А вот психоанализ рассматривает «от» как основу защитных механизмов психики. Их задача — отдалить сознание от болезненных переживаний. Например, человек, использующий проекцию, бессознательно «отталкивает» от себя собственные неприемлемые качества и приписывает их другому. Ему кажется, что он ясно «видит» жадность или злость в коллеге, но на деле он бежит от признания этих черт в себе. Это движение «от» собственного внутреннего конфликта, маскирующееся под движение «к» праведному осуждению другого. Зрелое совладание — это уже движение «к»: человек осознаёт свою тревогу и целенаправленно ищет способы её снизить, а не просто вытесняет.

В экзистенциальной психологии Ирвина Ялома и Ролло Мэй движение «от» — это бегство от фундаментальных данностей существования. Человек может годами работать на нелюбимой, но престижной работе. Ему кажется, что он движется «к» успеху и уважению, но экзистенциальный анализ покажет, что на деле он бежит от ответственности за создание собственного, уникального смысла, предпочитая готовый социальный шаблон. Он избегает экзистенциальной тревоги свободы выбора. Движение «к» здесь — это сознательный и часто трудный поворот к аутентичности, принятие своей свободы и авторства жизни, даже если это означает остаться без одобрения толпы.

Гештальт-терапия Фрица Перлза видит в ритме «от и к» основу цикла удовлетворения потребности. Здоровый цикл включает оба этапа. Сначала — осознание и отторжение текущего дискомфорта («мне скучно» — это движение «от» скучного состояния). Затем — формирование фигуры желаемого и действие («я иду звать друга погулять» — это движение «к» контакту и веселью). Невроз — это разрыв цикла. Человек может годами осознавать, что движется «от» одиночества, но из страха отвержения так и не сделать конкретного шага «к» знакомству или углублению отношений. Он застревает в фазе жалобы и избегания, и энергия движения «от», не найдя выхода, превращается в тревогу и самобичевание.

Теория самодетерминации Эдварда Деси и Ричарда Райана даёт этой идее экспериментальное подтверждение через призму целей. Цель-избегание, сфокусированная «от» («тренируюсь, чтобы не растолстеть»), создаёт фоновое напряжение и меньшую устойчивость. Как только прямая угроза исчезает, мотивация падает. Цель-приближение, ориентированная «к» («тренируюсь, чтобы чувствовать бодрость и силу»), поддерживается внутренним интересом и даёт большее ощущение удовлетворения даже при трудностях.

Постоянное доминирование стратегии «от» имеет прямые и серьёзные последствия для здоровья. Хроническое состояние избегания — это перманентный стресс. Организм живёт в режиме тревоги и мобилизации, что ведёт к перенапряжению нервной и эндокринной систем. Именно здесь возникает психосоматика, имеющая под собой чёткий физиологический механизм. Исследования в области психонейроиммунологии показывают, что длительный стресс, связанный с чувством беспомощности и хроническим избеганием (то есть тупиковым движением «от»), через активацию оси гипоталамус-гипофиз-надпочечники и выброс кортизола может подавлять иммунную функцию, нарушать работу желудочно-кишечного тракта и способствовать системному воспалению. Симптом становится телесным воплощением нерешённого внутреннего конфликта. Спазм в мышцах шеи и плеч — это часто телесный зажим, отражающий состояние постоянной готовности «уклониться» от удара судьбы или непосильной ноши. Проблемы с дыханием (например, психогенная одышка) могут быть метафорой нехватки жизненного пространства, от которого человек не может убежать, но и не может приблизиться к желанной свободе. Тело начинает говорить за психику, которая не смогла найти здоровый путь «к» разрешению ситуации, застряв в бесконечном бегстве. Таким образом, переход от доминирования «от» к осознанному построению движения «к» ценностям и смыслу — это не просто вопрос эффективности, а фундаментальный шаг к целостности и здоровью.

Поэтому иногда, чтобы увидеть новый путь, недостаточно просто захотеть. Старые, протоптанные нейронные тропинки в мозге упрямо возвращают нас к знакомым маршрутам страха и избегания. Взгляд со стороны — помощь психолога — помогает проложить свежую тропу, с которой, наконец, видна чёткая карта движения не «от», а «к». К той жизни, которую вы действительно хотите.

https://vk.com/srk_problemi

Январь 2025: я старака, но все равно не справляюсь с работой. Чем больше стараюсь, тем больше зарываюсь. Меня вежливо просят по собственному. Удержаться не получается. Пишу.

Уходя с документами от начальства, падаю с лестницы. Лестница заводская, широкая, заводская, в ряд спокойно пройдут четверо. Несколько ступенек полета, чудом хватаюсь за перила, ничего не сломано, пронесло. И меня чуть не пронесло.

Во второй половине месяца бабушка (95 лет) экстренно попадает на операционный стол с желчным. Вся семья на ушах - операция в таком возрасте не шуточки. К счастью, проходит удачно. Но седых волос прибавляется у всех.

Февраль 2025: устроилась на стажировку в новое место. Работа интересная, сложная, но я же старака, я учту все проколы на старом месте, мне очень нужна работа, я готова носить начальству тапочки в зубах. Меня обучают.

Впервые хватает поясницу. Не впервые за жизнь, конечно, а впервые за этот год. Настолько, что от боли невозможно двигаться, стоять, дышать. Но я только устроилась. Я не беру больничный. Превозмогаю, работаю, учусь. Но от боли ошибки копятся, да и с коллективом общаться все труднее - боль и чувство юмора, которое помогало сглаживать углы, вещи несовместимые. Понимаю, что мое зрение не позволяет мне стопроцентно исполнять свои обязанности. Плюс спина не даёт сидеть по шесть часов согнувшись над рабочим столом. Иду к врачу, получаю лечение, мне не лучше. Не лучше, не лучше, ошибки копятся, меня вызывает начальство, которому я готова была тапочки в зубах носить за рабочее место. Ласково смотрит в глаза и протягивает листок А4 и ручку. Боль не даёт сил спорить и оправдываться. Пишу.

Март 2025. Мне уже больно сидеть. Я не могу найти положения, в котором мне комфортно. Делаю МРТ, на МРТ грыжа. Снова иду к неврологу. Получаю лечение. Долгое, болезненное, вся попа в шишках. Мне помогает ровно настолько, чтоб больше не мечтать выйти из окна.

Апрель 2025. Меня немного отпускает. Я могу ходить, сидеть, не рыдаю от боли по ночам. У меня нет работы. Диплом фельдшера СМП покрывается пылью в шкафчике: я не хочу обратно. Точнее, я уже и не могу обратно. Впервые понимаю, что дорога назад, которая казалась последним, нежеланным выходом, уже заказана: физически я больше не справлюсь с этой работой. Ищу работу.

Май 2025: я все ещё ищу работу. В попытках хоть как-то сгладить свое иждивенчество ставлю яндекс.смену и подрабатываю то тут, то там. Мою полы, полки в магазинах. Вяжу игрушки на заказ. Заказов почти нет.

Июнь 2025: я нахожу работу. В пищевке, кассиром в сушильную на фудкорте. Стажируюсь, учусь, рву задницу, чтоб получалось. У меня получается. Здесь не надо поднимать тяжести больше 5кг и можно раз в день попить вкусный кофе. Я почти в раю.

Начинает болеть нога. Нерв тянет от бедра до лодыжки, как натянутый провод. Мне больно сидеть, больно стоять. Я мечусь по рабочей кухне, как раненое животное, а сама улыбаюсь, как могу, чтоб опять не получилось, как на тех двух работах. Смотрите, я самое дружелюбное в мире привидение из Казахстана Вазастана.

Обезболивающее ем уже горстями.

Июль 2025. Продолжаю превозмогать. Попадаю к третьему неврологу. Делают паравертебральную блокаду - по четыре укола с каждой стороны позвоночника. Организм, охренев от такого надругательства, выдает временный синий экран смерти. Обморок с судорогами прямо под кушеткой, где делали блокаду. Пугаю врачей. К счастью, я уже знаю, что мой организм таким образом сбрасывает крайнюю степень стресса (было за жизнь трижды, после каждого полностью обследована, эпи не ставят), поэтому удается успокоить врачей. Мне выписывают рецептурные таблетки.

Блокады хватает на сутки. Рецептура не помогает вообще.

Продолжаю работать через не могу. Попадаю на прием к нейрохирургу местной больницы. Выставляют диагноз, мне грозит операция. Мне обещают, что дальше будет лучше. Я верю. Собираю документы. Уговариваю начальницу подождать меня месяц, я быстро оклемаюсь и вернусь, честное слово. Она обещает подождать.

Август 2025. Меня оперируют. На второй день я встаю, но снова складываюсь. Температура, невыносимые боли, невозможность двигаться. Выписывают лежачую со словами "мы сделали все правильно, голову лечите". Привозят домой на носилках. Я понимаю, что не дождется меня милая начальница. Я не успела оформиться официально. Теряю третью работу и надежду одновременно.

Сентябрь 2025: после невероятных мучений, унижений и лечений удается встать с ходунками. Мама плачет от счастья. Муж идиотничает, но он тоже рад. Доча виснет на моей ноге и радуется, что мама может уложить ее спать сама. Хожу плохо, с прогибом назад (червь из ЛВЧ.жпг). Не работает поясница, не могу нагибаться, больно сидеть дольше пяти минут, выносливости хватает на час подвигаться, весь день лежать пластом и орать. Прогресса нет, спасибо, хоть ноги держат вертикально. Попадаю на прием к московскому нейрохирургу. Ставят диагноз. Поможет только вторая операция, пластина и имплант в позвоночнике, другого выхода нет. Соглашаюсь.

Октябрь 2025. Собираю документы на операцию. Боли нарастают. Ноги все ещё ходят, но подводят в самый неожиданный момент, поэтому в поликлинику только с ходунками, они не дают упасть, если ноги складываются от боли. В один из походов совокупностью неудачных моментов меня так скручивает, что я три часа лежу на животе на жёсткой лавочке в коридоре у кабинета КТ и вою от боли. Меня невозможно трогать, иначе я отключусь. Персонал бегает вокруг, как настеганный. Организуют срочное КТ, обкалывают прямо на этой лавке чем можно и нельзя, вызывают ко мне Ляпкина-Тяпкина терапевта, хирурга, невролога, батюшку. Совокупностью усилий помогают встать на ноги. Выписывают Трамадол. Я могу уйти своими ногами, это счастье.

Готовлюсь к поездке в Москву. Квота готова. Заболеваю жёстким ОРВИ перед и самой госпитализацией и только исусьим чудом успеваю вылечиться.

Ноябрь 2025: Москва встречает дождем и приступом боли после поезда. Платная клиника (я целую ноги системе ОМС), двухместная палата, где я одна, но самое главное, я полностью уверена в хирурге, который придет к опер столу. Теперь я многое о нем слышала, многое читала, и это только хорошее, он грамотный, сильный, он берет таких, как я, калек на переделку (доктор Барченко Б.Ю., спасибо, я вам до конца жизни должна кланяться... Если конечно смогу). Долгожданная операция. Анестезиолог готовит маску. Мне страшно, говорю, доктор.

Просыпаюсь в реанимации. Меня обезболивают. Мне разрешают поспать ещё, "мы следим, не бойся, спи". Возвращают в палату, приносят вкусный ужин. Операция длилась три часа. Мне не хочется есть, но я пью, пью, пью, как лошадь (стакан воды за вечер, это очень много, как мне кажется тогда).

Наутро приходит ученик моего хирурга, который оперировал меня в составе бригады и вел потом, как лечащий. Помогает встать. Я понимаю, что стою ровно и боли исчезли. Не выдерживаю, висну на шее дорогого доктора и сильно в него реву.

Назначают лечение. 21 день капельниц дважды в день. Колоть есть кому, но мои вены не выдерживают критики: через два дня не остаётся ни одной целой, они рвутся прямо на игле. С черными руками уезжаю домой.

Через неделю после возвращения моя мама попадает на операционный стол со спаечной непроходимостью киш-ка. Долгая операция, заодно зашивают огромную грыжу на весь живот, оставшуюся после операции по онко десятилетней давности. Она в реанимации, без телефона. Дома сходит с ума бабушка. Я знаю, что должна беречь спину, но ещё я должна беречь маму. После капельниц таскаю ей в больницу необходимое: памперсы, воду, бульон. Понимаю, что не справлюсь сама, нанимаем сиделку. Капельницы доводят до слез и меня, и персонал частной дабы, куда я хожу. Колоть меня буквально некуда уже. Сдаю анализы. Хирург разрешает сократить курс до 14 дней.

Маму выписывают.

Через неделю, то есть сейчас, я где-то ловлю Коксаки и вот снова лежу кабачком.

Впереди декабрь. Думаю, я буду сидеть дома безвылазно. Чтоб не заболеть, не упасть на свежем снегу, не сдохнуть. С моим везением весь этот год я могу. Затаюсь, как мышенька, и буду сидеть тихо-тихо и пить витаминки. И зачеркивать дни в календаре. Почему-то хочется верить, что все закончится первого января. Левел апнется, хп восстановится, дебафы сбросятся, етс. Потому что я больше так не могу. Мы все уже больше так не можем. Я становлюсь параноиком и тревожником. Каждый сигнал нервов в районе операции анализируется, раскладывается, расписывается. Что это, мышцы, кости, нерв? Можно ли лежать так, как я лежу? Не очень долго ли я сижу, не делаю ли я себе хуже? Насколько тяжел чайник, можно ли мне его поднять? Уговариваю себя не брать во время выхода на улицу трость, но не убираю ее на балкон. Ребенок просто чихает - я снимаю с полки аптечку и начинаю проводить ревизию: скоро пригодится. Не дочери, мне.

Впереди декабрь и я боюсь. 25ый бьёт меня и мою семью лопатой по хребту с самого начала года. А впереди декабрь.

Что я попрошу у Дедушки Мороза на Новый год? Это очевидно.

Милосердия.

Исследование показывает: если жизнь состоит только из «непрошенных» событий, растет тревога и ощущение бессилия. Но стоит добавить хоть что-то своё — мозг фиксирует это как возвращение власти над своей жизнью. Даже если глобально ничего не изменилось.

Парадокс в том, что когда мы перегружены, меньше всего хочется добавлять себе новых задач. Но именно тогда и необходимо это сделать.

Не обязательно выбирать что-то глобальное, смысл в том, чтобы сделать что-то свое.

10 минут утренней зарядки в загруженный день уже возвращают ощущение участия в собственной жизни.

Однако проблемы со стулом могут возникать и при сохраненном желчном пузыре, если нарушена работа сфинктера Одди. Этот мышечный клапан выполняет критически важную функцию, регулируя поступление желчи и панкреатического сока в двенадцатиперстную кишку. Его ритмичные открытия и закрытия должны быть идеально синхронизированы с приемами пищи. При дисфункции сфинктера Одди (ДСО) его работа расстраивается. Спазм этого клапана, который может возникать самостоятельно или рефлекторно из-за нарушений в кишечнике, нарушает нормальный пассаж желчи, что ведет к ее застою и может косвенно влиять на моторику всего кишечника, способствуя запорам.

Эта дисфункция часто оказывается частью общего функционального расстройства, в основе которого лежит феномен висцеральной гиперчувствительности. При этом состоянии нервные окончания в стенках кишечника и желчных протоков становятся чрезмерно чувствительными. Они начинают посылать в мозг сигналы боли и дискомфорта в ответ на обычные физиологические стимулы. Мозг, в свою очередь, посылает искаженные команды назад, вызывая спазмы и нарушая моторику. Эпидемиологические исследования, включая мета-анализ в журнале Gastroenterology Research and Practice, показывают, что симптомы ДСО и СРК статистически значимо часто coсуществуют у одних и тех же пациентов, что указывает на общий патогенез.

Нарушения в работе этой сложной системы не ограничиваются изменениями стула. Так называемый «бунт» кишечника имеет глубокую физиологическую основу и проявляется явлением висцеро-висцеральных взаимодействий. Раздражение и растяжение стенок кишечника избыточным количеством газов, образующихся при СРК, приводит к значительному повышению внутрибрюшного давления. Это давление передается на желудок, механически способствуя раскрытию нижнего пищеводного сфинктера. Таким образом, газы могут «продавливать» желудочное содержимое вверх, вызывая изжогу и отрыжку. Но это не только механический процесс. Постоянные патологические сигналы из раздраженного кишечника рефлекторно нарушают тонус и координацию работы сфинктеров и мускулатуры верхних отделов ЖКТ. Гипертрофированный гастро-колический рефлекс, когда даже небольшое растяжение желудка пищей вызывает у кишечника чрезмерно сильный позыв к опорожнению, служит ярким тому доказательством. Обратный, коло-гастральный рефлекс, может объяснять тошноту и дискомфорт в желудке, возникающие на фоне вздутия кишечника.

Завершая эту картину, невозможно переоценить роль центральной нервной системы и психического состояния. Связь «мозг-кишечник» представляет собой двустороннюю магистраль, и нарушения на этой трассе лежат в основе многих дисфункций. Хронический стресс, тревога и депрессия имеют прямые физиологические последствия. Психоэмоциональное напряжение напрямую влияет на моторику желудка, замедляя или ускоряя его опорожнение. Оно усиливает висцеральную гиперчувствительность, заставляя острее чувствовать боль и дискомфорт от процессов, которые в норме остаются незамеченными. Стресс изменяет секрецию желчи и тонус желчного пузыря, повышая ее литогенность и нарушая ритмичность сокращений. Через ось «гипоталамус-гипофиз-надпочечники» стресс провоцирует выброс гормонов, которые нарушают барьерную функцию кишечника, усиливают микровоспаление и меняют состав микробиоты. Таким образом, психическое состояние выступает не как следствие, а как один из ключевых триггеров и поддерживающих факторов в порочном круге, объединяющем дисфункцию сфинктера Одди, симптомы СРК и нарушения во всем желудочно-кишечном тракте. Комплексный подход к лечению, учитывающий как физиологические, так и психологические аспекты, является на сегодняшний день единственно верным путем к управлению этими сложными состояниями.

https://vk.com/srk_problemi

Психологический подтекст этого высказывания выходит далеко за рамки религии. «Тёплость» — это не про отсутствие действий, а про особый, коварный вид бездействия, замаскированный под движение. Это позиция человека, который достаточно страдает, чтобы постоянно жаловаться, но недостаточно отчаялся, чтобы по-настоящему измениться. Он не «холоден» — то есть не может смириться и принять свою боль как данность, отпустив контроль, — и не «горяч» — то есть не способен на яростную, всепоглощающую решимость сломать порочный круг. Он пребывает в зыбком, комфортном в своём дискомфорте пространстве между. Он исследует пути решения, но отступает; читает о самопомощи, но продолжает жить в стрессе; жалуется на обстоятельства, но отказывается видеть их глубинную связь со своей историей и эмоциями. Эта «тёплая» позиция — психологический эквивалент той самой лаодикийской воды: она не лечит и не освежает, она лишь поддерживает состояние хронической, фоновой тошноты души и тела. И именно это состояние является питательной средой для застоя, проблем со здоровьем и безысходности.

Когда мы говорим о проблемах в жизни и здоровье, современная наука всё чаще говорит на языке психосоматики и биопсихосоциальной модели. Это не просто «от нервов». Это сложнейший диалог между психикой и телом, где эмоциональное состояние, травматический опыт и хронический стресс напрямую влияют на физиологию, самочувствие и жизненный тонус. Мозг, находящийся в постоянной «тёплой» тревоге — не в панике, а в фоновом режиме ожидания угрозы, — посылает телу искаженные сигналы, а оно, в свою очередь, своими симптомами и усталостью усиливает сигналы обратно в мозг. Замыкается порочный круг страдания и бездействия. И вот здесь вступает в силу жестокий парадокс: невозможно разорвать этот круг, оставаясь в тех самых психологических, эмоциональных и поведенческих «водах», в которых он сформировался. Нельзя вылечить расстройство или выйти из тупика, корни которых уходят в паттерны мышления и реакции на стресс, продолжая думать и реагировать по-старому. Мозг, создавший проблему, не может быть тем же самым инструментом, который находит радикально новое решение без внешней помощи, без «инструктора».

Вот почему не всем суждено избавиться от хронических проблем. Не потому, что они неизлечимы — опыт и исследования доказывают обратное. А потому, что путь к исцелению требует мужества перейти из состояния «тёплого» страдания в состояние «горячего» — решительного и часто болезненного — исследования себя. Требует перестать быть пассивным объектом обстоятельств и стать активным субъектом своей жизни. И здесь на помощь приходит психотерапия, выступая тем самым необходимым внешним катализатором. Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), например, имеющая убедительную доказательную базу, не работает с симптомами напрямую. Она работает с тем, что их поддерживает: с катастрофизирующими мыслями («я никогда из этого не выберусь»), избегающим поведением (отказ от возможностей из-за страха), перфекционизмом и неумением выставлять границы — теми самыми «тёплыми» паттернами. Она учит мозг новым, более адаптивным способам обработки стресса и боли. Терапия, основанная на осознанности, учит не бороться с реальностью («горячее» сопротивление) и не погружаться в неё с головой («холодная» капитуляция), а наблюдать её с принятием, меняя сам тип взаимоотношений с собственными мыслями и телом.

Сделать первый шаг к психологу — это и есть тот акт «горячего» решения, который вырывает человека из тёплого болота. Это признание: «Да, я не справляюсь в одиночку. Моих внутренних ресурсов недостаточно, потому что они и являются частью проблемы». Это шаг в сторону изменения не столько обстоятельств, сколько себя в этих обстоятельствах. Современные данные нейровизуализации показывают, что успешная психотерапия буквально меняет активность мозговых структур, связанных с эмоциональной регуляцией, болью и принятием решений. Она не «успокаивает нервы», она перепрограммирует диалог человека с самим собой и миром.

Таким образом, судьба избавления от проблем — или любого другого затяжного страдания — решается не в попытках механически исправить внешние условия, хотя это важно, а на той внутренней развилке, где человек делает выбор: остаться в «тёплой» знакомости муки, где есть вторичные выгоды (внимание, право не действовать, оправдание неудач), или вступить на «горячий», незнакомый и пугающий путь личностной трансформации. Истинное исцеление начинается не тогда, когда проходят трудности, а тогда, когда заканчивается внутреннее сопротивление переменам, когда жалость к себе сменяется ответственностью за себя. В этом и заключена вечная мудрость древнего текста: быть «тёплым» — самая большая опасность, потому что это иллюзия жизни, за которой следует не взлёт, а тихое, но окончательное извержение из потока собственных возможностей.

https://vk.com/srk_problemi

Мы будем твои видео обсуждать. И я даже их посмотрю. С трудом, но я это сделаю.

Шланг ! Ты хороший ! Иди обратно... Сука лысая ! Обратно иди ! Жаба ты !

ШЛАНГ, ИДИ ДОМОЙ !