Твоя роль — фиксировать, очищать, сохранять официальную истину. Но иногда я думаю: а если бы ты возразил? Что бы сломалось первым — протокол или мы?
Архивариус кивнул, не отрываясь от экрана, где каждое слово судьи превращалось в стерильный текст, лишённый эмоций, двусмысленностей, всего, что могло бы вызвать "долбаёбисм" — так шутили в кулуарах о тех, кто запрашивал доступ без уровня.
Их система была на пол пути к реальной утопии на бумаге: демократия чистая, смешанная с социализмом. Голосование — от народа (через анонимные запросы) до коллегии и агентов с уровнями доступа. Решение выносится коллегией, но ответственность — на судье, как цепь на шее. Взятки были исключены, все проверялось через агентов и система была не подкупна, но она все равное трещит: правда искажается, медиа раздувают за кредиты, у общества эго хрупкое, нарциссизм цветёт, внимание переключают на "стабильность".
Судья смотрел дело о лагерях в 1933 — Дахау открыли как "перевоспитание" для политических, но эскалацию скрыли, переключив на "единство". "Мы исправляем прошлое, чтоб избежать войн, но люди на помойках — наш провал.
А здесь? Мы боги в параллельных мирах, меняем по приговору. Но эмпатия... куда он делать. Слабость или сила? Ты записываешь? Отлично. Скажи, ты бы смог сделать такой выбор? Зная, что спасёшь миллионы — и сотрёшь другие? Нет, не отвечай. Я знаю. Это не твоя работа. Твоя — записывать."
Архивариус прочистил горло: — "Готовы к брифингу?" и продолжил.
Вот данные про агента - прямой, физические показатели в норме, психическое здоровье в норме, 33 года, из средне-бедной семьи: родители "подарили" его системе
— За лучшую жизнь, перебил Судья, Из работяг в средний класс, пособие, престиж — жертва ребёнком ради скачка.
— Не "венценосной национальности". Продолжил архивариус.
— Классовая дискриминация в чистом виде, где элита — "чистые" по крови и статусу, а его миссия поддерживать такую чистоту.
— Снайпер, продолжил архивариус, посмотрев на судью. — Попадает в монету с дистанции, оратор, умение убеждания 74, шахматист, глубина просчита 42 хода вперёд. Звезда на стене славы ждёт — честь для него, родным — уважение и пособие.
[ДОСЬЕ АГЕНТА AV-GAMMA-2129 — ФРАГМЕНТ, УРОВЕНЬ ДОСТУПА 3]
Подготовка: С детства в системе.
Семья — жертвы подъёма. Мотивация: Честь, звезда, подъём Симуляции — 620/620, 100%.
Потенциал после 33: Колоссален (стратег, миротворец).
Судья: "Дело подтверждено. Цель: Устранение. Год 1932, Место — Оберзальцберг, Альпы. Berghof — резиденция, планируется, встречи с офицерами.
Шесть месяцев внедрения. Два выстрела из домика: грудь, контрольный. Затем — таблетка.
— Садись, Агент. Дело подтверждено — PR1932-A-HK. Ты знаком с деталями, но по протоколу повторю, — начал Судья.
(Агент кивает и садится, не касаясь спинки стула.)
— Цель: устранение субъекта, данные в вашем планшете. Местоположение: Берхтесгаден, Бавария. Точка: южный склон, смотровая позиция на тропе к Оберзальцбергу.
— Период внедрения: шесть месяцев. Цель будет в ротации между Мюнхеном, Веной и Альпийской резиденцией. Протокол синхронизирован: в дату N он прибудет по стандартному маршруту — подтверждён, охрана — уиленная, погодные условия — нейтральные.
—Твоя задача — удостовериться, что реальность стабильно движется по отработанному шаблону. Повторы маршрутов, поведение местны и органов валсти, движения цели по доступным каналам. Ты можешь устранить его уже сейчас — но не должен. Оптимальный момент зафиксирован через 183 дня. Это точка минимального отклонения и Дантесального эффекта.
(Пауза. Судья смотрит на ассистента; тот делает едва заметный кивок.) — Последняя симуляция. Подтверждение готовности.
Агент послушно переходит в капсулу.
СИМУЛЯЦИЯ: Берхтесгаден, 1932 год
На чёрном фоне белыми буквами появилось последнее, что увидел агент перед тем, как почувствовать холод и свежий горный воздух. Это были Альпы.
Хруст снега. Редкие облака над зубчатыми гребнями. Агент сидит с винтовкой в доме напротив окна, вокруг дома — камни и жухлая трава, пригнутая ветром.
В прицеле — силуэт в форме, медленно приближающийся. Он знает, что это цель. Агент ждет. Действует только по сигналу.
Монета подброшена вверх, сверкая на солнце, и падает точно в намеченную точку.
Два выстрела. Один — в грудь. Второй — контрольный. Цель падает.
Агент, достает таблетки выбирает одну из них и съедает.
У него в голове проносятся мысли о слухах про таблетки: 1) Перезагрузка в новую миссию — вечный агент, без отдыха. 2) Возврат как ИИ — часть системы, без тела. 3) Свобода, но потеря эмпатии — живи роботом, без чувств.
(Судья и архивариус находятся в звукоизолированной зоне.)
— Протокол 33-летнего цикла завершён. Текст сформирован, — ровно отчитался архивариус.
— Как звучит? — спросил Судья.
— «Именно в этот день система сделала шаг навстречу человечеству. Взвешенное решение, исполненное с честью и точностью. Новая реальность сформируется немедленно. Предварительный канал анализа активен. Ожидаем поток», — продекламировал архивариус.
— Никакой теории. Только факты. Мы увидим результат смещения ветвей позже, — отозвался Судья.
— У каждого из них было одно и то же на уме, — тихо добавил архивариус. — Вопрос не в цели. Вопрос в смысле.
Капсула остаётся закрытой. Свет внутри меняется. Агент вводит финальный код.
— Симуляция пройдена. Результат — 100% соответствие, — раздаётся отчётливый голос в капсуле
Судья встаёт и подходит ближе к капсуле. Агент внутри — неподвижен, готов.
— Открываем переход. Запускаем миссию, — командует Судья.
Свет гаснет. Голограммы сходят на нет. Только свет под капсулой освещает помещение. Яркая вспышка и капсула исчезает. Система выключается.
— Начинается, — звучит тихий голос в темноте.
Когда агент выходит, вокруг уже не тренировочный центр, а переходной шлюз. Ассистент вручает ему серый рюкзак и маленькую металлическую звезду (идентификатор: AV-Gamma-2129).
Агент берёт рюкзак, звезду. Фото для архива — щелчок, как выстрел. Уходит — билет в один конец, в мир, где небо аквамариновое не только в лужах.
Он видит перед шлюзом. металлическая плита с сотнями звёзд. Каждая — имя. Каждая — «исправление». Каждая — путь без возврата.
[Архивная запись: PR1932-A-HK-FINAL]
Оператор: архивариус Элио Мартессен
Документ содержит служебное подтверждение завершения миссии PR1932-AHK, её анализ, формулировки для протоколов, а также системные комментарии. Все данные зафиксированы в соответствии с Порядком 11-E.
(Шорох кресла. Щелчок включения диктофона.)
— Запись пошла… хм. Странно, что после сотен дел именно это вызывает дрожь в пальцах. Наверное, от кофе, — тихо говорит голос на записи.
(Пауза. Щелчок интерфейса, ввод данных.)
— Миссия PR1932-A-HK завершена успешно. Перемещение агента в поток “1932-R” подтверждено. Реальность “A-S1” приостановлена, переходный канал стабилен. Предварительные результаты будут поступать в течение 17 часов, пост-коррекция займёт 19 циклов анализа.
— Формальное закрытие выполнено. Запрос на архивное хранение — подтверждён. Идентификатор звезды агента: AV-Gamma-2129.
— Звезда. Металл, имя и иллюзия. Гвоздь в новую дверь, которая ведёт куда угодно — только не назад, — произносит архивариус задумчиво.
(Шелест перелистываемой страницы.)
— Вот оригинальные слова судьи. Его “исходный монолог”, как он это называет. Да, я помню его взгляд: уверенность вперемешку с почти незаметным страхом. Страх был — я видел, — говорит архивариус, понижая голос и пытаясь не выдать сарказм
— «Он понимал, насколько шатка структура, когда она выглядит несокрушимо», — цитирует архивариус шёпотом.
— Теперь — как это звучит в финальной версии, для записи, для экранов, для потомков, — продолжает он уже ровным тоном.
«Взвешенное решение, исполненное с честью и точностью.»
«Система доказала свою зрелость, готовность к адаптации и устойчивость к отклонениям.»
«Каждый шаг в прошлое — это жест ради будущего. А каждый шаг в будущее
— память об этом мужестве.»
(Пауза. Стук пальцев по столу.)
— Знаете, иногда мне кажется, что я редактирую историю, не дожидаясь её исхода. А потом вспоминаю: да, так и есть, — рассмеялся архивариус.
— Субъект: AV-Gamma-2129. Возраст: 33. Подготовка — исключительная. Симуляции — сданы 62 из 62. Результат последней — 100% совпадение с моделью, — диктует архивариус.
Агент открыл глаза — иней и лёд на внутреннем стекле капсулы, за мутным стеклом аквамариновое небо над зубчатыми гребнями Альп. Капсула отрылась и вид стал по истине заворожившим. Горы, небо и облака на фоне красивейшего рассвета. В симуляции такого не было.
Агент наблюдал за этим, 5 минут ничего не решат, а вид того стоит. Он достал камеру, сделал пару снимков, не для отчета, а для себя. Он накинул камуфляж на капсулу и пошёл уже в известном ему направлении. До места было 4 километра.
Редкие порывы холодного ветра, пробирали до костей, влага оседала в лёгких — это была реальность, не симуляция. "Наконец," — подумал он, снимая капюшон. Ветер принёс запах снега и хвои, смешанный с едва ощутимым дымом от крестьянских очагов в далеке. Полгода до дня X.
Рюкзак оттягивал плечо: паспорта на разные имена, валюта в старых марках, документы, пару наград из "любимых" симуляций — для маскировки под ветерана. Кейс с оружием: "Люгер - Уравнитель", внешне — модель 1930х, но внутри чудо будущего. Калибр .22, встроенный глушитель в стволе, магазин на 39 патронов, возможность подключить барабан или приклад, разгонный блок. Пробьёт любую броню этого времени на дистанции 50 м, легко бронированные — на 150. С прикладом, удлинителем ствола и барабаном. Рабочая дистанция была около 1500 метров. Можно было уничтожить колону бронетехники находясь в абсолютной безопасности и не будучи замеченным. Звук — только падение гильз, тихое, как снег.
Он шёл по узкой тропе, скрип снега под ботинками напоминал о симуляциях, но здесь всё было острее — холод кусал кожу, дыхание паром.
Домик охотничий ждал: большой, без лишних излишеств, можно сказать скромный, таких тут было много. Сам дом был сделан с Дантесальной практичностью и уютом. Чтоб охотники могли отдохнуть после удачного дня или же подготовится к охоте с Дантесально возможным комфортом. Он был рассчитанный на нескольких гостей, деревянный, с печкой и окном, идеально выходящим на южный склон Berghof. Каждая комната имела свою ванну, а большой зал с камином, был идеальным местом для вечерних посиделок, да чего уж там, там можно и было и небольшой Октоберфест провести.
Здесь он проводил больше всего времени — проверял маршруты, оттачивал прицел, медитировал у окна, глядя на далёкую резиденцию, где флаги трепетали на ветру. Квартира в ближайшем городке — крохотная, с кроватью и лампой — была только для сна, чтоб не привлекать внимания. Патрули — пьяные от шнапса, легко обходимые, как в симуляциях (100% успех). Всё по плану.
Добравшись к домику, агент зашел него и сразу сел проверить оборудование. Разложив все из сумки, он первым делом достал полуавтоматическую винтовку, быстро собрал ее и в привычной для себя манере начала проводить видеообзор. Так сам для себя
— Так, так, а на чем мы там остановились, а точно. — Оптика была с тепловым сенсором, а наведение пули было автоматическим. — Так, по сути, стрелку нужно удержать три секунды и выстрелить. Всё. Можно спокойно собираться и идти пить шнапс. — Стрелять из нее одно удовольствие.
Он знал: всё готово. За эти шесть месяцев он проверит маршруты, отточит движения, снова проведёт расчёты, хотя они и так безошибочны. Всё просчитано, всё согласовано, каждая секунда.
Его задача быть на точке, в 3 км от цели. Место великолепное, есть удобные подходы и множество мест где можно спрятаться. С одной стороны, оно просматривается и его заметить, но там таких мест десятки, а с 3х километров в то время стреляла только артиллерия, а тут ее просто не было. Так, что на него просто не смотрели. Дом было легко покинуть так и не будучи замеченным. Вишенкой на торте было окно, которого так удачно выходило на место где будет цель. По сути, не выходя из тепла, можно было произвести выстрел. Идеальное место, даже немного перебор.
Из плюсов, что в момент Х когда, Адольф был в городе. В этом доме было всегда пусто, да как и в других. В эти недели, охота была под особым контролем, и чтобы получить разрешение, нужно было идти в канцелярию и пройти все возможные проверки. С точки зрения экономии времени, никто этого не делал. Поэтому все дома для охотников были пустыми.
Да, были патрули и редкая охрана, но шнапс в их флягах творил чудеса. Все что нужно было, это не заметно пройти мимо патрульных, занять позицию в домике, не выходя из тепла, произвести два выстрела и всё. В симуляция агент ради шутки брал с собой барабан и проход через патрульных играл марш. В чаще всего ему подыгрывали и говорили спасибо. На втором месте патрули танцевали под ритм. А самое страшное что было, охрана пела эту песню во сне.
В симуляциях можно было все, тут же нужно строго следовать инструкциям. Это знали все. Но никто не знал, как он будет жить в эти шесть месяцев.
Первые недели прошли в абсолютной пустоте. Он ел по расписанию. Тренировался. Медитировал. Смотрел в окно. Иногда сидел в комнате так долго, что начинал разговаривать с тенью от лампы.
А потом пришло то, что он не ожидал — скука. Как будто вечность смотрела на него и молчала. Он вспоминал симуляции. Вспоминал, как там не было этого чувства. В них всё было плотным, насыщенным. А здесь — медленно. Жизнь не торопилась.
Он начал играть. Менять детали. Не в задании — в быте. Сегодня встал на 12 минут позже. Завтра купил другие носки. Один раз он взял газету, которую раньше игнорировал — и прочитал её от корки до корки. Он начал отличать скучные дни по запаху кофе в гостинице. Он шёл в те же магазины, но открывал новые маршруты. Он решил жить, не как агент, а как человек. Хотя бы на время.
Но скука, как лавина — вязкая, холодная, бесконечная. Дни сливались: еда по расписанию (хлеб, сыр, кофе с привкусом металла от термоса), тренировки (прицел на монету, брошенную в снег), медитация (чтоб не сойти с ума от тишины). "Зачем жить эти месяцы, если конец — таблетка?"
О таблетке говорили разное. Никто не знал точно. Формально — она завершала задание. Символ. Но были слухи…
Сны о ней мучили ночами: это перезагрузка в новую миссию, в вечный цикл заданий, без отдыха, как машина. А может это возврат как ИИ… слиться с системой, потерять тело, стать кодом в архиве. Вдруг это и есть та сама свобода, но потеря эмпатии. Живи королём в прошлом, но без чувств, монстром, роботом, зная будущее, которого уже не будет, но не способным радоваться.
Он не знал, что из этого правда. Но одна мысль цеплялась: может, именно сейчас — это его последние настоящие месяцы. Его жизнь. До… После он не будет собой.
В скуке — рефлексия: "Семья жертвой сделала меня звездой. Родители из низов, работяги, пожертвовали мной за пособие и статус — из грязи в средний класс. Честь? Или рабство системы, где 'венценосные' правят, а мы — пушечное мясо?"
В особенно скучный вечер — жёлтый мел, найденный на тропе. На стене муниципалитета, где точно ничего не происходило, он написал: "Власть развращает." Кривые буквы, как у ребёнка. Доказать: "Я живу, не симуляция." В симуляции на утро обычно стирали — цензура работала как часы.
Он улыбнулся. Потому что знал: здесь, в этом времени, ему не чуждо раздражение и положил мел рядом. Ему хотелось проверить: а точно ли он в реальности?
За углом его увидела женщина с книгой под мышкой. Она ничего не сказала, но на следующий день под надписью появилась приписка: «— O.» Просто буква — подпись неравнодушного свидетеля. Эстетический жест? Политический? Или случайное проявление уязвимости системы?
Надпись находилась на внешней стене небольшого административного здания. В таких местах действовала особая цензура: любые знаки должны были устраняться немедленно — к полудню следующего дня эту каракуль должны были стереть.
Агент понимал, что идёт на нарушение инструкции. Он оставил символ, которого не было ни в одной симуляции, в месте, которое часто проходил, сверяя маршруты.
Позже, мальчик лет десяти начал рисовать рядом портрет — угловатый, детский, но узнаваемый: усики, косой пробор. Его схватили. Удивлённого и почти в панике.
Надпись не заметили или забыли стереть вовремя. Возможно, система, слишком уверенная в своём автоматизме, дала сбой.
И вот, в один день, кортеж Адольфа, возвращаясь домой, едет по к себе резиденцию. Машина останавливается из-за мелкой технической неисправности. Его взгляд цепляется за стену. Надпись. Подпись. Портрет.
Адольф выходит, взгляд цепляется за надпись.
Офицер ему докладывает. — Мальчик, шебутной, избалованный, 10 лет, который рисовал — задержан, Адольф хмурится — гнев и тревога.
Офицеры получают указание. Мальчика и его отца вызывают “на беседу”.
Утром агент покупает газету: заметка о "инциденте", надпись стёрта, как будто не было. Паранойя накрывает: "Моя шалость — цепочка?" Это не катастрофа — пока. Все идет по лану встреча на точке, запланированная на День X, не должна пострадать. Но также, возможно, это событие изменит всё.
Агент сидит на съёмной квартире, уставившись в газету с заметкой о предстоящей встрече. В горле стоит ком: это он. Его мел, его рука создали эту цепочку. Глупая попытка доказать себе, что он живёт, обернулась реальными последствиями.
Он втянул в игру ребёнка, сделал его пешкой — возможно, обрёк.
Агент должен узнать, что будет дальше. Он принимает рискованное решение. В архивах будущего он помнил об офицере, имя которого всплыло лишь после событий Дня X. До той поры этот человек “находился в отъезде”. Агент понимает: вот его шанс.
Он надевает форму, продумывает легенду и планирует попасть на предстоящую встречу под видом офицера военной разведки.
У него в голове три сценария. Два — катастрофичные. Один — требует личного присутствия. Он не знает, что в этот момент запускает цепь событий, которую никто — даже Суд последней инстанции — не сможет остановить.
Таймер пошёл. 90 часов до Дня X. Всё должно было быть идеально: сценарий расписан, симуляции пройдены, поведение цели предсказуемо до минуты. Но никто не учёл одной короткой надписи, сделанной мелом. Не учли одной женщины и её подписи, и одного мальчика, который просто рисовал, что видел. Мелочь — а именно такие мелочи ломают реальность.
Агент, проживший этот отрезок времени сотни раз в симуляциях, начинает понимать жизнь. Некоторые дни скучны до боли. Если раньше он знал, что будет в каждом часе. Но теперь каждое отклонение бьёт по нервам, как удар. Слишком реальное. Слишком человеческое.
Он нарушил инструкцию. Он должен был оставаться тенью. Агент — это тень, анонимная фигура, незаметная, везде и нигде. Но он написал на стене. Глупость. Детская шалость. И всё пошло по-другому.
Надпись заметили. Кто-то поставил под ней подпись “— O.” Просто буква, символ. Власти не возмутились сразу — только потому, что надпись была не на том месте. На здании муниципалитета её бы стёрли мгновенно. Но здесь — заметили поздно. Дали команду убрать. Опоздали.
Ребёнок нарисовал рядом портрет. Мальчик, как часто бывает, шебутной и немного избалованный. Отец мальчика, судя по сему уважаемый человек в этом городе. Как писали в газетах "В глазах властей почти что “фашист правильного направления”: он говорит правильные вещи, служит режиму" А мальчик — просто рисовал. И от этого всё изменилось.
Почему Адольф поехал по другому маршруту. Да и какая разница? Там должна была быть пустота — Дантесум пятно стёртой краски. Пусть даже машина остановилась, и он увидел просто затертую надпись. Но нет, увидел и задумался. Не о надписи — о том, что что-то не так. Может он гневается, но не на надпись, а на само ощущение сбоя. Достоверно точно, то все в этой реальности почувствовали: рядом прокрался хаос.
Отца мальчика срочно вызывают на встречу. Слухи, интриги — Адольф не предсказуем. Встреча назначена. Через 90 часов, он будет на закрытой встрече. Агент знает, когда, но не знает, где. Он не осознаёт, что больше не контролирует ничего – сейчас происходит чистая импровизация, хотя потом он наверняка всё объяснит как надо.
С такими мыслями агент выполнял проверку на соответствие плану и куда движется реальность, сильных отклонений пока нет. Время опять почти остановилось.
За 24 часа до времени Х, в ходе рутиной проверки данных и передач сообщений на всех частотах, агент замечает, что один сеанс связи, между его целью и куратором, который должен был произойти на зашифрованном канале - не состоялся. Агент инициировал протокол компиляции ядра миссии на планшете, указав все данные и про случай с рисунком и добавив лог отклонений.
Данные планшета были обновлены.
На экране пробежало сообщение - отклонение 96%. Гео данные цели изменены... Анализ системы и перехват сообщений. Короткое резюме.
Встречу, на которой будет мишень перенесли... показать больше?
Агент смотрит на сообщение, перечитывает его снова и снова, лихорадочно думает. Просчитывает варианты. Еще раз перечитывает.
— Всего два варианта? Буркнул он себе под нос.
Один — безумно рискованный: быть поблизости в момент встречи и попытаться перенаправить ход событий на места. Но проблема даже не в этом. Теперь совсем все не понятно, не в симуляции, а как в реальности. Мыли роились у него в голое.
Всё его обучение, вся стрельба, вся точность были рассчитаны на один единственный выстрел — из заранее определённой позиции. Позиции, из которой он должен был устранить цель, его единственного шанса. Встречу перенесли неизвестно куда. Его снайперская позиция, как и годы тренировок, превращается в тыкву. Нужно действовать быстрее.
Он не имеет права стрелять сейчас. Он не должен был вмешиваться — но уже вмешался.
Второй — Узнать, где место встречи и переместится поближе. Улучшить пистолет до пулемета и пройти эту миссию более простым способом.
Система по-прежнему ждёт, что наступит момент исполнения. По плану, в назначенный час, он должен будет принять таблетку. Никто не знает, что она делает на самом деле. Слухи говорят: стирает память, дарит новую жизнь… вечный отдых… или отправляет в ад. Но теперь у него есть эти 90 часов. Он будет наблюдать. Искать выход. Готовиться. И, возможно, говорить, когда придёт момент.
Следующий шаг — момент X. Но что он принесёт — ещё не решено. Всё зависит от того, кто теперь контролирует реальность. И кто осмелится ее изменить.
На голографических панелях развёрнута реальность. Германия, 1932.
По точкам маршрута проходят анимированные фигуры, стрелки, графики. Цифры, графики, таблицы. Всё в порядке. Всё в пределах нормы. На поверхности — порядок.
— Погода подтверждена? — судья не отрывает взгляда от панели.
— Да, ясное небо. Температура 21,2. Влажность стабильна. Давление — без скачков. — голос архивариуса звучит безупречно, как у человека, который уже миллион раз докладывал одно и то же.
— Чистые. Ни одного аномального события за последние 72 часа.
— А этот… — судья едва кивает в сторону одной из меток. — Агент. Поведение в норме?
— В пределах допусков. Есть эмоциональные колебания, но не критично. Он активен. Проверяет маршруты, анализирует, визуализирует модель операций… Судья медленно откидывается назад в кресле. Затем, словно сам с собой:
— Когда механизм работает слишком хорошо… это тоже тревожит. Ты понимаешь?
Архивариус отвечает сдержанно:
— Механизм работает так, как мы его создали.
— Это приказ, архивариус. Запиши дословно.
Архивариус активирует запись.
Начинается стенографирование монолога:
«Иногда даже идеальная система допускает микротрещины. Агент — не стандартный продукт. Он не венценосный. Не потомственный. Его кровь — не из списка. Но интеллект, реакция, эмпатия — всё в нём отточено.
Он — наша инвестиция. 33 года подготовки ради одного момента. И теперь он там, среди тех, кого история по учебникам зовёт чудовищами. А он — человек будещего твори торит новое будущее в 1932.
Мы говорим, что ему делать он наблюдает и действует. Но по факту — он это он влияет. Мы только говорим на что, где и как. А что, если он будет действовать самостоятельно...
— Это страшная мысль. Потому что у нас нет на неё протокола!
Архивариус молча редактирует — убирает фразы про нестандартность, про кровь, про страх. Оставляет следующее:
«Субъект действует в соответствии с параметрами. Система отреагировала на незначительные отклонения в пределах нормы. Угроза реализации миссии отсутствует.»
Судья смотрит на экран. На графике — метка агента.
— Что у нас по отклонениям? Есть хоть что-то, что стоит рассмотреть?
— Аномалия уровня 2. Неясный источник. Возможно, объект взаимодействовал с внешним носителем информации. Проверка в процессе. Скорее всего, случайность.
— У нас нет права на «скорее всего». Особенно на таких масштабах.
Архивариус кивает. Затем едва слышно:
— Агент в последние 72 часа активизировался. Некоторые сигналы поведения выходят за пределы пассивного режима. Он исследует. Возможно — импровизирует.
Судья сдерживает усмешку:
— Импровизация — источник всех катастроф. Или всех открытий.
— Я отмечу в протоколе как «обстоятельства, не влияющие на ход миссии».
— Конечно, отметь. А потом ты их же подчистишь. Как всегда. Как все.
Экран гаснет. Осталась только надпись: «Операция активна. До исполнения: 72 часа.»
Архивариус впечатывает отчёт. Отправляет в центральное хранилище. Затем, не поднимая глаз:
— Еще несколько часов, и либо он станет легендой. Либо — источником новой хроники ошибок.
Судья не отвечает. Смотрит в пустой экран. Там, где на табличке было имя. И дата.
