Нимфоманка Триера
Много лет назад я посмотрел фильм Ларса Фон Триера "Нимфоманка. Фильм еще не был снят, как прокатилась дурна слава о том, что похабный он и скандальный. Скандал и похабщина заключается в паре кадров, которые поборники нравственности могут отнести в ранг порнографии. Хотя я бы охарактеризовал эти кадры, как беспощадно откровенные, и не нашел бы эту откровенность излишней. Она там не режет глаз, не привлекает излишнего внимания, гармонирует с остальными элементами картины.
Нимфомания сначала рассматривается, как хобби, увлечение подобное рыбалке. Главная героиня рассказывает о себе, как о грешнице, а слушающий её пожилой мужчина, относящийся ко всему, сугубо с научной точки зрения, лишенный стереотипов в своих суждениях, без всяких осуждений изучает её, как врач пациента или биолог новый вид. В сущности, этот персонаж типичный современный европеец, нейтральный, любознательный, уверенный в том, что все можно решить не наказанием, а внедрением новых технологий. Не медицинских, так социальных или производственных, не допускающий, что наказание за нарушения необсуждаемых законов хоть что-то решают. Он пытается донести до неё, что угрызения её нечистой совести только разрушают её, и не решают проблемы, не делают её совершеннее.
В процессе рассказа автор сразу дает понять, что нимфомания - это психическая болезнь, возникающая в процессе воспитания. Мы видим девочку, которая ненавидит свою мать, за её холодность, недоступность, невнимание, полное отсутствие ментального контакта. Далее жуткий первый половой акт, который переворачивает все детские представления об этой стороне жизни, разочаровывает, и заставляет относиться к сексу, как к чему-то неудобному, скучному, банальному. Вскоре это представление находит выражение в чисто физиологических контактах, в попытке компенсировать низкое качество, бесчувственность продолжительностью и количеством партнеров. Все происходит на животном уровне, хотя вместо инстинкта размножения там основным мотивом является инстинкт доминирования. И при этом откровенное отрицание даже возможности каких-либо чувств. Надо сказать, что это отрицание болезненно агрессивно.
Тем не менее на фоне этого доминирования, завоевания внимания, таки возникают какие-то отношения и привязанность главной героини к одному из великого множества. Ей приходится признать, что есть в мире нечто, кроме доминирования, кроме социальной обусловленности и инстинкта размножения. Это заставляет её почувствовать неудобство и признать, что есть то, в чем она нуждается, чего она не может добиться ни от одного из целого стада своих партнеров. Тут еще страшно умирает её любимый папа, усугубляется чувство одиночества. Отношение к сексу меняется. Теперь это занятие для неё становится не средством доминирования, не продуктом потребления, а скорее творчеством, искусством, количество начинает переходить в качество. Фильм обрывается на полуслове, оставляя зрителя в ожидании второй части.
После просмотра второй части фильма "Нимфоманка" мне стало как-то холодно и в глазах потемнело. Во второй части началась самая настоящая жесть. В сочетании с чтение книги Куприна "Яма", это произвело на меня довольно-таки гнетущее впечатление. Кто-то от боли одиночества пытается убежать в оргазм, а кто-то в исследование непознанного. Если в первой части, теоретик, который выслушивает рассказ несчастной женщины, некий образ продвинутого европейца, весь такой умный, любознательный и толерантный, вызывал у меня некую симпатию. Я даже отождествил себя с ним. Но во второй части, которую я посмотрел позже, Триер берет молоток и разбивает голову этого героя, так что мозги разлетаются по всей его комнате старого холостяка, футляр, в который он спрятался от жизни. Как беспристрастно он рассуждает, как ловко оперирует своими обширными знаниями в первой части! Каким интересным человеком он кажется поначалу! Но во второй части он постепенно превращается в гнусного догматика, хотя и до последнего пытается держать фасон. Хотя, уже становится ясно, что он не вполне живой. Он признается в своей асексуальности, в которой и выражается его сугубо теоретический подход к жизни. И это целомудрие, эта фригидность выглядит, как нечто неживое и в то же время удушающее, как воротник его рубашки застегнутый на последнюю пуговицу. Он ничего не чувствует, как и эта женщина, только она отчаянно ищет, постоянно преодолевая ужас перед неизвестным, брезгливость, не смотря на раны, на боль, а он утешает себя иллюзией того, что он нашел ответ в книжке.
Чем дольше он слушает её рассказ тем больше предрассудков он обнаруживает, которые за таковые вовсе не считал. И вот, рассказ, который всех шокирует, закончен. Собравшись с духом домашний мыслитель, выносит этой женщине оправдательный приговор. Да, он нацепил на себя судейскую мантию! Хотя видно, что он ничего не принял, не понял до конца. Он был пристрастен в своих последних измышлениях. Женщина заметила это, но заключила, что ей все-таки, не смотря ни на что, было приятно просто выговориться и посмотреть на себя чужими глазами. Ей было приятно, что нашелся-таки человек, который хотя бы попытался её понять.
Если бы все кончилось только подозрениями, зрителю, во всяком случае мне, было бы гораздо хуже. Триер это понял и пожалел меня и мне подобных, не закончил фильм тем, что обретенный впервые в жизни друг, желает ей спокойной ночи и уходит в другую комнату. Он тут же возвращается все в белой рубашке, с наглухо застегнутым воротником, но уже без штанов с половым органом наперевес и намерением сделать все свински быстро, напрямую, неуклюже. И этот аргумент, когда его спрашивают, что ему надо! Он именно просит, говоря, что ей-то что, со столькими она это делает, и ему тоже попробовать хочется.
Крушение иллюзии обретения друга, то есть человека, с которым у неё было нечто большее чем игра "входит-выходит" было столь оглушительным, что она его убивает. Она не смогла убить бывшего мужа, с которым на первый взгляд у неё было много общего. Но то, что она убила этого теоретика, показало, что у неё с ним появилось больше общего, чем ребенок и много лет знакомства, совместной жизни, множество половых актов.
Триер подобрался к определению близости, будь то, любовь, секс, дружба. Он показал эту близость, как разговор, длившийся пару часов. А так же показал отсутствие этой близости в жизни женщины, которая постоянно занималась сексом. После того, как теоретик, толерантный и образованный, способный поняти и оправдать, вернее объяснить и принять все, желает этой женщине спокойной ночи и уходит зрителю все становится ясно. Какая поучительная и образовательная история! Вот оно что! Вот он рецепт счастья! Идем и смастерим его! И тут он является с сарделькой в руке и ищет, куда бы её запихнуть! И все рушиться! Какая близость, ничего не было, кроме интеллектуального метеоризма, трансляции хлама информации, которой забита голова этого человека, так же, как его квартира книгами. Он все знает и ничего не может. И его совершенно не тяготит жизнь личинки, жизнь в капсуле, в коконе. Он все понимает, но ничего не чувствует. Он все понимает, но ничего не принимает. Он силен в теории, но на деле - только животное, неодушевленное животное, которому нечем сближаться. Альфа-самец, самолюбие которого было задавлено комплексами.
И тут же мне вспоминается персонаж Куприна, репортер Платонов. Он сидит в публичном доме, наблюдает то, что там происходит, его тошнит от того, что он видит. Набожные и почтенные мужи, которые любят своих детей, жен, являются к доступным за деньги женщинам, чтобы по скотски присунуть. Что они ищут? Чего им не хватает? Да как раз того, чего у них нет с их женами, с детьми, с друзьями, на что они не способны, что должно находиться внутри, но они это ищут снаружи, следуя простому рецепту. Просвещенные студенты, революционеры, доценты, патриоты и богомольцы, все они вскакивают и дрыгаются, как кролики, подсознательно таская надежду на то, что вот-вот они что-то почувствуют, что-то появится настоящее в их жизни. Эта жажда выбрасывается, они словно наркоманы, получают заменитель наркотика. Насыщения они попрежнему не чувствуют, но чувство голода притупилось, после того, как чего-то пожевали, поели земли, поели навоза, которым не насытиться. И они не едят ничего, кроме этого навоза, они не могут ничего, кроме него переварить, они приспособлены питаться только этим эрзацем.
Проституция - ужас, проституция - грязь! Нимфомания - болезнь! Нимфомания - безумие! А лицемерие, ханжество, ложь, притворство - это нравственность, это мораль! И самая большая грязь - это не сами отчаянные попытки что-то найти, не открытость, а умелая игра в эту открытость, в то время, как открывать-то и нечего. Этот Платонов заступается за проституток, помогает им, пытается к ним относиться, как к равным, и в этом его неискренность. Он сам говорит о том, что они в своем развитии остались на уровне детей. Он говорит, что ему скучно слипаться с ними, как с мухами. Но в этом как раз и сквозит неопытность автора, Куприна. Это взгляж стороннего наблюдателя. Чтобы написать действительно страшную книгу, ему следовало воспользовться, проституткой за деньги, а так же сблизиться с ней, насколько это возможно. Да и самому не мешало бы побывать в их роли, то есть, хотя бы на содержании у состоятельной женщины. Глубже, глубже в микромир, товарищ! Иначе не выйдет страшной книги!
Посмотрев этот фильм, я вспомнил свои взаимоотношения с женщинами. Многие назвали бы их нимфоманками, то есть больными людьми. И мне пришла в голову та мысль, которую Триер не досказал. Подобные женщины, как и похотливые мужчины в большинстве своем так же не способны открыться, а если им это и удается, то дать возможность открыться другому, им точно не под силу. Выговориться еще не так сложно, как выслушать другого, да выслушать не только головой и оправдать, используя энциклопедические знания, а принять сердцем, то есть безоговорочно простить все, отдав себя без остатка, не требуя возвращения долга с процентами.
Сага о несостоявшемся писателе. Глава третья
Итак, родился Геннадий Карпов в тридцать седьмом году на промышленной окраине Ленинграда. Его родители были из маленькой деревеньки в Псковской области. Отец был инвалидом от рождения, одна нога была короче другой, потому он очень сильно хромал. Он был единственным сыном в семье своего весьма состоятельного отца крестьянина. В силу инвалидности единственного сына, состоятельный крестьянин отправил его в Санкт-Петербург учиться ещё до Первой Мировой войны. Учебу Владимир Карпов закончил уже после революции, и стал инженером на одном из ленинградских заводов. И лишь в конце двадцатых годов, приехав в родную деревню погостить к отцу, отец Гены, по настоянию своего отца женился на соседской дочери, когда ему было уже почти тридцать лет и вернулся на завод, который выделил ему отдельную квартиру. У Карповых через год после свадьбы родилась дочка, и только через восемь лет родился сын. В сороковом году у них родилась ещё одна дочь.
Завод, на котором работал отец Гены эвакуировать во время наступления нацистов не успели, лишь в последний момент взорвали некоторую технику и склады. Но сам Владимир Карпов с семьей оказался на захваченной нацистами территории. Гена смутно помнил, как человек в черной форме, на ломаном русском кричал толпе собравшихся на площади у завода работникам, чтобы они пошли вслед за ним и спрятались в каком-то подземном хранилище для нефтепродуктов, потому что советская артиллерия будет обстреливать захваченный завод. Кто-то из толпы отнесся к этим призывам недоверчиво и тихо побежал обратно домой. Генкин отец, сказал, что лучше на всякий случай послушать захватчика. В толпе шептались о том, что их просто сожгут в этом хранилище. Но в итоге они всё же там оказались со многими другими заводскими, и вскоре действительно наверху всё загрохотало. В хранилище ужасно воняло, и люди стояли по колено в каком-то веществе, ни воды, ни еды ни у кого с собой не было. Почти сутки не поверхности люди простояли в хранилище, пока наверху то и дело снова начинался обстрел. Ночью умерла младшая сестра Гены на руках у отца. Тот самый немецкий офицер в черной форме, приказал прятавшимся людям покинуть хранилище и посоветовал идти на Запад подальше.
Старшая сестра Гены рыдала, как и его мама, пока отец хоронил младшую дочку у дороги. В могильный холм он воткнул связанные крестом две березовые ветки. А потом они пошли с целой толпой беженцев в сторону Пскова, чтобы попасть в родную деревню, чтобы поселиться там у родителей матери Гены. Родителей его отца в начале тридцатых годов репрессировали. Его дед категорически отказывался вступать в колхоз, потому его с женой отправили в лагерь. Бабушка Гены по отцу умерла в лагере, а дед выжил и как только началось вторжение нацистов в СССР сбежал, чтобы вернуться в родную деревню и отомстить коммунистам, служа нацистам, но об этом родители Гены тогда ещё не знали.
На третий день пути по грунтовой дороге пешком с группой беженцев, питаясь тем, что иногда давали местные жители, они встретили на дороге отряд немцев на больших лошадях, у них на груди блестели какие-то металлические пластинки. Немцы окружили группу беженцев, спешились и начали выводить из группы взрослых мужчин, стариков тоже. Всё происходило неспешно и молча. Какое-то время немцы раздумывали выводить из группы пацана лет двенадцати, в итоге решили оставить. И вот отец Гены оказался в шеренге мужчин, которых немцы выстроили шеренгой в канаве и расстреляли из автоматов, а потом они спокойно сели на своих огромных лошадей и уехали, распевая какую-то песню. Оставшиеся в живых беженцы стояли молча, оцепенев от ужаса, потом сестра Гены упала на колени и взвыла, а ему во время всего произошедшего казалось, что взрослые играют в какую-то странную игру, он не понимал, что его отца больше нет, он был уверен, что мужчины сейчас встанут из канавы и выйдут на дорогу. Его мама молча потащила тело отца из канавы, вытащила из внутреннего кармана пиджака стопку окровавленных документов, порванных пулей. А потом они сучьями вырыли у дороги небольшую яму, чтобы похоронить отца.
По мере приближения к родной деревне, беженцев в толпе становилось всё меньше, а потом Гена со своей мамой и сестрой шли одни. И тогда их подобрал немецкий военный водитель, который ехал в нужную им сторону. Этот солдат посадил их к себе в кабину, что-то говорил, показывал на дырку от пули в лобовом стекле, говоря про партизан. Он вез их несколько часов, остановился чтобы поесть и поделился едой с попутчиками. К ночи он высадил их на развилке дорог, одна из которых шла в деревню родителей Гены, оставалось совсем не долго идти, но ночью уже было достаточно холодно, потому водитель указал маме Гены на избу недалеко у дороги. Они вышли из машины и пошли к избе, где какая-то старуха, мывшая голову в тазу посереди комнаты, завопила на них, чтобы они убирались. Она даже кинула в них какой-то палкой. Они поплелись обратно к дороге, и тут заметили, что армейский грузовик ещё не уехал. Водитель вышел из машины и повел их обратно к избе, выхватил из кобуры пистолет, вломился в избу, стащил с печки бородатого старика, ударил его по лицу пистолетом и что-то кричал на немецком, указывая на попутчиков и на свои часы. Судя по всему, он объяснял, что утром вернется, когда поедет назад, и если не найдет беженцев, то пристрелит деда. Старуха в это время убежала в дальний угол комнаты за занавеску, но только водитель ушел, она снова принялась выгонять беженцев, но напуганный дед ей не позволил, и даже велел ей поставить на стол чугунок с картошкой, которую предложил гостям поесть с молоком.
К вечеру на следующий день Гена оказался в родной деревне своих родителей. Его дед по отцу был уже там и занимал должность бургомистра. Услышав о смерти сына, он немного всплакнул, а потом поднял на руки внука и сказал, что уж у внука при нацистах жизнь будет получше, чем у его сына при коммунистах. Тут же он сообщил невестке о том, что долго он не протянет, в лагере он заболел туберкулезом. Жили они потом у деда бургомистра, у него в доме всегда было чего поесть, деревенские постоянно носили ему разные взятки. Гена запомнил, что многие спрятавшиеся от призыва деревенские парни пошли служить в полицию, а некоторые, наоборот ушли в лес к партизанам. Вскоре партизаны ночью заявились к другому деду Гены, забрали у него все продукты, что нашли, выпили весь самогон, потребовали ещё, но у него действительно больше не было самогона, и тогда они вспомнили, что его сват бургомистр и принялись его избивать, вырвали бороду, выбили одни глаз, сломали руку. Под утро старик умер, его жена ненадолго его пережила. Дед бургомистр тоже не дожил до прихода советской армии в ту деревню, буквально пары месяцев.
Через несколько лет после окончания войны, маму Гены вербовщик пригласил поработать на одном из рижских заводов. Сначала она поехала одна, оставив детей под присмотром своей двоюродной сестры, а через год, когда она получила квартиру в трущобах Красной Двины в Риге, она приехала за детьми. Квартира состояла из маленькой кухни и такой же маленькой комнаты, окна располагались на уровне тротуара. Вместо печи почему-то был камин, который зимой надо было постоянно топить, чтобы было тепло. Генка быстро подружился с краснодвинскими пацанами, с которыми летом целыми днями катался на подаренном мамой велосипеде. Очень быстро он заговорил на латышском и делал успехи в школьном обучении. Ему очень хотелось стать писателем или хотя бы журналистом, но после окончания девятого класса, он пошел немного поработать на дизельный завод только для того, чтобы справить себе костюм и подарить сестре модные туфли. Но на заводе он начал выпивать, решил, что поступление в университет никуда от него не денется, если он поработает год.
Мой друг Доктор. Часть третья
На том заводе, куда я влез по знакомству запахло жареным. Условия трудового договора давали полную свободу работодателя в плане размера моей зарплаты, как и в большинстве русскоязычных организаций в Латвии. После двух недель работы, я слегка покоцал себе колено турбинкой. Бригадира чуть не вырвало, пока он меня перевязывал. После работы я ходил заниматься рисунком и латышским. Двухнедельный отдых с распиленным до кости коленом был очень кстати. Доктор часто звонил мне и рекомендовал тянуть оттуда металл пока не уволили, а вообще он рекомендовал мне купить больничный на год.
-Должны быть хорошие дивиденды, ты же там, в Литве хорошую капусту стриг! Не тупи, хотя бы кредит отдашь. Этому заводу все равно дырса, как и всей латвийской промышленности, работу ты так или иначе потеряешь. Да и таких денег, как за больничный тебе никто не заплатит больше. Посуди сам, простая математика. Три месяца и кредит вернешь, а так, по меньшей мере год работай, если получится. Что тебя держит, понятия о чести?
-Ты сам говорил, что мы русские люди и никого не обманываем.
-Мой папа был белорусом... Ты должен это понять и промолчать, как человек с французским акцентом. Ты хочешь подарить государству столько денег, которые оно у тебя самым наглым образом отобрало?
-Это говорит православный человек, бывший служитель церкви, русский офицер, дававший клятву Гиппократа?
-Не беси меня! Чухонь к Дианочке! Серьезно говорю, это твой шанс, ты работой на этом заводе только уменьшаешь размер своей средней зарплаты, что неблагоприятно сказывается на размере твоегобольничного. Есть еще информация о том, что все пособия и больничные могут взять и отменить. Мама говорила с одним бывшим сослуживцем по ГБ, он нас вовремя предупредил выбрать деньги из пирамиды в начале девяностых. Помнишь банк "Балтия"? Конечно, не сто пунктов, но вероятность велика.
-Я все же попробую месяц поработать. Это мой шанс, хоть раз в жизни сварить что-то несущее, а не всякую арматуру, да решетки с перилами.
-На деньги с больничного ты можешь купить себе сварочный аппарат и варить у себя дома все, что хочешь, а я за пиво тебя буду контролировать.
Я целый месяц после больничного ходил на работу, но, получив зарплату, понял, что кредит я не отдам с таких заработков, да и банк постоянно повышал проценты. Я пошел к участковому врачу, вместо частного и закосил, как меня учил Доктор, ссылался на боль в позвоночнике, которая у меня от усердия действительно разболелась, потом еще он нашел у меня иррозию желудка и порекомендовал прописаные лекарства не употреблять и пить побольше пива, чтоб болезнь не прошла.
-Ты чего! - возмутился я. - Если эта иррозия станет язвой:
-Я тебе говорю, как врач, ничего страшного не случится, а за неупотребление лекарств тебя никто наказать не имеет права, если что, прочитай противопоказания и назови их терапевту. Когда этим врачам нужно отправлять человека к специалисту, их не поощряют, а сами они ни черта не знают, потому, они всегда рекомендуют подольше поваляться дома - самый приемлемый для них вариант в такой ситуации. Наливай!
Пить с ним пиво я тогда отказался, самочувствие было неприятным и я добросовестно принимал лекарства, и вскоре вылечился. На заводе все были в вынужденном отпуске, мужики говорили о задержках зарплаты и низком "кайфеценте", то есть премии, которая составляла половину заработной платы - вторая была законным прожиточным минимумом. Без лишних предисловий я сел писать заявление, хотя Доктор рекомендовал еще покочевряжиться. Ведь испытательный срок я прошел и уволить меня без нарушений договора они не могли. Но уже была весна, экзамен по натурализации сдан, до получения паспорта оставалась пара месяцев. Деньги на билет до Дублина были, да и кредит был полностью возвращен.
У меня все получилось, я получил гражданство Латвии и улетел в Дублин, где очень быстро начал понимать, почему Доктор не прижился в Кёльне и отказался от немецкого вида на жительства со всеми социальными гарантиями и бесплатным жильем. Три месяца безуспешного поиска работы, попытки нарисовать портрет за пять минут не увенчавшиеся успехом, сестра, которую я раздражал каждым своим словом и движением и необходимость жить за её счет очень быстро дали мне ответ на мучавший меня вопрос о том, как можно отказаться от жизни за чужой счет или на государственном пособии. Из головы вылетел весь бред о том, что человек может прекрасно жить не отбывая трудовой повинности. Ни отжимания, ни приседания, ни выполнения упражнений с гантелями и долгие велопрогулки по городу не приносили мне облегчения. А постоянное рисование портретов доводило меня до исступления, как и писание книги от руки. Появилось необоримое желание выпрыгнуть из поезда жизни на ходу, не дожидаясь своей станции. Однако, я чувствовал, что мне нечто мешает это сделать. Долгие размышления об этом довели меня до того, что я устроил пьяный дебош. После чего вылетел в Норвегию к своему дяде. Было очень приятно покатать мусорные контейнеры, поколоть дрова, сортировать картошку, покрасить домик. В Ирландии я не мог этого делать даже бесплатно. Подал заявку о том, что я хочу работать волонтером в благотворительной организации, но так и не дождался ответа. В Ригу я вернулся осенью, с полными кулями норвежского мусора, часть которого роздал бесплатно своим друзьям и знакомым. Тысячи евро и подработок натурщикам мне хватило, чтобы перекантоваться до весны на родине, время от времени, таскаясь на биржу труда. Часто я от голода общения болтал с Доктором по телефону, пока рядом с ним не возникал женский голос требовавший от него прекратить нести всякую ересь и идти добывать деньги, собиранием металла.
Он рассказал мне много занимательных фактов из своей жизни.
-...Моя мама отдала меня в специальную школу, там учились сплошные мажоры. Я - сын капитана КГБ был там вроде бедного родственника. У меня не было ни импортных шмоток, ни крупных сумм на карманные расходы. Но отношение одноклассников ко мне сильно изменилось после того, как я стал в старших классах любовником молодой училки. Её муж знал про все, даже следил за тем, чтобы меня не обижал никто, он мастером спорта был по самбо, да и боксом увлекался. Потому и школу я окончил с золотой медалью. Эту училку чуть с работы не уволили за это был большой скандал, но она уперлась и повесила мне это железо на шею. Теперь одноклассники из-за этого надо мной смеются, понимая, что она просто воспользовалась мной, чтобы поразвлечься, а тогда смотрели на меня, как на супермена. Да это не интересно тебе, наверное...
-Почему не интересно? Давай трави дальше!
-Ай, ерунда это все! Избаловала она меня, эта училка. Может быть, знал бы побольше, если бы не был идиотом тогда, когда она мне ни за что хорошие оценки ставила. Иногда у меня ночевала, доводя мою бедную маму до истерики. Постоянно я её расстраиваю, но иначе не могу. Сегодня стрельнул у неё сигарету и она на повышенных тонах три часа в кухне объясняла мне кто она, а кто я. Хоть сигареты я и не получил, но скурил её чай, а еще у соседки пенсионерки последнюю десятку одолжил и вряд ли отдам когда-нибудь. Я тут вообще всем должен...
-Только мне не надо рассказывать, что тебя это сильно парит!
-Когда эта старушенция пожалуется моей маме придется попариться.
-Пока Наташка не вернулась я тебе вот что скажу! Вчера по объявлению через инет с одной латышкой встретился, типичной такой лет за сорок. Но все было, как в порнофильме, я сам не ожидал от себя такой прыти! Знаешь, что она мне сказала, когда я спросил её, что ей все-таки от меня надо? Она попросила меня не мандражировать и не стесняться своих желаний, а я все голову ломал, на что она клюнула, я же никакой рекламы себе не делал, даже не уговаривал совсем. Хорошая баба, но к ней я больше не пойду. Не по-нашенски как-то получается, я не знаю, чего от неё на следующий день ждать. С этими своими привычнее как-то. Вот на прошлой неделе тоже был прикол. Пришел на встречу с пятеркой в кармане, а она молодая, видная, прикинутая, потащила меня в Старушку (Старую Ригу). Там цены сам знаешь какие - пяти лат только на кружку пива хватит, а она еще и такси ловит. Всю ночь на её деньги гуляли, а под утро она мне призналась, что проституткой работает и уже давно с мужиком просто так не общалась. Тупость какая-то...
-А ты не хочешь снова во врачи податься, ведь срок-то уже вышел?
-Да ну тебя! Чтобы понять мое нежелание, тебе надо поработать фельдшером на скорой. Я пару раз реаниматора не послушался на первых порах, сделал все по инструкции, имел на это законное право, а он смотрит спокойно на окочурившегося и объясняет спокойно, что инструкция в данном случае была неуместна. Я его спрашиваю, чего он раньше мне этого не сказал, человек все-таки умер, а он говорит, что драться со мной не собирается, руки его перед законом чисты, да и хотелось посмотреть, может сработает все-таки инструкция. Это хорошо, что один из моих покупателей наркоты показал мне ментовские документы. Я как на завод пришел, болванку одну запорол, а сам дрожу всем телом, подхожу к мастеру, а он говорит кидай её в лом и бери новую. Так все просто стало! А там, знаешь, сколько всякого было?
-Слушай, а ты не можешь меня на пианино научить играть или аккордеоне? За пиво, конечно! Я бы на твоем месте играл бы себе на улице. Все же лучше, чем собирать железо.
-Учить я не мастер. А играть на улице - себя не уважать. Мне это более противно, чем собирать металл. Да и я уже слишком давно не играл не на чем, трудно и скучно тупо долбить по нотам. Когда сильно припрет, может и попробую. Но возможно скоро решиться дело с моей бывшей. Тут два дня не мог вспомнить, как её дочку звали, уже и забыл, на кой хрен мне её имя нужно было. По радио песню услышал и вспомнил - Долорес. Это ж надо так назвать! Второй раз уже приезжала, помириться хотела, куртку теплую привезла, носки шерстяные, ботиночки на меху, денег немного подкинула. Зачем ей это надо? Я эти деньги пропил, пьяный сорвал с полицая кокарду, теперь на улицу боюсь выйти, а куртку белую так увозил где-то, что мать до сих пор отстирать не может. Да, как нажрусь иногда в плохом настроении, так начинаю с ментами заедаться. Когда мне шестнадцать лет было, я один раз мамину форму одел по пьяни, да еще и табельное оружие взял. В трамвае начал затвором клацать и тут сержант ко мне подходит, честь отдает и предлагает товарища капитана до дома проводить. Пистоль забрал и до дома буквально на себе допер. Мама очень долго кричала, требовала, чтоб меня за это в тюрягу упекли, но мой крестный отец из её сослуживцев за меня заступился. Он и сейчас это часто делает. А в другой раз мы с другом только мундиры взяли. У мамы их два было - внутренних войск и милиции. Вот и ходили тут по району два капитана пьяных, машины крушили, а младшие по званию боялись нас остановить, пока майора откуда-то не выкопали. Тот нас культурно упаковал, в отделении нас усалил и куда-то ушел. И тут ментик подбегает, который не в курсах и начинает нам чаек подносить с печеньем. Майор вернулся и дал ему пинка под зад, а с нас погоны сорвал и велел домой идти. Так мы и без погон, на мужика наехали...
-Грешен ты!
-А ты знаешь, может и есть здравое зерно в том, что ты там так долго мне вчера читал, может и вправду все эти понятия сводятся к подсчету плюсиков в небесной канцелярии, но простым-то людям нужна именно эта тупость...
-Ты чего там опять болтаешь всякую ересь! - прозвучал голос на заднем плане.
-Ладно! Наташенька моя вернулась, пора кончать!
-Пива-то хоть принесла тебе? Че-то ты ей так обрадовался.
Приближалась весна, кончались деньги заработанные на сборе норвежского картофеля. Квартиру, в которой жили мои родители мы переоформили на мою сестру, что дало мне некую безнаказанность в действиях, теперь в случае моей смерти или же неуплаты алиментов, моя бывшая жена не могла её отсудить. Лишившись собственности, я почувствовал некоторое облегчение. Иссякла и халтурка натурщика. Все ученики моей учительницы и её мужа успешно меня нарисовали по нескольку раз и целиком, и по частям. Нужен был новый натурщик и я предложил заняться этим Доктору.
-И что там нужно делать? - без энтузиазма спросил он.
-Для начала попозируешь для портрета, просто надо сидеть в кресле и не вертеть головой. Потом сидячей фигуры...
-Раздеваться тоже надо будет?
-До этого вряд ли дойдет, это только для старшей группы, а у них пока натурщик есть, да они почти все в академии учатся или ходят туда делать наброски. Короче, за пару часов ты можешь заработать пятерку. Тяжело, конечно, но...
-Но слишком уж скучная для меня работенка. Лучше уж землю рыть.
-Если есть, где рыть, то можно этой работенкой и пренебречь.
Я вздохнул с облегчением. Люди, с которыми я занимался рисунком и Доктор были из разных миров и быть посредником между этими мирами я не хотел. Я знал, что он может что-то натворить, явиться туда пьяным, а Людмила Васильевна - женщина строгих правил...
-Слушай, - снова раздался голос Игоря в телефоне. - Ты не одолжишь мне на оптимальное пиво. Мне уже недорого мое здоровье. Пусть я на следующий день умру, но сегодня мне будет не так страшно. Я уже второй день трезвый и у меня разыгралась на этой почве паранойя. А тут еще раздобыл косяк, думал полегчает, но стало еще хуже.
-Может ты и считаешь меня полудурком, который поедет с одной окраины на другую в двадцатиградусный мороз зайцем на трамвае, рискуя попасться контролерам и проторчать в кутузке несколько часов, получив счет на десятку или двадцатку, только потому, что дяде которому скоро стукнет сороковник стало страшно и он хочет выпить слабительного пива, в надежде на то, что с похмелья на утро у этого дяди голова расколется от боли и пройдет его паранойя...
-Ты брюзжишь, как моя мама! Я сам попрусь к тебе. Только тебе тоже надо будет оторвать свою заднюю точку и дойти до центра твоей дурацкой Красной Двины. Я достал в инете карту рейдов контры, только они график изменили, сволочи. Я знаю, где они ловят, но не знаю когда. Так у вас они садятся возле психушки, а выходят возле пивзавода. Я уже иду на остановку. Телефон к уху примерзает и батарейка скоро сядет, короче, на остановке сразу после моста стой.
Поддев толстые шерстяные исподние штаны шведского солдата под свои клетчатые штаны, я пошел по не чищенным от снега тротуарам к мосту через Красную Двину, которая от сильного сброса канализации стала серой и не замерзала даже в самые лютые морозы, распространяя зловоние. Я думал о том, что Доктор все-таки считает, что я полный идиот, которого можно выгнать на мороз, своим необоримым желанием выпить дешевой гадости и помучатся. Избалованный ребенок, которому никогда никто не отказывал. И тут я вспомнил его строгую маму и подумал, что возможно, именно её строгость и сделала из него такого искусного манипулятора. Из трамвая он выпрыгнул молодцевато, выглядел как-то опрятно и подтянуто. Мы прошли по нескольким магазинам, ему хотелось найти самое дешевое пиво в районе. Когда он все же остановил свой выбор на двухлитровой бурке восьмиградусной бурды, я обещал ему докинуть двадцать сантимов, только, чтобы он взял, что-то попроще. После долгих дискуссий он согласился на пиво послабее с революционным названием Куба. Обняв бутылку, он предложил её распить в телефонной будке.
-Она светится в темноте, а тут полицаи постоянно ездят, ты не у себя на Иманте, где у тебя крестный начальник. Пошли лучше к моему однокласснику зайдем, он женился недавно, приглашал.
-После твоих рассказов про него, мне не хочется идти в его гнездо, да и меня же он не приглашал. У меня паранойя, а ты меня тащишь к незнакомым людям в эти ужасные трущобы с сухими туалетами на лестнице. Пошли в тех хрущевках зайдем в подъезд.
-Там замки кодовые, правда, вон в той моя вторая жена живет, может код не изменили.
Батарея в подъезде была еле теплая. От пива я отказался и он жадно поглощал его большими глотками, шумно рыгая.
-У тебя еще и сигарки есть! Табачный лист! Фильтр!
-Да, самое дешевое курево - семьдесят сантимов за семнадцать штук, практически сигары!
-Черт, а я эти российские с козлом на пачке за восемьдесят, как лошара у дальнобойщиков взял!
-Ну вот и превзошел ученик мастера! Что делать собираешься дальше?
-Да мне все тот унитаз в Норвегии из нержавейки покоя не дает ,что ты мне на фотке показывал. Такое добро и без охраны!
-На свалке там еще больше металла, но люди наоборот платят деньги, чтобы у них его забрали. Наши, конечно, пробовали забрать у них его бесплатно, но законопослушные норвежцы даже за деньги не хотят его отдавать. Да и сам подумай, сколько будет стоить довезти этот металл до сюда, чтобы его сдать.
-Так ты в мае надумал ехать?
-Как снег сойдет, так покручу педали, не спеша, по крайней мере, не буду сидеть на шее у родителей. Там можно жить собирая банки и бутылки, потом меня еще ждут на картошке, дом может кому покрашу, а зимой, если там работы не будет, то поеду в Испанию, может пристроюсь там на сбор апельсинов, хоть за пайку. Зимой там тепло, могу и в палатке пожить...
-Ты серьезно не на самолете или автобусе туда поедешь и собираешься жить в палатке?
-Можешь надо мной смеяться, но мне уже не впервой месяцами жить в палатке, да и денег на транспорт у меня нет. В середине июля в Стокгольм прибудет мой двоюродный брат, я его буду сопровождать до Норвегии. Может в пока доеду, найду, где лесную ягоду принимают. Хорошие деньги можно на этом поднять.
-Слушай, возьми меня с собой! Все надоело, а ягоды я собирать умею и люблю, только нет их там или говняные, я же был в Кёльне и Копенгагене. Лучше Латвии и России нету страны!
-Да мы тут одни, а на меня эти лозунги не действуют. Если хочешь, то поехали, времени много, можно и не торопиться, только сумки тебе нужны и велосипед более или менее. Глядишь и паранойя пройдет. Я сам в депрессняке, все изобретаю способ себя убедить в том, что делать мне в этой жизни нечего. Пить здоровье не позволяет, да и хуже только становится.
Он показал мне рваный шрам на шее, шрамы на руках и сказал, что сколько ни пробовал улизнуть отсюда, а вечно не получалось, как не получалось и жить спокойно, как все нормальные люди. Я купил ему еще один баллон с пивом и попрощался. Его телефон должны были отключить со дня на день. К пешим прогулкам до центра, ради болтовни он расположен не был. Судьба растягивала нас в разные стороны. Были еще несколько мало важных разговоров по телефону, он воспользовался аппаратом своей мамы. Мы рассуждали о бесплатном супе у кришнаитов и о том, как можно с помощью старой капельницы напиться в супермаркете.
И вот я снова очутился в Риге в двенадцатом году. Проработав полтора месяца грузчиком в супермаркете, я вышел на больничный и провалялся на нем год. Никак не мог понять, что со мной происходит, врачи долго не могли поставить диагноз, а когда поставили, мне дали третью группу инвалидности. В тот год я в основном писал дурацкие статьи для одного портала, платили за это нерегулярно и мало, да и терпеть истерики владельца этого портала было трудно. Больничный у меня был небольшой, сбережения накопленные в Англии кончились.
Уже и не помню, кто и кому позвонил, вроде бы я, нашел номер Доктора в памяти телефона, позвонил, и он мне ответил. И мы встретились, и пили всю ночь у него в кухне. У него была новая жена, женщина азиатской внешности, с синяками под глазами, без передних зубов. Он рассказал, как нечаянно отрубил ей указательный палец на руке дверью, и с гордостью сказал, что сам зашил ей рану. Дома у него был ужасающий бардак. Он сказал, что пока нет ягод, грибов, березового сока, он собирает в ближайших магазинах просроченные продукты, да и регулярно досматривает мусорные контейнеры. Услышав о том, что в Англии я после преодоления многих проблем нормально пристроился, но вернулся в Латвию только из-за сына, он совсем не понял зачем я вернулся. К детям он был совершенно равнодушен, точнее не представлял, что это такое. Хотя он протянул мне пакет с игрушками, явно из мусора, предложил подарить сыну. И как же он был удивлен, когда я сказал, что мой сын играет только с Лего. Я рассказал, что моя бывшая жена попала надолго в психиатрическую больницу, и сын оказался в кризисном центре, но про это он как-то слушать совсем не хотел...
Идти к нему в гости ещё раз мне совсем не хотелось, когда я вернулся домой утром, мама сказала, что от меня ужасно пахнет. Впечатление от того, что я там увидел было гнетущим. Да и эти его рассказы о том, как он ходил на общественные работы за сто лат в месяц и там совершенно ничего не делал. Как на этих работах появился его одноклассник, занимавший тогда пост мэра Риги Нил Ушаков, желавший эти работы прикрыть из-за их неэффективности. После того, как начальство узнало, что Доктор одноклассник мэра, его повысили и начали платить больше, а он перестал ходить на работу. Он рассказал мне, что его бывшая жена из Германии много раз приезжала к нему в Ригу и просила вернуться к ней, одежду новую покупала, которую он или раздал или испортил. Он требовал от неё половину её имущества, которого у неё было много. Она сказала, что могла бы дать ему тысяч сто, но она понимала, что он просто начнет сильно пить и вскоре умрет или его пришибут. Она затянула дело на долгие годы, благодаря своим адвокатам. Он поручил судебную тяжбу своей первой бывшей жене, а она отдала ему одну из своих рижских квартир, которую он никак не мог отремонтировать и сдать.
И вот я после получения третьей группы инвалидности отправился получать новую профессию в специальное учебное заведение в Юрмале, где я бесплатно очень вкусно питался, жил в общежитии на самом берегу моря, и главное, практиковался целыми днями в латышском языке. Иногда Доктор звонил мне, я рассказывал ему про получение инвалидности, про эту школу, но его это как-то не интересовало, он спрашивал меня про то, какие я таблетки пил, когда у меня была эрозия стенок желудка, и как бы их достать без рецепта и обследований. Он говорил, что может пить только пиво и только одной марки, он него ему не так плохо, а с крепкими напитками пришлось завязать. Я, как обычно, советовал ему свалить в Германию, он говорил, что ему не на кого оставить маму, а я отвечал, что маме от него только хуже. Общение как-то не клеилось.
Потом я закончил обучение и был направлен на работу в прачечную, по своей новой специальности. Мне тогда выписали лекарство, которое мне неплохо помогало. Я чувствовал себя бодро, и на вопли страшных женщин в стиле Рубенса я особо внимания не обращал, они мне не вредили. Мама позволила мне жить отдельно в квартире бабушки, которая после смерти деда переехала к нам. После переезда я звонил Доктору и пригласил его в гости, но куда-то ехать он отказался, зато осведомился о том, каким образом я получил инвалидность. Я ответил, что у него, судя по его состоянию есть все шансы получить инвалидность, но дело это осталось на уровне болтовни. И тогда он сказал, что никогда больше никуда работать не пойдет, что ковыряться в мусоре и пить пиво ему понравилось. Я пытался ему объяснить, что мама у него не вечная, а когда её не станет, за квартиру платить будет некому, и он останется на улице, но и это его не пугало, он говорил, что пойдет жить к теще.
В следующий раз я созвонился с ним, когда после нескольких лет работы в прачечной к помогавшему мне лекарству у меня возникло привыкание, другие не помогали. Из-за жуткого стресса после общения с коллегами, я начал пить, чтобы хотя бы засыпать после полуночи. Пьянство мое достигло угрожающих масштабов, я выпивал литров по десять пива каждый день. У меня образовался долг в две тысячи евро. Я каждые полгода ложился в больницу, где пробовал все новые и новые лекарства и пытался отойти от работы и пьянства. Диагнозы, которые мне ставили становились всё серьезнее. Я продвигался к получению второй группы инвалидности, и только в этом было мое единственное спасение.
И как-то раз, когда я был в пьяном угаре, мне позвонил Доктор и сообщил, что его мама умерла. Я почему-то был в шоке от такой новости. И в ещё больший шок меня повергло то, как это произошло. Он, как всегда пил со своей женой, а его маме стало плохо с сердцем. Она позвала его и попросила вызвать скорую помощь, но он заявил, что ничего серьезного с ней не происходит, что он врач и ему лучше знать. Скорую он не хотел вызывать ещё потому, что его бывшие коллеги могли увидеть до чего он дошел. Мама его пыталась возражать, но он велел ей замолчать и запер дверь в её комнату. А утром его жена сказала, что его мама уже холодная. И он, по его же словам, испугался не того, что он станет бомжом, а того, что его обвинять в неоказании помощи. Он долго объяснял, как он сам себя и свою жену выгораживал. А я почувствовал к нему какое-то безразличие. Нет, я ни в чем его не обвинял, я просто понимал, что он уже давно умер, и немыслимо требовать чего-то от его тела, которое живет по инерции.
Потом он позвонил мне ещё раз через пару месяцев и сообщил, что переоформил квартиру на тещу в обмен на то, что она одолжила ему пару тысяч на похороны матери. Похороны ей он устроил шикарные, с массой разных обрядов, застолий. Он ещё собирался поставить ей монумент. Я сказал ему, что всё это было ужасной глупостью - заботиться о маме после её смерти. Что теща выпрет его из квартиры и у него есть только один путь жить дальше - кодироваться от пьянства и идти к психиатру. Он заговорил о покаянии, о церкви, о боге. Мне стало противно, я бросил трубку и больше никогда с ним не разговаривал. Что с ним в итоге стало я не знаю. А я в итоге получил вторую группу инвалидности, и сын переехал жить ко мне, после чего я уже окончательно перестал и пить, и курить. Не всё в моей жизни теперь гладко, есть и проблемы, но главное, что нет больше друзей, о чем я совсем не сожалею.
Знакомо?
Законы, ценности, правила
У каждого общества, сообщества есть свои законы по которым они живут. Важно соблюдать эти законы. То есть человек сам внутри себя должен принять какие-то законы и придерживаться их, например, общественные законы, религия и.т.д. Например, у воров в законе есть свои правила и законы, и тот кто не придерживается этих законов плохо там живёт. Если он будет придерживаться других законов, например, государственных законов, то тогда он станет изгоем в воровском сообществе.
О чём это говорит? Человек в своей жизни должен для себя принять какие-то законы и придерживаться их. Неважно какие законы, главное придерживаться этих принципов и законов, которые человек внутри себя принял для себя как правильные и по которым будет жить. От этих законов нельзя отступать. Будешь отступать, потеряешься.
Самое главное для человека – это его внутренние принципы и правила (законы). Внешние правила – государственные законы, религия служат ориентиром, готовыми шаблонами для человека. Да, по ним жить человеку проще и понятнее. Но подходят ли они для его природы? Это вопрос. Поэтому, человек должен сам внутри себя выработать для себя принципы, ценности и законы. Они будут для него ориентиром, указательными знаками, бордюрами, перегородками, которые не позволят ему сойти с дороги. И он будет просто ехать – спокойно жить свою жизнь не отвлекаясь на ненужные и лишние переживания, например, такие как, "а правильно ли еду?", "а не сошёл ли я с пути?", "где дорога?", "где знак?", "туда ли я повернул?". Человек об этом всем не думает. Правила, принципы, законы снимают с человека лишние напряжения связанные с неизвестностью.
Мозговая деятельность продолжается даже тогда, когда мы отдыхаем
В этот момент происходит фильтрация того, что действительно нужно отложить в памяти, а что убрать «про запас».¤¤¤
Проснувшись утром вы никогда не забудете то, что действительно важно для вас, но и не вспомните того, на чем остановили свое внимание вчера.
Больше интересных фактов, советов и цитат успешных людей в Телеграмм канале-https://t.me/+bE4I4yyLlPk5N2Uy
Простое правило жизни: делайте то, что приносит Вам радость, и окружайте Себя позитивными людьми
Простое правило жизни: делайте то, что вас радует и будьте с теми, с кем вам хорошо. Это поможет нам находить внутреннюю гармонию и радость. Когда мы делаем то, что нас радует, наше настроение улучшается и мы становимся полными сил. Важно быть окруженным людьми, которые делают нас счастливыми и поддерживают нас. Это правило поможет нам достичь счастья и гармонии в жизни, и напомнит, что мы заслуживаем только лучшее.