После "Медного всадника" понимаешь,что Пушкин предупреждал - но его не услышали
Есть книги, которые читают как историю. И есть те, что читают как завещание. «Медный всадник» - из вторых. Это не просто поэма о наводнении 1824 года и не только спор «маленького человека» с государством. Это крик. Крик, который Пушкин вложил в уста безумного Евгения - последнее предупреждение любой власти, что видит в людях лишь строительный материал для своих грандиозных замыслов.
Когда читаешь «Медного всадника», кажется, будто слышишь два голоса. Один - громоподобный, медный, как сам всадник: "Здесь будет город заложен!" Другой - тихий, человеческий, почти шёпот: "Ужо тебе!" И в этом столкновении - вся трагедия России. Трагедия, которая повторяется из века в век.
Евгений: человек, который хотел просто жить
Евгений - не герой. Он даже не личность в полном смысле. Он - любой из нас. Чиновник мелкого ранга, он мечтает не о подвигах, не о славе, а о простом человеческом счастье. Жениться на Параше, растить детей, жить в своём домике у взморья. Его мечты так скромны, так естественны, что кажутся самой природой.
Но природа, в лице наводнения - обрушивается на него. И государство - в лице Медного всадника - остаётся глухо к его горю. Пушкин проводит страшную параллель: стихия и власть одинаково безразличны к судьбе отдельного человека.
Когда Евгений теряет Парашу, он теряет всё. Не просто невесту - смысл существования. И тогда в нём просыпается то, чего так боится любая система: личное, непримиримое, неотменимое «нет».
Медный всадник: идея, ставшая идолом
Пётр у Пушкина - не просто царь. Он - воплощение самой идеи государственности. Его творение - Петербург - прекрасно. Но прекрасно как идея, как замысел. А люди в этом замысле - лишь детали.
Вот ключевой момент: Пушкин не отрицает величие Петра. Он восхищается им: "Люблю тебя, Петра творенье!" Но за этим восхищением - ужас. Ужас перед тем, что любая идея, даже самая великая, начинает требовать жертв. И чем грандиознее идея, тем больше жертв.
Медный всадник - уже не Пётр. Это символ. Символ власти, которая забыла, для чего существует. Власти, которая видит города, каналы, империи - но не видит Евгения.
Бунт, который нельзя забыть
Сцена бунта Евгения - одна из самых мощных в русской литературе. Безумец, поднявший кулак на "державца полумира". Это не политический протест. Это - экзистенциальный крик души, которую довели до отчаяния.
«Ужо тебе!» - в этих двух словах весь смысл поэмы. Это не угроза. Это - приговор. Приговор любой власти, что ставит идею выше человека. Приговор системе, что видит в людях статистику.
И самое страшное: Всадник его слышит. Слышит - и преследует. Даже бунт безумца опасен для идола.
Предупреждение, которое не услышали
Пушкин написал «Медного всадника» в 1833 году. Уже прошло восстание декабристов. Уже началась эпоха Николая I - эпоха бюрократии, казармы, подавления. Поэт видел, куда движется Россия. Видел - и пытался предупредить.
Его предупреждение просто: государство, которое забывает о человеке, обречено. Идея, требующая бесконечных жертв, - бесчеловечна. Прогресс, измеряемый лишь в верстах дорог и тоннах чугуна, - ложен.
Евгений погибает. Но его "ужо тебе!" продолжает звучать. Звучать через века. В каждом, кого система сочла «маленьким человеком». В каждом, чьё личное счастье принесли в жертву «великим целям».
Почему это важно сегодня
Прошло почти двести лет. Петербург пережил революции, блокаду, смену эпох. А «Медный всадник» по-прежнему читается как сегодняшняя газета.
Потому что спор Евгения с Всадником - вечен. Это спор человека с машиной. Личности - с системой. Живой души - с мёртвой идеей.
Мы до сих пор живём в мире, где "государственные интересы" часто важнее человеческих жизней. Где "величие державы" измеряется не счастьем её граждан, а мощью армий. Где чиновники в кабинетах принимают решения, не думая о тех, кого эти решения сломают.
Пушкин не даёт ответа. Он лишь показывает пропасть. Пропасть между блестящей империей и сломанной человеческой судьбой. И оставляет нас перед выбором: на чьей мы стороне? На стороне ли Евгения с его правдой безумца? Или на стороне Всадника с его железной логикой власти?
Когда закрываешь поэму, остаётся тяжёлое чувство. И понимание: Пушкин был не просто поэтом. Он - пророк. Пророк, который увидел главную русскую трагедию: трагедию человека, затоптанного идеей. И попытался предупредить. Попытался крикнуть - пока не поздно.
Но его, как и Евгения, не услышали. И медный грохот копыт до сих пор звучит над Россией. Над каждым из нас.








