Гагарина,23 (Часть вторая главы 18-21)
Аннотация — Новый мистический триллер
Часть первая главы 1-4 — Продолжение поста «Новый мистический триллер»
Часть первая главы 5-6 — Гагарина,23
Часть первая главы 7-9 — Гагарина,23 (Часть первая главы 7-9)
Часть первая главы 10-11, Часть вторая глава 12 Гагарина,23 (Часть первая главы 10-11, Часть вторая глава 12)
Часть вторая главы 13-15 — Гагарина,23 (Часть вторая главы 13-15)
Часть вторая главы 16-17 — Гагарина,23 (часть вторая главы 16-17)
глава 18
Зойка держала на руках Тимку, между разговорами целуя его в щёчки. Возбуждённое обсуждение самоубийства соседа с третьего этажа сопровождалось гримасами ужаса и удивления.
— Моя бабушка, Дарья Никитична, сказала, что до этого, вечером сидела с ним и его женой на лавочке у подъезда, что он бодрый такой был, всё газетой «Труд» размахивал. Ну ты представляешь — вот так взял и повесился! На брючном ремне! Ужас тихий!
Лиза забрала сына, от возбуждённых выкриков он начинал нервничать:
— Мне страшно от того, что это случилось прямо под нами. Представляешь, мы спали, а в нескольких метрах от нас висел труп!
— Жуть! — поддержала Зойка.
— Когда ты успела с бабушкой об этом поговорить?
— Так я зашла к тебе после того, как у неё побывала. Я ходила к ней, чтобы, — Зойка запнулась и покраснела, — приворот сделать.
— Приворот?! Она что умеет?
— Ха! Она же ведьмачка!
— Кто-кто?
— Ведьмачка! Ну знахарка, не знаю, как сказать, в общем, она гадает, всякие привороты-отвороты умеет делать, лечит, иногда к ней на аборты бегают, а ещё, — Зойка понизила голос, — порчу навести может.
— Кого ты приворожила? — спросила Лиза.
— Нельзя говорить — не сработает. Хочешь, она тебе погадает?
Лиза задумалась:
— У нас в деревне такая бабка жила — Степанида. Батя всегда злился, когда мама к ней ходила.
Раздался звук вставляемого в замочную скважину ключа.
— Ой, Гольдманша пришла, пойду я — боюсь её страшно!
Лиза удивлённо подняла брови:
— Почему? Она к тебе хорошо относится.
— Я себя рядом с такими, чересчур образованными, всегда чувствую не в своей тарелке. С бабушкой я договорюсь о гадании, — Зойка чмокнула Тимку.
— На работе увидимся, — тихо сказала Лиза, прислушиваясь к звукам в прихожей.
— Здравствуйте Анна Борисовна! — громко поздоровалась Зойка.
***
Неизвестно, кому ещё рассказала словоохотливая Зоя о способностях своей бабушки, но через несколько дней после посещения внучки, в дверь Дарьи Никитичны тихо и нерешительно постучали.
На пороге стояла рыжая Ольга — пятнадцатилетняя дочка соседей с первого этажа, у них ещё был сын Стасик, на два года моложе сестры — хулиган и грубиян. Дарья Никитична не любила этих детей: «Порченные они, не будет с них толку», — делилась она мыслями с товарками по приподъездной скамейке.
— Чё надо? — неприветливо спросила знахарка у девушки.
— Дарья Никитична, миленькая, можно зайти? У меня к вам разговор важный…
— Стасик, ты дома! — крикнула мама, разуваясь в прихожей
— Угу, — ответил мальчишка.
— Ты ел?
— Неа, я умираю с голодухи, никому-у нет до меня дела-а, — притворно заканючил Стасик.
— А где Ольга, почему она тебя не покормила? Я же просила её!
— Дрыхнет, пришла час назад, всё ходила в туалет, из туалета. Пьяная, наверное.
Мама задохнулась от возмущения:
— Пьяная? Час от часу не легче! Вот так всегда — стоит только отцу уехать в командировку как вы сразу же от рук отбиваетесь! Как я устала от всего! Ольга, корова, где ты там?! Ты обещала, что покормишь брата, а сама... — мама зашла в комнату дочери и поморщилась — тяжёлый дух водочного перегара густо висел в воздухе.
Девушка лежала на кровати, завернувшись в одеяло с головой.
— Алкашка позорная! Господи, за что мне всё это! Где ты так нажралась, а если кто-то из соседей видел?! Только бы отец не узнал! Совсем от рук отбилась, как шалашовка себя ведёшь, а ведь тебе только пятнадцать лет! Не дай бог ещё в подоле принесёшь — позора не оберёшься! Утром ты от меня получишь... — со сбившимся от крика дыханием, с треском закрыв за собою дверь, мама выбежала из комнаты.
Ольга, трясясь от холода, чувствовала, что у неё между ног течёт как из крана. Она уже использовала все тряпки, взяла даже новые наволочки (мать орать будет), а кровь всё шла и шла. Ноги совсем заледенели, двигаться не хотелось, внизу живота тянуло, крутило и резало. Голова налилась свинцом от выпитой у знахарки водки. «Выпей, чтобы расслабиться, тогда не так больно будет», — старуха протянула гранёный стакан налитый доверху. Только это не помогло — боль и стыд никуда не ушли. Господи, что ещё предстоит испытать, когда мать обнаружит пропажу тридцати рублей из заначки! Мысли крутились как стекляшки калейдоскопа, складываясь в картинки вариантов грядущих событий — один ужаснее другого. Тело скрутило и трясло вместе с кроватью. Ольга чувствовала, как проваливается вниз и летит, летит.
За спиной послышалось шуршание — рядом кто-то стоял. С трудом обернувшись через плечо, девушка увидела очень высокую женщину в белых одеждах. Рассмотреть подробно не получалось — незнакомка излучала белый свет. Женщина погладила рукой по плечу — стало спокойно, холод отступил. Сознание заполнилось убаюкивающим серебристым туманом, нашёптывающим ласковое и утешительное.
Мама так разнервничалась, что не могла уснуть. Еле дождавшись утра, ворвалась в комнату бесстыжей пьяницы — та продолжала лежать, укрывшись с головой. Взбешённая женщина потрясла за плечо негодницу, сдёрнула одеяло и ахнула, увидев постель, пропитанную кровью.
— Оляааа! Оленька! — откинув дочь на спину, заскулила — белые губы на белом лице, ко лбу с мелкими прыщиками прилипла рыжая прядь чёлки — её ребёнок был мёртв. Упав на колени, прижала безвольную руку покойницы к щеке и заголосила страшно, с надрывом. На шум из своей комнаты вышел заспанный и взъерошенный Стасик в сдвинутых набок трусах, зевнул и тупо уставился на безжизненное тело сестры и рыдающую маму.
***
Дарья Никитична стояла на кухне своей квартиры на втором этаже. Из-за тюлевых занавесок и разросшегося алоэ было видно как выносят и загружают в грузовик гроб, как усаживаются по обеим его сторонам родственники в трауре. Двор заполнился людьми разных возрастов. Стоял многоголосый шум — обсуждали случившееся. То и дело слышалось: криминальный аборт, истекла кровью, не успела рассказать.
Уже несколько дней она следила за мельтешением людей у входа в подъезд. Больше всего её напрягали милиционеры, особенно их главный — толстый с байской мордой, всегда сердитый и грозный. Прислушивалась, старалась понять, о чём он, вытирая платком складчатый затылок, говорит с молодым следователем, но разговор шёл на казахском. Знахарка страшно боялась, что за нею придут — не хватало ей на старости лет попасть в тюрьму. При мысли об этом зашевелилась склизкая жаба, поселившаяся в душе в тот проклятый день, когда она впустила в дом Ольгу. Но она не хотела, видит бог, как она не хотела браться за это дело! Девка кинулась в ноги, плакала, говорила, что в больницу идти нельзя, потому что она несовершеннолетняя — придётся сознаться матери, которая после со свету сживёт; что в посёлке сплетня из больницы быстро дойдёт до отца, а он просто её, Ольгу, убьёт. «Миленькая Дарья Никитична, помогите мне, я вас прошу, я вас умоляю!» — захлёбываясь слезами, протянула тридцать рублей — а это половина пенсии! — и сердце знахарки дрогнуло.
В общем она делала всё, как обычно: дала для расслабления стакан водки, продезинфицировала инструменты, но и на старуху бывает проруха. Из услышанного во дворе стало понятно, что девчонка умерла, не успев ничего рассказать — унесла тайну с собой в могилу. «Буду жить с этим грехом, ничё не поделаешь. Вон врачи — у них люди дохнут, как мухи, потому что хвори толком лечить не умеют, а ещё зарплату за это получают», — Дарья Никитична нащупала деньги, которые так и остались лежать в кармане фартука с того злополучного дня, решила отложить их на сберкнижку.
На поминки пришлось идти, чтобы не вызвать подозрений — выпила вместе со всеми за длинным столом, во главе которого, как истуканы, сидели родители. Женщины в чёрных платках носили тарелки с квашенной капустой и рисом с изюмом. Люди приходили, поминали и, закусив, уходили — двери злосчастной квартиры стояли распахнутые настежь.
Кусок в горло не лез. Знахарка ждала удобного момента, чтобы уйти. Рядом с нею с отсутствующим выражением лица, уже изрядно принявшая на грудь, ковыряла вилкой в тарелке золотозубая Валька-зэчка, посмотрев на Дарью Никитичну мутным взглядом, она тихо сказала, еле ворочая языком:
— А ведь это твоих рук дело.
— Да ты чё, окстись! Чё ты несёшь, дура пьяная! — стараясь не привлекать внимание, зашипела убийца.
— Знаю, знаю, я всё про тебя знаю, — прохрипела зэчка.
Зашла новая группа людей.
— Подустала я чёта, пойду, — сказала, ни к кому не обращаясь, Дарья Никитична и тихо ушла. С трудом поднялась к себе, на второй этаж, выпитая на натянутые нервы и голодный желудок водка, свалила в постель, отключив сознание.
Глубокой ночью сон оборвался от толчка в спину, как будто кто-то ударил из-под низа в кроватью. Панцирная сетка дрожала и было не понятно — дрожь от удара или громко бьющегося сердца. Несмотря на испуг, пришлось идти на кухню — очень хотелось пить. Когда, шаркая тапочками, она на ощупь шла по прихожей во входную дверь тихо поскреблись. Дарья Никитична прислушалась и подкравшись, трясясь от страха, приложила ухо к замочной скважине. Послышался шёпот:
— Дарья Никитична, миленькая, откройте.
— Кто там, кто это? — спросила испуганная женщина.
Резкий частый стук — тук-тук-тук, тук-тук-тук — сотряс дверь.
— Щас милицию вызову! — голос от испуга дал петуха.
— А у вас телефона нет, — за дверью злорадно засмеялись.
Дарья Никитична посмотрела в тёмный глазок и с ужасом отпрянула — в мраке лестничной площадки светилось мертвенным светом лицо похороненной сегодня Ольги. Поняв, что её увидели, покойница закричала низким густым голосом:
— Открой старая сука, я всё равно тебя достану! — частый стук перешёл в гулкие удары, раскатившиеся эхом по спящему подъезду.
Все молитвы, разом вылетели из головы, память лишь выдавала кашу из слов:
— Ижесинанибеси, ижеси, да святится имя твоё! — одной рукой крестясь, другой шаря по стенам в поиске выключателей, Дарья Никитична уходила в глубь квартиры, включая свет во всех комнатах. Показалась, что в окна из темноты ночи смотрят десятки глаз — шторы мгновенно были задёрнуты. С включённым светом стало спокойнее, стук прекратился, часы показывали три часа: «Три часа ночи — ведьмин час» — отметила она и положив под язык валидол, решила сбежать и отсидеться у подруги в соседнем селе. «Буду жить у ней, пока не прогонит. Вернуся после Ольгиных сороковин. Утром на первом автобусе уеду от греха подальше», — рассасывая лекарство, знахарка прилегла на диванчике в гостиной, так и не попив воды.
«Доброе утро, дорогие товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику! Встаньте прямо, ноги на ширине плеч, и раз, и два…» — под звуки радио Дарья Никитична собиралась в дорогу: взяла две сумки с вещами, документы, деньги; осмотрела квартиру, проверила краны, газ, окна и вышла, закрыв дверь ключом на два оборота.
Автобусная остановка находилась в центре посёлка. Измученная страшными событиями пожилая женщина, шла по пустым в этот ранний час улицам, подставляя лицо свежему ветерку. Уже почти дойдя до места, Дарья Никитична опустила глаза вниз и с ужасом увидела, что на ней нет юбки! Шёлковые панталоны до колен, бесстыдно розовели под блузкой. «Хоспади, я забыла надеть юбку!» — прикрывшись сумками, она быстрым шагом пошла обратно, молясь, чтобы никого не встретить…
«Доброе утро, дорогие товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику…» — Дарья Никитична, удивляясь странному сну, проверила краны, газ, окна, взяла сумки и закрыв дверь ключом на два оборота пошла на остановку.
Летний ветерок приятно обдувал лицо, вокруг царили тишина и безлюдье. Придя на место, она похолодела — нарядная белая кофта в красную крапинку исчезла! Из-под самосшитого, по причине нестандартного размера бюстгальтера, выглядывал белый валик толстого живота. Схватившись за сердце, страдалица закричала…
«Доброе утро, дорогие товарищи!» — размышляя, к чему может сниться сон во сне, Дарья Никитична, проверив квартиру, внимательно оглядела себя — полностью одета, всё в порядке. Вышла, провернула ключ на два оборота… Уже поднимаясь по ступенькам автобуса, облегчённо вздохнув, пошарила рукой в сумке и ужаснулась — кошелёк пропал!
Обречённо бредя назад в опасную квартиру, знахарка плакала навзрыд, как маленькая девочка.
На очередном всхлипе Дарья Никитична открыла глаза — в тёмной квартире пахло ладаном. Настенные часы с фосфоресцирующими стрелками показывали три часа. Так и не поняв сколько длился сон — минуту или сутки, Дарья Никитична, умирая от жажды, побрела в темноте на кухню — во рту была пустыня с растрескавшейся землёй, по которой прошло стадо свиней.
Затуманенное сознание не давало сосредоточиться: «Я же помню, как зажгла свет в комнатах, — раздался удар грома, всполохи ярких молний осветили квартиру через распахнутые шторы, — ага, свет выключили из-за грозы, а вот занавески на окнах были задёрнутые», — отметила она и уже заходя в кухню, замерла с открытым ртом.
У окна стояла фигура, грозовые вспышки освещали её потусторонним светом. Накатила волна смрада, когда она шагнула вперёд и стало ясно, что это Ольга.
— Вот я и приш-шла к тебе, с-старая с-сука, — свистящий шёпот покойницы, казалась, звучал отовсюду, белые руки, неестественно удлиняясь, потянулись к горлу горе-знахарки.
— Ну-ну, Оленька, угомонись! — раздался скрежещущий голос.
Дарья Никитична с изумлением увидела, что на её кухне, помимо Ольги, находятся ещё два гостя. Из-за частых всполохов молний стало видно как днём. На холодильнике сидела живая коряга с палкой. Кто-то, ростом с ребёнка, одетый в спортивные штаны и красивую жилетку с турецкими огурцами, стоял у плиты. Он выступил вперёд и сказал:
— Вот решили почтить вас своим визитом, дорогая Дарья Никитична! Спросить с вас должок, — наклонил на бок совиную голову, круглые жёлтые глаза смотрели, излучая почти отеческую любовь.
— Я никому ничё не должна! — огрызнулась Дарья Никитична, устав бояться: — А ты сам-то кто такой?!
— Я — А́врум, демон, а это, — он кивнул в сторону холодильника, — Мок, она албасты́, мм… тоже демон. Теперь о долгах, позвольте не согласиться — вы отняли жизнь у этой молодой особы.
Ольга зашипела.
— Теперь я виноватая, что пожалела дуру! С её родителев спрашивайте! Она была готовая на всё, тока бы скрыть от них, что беременная, так застращали девку, — инфернальный разговор на родной кухне начинал раздражать.
— О них не переживайте. С этой семейкой и так всё ясно: муж начнёт пить — его уволят, жена начнёт составлять ему компанию — и тоже потеряет работу. Сын при таких родителях, не доучившись в школе, сядет в тюрьму для несовершеннолетних, оттуда перейдёт на взрослую зону и сгинет где-то на Колыме. Вконец опустившиеся муж и жена убьют друг друга в пьяной драке. А вот вы, дорогая, зря влезли в эту историю. Стоило настоять на своём и выгнать девицу — они бы сами разобрались с этой проблемой, но тридцать рублей, как тридцать сребреников, испортили вам карму.
Дарья Никитична засипела и почувствовала, что вот-вот упадёт в обморок от обезвоживания.
— Что, Дашенька, пить хочется? — участливо спросил демон, — так попей!
Албасты́ с холодильника направила палку в сторону хрипящей женщины. Знахарка с удивлением увидела в своей руке стакан, наполненный кристально чистой, прохладной водой. Как же приятно пить, когда измучен жаждой! Вода освежила рот, омыла горло, и бальзамом растеклась по изнывающему от сухости нутру, проникая в каждую клеточку.
Дарья Никитична оглянулась, почувствовав за спиной движение и увидела надвигающуюся на неё очень высокую женщину в белом, посмотрела в лицо новой гостье…
Дикий крик знахарки слился с очередным раскатом грома.
***
Зойка и Лиза уже четверть часа звонили и стучали в дверь Дарьи Никитичны.
— Бабуля, открой — это я, Зоя! Я Лизу привела, мы договаривались на сегодня! — кричала Зойка в замочную скважину. Из квартиры не раздавалось ни звука.
— Куда она могла деться? Ведь знала, что мы придём!
— Спроси во дворе, может на рынок пошла, — предложила Лиза.
Опрос ничего не дал — никто в умытом ночной грозой дворе Зойкину бабушку не видел.
Постучали к соседу. Дверь открыл худой высокий мужик, выслушав сбивчивый рассказ и пожав плечами, предложил вскрыть замок. Проблемы решаются просто, когда между людьми наработанные и проверенные годами методы взаимодействия: я вам вскрою дверь, а вы мне занесёте беленькую.
— Японское море! — ругался под нос умелец, подбирая отмычки. Замок клацнул.
Зойка и Лиза ворвалась в квартиру. Резкий запах уксуса резал глаза. Молодухи, зайдя на кухню, закричали в один голос. Отодвинув обеих в прихожую, сосед мужественно шагнул вперёд. Глядя на развернувшуюся перед ним картину, поскрёб небритую щёку, изрёк задумчиво:
— Японское море…
На полу, раскинув руки и выпучив глаза в красных прожилках, лежала мёртвая Дарья Петровна. Розовые панталоны бесстыдно выглядывали из-под задравшегося подола. Тут же валялся стакан. На столе стояла пустая бутылка из-под уксусной эссенции.
Продолжение следует...
P&S агентство "Пережить Смерть" Книга 1, Часть 5 Главы: 5,6.7
Глава 5
— Жива и здорова! — открыв глаза, я увидел склонившуюся над собой Валентину Ивановну, она с испугом смотрела на меня.
— Ой! — вздрогнула от моих слов, женщина, — вы очень были похожи на моего покойного мужа, он страдал эпилептическими припадками…
— Знаю, знаю, а ещё у него было больное сердце и слишком мягкий характер, — приподнявшись с дивана, я сделал пару резких вдохов, — поэтому-то вы и ссорились с ним.
— Ну, прямо Шерлок Холмс, неплохо подготовились, вы мне зубы-то не заговаривайте… что скажете про дочку?
— Да всё нормально с дочкой, в полном здравии и обидой на вас…
— Это не ваше дело, и вообще, откуда вы взяли это?
— Ангелы нашептали, — прошептал правду женщине, по глазам читая недоверие, ну и пусть думает, что это шутка, — а если серьёзно, иногда надо быть помягче с близкими людьми. Семья – это вам не мебельная фабрика, где надо командовать и приказывать… просто любить не пробовали?
— Оооо ты какооой! Я смотрю, твой Антоша неплохо поработал, собирая про меня информацию…
—Ооох, — Антоха простонал, сидя на широком подоконнике и закатил глаза. — Ничего я не собирал, вот ещё…
— Ну, ну… и где же тогда моя дочка?
— Где, где… в Москве… улица Школьная, дом тридцать восемь, квартира сорок два, снимает комнату. Два месяца работала официанткой в кафе «Сопрано», три месяца специалистом по документообороту, сейчас безработная, не сошлась характером с начальством, проступил ваш несносный характер в какой-то момент. Через три дня подойдёт оплата за аренду жилья, а в кошельке у неё осталась тысяча рублей. Пока с работой у неё не ладиться и возможно Анфиса Павловна, хозяйка квартиры, выгонит её из комнаты, потому что очень любит деньги и не очень – молоденьких и привлекательных девушек. А ещё она познакомилась с молодым человеком, но тот на днях, в тихаря, вытащил с таким трудом накопленные сбережения и свалил из её горизонта. Так что всё хорошо и прекрасно! И, поверьте, думаю, вы и сами знаете, Анна первая на «мировую» с вами не пойдёт, даже не могу представить, куда она отправится через три дня, не так всё просто в нашей дорогой столице…
Из меня выплёскивался не свойственный фонтан красноречия, и по началу Валентина Ивановна смотрела на меня с нарастающим удивлением, а потом и Антошка, прервал свои тыканья на смартфоне, у окна, прислушиваясь к моим словам.
— …но знаю точно, — продолжал я словоблудствовать, — в глубине души ей очень не хватает материнской любви, так уж повелось, вы считаете эти проявления слабостью, поэтому даже не знаю, что и делать. А может вам стоит первой сделать шаг, приехать к ней, просто обнять её и поцеловать?
— Да что вы несёте… что ты знаешь… сосунок… — Валентина Ивановна стояла передо мной, бледная, с дрожащими губами и свирепо прожигала меня глазами, — …вы… ты… просто… обманщик и негодяй!!!!
После чего, она резко от меня отвернулась и пошла к выходу, но остановилась и, не поворачиваясь к нам, почти выкрикнула в приказном тоне:
— Повтори, какой там адрес!
— Вот, вот… — заискивающе, почти на цыпочках подскочил Антон к даме и протянул бумажку. В какой момент мальчишка успел начеркать на листочке, на своём подоконнике, не понимал, ну вот такой он – ценнейший работник, которому я обязан многим и даже жизнью.
Дверь громко хлопнула об косяк, я сидел и улыбался. Цель была достигнута – удалось пробить эту крепкую стену и найти брешь в сердце Валентины Ивановны.
— Серёга… что это было? Я так понимаю – денег нам не видать? Ты же видишь, какая она… зачем начал учить её жизни?
— Антоха, много ты понимаешь… Спорим, через пару дней мы получим извинения и штуку зелёненьких на стол?
— Не буду я с тобой спорить, ведьмак ты… — обречённо вздохнул мой друг и махнул рукой.
Через пару дней, как и говорил, были переведены две тысячи баксов. А ещё через два часа, после перевода денег, позвонила всё же Валентина Ивановна и извинилась; и за «негодяя»; и за «обманщика»; и за «сосунка».
Сразу же, после нашего сеанса, она купила билет на самолёт в Москву и приехала на тот адрес, который Антоша начеркал на листок. Были и материнские объятия, и поцелуи и горькие слёзы, об этом Валентина Ивановна не рассказывала, но я об этом узнал позже.
Глава 6
— Ну, это было круто! Серёга, ты как в фильмах про этих американских психологов, такую каменную глыбу распластал и разделал, две штуки за двадцать минут работы в простом ангеле, без «переживания».
— На самом деле это не правильно как-то, не заслуженно, за простые женские разборки? Короче, верни ей тысячу, нам и половины гонорара хватит…
— Ой, хоре, Серёга, ты же сам говоришь, что она директор фабрики, для неё эти бумажки, тьфу…
— Ты меня услышал? Надеюсь, не надо повторять? — вообще, к деньгам я отношусь ровно, так получилось по жизни – они не вызывают у меня восторг. Но я не сумасшедший, вполне отдаю себе отсчёт, что в нашем мире без них нельзя, тем более с моими талантами к рабочим специальностям. Точнее к полному их отсутствию, хотя у меня есть квалификация каменщика и чисто теоретически, знаю, что такое кладка и ровный шов. Но, увы, практик из меня никакой.
— «Не надо повторять», — передразнил Антон — с таким отношением к бизнесу, нам далеко не уехать, и вообще, может Валентина Ивановна решила свою карму подчистить этими деньгами, так сказать, отдать хорошим людям лишнее?
— Нет, Антон, ты несносный…
— Да ладно, сейчас же займусь этим, и, правда, зачем нам нужна эта "штука"? Ведь через три дня мы оплачиваем аренду, а завтра надо коммуналку закрыть. Еще через неделю лучший и пока единственный, наёмный работник этого сомнительного учреждения получает оклад, да что лучший? Самый терпеливый и трудолюбивый, — ворчал негромко секретарь, производя манипуляции на клавиатуре, за своим столом, — а у него ведь как раз самый пик прекрасного возраста и рост гормонов, так сказать. Этому красавцу надо усиленное и правильное питание. Тем более он находится в выборе партнёрши для создания семьи, а это, я вам скажу, очень важный жизненный момент. Конечно же… зачем нужны деньги. Всё! Командир, я ваше задание выполнил! Ещё ей написал благодарность за такое большое вознаграждение и извинение за то, что мы не можем взять такую крупную сумму, поэтому высылаем обратно половину гонорара. Мы работаем не для обогащения, а для общего благоденствия людей, ведь мы добрые и правильные самаритяне!
— Вот и молодец! Всё правильно, — я улыбался Антону, конечно, он любит попререкать, и даже поспорить со мной, но всё же, этот дерзкий мальчишка вызывал симпатию.
Зазвонил телефон, мы от неожиданности вздрогнули, уже почти обед был, но до сих пор, ни одного звонка не слышали.
— Пи энд Си! Добрый самаритянин на проводе… а, Дмитрий Иванович....
— Антон, что за самаритянин?
— Это я шучу, перевожу! Это к вам, шеф!
— Привет, Иваныч! — совсем из головы вылетел этот Бессмертный, а ведь уже прошло достаточное время для всех положенных экспертиз. Я-то точно знал, что там никакого умысла не было.
— Здорова, Серёжа, что-то твой подчиненный сегодня странный какой-то?
— Да так, моноспектакль мне тут бесплатно показывает. Ну что? Я могу в квартиру погибшего попасть?
— Как обещал! Ключи от квартиры будут у старлея Олега, он будет сопровождать тебя…
— Иваныч, я бы хотел один там побыть.
— Ничего страшного, перебьешься. Я не знаю, что ты затеял, но всё же не спорь, он будет рядом в любом случае! Это моё условие!
— Ладно, когда твой лейтенант приедет?
— В обеденный перерыв, только Серёжа, часа за полтора постарайся уладить свои делишки, и ещё… там попахивает немного, так что зажуйте мятную жвачку, что ли, всё же полегче будет…
* * * *
Легче не стало! Как только мы открыли дверь квартиры нас накрыл трупный, зловонный запах. Мы с Антоном немного пригнулись и зажали носы пальцами.
— Да ладно вам, почти не пахнет, — за нами шёл Олег, молодой парнишка, чуть постарше Антона. По его невозмутимому виду было понятно, что ему было не привыкать, — уже проветрилось, вы же понимаете, полгода пролежать… это вам не на курорте позагорать. Потом пришлось и ковёр, и диван сжигать - всё было пропитано сукровицей. Вот когда запах был… убийственный, а это так, лёгкий аромат. Просто соки Бессмертного ещё пропитали доски пола, но это излечимо, потом можно заменить и их, но это уже головняк последующих жителей.
Мы вошли в обычную, двухкомнатную «хрущёвку», по скудной обстановке было понятно, что тут обитал закоренелый холостяк. Лакированная стенка с узорчатыми стёклами, пожалуй, самая дорогая из мебели, вещь. Окна были зашторены, поэтому мрачная темнота не добавляла радости.
— Я открою шторы, а то плохо видно, — Антон сделал пару шагов к окну.
— Не, лучше не надо. После случившегося многие жители посматривают сюда, и не хотелось бы привлечь чужие взгляды, — зажглась простенькая, пластиковая люстра, модная в советские времена, это Олег нажал на выключатель, — вот вам свет, хотя не понятно, что тут смотреть?
Я подошёл к небольшой книжной полке, прикрепленной шурупами к стене. На ней стояли книги Достоевского, Дюма и Жюль Верна, а ещё две фотографии умершего в рамках, пяти и восемнадцати летнего.
— Про вас слухи у нас ходят, будто бы вы умеете разговаривать с умершими? Сергей Владимирович, это правда?
— Слухи это, Олег, — машинально ответил я, взяв в руки одну из фотографий. Надо же, был в теле Василия Егоровича, а вот смотрю на него, молодого, и как будто впервые вижу. Надо будет подумать над этим, — уж вам-то должно быть стыдно в такое верить, взрослый дядька, при погонах!
— Но Дмитрий Иванович говорит, будто вы умеете впадать в транс… и вообще, очень много раз помогали нам раскрывать «висяки», уж это вы не будете отрицать?
— Не буду, — пройдя в спальню, я обернулся к стене, уже зная, что увижу. Там висела картина - белая лошадь, бегущая по утреннему полю. По спине пробежали мурашки, её подарила бывшая жена Бессмертного, на его сорока двухлетие. Единственная в жизни вещь, к которой почему-то прикипел покойный. — Это просто я страдаю некими припадками, и иногда вижу, что происходило в прошлом. Это сложно объяснить, Олег, но с умершими точно не разговариваю.
— Сергей Владимирович, что мы тут делаем? — Антон при чужих разговаривал со мной на «вы», для статуса, — тут совершенно нечего делать! Это не наш случай, его нашли, не убивали, никаких темных дел не происходило… зачем мы сюда пришли? И вообще – тут воняет!
— Антон, успокойся, я пока сам не знаю. Олег, вы можете оставить нас на минут десять, одних в квартире?
— Неее, не имею права нарушить слово, я обещал Дмитрию Ивановичу от вас ни на шаг!
— Тогда попрошу вас, не обращайте внимание на мои дальнейшие действия и сохраняйте тишину… это и тебя касается, — бросил я взгляд на Антона, — идите к окну и стойте там, но если захотите выйти в подъезд, то не держу вас.
Глава 7
— Василий Егорович, добрый день, — дрожащим голосом громко сотряс воздух. Краем глаза я видел, как вздрогнули Антон с лейтенантом и переглянулись. На самом деле у меня тоже было чувство совершаемой глупости, но начатое дело надо было завершить, непросто же так привиделся тот странный сон. — Бессмертный! Если вы меня слышите, или видите, как-нибудь проявите себя!
— Сергей Владимирович, это что-то новое… вы не заболели? Вы сейчас дух что-ли вызываете? Ну, это уже ни в какие ворота не лезет…
— Тихо! — прервал я Антона и поднял руку. — Пожалуйста, минут десять просто постойте тихо, оба, если хотите, можете выйти.
— Я не выйду! — это сказал Олег, — я никогда не видел, как работают экстрасенсы в реальности. Мы тут, если что, не отвлекайтесь, Сергей Владимирович.
— Василий! Я знаю про вас, отзовитесь! — не смотря на мои слова, я понимал, что за этим спектаклем наблюдают только эти двое, за спиной. Вот аж чувствовал их недоумение затылком.
— Надо чёрную восковую свечу зажечь! — я с удивлением повернулся к стоящим парням. Олег скромно улыбался. — Я об этом у Стивена Кинга читал, про вызывающего духов… а может не Стивена Кинга. Там чувак так общался с привидениями, а ещё это надо делать в двенадцать часов ночи…
— Олег, пожалуйста…
— Извините, молчу! — мой взгляд был красноречив, лейтенант характерным жестом показал «рот на замок».
Я стал не спеша вышагивать то в одну комнату, то в другую. Стоящий неприятный запах, почти не чувствовался, наверно привык к нему. Так, просто звать погибшего было бессмысленно, никакого эффекта. И вообще, зачем я это затеял? Какой был смысл всего этого? Одно знал точно – тот сон нёс за собой предначертание. Возможно, если бы вышел на контакт с неуспокоенным духом, то наверно бы всё понял. Опять подошёл к картине и задумался… а может? И я снял белую лошадь с гвоздя…
Люстра заморгала…
— Ох, эти «хрущёвки» со своей допотопной проводкой, — вздохнул печально Антон.
— Привет, Василий! — я почувствовал прохладу, почти холод, который ворвался как ветер в квартиру. Он был здесь. — Хорошая картина, а ведь её вам подарила Лариса, и наверно она любила вас…
Яркость света неожиданно стала увеличиваться, было чувство, будто мы присутствуем при рождении «сверхновой» и раздался тихий звон в цоколях люстры – перегорели одновременно три лампы.
— Ух ты! — выдохнул испуганно за спиной, Антон.
— Что и следовало ожидать от этих советских ламп… — это был Олег, по неуверенному тону было понятно, что и он немного напуган.
— Василий, я знаю, что у вас при жизни не было никого и даже после смерти, за вами не пришли, чтобы сопроводить вас Туда. У вас сейчас такое чувство, что вы никому не нужны и даже смерть вас предала, — мы все втроём почувствовали завихрение холодного воздуха, турбулентность увеличивалась с каждой секундой. С книжной полки рухнули на пол книжки и фотографии. Шторы от ветра стало раздувать, как юбку у Мерлин Монро и солнечные лучи ворвались в квартиру.
— Мать вашу! — чуть не фальцетом прокричал Антон и ринулся в коридор. Хлопнула входная дверь. Если честно, было обидно, вроде на него я мог рассчитывать всегда. Но вот в контакте со сверхъестественной силой он дрогнул.
— Но это не так, Василий! Просто жизнь ты прожил только для себя, — продолжил я, как щит, держа перед собой эту злополучную картину, — ты никого не любил, единственная вещь, к которой прикипел – вот эта мертвая материя с нарисованным на ней животным.
— ВУУУУУУУ! — в ушах засвистел ветер, и почти различимо можно было разобрать слова: — ПООЛООООЖЖЖЖИИИИИ НАААА МЕЕЕЕСССТОООО!!!!
Упавшие было предметы, поднялись над землёй и закружились в странном танце-смерчи вокруг моей персоны. Я каждой клеткой кожи чувствовал наэлектризованность воздуха, а волосы на голове взъерошились в разные стороны.
— Блядь! С умершими он не разговаривает! — не выдержал и выкрикнул Олег, до этого момента стоящий в оцепенении. И тоже рванулся следом за Антоном, в подъезд.
— Мы одни! Эта картина сакрально как-то соединят меня с тобой и я её не оставлю, пока не выслушаешь меня. Если ты меня понял, то покажи это как-нибудь! — в то же мгновение движение воздуха стихло, и книги с фотографиями упали перед моими ногами. От наступившей тишины я немного вздрогнул, нда, не приходилось мне ещё с привидениями разговаривать, было как то жутковато. — Вот и хорошо… Меня зовут Сергей, несколько дней назад я пережил твою смерть…
Минут пять я рассказывал про свой Дар, о том, чем занимаюсь и зачем я это делаю. Хотя «зачем» - до сих пор мне было неясно, одни предположения да догадки. Ангелы – не очень разговорчивы со мной на темы, которые меня интересуют. Есть подозрение, что и они не всё знают.
— …И Он послал мне сон про тебя, — завершал я свой разговор с пустотой, – ты должен как-то заслужить свой «отлёт» к небу... или как это там у Них называется, и только я могу тебе в этом помочь! Надеюсь, мы поймём как, правда, я пока сам не знаю – как. Всё, собирай свои манатки, если, конечно, они есть у Духа. Ты переезжаешь ко мне! И не спорь!
Я засунул картину под мышку и пошёл к выходу из этой квартиры, надеясь, что за воровство это действие не посчитают, наследников то у Бессмертного нет.
Так я обзавёлся собственным привидением, картиной в зале - в спальню почему-то вешать её не захотел, ну и новым другом Олегом, немного "поседевшим" после этого вояжа в квартиру Василия.
Продолжение здесь!
Как я столкнулся со (сверх) естественным2
Привет здешним дамам и господам. Давно читаю посты на этом ресурсе и вот возникло желание написать свой. Не буду пускаться в долгие прелюдии, почему я решил рассказать именно об этом случае, поэтому давайте сразу к делу. Единственное, наверное, скажу, что мне интересно услышать в комментариях, было ли у кого-либо что-либо похожее в жизни.
Сразу предупреждаю что эта история звучит как дешёвый вымысел начинающего режиссера хорроров, насмотревшегося этих ваших астралов и иже с ними (на момент произошедшего ни с одним фильмом данного жанра я знаком не был), поэтому будет вполне справедливо, если вы прямо сейчас это закроете. Для всех остальных:
Далёким летом 2013-го я, заканчивающий школу начинающий абитуриент относительно беззаботно лежал поздним вечером на диване и листал на планшете ленту в ВК с какой то абсолютно обывательской подростковой хернёй. Для уточнения - паблик с фотками модных кроссовок. Это не играет роли в дальнейшем повествовании, просто хочу, чтобы было понимание общего настроения в тот момент. На часах было что то около 11, может быть половины полуночи и ничто не предвещало каких-либо "приключений". За окном весь день стеной шел ливень, дополнившийся под вечер грозой и молнией, причем довольно таки нехилой. Если описать эту сцену в двух словах: дело было вечером, делать было нечего)
Прежде чем переходить к сути, приложу для понимания шакально нарисованную частичную схемку моего родительского дома (за которую я дико извиняюсь, ибо ленив), в котором жил тогда:
Стрелкой на этом, с позволения сказать, рисунке, отмечен диван на котором я лежал. Лежал я головой/ взглядом к стене, так, что мне не был виден коридор позади ( отмечен черточками) идущий через весь дом ко всем комнатам. Этот коридор, как и во многих старых домах, является индикатором. Индикатором того, кто по нему идёт. По скрипу половиц я всегда безошибочно определял кто из членов семьи идёт по коридору. А половицы там скрипели довольно отчётливо, это важно. На момент произошедшего в доме было 2 человека: я и мама. Мама уже ушла готовиться ко сну в родительскую спальню (крайняя комната слева) и тут я отчётливо слышу, как она по коридору идёт на кухню (следующее справа большое помещение после зала внизу, в котором нахожусь я).
Обычная ситуация - мама пошла выпить воды перед сном, такое происходит практически ежедневно. Я слышу как она идёт по коридору, следующим действием она включит свет на кухне. Но никакой свет не включается. Более того - все звуки пропадают. Далее не следует ни шагов назад, ни вперёд - все умолкает. Меня пробирает дрожь. Показалось? Возможно конечно, ноо... Я не решаюсь позвать ее, может быть, мне действительно показалось, а она уже спит? Я забиваю на это и смотрю в планшет дальше. Какое то время ничего не происходит, за окном бушует стихия, я продолжаю смотреть всякую чепуху в вк.
И вдруг начинается чертовщина, по другому я назвать это не могу. Я начинаю отчётливо слышать, как кто то ходит по коридору. Взад-вперед, взад-вперед. Из одного конца коридора в другой и с каждым разом всё медленнее и все больше сокращая дистанцию между началом и концом коридора. В конечном итоге я слышу как кто то стоит посреди коридора в арке, ведущей в зал, где нахожусь я, и переминается с ноги на ногу.
К этому моменту я уже не знаю сейчас, как описать свое тогдашнее состояние: мне было одновременно страшно и одновременно я говорил себе, что это все кажется и такого быть не может, будто кто то реально сейчас там находится. Будь это грабители или что то в таком духе, они бы действовали по другому так или иначе. Они бы точно не устраивали подобный цирк.
В конечном итоге у меня рождается план действий: беру в руки планшет, подойду к коридору, посвечу туда и там никого и ничего не будет, затем возможно включу свет на секунду, чтобы точно в этом убедиться и после этого вся эта х*етень прекратится.
Я встаю, подхожу к коридору, выкручиваю яркость экрана на планшете на максимум, резко разворачиваю экран к коридору...
Секунду или две я вижу силуэт. Не человека а ПРИЗРАЧНЫЙ СИЛУЭТ невысокого роста с ДВУМЯ С*КА БЕЛЫМИ СВЕТЯЩИМИСЯ глазами, который стоит и смотрит на меня! После этого он плавно утекает вправо в коридор и... Исчезает. Я в полном шоке врубаю свет в коридоре, спускаюсь вниз по стенке и начинаю громко дышать. Спустя несколько секунд выходит мама из спальни и спрашивает чё случилось. Далее примерный диалог:
- ты спала сейчас?
-нет ещё
- ты слышала щас кто то ходил в коридоре?
-нет
- вообще не слышала ничего?
- нет
в ту ночь я смог уснуть только под рассвет. Благо на следующий день не было экзаменов или каких то занятий по подготовке к ним.
Я много раз прокручивал у себя в голове этот случай: была ли это какая то игра света? Изображение на экране в тот момент спроецировалось на стену? Возможно. Все это возможно. Но как тогда объяснить предшествующие этому звуки из коридора?! У меня могла случиться галлюцинация? Допустим, но чтобы одновременно и слуховая и зрительная?
Я не знаю. У меня был такой случай в жизни, надеюсь, вам было не скучно как минимум это читать. Знаю, что будут скептики и шутники под этим постом, я и сам бы так относился, но я рассказал случай, который действительно был в моей жизни. Если с кем-то из читающих было нечто подобное, напишите в комментариях хотя бы в нескольких словах, было бы интересно услышать
Анисия ( глава 6/2 Финал )
За его спиной моргнули фары. Патрульная машина ППС остановилась рядом на обочине, а из ее окна высунулась голова полицейского.
- Эй парень, у тебя все в порядке? - спросил его лейтенант.
Эти слова показались Никите волшебным элексиром.
Он поднял руки к небу и воскликнул – Благодарю тебя господи! И поцеловал амулет.
Офицер вздохнул и нехотя вылез из машины. Еще одного полоумного наркомана не хватало ему под конец рабочей смены. Он вспомнил, что дома его ждет горячий ужин и на секунду засомневался. Может, ну его нафиг? Пусть сидит себе, сколько влезет.
Перед его глазами возник телевизор и футбольный матч второго дивизиона.
На столе дымилась тарелка с пельменями и три бутылки холодной Балтики семерки.
Лейтенант сглотнул и зажмурил глаза.
На столе волшебным образом появились еще две бутылки Баварии и большая пачка чипсов со вкусом Камчатского краба.
Лейтенант тяжело вздохнул. Это был очень нелегкий выбор.
После непродолжительной борьбы со своей совестью профессиональный долг одержал убедительную победу.
- Предъявите-ка документы, молодой человек! – формально обратился он к Никите.
Этот грязный и оборванный парень на обочине не внушал ему никакого доверия, поэтому было не лишним проверить его на всякий случай.
Никита достал из заднего кармана джинсов водительские права и протянул их инспектору.
- Та-ак…- пробежался глазами по документу лейтенант. – Бобров Никита Сергеевич.
-И куда же мы направляемся, гражданин Бобров?
- Домой – устало вздохнул парень. – Вы не представляете, как давно я не был дома.
- Проживаете в Старой Руссе? - Он быстро пробил по базе его права.
Никита утвердительно кивнул.
- С какой цель находились здесь?
Никита недоуменно поднял брови.
- Я вообще то курьером работаю. Так-то я посылки доставляю, если что.
Лейтенант недоверчиво посмотрел на его замызганную одежду и ухмыльнулся.
- Ну и как, гражданин Бобров, успешно доставили посылки?
Никите меньше всего сейчас хотелось что-либо объяснять, тем более что ему никто бы и не поверил.
- Нет…- просто пожал он плечами. – не совсем.
-Я почему-то так сразу и подумал. – резюмировал полицейский, обходя вокруг.
-Запрещенные препараты принимали сегодня? – лейтенант положил его права себе в карман.
- Нет…сегодня не принимал. – честно признался Никита, едва сдерживая истеричный смех, распирающий его.
Он тут же вспомнил свои приключения на лесном озере, настойку на мухоморах и встречу с мертвой невестой. Не случись это с ним лично, он никогда бы не поверил в такую идиотскую историю. Честно говоря, он и теперь то не до конца верил в происходящее!
И в довершении ко всему, Никита зачем-то дотронулся пальцем до полицейского жетона на куртке лейтенанта.
- Ничего личного…- виновато произнес он – я просто должен убедиться, что вы реально существуете!
Полицейский понял, что его ужин переносится на неопределенный срок.
- Проедем ка в отделение, гражданин Бобров. Там мы и разберемся кто из нас настоящий.
- Ну нет…товарищ лейтенант, только не сегодня. Мне позарез нужно быть дома до вечера – взмолился Никита.
- Мы с женой уезжаем в свадебное путешествие в Крым.
- Крым — это хорошо. Патриотизм приветствуется – одобрительно кивнул инспектор, не зная, как теперь с ним поступить.
Ему вовсе не хотелось возиться с этим наркоманом, тем более что формально тот не нарушал закон. Но оставь он его на дороге, так тот еще и под машину бросится, создаст аварийную ситуацию.
- Ну так если ты курьер, где же тогда твой транспорт? – спросил его инспектор.
- Так в Верхних Водах оставил, возле магазина – Никита махнул рукой в сторону деревни. – Там и скутер мой и посылка в багажнике. Просто у меня аккумулятор сдох, а аварийку вызвать я не смог…там связи вообще нет.
Я вам правду говорю, товарищ лейтенант, поверьте мне…у меня последние два дня вообще голова идет кругом. То старик этот слепой, то покойница живая…
А я ему и говорю, где мол Столыпов этот живет? А он мне – уезжай отсюда скорей!
А я бы и рад уехать, да только как ни крути, из деревни не выбраться. То на озеро попадаешь, то на мельницу…
Лейтенант равнодушно слушал весь этот бред.
— Значит в Верхние Воды приезжал говоришь? Столыпова ищешь?
-Ну да… - пожал плечами Никита.
Как он и предполагал, правда бывает не всегда убедительна!
Хорошо еще, что он промолчал про демона с лесного озера, Лешего, и прочие чудеса, случившиеся с ним. Тогда и до дурки было бы не далеко, резонно подумал он.
- Так может я просто пойду? – Никита с надеждой посмотрел на полицейского, но тот отрицательно покачал головой.
- Так, где ты говоришь, Верхние Воды находятся? – спросил инспектор.
Никита махнул рукой по направлению к деревушке, которая виднелась всего в паре километрах от них. – Там…
- И тебя ничего не смущает, парень? – спросил его лейтенант.
Никита пожал плечами.
- Там, куда ты показываешь, находятся не Верхние Воды.
— Это как…? – запинаясь произнес Никита.
- А так! – ухмыльнулся инспектор. – Эта деревня называется Нижние Воды, а Верхние Воды находятся вон там! – он указал пальцем на поселок, стоящий в нескольких километрах по соседству.
Никите показалось, что земля уходит у него из-под ног.
- Вы в этом точно уверены…? - запинаясь спросил он.
- Точнее не бывает! - засмеялся лейтенант, похлопывая его по плечу – ведь я сам там живу.
Никита был в шоке. Получается, что он по ошибке изначально не туда приехал?
Вместо Верхних Вод оказался в Нижних…Сильно захотелось выругаться, но Никита решил не провоцировать полицейского.
Этот долбаный GPS привел его в самое гиблое место на планете, где он чуть не погиб, став жертвой сумасшедшей утопленницы.
Он едва не сошел с ума, блуждая по лабиринтам Лешего…и все это из-за банальной ошибки навигатора???
Вот так по нелепой случайности и начинаются ядерные войны… - подумал Никита и дал себе слово, что никогда больше в своей жизни не притронется к гаджетам.
- Я по ходу сильно облажался, товарищ лейтенант… - пробормотал он.
Никита понимал, насколько он был близок к смерти и по его спине пробежал холодок. Нужно было срочно убираться подальше от этого места.
- Так зачем тебе понадобился Столыпов? - неожиданно спросил его полицейский.
- Что? … - переспросил Никита, погруженный в свои мыли.
- Говорю, зачем ты Столыпова искал?
- Так я ему посылку вез - ответил он – С Алиэкспресса вроде.
Никита развел руками – Какое теперь это имеет значение?
Инспектор похлопал его по плечу.
- Самое, что ни на есть прямое, сынок! Потому что Столыпов — это я!
Никита обомлел.
- Н.И?
Лейтенант засмеялся. – Так точно! Николай Иванович.
Он протянул Никите свое удостоверение.
- Ну и где же моя посылка?
- Там…у магазина в багажнике лежит. В скутере.
Никита не верил в такие случайности. И словно в подтверждение его догадки, оберег на груди засветился красным светом.
- Давай ка, садись в машину – сказал инспектор – прокатимся до деревни.
Паника резко охватила Никиту. Он в ужасе представил, как Анисия укладывает его на свадебное ложе, совершает с ним акт соития, а после выпивает его кровь…всю, до самой последней капли!
Он испуганно замотал головой. Он сидел на земле, судорожно обхватив колени и отчаянно твердил.
- Нет! Нет…только не в деревню! Я не хочу …
Припадочный какой то, подумал инспектор, открывая дверь машины.
- Хватит чудить! Садись давай, поедем, заберем твой скутер и посылку.
Там, между прочим, смартфон новый с Алика. Я уже две недели жду его.
- Ну хватит придуриваться, садись давай! – инспектор вышел из машины и развел руками.
В чем дело, гражданин Бобров? Препятствуете работе полиции?
Никита продолжал сидеть на земле. Его трясло мелкой дрожью, а на груди пульсировал оберег слепого старика.
- Я не поеду никуда…лучше убейте меня! Или сразу в тюрьму! Я не поеду…
- Да что с тобой такое? – удивился лейтенант и присел рядом с ним.
Его внимание привлек амулет, висящий на груди у Никиты.
- Вещичка какая-то у тебя экстремистская.
Он резко сорвал оберег и теперь внимательно разглядывал его.
- Так…статья 282,4 УК РФ, пропаганда националистической символики.
Инспектор сурово посмотрел на Никиту, который растерянно хлопал глазами.
- Тебя разве в школе не учили, что свастика – это символ нацизма?
Амулет при этом продолжал приглушенно мерцать в его руке.
— Это не свастика! - возмутился Никита. – это Коловрат! Символ древних славян.
- Да, да, конечно… - отмахнулся лейтенант – ты мне еще сказки про Перуна расскажи или про Велеса! Забили себе голову пропагандой, тоже мне язычники!
Смотри! – указал он на амулет – видишь свастику внутри?
— Это символ солнца, которому покровительствует Хорс – попытался возразить Никита.
- Эх, молодежь…- вздохнул лейтенант.
- Запомни сынок, хорс – по-английски лошадь! А это – он указал на амулет – свастика!
Запрещенная символика.
-Я конфискую это до выяснения, а там посмотрим, хорс или не хорс…
И инспектор бросил амулет в карман своей куртки.
- Ни при каких обстоятельствах не снимай с груди оберег! – вспомнились Никите слова слепого старика.
- А вы случайно не родственник Столыпова, жившего когда-то у старой мельницы? – спросил он лейтенанта.
- Может и родственник…бог его знает – ответил тот, садясь в патрульную машину.
- У нас тут в Верхних Водах все друг другу немного родственники.
А если ты спрашиваешь конкретно про мельника, то он мне внучатым прадедом приходится.
Правда, он еще в начале войны погиб во время немецкой оккупации. Местные рассказывали, что его семью фашисты замучили, а самому старику вырезали ножом оба глаза и повесили на мельнице. Короче говоря, темная история!
В голове у Никиты мгновенно сложился весь пазл его злоключения.
- А вы не помните случайно, был ли у мельника какой-нибудь шрам? – дрожащим голосом спросил он.
Инспектор на секунду задумался.
- Если мне не изменяет память, то кажется на левой щеке был шрам.
Да, еще с Гражданской войны. Белоказаки шашкой рубанули. Но дед живучий оказался, старая закалка! Он ведь тогда в кавалерии у Семена Михайловича Будённого служил. Знатный был казак. На фронте и жену себе нашел, еще в Первую мировую.
Так сказать, боевая подруга. Были же времена…
Никита вспомнил фотографии на стене в доме у Анисии и ему все стало понятно.
Да, Козьма Столыпов и его жена Агафья.
-Давай сюда ключи от скутера, чудик! – крикнул ему лейтенант.
- Попозже приедешь ко мне в участок за правами, заодно и скутер свой заберешь.
А я сгоняю за посылкой, пока бомжи ее не утащили.
Никита достал из кармана ключи и бросил их инспектору.
- А ты сиди тут и никуда не уходи – сказал ему лейтенант – я тебе такси вызову.
Езжай домой! Жена небось уже заждалась.
И он, развернув машину понесся в сторону деревни.
Никита смотрел ему вслед и молил бога, чтобы все закончилось хорошо.
Он надеялся, что оберег старца защитит лейтенанта от колдовства и он целым и невредимым вернется из этой проклятой деревни.
До полнолуния оставалось около пяти часов.
Послышался звук тормозов и перед Никитой остановилась белая Лада Приора, из которой высунулась колоритная голова армянской внешности.
Из машины, как мед полилась энергичная кавказская музыка. На душе как-то сразу стало спокойно и тепло.
- Поехали брат! – заулыбался золотыми зубами водитель.
За окном Приоры мелькали деревья, а дорога бесконечной серой лентой убегала вдаль.
Никиту начало клонить в сон.
Он так устал от событий последних дней, что мгновенно вырубился, как только его голова коснулась мягкого подголовника сидения.
Ему приснился красивый сон.
Они с Мариной плыли на белом катамаране прямо в открытое синее море.
По правую руку от них виднелась Ялта и огромный горный массив, каменной стеной опоясывающий город. Ярко светило солнце, а вокруг них весело резвилась стая дельфинов.
- Эй друг! – не отрываясь от дороги спросил таксист.
- По-братски, давай я немного срежу путь? Мы через Нижние Воды на целых 10 минут быстрее доедем. Не волнуйся брат! Жорик Вартанян тебя довезет как родного!
Но Никита его не слышал. Он наслаждался видами Ялты и не торопливо крутил педали катамарана, нежно обнимая за талию свою молодую жену. Перед ними стояла корзина с фруктами и шампанским. Как же он был счастлив, что все наконец то закончилось!
Теперь они в Крыму, в полной безопасности и на целые две недели забудут обо всех проблемах!
Он взглянул на свой безымянный палец, на котором гордо красовалось обручальное кольцо.
-Теперь ты мне жена….
Он повернул голову и потерял дар речи. Вместо Марины на катамаране сидела Анисия. На ней было красивое красное бикини. Она нежно гладила свой округлившийся живот и неспешно крутила педали, увозя их все дальше от берега.
Анисия положила голову ему на плечо и нежно прошептала – Как же я люблю тебя, Никитушка…
Лада Приора резко свернула с федеральной трассы на грунтовую дорогу и на всей скорости помчалась в сторону деревни под названием Нижние Воды.
До полнолуния оставалось 4 часа 32 минуты.
Конец истории.
Если зайдет, тогда напишу продолжение и может быть со счастливым концом...
Как я работал проводником. Байки на железной дороге.
История моя. Картинка стырена с тырнета.
Как и везде, на железной дороге тоже существуют свои байки.
Самые страшные байки, которые довелось мне услышать.
1. Призрак составителя поездов.
Говорят, что встретить его можно только ночью. Бродит он между составами, лишь слышно звук щебня под его ногами.
Встретить его - к не очень приятным событиям в жизни.
2. Кондуктор ищущий покой.
Встретить его можно в парке отстоя.
Те, кто знаю про него, всегда не любили идти на охрану (иногда, два-три раза в месяц, вместо рейса, нас ставили на охрану: топишь вагон, чтобы не образовадись пробки ледяные и чтобы не разворовали ничего).
Поговаривали, что этот кондуктор все ищет девушку, в которую влюбился и никак не уймется его душа. Встретить его в парке отстоя - погаснет топка, вагон замерзнет, а если встретить его в вагоне - к болезни.
3. Обезглавленный путеец.
Встречают его на перегонах. Это призрак путейца, которого сбил поезд и ему отрезало голову. Поговаривают, что после встречи с ним, находили людей мертвыми через несколько дней.
4. Машинист-оборотень.
Пугает людей на станциях, где нет поблизости домов и людей. Стучит в окна, когтями скрежет вагон. Часто бежит наравне с поездом и пытается запрыгнуть в вагон, цепляясь за него когтями и издавая страшный звук. От этого звука можно сойти с ума.
Лично я не верю в них, но послушать было интересно всегда, особенно на охране, когда скучно.
Все это байки, но в каждой байке есть доля байки.
Бог из механизма. Часть 2 «Паралич»
Матвей ненадолго посетил участок, но Стаса с ночного дежурства уже не застал, слишком долго пробыли на месте преступления. Поэтому «отцовский» подзатыльник по лысой голове Стаса пришлось отложить на неопределенный срок.
С долговязого и гнусавого нечего было спрашивать, а вот третьего навестить стоило, поэтому Матвей отправился в больницу, где договорился встретиться с Серегой, как только тот все разузнает. Вот только допросить больного не получилось. Лежит себе недвижимый, щека зашита, сам под капельницей, ни слова сказать не может, даже не мычит, только глазными яблоками в разные стороны водит.
Матвей покинул палату ни с чем, сразу же встретился с врачом.
— Долго он в таком состоянии пробудет? — спросил лейтенант.
— Не могу сказать вам точно, состояние необычное, мы еще даже не выяснили причину этого паралича, чтобы давать какие-то прогнозы, — пожал плечами врач.
Вскоре к ним присоединился Серега. Матвей поблагодарил врача, и вместе с сержантом они ушли из больницы, устроившись в его серой приоре.
— Нихрена я от него не добился. Ничего сказать не может, вот и думай теперь. Впервые у меня такое, вот он, свидетель, живой и почти невредимый, а допросить его не можешь, даже силой, — сокрушался Матвей.
— Да уж, интересный случай, — подтвердил Серега.
— А у тебя чего?
— Тоже не густо. Жильцов домов вокруг кооператива опросили, чьих отпрысков дома не было, тоже поспрашивали. В общем, никто ничего не видел и не слышал, — пожал плечами Серега.
Матвея словно молния поразила, когда он это услышал. Он медленно повернул голову к Сереге, уставившись на него.
— Чего?
— Пиздец… вот чего! Дуй в отдел, лейтенанту этому… Кравченко все передай, а я на один адрес съезжу, — сказал Матвей.
— Что, думаешь, она? — с опаской спросил Серега.
— Ничего я не думаю! Просто… проверю.
Серега кивнул, вышел из машины, а Матвей завел двигатель и отправился в дорогу.
***
Когда в дверь позвонили, женщина наливала чай из только вскипевшего чайника. Она поставила чайник на плиту и поспешила к двери. Посмотрела в глазок, по ее лицу скользнула улыбка, и она открыла. На пороге стоял Матвей, взгляд у него был озадаченный.
Она сразу поприветствовала лейтенанта, пригласила к чаю, и Матвей не отказался. Он проходил мимо зала на кухню и мельком заметил за стеклом в серванте четырех плюшевых медвежат со сшитыми ручками. Она сразу налила вторую кружку чая, выложила на стол пачку печенья и сушек. Поговорили, выпили чай, и Матвей решил перейти к делу.
— Мария Викторовна, я, конечно, рад был повидаться, но я еще и по делу пришел, — начал Матвей. Женщина посмотрела на него с легким удивлением.
— Да? Что такое, Матвей?
— В общем, вчера около полуночи где-то, в соседнем дворе недалеко от меня троих… — Матвей кашлянул в кулак, неловко пожевал губами, — двое погибли при неизвестных обстоятельствах, третий парализован, в больнице лежит. Свидетелей нет, хотя кооператив под окнами у одного дома практически. Скажите…
— Вы что думаете…? — начала Мария Викторовна, но Матвей ее перебил.
— Просто скажите, Полина может, ну, уходить ночами без вашего ведома?
— Что вы? Ни в коем случае! — отрезала женщина, — моя Полина отдыхает сейчас, с подругами! Да и не может она так далеко. Она до соседнего дома то не доберется в случае чего, если игрушки тут будут!
Матвей задумался и вперил взгляд в пустую кружку, разглядывая плавающие черные точки на дне от заварки.
— Может, вы замечали, что они меняют положение, например? Поверьте, я не обвиняю вас, просто надо проверить все версии. И что значит — отдыхает?
— Нет, Полина никуда не ходит, только с подругами играет, ей ничего такого не нужно. Когда я пыль протираю на полке, всегда кладу медвежат на то же место. Нет, ну бывало, конечно, — вздохнула Мария, а Матвей напрягся, — Настя тут в подъезд выходила, там компания шумная была, так она их спугнуть только успела, но Полина ее сразу вернула обратно, она их в ежовых рукавицах держит.
— Ладно, спасибо вам, Мария Викторовна. Мне пора идти, — Матвей встал из-за стола, женщина сделала то же самое. Он вышел из кухни, посмотрел на сервант и спросил, — можно?
— Конечно, — без раздумий ответила Мария.
Матвей подошел к серванту, посмотрел через стекло на медвежат. Он смотрел долго, оглядывал каждого медвежонка по очереди, но потом до него дошла одна простая вещь.
Крестик…
Он был привычно холоден.
Матвей покивал собственным мыслям, и сказал.
— Рад был повидаться, Полина.
Он попрощался с Марией Викторовной и покинул квартиру. Он еще долго сидел в машине и думал. Мыслей было много, и все они в голове смешались в кашу, никаких зацепок и наводок, ни-че-го. Внезапный звонок вывел его из ступора, звонил Стас.
«Але, ну, чего там такое? У нас весь отдел на ушах, нарыл чего?»
— Ты че не спишь то, придурок? — хмыкнул Матвей.
«Да ни че, Кравченко звонил щас, попросил на еще одно дежурство заступить, заебал уже. Ты почему-то всегда людей находил, никого не трогал» — высказался недовольный Стас.
Организационные вопросы — они такие, Стасик. Не каждый может.
— Нихера я не нарыл, голяк полный. Два трупа, третий парализован, да так что не спросить ничего с него.
«Парализован? Че, прям, как те дети?» — спросил Стас, а Матвей округлил глаза и хлопнул себя по лбу ладонью.
— Блять, точно! Дети! Стас, ты адреса и телефоны записывал тех, кто обращался по этому поводу?
«Ну, я тебе их все на почту сбросил, думал, ты посмотрел уже»
— Все, понял. Подзатыльник все равно свой получишь, — хмыкнул Матвей, заведя двигатель.
«Э, за что?»
— За беленькую или полторашку гуся, а лучше за каждое отдельный, — ухмыльнулся лейтенант, сбросил вызов и открыл в браузере почту.
***
Теперь путь Матвея лежал в детское отделение больницы, по пути в которое он созвонился с последними обратившимися в полицию родителями. Он нашел врача, курирующего нужную палату, и вместе с ним прошел по коридорам.
— Лейтенант Добров Матвей, — у палаты он показал удостоверение отцу и безутешной матери, — пройдем в палату?
— Да, конечно, — пустым голосом сказал мужчина, и они прошли в помещение.
Все койки в палате были заняты, но Матвей с врачом, а так же родители прошли к девочке у окна. Матвей снова почувствовал тепло от крестика, только приблизившись к ребенку.
Матвей осмотрел ее, вся бледная и явно исхудавшая, волосы иссушены, а глаза закрыты.
— Когда вы ее обнаружили такой? — спросил Матвей.
— В четверг утром, — сказал отец, — они на рынок собирались с утра, я их отвезти должен был, а она… не шевелится, только глаза.
Он отвернулся, а мать девочки тихо заплакала. Матвей сжал губы, снова осмотрел девочку.
— Почему она такая худая?
На этот вопрос лейтенанта ответил уже врач.
— Она поступила к нам нормальной комплекции, за эти четыре дня она сбросила почти пятнадцать килограмм, товарищ лейтенант.
— На минутку, — Матвей отошел к двери палаты, и врач вместе с ним, после чего он шепотом спросил, — что это за болезнь, и долго ей осталось?
— Мы за две недели так и не определили природу этого паралича, стандартная методика не приносит никакого результата. Известно лишь то, что дети, не смотря на стимуляторы и капельницы, как бы вам сказать… высыхают. А этой Алисе осталось чуть меньше недели.
— Первый пациент где?
— Уж похоронили, да и не с нашего округа был мальчишка, — пожал плечами врач, — и десяти дней не прожил, насколько мне известно.
— Не с вашего округа? — Матвей округлил глаза, — а с какого? С Ленинского? Центрального? С левого берега?
— С Центрального, только там мест уже нет, — врач мотнул головой, — да и у нас тоже скоро не будет.
Матвей осмотрел палату, все койки в ней были заняты парализованными детьми. Он почувствовал, как на лбу проступила испарина. Это же, сколько детей может погибнуть?
— Вы же понимаете, что как только мест в городе останется критически мало, у нас объявят ЧП, товарищ лейтенант. А мы уверено приближаемся к этим показателям. Еще неделя… и все. А там, если Москва нами займется — хорошего можно не ждать.
— Понимаю, — отрезал Матвей, — через какой промежуток они поступают?
— Обычно паралич детей настигает ночью, а утром родители либо вызывают скорую помощь, либо сами везут ребенка в больницу. Как правило, за последние две недели семь-восемь детей в сутки. Только сегодня было меньше, всего троих привезли.
Матвей задумался над последними словами доктора. Подошел к отцу Алисы и позвал на разговор вне стен палаты.
— Павел, верно? — на этот вопрос мужчина кивнул, — в общем, у меня есть нестандартный вопрос, так скажем. Скажите, вы в последнее время, ну, до трагедии ничего странного не замечали?
— В смысле? — не понял Павел.
— В прямом. Может шорохи, какие в квартире слышали? Или еще что?
— Никаких шорохов я не слышал, вы меня за ненормального держите? — спросил Павел.
— Ваша жена подала заявление в полицию…
— Дура она! — перебил лейтенанта мужчина, — эпидемия в городе, а она в полицию бежит! Обычно, вы в таких случаях посылаете, а тут взяться решили, ну надо же! Послушайте!
Матвей взял за грудки Павла и ошеломленного прижал к стене.
— Нет, это ты послушай. В городе нихера не эпидемия. Детей косит не болезнь. Врачи даже природу паралича определить не могут, а это уже пахнет диверсией, а значит, это дело полиции, понял?
Мужчина быстро покивал.
— Вот и молодец. А теперь говори, че странного видел перед параличом дочери?
— Да ничего! Не было ничего!
Матвей отстранился, отпустил Павла и тихо выругался, но не сдался.
— Может, ребенок на что жаловался!?
Матвей посмотрел на Павла, тот замялся.
— Чего?
— В ночь на четверг, Алиса кричала ночью, как спать уложили, — сглотнул Павел.
— Ну?
— Ну, мы с женой прибежали сразу, Алиска плачет, говорит, в шкафу что-то есть. Я, чтобы успокоить ее, весь шкаф перерыл, конечно, там никого не было! Ну, успокоил ее, да мы с женой дальше спать пошли, вот и все. А на утро… сами знаете.
— До этого она часто жаловалась на нечто в шкафу? — поинтересовался Матвей.
— Ни разу, она спокойным ребенком всегда была, — Павел опустил голову.
Матвей покивал собственным мыслям, обратился к Павлу.
— Спасибо за информацию, больше не смею задерживать.
До вечера Матвей подрядил Серегу и вдвоем они объехали больше двадцати адресов каждый, у кого дети попали в больницу с параличом. Практически ничего нового Матвей не узнал, за исключением того, что не все дети кричали, предупреждая о возможной опасности. Кто-то сносил это молча, но на утро была все равно одна картина. Паралич-больница-иссушение.
Домой Матвей вернулся поздно и даже не успел зайти в магнит, от чего настроение у него было не на высшем уровне. По такому случаю он не ночевал у Даши, а приехал на свою квартиру. Поужинал по пути домой, а посему сразу завалился спать, но перед этим позвонил Даше, объяснил, что сегодня снова не приедет. Даша бы могла выказать недовольство, но понимала, что работа у Матвея тяжелая, поэтому только пожелала ему спокойной ночи.
— И тебе спокойной ночи, — улыбнулся Матвей, сбросил вызов и сразу отложил телефон, закрыв глаза.
От усталости он уснул через считанные минуты. Сон обещал быть долгим и крепким, если бы не одно НО…
Сначала сквозь сон он чувствовал приятное, теплое пятно, которое разрасталось у него в районе груди, от чего и спалось крепче и слаще. Но потом это пятно начало сужаться, от чего тепло концентрировалось в более малой площади, постепенно превращаясь в жар. Когда возившегося на диване Матвея одолевал уже дискомфорт, сквозь сон он услышал резкий выкрик.
«Проснись!»
И Матвей подорвался на диване, чувствуя почти нестерпимый жар в области груди. До него не сразу дошло, что это крестик так нагрелся. Он встряхнул головой, посмотрел в сторону коридора, и сердце, не смотря на жар от крестика — заледенело.
Из недр темного коридора к нему выходил крупный силуэт. Вся его кожа была синюшная, огромное туловище и абсолютно лысая голова с провалами черных глаз. Ноги у него были небольшие, но довольно крепкие.
— Матве-е-ей! — заклокотало существо, выходящее к нему в зал, — я искал тебя-я!
Матвей вскочил с дивана, чувствуя уже обжигающий жар от крестика, и отбежал к балконной двери.
— Ты кто, сука!? — вспылил он.
— Это не важно, — утробно хохотнуло оно, — посмотри мне в глаза-а-а!
Матвей попытался несколько раз посмотреть в глаза этому существу, но не смог. Взгляд словно насильно отводило в сторону, на лоб, уши или же подбородок со щеками, но не в глаза. А при очередной попытке крестик на груди Матвея нагревался все сильнее.
— Смотри в ГЛАЗА! — прорычало существо.
Матвей прекратил эти попытки, и стало немного легче, только крестик на груди не переставал прижигать кожу.
— Хер тебе, урод, — выпалил лейтенант, — давай, сам подойди!
Ракшас озлобленно зарычал, начал попытки кидаться на Матвея, но все попытки заканчивались лишь угрожающими рывками демона. По какой-то причине он не приближался к лейтенанту.
Боль была нестерпимой, крестик, касаясь тела, оставлял ожоги, но Матвей не сдавался, хотя желание сорвать гребаный атрибут было.
— Ну, че ты? Давай, нападай, — оскалился Матвей, смотря на синюшного демона, что так и не рисковал приближаться, держа расстояние.
Ракшас злобно рычал, громко скалился и переминался на месте, грозясь вот-вот прыгнуть, и Матвей понял, почему тот не контактирует.
— Да ты блядский призрак, — хмыкнул он и вспомнил одну вещь. Призраки… они ведь не уходят далеко от предметов, к которым привязаны. А значит…
Матвей повернулся к окну, увидев во дворе силуэт.
— Сука… — оскалился Матвей, переглядываясь между силуэтом на улице и призраком, что преграждал ему путь на выход.
Собравшись с духом, Матвей просто пошел в сторону коридора. Ракшас еще более озверело рычал и скалился. Крестик на груди прижигал еще сильнее. Но, когда Матвей проходил мимо, то он отходил, не решался приблизиться. Обувшись, лейтенант сорвался с места, сбежал по лестнице и припустил за фигурой, которая как по наитию покинула двор до его выхода из подъезда. Он побежал за беглецом, но нагнать его так и не сумел.
Бросив затею с погоней, Матвей вернулся домой, хоть возвращаться и было страшно, захватил свой телефон и набрал Дашу. После нескольких длинных гудков трубку взяли.
«М-м-м… Матвей, ты чего не спишь?»
— Да нихрена! Сейчас приду, выпить есть чего?
«Д-да, есть, приходи. А что случилось?» — голос Даши стал встревоженный.
— Скоро буду, — отрезал Матвей, сбросил вызов и поспешил покинуть квартиру.
Он ушел со двора, и к его подъезду вскоре подошла темная фигура…
Пройдя мимо домофона, парень снял с себя плотный капюшон, осмотрелся и тихо спросил.
— Где он?
«Иди по следу-у!» — услышал он в голове голос демона.
Закатав рукав, Дима посмотрел на часы. Стрелки, до этого показывающие время взбесились, и начали с бешеной скоростью вращаться в разные стороны. Но по итогу все три стрелки замерли в одном месте, указывая направление. Посмотрев в ту сторону, Дима послушно пошел туда, куда указал ему Ракшас.
Он миновал несколько дворов, покорно следуя по направлению стрелок часов, которые периодически судорожно дергались. Следуя по своеобразному навигатору, Дима в итоге уперся в подъездную дверь пятиэтажного дома. Осмотревшись вокруг, он спросил.
— Ты пойдешь?
«Нет, у него есть оберег, я не могу к нему подобраться! Мне нужно было узнать адрес. Уходим, мне нужна еда-а!» — протянул Ракшас последнее слово.
Снова осмотревшись во дворе, Дима ушел восвояси.
***
Переполошив Дашу своим внезапным приходом и нервным поведением, Матвей сидел на кухне в одних штанах, а девушка обрабатывала свежий ожог на его груди, который в точности копировал форму крестика. За это время Матвей выпил уже несколько рюмок водки, и дрожащей рукой налил очередную стопку, подумывая о том, что руки как у алкаша трясутся. Да уж, и хрен его знает, что в таком случае лучше. Крестик так и продолжал болтаться на его груди, Матвей не снимал его вопреки просьбам Даши.
— Может, выбросишь его уже? Я так и знала, что нет ничего хорошего, вещи покойников носить, — возмущалась Даша, заканчивая обрабатывать ожог.
— Он меня спас, — отрезал Матвей. На вопросительный взгляд Даши он опрокинул стопку, поморщившись, и указал ей на место за столом.
Матвей поведал обо всем, что знает сам. О случаях массового паралича у детей и о том, кто за этим, скорее всего, стоит. Про историю с Полиной девушка была в курсе, но реальное восприятие паранормального держала на расстоянии от себя, предпочитала считать, что это где-то там. Но так вышло, что рядом с Матвеем это «где-то там» медленно, но верно превращалось в «где-то здесь».
Под конец рассказа Даша была уже не на шутку встревожена и напугана в первую очередь за Матвея.
— И ведь если с Полиной все было ясно, что ей нужны были эти четыре ебанашки, которые ее убили, то с этим… — Матвей пожал плечами, — я хрен знает, что ему надо. И какого беса он прицепился ко мне!
Он не стал озвучивать свою догадку о том, что эта неизбежная встреча должна была случиться еще вчера, но вот трое обалдуев, которых он шугнул со двора, могли вполне себе быть помехой для прямого нападения.
Матвей пил до тех пор, пока рассудок не застелил плотный, алкогольный туман. То и дело в голове прокручивались воспоминания о появлении этого монстра. Его голова, похожая на огромное, куриное яйцо, его мускулистый торс и руки, клыкастая, внушительных размеров пасть и синюшное тело, как из мультика Лило и Стич, только ушей-лопухов еще не хватает. А еще глаза, эти черные провалы, в которые Матвей так и не смог заглянуть. Неведомая сила отводила его взгляд от очей смерть несущих, как ему сейчас казалось. Была мысль, что загляни он в эти глаза, и остался бы он сейчас в своей квартире парализованный. Да, были уже мысли, что стало виной массового паралича детей в городе. Разобраться бы еще, почему именно дети?
Сейчас Матвей даже посмеивался про себя, и как он не струхнул прямо там, когда пришел этот демон? Наверное, появление в его квартире мертвецов стало чем-то обыденным, привычным, пусть и было лишь дважды, включая сегодняшний день.
— Ну-у, все, — Даша погладила его по плечу, когда Матвей бесхозно опустил голову, — пойдем спать.
Так и отвела девушка Матвея в комнату, где он без сил свалился на кровать и практически сразу же уснул богатырским сном. Утро обещало быть веселым…
Ягинша
Я вошёл в хату. Кривую, покосившуюся от времени, с прогнившими балками и проросшим мхом. Снаружи хата напоминала гору, что скрылась за растительностью густого, древнего леса. Только треснутые брёвна дуба выдавали в ней чьё-то жильё, пусть, казалось давно забытое и покинутое. Я сжал кулаки и сделал шаг вперёд, навстречу неведомому. Диковинный страх осязал меня, заставляя пальцы сжиматься до посинения. И хотел я было креститься, по всей нашей вере, и за защитою отца нашего, Господа. Да только перед глазами появилась покойница. И руки мои словно связала кнутом, не давая перстам совершить движение.
Она лежала в дальнем углу. С темно-синими пятнами, покрывающими обвисшую, посеревшую, местами истлевшую, кожу. С седыми волосами, вьющимися клочьями. Её равнодушное лицо, чуть приподнятые уголки губ, напоминающие блаженную улыбку, оставались неподвижными. Глаза были прикрыты тяжелыми, грузными от старости лет, веками. Под головой покойницы лежала подушка, набитая сухой листвой берёзовых веников. Тело покрывала пожелтевшая, старая рубаха. Внутри хата была пуста. Кроме давно не беленной печи, колченогой лавки - лежанки, хромых стола и стула ничего не было. Казалось, полумрак поселился здесь вместе с прелым, тяжелым воздухом. Я хотел было уже выйти наружу, свернуть с перекрестка дорог, да кинуться со всех ног обратно, в нашу деревеньку. Совесть не позволила. Сердце защемило, только лишь маленькое личико Васьки вспомнил. И тогда я к самой покойнице подошел, да сделал, что велено было бабкой моей. «Не встретишь ты рассвета, да не умоешься талой водой. Никто сам с тобой пойти не захочет и в последний путь не сопроводит». Я поставил рядом кувшин с водой, наготовил тряпок для омовения, что принес с собой. Первые лучи солнца прорвались сквозь густые ветви дубов, через дырявую крышу, падая на обезображенное лицо покойницы. Намочив тряпку, преодолевая подступивший комок к горлу, я принялся за омовение. Сначала осторожно протёр лицо, стараясь пальцами не прикасаться к истлевшей коже. Спустился к морщинистой шее. Настал черёд серых рук, почерневших, высохших пальцев, с длинными, толстыми ногтями. Я спустился ниже, к ногам. И тут меня заколотило что есть мочи. Руки ополоснула зябь, перекидываясь на мелкую дрожь. И я чуть было не перевернул кувшин с талой водой, да еле смог его поймать. Вместо правой ноги у покойницы был уродливый костный нарост, покрытый остатками истлевшей плоти, что висела на лохмотьях сухих, пожухлых мышц. Превозмогая тошноту, я брезгливо омыл и то, что раньше было ногой. И как только кончики пальцев на второй, хоть и не совсем целёхонькой от времени, ноге были омыты, веки покойницы дрогнули и медленно поднялись. Её лицо исказилось в гримасе отвращения и злобы. Она подскочила, неестественно быстро, перевернув кувшин с водой на прогнившие доски пола. Там, лежа на своей тахте, она казалась лишь холодной и мертвой частью своего затхлого склепа. Теперь же от неё исходила мощь и нечеловеческая сила. Она стояла во весь рост, опираясь головой чуть ли не о сам потолок избы. Казалось, старуха мгновенно увеличилась в своих размерах, став выше и шире. Покойница медленно открыла рот, усеянный пеньками гнилых зубов. Она издала хриплый вой, а из её рта столбом вылетела густая струя вековой пыли. Она протянула руку и в ней оказалась ступа, всё это время стоявшая где-то в тёмном углу. Её сухенькая, хилая рука наполнилась жизнью.
Покойница за секунды набиралась силы. Больше она не походила на неживую. Теперь уже передо мной стояло существо, только внешне напоминающее старуху, от которого исходила природная мощь невиданной силы и вековая мудрость пережитых жизней. Затем, она открыла рот и низким, сиплым голосом произнесла:
– Слышу запах я знакомый. Коли мёртвый? Коли испеченный?
– Вы, бабушка, ошибаетесь. Я с Вами не знаком. Но вот пришёл к Вам по делу. И даров принёс! –
Я принялся осыпать её всем тем, что успел набрать в своей деревеньке. Молоко, пироги, яблоки, мёд, ткани. Не жалел никаких гостинцев и выкладывал всё у её ног. Она лишь брезгливо перешагнула мои дары, да подошла ко мне ближе, пошаркивая своей костяной ногой. Её ноздри расширились, принюхиваясь ко мне.
– Ночь ушла, глотая звезды. Луч упал на тени, сосны. Ты омыл старуху талой. Вытащил из сна… поганый! Что желаешь ты, ответь? Хочешь сгинуть? Помереть? А коль ты пришел проситься, должен ты сперва напиться. Сядь за стол, отведай яств. А потом узнай наказ.
Старуха стукнула своей ступой по полу, щепки полетели в стороны. Стол, стоявший совершенно пустым, преобразился. На нём стояли шикарные блюда с самыми разными яствами. Хромой стол ломился от горячих, ароматных блинов. Золотые тарелки усеялись красными, спелыми яблочками. Доверху, до самого потолка, казалось, выложены были пироги с капустой и творогом. Вино уже было разлито по стаканам. Она усадила меня за стол, и я принялся почивать. Но красота блюд оказалась совсем ложной. Вино было кислым, пироги сухими. Яблоки оказались червивыми, а блины с земляным привкусом. Старуха стояла позади, чуть склонившись смотрела на меня. Не подавая виду, из боязни обидеть хозяйку, я продолжал почивать. Она всё подкладывала в мою тарелку блюда, пропахнувшие землей, а я всё ел и ел. Наконец, когда почивать было больше нечем, старуха отошла в сторону.
– Коль наелся, не обидел, а уважил мой обитель, так и быть тебя прощу. И с дарами отпущу. Если хочешь быть богат, дай мизинец и будь лад. Если хочешь ты жену, я годами заберу. Коли хочется здоровья, – кур для лис моих застолье…
И казалось, старуха могла ещё долго перечислять свои дары, да посмел я всё же вмешаться в её долгие предложения.
– Бабушка, миленькая, мне совсем не надо ни жены, ни богатств. Жена есть. Любима мной и другой такой не сыскать. И богатств нам не надо. От золота люди гаснут и млеют. Но со здоровьем ты не ошиблась. Но не для меня, миленькая бабушка. Для сына моего, для Васеньки. Родился он слабым, болезненным. С каждым днём чахнет, сохнет. Злой дух его крутит - вертит, погубить хочет. С собою под землю заволочь. Не переживет он зимы. Три дня я думал, а жена молилась. Заговоры заговаривали, молоком отпаивали. А он и вовсе есть перестал. И тогда бабка моя меня к Вам и отправила. Сказала только у Вас спасения теперь и искать. Что нужно вынести ради Васьки моего – всё вынесу! Любые испытания пройти, ничего не страшно. Только сына моего спасите. Готов и мизинец, и кур. И годы отдать готов. Берите.
Старуха глядела кротким прищуром. Она обошла меня со всех сторон, так же ковыляя, оставляя скрежет своей костяной ногой. Ноздри её плясали, то и дело расширяясь и сужаясь. Воздух становился всё гуще и мне, казалось, уже вовсе невыносимым было находиться там, в избе. Она разбивала воздух своей ступой, махая ей и бормоча что-то низким, нечеловеческим голосом. Наконец, на деревянных половицах, давно уже поросших мхом, бисером с потолка осыпалась кроваво-красная костяника. И в тот же час полезли из неё черви, да жуки. Старуха опустила ступу, присела на свой стул и с будто бы сожалением оглядела меня. Она снова поднялась, подошла ближе и протянула свою бледную, но могучую руку.
– Где-то глухо, где-то звонко. Где-то худо, где-то полно. Что-то лживо, что-то гордо, что-то живо, что-то мёртво… Где-то день, а где-то ночь. Где-то сын, а где-то дочь. Что за жизнь готов отдать? Жизнь за жизнь могу я взять.
Я потянул свою руку в ответ и прикоснулся к её холодной, серой, жилистой руке. Вторая рука, державшая ступу, была человечнее. Эта же, взявшая меня, снова напомнила мне, что старуха никто иной как мертвец. Она повела меня за собой, и я, неропщущий, со всей только тоской, что может быть у отца и мужа, никогда более не повидавших своих любимых, пошёл за ней. Мы шли по густому туману сквозь лишайники, старые пни, сквозь прогнившие дуплистые дубы и мохнатые кожистые кроны. Мы шли дальше, всё отдаляясь от избы, в самую глубь, чащу леса. Впереди был длинный, дощатый мост. Под ним была лишь чернота, бесконечно глубокая и холодная. Мы переправлялись через него.
Под ногами шла истоптанная тропа, усеянная разнообразными следами. Вот след лисицы, ведущий куда-то вдаль, следы коней, волчьи следы. Но более всего следов было человеческих. И что меня напугало, поразило мою душу печалью… Увидел я следы маленьких, детских ножек. Старуха вела меня молча, и мы продолжали наш путь. Она ступала уверенными, хоть и осторожными шагами. И рука её всё теплела, пока я не заметил, как передо мной уже шла не старуха, а молодая и прекрасная женщина. Серебро её волос стало густым каштаном, а морщинистые руки обернулись молодой и белой кожей. Былая кость вместо ноги приобрела плоть. Тело её покрывала теперь уже не пожелтевшая рубаха, а платье зеленого леса с золотым отливом. Она повернулась оглядеться на меня, мое лицо, и я залюбовался её красотой. Какой живой она стала. И маленькие светлячки – фонарики всё кружили над нами, маня всё дальше и дальше, вперёд по тропе. Я держал руку молодой женщины и чувствовал её величие и силу. И каждый наш шаг мне давался всё тяжелее, когда казалось, ей наоборот, шаги давались невесомее и скорее. Маленькие огоньки всё плыли за нами, минуя черные как ночь озера, гладкие опушки, острые хребты лесов, сквозь которые прорывалась тропа. Я видел тени существ, что никогда ранее не встречал. Чёрные, рогатые, величественные, малые. Столько дива разношерстного повидал, что любой человек в здравом уме назовет мороком или лихом. Но огоньки, не боясь, следовали за нами. И наконец, я решился обратиться к той, что вела меня за собой.
– Что за огоньки дивные нас догоняют, всё следую по пятам?
– Духи бессмертные, пра и отцы. С Нави глядят на глухие дубы. Ждут череда возвратиться к вам вновь. Плоть обрести. Обрести хотят кровь.
Один из них, новенький, все следовал за нами, то и дело летая вокруг, кружа надо мной. Я почувствовал, как легко мне рядом с ним, как силы наполняют моё тело. Я знал, этот огонек – дух мамы. Мучаясь родами, она слегла в сыру землю давным-давно и я её никогда не видал. Хотелось мне было остановиться, оглядеть своих предков, выразить им благодать от всего своего рода, попросив защиты и помощи. Но та, что вела меня, не давала, сжимая руку сильнее. Она лишь кратко произнесла:
– Остановка в Нави смерть. В третьем мире нет потех. Ты живой еще, учти. Дух бесплотен. Плотен ты.
И в момент мне стало горько, что предки, родичи мои, на меня смотрят, а я не могу их уважить, поклониться. Но посветлело на душе, ведь я еще среди них не был. И тело мое, что плохо слушалось здесь, всё еще было при мне. Не стал я бесплотными духом, огоньком, ярким светом. Не бродил по Нави, в ожидании воплощения. А только шёл по тропе, доверяясь то ли старухе, то ли молодой женщине.
Сколько мы шли – мне неведомо. Позже, вернувшись домой, моя жена расскажет, что отсутствовал я семь дней. Но наши скитания не измерялись временем. Кому-то могло показаться, что мы шли час. А кому-то, что и вовсе – год. Время в Нави шло иначе, хоть и несомненно, оно было связано и с нашей Явью. Мы всё шли, пока не наткнулись на густой туман. Тот самый туман, что привёл нас в мир морока и забвения. Войдя в него, мы вернулись обратно, в ту глухую избу, стоявшую на перекрестке двух дорог. Теперь уже и она преобразилась вместе со своей хозяйкой. Вместо мха, проросшего по всему полу, трухлявых досок, сырости и пыли, изба наполнилась теплом и уютом. Печь, затопленная камышом, тихонько потрескивала. Вся комната, усеянная свечами, заливалась янтарным светом. На столе стоял кувшин с молоком, а рядом, россыпью лежала кроваво-красная костяника. Молодая женщина снова взяла меня за руку, а затем наказала, стукнув ступой:
– Солнце скроется тот час, в полночь выполни наказ. Возвращайся в деревеньку, сына вынь из колыбельки. Принеси дитя ты мне, да не говори жене. Если спросит – ты молчи. И про Навь не говори. Коль ослушаешься наказ, то язык отсохнет в раз. Тайны ты теперь хранитель, да своего дитя спаситель. Жаль судьбою обделенный… Ну беги, беги холеный! Новость будет. Ты держись. Все равно поторопись.
И я помчался сквозь густой лес, цепляясь за лишайники. Вдоль дубов и елей, речушек и степи. Когда вернулся, постучался в хату, жена никак не верила тому, что представилось её глазам. Серебро покрывало мою голову, пробиваясь сединой через чернявые волосы. По коже рассыпались борозды и складки, а взгляд выдавал во мне усталого старика. Жена плакала и кричала, то и делая ругая, а затем жалея. Она прижалась своей щекой к моей груди и изложила, что не было меня всего семь дней. И что за семь дней произошло горе. Поведала о том, как сердце бабки не выдержало моего ухода. Как слегла она, а на третий день схоронили её в сырой земле. Как просила она прощение за то, что отправила меня в «морок». Как на отрез отказалась отвечать, что за такой «морок» и где он находится. И тогда вспомнил я о огоньке, что появился из ниоткуда. Вспомнил как он летал ближе всех, словно не желая расставаться. И как почудилось мне, что это была мать. Горе тронуло сердце, хоть и стыд не давал мне отгоревать. Хотелось мне самому теперь слечь, как немощному старику, что больше не в силах ничего сотворить, кроме как помереть. Да только наказ старухи, что обратилась в сладкоголосую красу, я не забывал. И все расспросы жены пресёк на корню. Велел ей ни о чем таком не спрашивать, да помалкивать и спать лечь, если она хочет нашему Ваське жизнь спасти. На том мы с ней и сошлись.
Когда пришло время, из колыбельки я достал маленький комок, что не в силах был вскрикнуть. Лишь тихое, редкое попискивание выдавало в нём что-то живое. Васька таял на глазах. Ещё перед моим уходом он казался здоровее и крепче. Теперь его бледно – прозрачная кожа покрывала худое, костлявое тельце. Сын не ел уже два дня. Он умирал у меня на руках. Я спешно обмотал его лисьим воротом и ветром помчался к той, что была покойницей и старухой. К той, что оборачивалась молодой женщиной в лесных одеяниях. К той, что могла ходить по мирам сквозь туман. К великой, могучей. К той, что обещала спасти, забрав жизнь за жизнь…
Я, с сыном на руках, перешагнул порог избы. И сразу мне стало легко. Где-то в душе поселился покой и вера, что всё теперь для нас закончится благополучно. Та, что меняла облик, топила печь, подбрасывая в неё толстые ветви сухого камыша. Она заваривала ароматные травы, шепча и заговаривая варево. В хате стоял запах шалфея и клюквы. Имя её теперь не вспоминалось в деревенской болтовне, давно оно было забыто. И я, к своему стыду, его не знал. Не уважил покойницу, не обратился по имени. И тогда сама она развернулась ко мне, ломая камыш через колено, будто бы услышав мои думы, ответила мне:
– Волхвов заклинают, крутят, обжигают. Камнями кидают, ворожеи мрут. От людского рода увела дорога, и дорожку эту надо похоронить. Имя мое грозно, недругам несносно. Я Ягинша – княже. Мира там и тут. И стою я гордо, меж миров покорно. Я хозяйка леса, страж в Калинов мост.
С этими словами Ягинша достала лопату и аккуратно взяла с моих рук Ваську. Он скорчился, не в силах издать и звука. Она капнула ему на губы отвар из трав и спешно отправила на лопату, а затем сунула прямо в печь. Васька закричал. Ягинша гремела и выла, обращаясь к «сухотке», но ни одно слово я так и не смог уловить. Из печи лезла чернь. Она яростным ветром билась о стены, не находя себе выхода, пока старуха, обращенная в деву, сама её не проглотила. Наконец, Ягинша вынула Ваську из печи. Он порозовел и увеличился в размерах, хоть и оставался еще слабым и хилым. Ягинша же наоборот, осунулась и прибавила в годах. Она повторила обряд ещё раз, а затем ещё. И каждый раз эта чернь всё лезла и лезла, а затем проглатывалась Ягиншей. На третий раз, вынув Ваську, я увидел упитанное и крепкое дитя. Он звонко плакал, а дряхлая, снова походившая на мертвеца, Ягинша, капала ему на губы своего отвара. Я взял сына на руки, любуясь крепким дитём. С радости, я готов был отдать всё старухе, да вспомнил договор.
– Жизнь за жизнь. Позволь, Ягинша, мне только сына обратно домой вернуть. Я сразу же вернусь.
Старуха, с дряблой, провисшей кожей под глазами, устало взглянула на меня. Она словно отряхнулась от сего мира, встала в полный, могучий свой рост и взяла ступу в омертвевшие, длинные черные пальцы. Она медленно двигалась к своей тахте, в то время как янтарный свет в её избе покидал это место. Он растворялся в воздухе, вместе с той жизнью, что была тут какое-то время и воздух снова наполнился тяжестью и смертью.
– Жизнь за жизнь. Уплачен долг… Лет твоих мне хватит в прок. Жизнь же отдана была. Матерь сына-ж сберегла. И тебя спекли, родной. В детстве был ты озорной. И сухотка прицепилась, мать тогда в труху разбилась... и ко мне явилась в ночь. «Помоги, мол, смерть отсрочь». Я годами прибрала. И тебе, родной, дала. Матерь бабкой кликал ты… а теперь всё, уходи. И дорог назад не жди. Я уйду обратно, в сон. Хватит помощи на том.
И в тот же миг, вместе с её словами, изба растворилась в густом, кожистом лесу. И я, с сыном на руках, оказался в чаще черного леса, на перекрестке двух дорог. Вместо той избы, скрытой за мхом и корой широких дубов, лежала лишь кроваво-красная костяника. Лунный свет освещал тропинку, усеянную алыми ягодами. И впереди нас летел маленький яркий фонарик. Светлячок. Мы шли домой.
*Автор: https://vk.com/spec.olga