Чернила и Зеркала. Глава 8
Зайдя внутрь, я подошёл к тому же бармену. Его взгляд был намеренно нейтральным, словно отполированным до блеска, но я уловил лёгкую, едва заметную волну насторожённости, исходящую от него, как тепло от раскалённого камня.
— Тёмного. Покрепче, — сказал я, и мой голос прозвучал хрипло.
Он молча налил густую, почти чёрную, пенную жидкость в толстостенный бокал и поставил рядом маленькую глиняную чашечку солёных орешков. Я занял тот же столик в углу, что днём, и сделал первый, обжигающий глоток. Напиток тяжело оседал в горле густой чёрной волной, пропитанной ароматами дыма, горького хмелевого солода и едко-полынной остроты. Запахи будто окутывали душу плотным туманом, медленно разъедали остатки совести, словно кислотой. Я ощущал вкус безвозвратности на губах, знал, что перешёл черту окончательно и бесповоротно, а потому дорога назад была навсегда закрыта. Этот глоток стал последним прощальным взглядом на жизнь, какой она когда-то была, тихим щелчком замка, навечно запирающего дверь моего прошлого. Солёные орешки смягчали едкий привкус, а к концу второго бокала даже эта горечь начала казаться приятной, почти родной, как вкус собственной крови во рту после драки.
Так я просидел весь вечер, медленно погружаясь в алкогольный туман, который затягивал раны души густым, обманчивым бальзамом. Когда в голове зашумело достаточно громко, чтобы заглушить внутренние голоса, я подошёл к стойке и положил на неё смятую купюру. Бармен потянулся за деньгами, но я наклонился ближе и тихо, шепотом, проговорил:
— Выйдем. На минутку. Нельзя, чтобы видели.
Он кивнул, без тени удивления, и мы вышли на прохладную, пропитанную ночными запахами улицу. Я огляделся, убедился, что мы одни в тусклом свете фонаря, и пожал ему руку. В крепком, коротком рукопожатии осталась обещанная, толстая пачка денег. Он быстрым, отработанным движением сунул её в глубокий карман своего фартука.
— Обнаружили тех... эльфов только к вечеру, — так же тихо сказал он, избегая моего взгляда. — Днём тут был целый кортеж их семей, чёрные лимузины. Я, конечно, ничего не рассказал. Но молчать совсем не мог — сказал, что видел какого-то типчика из Нижних кварталов. Полуэльфа, полугоблина... Кто их разберёт в этой грязи? Они, кажется, поверили.
Я кивнул, коротко поблагодарил и, пошатываясь от выпитого и усталости, побрел прочь, оставляя за спиной островок относительного спокойствия. Снова чувствовал внутри себя эту... пустоту. Я шёл по той самой серой, ничейной зоне, которую местные завсегдатаи называли «Сумерки». Лично для меня сумерками был весь этот дрянной, двуличный город. Здесь пахло особенно остро — дорогими сигарами и кожей, доносившимися с одной стороны улицы, и угольной гарью, перегоревшим маслом — с другой. Это была буферная зона, где патрули из Верхнего города сменялись бандитами из Нижнего по какому-то негласному, тщательно соблюдаемому графику, который, я был уверен, их главари согласовывали за бокалом вина.
То ли алкоголь так влиял, размягчая внутренние барьеры, то ли я наконец перестал обманывать себя, но мысли текли ясно, горько и безжалостно. Домой? А есть ли теперь дом? Та пустая квартира с призраками несбывшихся надежд?
Я хмыкнул, и звук этот был похож на лай раненой собаки. Поймал ещё один экипаж, на этот раз с хмурым орком за рулём, от которого пахло дешёвым табаком и потом.
— «Грех Неона», в Изумрудном квартале, — бросил я, плюхаясь на жёсткое сиденье.
Мы тронулись в путь. Сквозь туманную пелену запотевших стёкол я наблюдал, как серые сумеречные улицы постепенно растворялись, уступая место сверкающему, вылизанному миру избранных. Мир тех, кто считал себя вершиной жизненной пирамиды, чей успех зависел лишь от счастливого случая рождения в правильной семье. Их власть питалась чужими слезами и кровью, напрасно прожитыми годами труда. Люди, чьи кошачьи глаза скользили мимо тебя, даже не удостоив взглядом; те, кто проматывал твой годовой заработок за один пьяный миг в дорогом ночном клубе. А ты оставался здесь, по другую сторону окна, чужак среди блеска и лжи, брошенный среди пепла вчерашнего дня.
С такими чёрными, как смоль, мыслями мы подъехали к клубу. Я расплатился, вышел и глубоко вдохнул ночной воздух Изумрудного квартала. Он пах дорогими духами, запретными удовольствиями, деньгами и… моим следующим, смертельно опасным приключением. Хмель в голове прошёл, сменившись холодной, стальной, абсолютно ясной решимостью. Страх отступил, уступив место ледяной пустоте, которую теперь предстояло заполнить делом.
Яркая, неоновая вывеска клуба «Грех Неона» отливала ядовитыми розовыми и синими цветами, которые даже в моём приглушённом, монохромном восприятии резали глаза агрессивным мерцанием. От толпы, состоявшей из нарядных людей, изысканных эльфов и прочей разномастной, но однозначно богатой публики, исходила плотная волна пьяной, развязной эйфории, смешанная с дорогим парфюмом. А от некоторых тянулся тот самый знакомый, химический и маслянистый шлейф чего-то более тяжёлого и опасного, который висел в воздухе словно миазмы. Жаль, я не умею чувствовать предметы на расстоянии — найти дилера в такой толпе оказалось бы куда проще.
На входе меня остановила охрана — двое громил с квадратными челюстями, чьи взгляды сканировали меня с головы до ног с явным неодобрением, задерживаясь на моей неприметной, но простой куртке.
— Ты куда, дружок? — буркнул один, его голос был низким, словно скрежет камней.
— Отдохнуть, как все, — ответил я, стараясь говорить развязно. — Могу заплатить за вход.
Я небрежно достал из кармана пачку денег. Взгляды сразу смягчились, жадность на миг затмила подозрительность, и меня молча пропустили, отодвигая бархатный канат.
Внутри было тесно, шумно и душно. Грохочущий бит пробивался сквозь тела, воздух был густым от смеси духов, пота и дыма. Я протиснулся к бару, заказал тёмного — этот горький напиток стал моим верным спутником в этом падении. Стоя у стойки с холодным бокалом в руке, я закрыл глаза на секунду, отсекая внешний шум и настраивая свои внутренние «антенны». Я искал не просто общий фон наркотиков. Я искал конкретного человека — Крокодила. Чем дольше всматривался в этот хаос из сотен переплетённых аур, тем яснее осознавал тщетность затеи: они торговали этой дрянью прямо здесь, открыто, и ни у кого из охраны или посетителей это не вызывало даже малейшей тревоги. Система работала как идеально отлаженный, хорошо смазанный механизм, а я был всего лишь песчинкой в её шестерёнках.
Первый бокал кончился быстро, горьковатая жидкость почти не оставила следа. Я заказал второй и, пока бармен наливал, наклонился и спросил вполголоса, перекрывая грохот музыки:
— У кого тут можно… подсластить вечер? Знаешь, для остроты ощущений.
Фраза, подслушанная в трущобах, сработала. Бармен, не глядя на меня и продолжая вытирать бокал, пробурчал себе под нос:
— Не знаю, о чём ты. Но если уж приспичило, сходи в туалет. Там всё само найдётся. Ищи того, кто не танцует.
Я кивнул, допил пиво залпом и направился к туалетам, расположенным в глубине зала. Пока стоял у писсуара, из дальней кабинки доносились чавкающие, животные звуки и сдавленные стоны.
«Будто у себя дома...» — мысленно поморщился я с неприятным чувством.
Выйдя из туалета, я сразу попал в лапы какой-то размалеванной красотки в блестящем, обтягивающем платье. Она тут же подхватила меня под руку — её пальцы были липкими от коктейля — и потащила на танцпол, лепеча пьяным, заплетающимся языком что-то насчёт моего долгого отсутствия. Видимо, спутала с кем-то другим. Я решил воспользоваться моментом и приобнял её за талию.
— Искал тебя, — прошептал ей на ухо, ощущая, как её тело податливо прижалось ко мне.
Решил забросить удочку, повторив кодовую фразу:
— Ты одна здесь сияешь ярче всех этих дурацких фонарей. Я бы тоже не прочь немного… посиять. Осветить этот вечер.
Она лукаво посмотрела на меня сквозь густую тушь на ресницах, ее глаза были стеклянными.
— Часто нельзя, милый, а то сгоришь, как мотылек.
Не знаю, было ли это метафорой или прямым указанием на наркотик, но в этот момент она, видимо, наконец разглядела моё лицо и поняла, что я не тот, кого ждала. Её лицо исказилось на миг разочарованием и злостью, но я просто притянул её ближе и продолжил танец, грубо и настойчиво ведя в такт музыке. Сначала она попыталась вырваться, потом рассмеялась — пьяный, бесшабашный, почти истерический смех — и забылась, отдавшись движению. Похоже, ей было всё равно. Через минут двадцать она уже начинала выдыхаться, обвисая на моей руке, а я чувствовал себя… странно нормально. Слишком нормально для выпитого количества алкоголя. Хмель будто выветривался из крови, а усталость отступала, уступая место какой-то странной, неестественной выносливости, которой у остальных посетителей, валившихся с ног, явно не было.
Она заметила, что я не выдохся, как обычный смертный, после двадцати минут бешеного танца под оглушительный бит, и её взгляд из пьяного и рассеянного сделался хищным, заинтересованным, изучающим.
— А во всём ты такой выносливый? — прошептала она, обвивая мою шею руками. Её дыхание пахло дорогим коктейлем и чем-то химически сладким.
Решив, что могу получить от неё куда больше, чем просто информацию, я нагло притянул её к себе, чувствуя, как блестящая ткань платья скользит под пальцами, и поцеловал. Грубо, без лишних нежностей, захватывая инициативу. Она ответила с пьяной, жадной страстью, а когда я оторвался и посмотрел в её затуманенные, осоловелые глаза и сказал:
— Выносливей меня ты вряд ли встречала, —
на её губах расплылась довольная, хитрая улыбка, полная обещаний.
— Хочу познакомить тебя с друзьями, — выдохнула она, её голос стал томным, и потянула меня за собой, протискиваясь сквозь толпу к ряду зарезервированных VIP-лож.
Там, в клубах густого, ароматного дыма дорогих сигар, сидели люди, эльфы и — что стало неожиданностью — пара гномов в богатой, но практичной одежде. Большинство из них живёт в подземных городах-кузницах, но некоторые селятся и "наверху". Она пьяно выпалила их имена, я даже не пытался запомнить этот винегрет из титулов и фамилий, а потом запнулась, осознав, что не знает моего.
— Зейн, — коротко представился я и плюхнулся на свободное кресло, демонстративно развалившись, изображая раскованность, которой не чувствовал.
Она тут же устроилась у меня под боком, бросив вызывающий, победный взгляд на свою подругу, которая явно метила на это место. Один из эльфов что-то вещал о финансовых успехах своего нового предприятия, а моя новая «подруга» полезла в свою крошечную, блестящую сумочку.
В этот момент раздался гневный, надтреснутый крик, перекрывший музыку. К ложу, игнорируя попытки охраны его остановить, шёл молодой парень. Лицо его было искажено обидой и яростью, дорогой костюм помят. Охрана не двигалась с места, лишь беспомощно переглядывалась — значит, свой, сынок какого-то важного олигарха.
Он подскочил и попытался вытянуть девушку с дивана. Я встал перед ним, преграждая путь, чувствуя, как напрягаются мышцы спины. Сзади раздавался весёлый, возбуждённый смех и одобрительные возгласы компании — им явно хотелось кровавого шоу, развлечения за чужой счёт.
— Ты знаешь, кто я?! — зашипел парень, трясясь от гнева, его глаза были пусты от злобы. — Ты знаешь, кто мой отец?!
— Отвали, — спокойно, почти лениво сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Сегодня она занята. Ищи себе другую. Тут желающих хватает.
Спиной я чувствовал яркий, пёстрый коктейль эмоций девушки — страх, возбуждение, пьяное любопытство. По его позе было видно, что парень открыто драться не решался, боялся испортить дорогую одежду или репутацию. Затем он зло взглянул на неё, на меня, на смеющуюся публику и прошипел так, что мелкие брызги слюны долетели до моего лица:
— Сегодня ты нажил себе очень серьёзные неприятности, ублюдок. Очень серьёзные.
Он развернулся и ушёл, отталкивая окружающих. Зал сотряс новый взрыв хохота и восторженных криков. Кто-то даже крикнул: «Надо было врезать ему, жалко!»
Одна из девушек в шутливой, игривой манере возмутилась: «Ой, ну тогда бы клуб закрыли! У папочки связи везде!»
Я сел на место, стараясь сохранить маску безразличия. Девушка тут же игриво закинула свою тонкую, изящную ногу мне на колено и, наконец, достала из сумочки маленький, переливающийся всеми цветами радуги, словно крыло экзотической бабочки, пакетик.
— Ну что, сияющий рыцарь, хочешь немного… настоящего света? Того, что делает ночь ярче дня?
Она протянула мне «Сияние». Тот самый элитный наркотик, который был дороже и, судя по всему, в разы сильнее дешёвых «Осколков неба». Искушение лежало на её ладони, блестящее и смертельно опасное.
Я усмехнулся, стараясь, чтобы усмешка получилась лёгкой и циничной:
— Ты же сама сказала: можно сгореть, как мотылёк. Я не готов к такому героическому подвигу. Сегодня хватит огня и попроще.
Вместо этого я подхватил со столика первую попавшуюся тяжёлую хрустальную бутылку какого-то крепкого эльфийского ликёра, пахнущего травами и мёдом, и сделал большой, обжигающий глоток. Огонь распространился по горлу, приглушив внутренние тревожные предостережения, смыв остатки совести.
Она же, недолго думая, с привычной практичностью высыпала щепотку радужного порошка на тыльную сторону ладони и резко, с характерным шумом, втянула его носом. Я видел, как её зрачки мгновенно расширились, поглотили радужку, стали чёрными безднами, а по всему телу разлилась та самая знакомая, маслянистая, чужая аура химической эйфории, которую я научился ненавидеть и выслеживать. Физически меня пронзило ощущение мерзкого дискомфорта, словно кишки свернулись тугим узлом от одной лишь мысли о том, какие чудовищные процессы разыгрываются прямо сейчас глубоко в её клетках. Но спиртное уже вязким туманом окутало разум, медленно растворяя остатки ясности сознания. А душащий аромат густых, дорогих духов, пульсирующая близость её тела, нежданно ставшего послушным орудием моего желания, и опьяняющее чувство вседозволенности превращали омерзение в сладостное покалывание... Всё глубже погружаясь в мутный омут похоти и самодовольства.
Я приложился к бутылке снова, осушив её почти до половины. Горло горело, но голова оставалась подозрительно ясной.
— Поехали куда-нибудь, — прошептала она, её голос был хриплым, томным и властным. — Где потише.
— Поедем, — почти тут же согласился я, чувствуя, как пьяный азарт закипает в крови. — Только давай возьмём ещё «Сияние». Про запас. Чтобы на всю ночь хватило.
Она молча притянула меня за воротник, её пальцы были холодными, и поцеловала — долгим, влажным поцелуем, полным обещаний, а потом повела через шумный танцпол, рассекая толпу, словно корабль волны. Богачи из ложи провожали нас пьяными выкриками и пожеланиями удачи. Мы подошли к другой VIP-зоне, более закрытой, отгороженной глухой ширмой. Внутри, в клубах дыма, сидели одни гномы.
«Вот она, главная лавка», — мелькнуло у меня чётко и холодно. «Не в грязных углах, а прямо здесь, в сердце роскоши».
Моя спутница обратилась к самому старшему и суровому из них, с седой, заплетённой в сложные косы бородой:
— Дайте нам немного… посиять сегодня. Чтобы хватило надолго.
Она потянулась за сумочкой, но я остановил её руку.
— Что же я за рыцарь, если моя принцесса сама платит? — с напускной, пьяной галантностью сказал я и шагнул к гному, чувствуя на себе его тяжёлый, оценивающий взгляд.
На столе лежал аккуратный, переливающийся, как опал, пакетик. Я спросил, сколько должен. Гном-телохранитель, не моргнув глазом, назвал сумму. У меня перехватило дыхание. Цифра оказалась астрономической. К счастью, с собой была целая пачка банкнот, отобранных у эльфов. Этих денег хватило бы на аренду той самой квартиры на целых два месяца. Тихо, стараясь скрыть волнение, я медленно отсчитывал толстые хрустящие банкноты, заранее понимая, что сдачи ждать бесполезно. Казалось, сама жизнь вытряхивает из меня последние иллюзии.
Но когда я уже разворачивался, гном хрипло, будто скрипя камнями, произнёс:
— Эй, человечишка. Сдача. Наш принцип — честная сделка.
И протянул мне ещё один, меньший пакетик с парой тускло-синих таблеток — «Осколки неба». Жалкая подачка на фоне купленного «Сияния».
Я поблагодарил, изображая пьяную, неловкую благодарность, забрал смертоносный «улов» и вместе с девушкой вышел из клуба в спящую, прохладную ночь.
«Кто бы мог подумать», — с горькой, едкой иронией подумал я, шатаясь по мостовой, блестящей от влаги.
«Гордость Академии Справедливости. Подававший надежды офицер Управления Правопорядка. Покупает наркотики у гномов в ночном клубе, тратя на них деньги, отобранные у других наркоманов».
Циничная, отполированная мысль мелькнула в голове:
«Чего не сделаешь ради блага города и раскрытия крупных преступлений. Все средства хороши».
Но в глубине души, на самом дне, я понимал, что это уже не прикрытие и не легенда. Это — самооправдание. И с каждым шагом по пустынному тротуару, под руку с девушкой, от которой пахло дорогими духами и смертью, оно звучало всё тише, пока не превратилось в жалкий, неслышный шепот.







