Просыпаешься, чуть бодрый,
Куришь подряд пару сигарет.
Кофеин, посещение уборной,
И в этом мире, тебя больше нет.

Погружённый в цифровую эпоху,
Обучаешься чему-то новому,
Вроде на знания, п*й,
Но в комментариях, пишешь "учёному":
"Это уже слышал,
Информация давно устарела.
Дизлайк, из сообщества вышел,
У меня голова заболела".

Неважны ни даты, ни смысл,
Важно только "я это знаю".
Абстрактной кажется мысль,
"Мира не понимаю".

Увлеченный, так многим.
Музыка, игры, цитаты,
Мемы, фильмы, подкасты?
Комментарий является строгим:
"Это уже слышал,
Информация давно устарела.
Дизлайк, из сообщества вышел,
У меня голова заболела.
Кто такой? Не понимаю.
Философов нынче рой.
Зачем вообще наблюдаю?
Он же диванный герой"!

Подобное мнение неважно!
Но чёрт, неоспоримо!
Ты комментатор от бога!
И от этого невыносимо!

Просыпаюсь чуть бодрый,
Курю подряд пару сигарет.
Кофеин, посещение уборной,
И в этом мире, меня больше нет.

Погружённый в цифровую эпоху,
Обучаюсь чему-то новому,
Отношения к знаниям, неплохи
В комментариях, пишу "учёному":
"Где-то об этом слышал,
Дополняю повествование...
Вы, достойны признания!...
Удачи, спасибо! Вышел...

Неважны даты, но смысл,
Важно также «Что упускаю?»
Не абстрактной кажется мысль
«Мира не понимаю».

Увлеченный немногим.
Информатика, литература.
Иногда посещаю лекции.
А как прекрасна кинокультура!
Комментарий является строгим:
"Где-то об этом слышал,
Дополняю повествование...
Вы, достойны признания!...
Удачи, спасибо! Вышел"...

Зачем пишу? Не понимаю.
Подобного нынче море.
Грущу, но наблюдаю.
Не уж-то и я в этом рое?

Подробные мнения неважны!
Но чёрт, они оспоримые!
Ты комментатор от бога!
Твои мысли невыносимые!

Есть писатели, которых читают. Есть те, кого изучают. А есть те, чьи книги становятся духовным опытом, после которого мир уже не кажется прежним. Андрей Платонов - из последних. Его проза похожа на древнюю икону, написанную поверх технических чертежей: лики святых проступают сквозь схемы и формулы, а библейские сюжеты разворачиваются среди строящихся заводов и рытья котлованов.

Читать Платонова - всё равно что слушать, как разговаривают между собой машины на языке ангелов. Его герои - рабочие, механики, крестьяне - говорят о самом главном: о Боге, о душе, о смысле бытия. Но говорят они об этом так, словно разбирают сложный механизм, пытаясь найти в нём тайную пружину, которая приводит в движение всю вселенную.

Котлован. Рытьё как способ найти истину

«Котлован» - это не просто повесть о строительстве. Это притча о том, как люди пытаются вырыть яму до самого дна мироздания. Герои роют фундамент для "общепролетарского дома", но с каждым днём котлован становится всё глубже и страшнее. Он превращается в могилу для надежд, в братскую могилу для тех, кто верил в светлое будущее.

Главный герой, Вощев, уволенный с завода "за задумчивость", - это платоновский искатель истины. Он ходит по свету с мешком, куда собирает "всякую безвестность" - веточки, камешки, ржавые гайки. В этих предметах ему видится больше смысла, чем в лозунгах и планах. Он ищет душу мира в его отбросах и обломках.

Девочка Настя, которая живёт на стройке, становится для всех символом того будущего, ради которого они роют. Но когда она умирает, оказывается, что рыть больше не для кого. Котлован становится её могилой, а грандиозная стройка - бессмысленной ямой в земле.

Платонов показывает страшную правду: когда идея становится важнее человека, она превращается в убийцу. Его герои роют могилу самим себе, сами того не понимая. Они думают, что строят рай, а на самом деле - роют ад.

Чевенгур - коммунизм как религиозное безумие

Если «Котлован» - это притча, то «Чевенгур» - апокалипсис. Роман о группе революционеров, которые в вымышленном городе Чевенгуре решили построить коммунизм одним махом. Они уничтожают буржуев, организуют новую жизнь - и ждут, когда наступит царство божие на земле.

Но получается не царство божие, а нечто страшное и абсурдное. Герои Чевенгура - словно первые христиане, которые решили, что второе пришествие можно устроить своими руками. Они ждут чуда, но чудо не приходит. Вместо этого приходит голод, разруха и отчаяние.

Главный герой, Александр Дванов, - ещё один платоновский странник. Он идёт по революционной России как по библейской пустыне, ища знаки высшей правды. Но везде находит лишь боль и недоумение. Его спутник, Прошка Чебановский, пытается научно объяснить существование Бога через законы физики. Это типично платоновское сочетание - физика и метафизика, математика и мистика.

Язык как ключ к тайне

Особенность Платонова - в его уникальном языке. Его герои говорят коряво, неумело, путая научные термины с деревенскими суевериями. Но в этой корявости - удивительная глубина.

Они говорят о душе как о "веществе невыясненного свойства". О Боге - как о "проекте вечной жизни". О любви - как о "законе сохранения энергии чувства". Этот странный, почти машинный язык становится инструментом для выражения самых сокровенных мыслей.

Платонов как будто специально ломает обычную речь, чтобы пробиться к чему-то более важному. Его текст требует от читателя работы - нельзя просто пробежать глазами, нужно вникать в каждое слово, в каждую странную конструкцию.

Почему Платонов сегодня важен

Читать Платонова в наше время - всё равно что смотреть в кривое зеркало, которое показывает правду. Его проза звучит как пророчество, потому что он увидел главную болезнь XX века - веру в то, что с помощью технологий и социального преобразования, можно переделать саму человеческую природу.

Его герои пытаются устроить рай на земле, но получают ад. Потому что забывают о простом - о любви, о сострадании, о душе. Они хотят осчастливить человечество, но не видят конкретного человека перед собой.

«Котлован» и «Чевенгур» - это молитва, обращённая к самому небу. Молитва о том, чтобы человек не забыл, что он - не машина. Что у него есть душа, которую нельзя вписать ни в один технический проект. Что смысл жизни - не в гигантских стройках и не в глобальных переустройствах, а в простой человеческой теплоте и заботе о ближнем.

Когда закрываешь книгу Платонова, остаётся странное чувство - боль и надежда одновременно. Боль от увиденного в зеркале его прозы. И надежда - что, может быть, мы ещё успеем одуматься. Что, может быть, мы не повторим ошибок его героев. Что, может быть, мы найдём в себе силы говорить не языком машин, а языком ангелов - языком любви и сострадания.

Платонов не даёт ответов. Он лишь показывает пропасть - и оставляет нас на её краю, заставляя задуматься: а туда ли мы идём? И не пора ли остановиться?

Источник: Литературный КАДР

Бывает смех - лёгкий и беззаботный, как летний ветерок. А бывает - тяжёлый, нервный, когда смеёшься сквозь слёзы и сам не понимаешь, от чего больше хочется плакать: от комизма ситуации или от её ужасающей правды. Гоголевский смех - именно такой. Он не развлекает, а ранит. Не освобождает, а заковывает в кандалы тревоги. Когда читаешь «Ревизора» или «Нос», сначала действительно смешно - до слёз, до боли в животе. А потом наступает странная, леденящая пауза, и понимаешь: это не просто юмор. Это диагноз. Диагноз человеческой души, заблудившейся в лабиринте собственных страхов и абсурда.

Гоголь заставляет нас смеяться над самыми тёмными уголками бытия. Над тем, как легко честь превращается в фикцию, личность растворяется в чине, а жизнь становится фарсом, где каждый играет роль, давно потеряв сценарий. Его гений в том, что он нашёл единственно возможный способ говорить о невыносимом - через гротеск, через карикатуру, через этот пронзительный, разрывающий душу смех. Смех, который становится не просто реакцией, а формой духовного выживания в мире, который давно перестал подчиняться логике.

«Ревизор»: маскарад, где все притворяются живыми

Представьте себе уездный город - затерянный, пыльный, ничем не примечательный. Но именно здесь разворачивается одна из самых страшных комедий в истории литературы. Весть о скором приезде ревизора повергает всё местное чиновничество в панику. И тут появляется он - Иван Александрович Хлестаков, мелкий петербургский чиновник, человек пустой, как высохшая бочка, легкомысленный, как мотылёк. Его принимают за ревизора, и начинается невероятное.

Смешно? Безумно смешно! До слёз! Мы смеёмся над городничим, который, умный и опытный делец, вдруг слепнет и видит в ничтожном Хлестакове важную персону. Мы смеёмся над тем, как чиновники наперебой суют ему взятки, сами создавая из бумажного тигра грозного хищника. Мы смеёмся над хвастовством Хлестакова, который, войдя во вкус, сочиняет невероятные небылицы о своём влиянии в Петербурге.

Но вот действие подходит к концу, и смех постепенно затихает. А когда наступает знаменитая немая сцена - тот самый «каменный век» длиною в несколько минут, - становится и вовсе не до смеха. Гоголь не просто показывает нам нелепую ошибку. Он выворачивает наизнанку всю систему человеческих отношений, построенных на страхе, лжи и самообмане. Эти люди не просто обманулись - они сами хотели быть обманутыми. Им нужен был этот ревизор-мираж, чтобы оправдать собственное существование. Страшно не то, что Хлестаков их одурачил. Страшно, что они сами себя одурачили, что добровольно надели на глаза повязку, лишь бы не видеть правды о себе.

Мы смеёмся над «Ревизором», но этот смех горький, как полынь. Потому что в каждом из этих персонажей мы с ужасом узнаём самих себя - свою готовность верить в удобную ложь, свою склонность притворяться, играть несвойственные роли, лишь бы соответствовать ожиданиям.

«Нос»: кошмар, ставший обыденностью

Если «Ревизор» ещё хоть как-то укладывается в рамки возможного, то «Нос» - это чистый, ничем не разбавленный абсурд. Коллежский асессор Ковалёв просыпается одним утром и обнаруживает, что его нос - та самая выдающаяся часть лица, гордость и украшение - бесследно исчез. Вместо него - гладкое, пустое место. А через некоторое время выясняется, что нос не просто потерялся - он живёт своей собственной, независимой и даже успешной жизнью. Разъезжает по городу в карете, щеголяет в мундире статского советника, молится в Казанском соборе.

Ситуация настолько нелепа, что поначалу вызывает лишь недоумённый хохот. Как это - нос сбежал? Как он может самостоятельно существовать? Но очень скоро этот смех становится нервным, почти истерическим. Потому что за фантасмагорией угадывается чудовищная по своей силе метафора. Нос у Гоголя- это не просто часть тела. Это символ социального статуса, внешнего признания, "лица" в обществе. Потерять нос - значит перестать существовать как персона, как личность, имеющая вес и значение.

Ковалёв в панике не потому, что ему нечем дышать или неловко выглядеть. Он в отчаянии, потому что без носа он - никто. Он не может сделать карьеру, не может жениться на богатой невесте, не может даже появиться в приличном обществе. Его личность растворилась, исчезла вместе с этим куском мяса. А сам нос, между тем, прекрасно обходится без своего хозяина - более того, он преуспевает, его чин оказывается выше ковалёвского.

Мы смеёмся над злоключениями бедного майора, но в глубине души понимаем: Гоголь снова бьёт в самую точку. В мире, который он описывает, сущность человека не важна. Важна лишь оболочка - чин, мундир, внешние атрибуты. Человек может быть пустым, ничтожным, но если у него есть "нос" в виде высокого положения, его будут уважать. И наоборот - самая глубокая, одарённая личность без этого "носа" - всего лишь тень, не заслуживающая внимания. Это смешно? Безумно смешно. И безумно страшно.

Смех как последнее прибежище. Почему мы до сих пор читаем Гоголя?

Гоголь писал в позапрошлом веке, но его смех звучит сегодня с пугающей актуальностью. Казалось бы, мир изменился до неузнаваемости. Но присмотритесь внимательнее - и вы увидите, что мы по-прежнему живём в гоголевской реальности. Только декорации стали современнее.

Мы так же, как чиновники из «Ревизора», паникуем при виде любой проверки, будь то налоговая инспекция или внезапный визит начальства. Мы так же создаём себе кумиров из случайных хлестаковых, наделяя их несуществующими достоинствами. Мы так же гоняемся за своими «носами» - карьерными достижениями, статусными вещами, лайками в социальных сетях, - теряя по дороге собственную сущность.

Гоголевский смех - это не просто литературный приём. Это мощный психологический механизм, который позволяет нам выстоять перед лицом абсурда. Если мы будем воспринимать всерьёз весь тот хаос, всю ту нелепость, что окружают нас в жизни, мы просто не выдержим напряжения. Смех даёт нам передышку. Он позволяет отстраниться, посмотреть на ситуацию со стороны и сказать: "Да это же просто смешно!".

Но Гоголь - мастер не только рассмешить, но и ранить этим смехом. Он не даёт нам успокоиться, не позволяет отшутиться. После его произведений остаётся тягостное, щемящее чувство. Мы смеялись-смеялись, а теперь сидим в тишине и думаем: а не над собой ли я только что смеялся? Не узнал ли я в городничем своего начальника, а в Хлестакове - известного блогера? Не бегаю ли и я за своим носом, забывая, кто я есть на самом деле?

В этом и заключена главная тайна гоголевского гения. Его смех - это одновременно и лекарство, и яд. Он помогает нам выжить в мире абсурда, но тут же показывает, насколько мы сами стали частью этого абсурда. Он заставляет нас посмотреть в глаза собственному страху - и почему-то после этого становится и больно, и легче. Потому что, может быть, только через такой горький, пронзительный, очищающий смех и можно разглядеть в себе что-то настоящее, человеческое, то, что не поддалось всеобщему помешательству.

Источник: Литературный КАДР (Подпишись на наш Дзен-канал)