Книжная лига

Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.

Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.

В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.

Итак, поехали.

“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен

На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.

Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!

“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен

Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.

Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.

“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон

Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.

Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.

“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф

Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.

Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.

“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм

Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.

Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.

“Волшебный мелок”. Синкен Хопп

Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.

У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.

“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер

И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.

У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.

Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)

Роман о нетипичных живых мертвецах в декорациях современной России

Доооброе утро, Вьетнам Питер! Я не умер, к сожалению, а значит радио «Шизофазия» продолжает своё вещание. Сегодня у нас в эфире Алексей Поляринов и его «Кадавры».

Представьте: в начале этого века в России начинают появляться трупы детей. Они не едят ничьи мозги, никого не трогают — спокойненько стоят себе в полях да пролесках. Уничтожить или убрать «дитяток» невозможно, иначе они покроют слоем соли многие километры вокруг себя. Главные герои же исследуют эти «моральные аномалии». Всё.

Концовка книги и вовсе довольно скомканная — будто бы редактор Поляринова в какой-то момент заявился в особняк автора (или где там живут популярные современные писатели) и заорал:

— Лёша, не нервируй меня, завтра рукопись надо в типографию отдать!

— Ща всё будет, — ответил Поляринов и наспех завязал узелки из сюжетных шнурков.

Да, с помощью яркого образа кадавров автор весьма искусно препарирует тему воспоминаний, солью ложащихся на гнойные раны настоящего — токсичной памяти, которая отравляет жизнь отдельного человека и всей страны.

Да, у писателя получился эталонный слепок России-2022, где многие атрибуты эпохи гротескно-преувеличены. Но в тексте нет ничего нового. Возможно, именно поэтому он и не вызывает особых эмоций.

Это Просто Хорошая Книга — без всякого сарказма. Она держит тебя, даёт возможность размышлять и сопереживать, но не оставляет какого-либо послевкусия. Стоит ли читать «Кадавров»? Если вы хотите прочесть лайтовую роуд-прозу с налётом соцфантастики или без нервного надрыва порефлексировать на тему того, куда мы все катимся — то скорее да, чем нет.

Больше рецензий в моем телеграм-канале — подпишись!)

К своему удивлению, я о романе узнал только недавно, когда его переиздали. А ведь он считается культовым. Это первое крупное произведение автора, изданное примерно в 1995 году, сразу завоевало любовь читателей. Грубо говоря дебют.

Действие в книге происходит в необычном мире. Это гигантский прямоугольный бассейн, в водах которого обитает бессмертный монстр, Ёроол-Гуй. И земли вокруг состоят из небольших квадратов примерно 1 км на 1 км (в книге указаны примерно 1700 шагов), которые тут называются оройхонами. Периодически Ёроол-Гуй выбрасывает на берег оройхона свои щупальца, пожирая всё в рамках одного оройхона. Согласно легендам, мир, как и Ёроол-Гуя породил бог Тэнгер при споре с монстром, точнее мир отдан Ёроол-Гую на откуп. Сам мир занимает размер 45 оройхонов с востока на запад и 36 — с севера на юг. Мир этот и называется Далайн. Периодически в Далайне рождается человек под названием Илбеч, способный выращивать в Далайне новые оройхоны, тем самым влияя на этот мир к добру или худу. Таким человеком и является главный герой.

Шооран, парень из деревни, которая пострадала от нападения Ёроол-Гуя начинает свое путешествие. Он успеет найти старца, который научит его строить оройхоны, успеет побывать как солдатом, так и нищим. Пройдет огромный путь, обретет врагов и найдет в них же и друзей, исходит Далайн вдоль и поперек. Сквозь все свои приключения у него будет меняться философия восприятия мира и причина возведения тех же оройхонов. Если сначала, полный энтузиазма, как он думал он делает добро для людей, но ничего кроме войны и междоусобиц новые земли не приносили, то к концу романа он возводит оройхоны уже полностью противоборствуя самому океану и монстру в нем Ёроол-Гую, полностью отринув участие в людских судьбах.

Лично мне было читать одновременно интересно и скучно, в романе есть определенные просадки повествования, так как главный герой часто будет одинок. Но они с лихвой компенсируются либо действием, либо новым поворотом сюжета в рамках мира. Например, построив оройхоны, чтобы пройти с одного материка на другой, Шооран спровоцировал новую войну и тд. Так же интересны описания государств Далайна, у каждого свой строй, который по-разному реагирует на илбеча. Все они заинтересованы чтобы Илбеч строил земли только в рамках их границ, и это ведет к тому, что убить ГГ хотят все остальные. Было интересно наблюдать, как Шооран лавировал между разными государствами превозмогая тяготы и лишения. Везде есть место пороку. Возможно многие условия и ограничения на это влияют, но Люди тут показаны с не лучшей стороны. Сам Шооран будет периодически размышлять и экспериментировать, подстраиваться под систему или идти против нее.

Инструментами в написании романа послужили выдуманная Логиновым игра в детстве, похожая на морской бой и на Го, а также монгольско-русский словарь. Очень много слов обозначений взято именно с монгольского языка. Причем в текст они вплетены без какого-либо перевода. Да и определенные слова не переводятся с монгольского как обозначены в романе. В любом случае Вам быстро станет понятно, что такое жирх, оройхон, тэсег и так далее. Такое использование языка можно считать фишкой романа наравне с игрой, правила которой в самом начале вам повествует легенда создания мира.

Философия. Она определенно тут есть. Весь роман от начала до конца выглядит как философская притча. Например, конечно, Ёроол-Гуя не очень жалко, однако если присмотреться, то всё посвящено борьбе людей с этим монстром. Люди у него забирают жизненное пространство, и рано или поздно заберут полностью и он погибнет. Тут можно найти множество мотивов вплоть до вечной борьбы человечества и природы. Можно найти и религиозные мотивы. Тенгер, Многорукий бог Ёроол-Гуй и Илбеч. Три существа влияющие на мир Далайн. Два последних причем физически, А Тенгер самоустранился в самом начале. Тем не менее роль всех троих оказывает прямое влияние на человечество. Тэнгер как демиург, Ёроол-Гуй как зло и Илбеч как творец земли или добро. Однако Шооран не раз столкнется с тем, что люди хотят его убить, а Ёроол-Гуй им никак не мешает, ибо живут они не на крайних оройхонах, где монстр, что-то может сделать. Да и вообще, кто тут главное зло? Ведь Ёроол-Гуй это творение Тэнгера. Что если зло создано не Многоруким, но Тэнгером? А илбеч только и делает что поднимет земли, за которые приходится воевать, нападая либо защищаясь. Особенно если красной линией проходит идея, что каждое действие - имеет свои последствия?

Сам Шооран к концу книги ожесточается, у него есть только цель застроить Далайн и уничтожить монстра. В итоге, финал всё немного меняет. И финал очень резонирует как по мне с легендой в начале и оставляет вопросы про изначальную идею существования Ёроол-Гуя и Илбеча. Роман считаю отличным самобытным произведением, которое ощущается как глоток свежего воздуха. 9 из 10. Из Википедии: По просьбам как читателей, так и издателей Святослав Логинов начинал писать продолжение романа, «Сидящий на краю», однако идея не получила дальнейшего развития, и автор отказался от создания дилогии. По моему мнению, продолжение не нужно.

P.S. Многие могут сказать, что автор написал философскую мутную кашу, которую не смог адекватно закончить. Например, если не нашел смысл, то проблема не в читателе, а в авторе и его произведении и так далее. Отчасти такое мнение имеет место. Для меня же лично книга раскрылась как надо, я для себя там что-то нашел. И, если вы ее читали, то что нашли вы?

Источник телеграм канал Bookmania

Часть 1 Биография

Часть 1,5 Оруэлл и троцкизм

Эссеистика

Чего нельзя отнять у Джорджа Оруэлла, так это его умения писать о том, что он видел своими глаза и что пережил на собственной шкуре. Его эссе, такие как: «Ночлежка», «Клинк», «Как умирают бедняки» да даже «Уэллс, Гитлер и Всемирное государство» - заслуживают вашего внимания, хотя в наше время, по большей части, в качестве исторического среза жизни.

Его эссе, посвящённые острым социальным проблемам, местами крайне прозорливы. Вот он вскрывает двуличность многих людей:

«Мы рассуждали о скитальческой жизни. Он ругал систему, заставляющую человека четырнадцать часов в сутки проводить в ночлежке, а остальные десять бродить и прятаться от полиции, рассказал о своем собственном случае: полгода на государственном обеспечении по бедности из-за невозможности приобрести набор инструментов стоимостью в три фунта. Это же идиотизм, сказал он.

Потом я поведал ему о том, как в работном доме выбрасывают остатки еды с кухни, и о том, что я думаю по этому поводу. Тут тон его немедленно изменился. Я видел, как в нем пробудился прихожанин, оплачивающий постоянное место в церкви, который дремлет в любом английском рабочем. Хотя, как и остальные, умирал от голода, он сразу же нашел причины, по которым еду лучше выбрасывать, чем отдавать бродягам, и весьма сурово отчитал меня.

— Они вынуждены так поступать, — заметил он. — Если сделать такие места, как это, слишком привлекательными, то в них хлынут отбросы общества со всей страны. Сейчас их удерживает только плохая еда. Эти бродяги слишком ленивы, чтобы работать, все дело в этом. Их нельзя поощрять. Они — отбросы общества.

Я привел свои аргументы, чтобы доказать его неправоту, но он не слушал, только повторял:

— Этих бродяг не следует жалеть — они отбросы. Их нельзя мерить по тем же меркам, что и людей вроде нас с вами. Они отбросы, просто отбросы.

Было интересно наблюдать, как упорно он отделял себя от таких же бродяг. Он скитался уже полгода, но, как можно было понять, не считал себя бродягой перед лицом Господа. Тело его могло пребывать в ночлежке, но дух пари́л где-то далеко, в чистых кругах среднего класса.»

Для тех, кто не знает контекста – Оруэлл под видом бродяги провёл выходные в ночлежке, где встретился с бывшим плотником, человеком с профессией, который вроде как имеет возможность вырваться из нищеты, точнее имел бы будь у него инструмент. Он возмущается, что не может будучи нищим позволить себе инструмент и вырваться из нищеты, обвиняя в этом государство, но при этом все остальные люди в этом положении – просто ленятся и вынуждают государство и общество выбрасывать еду. вместо того чтобы раздать бедным, потому что они и так ленивые, а с таким обеспечением и подавно не будут ничего делать.

Отметим, что речь даже не про объедки, или не только про них, там и нормальный хлеб, и просто обильные порции: «Обед я получил со стола работного дома, и это была одна из самых больших тарелок, какие мне когда-либо доставались. Бродяга и двух раз в году не видит такой обильной еды, в ночлежке ли или за ее пределами. Нищие обитатели работного дома говорили мне, что ходят голодными шесть дней в неделю, но по воскресеньям всегда наедаются так, что у них чуть не лопаются животы. Когда обед закончился, повар велел мне вымыть посуду и выбросить оставшуюся еду. Остатков оказалось невероятное количество; огромные тарелки с мясом, полные ведра хлеба и овощей выкидывали на помойку и заваливали спитой чайной заваркой.»

Мы сейчас не будем обсуждать, влияние бесплатной еды на активность работы, тем более что помимо еды есть и другие потребности, речь о двуличности: я мог бы но глупость общества и государства, мне не даёт, а они все плохие потому что плохие и отношение государства и общества к ним оправдано.

Несмотря на некоторые огрехи и утверждения, с которыми я не согласен, он способен привести разумные аргументы в заочном споре с Уэллсом.

Оспаривал он эти цитаты Уэллса от 1941 года: «Воздушное могущество немцев почти иссякло. Их авиация не отвечает современному уровню, а лучшие летчики либо погибли, либо вымотались и утратили боевой дух».

«В 1914 году за Гогенцоллернами была лучшая армия в мире. А за этим крикливым берлинским пигмеем нет ничего, с нею сопоставимого... И все равно наши военные «эксперты» твердят об ожидаемом наступлении, хотя это только фантом. Им грезится, будто немецкие войска великолепно оснащены и безупречно выучены. То нам говорят, что будет осуществлен решающий «удар» через Испанию и Северную Африку, то рассуждают о броске через Балканы, о наступлении от Дуная к Анкаре и дальше — на Персию, на Индию, — то об «уничтожении» России, то о «лавине», которая обрушится на Италию через перевал Бреннер. Проходит неделя за неделей, а фантом все остается фантомом, и ни одно из этих предсказаний не сбывается — по очень простой причине. А причина та, что ничего этого немцы осуществить не могут. Их пушки, их снаряжение слишком несовершенны, да и то, что у них было, большей частью бессмысленно потеряно из-за глупых попыток Гитлера вторгнуться на Британские острова. А вся их примитивная выучка наспех идет прахом, едва появилось понимание, что блицкриг провалился и что война — дело долгое».

«С тех пор как они были напечатаны, немецкая армия оккупировала Балканы и снова заняла Киренаику, она может, как только сочтет это целесообразным, двинуться и через Турцию, и через Испанию, она вторглась в Россию.»

«А что может Уэллс противопоставить «крикливому берлинскому пигмею»? Лишь обычное пустословие насчет Всемирного государства да еще декларацию Сэнки(1), которая представляет собой попытку определить основные права человека, сопровождаясь антивоенными высказываниями. За вычетом того, что Уэллса ныне особенно заботит, чтобы мир договорился о контроле над военными операциями в воздухе, это все те же самые мысли, которые он вот уже лет сорок непрерывно преподносит с видом проповедника, возмущенного глупостью слушателей, — подумать только, они неспособны усвоить столь очевидные истины!

Но много ли проку утверждать, что необходим международный контроль над военными действиями в воздухе? Весь вопрос в том, как его добиться.»

«Те, кто называет Гитлера Антихристом или, наоборот, святым, ближе к истине, нежели интеллектуалы, десять кошмарных лет утверждавшие, что это просто паяц из комической оперы, о котором нечего всерьез говорить. На поверку подобные настроения свидетельствуют лишь об изоляции, ставшей состоянием английской жизни.»

«Лишь в англоязычных странах вплоть до начала войны было принято считать, что Гитлер не заслуживающий внимания фанатик, а немецкие танки сделаны из картона. По цитируемым мною высказываниям Уэллса видно, что он и сегодня думает примерно так же. Вряд ли его мнения переменились ввиду бомбардировок или успехов немцев в Греции. Чтобы понять, в чем сила Гитлера, он должен был бы отказаться от образа мыслей, которого придерживался всю жизнь.»

«Если искать среди современников Уэллса писателя, который мог бы явиться в отношении него необходимым коррективом, следует упомянуть Киплинга, отнюдь не безразличного к понятиям силы и воинской «славы». Киплинг понял бы, чем притягивает Гитлер или, раз на то пошло, Сталин, хотя трудно сказать, как бы он к ним отнесся. А Уэллс слишком благоразумен, чтобы постичь современный мир. Серия романов о нижнем слое среднего класса — они его высшее достижение — прекратилась с началом той первой войны и уже не была возобновлена, а с 1920 года Уэллс растрачивает свой талант, сражая бумажных драконов. Но как это прекрасно, когда есть что растрачивать!»

Да он пользуется послезнанием, но на фоне «ястреба» Уэллса, явно недооценивающего врага, умеренно-осторожная позиция Оруэлла выглядит явно выигрышней. Хотя стоит отметить, что Оруэлл в этой статье наговорил немало чуши. Но при этом большая часть его утверждений исходила из его опыта: он слышал речи Гитлера и понимал, как они работают, понимал почему они работают.

Таким образом, эссеистика Оруэлла, будучи отражением его опыта и взглядов, отражением того что он сам пережил, в целом хороша, да есть огрехи вроде тех, что я обозначил в небольшом анализе «Уэллс, Гитлер и Всемирное государство». Помимо этого стоит отметить присущий некоторым его эссе ультрапатриотизм, так в «Как умирают бедняки» он говорит что подобные проблемы вообще невозможны в английских больницах. Но что гораздо хуже он ступает на путь «домыслов и слухов», просто дико читая эссе полностью основанное на личном опыте натыкаться на подобные утверждения:

«Трепет, страх перед больницами, возможно, до сих пор живут в душах бедняков, да и у всех нас они исчезли совсем-совсем недавно. Черное пятно страха пока не глубоко ушло с поверхности нашего сознания. Я уже говорил, как, переступив порог палаты в Hôpital X, ощутил странное чувство чего-то знакомого. Увиденное напомнило мне провонявшие, болью переполненные больницы XIX века, которые я никогда не видел, но знания о которых мне были переданы в традициях. И что-то: то ли одетый в черное доктор с неряшливым черным саквояжем, то ли болезнетворный запах — сыграли шутку и подняли из моей памяти ту поэму Теннисона «Детская больница», о которой я уже почти два десятка лет как и думать забыл. Так уж случилось, что мне, ребенку, ее читала вслух сиделка, рабочий стаж которой восходил к временам, когда Теннисон писал свою поэму. Ужасы и страдания старых больниц были живы в ее памяти. Она читала поэму, и нас обоих охватывала дрожь. А потом я вроде бы забыл ее, Даже название поэмы скорее всего не вызвало бы у меня никаких воспоминаний. Но первый же взгляд на плохо освещенную, наполненную бормотанием множества голосов, напичканную койками палату неожиданно выискрил в мозгу ток воспоминаний, в которых все это находило место. И в ту свою первую ночь в больнице я обнаружил, что помню и сюжет и строй поэмы, а некоторые ее строчки знаю наизусть.»

Т.е. вот вам реальные картины:

«В палате нас было почти шестьдесят, ясно, что под высоким патронажем находились и другие палаты, поэтому день за днем доктор проходил мимо множества коек, с которых вослед ему неслись умоляющие крики.

Другое дело, если у вас болезнь, с которой хотели бы поближе познакомиться студенты. Тут на вас обрушится волна внимания, впрочем, своеобразного. Сам я, имея исключительно замечательный образчик бронхиальных хрипов, порой привлекал к своей койке дюжину студентов, желавших по очереди прослушать мою грудь. Странное возникало чувство. Я называю его странным в попытке увязать огромный интерес студентов к постижению тайн своего ремесла с легко раз-" личимым у них отсутствием восприятия больного как человеческого существа. Странно выглядело, но иной молодой студент, дождавшийся своей очереди возложить на вас руки, едва прикоснувшись к вам, начинал прямо-таки дрожать от возбуждения, точь-в-точь как малыш, заполучивший-таки в свое распоряжение вожделенную игрушку. И вот к вашей груди ухо за ухом прикладываются юноши, девушки, негры, их пальцы на пересменки важно, но неуклюже выстукивают вас, только ни от одного начинающего лекаря не дождетесь вы ни вопроса, ни слова участия или хотя бы открытого, прямого взгляда вам в лицо. Неплатящий пациент в рубахе-униформе, вы прежде всего экспонат, — такое положение меня не то чтобы очень обижало, но привыкнуть к нему я так и не смог.»

Вот живые реальные описания, а там он поэму вспомнил и это пробудило в нём генетическую память об ужасах больниц девятнадцатого века, а заодно подсказало, что в Англии подобные проблемы невозможны.

Как итог, там где Оруэлл опирается на собственный опыт и собственные измышления он способен создать интересную работу (В целом, даже можно порекомендовать для чтения). Более того большое ему уважение за столь скрупулёзное отношение к сбору материалов для эссе – не каждый даже день будет согласен провести в ночлежке, тем более образца 19 века. Но проблема в том, что самые известные и популярные его работы – не представляющие по своей сути мемуары вроде «Дни в Бирме», не пересказ его похождений в роли бродяги «Фунты лиха в Париже и Лондоне», которые строиться на его опыте… нет его наиболее популярные работы не затрагивают его опыт.

„Я никогда не был в России, и все мои знания о ней ограничиваются тем, что я прочел в книгах и газетах. И будь у меня такая возможность, я все равно не захотел бы вмешиваться во внутренние советские дела: я не стал бы осуждать Сталина и его соратников только за их недемократические и варварские метод. Вполне возможно, что при том положении, в каком находится страна, они не могли вести себя иначе, даже имея самые лучшие намерения.”

© Джордж Оруэлл Из предисловия к украинскому изданию "Скотного Двора".

ВВЕДЕНИЕ

Сложно найти человека, который ни разу в жизни не слышал такие популярные выражения, как «двухминутки ненависти», «полиция мыслей», «Большой Брат», «двоемыслие», «мыслепреступление», «новояз». «Благодарить» за это мы должны британского писателя Эрика Артура Блэра, более известного под псевдонимом Джордж Оруэлл.

Тяжело найти другого автора, восприятие которого было бы настолько полярным: мнения об Оруэлле, я продолжу его называть так, мы тут не “разоблачения” по поводу псевдонимов собрались устраивать, занимают весь спектр от ярой ненависти до обожествления. Вы можете сказать, что у любого автора есть как фанаты, так и те кому его творчество не по душе, но в подавляющем большинстве случаев можно определить усредненное отношение публики - в большинстве, но не в случае Оруэлла.

Так что давайте попробуем разобраться, что же за человек такой этот ваш Оруэлл и, по традиции, скажем несколько слов о его творчестве.

Про родителей и детство

Родился в индийском городке Мотихари 25 июня 1903 года. Отца мальчика звали Ричард Блэр, он сотрудник опиумного департамента британской спецслужбы. Они занимались производством и хранением опиума, и продавали его в Китай. Мама – Ида Блэр, родилась и выросла в Бирме, где ее родные занимались судостроительством и торговали тиком.

Его пра-пра-прадед Чарльз Блэр был богатым землевладельцем-рабовладельцем и сдавал в аренду две плантации на Ямайке (Вы спросите зачем эта информация? Нет, не для очернения, просто, например во второй части цикла “Антиутопия мертва”, я оспаривал утверждение одного автора, что Герберт Уэллс был выходцем из богатого рода и решил продемонстрировать как выглядит богатый английский род). У Эрика было две сестры: Марджори, на пять лет старше; и Аврил, на пять лет младше.

Когда мальчику исполнился год, мама забрала его и старшую дочь в Англию.

По некоторым свидетельствам мама была для сына непререкаемым авторитетом, так в детские годы ему нравилась девочка из малообеспеченной семьи, и мама заставила сына отказаться от дальнейшего общения с ней (Простите за эту шутку, но именно оттуда у Оруэлла стремление к борьбе с тоталитаризмом). Эрик подчинился беспрекословно.

В возрасте пяти лет Эрика отправили на дневное отделение в школу при монастыре. Его мать хотела, чтобы он получил образование в частной школе, но его семья не могла себе этого позволить (К слову, даже весьма для весьма обеспеченной семьи Оруэлла, образование было слишком дорогим. Это многое говорит об обществе того времени). В восьмилетнем возрасте,  благодаря связям брата Иды Чарльза Лимузина Блэр, Эрика отдали в школу св. Киприана, которую он окончил в 13 лет, возвращаясь домой только на каникулы. Находясь в школе, Блэр написал два стихотворения, которые были опубликованы в Henley Standard. Учился он хорошо, его работу для конкурса в рамках Исторической премии Харроу, заняла второе место и её высоко оценил сторонний экзаменатор, так что он получил стипендии в колледжах Веллингтона и Итона. В январе Оруэлл поступил в Веллингтонский колледж, где провел весенний семестр, пока в мае 1917 года не стало доступно место в Итоне.

Оруэлл отзывался, что Веллингтон был "отвратительным", в то время как Итон он характеризовал "интересным". Преподавателем французского у них был Олдос Хаксли. Английский историк Стивен Рансимен, который учился в Итоне вместе с Оруэллом, отметил, что он и его современники ценили лингвистическое чутье Хаксли.

Отчёты об успеваемости Блэра свидетельствуют о том, что он пренебрегал учёбой, но работал над выпуском газет. Его родители не могли позволить себе отправить его в университет без другой стипендии, и они пришли к выводу, что из-за его плохих результатов он не сможет её получить. Учитывая  романтическое представление Оруэлла о Востоке, семья решила, что он должен поступить в Имперскую полицию.

Полицейский

В октябре 1922 года он отплыл, чтобы присоединиться к индийской имперской полиции в Бирме. Месяц спустя он прибыл в Рангун и отправился в школу подготовки полицейских в Мандалае. Он был назначен помощником окружного суперинтенданта. После непродолжительной службы в Майме, в начале 1924 года, он был направлен на пограничную заставу Мяунгмья в дельте Иравади.

Работа офицером имперской полиции налагала на него значительную ответственность, в то время как большинство его сверстников все ещё учились в университетах Англии.

До 1925 года его мотало от должности к должности, и он повидал немалую часть колониальных владений Англии, пока не очутился в Бирме. Он вспоминал, что столкнулся с враждебностью бирманцев: "в конце концов, насмешливые жёлтые лица молодых людей, которые встречали меня повсюду, оскорбления, которые выкрикивали мне вслед, когда я был на безопасном расстоянии, сильно действовали мне на нервы". Он вспоминал, что "я застрял между своей ненавистью к империи, которой я служил, и яростью против злобных маленьких тварей, которые пытались сделать мою работу невозможной". (Не применительно лично к Оруэллу, но в целом индийцам было и есть за что недолюбливать британцев).

В Бирме Оруэлл приобрёл репутацию аутсайдера. Большую часть своего времени он проводил в одиночестве. Известно, что Оруэлл быстро выучил язык и перед отъездом мог бегло разговаривать с бирманскими священниками на бирманском языке”. В это же время сформировал и стиль Оруэлла, в том числе усы.

В апреле 1926 года он переехал в Моулмейн, где жила его бабушка по материнской линии. В конце того же года его направили в Катха в Верхней Бирме, где он заразился лихорадкой денге в 1927 году. Находясь в отпуске он переосмыслил свою жизнь, решив не возвращаться в Бирму, он уволился из индийской имперской полиции, и уезжает в Европу, чтобы стать писателем. Он использовал свой опыт службы в полиции Бирмы для романа "Дни в Бирме", эссе "Повешение" и "Убийство слона".

Вновь в Европу

В Англии он вернулся в семейный дом, возобновил знакомство с друзьями и навестил своего наставника Гоу, который в то время преподавал в Кембридже. В 1927 году он переехал в Лондон, поэтесса Рут Питтер, знакомая семьи, помогла ему найти жилье и помогла ему в начале карьеры, указал на недостатки в его поэзии и посоветовал ему писать о том, что он знает. Он же решил написать об "аспектах настоящего, которые он намеревался познать", и отправился в лондонский Ист—Энд (На всякий случай напоминаю, что его же упоминал Уэллс в “Машине Времени”, рассуждая о происхождении морлоков) - первую из вылазок, которые он совершал на протяжении пяти лет, чтобы открыть для себя мир бедности и обездоленных, которые его населяют.”

Подражая Джеку Лондону, чьими произведениями он восхищался, Оруэлл начал исследовать беднейшие районы Лондона. Он проводил ночи в ночлежках, одеваясь как бродяга, жил под псевдонимом П. С. Бертон. Этот опыт лёг в основу эссе “Ночлежка” и романа “ Фунты лиха в Париже и Лондоне”.

В начале 1928 года он переехал в Париж. Его тётя Эллен Кейт Лимузин также жила в Париже и оказывала ему поддержку. Он начал писать романы, но работ того периода, за исключением, “Дни в Бирме”, не сохранилось. Больший успех ожидал его на поприще журналиста, так он публиковал статьи в Monde, политическом и литературном журнале, также три статьи его авторства появились в Le Progrès Civique, они были посвящены безработице, бродягам и лондонским нищим, соответственно.

В феврале 1929 года он серьёзно заболел  и был доставлен в Госпиталь Кочин, бесплатную больницу, где проходили обучение студенты-медики. Этот опыт лёг в основу эссе "Как умирают бедняки". Вскоре после этого его обокрали и то ли из нужды, то ли в целях сбора материала он брался за черную работу, такую как мытье посуды. В августе 1929 года опубликовали “Ночлежку”.

В декабре 1929 года, проведя почти два года в Париже, Оруэлл вернулся в Англию и обосновался в Саутуолде.

В начале 1930 года он ненадолго остановился в Брэмли, Лидс, со своей сестрой Марджори и её мужем Хамфри Дейкином. Блэр писала обзоры для Adelphi и работала частным репетитором для ребёнка-инвалида в Саутуолде. Затем он стал наставником трех молодых братьев.

Всё это он совмещал с набором опыта под личиной Бертона. Так, посещая Лондон он часто останавливался в домах Рут Питтер и Ричарда Риса, где мог "переодеться" для своих спорадических пеших походов. Одной из его работ была домашняя работа в квартире за полкроны (два шиллинга и шесть пенсов, или одну восьмую фунта) в день. А с августа по сентябрь 1931 года подобно главному герою "Дочери священника", он работал на хмелевых полях Кента. После этого он поселился в доме на Тули-стрит, но долго этого выносить не смог и с финансовой помощью родителей переехал на Виндзор-стрит, где пробыл до Рождества. "Уборка хмеля" появился в октябрьском номере "New Statesman" за 1931 год.

В это же время пришёл отказ на первую версию “Фунты лиха в Париже и Лондоне”. Оруэлл тем временем спровоцировал свой арест, чтобы встретить Рождество в тюрьме, но власти не сочли его "пьяное и хулиганское" поведение заслуживающим тюремного заключения, и после двух дней в камере он вернулся домой.

Преподаватель

В апреле 1932 года он стал учителем в средней школе для мальчиков Хоторнс, в западном Лондоне. Это была небольшая частная школа, в которой обучалось всего 14 или 16 мальчиков в возрасте от десяти до шестнадцати лет.

"Клинк", эссе, описывающее его неудачную попытку попасть в тюрьму, появилось в августовском номере Adelphi за 1932 год. Он вернулся к преподаванию и готовился к публикации “Фунты лиха в Париже и Лондоне”. Он хотел публиковаться под другим именем, чтобы не ставить свою семью в неловкое положение из-за его "бродяжничества". В письме к своему литературному агенту Леонарду Муру он предоставил выбор псевдонима Муру в дальнейшем предложив псевдонимы: П. С. Бертон (имя, которое он использовал, когда бродяжничал), Кеннет Майлз, Джордж Оруэлл (В честь святого покровителя Англии и реки Оруэлл) и Х. Льюис Олвейс.

"“Фунты лиха в Париже и Лондоне”" был опубликован в Лондоне 9 января 1933 года и получил положительные отзывы.

В середине 1933 года Оруэлл стал преподавателем в колледже Фрэйс. Это было гораздо более крупное заведение с 200 учащихся и полным составом персонала. После тяжёлой пневмонии и выписки в январе 1934 не вернулся к преподаванию.

“Дни в Бирме”, отказались печатать в Англии, боясь исков за клевету, но были готовы опубликовать его в Соединённых Штатах. Тем временем Оруэлл начал работу над романом "Дочь священника", опираясь на свой опыт учителя. В конце концов, в октябре, завершив “Дочь священника” и отправив её Муру, он уехал в Лондон, чтобы устроиться на работу, которую нашла для него его тётя - помощник на полставки в букинистическом магазине.

Оруэлл работал в магазине во второй половине дня, и у него были свободные утренние часы для занятий письмом и вечера - для общения. Этот опыт послужил основой для романа "Да здравствует фикус!". Также он сумел пообщаться с членами Независимой лейбористской партии, хотя в то время Блэр не был серьёзно политически активен.

"Дочь священника" была опубликована 11 марта 1935 года. В начале 1935 года Оруэлл познакомился со своей будущей женой Эйлин О'Шонесси, когда его домовладелица Розалинд Обермейер, которая получала степень магистра психологии в Университетском колледже Лондона, пригласила нескольких своих сокурсников на вечеринку. В июне были опубликованы "Дни в Бирме".

В это время Виктор Голланц, ранее печатавший некоторые из работ Оруэлла, предложил Оруэллу провести короткое время, исследуя социальные условия в экономически депрессивной Северной Англии.

31 января 1936 года Оруэлл отправился в путь используя общественный транспорт и собственные ноги. Прибыв в Манчестер после закрытия банков, ему пришлось остановиться в обычной ночлежке. На следующий день он получил список контактов, присланный Ричардом Рисом. Один из них, профсоюзный деятель Фрэнк Мид, предложил Уиган, где Оруэлл провёл февраль. В Уигане он посетил множество домов, чтобы посмотреть, как живут люди, спустился на угольную шахту Брин Холл и воспользовался местной публичной библиотекой, чтобы ознакомиться с медицинскими записями населения и отчётами об условиях труда в шахтах.

В это время он был отвлечён опасениями по поводу стиля и возможной клеветы в “ Да здравствует фикус!”. Он ненадолго посетил Ливерпуль, а в марте оставался в Южном Йоркшире, проводя время в Шеффилде и Барнсли. Помимо посещения шахт, включая Граймторп, и наблюдения за социальными условиями, он посещал собрания Коммунистической партии и Освальда Мосли, где он увидел чернорубашечников.

“Да здравствует фикус!” опубликован Голланцем в апреле 1936 года. А результаты его путешествия по северной Англии отразились в работе "Дорога на Уиган-Пирс", опубликованная Голланцем для книжного клуба "Левые" в 1937 году. Первая половина книги документирует его социальные исследования Ланкашира и Йоркшира, включая впечатляющее описание трудовой жизни на угольных шахтах. Вторая половина представляет собой длинное эссе о его воспитании и развитии его политического сознания, которое включает аргументы в пользу социализма. Голланц опасался, что вторая половина оскорбит читателей, и добавил к книге дискредитирующее предисловие, пока Оруэлл был в Испании. “Дорога на Уиган-Пирс" привела к тому, что с 1936 года Оруэлл был помещён под наблюдение Специального отдела.

9 июня 1936 года Оруэлл женился на О'Шонесси. Вскоре после этого в Испании начался политический кризис, и Оруэлл внимательно следил за развитием там событий. В конце года, обеспокоенный военным восстанием Франко, он решил отправиться в Испанию, чтобы принять участие в Гражданской войне в Испании на стороне республиканцев. Находясь под ошибочным впечатлением, что ему нужны документы от какой-то левой организации, чтобы пересечь границу, по рекомендации он безуспешно обратился к Гарри Поллитту, лидеру Коммунистической партии Великобритании. Поллитт с подозрением относился к политической благонадёжности Оруэлла; он спросил его, согласится ли он присоединиться к Интернациональным бригадам, и посоветовал ему получить охранную грамоту в посольстве Испании в Париже. Не желая брать на себя обязательства, пока не увидит ситуацию на месте, Оруэлл вместо этого использовал свои контакты в Независимой лейбористской партии, чтобы получить рекомендательное письмо к Джону Макнейру в Барселоне.

Гражданская война в Испании

Оруэлл отправился в Испанию в декабре 1936 года. В Барселоне Оруэлл встретился с Джоном Макнейром из офиса Независимой лейбористской партии. Республиканское правительство поддерживалось рядом фракций с противоречивыми целями, включая Рабочую партию марксистского объединения (ПОУМ), анархистскую Национальную конфедерацию труда и Объединённую социалистическую партию Каталонии (крыло Коммунистической партии Испании). Оруэлл был раздражён этим "калейдоскопом" политических партий и профсоюзов, но так как ПОУМ была союзна Независимой лейбористской партией, присоединился к их силам.

Так как объём постов на пикабу достаточно малы, довольно большой блок пришлось вынести в отдельную часть.

Итак, после пребывания в Ленинских казармах в Барселоне Оруэлла отправили на относительно спокойный Арагонский фронт под командованием Жоржа Коппа. К январю 1937 года он находился в Алькубьерре. Военных действий было очень мало, но Оруэлл был потрясён отсутствием боеприпасов, продовольствия и дров, а также другими крайними лишениями. Благодаря обучению в кадетском корпусе и полицейской подготовке Оруэлла быстро произвели в капралы. По прибытии британского контингента Лейбористской партии Оруэлл и другой английский ополченец Уильямс были отправлены с ними в Монте-Оскуро и далее в Уэску.

Из-за ранения Оруэллу пришлось провести несколько дней в больнице, а когда он вернулся на фронт стал свидетелем ночной атаки на окопы националистов, во время которой он преследовал вражеского солдата и уничтожил вражескую стрелковую позицию.

В апреле Оруэлл вернулся в Барселону. Во время Майских дней в Барселоне Оруэлл был вовлечён в межфракционную борьбу. Последующее обвинение ПОУМ в сотрудничестве с фашистами, оказала драматическое влияние на Оруэлла. Вместо того, чтобы присоединиться к Интернациональным бригадам, как он намеревался, он решил вернуться на Арагонский фронт. Как только майские бои закончились, к нему подошёл друг-коммунист и спросил, по-прежнему ли он намерен перейти в Интернациональные бригады. Оруэлл выразил удивление, что они все ещё хотят заполучить его, потому что, согласно коммунистической прессе, он был фашистом.

Сделал он это вместо того, чтобы задуматься, почему же его, человека связанного с ПОУМ, всё же хотели видеть в рядах интербригад, а многих ПОУМовцев – нет. Итак, в чём ПОУМ действительно и безоговорочно провинились? В том, что они, как истинные троцкисты, желали всё и сразу или вообще ничего и вместо общей борьбы против откровенных фашистов, пусть и при поддержке либеральной буржуазии (пусть и либеральной, но не фашистской), как было, например, во время японо-китайской войны, они предпочли вести борьбу сразу на два фронта, чем, одновременно, и играли на руку франкистам, разобщая республиканские силы, и компрометировали левые силы как недоговороспособные. И это традиционная ошибка троцкистов, вспоминайте и срыв Брестского мира и манифест IV Интернационала. Но Оруэлл в этом увидел только травлю, в прочем, действительно сложно пытаться смотреть на товарищей беспристрастно.

После возвращения на фронт он был ранен в горло снайпером. Оруэлла, неспособного говорить, и изо рта у него текла кровь, погрузили в машину скорой помощи и отправили в больницу в Лериде. Он достаточно поправился, чтобы встать, и 27 мая 1937 года был отправлен в Таррагону, а два дня спустя - в санаторий ПОУМ в пригороде Барселоны. Он прошёл лечение электротерапией и был признан по медицинским показаниям непригодным к службе.

К середине июня политическая ситуация в Барселоне ухудшилась, и ПОУМ, был объявлен вне закона и подвергся нападкам. Некоторые участники, были арестованы, а другие скрывались. В конце концов Оруэлл с женой сбежали из Испании на поезде. В первую неделю июля 1937 года Оруэлл вернулся в Уоллингтон; 13 июля 1937 года Трибуналу за шпионаж и государственную измену в Валенсии были представлены показания, в которых Оруэлллов обвинили в "оголтелом троцкизме" и в том, что они агенты ПОУМ. Суд над лидерами ПОУМ и Оруэллом (в его отсутствие) состоялся в Барселоне в октябре и ноябре 1938 года. Наблюдая за событиями во французском Марокко, Оруэлл писал, что они были "лишь побочным продуктом процессов над русскими троцкистами, и с самого начала коммунистическая пресса распространяла всевозможную ложь, включая вопиющий абсурд". Опыт Оруэлла в гражданской войне в Испании лёг в основу " Памяти Каталонии ".

Отдых и восстановление сил

Оруэлл вернулся в Англию в июне 1937 года привёл в порядок дела, разобрался с личным «эхом войны», отражавшимся в некоторых репутационных издержках в левой среде, завёл коз, петуха, которого назвал Генри Фордом, и щенка пуделя, которого назвал Марксом (Знаете, Оруэлла можно за многое, то же участие в гражданской войне в Испании, уважать, за многое, как один знаменитый список, презирать, но про вот это… давайте назовём это политическим высказыванием, которое Джордж Оруэлл посчитал достойным себя.) и занялся животноводством, создавая мемуары «Памяти Каталонии».

Были мысли о поездке в Индию для работы в The Pioneer, но к марту 1938 года здоровье Оруэлла ухудшилось. Он был госпитализирован в санаторий Престон Холл в Эйлсфорде, графство Кент, госпиталь для бывших военнослужащих Британского легиона, к которому был прикреплён его шурин Лоуренс О'Шонесси. Первоначально считалось, что он страдает туберкулёзом, и он оставался в санатории до сентября. " Памяти Каталонии " была опубликована в Лондоне и потерпела коммерческий провал; вспомнили о ней в 1950-х годах после успеха более поздних книг Оруэлла.

Писатель Л. Х. Майерс профинансировал поездку Оруэлла во французское Марокко на полгода, чтобы избежать английской зимы и поправить здоровье. Оруэлллы отправились в путь в сентябре 1938 года через Гибралтар и Танжер, чтобы избежать Испанского Марокко, и прибыли в Марракеш. Они сняли виллу по дороге в Касабланку, и за это время Оруэлл написал "Глотнуть воздуха".

Вторая мировая война и «Скотный двор»

С 1940 года Оруэлл жил в Лондоне, и писал для журнала Horizon.

С началом Второй мировой войны жена Оруэлла начала работать в Отделе цензуры Министерства информации. В конце 1939 года Оруэлл написал материал для своего первого сборника эссе " Во чреве кита". В течение следующего года он был занят написанием рецензий на пьесы, фильмы и книги. 29 марта 1940 года, с обзора рассказа сержанта об отступлении Наполеона из Москвы, началось его долгое сотрудничество с Tribune. В начале 1940 года началась эвакуация из Дюнкерка, и во Фландрии умер брата Эйлин, что вызвало у неё  длительную депрессию.

Медицинская комиссия в объявила Оруэлла "непригодным к военной службе", но вскоре он присоединился к ополчению. В 1940 году он впервые работал на BBC продюсером в их индийской секции. Был написан "Лев и единорог: социализм и английский гений".

В начале 1941 года он начал писать для американского Partisan Review (Опять же троцкистское издание, немного позднее финансируемое ЦРУ и превратившее, как и многие троцкистские организации в консервативные и антикоммунистические), которое связывало Оруэлла с нью-йоркскими антисталинистами, и внёс свой вклад в антологию эссе "Предательство левых", написанную в свете Пакта Молотова–Риббентропа. Он безуспешно пытался устроиться на работу в Министерство авиации. Тем временем он все ещё писал обзоры книг и пьес. Он принимал участие в радиопередачах Восточной службы BBC.

"В России существует сильная пронацистская партия и, смею сказать, Сталин во главе ее.

Если Россия вновь перейдет на другую сторону и Сталин сыграет роль Петена, без сомнения, местные коммунисты последуют за ним и вновь станут пронацистами."

"Нет лучшего примера моральной и эмоциональной выхолощенности нашего времени, чем тот факт, что мы теперь все стали более или менее просталинскими.

Этот омерзительный убийца временно на нашей стороне, и потому чистки и т. д. внезапно забыты. Так же и с Франко, Муссолини и т. д., если они в конце концов перейдут к нам.. "

© Джордж Оруэлл в своем дневнике военного времени, 1941 г.

В августе 1941 года Оруэлл наконец получил "военную работу", когда его взяли на полный рабочий день в Восточную службу BBC. Он руководил трансляциями в Индию, чтобы противостоять пропаганде нацистской Германии.

В конце августа у него был ужин с Гербертом Уэллсом, который перерос в ссору, потому что Уэллс обиделся на замечания Оруэлла о нем в статье Horizon («Уэллс, Гитлер и Всемирное государство») (Какой же у них был срач, хотя должен заметить, что в оценке военной обстановки и реальной опасности войск Германии Оруэлл оказался ближе к истине). В октябре у Оруэлла случился приступ бронхита, и болезнь часто повторялась. В начале 1942 года Эйлин сменила работу на работу в Министерстве продовольствия.

Оруэлл вёл активную общественную жизнь с друзьями-литераторами, особенно среди политических левых. В конце 1942 года он начал регулярно писать для левого еженедельника. В марте 1943 года умерла мать Оруэлла, и примерно в это же время он сказал Муру, что начинает работу над "Скотным двором".

В сентябре 1943 года Оруэлл уволился с BBC. Он также ушёл из ополчения по медицинским показаниям. В ноябре 1943 года Оруэлл был назначен литературным редактором в Tribune. Оруэлл работал в штате до начала 1945 года, написав более 80 обзоров на книги, а 3 декабря 1943 года начал свою регулярную личную колонку. Он все ещё писал обзоры для других журналов, включая Partisan Review, Horizon и the New York Nation. К апрелю 1944 года «Скотный двор» был готов к публикации. Голланц отказался его публиковать, посчитав это нападением на советский режим, который был важнейшим союзником в войне (И забегая вперёд, да это было нападение на советский режим). Аналогичная участь постигла и других издателей, пока Джонатан Кейп не согласился взять его.

В мае у Оруэлла с супругой появилась возможность усыновить ребёнка им стал мальчик, которого они назвали Ричард Горацио Блэр, а в июне Фау-1 вынудила их искать новое жилье. Ещё одним ударом стал отказ Кейпа от своего плана опубликовать «Скотный двор». Решение было принято после его визита к Питеру Смоллетту, чиновнику Министерства информации. Позже Смоллетт был объявлен советским агентом (Что важно, произошло это в 1949 году, когда один борец с тоталитаризмом включил его в список тех, кто, "по его мнению, являются криптокоммунистами, попутчиками или склонны к этому, и им не следует доверять как пропагандистам", в этом же году он представил список Департаменту информационных исследований в и обозначил Смоллетта характеристикой: "почти наверняка какой-то агент" и "очень скользкий человек". Причиной этому стало то, что  он был тем государственным служащим, по совету которого лондонский издатель Джонатан Кейп отклонил "Скотный двор" Оруэлла как нездорово антисоветский текст". Автором этого списка был – Оруэлл. Каких-либо сведений подтверждающих что Смоллетт был агентом СССР, а не то что перед нами «охота на ведьм» - я не нашёл, если они есть у вас – милости прошу поделится).

К сентябрю 1944 Эйлин бросила работу в Министерстве продовольствия, чтобы заботиться о своей семье. Секер и Варбург согласились опубликовать «Скотный двор», хотя в печати она появилась только в августе 1945 года. К февралю 1945 года Оруэлла пригласили стать военным корреспондентом The Observer. Он отправился в освобожденный Париж, затем в Германию и Австрию, в Кельн и Штутгарт. Он никогда не был на передовой, под огнём, но внимательно следил за войсками

Пока он был там, Эйлин попала в больницу для гистерэктомии и умерла под наркозом 29 марта 1945 года. Она не особо уведомляла Оруэлла об операции из-за беспокойства по поводу стоимости и потому, что рассчитывала на быстрое выздоровление. Оруэлл вернулся домой, а затем вернулся в Европу. Он вернулся в Лондон, чтобы освещать всеобщие выборы 1945 года в начале июля.

Путь к magnum opus

Скотный двор имел особый резонанс в послевоенной обстановке, и его всемирный успех сделал Оруэлла востребованной фигурой. В течение следующих четырех лет Оруэлл совмещал журналистскую работу — в основном для Tribune, The Observer и Manchester Evening News с написанием своей самой известной работы "1984", которая была опубликована в 1949 году.

За год после смерти Эйлин он опубликовал около 130 статей и подборку своих критических эссе, продолжая активно участвовать в различных политических лоббистских кампаниях. Оруэлл перенес туберкулезное кровотечение в феврале 1946 года, но замаскировал свою болезнь. В 1945 или начале 1946 года, Оруэлл написал статью о "Британской кулинарии" но учитывая послевоенный дефицит, заказчик и Оруэлл решили не публиковать его.

Оруэлл вернулся в Лондон в конце 1946 года и снова занялся литературной журналистикой. Теперь, став известным писателем, он был завален работой. В результате успеха «Скотного двора» Оруэлла ожидал крупный счет от Налогового управления США, и он связался с бухгалтерской фирмой. Фирма посоветовала Оруэллу основать компанию, которая владела бы его авторскими правами и получала бы его авторские гонорары, а также заключить "соглашение об оказании услуг", чтобы он мог получать зарплату. Такая компания, "George Orwell Productions Ltd" (GOP Ltd), была основана 12 сентября 1947 года.

В декабре из Глазго был вызван специалист по грудной клетке, который констатировал, что Оруэлл серьезно болен, и за неделю до Рождества 1947 года он находился в больнице Хайрмайрс. Был диагностирован туберкулез, и запрос о разрешении на импорт стрептомицина для лечения Оруэлла дошел до тогдашнего министра здравоохранения. К декабрю 1948 Оруэлл закончил рукопись "1984". В январе 1949 года в очень слабом состоянии он отправился в санаторий, к несчастью для Оруэлла, прием стрептомицина нельзя было продолжать, так как у него развился токсический эпидермальный некролиз, редкий побочный эффект.

Посетители были шокированы внешностью Оруэлла и обеспокоены недостатками и неэффективностью лечения. Друзья беспокоились о его финансах, но к настоящему времени он был сравнительно обеспечен.

Он писал многим своим друзьям, а в марте 1949 года его посетила Селия Кирван, которая начала работать в подразделении Министерства иностранных дел, в Департаменте информационных исследований (IRD), созданном правительством для публикации антикоммунистической пропаганды, и Оруэлл дал ей список людей, которых он считал «криптокоммунистами». Список Оруэлла, не публиковавшийся до 2003 года, состоял в основном из писателей, но также включал актёров и депутатов от лейбористской партии. Для дальнейшего продвижения «Скотного двора» IRD заказала размещение в газетах по всему миру мультфильмов. В июне 1949 года была опубликована «1984».

Последние месяцы и смерть

Здоровье Оруэлла продолжало ухудшаться. В середине 1949 года он ухаживал за Соней Браунелл, и в сентябре они объявили о своей помолвке. Считается, что она послужила моделью для Джулии, героини 1984. Соня взяла на себя ответственность за дела Оруэлла и усердно ухаживала за ним в больнице. Друзья Оруэлла заявили, что Браунелл помог ему пережить болезненные последние месяцы его жизни и сильно приободрил Оруэлла.

Свадьба Оруэлла состоялась в больничной палате 13 октября 1949 года. Рано утром 21 января в лёгких Оруэлла лопнула артерия, в результате чего он скончался в возрасте 46 лет.

Даже по столь краткому жизнеописанию можно отметить, что жизнь была разнообразной и неоднозначной, такой же как и его творчество. О котором поговорим в следующей части.

Марию Семёнову я люблю читать ещё со школьных времён. Цикл о Волкодаве перечитывал несколько раз. Особенно хороши первые части. Однако получилось так, что ничего кроме этого у автора я и не читал. Да и к истории о последнем воине из рода Серого Пса я уже давно не возвращался. Нужно исправлять ситуацию! Тут как раз моя подруга одолжила мне роман Семёновой «Валькирия». Что это, если не судьба?

Главная героиня, молодая девушка по имени Зима, плохо вписывается в свою семью. Слишком уж она непокорна и независима. Целыми днями бродит по лесу, вместо того чтобы делать женскую работу по дому. Да и замуж совсем не собирается. От своего деда, который сломал спину медведю, она унаследовала далеко не женскую физическую силу. А ещё, в детстве ей пришло видение, что когда-то ее найдет тот самый мужчина, который сделает ее счастливой. Тот, кого она всегда будет ждать. Как тут соглашаться на меньшее? Так и росла Зима позором для своей семьи, вынося постоянные упрёки от родных. Да и младшая сестра уже хочет замуж, но вперёд старшей идти было нельзя. Жизнь Зимы меняется в тот день, когда к ее дому приплыли на ладье варяги во главе с вождём Мстивоем. Грозный варяг отметил превосходное искусство девушки в обращении с луком и в шутку предложил примкнуть к своему отряду. Только вот Зима это запомнила и, когда отношения с родичами стали совсем уже напряжёнными, ушла из дома вместе со своим побратимом Яруном искать воинского счастья.

Однако постигать воинскую науку оказалось совсем не просто. Даже брать в отроки девушку поначалу не хотели. Где это видано девушка-воин?! Однако своим упорством Зима покорила даже самых ярых скептиков. Вместе с Яруном она учится воинским премудростям, ни в чем не уступая своим коллегам-мужчинам. Мария Семёнова отлично поработала над своими персонажами. Суровый вождь Мстивой ни в чем не даёт Зиме послаблений. Среди прочих варягов он приобрел нерушимую репутацию. Дело в том, что его бойцы без особой нужны в драку не лезут, что позволяет сохранить жизни хорошим людям. История жизни Мстивоя полна печали и утрат. Когда-то его деревню уничтожили даны, на корню вырезав всех жителей. В живых остались только трое парней и девушка, которые отныне стали считаться родными братьями и сестрой. С тех пор Мстивой поклялся уничтожить любого дана, которого встретит. Не менее интересен и его побратим Славомир, который также чудом спасся из уничтоженной деревни. Этот прекрасный воин не перенял мрачность брата – он всегда весел и приветлив. Именно Славомир воспылает к Зиме нежными чувствами. Однако как девушка может ответить ему взаимностью, если он не тот, кого она всегда ждёт? Наставником Зимы становится слепой пожилой воин Хаген. Он по-отечески относится к девушке, учит премудростям жизни. Сестра вождя Велета стала для главной героини настоящей подругой, а новгородец Блуд, отталкивающий поначалу, новым побратимом. Остальные персонажи также получились весьма яркими и запоминающимися.

Несмотря на то, что Зима – сильная и независимая девушка, в романе мне не видится никакой феминистической повестки. Она очень органично вписывается в этот суровый мир. Девушка с душой воина оказалась отвергнута собственными родичами, но нашла новую семью среди варягов. Несмотря на воинские увлечения, ей не чужды и женские забавы. Временами ей также хочется надеть красивое платье и пуститься в пляс на танке. Эти противоречия раздирают девушку изнутри, и ей сложно найти свое место в мире. Кто же она всё-таки: оружный кметь или девушка? Можно ли совместить эти две части своей души? И как найти того, кого она всегда ждёт?

При чтении романа сразу же бросается в глаза язык Марии Семёновой, стилизованный под старину. С одной стороны, он очень тяжеловесен, читать совсем не просто. С другой же, он необычайно красив, и создаёт нужную атмосферу.

Атмосфера романа – это его бесспорный плюс. Мир романа предстает перед нами загадочным красочным полотном. Здесь царят времена дохристианской Руси, где славяне ещё не единый народ, а разрозненные племена. У каждого свои нравы и обычаи. Встретим мы и знакомые имена. Например, Мстивой служит варяжскому князю Рюрику.

Кому-то некоторые поступки Зимы могут показаться нелогичными. Однако стоит учитывать, что перед нами молодая девушка, которая ищет свой жизненный путь. Она имеет право делать ошибки.

Итог: «Валькирия» – отличная история становления главной героини. Есть в ней и экшен, и трагедия, и интересные размышления. Финал романа – отдельный плюс. Он держал меня в постоянном напряжении до самой последней страницы. Для меня все же «Валькирия» несколько слабее «Волкодава». Зато, думаю, она больше понравится женской аудитории. Все же мне любовные линии менее интересны, чем прекрасному полу.

Также подписываемся на мой ТГ-канал. Там ещё больше интересного.