Только на Пикабу...
...диванный эксперт знает об армии больше, чем командир штурмовой группы.
...диванный эксперт знает об армии больше, чем командир штурмовой группы.
Солдатский паек в годы Великой Отечественной войны включал в себя 800-900 граммов хлеба ежедневно. Задача по своевременной выпечке необходимого количества хлеба для многомиллионной действующей армии на протяжении всей войны имела большое значение. Решать эту задачу были призваны полевые хлебопекарни, имевшиеся в составе войсковых соединений Красной Армии. По штату 1942 года полевая хлебопекарня в стрелковой дивизии насчитывала 96 человек личного состава, в том числе 86 рядовых, 6 сержантов и 4 офицера.
Поощрениям военных пекарей уделялось большое значение. 8 июля 1943 года Президиум Верховного Совета СССР учредил нагрудный знак «Отличный пекарь» в качестве награды «для особо отличившихся хлебопеков Красной Армии».
Этим знаком награждались «лица рядового и младшего начальствующего состава Красной Армии, систематически показывающие высокие образцы:
выпечки отличного качества хлеба, с соблюдением установленных норм припека;
быстрой постройки напольных, кирпичных печей для выпечки хлеба;
экономного расходования муки, масла и дров при выпечке хлеба;
высокой производительности труда и умелой эксплуатации полевых хлебопекарных печей;
быстрого свертывания и развертывания хлебопекарных печей;
бережного содержания хлебопекарного оборудования и имущества;
тщательной маскировки материальной части;
соблюдения санитарно-гигиенических требований при приготовлении хлеба и соблюдения личной гигиены».
Помимо нагрудных знаков, военнослужащие, служившие в хлебопекарнях, награждались и более высокими правительственными наградами. Наиболее часто хлебопеки отмечались медалью «За боевые заслуги». Приведем пару примеров таких награждений.
Ефрейтор Екатерина Михайловна Ящихина служила в должности тестомеса фронтовой полевой хлебопекарни № 548 и за добросовестную службу вначале была отмечена знаком «Отличный пекарь». «Т. Ящихина отдает все свои силы на выпечку хлеба лучшего качества, перевыполняя военную норму выработки на 167%» - говорилось в наградном листе. Командование характеризовало девушку как одну из лучших работниц хлебопекарни, пользующуюся большим авторитетом среди личного состава, посчитав, что она «вполне достойна правительственной награды медали «За боевые заслуги».
Приказом командующего 2-го Прибалтийского фронта от 15 апреля 1945 года ефрейтор Ящихина была награждена медалью «За боевые заслуги».
Рядовой Анастасия Васильевна Гвоздева служила с октября 1943 года пекарем в 156-м полевом автохлебозаводе и к началу 1945 году уже была отмечена знаком «Отличный пекарь». В наградном листе говорилось: «Все время перевыполняет нормы выработки хлеба от 150 до 175% <…> Активно участвует в общественной и комсомольской работе».
За свою добросовестную службу рядовой Гвоздева тем же приказом, что и ефрейтор Ящихина, была награждена медалью «За боевые заслуги».
Офицеры, служившие во фронтовых пекарнях, нередко награждались и боевыми орденами.
Например, техник-интендант 1 ранга Александр Павлович Клеттер служил в должности начальника полевого автохлебозавода еще c января 1940 года. Под его руководством хлебозавод «ежедневно перевыполняет задание по обеспечению частей высоко-качественным хлебом на 10-15%. За ноябрь и декабрь месяцы [1942 года – прим. авт.] по ПАХ’’у [полевому автохлебозаводу – прим. авт.] с’’экономлено 5900 кг. муки».
414-й ПАХ под командованием Александра Павловича внес свой вклад в победу советских войск под Сталинградом: «Полностью обеспечивая части Сталинградского фронта хлебом высокого качества, в период обороны города и подготовки разгрома немецких оккупантов, ПАХ производил ежесуточно 19 тонн хлеба при задании в 16 тонн».
За свою добросовестную службу техник-интендант 1 ранга Клеттер получил благодарность от командования фронта в канун 25-летнего юбилея Октябрьской революции, а 21 февраля 1943 года приказом военного совета Южного фронта он был награжден своей первой боевой наградой – орденом Красной Звезды. Интересен тот факт, что изначально интендант представлялся к награждению медалью «За боевые заслуги», но, в конечном итоге, награда была заменена на более высокую, что случалось относительно редко.
Военную службу А.П. Клеттер закончил 1 сентября 1945 года в звании капитана интендантской службы. Офицер также был награжден медалями «За оборону Сталинграда» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Адясов Михаил Васильевич участвовал в Великой Отечественной войне с апреля 1943 года. Имея высшее образование по хлебопечению (Академия пищевой промышленности им. Сталина), он занял должность начальника 42-го полевого автохлебозавода. За свою службу Михаил Васильевич был награжден тремя орденами. Обстоятельства, при которых получены эти награды весьма, интересны.
Первую свою награду – орден Красной Звезды – М.В. Адясов получил 4 августа 1944 года. В наградном листе говорилось: «Несмотря на отсутствие автотранспорта – сумел организовать переброску ПАХ-а на удаление от частей 10-15 клм, тем самым, в период операций обеспечивал бесперебойное снабжение частей хлебом. Добился качественной выпечки хлеба». В результате, приказом командира 25-го танкового корпуса энергичный начальник был отмечен первой боевой наградой.
20 марта 1945 года Михаил Васильевич был награжден орденом Отечественной войны II степени. В представлении к награде отмечалось, что в ходе боевых действий «были случаи, когда пути подвоза были прерваны противником» В этих условиях начальник хлебозавода «не щадя своей жизни организовал быструю передислокацию ПАХ-а, тем самым обеспечил бесперебойное снабжение частей корпуса хлебом».
17 июня 1945 года Михаил Адясов получает третью награду – орден Отечественной войны I степени. И вновь основанием для награждения послужила переброска хлебозавода: «В период боевых действий не смотря на быстрое продвижение корпуса и недостаточное количество автотранспорта тов. АДЯСОВ сумел быстро передислоцировать ПАХ за частями корпуса на расстояние от 5 до 10 км. от передовых частей и несмотря на артиллерийско-минометные обстрелы сумел обеспечить бесперебойное снабжение частей корпуса хлебом».
Таким образом, за три достаточно похожих друг на друга боевых эпизода начальник 42-го полевого хлебозавода был удостоен трех разных орденов и 14 сентября 1945 года демобилизован из рядов Красной Армии.
Личный состав полевых хлебопекарен внес свой весомый вклад в достижение Победы. Хлебопеки своим самоотверженным трудом перевыполняли нормы выпечки, командиры прилагали свои организаторские способности для обеспечения бесперебойного снабжения войск хлебом. Командование высоко оценивало этот труд и многие солдаты, сержанты и офицеры, служившие в полевых хлебопекарнях, были отмечены правительственными наградами.
Никита Москалев
Источники
1. Об утверждении нагрудных знаков «Отличный повар» и «Отличный пекарь» // Указ Президиума Верховного Совета СССР от 08 июля 1943 г. // Ведомости ВС СССР. – 1943. – № 26.
2. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 682527. Д. 25.
3. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 686196. Д. 5668.
4. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 690306. Д. 104
5. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 690306. Д. 1810.
6. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 690306. Д. 2760.
7. ЦАМО. Ф. 214. Оп. 1437. Д. 169. Л. 60.
К ремонту обуви в Красной армии подходили серьезно: каждая пара армейской обуви хоть раз проходила через руки сапожных дел мастеров [8]. К работе привлекались многочисленные сапожные мастерские, действовавшие при фронтах, армиях, корпусах и дивизиях. Только в 1942 году было организовано 28 подобных учреждений [7].
Естественно, что добросовестный труд армейских и флотских сапожников требовал соответствующей оценки и поощрения командования. В настоящее время исследователям доступны десятки наградных документов на военнослужащих и лиц вольнонаемного состава, проходивших службу в сапожных мастерских.
При изучении данных документов можно сделать вывод, что наиболее распространенной наградой, которой награждались фронтовые сапожники, была медаль «За боевые заслуги». Некоторые красноармейцы удостаивались данной награды дважды.
Типичный пример награждения медалью «За боевые заслуги» можно найти в наградном листе на гвардии красноармейца Русакова Акиндина Клементьевича. В сентябре 1941 года он был призван в Красную Армию. Службу А.К. Русаков проходил в 3-м гвардейском кавалерийском Гродненском корпусе, следуя в его составе во всех проводимых им боях. «В трудных условиях, непосредственно в полевых условиях безотказно ремонтировал обувь бойцам и офицерам корпуса» - говорится в документе.
К началу 1945 года гвардии красноармеец Русаков уже имел одну награду - медаль «За оборону Сталинграда». В зимней наступательной операции корпуса в восточной Пруссии и немецкой Померании Русаков продолжал честно и самоотверженно выполнять свою работу за что 21 марта 1945 года командир корпуса генерал-лейтенант Н. Осликовский утвердил награждение А. К. Рускова медалью «За боевые заслуги».
11 июня 1945 года Русаков был удостоен второй медали «За боевые заслуги» «за самоотверженную и неустанную работу в период боев корпуса 24.4 по 5.5.45 г. по починке и пошивке обуви личному составу и снаряжения конскому составу воюющих корпусных частей и подразделений в трудных полевых условиях боевой обстановки».
Войну доблестный сапожник закончил имея еще две награды - медали «За взятие Кенигсберга» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Военнослужащие армейских сапожных мастерских удостаивались и более высоких наград.
Красноармеец Сычев Сергей Иванович имел богатую боевую биографию. В 1919 по 1922 годах он принимал участие в боях на фронтах Гражданской войны. В октябре 1941 года был призван в Красную Армию. С 1943 года проходил службу в сапожной мастерской 12-го гвардейского танкового Уманьского Краснознаменного ордена Суворова корпуса, где «показал себя дисциплинированным и честным тружеником», аккуратно и в срок выполняя порученные задания. За три месяца С. И. Сычев выполнил план ремонта обуви на 106%, сдав 293 пары.
За свой труд красноармеец Сычев был представлен к ордену Красной звезды, однако командир корпуса изменил награду и удостоил Сычева медалью «За отвагу».
Гавриилу Семеновичу Плахтееву, заведующему швейно-сапожной мастерской Дунайской военной флотилии, высокое начальство дважды изменяло представление к награде.
Работая в должности заведующего мастерской с момента ее сформирования в составе Азовской военной флотилии, Г.С. Плахтеев «умело руководил вольнонаемным составом, чем в полной мере своевременно, аккуратно и качественно обеспечивал ремонт обмундирования, теплых вещей и обуви». В представлении подчеркивалось, что Г.С. Плахтеев «имеет ряд благодарностей и денежных премий», «работал сам, не считаясь с личным временем. Все задания выполнялись точно в установленные сроки. Срывов и перебоев по ремонту обмундирования не было».
За свою работу Г.С. Плахтеев был представлен к награждению орденом Отечественной войны II степени, однако начальник тыла Дунайской военной флотилии полковник Дацишин изменил представление на более «гражданский» орден «Знак почета».
Командующий Дунайской военной флотилии не согласился с мнением своего подчиненного и повторно изменил представление к награде на другой орден — орден Красной Звезды. Приказ о награждении Г.С. Плахтеева был подписан 28 ноября 1944 года.
Кроме того, Г.С. Плахтеев был награжден медалями «За оборону Кавказа» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Красноармеец Ляшенко Андрей Ермолаевич состоял в рядах Красной армии с июля 1941 по март 1944 года. За это время он успел побывать на трех фронтах — Северо-Западном, Центральном и 2-м Прибалтийском.
Свою службу красноармеец Ляшенко начал с участия в строительстве обороны города Москвы. Затем — служба в прачечном отряде 1-й ударной армии, а после — в 67-м стрелковом полку. Во время боев за город Клин 17 марта 1942 года Андрей Ермолаевич был ранен. После лечения в госпитале переведен в сапожную мастерскую 2-го Прибалтийского фронта. В дальнейшем Ляшенко заболел туберкулезом и был демобилизован из рядов Красной Армии, получив статус инвалида Отечественной войны 2-й группы.
В декабре 1945 года Березанским райвоенкомом Киевской области А. Е. Ляшенко был представлен к награждению орденом Красной Звезды. Киевский областной военком изменил представление на более низкую награду — медаль «За боевые заслуги». Однако командующий войсками киевского военного округа гвардии генерал-полковник А. Гречко (впоследствии — Маршалом Советского Союза) изменил это решение и наградил отставного солдата орденом Славы III степени. Приказ был подписан 4 марта 1946 года. Так спустя 10 месяцев после окончания войны награда нашла своего героя.
Таким образом, военнослужащие и вольнонаемный состав армейских и флотских сапожных мастерских внесли свой скромный вклад в достижение Победы. Их труд был отмечен высокими правительственными наградами.
Никита Москалев
Источники:
1. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 744808. Д. 704; 39
2. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 686196. Д. 2768
3. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 686196. Д. 7065
4. ЦАМО. Шкаф 68. Ящик 10.
5. ЦАМО. Шкаф 74. Ящик 10.
6. ЦВМА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 785, 1003
- Расскажу тебе о том, как я коней начинал учить. Подростком ещё был, - разговорился однажды дед Шемякин. - Время было военное, трудное.
Разномастный табун кормился в долине, окружённой таёжными хребтами. Недалеко была стоянка табунщика Бадмы. Смуглый и мускулистый, он ловко икрючил диких коней. Мы с Баиркой, сыном табунщика, бежали по высоким травам и, раскрыв рты, восхищённо смотрели, как бьётся в петле заикрюченная лошадь.
На западе шла война, коней готовили для фронта и тыловых работ. Сильные мужики кричали хриплыми голосами, набрасывали на шею коня верёвку, подтягивали ближе к себе и, навалившись скопом, надевали на него узду с железными удилами.
- Баирка! – весело звал Бадма сына.
Проворный Баирка быстро запрыгивал на вздрагивающего от гнева коня, мужики отпускали верёвки, и конь, дико заржав, взмывал свечкой и бешено уносился вдаль, пытаясь сбросить седока. Баирку мотало во все стороны, конь закусывал удила и мчался вперёд, то останавливался как вкопанный, то высоко подпрыгивал, то падал на землю, пена хлопьями летела с его морды. Набегавшись и набрыкавшись до мыльного пота, конь начинал повиноваться маленькому Баирке.
Потом на спину опечаленного и измученного коня взваливали раздвоенный мешок с песком и долго водили на поводу. На этом заканчивалось посвящение коня в рабство. Усмиренного, его отдавали в воинскую часть, в колхозы и совхозы.
Однажды на стоянку табунщика пригнали необычный косяк: там были кони разных пород и всяких мастей. Можно было увидеть рослого дончака, тяжеловоза-битюга, густошёрстую якутскую лошадь и выносливую монголку. Бадма важно объезжал на своём гнедом косяк, мужики рассматривали коней. Вдруг один из них показал на грациозную вороную лошадь с тонкими белыми до колен ногами и восторженно воскликнул:
- Арабка!
Проснулась ли в какой-нибудь кобылице дремавшая кровь арабских лошадей, или жеребец был из знойных пустынь, только выделялась пригнанная Арабка из всего табуна ещё невиданной нами лошадиной красотой. Всё было правильно и грациозно в Арабке – и выгнутая мускулистая шея с мягкой гривой, и тонко очерченный стан, и круто выгнутый круп, и мощная грудь, атласно отсвечивающая на солнце. Маленькая яркая звёздочка белела на лбу Арабки. Она вольно расхаживала в табуне и никого не подпускала к себе.
Тщетно Бадма пытался заикрючить Арабку. Мы с Баиркой издали рассматривали её и вздыхали. Мы мечтали, что будем лучшими объездчиками и лихими наездниками. Теперь Арабка тоже стала нашей мечтой!
- Только настоящий джыгыт может её объездить! – доверительно сообщил мне Баирка, подтягивая рваные портки и шмыгая носом. Я печально сознавал, что мы с Баиркой, два подростка голодного посёлка, далеко не «джыгыты».
Ночами нам снилась Арабка, несущаяся по зелёной долине, ветер развевал её хвост и гриву! Однажды прошёл слух, что Бадма всё-таки заикрючил Арабку, но она сразу сбросила лучшего объездчика совхоза Цыремпила. Потом говорили, что табунщики много раз пытались объездить Арабку, но всё было напрасно…
- Сегодня снова будут икрючить Арабку! – взволнованно сообщил Баирка, и я поспешил на стоянку табунщика.
Пойманная Арабка хрипела и страшно билась в петле. Мужики накинули на её атласную шею крепкую волосяную верёвку и подтягивали к себе. В бешеных глазах Арабки полыхал огонь, взмыленная, она яростно сражалась с разъярёнными мужиками. Клубы пыли и комья земли взлетали из-под копыт лошади.
Мы с Баиркой суетились вокруг мужиков и бившейся Арабки.
- Узду! – крикнул рассвирепевший и мощный Цыремпил.
Звякнула узда. Грациозная голова Арабки были почти прижата к земле. Мужики мёртво вцепились в Арабку и одели узду.
- Ну, кто? – спросил с коня Бадма. – Лёгкий нужен.
Баирка толкнул меня:
- Попробуй, Колька, ты же джыгыт!
Я решительно подтянул портки и шагнул вперёд.
Мужики помогли мне запрыгнуть на вздрагивающую спину Арабки, дали мне поводья и… разом опустили верёвки! Синева неба и зелёное марево разом обрушились на меня: Арабка свечкой взмыла вверх и, ополоумевшая вихрем понеслась в долину.
Мёртво вцепившись пальцами в гриву, я крепко сжимал ногами бока обезумевшей от ужаса Арабки. Ветер засвистел в ушах, вихрем замелькали стога сена, лиственничные колки, рощицы берёз и осин. Арабка закусила удила и мчалась, круто выгнув шею к мелькавшей траве.
Вдруг она резко остановилась, я удержался, но Арабка тут же стала метаться из стороны в сторону, козлить и взбрыкивать задними ногами, высоко поднимая круп. Потом чёрным вихрем закружилась на одном месте. Она была вся в мыле и пене, теперь в ней бушевала ярость. Но во всех её выкрутасах была еще непонятная мне игра.
Рубашка на мне взмокла, нечесаные волосы прилипали ко лбу, перед глазами мерцали радужные круги и пятна. Но сердце моё ликовало – я удержался, удержался!
Вдруг Арабка резко опустила удила, я изо всех сил натянул поводья и сумел развернуть её в обратную сторону. От боли Арабка взмыла вверх, но я сидел крепко. Потом она помчалась в сторону загона, несколько раз я чуть не слетел на землю, но теперь уже крепко держал поводья, и чувствовал, что управляю лошадью.
Загон становился всё ближе и ближе, замелькали изгороди, бегающие силуэты людей. Они размахивали руками и что-то кричали. Крепко сжав зубы, я стал натягивать всем телом поводья, каждая жилка кричала во мне – останови Арабку! Сердце моё продолжало ликовать и петь…
И вот Арабка снова взмыла свечкой вверх и, внезапно остановившись у загона, вдруг резко повалилась набок. Я бросил поводья и инстинктивно отпрыгнул в сторону, кубарем перевернулся по навозной земле и вскочил на ноги. Арабка резво, почти одновременно с моим подъёмом, тоже вскочила и стремительно лягнула. И хотя я успел отпрянуть, жгучая молния полыхнула у меня перед глазами, и я провалился во мглу…
Очнулся я от боли, меня пытались поднять мужики. В голове пылал адский огонь, я повёл в сторону мутными глазами: далеко-далеко уносилась в долину вольная Арабка. Она поиграла и освободилась от меня!
- Жив, он жив? – взволнованно спрашивал Бадма.
- Жив! Чуток достала. Повезло мальчишке! – радостно крикнул Цыремпил, поддерживая меня под мышки.
Но я сам встал на ноги, подошёл к Баирке и, выплюнув на ладонь несколько зубов с густой кровью, прошамкал, постанывая от мучительной боли:
- Арабку может объездить только настоящий джигит…
- Ты настоящий джыгыт, Колька! – крикнул Баирка, восторженно смотря на моё распухшее и окровавленное лицо.
Вброс, конечно, гнилой. Но интересный. Давно ждала.
Я вот как раз третьего дня из Турции, как в раю была после питерского "лета".
А как вы думаете: Вот если бы вся эта пиздота тыловая, которая сидит в рестиках, катается в Турцию, плавает в бассейнах - не работала бы и не платила налоги 13%, много было бы денег на войну? Ну, чисто с нефтяных денег - хватило бы воевать за Россию? И это ж только налоги, об их выеботке и деньгах с неё я тут не говорю. Аккуратнее надо, товарищ @Nikmakcen
The clan's are marching 'gainst the law
Bagpipers play the tunes of war
Death or glory I will find
Rebellion on my mind
©Grave Digger/Rebellion
…Концерт начинается с волынки. Медленная, словно ленивая, музыка, потихоньку нарастает, вот уже появились первые резкие звуки и внезапно возникает ощущение, что где-то стоит огромная армия, которая совсем не собирается отступать. Нет у неё такой цели. Вдруг вступают барабаны. Волынка и барабан, больше ни одного инструмента, словно на дворе действительно 13 век....
Что-то знакомое чудится мне в архитектуре этого двухэтажного дома. Старый, стёкла в рамах держатся, как будто из последних сил. И рамы сами чёрные, давно не крашенные, полусгнившие, только тронь — разлетятся миллиардами осколков, осыпая кусками стекла и занозя того наглеца, что посмел потревожить столетний покой некогда жилого строения, того, которое уже давно покинул самый стойкий и упрямый домовой.
Дождь. Тогда не было дождя, но было очень холодно. Апрельская ночь, трех-, а не двухэтажный дом, какое-то заброшенное муниципальное строение, что числится на балансе города, но постепенно приходит в негодность.
— Ты давай, возвращайся, уже второй раз звонили, спрашивали, где казачок, а тебя нет! — абсолютно игнорируя наше присутствие звонит кому-то полицейский. — Да, нам сказали дожидаться особиста, я их внутрь не пущу.
— Ой, что у вас в Северодонецке, вот у нас в Рубежном! Прилет за прилётом, дома шатались! — потихоньку начинаем понимать, что мы вдали от боевых действий, люди начинают немного расслабляться и, естественно, хвастаться. Так же, как хвастаются своими болезнями в очереди к врачу. И чем рассказчику было хуже, тем в более выгодном свете он предстаёт перед окружающими. Поэтому каждый упомянутый "прилет", "удар", "плюс" начинает обрастать всё более шокирующими подробностями. Пока слушаю других, вспоминаю то, что уже ничем не вытереть...
...третий или четвертый день нет воды, но это пока не страшно: с 14 года у нас почти каждый день была наполнена ванная. На балконе стоит медовуха, есть закрытые соки, немного питьевой воды в баллонах, ближайшие пару недель будет, что пить, хотя запасы на второй день и начали таять: когда всё, что ты можешь — сидеть в коридоре, ожидая артобстрела, то выпить стакан чая кажется не самым худшим развлечением. А вот с технической водой сложнее. Смотрю в окно: течёт что-то по улице. Хоть и февраль, но таять нечему: вчера было +13°, Донбасс.
— Схожу на улицу, эта вода откуда-то же берётся. Если далеко — не пойду, попробую, возможно, тут, под домом, наберу воду для туалета, а если получится набрать питьевую — вообще хорошо: у нас скоро закончится, так что подожди меня в квартире, — говорю Лисе.
— Никуда ты один не пойдёшь: ты на палочке еле ходишь и вдруг "загребут", нет, на улицу — только со мной! — решаю, что спорить незачем.
Долго слушаем, кто ходит по подъезду: слишком сильны слухи, как украинские вояки самовольно занимают квартиры, расстреливая владельцев. "Война всё спишет".
Вроде бы никого нет, берём вёдра, спускаемся. У входа в подъезд стоит соседка, старенькая женщина. Кажется, ни один глаз её не видит и слышать должна с трудом. Но нет:
— Вчера вечером прилетала "птичка", поэтому соседний дом разбит, и осколками сестёр убило, — полностью адекватно, чётко, исключая лишние подробности, по-военному, рассказывает соседка. Почему-то вспоминаю, что лет 15 назад она была участковым врачом нашего района.
Соседний дом действительно разбит, вывернута наизнанку целая квартира, куски плит, мебели, тканей разбросаны по двору. Эту ракету мы слышали вчера днём, лёжа на полу и ожидая неизбежного попадания в нас. Оно было, но — в соседнюю квартиру и, к счастью, ракета не разорвалась.
Где-то на окраине слышно "Град". Мы уже отличаем некоторые виды вооружения. Мина — это свист и 3 секунды, чтобы спрятаться. Град — это шорох и 14 секунд...и прилёты отличаются тоже. У "Града" — очень быстрые взрывы один за другим.
За углом разбитый коллектор подачи воды, отсюда она и течёт вниз по улице, заполнив всю воронку, появившуюся после взрыва, и перетекая на асфальт. Холодная, питьевая. В городе все знают, что питьевая вода поступает из артезианских скважин: так оказалось проще, чем создавать системы забора и очистки на маленькой речушке Боровой или на Северском Донце. Рядом с разбитым коллектором лежат, накрытые простынёй, два женских тела, на асфальте — бурые следы, уходят в этот импровизированный колодец. Набираем воду с противоположной, от стекающей в лужу крови, стороны....
— Мужики, вы тут не первая партия, ваши "прилёты" мне уже надоели! — Останавливает бурное обсуждение полицейский. — Реально, каждый день, как вы приезжаете, только и слышно, как куда прилетело. Хватит! Вы в России! С того момента, как вы перешли границу, должны понять: сзади теперь возникла стена, которую никто не пересечёт, ни одна пуля, ни одна ракета! И, кстати, зачем вы притащили с собой котов и собак?
...раннее утро, мы идём на рынок: еды почти нет, денег — тоже. Но, если мы можем обойтись сухарями, хоть пару недель, то коту нужен корм, печенье он есть не умеет. Возле единственного на весь район ларька, торгующего сигаретами, стоит огромная очередь, люди шутят, подбадривают продавцов, в голосах не слышна агрессия или раздражение, все ещё надеются, что "будет, как в 14м: одни уйдут, другие — зайдут, всё закончится за неделю". Где-то на балконе жалобно мяукает забытый кот. Не специально, но замечаю, где стоят машины ВСУ, какие, сколько военных... хромаю, смотрю перед собой, всё фиксирует боковое зрение.
— Мы уже 7 часов стоим, где продавец?! — кипятится очередь в зоомагазин.
— Я её знакомая, скоро будет, она тоже человек, войдите в положение: ей надо в другом магазине скупиться! — говорит какая-то женщина и очередь немного остывает, все понимают: так — везде и ты сам за себя.
— Слушай, ну, мы её не дождемся: магазин до 16, сейчас 15:30, её нет, перед нами 20 человек, через полтора часа комендантский час, давай не ждать, нет смысла, может, с утра прийдём? — предлагаю Лисе.
— Ты свихнулся?! Мы с утра стоим! А если она сегодня уедет? — Лиса намекает на эвакуацию: — Мы коту что, лук будем скармливать?
Гух-гух-гух-гух-гух — неожиданно очень близко звучат разрывы, часть очереди в панике разбегается, часть, психуя, отказывается от своих мест и уходит. Мы остаёмся стоять и примерно через полчаса появляется продавец:
— Давайте быстренько, по одному входим, сразу заказываем, я всех отпущу, но торопитесь! — командует девушка. Лиса исчезает за дверью, и радостная возвращается через несколько минут:
— Взяла! Взяла! 2 килограмма того корма, что ему можно, последние! — выдыхаю с облегчением: теперь мочекаменная кота отступит и на месяц примерно ему хватит еды.
На обратном пути начинается сильный обстрел города "Градом". Понимаю, что идти, хромая и опираясь на трость, нельзя. Сцепив зубы от боли и припадая на одну ногу, пытаюсь бежать, укрываясь за домами и постоянно корректируя наше с Лисой положение: чтобы между возможным местом взрыва и нами было хотя бы дерево. Так и движемся, короткими рывками от дерева к дереву, прикрываясь стенами домов.
Возле единственного на весь район ларька, в котором продавали сигареты, кровавые пятна, тела уже убраны, множество разбитых стёкол. По стене чётко видно: прилетела мина — направленный удар с мелкими осколками, застрявшими в бетоне. Там же висят части человеческих внутренностей. Где-то на балконе, поняв, что никто не придёт, истошно кричит забытый кот...
— Кто первый? — строгим взглядом обводит людей особист.
Мне надоело ждать, надоело мёрзнуть, тем более, что я не собираюсь ничего утаивать, да и нечего:
— Разрешите?...
— Пройдём! — Не "пройдёмте", а "пройдём", словно я преступник, особист крепко берёт меня повыше локтя и подталкивает перед собой. Естественно, а как ещё они должны к нам относиться? Мы ведь — с той стороны....
"Ты вспомнил? Ты точно ВСЁ вспомнил?" — смотрит на меня подслеповатыми глазницами старенький дом.
Перевёрнутый крышей вниз, этот старичок отражается в ближайшей луже. Его соседям повезло: такие же точно дома, но с пластиковыми окнами, выкрашенные в нарядный солнечный цвет, оштукатуренные и утепленные, с перекрытыми крышами весело подставляют свои стёкла майскому дождю. Он же — покинут, забыт. Круглое слуховое окно уже давно лишилось не только своих стёкол, но и рам. А вот за ним виднеется...
— Здравствуйте, Сан Саныч? Я по объявлению. Болгаркой и перфоратором пользоваться умею, также с электрикой имел дело! — первый звонок в новой для меня стране.
— У нас оплата — полтора рубля в день, устроит?
— Ой, конечно устроит! Мне из Берёзовой Рощи в город — 65 рублей, да обратно столько же, да по городу от силы 60, значит, 1000 точно мне останется, даже с обедом! — еле сдерживаю свою радость: Лису уложили в больницу на две недели, никаких выплат беженцам не положено, хотя местные думают обратное и очень завидуют. Только услышав, что я с ЛНР, даже не прекращают разговор — бросают трубку. А вопрос, откуда я, возникает постоянно: выдаёт говор. И, пока я пытаюсь найти хоть какую-то подработку, деньги, обменянные на границе и выданные для оформления документов, медленно кончаются.
— Из Берёзовой Рощи?!...Вы знаете, наверное, ничего не выйдет: Вы будете приезжать поздно, уезжать рано, и, в конце-концов, тысяча — это очень мало. — Теряется человек на том конце провода.
— Да Вы не переживайте! Давайте попробуем? — очень, очень сильно надо его убедить.
— Хорошо, приезжайте завтра на Шмидта 22, к девяти.
И вот, раннее утро, маршрутка в город опаздывает, со слипающимися глазами пытаюсь держаться за поручень: нас, в поисках подработки, много, а ещё местные, чьи места в маршрутке распределены уже много лет, потому что отправление — раз в полтора часа. Ехать надо через всю Пензу. С ужасом узнаю, что в огромнейшем городе нет метро и нет подземных переходов. А ширина дорог — от силы две полосы. Стоим в правом повороте, ожидая своей очереди на проезд, почти сорок минут.
— Я же говорил — Вы будете слишком поздно приезжать, ну, раз уж приехали, давайте попробуем, что получится. — Судя по всему, я единственный, кто откликнулся, вероятно, оплата очень сильно занижена.
Меня знакомят с бригадиром, который ставит задачу и раз в два часа подходит, неодобрительно цокая языком, да приговаривая "что ж, день покажет..." К концу дня мне предлагают:
— Два рубля в день устроит? В остальном всё нормально, но у нас, чтобы хоть что-то заработать, надо быть на объекте в 8 и уезжать в 18.
Просто не могу передать, насколько я счастлив. Много позже понимаю, что Сан Саныч выторговал мне эти дополнительные 500 рублей. Значит, действительно никого не было, кроме меня.
Мы уже месяц на стройке, каждый день возникает желание всё бросить: очень тяжело, бригадир требует выполнения больших объёмов, но и я уже знаю: приехать можно к 9, к 17 всё будет сделано, местные уйдут в полдень, они никогда не работают всю смену, остаются только узбеки, да мы, кому некуда деваться.
— Хохлы, берите кабель и несите на 14 этаж!
— Не называй меня "хохол"! — злюсь, но говорю, как будто в шутку.
— А кто вы?
— Я из ЛНР! Или обращайся по имени!
— Ладно-ладно, не кипятись, — примирительно поднимает руку бригадир, — несите кабель. Кстати, я знаю, что у вас печек нет, могу мультиварку продать, за полторы тысячи. Бесплатно не отдам, но это половина цены. Пойдёт?
Конечно, пойдёт, эта мультиварка выручает нас не один год после того разговора… Мы стоим на балконе пожарной лестницы. С восьмого этажа открывается красивый вид, всё в зелёных деревьях, как будто не в центре города, а в лесу, но вот, если подняться выше, будут видны не деревья, а сплошные гаражи, да парковки, очень удручающее зрелище:
— Наиль, а что это там, с боку?
— Это ж дом, возле которого проходная, где ты заходил, а крыша пробита — наверное, обвалилась, дом заброшен... И вот ещё что, у тебя же нет одежды нормальной для стройки, завтра привезу тебе футболки: ты моего роста, должны подойти.
— Ой, неожиданно, спасибо, сколько я тебе должен? — Наиль насмешливо смотрит на меня:
— Не выдумывай.
Нас перебивает бригадир, обращаясь ко мне:
— Ты с лоточными системами работал? Нет? Ладно, научишься.
Мы работаем на школе. Работа много проще той, что была, но очень часто приходится подниматься и спускаться с лесов, передвигая их. Настолько, что через пару недель я начинаю нравиться себе в зеркале. Лето, жарко. В воздухе огромная влажность: Поволжье. Идём на обед в вагончик.
Внезапно замираю и не могу пошевелиться, не могу сосчитать количество прилётов — очень, очень, очень много, просто миллион, я не знаю такого вооружения, трясётся земля, трясётся всё, никакого свиста нет, а это значит, что летит по мне, что последние секунды... почему-то через минуты тряски я ещё жив, потихоньку взгляд фокусируется на выезжающем из-за угла тракторе с трамбующе-вибрирующим устройством.
— Ты бы видел себя, ты белый, как стена, был, — переглядываются между собой мужики, — мы зовём, а ты замер и всё, только белеешь прямо на глазах.
Прошло два года, всё ещё просыпаюсь от грома, всё ещё считаю количество стен между мной и улицей, когда снаружи проезжает, гремя всеми вагонами, поезд. Наиль в "Вагнере", а я так и не вернул ему книжку о Короле и Шуте...Бригадир — борется с раком...
И о нас напоминают лишь огромные, 16-тиэтажные дома, новенькие, с огороженной территорией, даже в пасмурную погоду сверкающие отделкой и зеркальными окнами. Отделкой, куда я тоже приложил руку. Высятся они, затмевая дом с проломленной крышей, разбитым слуховым окном и чёрными рамами, отражающимися в луже...
...концерт заканчивается короткой музыкальной пьесой, то ли клавесин, то ли орган, то ли синтезатор, просто тянут ноты, одну за одной, уже не лениво, а будто обречённо. Кланы маршируют, волынщики играют, никто не собирается сдаваться.
Когда началась Великая Отечественная война, Йошкар-Ола превратилась в важный промышленный центр. Сюда эвакуировали заводы и тысячи рабочих.
В городе располагались военные госпитали, а предприятия начали выпускать вооружение, боеприпасы и военную технику. Интересный факт: в Йошкар-Оле производили детали для легендарных «Катюш».
После войны в республике осталось много ветеранов и эвакуированных специалистов, которые не вернулись в свои родные города. Так Йошкар-Ола получила новый толчок к развитию.
Хотите больше новостей и интересных фактов про Марий Эл? Обсуждаем это и многое другое в нашем сообществе ВКонтакте!
Вера Ильина прошла в цех и критически оглядев своё рабочее место, строго сказала сменщику Лёхе Попову:
- Опять плохо прибрался? Стружку не смёл, детали как попало валяются! Всё мастеру скажу про тебя, олуха!
Лёха, собиравшийся уже улизнуть после ночной смены, неохотно взял метлу и ворча «ябеда», принялся выметать из под токарного станка и засаленного поддона стальную стружку, после чего подогнал кран- балку и стал складывать на стеллаж готовые детали.
-Как успехи, мододёжь?- услышала Вера весёлый голос.
К станку подошел мастер смены Николай Петрович Генералов. Глядя на четырнадцатилетних подростков с глазами старичков, стоящих у станка, сердце его всегда сжималось, но он не имел право поддаваться эмоциям. Мины! Мины!! Стране нужны мины для миномётов. И их завод взял обязательство перевыполнить план. И дастся это всё дорогой ценой, но какая это цена, разбираться будем после войны. А сейчас..
- Хорошо успехи- степенно отозвалась Вера, снимая с плеча холщовую сумку.
Лёха украдкой с благодарностью посмотрел на Ильину-не заложила.
Генералов глянул на цеховые часы. До начала смены было ещё пятнадцать минут.
- Вот что, товарищи..
Генералов всегда старался говорить с подростками как со взрослыми.
- Вот что, товарищи, предлагаю в этом месяце сделать так. Талоны на хлеб вы получили. Но ввиду того, что рационально вы ими пользоваться не умеете, я у вас их забираю. Сам отоварю и сам буду вам выдавать. Кусок утром, кусок вечером. А то вы всё за один присест слупите, а потом от голода засыпать будете. Ну и обед в столовке, конечно, никто не отменял.
Вера и Лёха молча подчинились, протянув Генералову свои талоны. Наверно так и на самом деле лучше.
Попов закончил приборку и показав Вере язык убежал домой. Вера вздохнула. Лёхе хорошо. Он местный, у него и мама и бабушка тут на заводе тут работают. А она.. Мама и папа потерялись во время налёта на их поезд..Поди найди их, когда миллионы людей, сотни заводов, срывались с насиженных мест, спешно грузились в эшелоны и ехали под обстрелами и бомбёжками вглубь страны, на Урал и Сибирь.
Ну ничего. Вот кончится война, она обязательно их найдёт. Но для этого нужно наточить много-много корпусов мин.
Вера надела промасленный комбинезон и вытащила из сумки свою самую дорогую ценность- тряпичную куклу Галю, которую всегда носила с собой и посадила на шкафчик около станка.
-Ну что, Галина, поработаем?
Галина одобрительно смотрела своими вышитыми глазами на хозяйку, как бы говоря- да не вопрос, я бы тоже, но сама понимаешь..
Вере хоть и шел пятнадцатый, она души не чаяла в кукле. Шила ей одежду из кусков тряпья, а иногда, когда никто не видит, делала из глины пирожки и угощала Галю.
Вера надела защитные очки, привычным движением ослабила шпиндель станка и зажала в бабки первую заготовку. Поехали! Из под резца зазмеилась первая стружка, обнажая под серой окалиной заготовки блестящее нутро. Стружка оторвалась и упала на пол. Главное , не забывать про технику безопасности! Вера вспомнила, как месяц назад в соседнем цехе вот такая стружка прилетела в лицо токарю Кольке Устюгову, не надевшему очки, сделав его одноглазым.
Работа всегда отвлекала Веру от грустных мыслей. Меняя очередную заготовку, она оглянулась на цех. Гудели , вгрызаясь в железо,токарные станки, весело ухал кузнечный пресс, с визгом работали фрезерные, краны под потолком цеха грузили продукцию на железнодорожные платформы, соединяющие разные цеха. Все, и она Вера Ильина, куют Победу!
Она посмотрела на большой портрет Сталина, висевший у входа в цех, Он! Родной! Любимый! Он не даст в обиду! Под его началом наши разгромят фашиста! И тогда, может быть, он соберёт в Кремле всех, самых отличившихся на заводах, а потом подойдёт к ней и просто скажет- Спасибо, тебе Вера Ильина за хорошую работу. И она, Вера, так же просто , но гордо ответит- Служу Советскому Союзу.
Вера так замечталась, что цепляя краном очередную заготовку, чуть не прищемила стальной стропой себе палец. Растяпа!
Зазвонила сирена. Вот и первый обед. К ней подошла её подруга по комнате общежития- Надя Самсонова.
- Шабаш, Верунчик, айда в столовку. Там сегодня, говорят, суп хороший.
Наде, работавшей в лако- красочном цеху, было уже шестнадцать и в свободное от работы время она ходила на курсы связисток.
-Вот выучусь, уеду, буду Берлин брать, а вы тут сидите- с оттенком злорадства говорила она своим подругам по комнате.
Вера выключила станок и они , поднявшись на второй этаж цеха, пристроились в хвост очереди из рабочих.
Суп оказался из сушеных листьев свёклы и крапивы, с маленькими кусочками картошки.
- Ребята из третьего цеха по две нормы делают, так им котлеты дают- сказала Надя , уплетая суп.
Вера улыбнулась. До двух норм ещё далеко. А вот этот суп..От такого супа у неё постоянно изжога, а что делать? Есть -то хочется! Спасал только мел для разметки заготовок, который она украдкой ела.
После обеда они вышли на улицу и уселись на скамеечку. Апрельское солнце несмело пригревало. Остатки снега были чёрными от заводской сажи. Недалеко от них сидели такие же чумазые мальчишки- слесаря из восьмого цеха.
- Девчонки, пойдёмте после работы в клуб «Родина»- заискивающе спросил один из них лобастый пятнадцатилетний , тоже эвакуированный украинец Захар Черемных - там сегодня «Весёлые ребята»
- Поглядим на ваше поведение- собрав всё высокомерие в кулак, отозвалась Надя, подмигнув подруге.
Заводская сирена нарушила разговор и рабочие, докурив самокуртки , и глотнув напоследок свежего воздуха, стали расходиться по рабочим местами
-Ну так что насчёт вечера-то?- крикнул Черемных, но девушки уже скрылись за дверями цеха
А он хороший, этот Захар- думала Вера, шагая к своему станку- не курит, как остальные парни. И в библиотеку ходит.
Она часто видела его в библиотеке, но поспешно отводила взгляд, когда он смотрел на неё.
Вот и станок. Вера включила свет и обомлела, с трудом сев на промасленную табуретку. Галя! Галечка!
Кукла, сидевшая на железном шкафчике, видимо от вибрации железнодорожных путей, проходивших за окном, упала на пол, пока шел обед. Прожорливым и вечно голодным крысам, шнырявшим по пустому цеху, хватило полчаса, чтобы истрепать и обглодать её так, что от Гали осталась только изгрызенная голова.
Потрясённая Вера упала на колени, схватив остатки Гали и разрыдалась. Слёзы падали на изуродованную куклу, на шершавые , все в цыпках и порезах руки Веры. Как же она не доглядела?!
Уже заухал кузнеченый пресс, завизжали фрезерные станки, а Вера всё никак не могла успокоиться. Галя! Это было последнее, что осталось у неё той жизни, когда они все вместе, с мамой и папой ходили в кино и в сад, когда Вера под руководством мамы, шила Гале кофточки и беретики!
- Верочка, что случилось?!
У станка стоял Генералов.
Вера всхлипывая показала на остатки куклы.
Николай Петрович смеясь, ласково обнял Веру.
- Я-то думал..Вижу- сидит на полу..Травмировалсь или обморок..Понимаю , жалко. Считай, что твоя Галка в бою погибла. А теперь надо работать, Верунь. Что нибудь сообразим!
Генералов отпустил девочку и тихонько подтолкнул её к станку, не заметив, как за его спиной стоит ошалевший от увиденного Захар Черемных, пришедший уточнить насчёт вечера.
Вера, ещё всхлипывая запустила станок. Снова весело, будто новогодний серпантин, побежала стружка. Будет Николаю Петровичу две нормы. За Родину! За Сталина! За маму с папой! За Галю!
Восемь вечера наступили незаметно. Вот и её сменщик Лёха Попов. Он ревниво осмотрел станок, стеллаж с ровными рядами деталей и не найдя к чему придраться, тоже стал облачаться в промасленный комбинезон.
В общежитии Вера наскоро умылась и переодевшись выскочила на улицу, где её уже ждала Надя.
- Идём, там ребята уже заждались. Ты чего такая смурная?
Вера краснея всё рассказала, и Надя, как Генралов, смеясь обняла её:
- Эх, вы, горемыки. Вот тебе. Конечно, это не Галя, но хоть что-то.
Она сняла с пальца маленький железный перстенёк и надела на пальчик Веры.
«Весёлые ребята» подействовали на плохое настроение Веры, как лекарство или как кусок торта. Рядом с ней покатывались со смеху Надя, и Захар с двумя друзьями. Захар всё кино держал в руках какой-то свёрток из газет, а после сеанса, отозвав Веру в сторону, потупившись и запинаясь, протянул его Вере.
-Это тебе. Случайно увидел, что..В общем бери. Светка, сестра, уже большая, не играет.
Вера развернула бумагу. В свёртке лежала роскошная трикотажная кукла в цветастом сарафане и с белыми волосами.
-Спасибо, Захар- потупившись отозвалась Вера.
-Да ерунда- расцвёл Черемных- имя сама придумай.
На следующую смену Веру ждал очередной сюрприз. На шкафчике около станка сидел строгий плюшевый медведь в клетчатых шортах и почему-то, с увесистым гаечным ключом в лапах.
- Ильина, за успехи на трудовом фронте, награждаю тебя вот этим зверем- стараясь казаться серьёзным сказал Генералов, пожимая маленькую ладошку Веры- зовут зверя Михаил, а ключ у него, чтобы опять не удрал, как Галка, чего доброго.
Он по отечески обнял Веру и вдруг испугавшись своего странно задрожавшего голоса, спешно ушел по делам.
Медведь Михаил оценивающе посмотрел на Веру и степенно сказал:
- Ну что, хозяйка, показывай, как умеешь работать.