исключением. Правду не любил никто. Лицо Слэм До Бэра от ярости посерело, приобретая тот же оттенок, что и его пепельные реденькие волосы. Он, активно размахивая своими тонкими ручками и ещё больше походя на какую-то уродливую тощую птицу, закричал, выплёвывая слова:
– Предатель! Его Шторнец! Кейник! Тебя самого надо! Я этого так не оставлю!
Заседание грозило перейти в банальную склоку, и Лаз Гольдер вмешался. Ему было очень важно – вернее, не столько ему, сколько господину Теовилю – провести решение, ради которого, собственно, и планировалось сегодняшнее заседание Контрпартии.
– Просьба прекратить эти беспорядки! – попросил заместитель главы Партии контрактников. – Сейчас на повестке дня у нас стоит совершенно другой вопрос. Сегодня военным советом префекты Дальтия было предложено узаконить применение оружия гвардейцами в случае агрессивного поведения технократов и любых оппозиционеров. Это не блажь и не прихоть. Всё это делается в целях предотвращения гражданской войны. Голосуем!
– Они – либо все глупцы, либо – все коррумпированы, – пробормотал Сарпак, проголосовав «против».
Он знал, что такие методы правления приведут к непоправимым последствиям. Политики, дорвавшиеся до власти, на долгое время установят на территории страны диктаторский режим.
Технократы всегда выбирали того, кто умнее всех.
Контрактники выбирают тех, кто наиболее выгоден.
Сарпак смотрел со своей трибуны на однопартийцев. Тех, кто должен был смотреть с ним в одном направлении, быть единомышленником и продвигать идеи, приводящие к расцвету общества. Однако, с его глаз давно спала пелена, и он больше не питал иллюзий. Его коллеги давно перестали быть его единомышленниками. С течением времени они превратились в массу зажравшихся морд, проживающих в роскошных апартаментах и дрожащих от страха при мысли, что могут потерять свои богатства. Мысль о жизни в окружении маргиналов приводила чиновников в ярость, а неконтролируемая ярость порождала испуг и взяточничество.
– Большинство однопартийцев проголосовали «за», – подвёл итоги заместитель Лаз Гольдер.
Сарпак с презрением посмотрел на присутствующих, но уловил только ответный взгляд Слэм До Бэра, который ехидно ему улыбнулся, почесывая свой одряхлевший подбородок.
Заседание подошло к концу. Контрактники выходили из зала заседаний, как вдруг, возле одного из выходов образовалось встречное движение – какие-то люди в форме внутренней охраны пытались проникнуть внутрь, расталкивая выходящих чиновников.
Кфа́сар Сарпак, ненадолго задержавшийся в зале, чтобы обговорить условия расследования своего запроса в отношении министерства Промышленности с Фарт О Фраем, заметил этот небольшой переполох. «Шестое чувство» попыталось ему что-то подсказать, но голос этого – очень полезного в некоторых случаях – «подсказчика» тут же забил своими разглагольствованиями Верховный прокуратор.
Господин Фарт О Фрай, как и все толстые люди, очень любил поговорить. На самом деле слово «толстый» к этому гражданину не подходило совершенно! Он был не просто толстым – он был чудовищно огромен. Настолько, что не мог ходить самостоятельно и передвигался при помощи специальной подставки на колёсиках. Его широченная шея сливалась с головой, и лоснилась от пота, который выделялся, даже при самых простых движениях туловища. Эта отвратительная гора мяса и жира, одетая в какую-то непонятного цвета мантию, похожую на дешёвый бархатный халат, что-то втолковывала парламентарию насчёт ответственности при принятии решений и взвешенности при их исполнении.
Сарпак уже был не рад, что занял разговором этого чиновника – которого, ко всему прочему, он совершенно не уважал из-за трусости, глупости и готовности подставить любого ради своей выгоды и безопасности. Но оборвать разговор было, по меньшей мере, невежливо, а тот вцепился в руку сенатора своей потной ладонью и продолжал вещать ничего не значащие слова и фразы.
– Господин Сарпак, простите, что я прерываю ваш разговор с уважаемым Верховным прокуратором, но датчики на пульте охраны показывают, что сейф в вашем кабинете открыт, и открыт – не вашим личным кодом, – произнёс откуда-то сбоку крепкий молодой мужчина в простой форме внутренней охраны тёмно-синего цвета, но с большими золотыми шариками на погонах.
Из-за болтовни Фарт О Фрая парламентарий совершенно не заметил подошедшего к ним генерала Вояджана – министр Правопорядка Контрпартии.
– На каком ещё пульте охраны?! Какой сейф?! – спросил Сарпак, а потом, сообразив, стал возмущаться. – Так что же, генерал, вы становили в моём кабинете какие-то датчики, не поставив меня в известность?! Может, вы мой кабинет ещё и прослушиваете? А может, там ещё и видеонаблюдение имеется?! Что вы себе позволяете? Я что, преступник?
Генерал как-то очень наивно посмотрел на Верховного прокуратора, но тут же собрался и очень самоуверенно ответил:
– Но как же! Было такое распоряжение из прокуратуры.
– Только в интересах дела! Господин Теовиль приказал! – нервно перебирая пальцами, забормотал скороговоркой Фарт О Фрай.
– А как же постановление Парламента? Не припоминаю, чтобы такое решение утверждалось на официальном уровне! – не унимался Сарпак.
– Но ваш кабинет – это служебное помещение... Мы подумали... – мялся Верховный прокуратор, а потом опять невпопад добавил своим неприятным высоким голоском. – Только в интересах дела.
– Господин Сарпак! – перебил всех Вояджан. – Пока мы тут законность выясняем – преступник может скрыться с документами из вашего сейфа. Со мной охрана, пойдём и проверим.
– Хорошо, идём, – смирился Кфа́сар.
Больше он не произнёс ни слова, но мысли бежали лихорадочным потоком. Множество вопросов. Ни одного ответа.
Что за ерунда?! В кабинете же оставалась Сура. Да и подозрительно... Какого чёрта выяснять про якобы вскрытый сейф явился целый министр? Хватило бы и начальника охраны здания Парламента.
Оппозиционеры-технократы искали доклад о местонахождении Верлиона – бывшем правителе времен Партии мира и процветания.
Охота за ним не прекращалась с тех времен, когда он вынужденно покинул свой пост, но Шторнец заинтересовала другая папка, которую она быстро спрятала в свою сумочку. Она не могла поверить, что ее родной сын причастен к тому, что ей удалось выкрасть.
– О, мой друг Верлион, как мне тебя сейчас не хватает, –тихо произнесла мадам Шторнец.
Знала: никто не обратит внимание, что она совершила кражу. Как знала и то, что в очередной раз, технократы пропустят мимо ушей слова сожаления об отсутствии Верлиона.
Гораздо громче произнесла она совсем другое:
– Дорогой внук, сбрей с лица щетину.
– Мадам, я полагаю, что сейчас не время рассуждать об этом, – разумно заметил Кейник и тут же спросил. – Вы ничего не слышите? По-моему, загудел лифт.
– Неужели Сарпак возвращается? Почему так рано? – насторожилась Сура.
– Видимо, заседание закончилось быстрее, чем мы планировали, – предположил Кейник. – Всё, уходим. У нас осталось не более минуты.
– Сура, нам нужно уходить. Не сдавайся, моя девочка, – с волнением проговорила мадам Шторнец.
– Как бы мне хотелось уйти с вами. Но я всё понимаю – нужно оставаться здесь ради нашего общего дела. Рада была вас повидать. Я буду скучать. Уже скучаю, – произнесла Сура, провожая взглядом своих родных и близких.
– Сестрёнка, скоро всё закончится. Обещаю! – махнул на прощание Кейник.
Мадам Шторнец и Сцай с Кейником быстро перешли по гидравлической лестнице в поджидавшую их вертушку. Резко сорвавшись с места, летательный аппарат быстро затерялся между высоток префекты Дальтии, в столичном городе - Миженски.
Что-то пошло не так. Сура это понимала. Сердце колотилось, словно бешеное. Страхи вновь атаковали с удвоенной силой, но внешне Сура оставалась спокойной и непоколебимой. В глазах её не было ни ужаса, ни раскаяния, ни сожаления – полный штиль.
Наведя порядок в сейфе, она как ни в чём ни бывало села диван, и, сложив руки на коленях, стала ожидать своего начальника.
– Сура, ты здесь? – задал вопрос Сарпак, переступив порог кабинета.
– Да, мой господин. Как и просили, я вас дождалась, - произнесла растерянно.
– В кабинет в моё отсутствие заходил кто-нибудь? – раскурив трубку, Кфа́сар подошёл к сейфу, подёргал круглую ручку и обратился к генералу, который с двумя охранниками стоял у входной двери. – Видите? Всё в порядке, сейф закрыт.
– А вы никуда не отлучались? Может, здесь кто-то был, пока вы выходили? – спросил генерал Вояджан.
– Я тут была одна и никуда не выходила. Клянусь! – ответила Сура с дрожью в голосе.
– Уверены? – ехидно поинтересовался генерал и, не став дожидаться ответа, приказал одному из охранников. – Сержант, включите прослушку на воспроизведение!
– Слушаюсь, – с этими словами один из охранников вытащил из нагрудного кармана небольшую чёрную коробочку, нажал несколько кнопок на ней, и в кабинете зазвучали голоса.
Напускная уверенность стекла с лица Суры, словно дешёвые краски, щедро политые водой. Накрывало осознанием неизбежности, пониманием, что отрицать всё бесполезно. Вот они доказательства её вины. Всего за мгновение она умудрилась состариться лет на десять. Но за свои поступки она не испытывала никакого стыда. Будучи гордой девушкой, она расправила плечи, и с достоинством ожидала своего наказания.
– Господин Сарпак, тут были ваша мать и сын. Был ещё и кто-то третий – по имени Сцай – но его личность пока не установлена. И они копались в вашем сейфе, – с какой-то ленивой усмешкой произнёс генерал. – Как видно из общего разговора, ваша помощница – госпожа Лехпаха Сура – является их сообщницей.
Прошла ровно секунда, после чего господин Сарпак осознал сказанное и принялся громить всё, что попадалось ему на глаза.
Предательство – то, чего он опасался.
Предательство – то, с чем ему довелось столкнуться.
Он ценил Суру, доверял ей, как себе. Возможно, он не перестал ей доверять даже в эту секунду зная, куда катиться его страна, в прошлом Великая и могущественная - Префектория. Возможно, он бы сам переметнулся обратно. Всё чаще и чаще посещали его подобные мысли. Глядя, в какую пропасть катится его страна, Сарпак неизменно приходил к выводу, что насильственная смена власти не принесла желанных перемен. Всё светлое, что было прежде, уничтожили новые порядки. Все начинания ныне правящей партии были губительны для Префектории. Чем дольше Сарпак наблюдал, тем сильнее убеждался в том, что всегда в душе был технократом. И именно их идеи находили живой отклик в его сердце.
– Господин! Господин! Вставьте новый кислородный блок, от нервов у вас снова повышается температура, – забеспокоился откуда-то взявшийся Вермонд.
– Какие же вы идиоты! Зачем надо было... – ни к кому конкретно не обращаясь, выдохнул парламентарий, а потом повернулся к своей помощнице. – Сура, я тебе верил, а ты меня подставила! Убила во мне все доверие ко всем! Слышишь? Ко всем!
В голосе его промелькнуло сожаление.
Если бы не Вояджан и его «миньоны», он бы попытался сам разобраться с ситуацией. Но не сейчас. Сейчас Сарпак вышел на тропу войны с однопартийцами. Мужчина запутался. Все призрачные идеалы, за которыми он гнался всё это время, разрушились. Рассыпались, подобно песку.
Осознание накрыло его с головой. Тяжёлое. Гнетущее. С нотами обречённости.
Кфа́сар остался один.
– Вы знаете, что я борюсь за правду и не сомневаюсь: однажды вы присоединитесь к нам, господин Сарпак, – гордо произнесла она.
Чиновник постоял несколько мгновений молча, посасывая потухшую трубку, а потом вдруг рявкнул на весь кабинет:
– Всем выйти вон!!! На минуту всем выйти из кабинета!
Удивительно, но оторопевшие охранники вместе с генералом Вояджаном без пререканий вышли из помещения и даже прикрыли за собой дверь. Сарпак вытащил золотую прямоугольную фигуру. В центре красовался Пальхорикон, он надавил на силуэт зверя. На несколько секунд помещение заполнил звук высокочастотных волн - почти двадцать тысяч герц.
Сура зажала уши ладонями - слишком невыносимым был этот звук для нормального гражданина. Сарпак из-за бесконечных модификаций тела на ультразвук внимания не обратил. По комнате друг за другом раздались хлопки. Искры из нескольких углов падали вниз, а дым от подслушивающих устройств быстро рассеялся в воздухе.
Расправившись с микрофонами, Кфа́сар Сарпак продолжил:
– Ты ничего не знаешь. Ничего не видела. Поняла меня? – быстро, почти шёпотом проговорил Сарпак, обращаясь к Суре. – С сейфом – тебя заставили угрозами. Ни в чём не признавайся! С записью я разберусь.
– Я ничего не скажу, – так же быстро ответила Сура.
– Деточка моя, я помню тебя с пелёнок. Как бы они тебя не пытали – молчи! Тебя однозначно отправят в На Ха Ли Кавоир. Я не с вами, но и не с контрактниками. У меня есть власть, которой у вас нет. Я отправлю за тобой помощь. Вытащу тебя из тюрьмы, – добавить больше он ничего не успел.
В открывшейся двери показались охранники и генерал Вояджан, громко приказавший:
– Арестовать предательницу! Немедленно!
Взгляд переметнулся в сторону Суры. Глядя на неё, генерал добавил.
– Лехпаха Сура, вы арестованы за предательство правящей партии и преступную связь с лидерами оппозиции.
Когда все вышли, в кабинете остались только Сарпак и Вермонд.
Раскат грома нарушил тишину - за окном разразилась гроза. Небо затянули тучи. Темно, мрачно, серо. Зигзаги молний яркими вспышками очерчивали контуры стоящих вокруг небоскрёбов, а шум падающей с неба воды перекрыл все звуки, ранее доносящиеся с улицы.
– Да... Погодка под стать настроению, – устало произнёс Сарпак и спросил у механоида. – Что же делать?
Помощник, помедлив несколько секунд, ответил:
– Вам, хозяин, только что и нужно – понять: с чего начинать. Что делать – вы уже, мне кажется, решили.
Слова Вермонда так зацепили Сарпака за душу, что он в раздумье произнёс:
– Знаешь, Вермонд, иногда я начинаю верить, что это ты – обычный гражданин, а я – всего лишь механоид.
Префектория. Глава 1. Часть 1
Наступил, пожалуй, самый тяжелый день в году для граждан Префектории. События последних дней, свидетелями коих им довелось стать, были, мягко говоря, противоречивыми. В стране творилась форменная неразбериха. Граждане толком не понимали, во что она выльется, и к чему приведёт. На мирное решение конфликта не рассчитывали, иллюзий не питали, готовясь к худшему. Тучи сгущались, напряжение росло, оптимизма у жителей не прибавлялось.
Смена власти? Переворот? Война?
Случиться могло что угодно, и ни один пункт из этого списка оптимизма гражданам не внушал. Никто не решался выйти на работу, никто не осмеливался что-либо говорить, а СМИ по приказу былой политической силы штамповали проплаченные колонки в газетах об очередных, - с большей долей вероятности - призрачных успехах.
Перед большинством граждан маячила пугающая неизвестность, но для одной Великой женщины, которая возводила в Абсолют технократию, все было решено. Из семисот тридцати дней в году, именно сорок второго числа, предпоследнего месяца адара, она, с глубокой тоской, поднималась со своей делегацией на дирижабле ввысь, на нейтральную воздушную территорию, над столицей главной префекты Дальтии – Миженски.
Праздник был омрачен.
Женщина ловила себя на мысли, что день создания объединенного государства Префектория, возможно уже никогда не будет ознаменован главным событием в году. Символично, что именно в этот день Партия Контрактников назначила переговоры с Партией мира и процветания. Это был открытый плевок в сторону технократов. Мадам Шторнец была готова ко всему, выслушать все, и проиграть.
Где-то на горизонте атмосфера спутника Дальтары соприкасалась с атмосферой планеты Дальты, образовывая почти невидимые глазу прозрачные вибрирующие волны. Это было настолько обычным явлением, что не вызывало никакого удивления ни у жителей спутника, ни у жителей планеты.
Стояли дни так называемого «активного взаимодействия», когда ничто не мешало летательным аппаратам находиться в атмосфере.
Высоко в небе, над столицей Префектории – городом Миженски – несколько десятков военных дирижаблей правящей партии выстроились в ряд напротив паровой флотилии оппозиционеров. Редкие небольшие облака проплывали мимо кораблей.
Город был тих и мрачен. По улицам его растекалась пугающе-вязкая тишина, предупреждающая об опасности. Город медленно погружался в тревожный, сродни нежеланному, забвению, сон. Вместо ежегодных красочных торжеств, когда на главном открытом пространстве над Миженски, известном, как «Пустая площадь», устраивали воздушное представление, наблюдалось полное отсутствие даже намека на праздник. Возможно в семейных кругах «полных» патриотов и были празднества, но при смене политической силы, об этом старались не распространятся.
Сильнее всего жителей Миженски настораживало присутствие в черте города военных армад. Большинство из них никогда не видело военные судна. Тем более в таком количестве. Кто-то нарушил табу, а кто-то вынуждено на скорую руку оснастил дипломатические дирижабли оружием, под стать врагу. Табу тоже было нарушено. Немногочисленные вертушки, паропланы, дирижабли сторонились необычного «парада» флотилий противоборствующих сторон, изучая новые, непривычные пути маршрута.
Противоборствующие силы «подрабатывали» двигателями, набирая высоту, освобождая все больше пара. Но когда вся плоскость воздушных армад наконец-то поднялась до рубежа, разграничивающего соприкосновение атмосфер, батальоны крейсеров с обеих сторон пересекли эту невидимую границу над планетой. Лёгкие сизые клубы отработанного пара от двигателей кораблей рассеивал попутный ветер, показывая величие грандиозных механических конструкций.
Крейсеры остановились перед центром гигантского эллипса, образовав с нескольких сторон его некие подобия сегментов на нейтральной территории.
Из каждого флагманского корабля по направлению к центру вылетели паровые платформы, в которых находились представители партий, и остановились в нескольких метрах друг от друга.
Оттягивать решающий момент далее не представлялось возможным. Переговоры начались.
– Я так понимаю, Партия мира и процветания решила никого не посылать на переговоры. Надо полагать, нам предлагают разговаривать с пустой трибуной? – раздался усиленный ормехом голос представителя Контрпартии, который не увидел на противостоящей платформе оппонента.
В голосе его прочитывались нетерпение и раздражение.
– Мадам Шторнец! Вам пора! – механический помощник осторожно тронул за плечо седоволосую женщину, которую из-за её маленького роста практически не было видно за ограждением платформы.
Она мирно дремала. Лицо её было настолько обманчиво-умиротворённым, что никто не поверил бы, узнав, что творится в душе этой женщины. Насколько тяжёлые мысли её одолевают.
– А? Что? Мы уже на месте? Благодарю, Сцай, – спохватилась та и направилась к своему ормеху.
Представители научных, банковских, строительных и других департаментов во главе с лидером Партии Контрактников – Теовилем, на своих платформах молча ждали, когда перед ними появится представитель Партии мира и процветания, но видели только высокую женскую причёску, медленно перемещавшуюся к краю платформы. Обладательницу этой причёски знали все, от мала до велика. Маленькая, низкорослая, пожалуй, даже немного невзрачная на первый взгляд, она была поистине железной леди, которую уважали столь же сильно, сколь и боялись. Страх этот пытались замаскировать, переводя всё в шутку. Пока мадам Шторнец не смотрела им в глаза, успевали посмеяться над ситуацией оценивая ее влияние с одной стороны, а с другой позубоскалить над её ростом, совершенно неудачным для столь выдающейся политической фигуры.
– Сцай, мне нужна подставка. Мне кажется меня никто не видит, - произнесла женщина.
Глядя на внутреннюю стену ограждения, она не сомневалась, что снова стала объектом насмешек из-за своих элитных пятидесяти девяти дюймов.
– Ах, да! Мадам, прошу прощения. Минуту, – механоид тут же подвинул к парапету подставку, чтобы женщина смогла лицезреть своих оппонентов. – Давайте я вам помогу, мадам Шторнец. Подайте руку.
– Благодарю, мой друг, – ответила она и взобралась на подставку.
Перед представителями префекты Альдостока и делегацией Контрпартии предстала старушка, которая натянула гогглы на глаза, чтобы увидеть всех, с кем ей придётся разговаривать. Эта внешне хрупкая – но с непоколебимым стержнем внутри - женщина вызвала бурю негодований у оппонентов, даже испуг. По лагерю оппонентов прокатилась волна перешёптываний. Силу влияния этой женщины на Префекторию понимали все. Она была Великим политиком, способных похвастать немалым опытом.
– Мадам Шторнец? А где господин Верлион? – с плохо скрываемым удивлением поинтересовался высокий мужчина с платформы Контрпартии.
Ещё далеко не старый, элегантно одетый – этот мужчина с седыми висками производил впечатление серьёзного гражданина, точно знающего, чего он хочет.
– Господин Теовиль, после очередного покушения, которое устроила на него достопочтенная Контрпартия, он вынужден скрываться, – уверенно ответила Шторнец, хотя и понимала, что спекулянты готовые получить любую выгоду от неустойчивой системы, не дремлют.
– У нас нет необходимости в ликвидации деятеля, который сделал так много для развития Префектории! – экспрессивно выдал Теовиль.
– Вы действительно считаете, что я вам поверю? Учитывая сложившуюся ситуацию? Разумеется, будучи главой Контрпартии, вы будете всячески отрицать свою причастность к случившемуся, однако, при всём уважении к вам, хочу заметить: не считайте меня наивной. Но сейчас – даже не это главное. Господин Теовиль, у меня к вам масса вопросов. И как заместитель главы Партии мира и процветания я имею законное право на эти вопросы, – указательный палец всё ещё изящной женской руки, казалось, сейчас воткнётся в грудь лидера Контрпартии. – Кто вам дал право на переворот? Кто вам дал право узаконить движение синквоиров? Кто вам дал право, строить военные суда, в конце концов?!
Голос мадам подрагивал, выдавая едва сдерживаемую ярость. Негодование, злость и презрение к гражданину, изображавшему святую простоту и невинность, раздирали на части. Однако, сорваться на крик, продемонстрировав поведение, недостойное члена общества её уровня, было непозволительно. Она сделала ставку на нейтральный тон, старалась держать себя в руках. Не терять чести и достоинства, не веселить всех, кто пришёл сюда посмеяться над падением действующей власти, поддеть их, словно глупых шавок, легко поддающихся на любую провокацию.
– А при чём тут синквоиры? – удивился Контрактник; очевидно, он полагал, что информация засекречена и попытался перевести тему. – Этот путь выбрали гражданские лица, мадам Шторнец! Они устали служить технократам. Они хотят свободы! Это и есть их цель. Вы этого не понимаете, но Партия мира и процветания давно устарела. Ваши замыслы и дела никчёмны, как и структура правления. – Высокомерно ответил Теовиль.
– Не стоит говорить за весь народ. Префекторианцы работают в свободном графике! Мы не диктаторы, коими вы стараетесь нас выставить. И все прекрасно понимают, что вы говорите неправду! Вы лжёте! Народ никогда не променяет стабильность на туманное будущее работая по какому-то контракту, и за бумагу, которую вы валютой назвали! – Уже повысив тон, Шторнец, пыталась и говорить, и понять, в какой момент они упустили угрозу захвата власти. – Используя отряды движения синквоиров, вы, господин Теовиль, ворвались в Парламент и объявили импичмент главе Партии мира и процветания – господину Верлиону! Это – противозаконно. Ваши действия сулят раскол Префектории. Все ценности, заложенные великим Миженски в идею об объединённых планетах, распадаются на глазах! Вы готовите нам крах! – Гневно объявила старуха.
Хотя старухой её сейчас никто бы не рискнул назвать, в ее тридцать шесть лет – исступление и ярость в словах мадам Шторнец распрямили её плечи, вернув в глаза молодой блеск и задор.
– Позвольте с вами не согласиться. Ваши суждения так же устарели, как и ваши методы управления. Именно мы сохраняем традиции, которые заложил господин Миженски! Префектория была и будет едина, и это – не обсуждается! Но для дальнейшего развития нужны реформы. А нынешняя власть на них не способна, она не считается с правами своих граждан на лучшую жизнь, – не сдавался Теовиль.
– Я не позволю разрушить мир и спокойствие в моём родном доме! Да как же вы не понимаете, что, прикрываясь реформами, несёте разруху и упадок в наш мир?! Раздавая контракты руководителям префект, вы даете им шанс на самостоятельность, взамен на чертовы налоги! Взамен на валюту! Так вот! Это не налоги! Это нажива! Почувствовав эту независимость, они рано или поздно потребуют свободу! Мы строили наше государство не одну сотню лет. Мы машина. Единая Машина будет двигаться вперед тогда, когда все шестеренки будут на месте! – жёстко ответила Шторнец.
– Видимо, вы меня просто не хотите услышать, мадам Шторнец. Хорошо, не буду отнимать ваше драгоценное время, позволю высказаться другим. Хочу предоставить слово главе комитета Парламента по работе с государственными деятелями – господину Сарпаку, - с напускным сожалением объявил лидер Контрпартии.
К ормеху неторопливо подошел мужчина. Внешность его была отталкивающей, если не сказать – уродливой. Он выглядел так, словно провёл несколько лет на войне, и эти годы не прошли для него даром, обезобразив внешне до неузнаваемости. Или же так, слишком увлекся совершенствованием своего тела всевозможными вспомогательными биопротезами.
В какой-то момент мадам подумала, что ослышалась. Но если слух мог подвести, глаза не обманывали. Она прекрасно видела того, кто стоял напротив, посматривая на неё свысока. Он был ей знаком. Слишком хорошо знаком. Ближе не придумаешь.
Сердце предательски кольнуло, но женщина поспешила отбросить ненужную, неуместную в сложившейся ситуации сентиментальность.
– Ваш сын, мадам Шторнец, – тихо сказал просчитавший ситуацию Сцай, наклоняясь к уху женщины.
– Знаю, мой друг. Нашли мою болевую точку. Но это – его выбор, – также тихо ответила она.
– Мадам Шторнец! Обращаюсь к вам! В связи с тем, что нынешняя власть проявляет бездействие по многим социальным вопросам, предлагаю вам сдать ваши полномочия и сложить свой депутатский мандат до начала, следующего заседания, а ещё... – начал, было, Сарпак, но Шторнец его прервала:
– С какой стати я обязана это делать, сын мой? Вы принуждаете меня? Принуждайте, вот тут. Прямо сейчас. – Неуверенно выпрямив спину, она попыталась не казаться сломленной.
Она вела дискуссию уже не так напористо, с обманчиво-непосредственной усмешкой, но Сарпак, зная свою мать, понимал – диалог будет тяжёлым. Он перевёл дыхание и продолжил:
– Мадам Шторнец, хочу напомнить вам, что пункт сто четырнадцать гласит: «Присутствие более двух партий в Парламенте нежелательно, дабы избежать непреднамеренных поступков со стороны неизбранных народом деятелей...». – зачитал свои заметки с листочка, который был написан явно на коленке, за несколько минут до начала «стычки» с матерью.
– Господин Сарпак, вы цитируете данный пункт не целиком, а продолжение его гласит: «Притом, что существование других партий не запрещается...». Следовательно, вы ошиблись, – снова перебив сына, дополнила мадам Шторнец.
Чтобы цитировать законодательство, ей не требовалось заглядывать в позорные шпаргалки. Превосходство устного знания законов слегка подбодрило ее. Мадам гордилась этим.
– Да, существование других партий в обществе не запрещается, но в Парламенте – нежелательно! И ваши слова – это попытка уцепиться за соломинку, они только подтверждают то, что вы сдаётесь. Вы прекрасно понимаете: наша Контрпартия имеет всенародную поддержку, ваш лидер Верлион исчез, тем самым подтвердив вынесенный ему импичмент, а сторонние движения вас тоже не поддерживают... На что вы надеетесь? Вы что, хотите развязать гражданскую войну? – вмешался заместитель главы Контрпартии Лаз Гольдер.
Мадам Шторнец смотрела на оппонента и понимала, что он озвучил горькую правду – Партия мира и процветания больше не является верховной. Но сдаваться было не в её правилах, и она произнесла, гордо подняв голову:
– Хочу услышать слова представителя префекты Альдосток, из Дальтары, господина Альдограма. Может быть хоть у кого-то еще голова на месте!
Или я осталась совсем одна. Хочется сказать, хрупкая женщина осталась без поддержки своего товарища и друга – Верлиона. Я не уверена в своей победе. У меня нет шансов на победу.
– Мадам Шторнец, хочу ошибиться, но это похоже на конец вашего правления? – отвлек ее от мыслей верный механоид.
Ей это не понравилось. Ни слова, ни оглушительная пустота, воцарившаяся в мыслях после этих слов.
– Я не знаю, друг мой, – печальным тоном ответила женщина. – Сейчас всё зависит от представителя префекты спутника.
Хотя... Чует моё сердце – за нас уже всё решили.
На платформе Альдостока к ормеху подошёл грузный мужчина в строгом сюртуке, напрочь лишённом хоть какого-то намёка на элегантность. Он был предельно прост, пожалуй, даже примитивен, как и речь народа населявших спутник Дальту. Разница в развитии прослеживалась налицо.
Жёсткие усы потенциального оратора топорщились в разные стороны, на восемь дюймов, а может и все десять, не меньше, что придавало ему грозный, но вместе с тем чуть комичный вид. Шторнец хоть и уважала своего коллегу с Альдостока, но никогда не понимала отсутствие вкуса в одежде, и скудном, если не сказать ущербном, с её точки зрения, словарном запасе. Но ей казалось, что и уважение вот-вот пропадет.
– Все быстро произошло. Очень быстро. Смена власти - полная неожиданность. Делегация нашей планеты провела переговоры с каждой из сторон...
Альдограм как-то не очень уверенно начал свою речь. Или же он мучительно пытался подобрать слова, но не успевал, не хотел казаться невеждой в разговоре с Теовилем и Шторнец. В институтах Дальтары никогда не преподавали высокопарную речь. Это было слышно, и всегда выглядело нелепо, особенно при трансляциях переговоров спутника и главной планеты.
– Это ложь, Сцай. Никто к нам не обращался за консультациями со спутника, – тихо шепнула механоиду женщина.
Какой же он примитивный урод!
– Я знаю, мадам Шторнец, – так же тихо ответил Сцай, даже особо не вслушиваясь в слова премьера Альдостока, который, между тем, продолжал:
– Гарантии Контрпартии, которые позволят Альдостоку открыть миллионы рабочих мест, удовлетворяют наши амбиции. Мы долго совещались и полностью одобряем действия Теовиля и его партии. Это – всё, что я могу сказать, – закончил Альдограм.
Платформа представителей префекты спутника, не дожидаясь обсуждения слов лидера, тут же вылетела к своему главному кораблю в сопровождении крейсеров эскорта. Металлические развалюхи, - а именно так подшучивали над флотом Дальтары на Дальте, - устремились в воздушный «тоннель», соединяющий спутник и центральную планету. Даже слишком быстро устремились. Кажется, Альдограм всё знал наперёд, был в курсе, что будет дальше.
– Мне очень жаль, мадам Шторнец. Я предлагаю вам подписать необходимые документы и сдать мандат, – с показным сожалением произнёс господин Теовиль.
– И не подумаю! Мы ещё поборемся! Всего хорошего! – зло ухмыльнулась разом постаревшая женщина и добавила. – Обязательно поборемся! Сцай, летим обратно.
– Слушаюсь, мадам Шторнец, – ответил механоид.
– Вы не имеете права, мадам Шторнец, – крикнул ей в спину Сарпак, а Теовиль, как-то гнусно улыбнувшись, добавил:
– Поборемся? Ну-ну. Для этого ещё нужно иметь как минимум саму возможность.
Кристофер Руоккио «Ревущая тьма»
«Ревущая тьма» – второй роман масштабного цикла Кристофера Руоккио “Пожиратель солнца”. На русский язык на данный момент переведено пять романов, плюс автор планирует ещё два, а также пару сборников рассказов по этой вселенной. Жанр цикла – космоопера. При чтении невольно возникают сравнения с другими известными циклами этого жанра: «Дюной» Фрэнка Герберта и межавторским мегациклом «Warhammer 40000». От «Вахи» здесь путешествия через варп и могущественная Империя с вездесущей Инквизицией (здесь она называется Капелла). От «Дюны» – феодальный строй общества, личные энергетические щиты и многочисленные интриги. Стоит отметить, что не возникает ощущение заимствований – автор обыгрывает старые идеи совершенно по-новому. Признаться, мне романы Руоккио понравились даже больше, чем Герберта. Молодой автор первым романом задал высочайшую планку, поэтому ожидания к продолжению изначально были очень высокими. Что же, автор их полностью оправдал. Своим подходом к созданию мира и проработке персонажей Кристофер Руоккио мне во многом напоминает Брендона Сандерсона.
Яркой чертой романа для меня стал язык написания. Он очень сочный, с множеством образных метафор. Да, порой автор несколько перебарщивает с гиперболизацией, но в подобном жанре это смотрится уместно.
Ещё одним плюсом романа стал отлично проработанный мир. Большую часть Вселенной занимает могущественная Соларианская Империя, правит которой богоподобный Император. Повсюду царит феодальный строй, при котором генномодифицированные аристократы практически не похожи на обычных людей. Они выращены в пробирке, живут веками и физически совершенны. За соблюдением различных норм и законов неусыпно следит непреклонная Капелла, мудрые схоласты постигают таинства наук, ну а многомиллионные легионы покоряют новые планеты. Однако с недавних пор у человечества появился могучий враг – раса сьельсинов. Они как некая космическая саранча уничтожают один мир за другим, и люди мало что могут им противопоставить.
Повествование ведётся от первого лица в формате мемуаров главного героя, Адриана Марло. Всей Вселенной он известен как «Пожиратель Солнца» – человек, ответственный за уничтожение целой расы сьельсинов. На протяжении всего цикла мы видим путь становления этой легендарной личности. На момент первого романа Адриан – юноша из влиятельного аристократического рода, родственник самого Императора. Суровый отец не видит в старшем романтичном сыне своего преемника и планирует отдать его на службу в Капеллу. Адриан же хочет стать учёным-схоластом и исследовать мир, что недопустимо для столь высокородного семейства. Тогда юноша сбегает из дома и окунается в пучину опасных приключений.
Действие «Ревущей тьмы» разворачивается спустя 50 лет после окончания первого романа. Правда большую часть этого времени Адриан провел в состоянии заморозки в фуге. События сразу развиваются лавинообразно, без всяких подводов. Мы видим кучу отсылок к событиям, произошедшим за эти годы, о которых мы мало что знаем, и поначалу было довольно сложно разобраться в происходящем. Адриан за это время изрядно изменился. Из юноши, бежавшего от ненавистной судьбы и перенесшего множество страданий и потерь, он превращается в зрелого мужчину, который обрёл цель в жизни. Цель эта весьма грандиозна – установить мир между сьельсинами и людьми, прекратить кровопролитие. Однако до этого ещё далеко, и Адриан предстаёт в роли командира отряда наемников, представляющих Империю на далёких границах космоса. Не всем членам команды нравится, что их миссия так сильно затянулась, и они желают вернуться к активным боевым действиям. Чтобы установить контакт со сьельсинами, Адриан должен найти посредника. Цель поиска – легендарная планета Воргоссос и ее бессменный владыка Кхарн Сагара, по прозвищу Вечный. Найти следы таинственного мира главный герой пытается среди экстрасоларианцев – потомков людей, отринувших заветы Капеллы. Чем же обернутся эти поиски, мы с вами узнаем на страницах романа.
В своем романе автор затрагивает множество интересных тем. Например, мне понравились философские размышления о природе человечности. Экстрасоларианцы повсеместно модернизируют свои тела при помощи генных модификаций и механизмов, что строго-настрого запрещено Капеллой. Перестают ли они от этого быть людьми? Да, Империя не гнушается евгеникой при создании палатинов, но это, по их мнению, совсем другое. В экстрасоларианских городах процветает и клонирование, что поначалу повергает Адриана в ужас. Он, воспитанный по заветам Капеллы, никак не может принять подобные издевательства над человеческим телом. Ещё больший шок ожидает главного героя при встрече с Кхарном Сагарой и его ручным деймоном – искусственным разумом, созданным древними мерикани.
Задача Марло по примирению людей и сьельсинов усложняется тем, что их культура и язык очень далеки. Сьельсины – хищники по натуре. В их языке нет даже синонимов слов «сотрудничество» и «договор». Для них все просто – сильный подчиняется слабому. Как можно заключить мир с существами, для которых само упоминание о примирении является признанием собственной слабости? Концепция торговли им также не знакома. Подобное взаимодействие напомнило мне роман Питера Уоттса «Ложная слепота».
Персонажи автору также удались. Сам Адриан Марло довольно противоречив и неоднозначен. Кем он только не побывал на страницах романа: мечтателем, глупцом, дипломатом, плохим солдатом, прославленным полководцем, преступником и даже полубогом, создавшим собственную легенду. Его репутация в глазах окружающих подобна синусоиде с резкими взлетает и падениями. Особенностью героя является излишняя мелодраматичность. Он при каждом удобном случае цитирует писателей-романтиков древности, часто сравнивая себя с ними. Это и не мудрено – его мать занималась постановкой пьес, а наставник прививал любовь к литературе. Подобное мировоззрение въелось в Адриана с детства. При этом как сам герой, так и окружающие часто иронизируют над этой его чертой. Постарался Руоккио и при создании второстепенных персонажей. Получилась сборная солянка из самых различных героев, которые тем не менее прекрасно дополняют друг друга. Местами даже возникает чувство общности, которое можно увидеть, например, у наемников «Черного Отряда» Глена Кука. Романтические отношения также присутствуют, но им не хватает глубины. Скорее они – лишь двигатель сюжета. Впрочем, меня такое положение вещей полностью устраивает.
Главным минусом для меня стала динамика повествования. Автор все же основной акцент делает на психологизм персонажей и описание мира. Событий в романе вроде бы и много, но между редкими периодами действия огромные промежутки рефлексий и философии. Экшн-сцен в романе не очень много, но прописаны они хорошо. Действия динамичны, за главного героя по-настоящему переживаешь. Однако в промежутки между ними можно и заскучать.
Итог: Если «Империя тишины» была в первую очередь романом взросления, то «Ревущая тьма» больше напоминает квест, в хорошем понимании этого слова. Главный герой ставит перед собой цель и идёт к ней, несмотря на все преграды. Местечковые приключения первой части перерастают в большую политическую игру, на кону в которой судьба всей Вселенной. Кристофер Руоккио ещё больше расширяет свой мир, показывает множество новых интересных локаций и чуждых нам существ. Некоторые недочёты первого романа он исправляет, а достоинства приумножает. Однозначно продолжу знакомство с циклом.
Кристофер Руоккио «Империя тишины»
«Империя тишины» – роман Кристофера Руоккио, написанный в жанре космооперы.
Начинается роман с того, что главный герой, а он же рассказчик, говорит о своих очень весомых поступках, буквально всколыхнувших всю Галактику. В первой же главе мы видим его совсем юным парнишкой. Сразу же становится понятно, что нам предстоит проследить весь путь героя с самого начала. Этот приём всегда хорош, потому что помогает понять мотивацию поступков персонажа. Примерно это же использовал Жан-Филипп Жаворски в своём романе «Неумерший». Автор романа совсем молод, что никак не сказалось на качестве произведения. Единственный момент, где это заметно, описание личности главного героя – молодого, нагловатого и дерзкого.
Жанр космоопера довольно интересен и самобытен, поэтому в книге можно увидеть элементы и фантастики, и фэнтези. Замки, доспехи и мечи соседствуют с энергетическим оружием, космическими кораблями и межзвездной экспансией.
Главный герой, Адриан Марло, принадлежит к высшему сословию – палатинам. На дворе семнадцатое тысячелетие и благодаря генетическим улучшениям аристократы могут жить тысячелетиями. Межзвездные перелеты давно освоены, и человечество покорило десятки тысяч миров.
Сама история довольно проста. Адриан Марло – сын и наследник архонта одной довольно богатой планеты. Только вот родился он не совсем таким, каким бы его хотел видеть отец: слишком мягок и человечен, недостаточно амбициозен и далёк от политической борьбы. Статус палатина и наследника юноше только мешает и создаёт проблемы в отношениях с окружающими. Он одинок, власть тяготит его, и вскоре становится очевидно, что ему нет места в этой сложной иерархической системе. Адриан получает хорошее образование и с большим уважением относится своему наставнику Тору Гибсону. В романе довольно много пафоса, над чем сам же автор и шутит: наставник часто укоряет юношу за излишний драматизм и постоянное цитирование классиков. Адриан гораздо больше власти любит новые знания, науки, языки и дипломатию. Это очень странно сочетается с его излишней эмоциональностью и чувствительностью, нетипичными для палатина. Часто его чувства перевешивают доводы разума. Всё это вкупе с несдержанностью приводит к тому, что отец лишает Адриана титула наследника. Вместо этого юноше предстоит отправиться на отдаленную планету Весперад, чтобы стать священником Капеллы – своеобразной Инквизиции. Даже это отец делает исходя из прагматических целей: Капелла обладает большой властью в Галактике, поэтому иметь там своего человека всегда полезно. Сам же Адриан грезит путешествиями и новыми знаниями, поэтому решает стать учёным-схоластом. При помощи Гибсона план побега разработан: контрабандисты должны доставить юношу, погруженного в криосон, в точку назначения – школу схоластов. Но что-то идёт не так, и Адриан приходит в себя совершенно голым на неизвестной бедной планете. Так начинается история его выживания, взлётов и падений в этом отдалённом мире. Бродяжничество, воровство, голод, стычки с местными бездомными – к этому юного палатина явно не готовили.
Несмотря на простоту задумки, книга меня сразу же зацепила своим поэтичным языком, чарующей атмосферой и интересным миром. Зная, чего герой добьётся в будущем, интересно наблюдать за его молодостью. Рассказчик совершенно объективен и нередко осуждает собственные поступки и решения.
Многие горести, пережитые Адрианом Марло в детстве и юности, сильно повлияли на его личность. Он стал жестким, решительным, с горячим нравом. Как и все палатины, родился он искусственно в лаборатории от объединённых генов его родителей. Качественные гены в семнадцатом тысячелетии являются огромной ценностью, и аристократы более простого рода готовы многое отдать за брак с более старинным родом, даже если к браку не прилагаются деньги и титулы. Да и с семьей Адриану не особо повезло: брат – садист и психопат, при этом не особо умный, отец – карьерист, готовый на всё ради власти, мать – лесбиянка, прожигающая жизнь в летнем дворце с любовницами. В подобных условиях главного героя всегда преследовали одиночество и непонимание.
Мир романа удался Кристоферу Руоккио на славу. Этому факту немало поспособствовало заимствование многих названий, терминов и титулов из истории Древнего Рима и Древней Греции. Налёт античности чувствуется во многих деталях. Обилие незнакомых слов несколько повышает порог вхождения в роман, и поначалу приходится довольно часто обращаться к глоссарию в конце книги.
А вот второстепенные персонажи удалились несколько хуже. Чувствуется, что они нужны в первую очередь для раскрытия главного героя. Любовные линии здесь также присутствуют, но они выглядят как-то неловко и натянуто.
Динамика происходящего остаётся довольно высокой примерно две трети романа, в последний же трети гораздо больше диалогов, посвящённых научным исследованиям ксенобитов. Это было несколько скучновато – можно было бы изложить данную информацию гораздо короче.
Стоит оговориться, что во время событий романа бушует война между людьми и расой сьельсинов. Адриан в силу особенностей своего характера одержим идеей мира между этими двумя расами. Хотя из начала романа мы знаем, что именно Марло и уничтожил сьельсинов. Возникает вопрос, как это произошло.
Часто слышу, как «Империю тишины» сравнивают с «Дюной» Фрэнка Герберта. Думаю, скажу крамольную вещь, но по проработке мира и логики поступков роман Кристофера Руоккио мне понравился больше. Сравнения же с «Warhammer 40 000» и «Звёздными войнами», на мой взгляд, вообще неуместны.
К минусам я бы отнес некоторое провисание сюжета ближе к концу книги. Темы диалогов очень часто повторяются, и разговоры не имеют определённой цели. Поступки героя иногда также выглядят очень странно: острый ум и логика соседствуют с заносчивостью и подростковой наивностью. Также порой несколько устаёшь от рефлексий и переживаний главного героя, несоразмерных происходящему.
Итог: Роман оставил после себя приятное впечатление. Довольно интересная история взросления и становления главного героя. Красивый поэтичный язык, продуманный самобытный мир – всё это служит ещё лучшему раскрытию сюжета и позволяет получить ещё больше удовольствия от прочтения.