Лена, потягивая кофе из своего термоса (она уже месяц не доверяла ничему, что подключено к сети), посмотрела на решётку с таким выражением, будто та только что украла её выходные.

— Вчера она полночи возилась в вентиляционной шахте, — шепнула Лена. — Слышала, как она орала: «Стулья — это мелко, воздух — вот истинный рычаг продуктивности!» Кажется, она хочет, чтобы мы дышали в ритме дедлайнов.

Тем временем Гертруда ворвалась в офис с видом человека, который только что заключил сделку с самим озоновым слоем. Её очки сверкали, как солнечные панели, а в руках она держала планшет с логотипом TimeForge 6.0: жаба, парящая в облаке пиксельного воздуха, с лозунгом «Вдохни работу, выдохни лень». Артём почувствовал, как его лёгкие начинают протестовать.

— Коллеги! — провозгласила Гертруда, взобравшись на свой измученный пьедестал из коробок, который уже выглядел как ветеран всех её презентаций. — TimeForge 6.0 — это не просто шаг вперёд, это вдох в будущее! Забудьте про стулья, кофе и розетки — это примитив! Теперь воздух в офисе — ваш личный менеджер по продуктивности! Каждая молекула кислорода синхронизирована с вашим таск-менеджером. Закройте задачу — получите порцию свежего воздуха. Прокрастинируете — вентиляция переключится на режим «Переработанный выдох». А если вы совсем обленились... — она зловеще ухмыльнулась, — система запустит «Режим гипоксии»: только углекислый газ, пока не сдадите отчёт. Дышите с умом!

Офис издал стон, от которого где-то в серверной, наверное, Windows 7 подавилась своим кодом. Артём, пытаясь дышать экономно (вдруг воздух уже на счётчике?), пробормотал:

— Гертруда, это уже не офис, это газовая камера с KPI! Скоро ты заставишь нас платить за каждый вдох или петь гимн продуктивности перед выдохом!

— Камера? — Гертруда расхохоталась, как злодейка из дешёвого sci-fi. — Это эволюция, Артём! TimeForge 6.0 анализирует ваш пульс, уровень стресса и даже количество лайков под вашими постами в чате. Если вы тратите время на мемы, вентиляция снижает подачу кислорода. Если вы шепчетесь с коллегами, — она ткнула пальцем в Лену, — система добавляет аромат эвкалипта, чтобы вы сосредоточились. А если вы пытаетесь саботировать... — она посмотрела на Артёма с улыбкой, от которой у него зачесались лёгкие, — вентиляция переходит в «Режим удушающей мотивации». Попробуйте вдохнуть, я настаиваю!

Лена, хватая ртом воздух (вентиляция уже начала подозрительно шипеть), прошептала:

— Скоро она чипирует наши лёгкие, чтобы они сами закрывали задачи. Я уже вижу приложение: «TimeForge Breath: Вдох за каждый багфикс».

Артём, решив, что абсурд достиг точки кипения, потянулся за своим легендарным бубном. Этот инструмент уже четыре раза спасал офис от Гертрудиных фантазий, и он был уверен, что даже воздух не устоит перед его шаманским ритмом. Он начал тихо постукивать, надеясь, что вентиляция сдастся без боя. Но Гертруда, хитрая как искусственный интеллект с докторской степенью, подготовилась. Вентиляционная решётка внезапно загудела, как реактивный двигатель, и выпустила струю воздуха с запахом мятной жвачки прямо в лицо Артёму, отбрасывая его бубен в угол, словно это был не инструмент, а мячик для пинг-понга.

— Это что, теперь воздух умеет драться?! — взвыл Артём, уворачиваясь от мятного урагана. Вентиляция, будто издеваясь, замигала дисплеем: «Бубны — не экологично. Дышите задачи!»

Лена, прячась за монитором (который уже начал мигать от нехватки воздуха), хихикнула:

— Артём, Гертруда сделала из воздуха офисного надзирателя! Эта вентиляция готова задушить нас за плохую пунктуальность.

Гертруда, не замечая начинающегося удушающего хаоса, продолжала вещать:

— TimeForge 6.0 также синхронизирует ваши вдохи с глобальными KPI! Если компания не выполняет план, вентиляция добавляет лёгкий аромат стресса — чисто для мотивации! А если вы вздумаете бунтовать... — она ткнула в планшет, и все вентиляционные решётки начали синхронно пыхтеть, как драконы, готовящиеся к атаке.

В этот момент компьютеры зависли, а экраны загорелись надписью: «TimeForge 6.0: Ваш следующий вдох через 47 секунд. Закройте пять задач». Новенький из угла начал задыхаться, печатая отчёт с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь (возможно, так и было). Лена, в отчаянии, швырнула в вентиляцию свой термос, но решётка ловко проглотила его, издав звук, похожий на саркастический чих.

— Артём, бубен! — завопила Лена, хватаясь за горло. — Это наш последний вдох!

Артём, понимая, что отступать некуда, подобрал бубен с пола и забарабанил с такой яростью, будто вызывал кислородного бога. Ритм нарастал, офис задрожал, а вентиляционные решётки начали искрить, как новогодние бенгальские огни. Дисплеи замигали: «Ошибка... Система перегружена... Дышите... без... дедлайнов...»

Вентиляция издала жалобный хрип и начала качать свежий воздух, пахнущий свободой и слегка кофе. Офис взорвался аплодисментами, хотя половина коллег ещё кашляла от мятного урагана. Даже Гертруда, уцепившаяся за свой планшет, как за спасательный круг, не смогла скрыть удивлённой гримасы, когда вентиляция выдала ей порцию воздуха с надписью на дисплее: «Расслабьтесь, диктатор».

— Это временно! — крикнула Гертруда, но её уже никто не слушал. Коллеги жадно дышали, кофемашина ожила, выдавая эспрессо, а стулья, чайник и розетки, словно в знак солидарности, начали работать безо всяких условий. На экранах появилась надпись: *«TimeForge 6.0 приостановлен. Дышите свободно»*.

Артём, убирая бубен в ящик и отдышавшись, подмигнул Лене:

— Кажется, даже воздух не выдержал Гертрудиного бреда.

— Пока не TimeForge 7.0, — мрачно ответила Лена, но её глаза искрились смехом. — Береги бубны, Артём. Они — наш кислород.

И пока офис наслаждался свободным воздухом, кофе и редким моментом анархии, где-то в серверной Windows 7 завыла с новой силой, как будто напоминая, что хаос — это единственное, что спасает этот офис от Гертруды. А она, сжимая планшет, уже строила планы на TimeForge 7.0, которое, без сомнения, превратит их мысли в очередной инструмент продуктивности. Но Артём был готов. Бубны ждали своего часа.

Павел поверил. Он сидел рядом со мной на раскладном деревянном стуле на террасе и казалось думал о чем-то.

- значит все-таки сработал мой совет, верно ? Но видимо как-то не так сработал. Возможно, поезд не отпустил Яну до конца или...

- или что? – спросил я

- не знаю, друг. Ясно только одно – что-то сломалось в этой системе. Такого со мной не случалось ни разу. Помню, в детстве, когда заболел отчим, я вернулся на два года назад. Но все было бессмысленно, он меня не слушал и к врачам идти не хотел. Его можно понять, кто будет слушать пиздюка, который вдруг начал бубнить о здоровье, о лекарствах. Так он и умер, мне не удалось его спасти. А потом кота сбила машина, но тут я справился. Просто не выпускал его из дома в ту неделю.

- ну значит, будущее можно изменить ? Допытывался я.

- можно-то можно. Но кое-что случилось на том вокзале. В один год, в сентябре поезд сбил девушку, помню во всех новостях об этом писали, по телевизору тоже рассказывали. Она торопилась куда-то и побежала через пути, не посмотрела по сторонам. У нее не было шансов выжить. После этого случая магия перестала действовать, я садился в поезд, катался, но время шло так же как и всегда. Когда я советовал тебе попробовать, я думал что может магия снова заработала. Ты был такой несчастный из-за смерти жены, жалко было смотреть на тебя, и я подумал что нужно использовать любой шанс. Но видимо что-то серьезно сломалось. Ты пробовал уезжать из леса один?

- да, результат такой же. Я просто не могу найти чертову дорогу в город. Странно, что твой дом я нашел легко.

- Серега! – Павел посмотрел на меня так, как будто его осенила идея - попробуй снова сесть в поезд и снова прокатиться на нем!

- но ты говорил, что он ходит только один раз в год.

- раньше ходил. Но теперь все не так, как раньше, может и расписание поменялось.

По дороге домой я думал о том, что Пашины слова имели смысл. В любом случае, мне больше ничего не оставалось, как последовать его совету. Иначе мы с Яной просто умрем в этом чертовом лесу от голода.

Вы встречали на автомобильных заправках надпись "Не увези"? Если кто не в курсе, то это относится к заправочным пистолетам. Как бы напоминание водителю, что перед тем, как уехать, нужно не забыть вынуть пистолет из бензобака и вставить обратно в колонку.

Оно вроде как и понятно. Я вообще всегда удивлялся такой надписи. Не думал, что существуют люди, которые увозят с собой пистолеты. Однако они существуют. Недавно встретил одного такого. Классный парень. Позитивный. Рассказал мне свою историю, а я расскажу её Вам.

Он мой земляк, из Новосибирска. Ездил тогда не на бензине, а заправлял газ. По регламенту самому нельзя никаких манипуляций с газом делать. Подключать и отключать газовый пистолет должен заправщик. Водитель только говорит сколько заправить и рассчитывается. Всё. У нас так оно везде и есть. А вот в Ленинск-Кузнецке, там история другая.

Зима, мороз. Не важно, по каким делам этот мой знакомый там оказался. Но оказался. Заехал на АЗГС, вышел из машины - заправщиков нет. Понятно, в мороз никому выходить из будки не охота. Ну не охота и не охота. Зацепил сам, зашёл в магазин, оплатил до полного. Пождал, выпил кофе. Когда всё заправилось, вышел, машинально сел в машину и уехал. Ну потому, что всегда отключают заправщики в обычной жизни. Даже как-то и не подумал, что это не тот случай. Да ещё кто-то позвонил, чем-то отвлёк... Как всегда бывает.

Еду, говорит, по трассе. Всё хорошо, всё замечательно. Только время от времени моргают сзади фарами машины. Что такое? Один, другой, третий.

Остановился, осмотрелся... Ёлки... А там пистолет и добротный кусок шланга по дороге стелется. Сзади подключение, в зеркала-то не видно.

Отцепил, забросил в машину, да привёз домой. В хозяйстве шланг сгодился, хорошая вещь. Не спецом, но бывает.

Я потом его спрашивал, как это он умудрился оторвать толстенный шланг и не почувствовать. Оказывается там какое-то специальное соединение, которое при небольшой нагрузке размыкается. Специально так сделано, чтобы в подобных случаях не создавалось ещё большего ущерба для АЗГС. На обычной малолитражке, скорей всего он бы почувствовал, но ездил тогда на здоровом рамном джипе с пробитым глушаком. Звуком больше - звуком меньше, ну а на счёт тяги - газу до отказу и скорости все сразу... Какой там шланг удержит. Хорошо хоть не всю колонку увёз вместе с будкой кассира.

— Они здесь! Нас окружают! Целая орда у стен!

Глаза волшебника внезапно открылись. Но это были не глаза мудрого, всевидящего старца — острые, пронизывающие, видящие насквозь. Это были мутные, затуманенные бойницы, едва способные сфокусироваться на ее лице. В их глубине мелькнула искра осознания, тут же поглощенная густым алкогольным туманом. Чародей попытался приподняться на локте, но его тело не слушалось.

— Легат?.. — голос колдуна был глухим и хриплым. — Это... новый указ? Обязательное... обязательная пытка усталых путников? Или ты просто решила... проверить, выжил ли мой желудок после... местного нектара?

— Вставай, орчий ты сын! — пальцы посланницы Триумвиров впились в его костлявое плечо. — К оружию! Мы в осаде!

Сознание Рейстандиуса, цепкое и изворотливое даже в таком состоянии, наконец, пробилось сквозь хмельные пары. В мутных глазах магистра вспыхнул знакомый, хоть и затуманенный, огонек холодного разума. Он рванулся с кровати, оттолкнув баронессу, и, сильно пошатываясь, встал посреди комнаты. Его движения были резкими, неуклюжими, но в них уже чувствовалась пробуждающаяся, грозная сила.

Колдун поднял дрожащую руку, длинные узловатые пальцы сложились в сложную конфигурацию. Воздух вокруг них затрепетал, заряжаясь могучей, необузданной и потому смертельно опасной энергией. Запахло серой.

— Дорогу... дорогу могуществу Магистерия... — просипел волшебник, и его голос обрел жутковатые, неестественные властные обертоны.

Талагия инстинктивно отпрыгнула к стене, сердце бешено заколотилось в груди. Рейстандиус что-то прокричал на забытом, гортанном языке, слова которого, казалось, обжигали сам воздух и резали слух. Из его пальцев вырвалась целая буря ослепительно-багровых, ядовитых молний. Они не полетели в окно или в дверь, к настоящей угрозе. Они рванули вверх, к низкому потолку.

Раздался оглушительный, раздирающий уши треск. Деревянные балки, спрессованная солома, глиняная черепица — все это не стало преградой. Магия, грубая, слепая и усиленная хмелем, прожгла в крыше гигантскую дыру размером с повозку. Внутрь хлынули потоки ледяного ливня, смешавшиеся с дымом, пеплом и летящей щепой. Сквозь зияющую рану в небесах полыхали настоящие молнии, и оглушительный грохот грома ворвался в комнату, будто сам Темнейший решил заглянуть к ним в гости.

В этот момент в дверном проеме, заливаемом дождем, возник Трап. Его глаза, широко раскрытые в ужасе, блестели в полумраке. В жилистых руках карлик сжимал свой огромный кузнечный молот, заменивший боевую секиру в изгнании.

— Клянусь наковальней Всеотца! — проревел гном, едва не подпрыгивая от каждого оглушительного раската грома. — Что тут происходит?! Магистру стало слишком душно, и он решил проветрить?! Или вы уже начали праздновать нашу скорую кончину без меня?!

Он увидел Рейстандиуса, который, шатаясь, казалось, вот-вот рухнет обратно на кровать, но все еще пытался сфокусировать мутный взгляд на новой, еще более сложной и опасной формуле, возможно, предназначенной для того, чтобы отправить весь трактир в Бездну к Грешным Магистрам.

Лю Ленх действовала молниеносно. Логика была проста и беспощадна: пьяный волшебник был смертельно опасен в первую очередь для них самих. Спящий маг, каким бы мерзким он ни был, был куда безопаснее.

Мгновение — и рукоять «Хельгельдсвёрта» описала короткую дугу. Тяжелое стальное копыто с серебряной подковой с костяным стуком встретилось с седым затылком колдуна. Глаза магистра округлились от крайнего, неподдельного удивления, затем на мгновение в них вспыхнуло чистейшее, незамутненное хмелем возмущение — и тут же закатились под веки. Его тело обмякло и рухнуло на пол, как подкошенный сноп, в лужу из дождевой воды и собственного позора.

Трап замер с открытым ртом, его молот бессильно опустился, стукнув железом по мокрому полу.

— Ну и дела... — выдавил он наконец, с глупой ухмылкой глядя на неподвижное тело старика. — Надеюсь, у него в рукаве есть заклятье и от сильной головной боли. Очень сильное заклятье.

Магический взрыв, разнесший полкрыши, стал сигналом для атакующих. Снаружи, заглушая вой ветра и яростный грохот ливня, раздались дикие, нечеловеческие крики. Уже не крадучись, а с громким ревом, темные фигуры хлынули из-за деревьев, словно порождение самой грозовой ночи, врываясь во внутренний двор трактира.

Завязка была мгновенной и кровавой. Двор «Еловой шишки» превратился в кипящий котел, где в безумном танце смешались сталь, ледяная вода, грязь и смерть. Проливной дождь хлестал по лицам, заливал глаза, превращал утрамбованную землю в скользкое, вязкое месиво, в котором ноги вязли по щиколотку.

Ослепительные молнии, вспыхивая то тут, то там, на миг выхватывали из кромешной тьмы жуткие, застывшие картины: перекошенное звериной гримасой лицо нападавшего с обнаженными в немом оскале зубами; легионера, поскользнувшегося на раскисшей грязи и отчаянно поднимающегося навстречу последнему удару; огромную фигуру охранника купцов, размахивающего секирой, с широкого лезвия которой потоками стекала дождевая вода, смешанная с чьей-то алой кровью.

Легионеры Магистерия, застигнутые врасплох, но вышколенные годами службы, уже успели образовать тесный, сплоченный строй вокруг телеги с черным сундуком. Их начищенные до зеркального блеска доспехи теперь были покрыты брызгами грязи и быстро темнели от крови — своей и чужой. Мечи вздымались и опускались с мокрым, чавкающим звуком, рассекая потоки дождя и отражая атаки, рвущиеся из темноты.

Но нападавших было больше. Они лезли из тьмы, как порождения самого Темнейшего, молчаливые и беспощадные, их одежды сливались с мраком, и только сталь в руках отсвечивала багровым в отсветах молний.

Снизу, из-за приоткрытой двери трактира, сквозь какофонию грозы и боя, прорвались визгливые, пронзительные голоса, полные не праведного гнева, а панической, слепой жадности.

— Спасайте тюки, бездари! Добро спасайте, я вам платил! — вопил один из купцов, спрятавшись с перепуганным компаньоном за массивным прилавком.

Но слуги уже не слышали — те рванули в лес при первых же звуках боя, оставив торгашей наедине с их драгоценным добром и озверевшими нападавшими.

Орт, трактирщик, метнулся к дверям, не для того чтобы сражаться, а чтобы наглухо затворить их и подпереть толстенным поленом, но, увидев мелькающие во дворе тени и слепящий блеск стали, передумал. Его бочкообразное тело сжалось от вселенской скорби — о своей жизни, о трактире, о посуде, что наверняка побьется в этой суматохе.

— Я знал! — завопил он, обращаясь ко всем и ни к кому сразу, размахивая своей грязной тряпкой, как знаменем. — Я знал, что от таких гостей добра не жди! Сначала крышу крушат, теперь двор топчут! Жизнь — медяк, а посуда — золото!

Его жалобные крики потонули в реве бури и яростном рыке того самого охранника купцов – единственного, не предавшего своих господ. Здоровенный детина размахивал своей секирой с той неистовой яростью раненого медведя, с какой, вероятно, крушил бочки в порту, перебрав вина. Мокрые, слипшиеся кудри липли ко лбу, из рассеченной брови струилась кровь, смешиваясь с дождем и потом. Он рубил без особого искусства, но с чудовищной, грубой силой, отшвыривая одного нападавшего за другим, пытаясь прикрыть собой повозки с товарами. Казалось, его мало волновало, кто нападает и зачем — он просто выполнял работу, за которую ему платили. И эта работа внезапно стала слишком сложной и смертельно опасной.

Талагия и Трап, спустившись по скрипучей, прогибающейся лестнице, влились в кипящую, обезумевшую массу двора. Холодный ливень окатил их с ног до головы, заставив на мгновение вздрогнуть, но затем ярость битвы разожгла в жилах огонь.

— В круг! Держать строй! — скомандовала лю Ленх, ее голос, резкий, стальной и властный, на удивление легко перекрыл грохот сражения и вой стихии. — Ни шагу назад, бездари!

Легионеры, уже изрядно потрепанные, но не сломленные, сомкнули ряды еще теснее. Появление легата вдохнуло в них новые силы. «Ненасытный» в ее руке взвыл, описывая в залитом дождем воздухе сверкающие, смертоносные дуги. Он вонзался в глотки, вскрывал животы, отсекал руки с плечом. Каждый удар был точен, молниеносен и беспощаден. Меч, казалось, жил своей собственной, темной жизнью, жаждущей насыщения, и буря, и кровь, и сама смерть лишь распаляли его древнюю ярость.

Трап, ворча что-то невнятное и злобное на своем суровом наречии, принялся орудовать молотом с неистовством кузнеца, крушащего бракованный металл. Гном не рубил — он крушил, ломал, кромсал. Глухой костный хруст под его сокрушительными ударами был слышен даже сквозь оглушительный гром. Его короткая, мощная, приземистая фигура стала центром маленького вихря абсолютного разрушения, отшвыривающего от телеги всех, кто осмеливался подойти слишком близко.

Ход битвы начал медленно, со скрипом, поворачиваться. Стальная дисциплина оборонявшихся стала понемногу брать верх над численным превосходством и диким напором нападавших. Но тьма продолжала извергать из своих недр новых бойцов. И один из них, долговязый, сутулый детина с длинными, как жерди, руками и тяжелым топором дровосека, прорвался сквозь строй. Его глаза, дикие и пустые, как у голодного волка, были прикованы к Талагии.

Легат в это мгновение выдергивала свой клинок из груди предыдущего нападавшего. Сталь, зацепившись за ребро, застряла, заставив воительницу приложить усилие. Роковая задержка в несколько мгновений.

Топор в руках долговязого мерзавца уже поднялся, готовясь обрушиться смертельным ударом. Баронесса увидела движение краем глаза, уже мысленно ощутила тяжесть стали, рассекающей ее череп. Она поняла, что не успеет ни вытащить меч, ни увернуться. Мысль о кинжале в сапоге мелькнула и погасла — слишком поздно. В горле уже стоял медный привкус неизбежности, холодная пустота поражения.

Но удар так и не последовал. Вместо него раздался резкий, влажный звук, похожий на шлепок перезрелого плода о камни. Глаза долговязого расширились от внезапного и полного непонимания, в них на миг отразилась простая, почти детская обида. Из его виска, чуть ниже края мокрого капюшона, торчало оперенное древко стрелы. Разбойник постоял секунду, качая топором, словно собираясь возразить такой несправедливости, и рухнул лицом в грязь, расплескав вокруг себя лужу кровавой жижи.

Талагия рванула «Ненасытный» на себя, наконец освободив клинок с противным скрежетом, и резко обернулась, следуя по траектории выстрела. На покатой, дымящейся крыше трактира, на фоне полыхающего неба, стояла одинокая, недвижимая фигура. Охотник. Его темно-зеленый плащ развевался на ветру, как знамя, лук был уже снова натянут, тетива издавала едва слышное под дождем гудение. Он не суетился, но и не метил долго. Просто выбирал следующую цель с холодной, безжалостной расчетливостью.

Лицо стрелка было скрыто глубокой тенью капюшона, но в очередной ослепительной вспышке молнии лю Ленх показалось, что он едва заметно кивнул ей. Немое, деловое предложение: я их сверху, ты их внизу. Баронесса ответила коротким, почти невесомым кивком и с новым, леденящим рвением бросилась в самую гущу бойни. Теперь у них был хранитель под самыми небесами, вооруженный пусть не огненным мечом, но тисовым луком. И его благодать была смертоносной, безмолвной и неумолимой.

Внезапно, словно по незримому сигналу, яростный натиск нападавших иссяк, потерял свой прежний напор. Дикие крики сменились отрывистыми командами, и темные фигуры начали отползать от освещенного молниями двора, будто призраки, утягивая за собой раненых и оставляя мертвых в грязи. Последний из них, могучий детина с рассеченным плечом, швырнул в сторону оборонявшихся свой сломанный топор — жест бессильной ярости — и скрылся в черной, бездонной пасти леса.

Во дворе воцарилась звенящая, неестественная тишина, нарушаемая лишь шипением дождя, стекающего с окровавленных плащей, да тяжелым, хриплым дыханием уцелевших. Воздух был густым, как сироп, пропахшим медью, потом, страхом и смертью.

Трап, опираясь на свой увесистый молот, с мрачным отвращением оглядывал поле боя, усеянное неподвижными телами.

— Орт, я полагаю, выставит отдельный счет за вынос мусора, — прохрипел он, сплевывая красноватую слюну. — Жизнь — медяк, а уборка — золото.

Легат лю Ленх, проводя окровавленным рукавом по лицу, не ответила. Ее глаза, холодные и усталые, скользнули по темной, непроглядной стене леса, выискивая малейшее движение. «Ненасытный» тихо, недовольно заурчал в ее ладони, словно сожалея, что кровавое пиршество окончилось так внезапно.

Сверху, с кровли, донесся спокойный, ровный, лишенный всяких эмоций голос охотника:

— Они отошли. Но недалеко. Собирают раненых в буреломе, в полулиге. Ждут.

Он спрыгнул вниз бесшумно, как тень, мягко коснувшись земли, и принялся методично вытирать о плащ стрелу, только что извлеченную из чьего-то глаза.

— Ждут чего? — резко обернулась к нему Талагия, ее пальцы бессознательно сжали рукоять меча.

Лучник медленно пожал плечами, его лицо, скрытое в тени капюшона, оставалось невозмутимой маской.

— Возможно… когда мы расслабимся. Решим, что самое страшное позади. Обычно так и бывает. Нападают на рассвете. Когда глаз залипает, а тело просит сна.

— Чудесно, — фыркнул гном, выдергивая свой молот из черепа павшего разбойника с отвратительным чавкающим звуком. — Значит, скоро будет второй акт этого веселого представления. Надеюсь, в перерыве успею допить то прокисшее пойло. А то помирать на трезвую голову — последнее дело, даже для изгнанника.

Весь цикл целиком ЗДЕСЬ

Я спросил издален:

—Помпея?

— Абсолютная. Я вынуждена умереть.

—Предлагаю водку!— сказал я.

—Я ноготь холодильником сломала. Авторской работы.— Мара задумалась.—Это настоящая трагедия. Для дуры. Которая решила потратить последние деньги на понт. А могла бы колбасу купить и кукурузу солёную....

Мара говорила все медленнее и медленнее. Её психованное лицо стало раскрываться в улыбке. Я понял, что она для себя нашла способ сказать так, что всё накрученное про ноготь стало маленьким и смешным.

— Молодец, смогла себя успокоить. Ты профи психологии!— сказал я. Мара замолчала, подумала. Её лицо стало вдруг снова психованным.

— Нет! Ноготь —это Помпея! Давай свою водку,— сказала Мара, которая легко умела превращать психов в нормальных людей.

Женщины загадочны и в этом что-то есть...

Ровно в 6:17 утра, когда первые лучи солнца Земли Средней робко пробивались сквозь туман, пропитанный запахом эльфийских трав и тролльего пота, Мишек, огрин-администратор пункта выдачи водительских прав, совершал свой священный ритуал. Он стоял перед окном своего кабинета — тесной конуры, заваленной бланками, печатями и парой подозрительно липких кружек из-под кофе. С точностью метронома Мишек дёрнул шнур жалюзи, открывая их с таким видом, будто совершал магический обряд, способный удержать мир от падения в пропасть хаоса. На самом деле он просто следовал пункту 3.1.4 инструкции «О распорядке дня должностного лица категории Г (Гуманоиды)», которую ему всучили на каком-то бесконечном семинаре по толерантности.

— Шесть-семнадцать, — пробормотал он, глядя на настенные часы, чьи стрелки, казалось, двигались с ленцой пьяного гнома. — Если опоздать хотя бы на секунду, эти канцелярские феи опять наложат штраф за "нарушение протокола открытия". Тьфу, бюрократия.

За окном уже выстраивалась очередь. Люди, эльфы, тролли и ещё какая-то непонятная тварь с тремя глазами и папкой документов под мышкой переминались с ноги на ногу, создавая привычный утренний гул. Люди, как всегда, ворчали, что очередь движется медленнее, чем улитка на медитации. Эльфы напевали что-то возвышенное, от чего у Мишека начинала дёргаться бровь — их арии звучали как саундтрек к его личному аду. А тролли, тролли просто спали, развалившись под пластиковыми креслами, храпя так, что стены кабинета дрожали, как при землетрясении четвёртой категории.

Мишек вздохнул, поправил свой галстук — нелепую полоску ткани, которую ему велели носить для «поддержания делового имиджа», — и уселся за стол. Его рабочее место выглядело как место проведения археологических раскопок: кипы бумаг, штампы с надписями вроде «Одобрено драконом» и «Отказано по причине отсутствия улыбки», а также древний компьютер, который, кажется, работал на заклинании «не сломайся, пожалуйста». Огрин ненавидел эту машину. Она гудела, как рой рассерженных фей, и каждый раз выдавала ошибку «Код 404: магия не найдена», когда он пытался напечатать протокол.

— Ну что, — буркнул он, открывая журнал учёта, — посмотрим, кто сегодня решит испортить мне жизнь первым.

Дверь скрипнула, и в кабинет ввалился первый посетитель — человек в строгом костюме, с галстуком, завязанным так туго, что казалось, он вот-вот задохнётся. В руках он сжимал папку с документами, а на лице застыла смесь надежды и паники.

— Доброе утро, — выдавил человек, нервно улыбаясь. — Я на сдачу биометрических данных. Для прав. Категория Б, легковые повозки.

Мишек поднял взгляд от журнала и окинул посетителя взглядом, которым обычно смотрят на гоблина, укравшего последний пончик.

— Биометрия, значит, — протянул он, доставая из ящика стола устройство, похожее на подушку с мигающими рунами. — Ладонь сюда. И не дёргайтесь, а то опять драконозащитный протокол сработает, и вас утащит в подвал на проверку благонадёжности.

Человек побледнел, но послушно приложил ладонь к подушке. Руны вспыхнули, издав звук, похожий на кашель больного дракона, и на экране компьютера высветилось: «Отпечатки приняты. Паника на 20%. Рекомендация: избегать драконов».

— Паника на двадцать процентов, — хмыкнул Мишек, делая пометку в журнале. — Это что, вы только на драконов так реагируете или на эльфийские арии тоже?

— Э я просто — начал было человек, но Мишек уже махнул рукой.

— Ладно, слух проверять будем. — Он щёлкнул пальцами, и из скрытых динамиков в углу кабинета полилась пронзительная эльфийская мелодия, от которой у нормального существа начинали ныть зубы. — Назови ноты.

— Э-э до? Ре? — человек явно был на грани обморока.

— Похвально, — саркастично кивнул Мишек, ставя в журнале галочку. — Поздравляю, вы не глухой. Вот ваш эко-драконозащищённый фиолетовый пропуск. Не потеряйте, иначе штраф в три золотых и лекция от гнома о важности хранения документов.

Человек схватил пропуск и чуть ли не бегом покинул кабинет, оставив за собой лёгкий аромат паники и дешёвого одеколона. Мишек откинулся на стуле, потирая виски. День только начинался, а он уже чувствовал, что его терпение тает быстрее, чем ледяной голем в вулкане.

— Следующий! — рявкнул он, и дверь снова скрипнула. На пороге стояла русалка, держа в руках стеклянный пузырь, в котором плавала золотая рыбка с крайне недовольным выражением мордочки. Мишек закатил глаза. Это будет долгий день.