Далёкий 1942 год...Нижегородская область…

Вечерело. На пыльной нагретой за день дороге появились две фигуры. Одна из них молодая женщина в выцветшем сатиновом сарафане, в старом замусоленном пиджаке с подвёрнутыми рукавами, за плечами которой, висит солдатский вещмешок полный картошки. Вторая - мальчик семи лет. Он идёт рядом, прихрамывая на правую ступню. На нём мешковатые шорты ниже колен и надутая пузырём, выбившаяся из штанов рубашка. Тонкие руки крепко держат суковатую палку, на которую он упирается.

- Угораздило же тебя, Гейка, так споткнуться, - говорит женщина. - Вот и на поезд теперь опоздали. Где ночевать будем? До станции ещё далеко, а уж скоро темнеть начнёт.
Мальчишка насупился. Он молчит, с трудом сдерживая слёзы от боли и обиды.
Мать с сыном живут в городе, но из-за голода ходят по деревням меняют вещи на картошку или зерно. Сегодня возвращаются домой. Их путь лежит к железнодорожной станции, находившейся за посёлком.

Пока добрались до окраины посёлка, уже стемнело. Нужно было ещё немного дойти, но силы оставили их. Ночевать у железной дороги опасно и холодно, поэтому мать решила попроситься на ночлег…
В то время многие жители посёлков и деревень не считали зазорным впускать к себе запозднившихся путников, поэтому женщина смело постучалась в первый попавшийся дом. На стук из-за высокого забора раздался недовольный голос:
- Кого это ещё там на ночь принесло?

Затем калитка приоткрылась, и из неё показалось одрябшее лицо ещё не пожилой женщины в тёмном платке. Глаза, бегающие как белки, мгновенно оглядели путников, слегка задержавшись на золотом обручальном колечке незнакомки. Затем деловито и подозрительно осмотрели дорогу: не идёт ли кто другой. И, наконец, лицо натянуто улыбнулось.
- Ну что вы так и будете стоять?
- Нам бы переночевать, - попросила молодая женщина.
- Ладно, заходите. Найдётся для вас лавка.
Как только путники оказались во дворе, хозяйка ещё раз осмотрела дорогу, к чему-то прислушалась и только потом закрыла калитку на большой кованый засов.
- Проходите в избу. У нас уж и стол накрыт. Надеюсь, чаю с дороги не прочь отведать?

Она указала на рукомойник, сиротливо висевший на углу избы над бочкой. Рядом лежала далеко не свежая тряпка, видимо служившая полотенцем.
Умывшись, путники зашли в дом. Через длинные широкие сени прошли в горницу. Рядом с огромной печью, занимавшей чуть не половину жилья, стоял грузный купеческий стол с толстыми ножками.

За ним сидели двое небритых и давно не стриженных мужчин в холщёвых, лоснившихся от жира косоворотках и шароварах. На столе дымилась похлёбка со странным мясным запахом. Хозяйка выставила из печи небольшой чугунок с картошкой.
- Ну, что встали? Присаживайтесь. А то чай остынет. Я два раза самовар топить не стану. Берите стулья и к столу.
- Как звать-то вас и откуда будете?

Женщина отпила глоток кипятка, прокашлялась, а потом заговорила:
- Надеждой меня зовут, а сына Генкой. А нам вас как величать?
- Матрёна Никандровна. А сынов моих Иван и Николай.
Мужики криво улыбнулись и, опрокинув по стаканчику самогона, продолжили с жадностью поглощать варево из глубоких глиняных мисок. Потом Николай поскрёб грязной пятернёй бороду и поставил свой стаканчик перед гостьей. Налив в него самогон, предложил:
- Сустатку можно. Крепче спать будешь.
Он громко и недобро рассмеялся. Его поддержал изрядно охмелевший подслеповатый Иван, который тем временем с трудом нащупал на столе свой стакан.
- И мне плесни.

Матрёна неодобрительно посмотрела на сыновей. Николай, засунул руку в плошку, достал из неё огурец и протянул женщине.
- Закусывай и щенка угости. Негоже ложиться голодными. Черти спать не дадут.
- Смотри сам опять до чертей не напейся, - сказала ему Матрёна. - Завтра чуть свет дел невпроворот. На делянку ехать надо, сено проверить, свиней покормить.
Николай отмахнулся от матери и, налив себе до краёв ещё один стакан, демонстративно выпил.

- Ну гости дорогие, поели? Теперь и спать пора. Мы люди деревенские. Спать ложимся рано. Но и встаём с первыми петухами. Так что уж не обессудьте. В сенях лавка широкая, вот на неё и ложитесь.
Надежда с сыном поднялись из-за стола и вышли в сени. В полутьме еле нашли скамью. Маленький Генка всё время вертелся, пытаясь уснуть.
- Что крутишься, как червяк на крючке?
- Да после ихнего чаю в туалет хочется.
- Так иди, сходи. Только не разбей чего по дороге, не расплатимся.

Женщина сняла пиджак и приспособила его в качестве подушки. Мальчишка поковылял во двор. За большой, толстой хозяйской двери раздавались пьяные выкрики, но о чём шла речь, понять было невозможно. Вскоре крики и шум прекратились, и ночная тишина стала изредка прерываться богатырским храпом...

Генка вспомнил, что хозяйка что-то говорила про свиней. «У таких кулаков наверняка свиньи получше людей едят», - подумал голодный Генка и потихоньку прокрался в свинарник. Приоткрыл дверь в хлев и быстро закрыл ее за собой. Внутри сарай освещался лишь лунным светом, проникающим сквозь многочисленные щели и небольшие оконца помещения.

Оглядевшись, Генка заметил справа сеновал. А прямо перед ним находился загон, где копошились и повизгивали свиньи. Неприятный запах, то ли гниющего сена, то ли от пропавшего корма ударил в лицо мальчишки. Отчего аппетит у него заметно поубавился, но любопытство взяло вверх.

Он осторожно вошёл в загон. Только влез, как наступил на что-то липкое и с размаху упал на четвереньки. Блистая объеденной до кости поверхностью, на него из грязи и фекалий смотрел своими пустыми глазницами человеческий череп! Приглядевшись, увидел ещё черепа!

Что-то внутри схватило его за горло и не отпускало пока он не отдышался и не перестал трястись от страха. Взяв себя в руки, Генка прокрался обратно в сени.
Мать, ничего не подозревая, мирно спала, подоткнув под щёку грязный пиджак. Стараясь не шуметь, сын со всей силы стал тормошить мать. Та спросонья сначала ничего не поняла, но после горячего шёпота в ухо, сон её исчез без следа.
- Там, в сарае, человеческие черепа и кости, много! - с волнением сообщил ей Генка.

Надежда схватила пиджак, и через секунды они были уже во дворе. С трудом отодвинув крепкий затвор, побежали по дороге подальше от этого страшного места. Генка даже забыл о больной ноге и, почти не отставая, бежал следом. Сломя голову они бросились к железнодорожной станции, где находился пункт военизированной охраны - Смерш (смерть шпионам),  чтобы сообщить НКВД о странной семейке.

Тем временем Николай проснулся. Горло саднило от сухости и хотелось до ветра. Кряхтя и проклиная всех, в первую очередь мать, он встал и вышел во двор. Вернувшись, выпил пару кружек воды и, захмелев ещё больше, еле вполз на крыльцо, волоча ослабшие от похмелья свои больные ноги. Так, на четвереньках добрался до скамьи, на которой недавно спала гостья, и спокойно уснул.

Некоторое время спустя, хозяйка дома встала, зажгла свечку и стала осторожно будить Ивана.
- Вставай, соня! Пора.
- Делов-то! Обухом по голове и всё.
- Вот и займись. А Николай где?
- Наверно, как всегда, в сарае со свиньями спит.
- Ладно. И без него управимся.
Матрёна отодвинула в сторону половик, стараясь не шуметь, открыла крышку в подполье и спустилась. Иван нащупал стоявший у его кровати топор, и привычно полез за ней в подпол.
- Убирай, - прошипел он матери.

Матрёна выбила подпорку и доска-перевёртыш, лежащая на скамье, на которой спал Николай, вместе с ним полетела вниз. Тело не успело ещё приземлиться, как получило мощный удар обухом по голове.
- А где пацан? Да это вроде и не девка, - подслеповатый Иван в полутьме пытался разглядеть тело.
Матрёна сразу узнала сына и заголосила:
- Сыночек, мой! Николушка!

Потом пробкой вылетела наверх. Глянула во двор, увидела открытую калитку и тут же бросилась к сундуку, где были запрятаны её самые ценные пожитки...
Собраться они не успели.
В эту минуту к дому подъехала машина. Из неё вышли трое мужчин в форме работников милиции и НКВД…

Тамара Шелест

Логистические проблемы армии Наполеона

1. Лошади.

Наполеоновская Великая армия, вторгшаяся в Россию, имела состав 450 тысяч человек. 680 тысяч - вместе с резервными частями. Так вот, на всю эту ораву было... 180 тысяч лошадей. Если вы думаете, что все 180 тысяч - это конница, вы ошибаетесь, поскольку лошади нужны:

а) в артиллерии,
б) в пехоте,
в) в транспортной службе,
г) в почтовой службе,
д) в резерве, на случай убыли конного состава.

Чтобы понять динамику: при Ватерлоо Наполеон имел 45000 лошадей, из них собственно кавалерия - только 25 тысяч, 12 тысяч - пехота, остальное - транспорт, артиллерия и т.д. Чтобы было понятно: одно 12-фунтовое орудие требует 12 лошадей.

Согласно расчетам англичан, каждая артиллерийская 9-фунтовая батарея (6 орудий) вместе с припасами, врачами, лошадьми для персонала и т.д., требовала от 160 до 200 лошадей.

Очень часто в нормативных приказах указывалось количество человек на кавалерийский полк больше, чем количество лошадей. Пример: "В 1810 г. вся армейская конница была приведена в 4-эскадронный состав, по 240 человек и 200 лошадей в эскадроне; следовательно, в полку — 960 человек и 800 лошадей."

Но если вы думаете, что все эти 800 лошадей в бой ходили, то ошибаетесь. Были так называемые тележные лошади, на 12 человек кавалерийского состава выделялось 1 тележная лошадь, и на 20 человек пехотного состава - 1 лошадь. Как вы понимаете, что из 800 лошадей дай бог если 500 в бой ходили, а так - скорее всего 400 с учетом падежа.

2. Расстояния и страны.

14 июня 1803 года Пьер Дарю, генеральный комиссар французской армии, получает указание от Наполеона обеспечить материально-техническими средствами будущий лагерь под Булонью и Сент-Омером на 80-90 тысяч человек. Среди всего прочего требуется поставка "100 тыс. ежедневных рационов для солдат, 20 тысяч рационов для 18 тыс. лошадей, кроме того - 2400 лошадей для перевозки артиллерии, 636 - для своевременного подвоза провианта, 160 лошадей - для карет скорой помощи". Главным комиссаром лагерей назначен Клод-Луи Пети, Дарю является его заместителем.

Надо сказать, что поставки так и не были выполнены в полном объеме. Оказалось, что логистика подвела, но спасало то, что войска находились на своей территории. Проблемы вылезли в 1805-06 годах.

Итак, 27 августа 1805 года Великая Армия снимается со своих биваков и идет маршем на Австрию. Пять армейских корпусов были отлично снабжены и накормлены на каждом переходе, каждому солдату было выдано четыре пары ботинок (одна пара в работе, три в запасе), хлеба и галет в расчете на 4 дня. Проблемы начались, когда армия пересекла Рейн и оторвалась от своих магазинов. Между обозами и собственно боевыми полками образовался разрыв. Склады в Страсбурге, Майнце и Баварии оказались наполовину пустыми, провиантская служба не успела их заполнить, поэтому уже в Баварии пришлось заняться реквизициями, что разлагало армию.

К этому добавились проблемы логистики, скажем, после Ульма открыта была единственная дорога на Вену. Чтобы хоть как-то облегчить подвоз необходимого, армия двинулась вдоль Дуная, чтобы была возможна доставка по рекам. Но чем дальше удалялись французы от своих границ, тем более нарастали проблемы логистики между магазинами и действующей армией.

Аустерлиц стал буквально спасением, ибо на момент сражения у французов оставалось только 10 тыс. дневных рационов в неприкосновенном запасе, а по лошадям ситуация была совсем плачевной - 2 тыс. рационов пшеницы и 650 рационов овса на 18 тыс. кавалерии.

Но настоящие проблемы начались в 1806-м, во время кампании против Пруссии. За месяц, совершив марш-бросок из Майнца, французы смогли выставить в поле 20 тыс. пехоты при 3 тыс. кавалерии. Снабжение — ежедневные рационы на 10 дней. Естественно, обозы не поспели за маршем, и тут оказалось, что "местность тут напоминает Синайскую пустыню" (Ланн). Грубо говоря - грабить некого. У Мюрата и Даву к концу ноября в Варшаве путем нечеловеческих усилий собрано 550 тыс. рационов хлеба и 95 тыс. рационов овса. При этом корпуса Бернадота и Сульта оказались вообще без снабжения, им угрожал настоящий голод, но сколько не орали на обозников и их офицеров, сколько не отправляли под арест и не угрожали поставить к стенке - снабжение стало еще хуже, ибо - внезапно! - зимой логистика стала еще ужаснее.

Но если людям голод еще только угрожал, то вот с лошадьми случилась жопа. Лошади реквизировались у французских крестьян (с последующей их оплатой, либо аренды, либо выкупа, если погибли). Но крестьянская лошадка и кавалерийская лошадь - это немного разные вещи. Кроме того, крестьянин был обязан ее снабдить сбруей (естественно, с последующей оплатой) и подковать. Но как выяснилось, крестьянам это было не особо надо, сбрую они ставили чаще всего самую дешевую, лошадей подковывать отказывались, и в результате лошадки французской армии чаще всего годились лишь для небольших переходов. Недаром герцог Веллингтон по результатам боев в Испании писал, что "кавалерия Великой Армии наверное самая худшая в Европе".
После 1805 года решили разводить арабских и наваррских скакунов, но оказалось, что в прекрасной Франции профессиональных конезаводчиков кот наплакал, скрещивать породы, выбирать отца и мать для нового коняшки вообще не умеют, и в результате получались какие-то уродцы, тяжелые на подъем и галоп, но обладающие противным нравом арабов.

Потери в конном парке за 1806 год приблизились к 50 % (ранее составляли 30-35 %). Настоящий падеж начался зимой, когда от оставшегося числа потеряли еще 20 % коней на зимних квартирах. Оставалось одно - реквизировать лошадей в завоеванных странах. Но и там реквизировать приходилось крестьянских лошадок, а не боевых лошадей.

Лишь в 1807 году в голову приходит очевидное - надо не только иметь магазины и армейские обозы - надо создать между ними службу логистики, то есть тех, кто будет доставлять нужное из магазинов в действующую армию. Так создаются поездные роты - по 32 телеги, 128 лошадей и 64 возницы в каждой. Таким образом, в одном транспортном батальоне (6 рот) было 192 телеги, 768 лошадей и 384 обозников. Первоначально было создано 4 батальона. К 1812-му количество их увеличилось до 8 батальонов.

Но и этого оказалось безумно мало, ведь военные действия шли на территории от Португалии до России. Ну, а союзники уже нащупали слабое место Наполеоновской армии. Первым тактику выжженой земли в Португалии реализовал Веллингтон. И у Массены собственно постоянно было два выбора - либо наступление и последующий голод, либо отступление. Естественно он выбирал второе.

Чтобы как-то решить проблему хлеба, повсеместно закупаются и доставляются в действующие войска мини-пекарни, но проблема в том, что не хватало муки. Стали поставлять и мини-мельницы, однако не хватало зерна. Все упиралось в своевременную доставку из магазинов. Но и этим проблема не ограничивалась - магазины нужно было наполнять, а их наполнять не успевали. В 1806-м в Пруссии надеялись на хлебные запасы Берлина, однако вступив туда - были разочарованы. Хлебные запасы были осмотрены лично Наполеоном и оценены на 8 дней на 40 тыс. человек. В Польше, реквизировав все подчистую, смогли собрать 440 тыс. дневных рационов, при этом 3200 пекарен могли выдать не более 40 тыс. рационов в день, а расквартировать там собирались 60-70 тыс. солдат. Приходилось везти недостающее из Франции. Ну, либо грабить местных. Однако и это не помогало. И в 1810 году для войск в Польше император делает финт ушами - теперь хлебная порция... уменьшается в два раза - с 2 фунтов в день до 1 фунта хлеба. Понимая, что это просто подтасовка, император милостиво разрешает при каждом батальоне создать ежедневный запас из 1 центнера муки на день плюс... 4 лошадиных копыта (для наваристого, вкусного борща или холодца).

Таким образом, уже к началу 1812 года логистические проблемы выпирали изо всех щелей. И было понятно, что при походе в Россию они еще более увеличатся.

3. Русская кампания.

В феврале 1812 года французские войска, расквартированные в Польше, столкнулись с суровой зимой к которой они были непривычны. Ежедневный рацион солдата тогда составлял 1 фунт соленого мяса и полфунта хлеба (хлеб был серый, 1/3 пшеницы и 2/3 ржи), плюс 120 грамм белого хлеба (булочка), 300 грамм потрохов и мяса внутренностей (головы, легкое, печень и т.д.), 240 грамм сушеных овощей и фруктов, 2 фунта картофеля, 1/30 фунта соли, 1/16 пинты бренди.

Этот рацион в суровые морозы был признан недостаточным.
Уже после вторжения, 2 июля, в письме Бертье Наполеон обеспокоен медленнымстроительством мини-пекарен в Варшаве. 11 июля Наполеон пишет, что всеми силами надо обеспечить, чтобы солдаты имели носимые запасы продовольствия примерно в полфунта хлеба, 2-4 унции риса и фунт мяса в расчете на семь дней, поскольку обозы и полевые кухни отстали на маршах и не кормят свои подразделения. То есть солдат на себе должен нести дополнительно, помимо снаряжения, еще 5-6 кг продовольствия.

10 августа император приказывает срочно строить дополнительные пекарни в Орше, Могилеве, Добровне и Россасне. И этих мер не хватает, чтобы обеспечить войска продовольствием. Плюс еще одна проблема - печи французов не подходят для выпечки белорусского хлеба, и Наполеон предлагает войска снабдить ручными мини-мельницами и зерно раздавать солдатам. Однако из-за большого присутствия в собранном зерне силоса (болтовых), который достигал в составе 60 %, хлеб, приготовленный из местных сортов считался несъедобным. В результате приходилось водить обозные конвои из Польши.
Плюс политика выжженой земли, к которой прибегли русские. В результате французы начинают грабеж крестьянства, которое, естественно, берется за вилы.

Что касается лошадей. Согласно закону 1810 года, на одну лошадь полагалось от 7,5 до 9 кг сена и соломы, плюс от 5 до 9,5 кг овса. На отряд из 8000 лошадей требуется, таким образом, 3000-3500 тонн фуража, и 2000 фургонов.

Что началось после вторжения в Россию? Из-за недостатка фуража лошадей начали кормить рожью, русской пшеницей, овсом, в результате у лошадей распухал живот и они погибали. Вот как это выглядело: "Лошади, взмыленные от работы за день, все дни без крыши над головой, из-за недостатка еды ели зеленые стебли ржи и умирали в большом количестве. Все дороги были покрыты их телами, в течение трех дней армия потеряла, по крайней мере, четверть першеронов (артиллерийских лошадей) и до одной шестой кавалерийских лошадей, однако там больше забитых коней из-за травм." Из-за отсутствия кузнецов и кузниц, а также грамотных ветеринаров, лошади сбивали подковы, ломали ноги, да порой вообще просто получали мелкие травмы, которые, тем не менее, не могли вылечить в походных условиях, и лошади шли под нож.

Сюда надо добавить иппофагию (то есть лошадей просто начали пускать под нож из-за недостатка мяса для солдат). Вообще потери "лошадиного парка" Наполеона в русской кампании оцениваются в 100 тысяч лошадей.

@ Сергей Махов