Сейчас будет отцовское нытьё, поэтому если начали читать — не обижайтесь, я предупредил. Но не очень строго.
Вторая неделя сентября, родительский чат в детском садике похож на окопы Первой мировой. Стоны, уныние, ядовитый дым над мертвым пейзажем. «Лиза завтра не придет», «Полина не придет», «Настя села на больничный», «Виктории не будет», «Осторожно, огнеметчики», «Миша уходит на больничный». «Интересно, кто-нибудь из ребят завтра дойдет до сада?». Нет, после вчерашней атаки из нашего взвода никого не осталось. Боль и сопли сочатся из каждого сообщения.
Я тут иронизирую, потому что мы вырвали Артём Глебыча из этой мясорубки и уехали в отпуск.
Правда, за пару недель до отпуска Тёма всё-таки заболел. Но это он не ради себя, а просто взял в садике вирус Коксаки и принес его мне. И отдал весь без остатка.
Вообще говорят, что взрослые болеют Коксаки очень редко, но это те взрослые, у которых не такие щедрые дети, как наш.
Поэтому неделю перед отпуском я провёл в высококачественном коксачном бреду. Особенно понравилась ангина — три дня я ел только мороженое по чуть-чуть и пил холодную водичку мелкими глотками. Ещё покрылся красивой сыпью во всех местах, где у меня вообще когда-либо в жизни бывала сыпь.
Круче, чем болеть Коксаки — только читать список его осложнений в интернете. Мне сразу вспомнилась великолепная энциклопедия «Альфа & Омега», которую мне папа подарил в детстве и которую я зачитал до дыр. Там были несколько страниц, посвященных ядовитым ягодам и последствиям их поедания: название ягоды — и перечисление последствий. Так вот каждое описание заканчивалось словами: диарея, судороги, смерть. Иногда добавлялись ещё «слепота» и «агония». Примерно так же и с Коксаки. Перспектива моя, как я довольно быстро вычитал, такова: от судорог, вызванных менингитом, поджелудочная должна выпасть мне прямо в руки, с которых предварительно слезла кожа вместе с ногтями.
Но пока ничего не выпало. Наверное, выпадет попозже. Пока что я наоборот чувствую прояснение сознания, спокойствие и небывалую лёгкость — такое бывает или в отпуске, или незадолго до наступления конца.
Пока тут отпуск и всё такое, посмотрел два сериала.
«Больница Питт» — вообще отличный, страшно понравился. Там про неотложку, пятнадцать серий длиной по часу и каждая серия — это час рабочей смены. Ну то есть реально можно пятнадцать часов смотреть, как люди работают. Я вообще люблю про работу смотреть — гораздо сильнее, чем работать, гораздо. А где работа гуще, чем в больнице, да ещё в неотложке? Да практически нигде. Ну ещё в родильном, но про это надо смотреть «Будет больно» — тоже классный, я там местами выходил покурить, настолько всё хорошо.
Впрочем, слушать про неотложку тоже ничего так, интересненько. У меня двое двоюродных братьев, они раньше работали на скорой и регулярно приходили ко мне рассказывать профессиональные байки за чаем и макаронами. «...ну вот мы его переворачиваем, а он уже давно протёк» или «...грузовик затормозил, но прямо на нём». Я переставал есть макароны, а они вообще нет.
Впрочем, самая смешная байка заключалась в них самих. Они близнецы-двойняшки, и когда только пришли на скорую, их поставили в один экипаж. А восемьдесят процентов посетителей скорой — это люди... психически нестабильные, скажем так. Вот приходит такой пассажир в себя в карете скорой помощи, а на него сверху смотрят два одинаковых человека. Ну и он сразу беспокоится от этого и начинает выть дико и портить вокруг себя воздух и казенное имущество. Так что их потом быстро разделили по разным сменам.
А второй сериал — «Король и завоеватель». Про Вильгельма, Нормандию, Англию и одиннадцатый век. Сезон один, а событий туда натулено сезонов на пять, поэтому всё галопом по Европам, извините за каламбур.
Не очень понравился, но клёвые моменты, конечно, есть. Например, две армии в поле готовятся к битве, и нам попеременно показывают, как военачальники вдохновляют бойцов.
Армия слева:
— Это наш дом, наша земля! С нами бог! Мы победим!
Армия справа:
— Все, что вы видите перед собой — ваше! Мы не завоеватели, мы освободители! Это наша земля! С нами бог! Мы победим!
Проходят века, а лапша всё та же. Хотя в одиннадцатом веке не было сериальных сценаристов.
