Недавно один наш читатель рассказал о мальчике, который не слышал ни одной сказки Пушкина. Его мама выбросила все книги Александра Сергеевича после того, как узнала про его скабрёзные эпиграммы и кощунственную поэму «Гавриилиада».
Над принципиальной мамой можно посмеяться, конечно. Но мы не будем. Лучше расскажем вот какую историю…
В 1826 году во время посещения Святогорского монастыря Пушкин увидел открытую Библию и машинально прочёл страницу, на которой она открыта. Это была Книга пророка Исайи, отрывок, в котором пророк говорит о том, как ему явились шестикрылые Серафимы:
«И сказал я: горе мне! Погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами…» (то есть «мне ли говорить о Боге, если это делают ангелы»). «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих, и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твоё удалено от тебя, и грех твой очищен. И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? Кто пойдёт для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня» (Ис. 6, 5 — 8).
Атмосфера монастыря, душевное состояние, в которое погрузился поэт, оказывают на него странное и сильное впечатление. Несколько дней эти образы преследуют его, пока наконец он не встаёт ночью и не записывает стихотворение «Пророк». Напомним отрывок:
...И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул...
Почему этот случай так взбудоражил Пушкина? Может, потому, что его собственные уста были «нечисты» — осквернены многими от буйства гормонов происходящими скабрёзными строками?
И это он сам, Пушкин, ощущал «духовную жажду» — и желал быть призванным к служению, быть может, более высокому, чем легкомысленное «служенье муз»?
Заметьте, сколь сложен обряд, описанный в стихотворении: и язык вырвал, и грудь рассёк, и сердце вынул, и на место сердца вставил пылающий уголь, тогда как в Книге ангел всего лишь касается этим углём уст пророка. Словно не было у поэта уверенности, что одно лишь прижигание уст поможет. Будто чувствовал: без КАЗНИ никакое возрождение для него невозможно...
И вот наступает 1828 год. Он становится для Пушкина годом тяжёлого нравственного кризиса. В правительстве идёт следствие по делу написанной им за семь лет до этого ходящей в анонимных списках «Гаврилиады». За богохульство анонимному автору поэмы полагается каторга. Только надо его ещё сперва отыскать. Этим занимается специальный следственный орган — Временная верховная комиссия.
Допрошенные по делу указали на предполагаемое авторство Пушкина. Ему пришлось испытать небывалые доселе страх и унижение. Одно дело — встать в ряды декабристов, бунтовщиков, и совсем другое — оказаться осуждённым за литературное хулиганство.
Пушкин не боялся ни смерти, ни гонений, но он боялся бесчестия. И — потерял лицо. Он лгал Временной комиссии, приписывал авторство «Гаврилиады» покойному князю Дмитрию Петровичу Горчакову, пытался вводить в заблуждение друзей. «Вряд ли был в его жизни момент большего в собственных глазах позора», — пишет литературовед В. С. Непомнящий.
Царь вроде бы поверил Пушкину и просил его лишь помочь следствию отыскать того, «кто мог сочинить подобную мерзость». Пушкин был в отчаянии. Граф П. А. Толстой посоветовал ему не запираться. И Пушкин пишет царю письмо, в котором признаётся в «шалости столь же постыдной, как и преступной».
Царь поступил благородно. Прочитав письмо, он повелел прекратить расследование, но никому не сообщил о признании Пушкина. (Недаром Николая Павловича Романова современники называли царём-рыцарем.)
Пушкин испытал огромное сотрясшее его душу облегчение. Бывают очищения слёзные, очищения страданием, очищения смехом, а бывает — очищение стыдом. Стыд — одно из сильнейших чувств: он способен провоцировать физиологические реакции от покрасненья ушей до обморока, стыд может мучить долго, как рана, и заживать, исчезая из эмоциональной памяти без следа.
Для человека чести, каковым Пушкин являлся, пережитое, без сомнения, было той самой «Серафимовой казнью», вследствие которой прежний человек умирает и появляется на свет другой человек. Вскоре после окончания следствия (завершившегося в конце осени) он пишет:
Как быстро в поле, вкруг открытом, Подкован вновь, мой конь бежит! Как звонко под его копытом Земля промёрзлая звучит!..
Злосчастный 1828 год заканчивался. В декабре 1828 или январе 1829 на детском балу у танцмейстера Иогеля Пушкин впервые видит юную Наташу Гончарову. Начинается, как принято говорить, «совсем другая история».
В 1881 году семья Толстых переехала в Москву, чтобы дать детям образование. Толстой тяжело принимал перемены, связанные с жизнью в городе. Вот что он записал в дневнике 5 октября 1881 года, уже будучи в Москве:
«Прошел месяц — самый мучительный в моей жизни. Переезд в Москву. — Всё устраиваются. Когда же начнут жить? Всё не для того, чтобы жить, а для того, что так люди. Несчастные! И нет жизни. — Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют.Народу больше нечего делать, как, пользуясь страстями этих людей, выманивать у них назад награбленное. Мужики на это ловчее. Бабы дома, мужики трут полы и тела в банях, возят извозчиками».
...которая состоялась в американском городе Вашингтон 30 марта 1867 года.
Её подготовил высший чиновник Российской империи — канцлер Александр Горчаков, князь из рода Рюриковичей. Кое-что насчёт его бурной молодости рассказано в романе "1814 / Восемнадцать-четырнадцать" и одноимённом фильме.
В результате сделки Соединённые Американские Штаты приобрели у России территорию Аляски за 7.2 миллиона долларов: с учётом инфляции сегодня это 1.51 миллиарда. Российский трон тогда занимал император Александр Второй, вопреки песенке неграмотных имбецилов "Екатерина, ты была неправа". Императрица Екатерина Вторая умерла за семьдесят лет до продажи Аляски: при ней освоение Русской Америки только начиналось, а Екатерина Первая, скорее всего, даже не слышала о далёкой земле.
После продажи Аляски российские колонисты — охотники и рыболовы — не уехали в Россию через Берингов пролив, а остались жить на полуострове. Один из их потомков, сын православного священника и немки, родился в 1882 году. Звали его Винсент Соболефф, для домашних Виталик Соболев. На 14-летие отец подарил ему фотоаппарат. До того, как заняться бизнесом, юноша сделал много снимков родного острова Килисну и местных жителей. Например, эта фотография запечатлела прихожан отцовской церкви.
В 1959 году Аляска получила статус штата — самого большого из всех и 49-го по счёту...
"Опять барыню барин лупцует", - шептались дворовые, качая головами. Крестьяне слышали лишь звуки пощечин, но ни единого женского вскрика, ни стона до них не доносилось.
В иллюстративных целях.
Мария сносила побои молча, потому что боялась - как бы дети не услышали. Кроме того, она больше жизни любила этого человека.
"Ангел, - вздыхали крестьянки. - Битый ангел наша Мария Федоровна".
В 1800 году в семье богатого московского купца Федора Тимофеевича Нечаева случилось прибавление: супруга, Варвара Михайловна Нечаева (урожденная Котельницкая), родила девочку. Окрестили новорожденную Марией.
Детство девочки было счастливым и по-купечески изобильным. Федор Тимофеевич успешно торговал сукном, а Варвара Михайловна хозяйничала в большом московском доме.
Счастливую жизнь Нечаевых прервала война. В 1812 году, когда Марии едва исполнилось 12 лет, семье пришлось спешно бежать из Москвы, оставив дом, имущество и даже домашних животных. Семья покинула Первопрестольную лишь за пару дней до того, как город заняли французы: Федор Тимофеевич тянул до последнего, "выручая" из различных оборотов свои деньги.
Капиталы, которые удалось спасти, в основном были в ассигнациях и, когда Нечаевы вброд перебирались через реку, их карета перевернулась. Семья спаслась лишь чудом, но вот почти все имущество утонуло.
Даже деньги, которые Федор Тимофеевич вез на себе под одеждой, безнадежно промокли, выцвели и стали совершенно непригодными.
Более-менее приличную жизнь Нечаевым удалось наладить лишь после войны, когда старшая дочь, 17-летняя Александра, вышла замуж за состоятельного купца первой гильдии, 21-летнего Александра Алексеевича Куманина. Молодой зять помог Федору Тимофеевичу финансово, и тот смог организовать новое дело, хотя, конечно, далеко не в прежних масштабах.
Несмотря на то, что отец семейства был человеком старой закалки, выходцем из калужского купечества, Нечаевы считались людьми достаточно интеллигентными, образованными и культурными. И все благодаря матери Марии, Варваре Михайловне Котельницкой. Варвара Михайловна была дочерью корректора Московской духовной типографии, и именно она привила Марии любовь к чтению.
Юность Марии Нечаевой прошла за книгой: она запоем читала как жития святых, так и поэзию, и приключенческие романы.
А. Попова "Портрет М.Ф. Нечаевой".
Мария была очень симпатичной барышней с прекрасными волосами, большими грустными глазами и доброй улыбкой. Вот только здоровье подвело: девушка часто хворала простудными заболеваниями, была вынуждена проводить много времени в постели.
В апреле 1818 года 18-летняя Мария Нечаева проходила лечение в военном госпитале в Москве. Здесь-то она и познакомилась с 29-летним ординатором Михаилом Андреевичем Достоевским.
Мария влюбилась в своего врача с первого взгляда, а тот ответил ей взаимностью.
Михаил Достоевский был родом из украинского села Войтовцы. Его отец служил священником, и Михаил сначала учился по духовной части, но затем волею случая определился в Императорскую медико-хирургическую академию.
А. Попова "Михаил Достоевский".
14 января 1820 года в церкви Московского военного госпиталя состоялась свадьба Михаила Достоевского и Марии Нечаевой.
Осенью 1820-го у Достоевских родился первенец - сын Михаил. Сразу после рождения сына Михаил Андреевич был вынужден уволиться из военного госпиталя и устроился в Мариинскую больницу для бедных в районе Божедомка, пользующемся дурной славой.
Доходы семьи значительно сократились, ведь, согласно правилам Мариинской больницы, "бедность есть первое право" для получения в ней помощи. Зато Достоевским было предоставлено казенное жилье в больничном флигеле.
30 октября 1821 года в той самой Мариинской больнице для бедных Мария родила второго сына. Назвали мальчика Фёдором. В церкви Петра и Павла при больнице была сделала запись:
"Родился младенец, в доме больницы бедных, у штаб-лекаря Михаила Андреича Достоевского, — сын Фёдор. Молитвовал священник Василий Ильин".
Помимо родителей, мальчика принимали дедушка Фёдор Тимофеевич (в честь которого и назвали новорожденного), а также тетя А.Ф. Куманина.
Далее Мария Федоровна рожала детей почти каждые три-четыре года. В 1822 году родилась дочь Варвара, в 1825-ом - сын Андрей, в 1829-ом - дочь Вера, в 1831 году - сын Николай.
Для слабой, болезненной Марии рождение детей было сродни чуду, и она боготворила их. Михаил Андреевич, человек нервный, раздражительный и вечно уставший, тоже обожал своих отпрысков.
Если на Марию Федоровну отец мог накричать и даже замахнуться, то детей он никогда не наказывал. Мать же всячески старалась сгладить тяжелый характер супруга - и у нее чаще всего получалось.
В семье Достоевских строго соблюдались все православные обряды. Работу отца в Мариинской больнице и супруга, и дети считали не способом заработка, а своего рода служением Господу. Да так ведь оно и было! Сколько раз Михаил Андреевич рисковал своей жизнью, спасая от смерти чахоточных и тифозных бродяг с Божедомки.
Мариинская больница для бедных.
Мария Федоровна, эта болезненная, очень мягкая и добрая женщина, вела хозяйство рачительно и сметливо: явно проявилась у нее отцовская, купеческая жилка. Михаил Андреевич, человек совершенно не практичный, всегда и во всем мог положиться на жену.
Именно благодаря Марии Федоровне в семье всегда присутствовала атмосфера радости и добра. Мать делала все, чтобы дети были счастливы. Гораздо позднее, став взрослыми людьми, все Достоевские как один твердили - мы провели счастливое детство. Счастью не помешали ни тяжелый характер отца, ни бедность, ни жизнь в холодном флигельке при больнице, мимо которого постоянно ходили жутковатого вида пациенты.
Несмотря на стесненность обстановки, Достоевские отличались гостеприимством. Постоянными гостями флигеля при Мариинской больнице были Александра Куманина с супругом, дедушка Ф.Т. Нечаев со второй женой Ольгой, дядя М.Ф. Нечаев.
Мать с самых ранних лет учила детей читать. Гости были поражены, когда четырехлетний карапуз Федя, тыча в книжку пальчик, по слогам читал про Бову Королевича.
Марии Федоровне удалось создать домашний уклад, способствующий развитию у детей литературных талантов, любознательности и фантазии.
По мере того, как дети росли, Достоевские организовали семейные вечера, на которых читали вслух Пушкина, Державина, Карамзина, Жуковского. Федор вспоминал впоследствии, что чтение отцом "Истории Государства Российского" оказалось для него не менее полезным, чем годы изучения русской истории в Военном инженерно-техническом университете.
В 1831 году Михаил Андреевич, получивший за тяжелый труд чин коллежского асессора и право на потомственное дворянство, приобрел за 30 тысяч рублей ассигнациями собственное имение - село Даровое Каширского уезда Тульской губернии.
Достоевским досталось бедное сельцо с худородной землей, на которой стояло одиннадцать крестьянских домишек. Господский дом был маленьким, всего в три комнаты.
Дом в усадьбе Даровое.
Летом 1832 года Достоевские впервые привезли детей в Даровое. Миша, Федя, Варя, Андрей, Вера, Коля были поражены деревенской Россией. Впоследствии Федор Михайлович признавался, что то, самое первое знакомство со своей Родиной, сначала заставило его ужаснуться бедностью людей, а затем полюбить свою землю, свой народ всем сердцем.
Крестьяне Дарового отнеслись к Марии Федоровне и детишкам с теплотой, но вот строгого и жестокого барина Михаила Андреевича невзлюбили. Вот как вспоминал впоследствии о Достоевском-старшем один из крестьян:
"Барин был строгий, неладный господин; барыня была душевная. Он с ней не хорошо жил, бил ее".
Да, порой Марии Федоровне приходилось принимать на себя гнев усталого, издерганного супруга. При этом, ни один из детей Достоевских не припоминал рукоприкладства по отношению к матери - это значит, что отец делал свое черное дело втихую.
В сентябре 1834 года старшие сыновья Достоевских - Михаил и Федор - по настоянию матери поступили в Пансион Леонтия Чермака в Москве. Пансион считался одним из лучших в Белокаменной, и потому стоил дорого. Если бы не финансовая помощь Александры Куманиной, крестной матери и тетушки мальчишек, Достоевским пришлось бы выбирать более простое учебное заведение для своих детей.
Ф.М. Достоевский в юности.
В апреле 1835 года беременная Мария Федоровна с младшими детьми отправилась в Даровое. Михаил Андреевич остался в Москве. Миша и Федя готовились к экзаменам в пансионе.
25 июля 1835 года в усадьбе Мария Федоровна родила дочь Александру. Роды были тяжелыми, и диагностированная ранее у женщины чахотка начала прогрессировать.
Тем не менее, Мария Федоровна, несмотря на своей меланхолический характер, заставляла себя быть оптимисткой, старалась радовать детей и морально поддерживать супруга.
Летом 1836 года Мария Федоровна снова приехала с детьми в Даровое, еще не зная, что это лето в усадьбе будет для нее последним. Осенью Достоевская возвратилась в Москву и сразу же слегла.
Михаил Андреевич пригласил к жене своих коллег-докторов, но те не смогли ей помочь. Промучившись осень и начало зимы, Мария Федоровна Достоевская скончалась 27 февраля 1837 года в возрасте 37 лет.
Это был шок для детей, и сокрушительный удар для мужа Марии Федоровны.
Михаил Андреевич от этого удара уже не оправился: оставил работу, переехал в Даровое, где и скончался от апоплексического удара в 1839 году в возрасте 50 лет. Во всяком случае, апоплексический удар был указан в качестве причины смерти в полицейском донесении:
"Сего июня 6 числа утром надворный советник Михайла Андреев Достоевский, имея от роду 54 года, распоряжавшийся имением покойной его жены Каширского уезда в селе Даровом, был в поле за возившими крестьянами навоз, скоропостижно умре. По произведенному временным отделением Сего Суда следствию в насильственной смерти его, господина Достоевского, сомнения и подозрения никакого не оказалось, а последовала она, как свидетельством уездный штаб-лекарь Шенкнехт удостоверяет, от апоплексического удара вследствие сильных геморроидальных напряжений, от коих привычного пособия не было принято".
Вскоре сосед Достоевского, Владимир Федорович Хотяинцев, распустил слух, что Михаила Андреевича якобы убили его крестьяне за допущенное в адрес крестьянской девочки беспутство.
Было проведено расследование, которое показало, что Хотяинцев, обиженный на Достоевского из-за судебной тяжбы, присочинил. Тем не менее, легенда оказалась невероятно живучей, и в нее поверили даже дети Михаила Андреевича.
Федору Достоевскому в момент смерти матери было 16 лет, в момент смерти отца - 18. Таким образом, родители так и не узнали, кем стал их сын, не прочли его поразительные произведения, ставшие краеугольным камнем не только русской, но и мировой литературы.
Мария Федоровна, нежно любившая детей и мужа-тирана, осталась в памяти своего великого сына источником чистого света, ангелом, к которому он прибегал в самые тяжелые моменты своей жизни. Мать была с Достоевским на каторге, была в момент смерти любимой жены и любимого брата Михаила, в момент смерти детей, была во время тяжелейших приступов болезни.
Помня, как мама смиряла гнев отца, как она в тяжелейших условиях создавала уют для своей семьи, как берегла детей, Достоевский написал:
«Будущее рода человеческого лежит в руке русской женщины».
И трудно поспорить с классиком.
-------
Дорогие читательницы моего блога! От всей души поздравляю вас с прекрасным праздником весны, с праздником Женщин - с 8 марта!
Дорогие мои читатели! Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! Сердечное вам спасибо! В честь приближающегося праздника 8 Марта на Вайлдберрис большая скидка на мою книгу!
"Ты посмотри, родила байстрюков, да еще как гордо голову держит!", - шипели за ее спиной, думая, что она не слышит. Катя все слышала, но ни на сантиметр не пригибала головы. Да, она понесла, не будучи в браке. Да, родила байстрюков. Но, в отличие от многих, шипящих за ее спиною гусынь, она любила! Любила всем сердцем!
И продолжает любить..
В иллюстративных целях.
В 1855 году в деревеньке Гамбурово Ананьевского уезда Херсонской губернии жена крестьянина Осипа Корнейчука родила крепенькую девочку. Окрестили малышку Екатериной.
В отличие от иных крестьянских семей, семейство Корнейчук, или, как их по-русски называли, Корнейчуковых, было небольшим: отец, мать, сын Фома, да новорожденный младенец Катенька. Больше супруга Осипа детей не рожала из-за слабого здоровья.
Ну, а дети росли. К 15 годам Катенька превратилась в статную, красивую девушку. А, главное, трудолюбивую. Родители не нарадуются: Катенька здесь, Катенька там. И матери помогает, и отцу. А когда на улице хлопцы на красавицу смотрят пристально, отворачивается, брови строго нахмуривает и переходит на другую сторону улицы.
В 1872 году, когда Кате исполнилось семнадцать лет, беда приключилась. Все семейство Корнейчук, да и многие жители Ананьевского уезда, заболели натуральной оспой - одна из последних вспышек в Российской империи. Катя и Фома выжили, а вот матушка и батюшка скончались.
Увы, оспа оставила на лице Кати свои следы, однако, их было не так много, чтобы ей не считаться и впредь красавицей.
Осиротевшие сестра и брат Корнейчуковы стали думать, как им быть, да куда податься. В конце концов, решили поехать на заработки в Одессу.
Катя устроилась швеею, Фома стал извозчиком. Пути брата и сестры в большом городе разошлись, видеться они стали крайне редко, но общения не прекращали.
Одесса - город большой, богатый, модный. Он преображает людей. Пожив в "жемчужине у моря" несколько лет, Катя стала похожа на настоящую барышню - никто бы и не подумал, что она была крестьянкой из забытой Богом херсонской деревеньки.
Катя даже сфотографировалась в знаменитой одесской фотостудии В. Димо, запечатлев для вечности свою поразительную красоту.
Екатерина Корнейчук (Корнейчукова).
В 1876 году 21-летняя Катя устроилась горничной в известную одесскую семью Левинсон. Глава семейства, врач и владелец типографий Соломон Михайлович Левинсон, являлся потомственным почетным гражданином города Одессы, что позволяло ему, несмотря на еврейское происхождение, преодолеть "черту оседлости" и жить по всей территории Российской империи.
У Соломона Михайловича и его супруги Луизы Вольфовны было восемь детей: пять сыновей и три дочери. Старшим из детей Левинсон был 25-летний красавец Эммануил, студент медицинского университета, начитанный и интеллигентный молодой человек с прекрасным чувством юмора.
Горничная Катя сразу же приглянулась будущему врачу. Девушке Эммануил тоже понравился: помимо красоты и образованности, студент отличался деликатностью и благородством: он относился к прислуге с уважением, давал ей книги, читал стихи. Любовь между молодыми людьми была неизбежна. И она случилась.
В 1879 году Катя родила девочку. Окрестили Марией. Ставший отцом Эммануил, как будто, и не прочь был жениться, но он ни в какую не хотел менять вероисповедание, а Екатерина наотрез отказалась переходить из православной веры в иудейскую.
В результате Соломон Михайлович Левинсон выделил Кате с новорожденной девочкой комнату во флигеле, где они и жили. Эммануил проводил со своей "семьей" много времени.
Одесса, 1895 год.
В 1880 году Левинсоны переехали в Петербург - детям нужно было учиться. Катя с дочкой сопровождали одесское семейство.
31 марта 1882 года в Петербурге родился второй ребенок Эммануила и Екатерины. Это был мальчик. Крепкий, здоровый, с живыми, то ли смеющимися, то ли печальными, черными глазенками-бусинками. Назвали Колей. Фамилию мальчик, как байстрюк, получил материнскую - Корнейчуков. Отчества не было.
Жизнь пошла по-прежнему. Левинсоны жили в своем петербургском доме, Екатерина с детьми - во флигельке. Эммануил "путешествовал" между двумя семьями.
В 1885 году такое положение дел перестало устраивать Соломона Михайловича и Луизу Вольфовну. Сыну уже 34 года, а он все не женат. Вскоре родители Эммануила нашли ему невесту - 28-летнюю Клару Исааковну Рабинович. Барышня была, и правда, хороша: во-первых, красавица, во-вторых, с 1881 года получила диплом врача со специализацией "Акушерство и детские болезни", наконец, она была иудейского вероисповедания.
Эммануил стал все реже бывать во флигельке Екатерины, а вскоре Ливенсоны объявили горничной, что "ее услуги более не надобны": семейство собирается перебираться в Баку. Екатерине с детьми было предложено вернуться в Одессу, что она и сделала.
Екатерина Корнейчукова с детьми в Одессе после возвращения из Петербурга (примерно 1885 год).
Жизнь женщины с двумя маленькими детьми на руках была крайне сложной, несмотря на небольшую финансовую помощь, которую выделял Эммануил.
Поселились Корнейчуковы во флигельке дома Макри - известного одесского домовладельца. Комнатка была маленькой и больше напоминала подвал - в нее вели три большие ступеньки, а под полом находился погреб. Когда маленькая семья вошла в свое новое жилище - дети заплакали, закричали жалобно: "Мы не будем здесь жить!".
Дом Корнейчуковых в Одессе.
Оно и понятно: сырые стены, мусор, грязь. Хорошо, хоть дохлых крыс не было. Екатерина Осиповна взялась за веник, за тряпку, затем побежала на рынок, и:
«Комната была небольшая, но очень нарядная, в ней было много занавесок, цветов, полотенец, расшитых узорами. И всё это сверкало чистотой, так как чистоту мама любила до страсти».
Это слова из замечательной книги "Серебряный герб", которую через много лет напишет Коля Корнейчуков, - тот самый мальчик то ли со смеющимися, то ли с печальными глазами.
Коля Корнейчуков.
Да, Коля! Как же Екатерина Осиповна любила своих детей! Коля, Маруся. Маруся, Коля. Кажется, больше никого на свете для нее не существовало. Ради них она готова была вытерпеть все.
И терпела. Терпела, когда за спиной шептались: "Незамужняя, да с двумя детьми! Нагуляла". Терпела, когда Эммануил Соломонович вдруг перестал присылать деньги из Баку, и ни весточки, ни строчки от него больше никогда не было. Терпела, когда ей пришлось днем шить, а ночью - тайно, чтобы никто не узнал - работать прачкой, обстирывать одесситов.
Коля и Маруся помогали матери: наполняли "вечно бездонную, прожорливую" бочку. Мама стирала, мыла, опять стирала и опять мыла. И еще успевала наряжаться сама и наряжать детей! Да это не мама, это прямо какой-то ... Мойдодыр!
Когда Корнейчуковы шли по незнакомой улице, никто, ни одна живая душа не сказала бы, что это идет прачка с детьми. Шла барышня со своими дорогими чадами.
Даже дядя Фома, брат матери, извозчик, и тот робел перед сестрицей, буквально светившейся не крестьянским, и не дворянским, - человеческим! - достоинством:
"Дядя Фома занят труднейшим и серьезнейшим делом: он сидит в «гостиной» вместе с мамой и, мрачно нахмурив свои черные брови, чинно и чопорно пьет из стакана чай. Удивительные у него сложились отношения с мамой. Он ее единственный брат, она любит его всей душой, а он боится ее как огня и чувствует себя рядом с ней словно скованный. Она говорит ему «ты», он ей «вы». Она ему — Фома, он ей — Катерина Осиповна. Он совестится перед нею всех своих деревенских привычек; она, прачка, кажется ему важною барынею, а ее убогая квартира — хоромами". - Корней Чуковский "Серебряный герб".
Екатерина Осиповна трудилась, как вол, но у нее была цель - дать детям образование. Крестьянка, не учившаяся в школе, она самостоятельно выучилась читать и писать, и теперь учила этому своих детей. Николай вспоминал впоследствии, что мать читала ему с сестрой Гоголя и даже "Братьев Карамазовых".
В 1807 году Екатерина Осиповна изыскала средства, чтобы поместить Колю в Детский сад мадам Бухтеевой.
Мать стирала, убирала, наводила порядок в погребе, ходила на рынок, носила детям продукты. А по воскресеньям Екатерина Осиповна надевала шляпку и кружевные перчатки и шла с детьми гулять на бульвар. Прохожие мужчины приподнимали шляпы: "Мадам!".
Екатерина Корнейчукова с детьми.
Екатерина Осиповна прекрасно знала, что ее Колю на улице мальчишки обзывают "байстрюком", и винила в этом себя. Жестокие законы империи, стремившейся спасти свое классовое, несправедливое общество, били прямо по ее детям.
Когда Коле исполнилось 9 лет, он стал гимназистом, и все благодаря маме:
«Она стирала, не разгибая спины, чужое бельё, чтобы дать нам образование».
Учился талантливый мальчик замечательно, но из пятого класса по печально известному "закону о кухаркиных детях", его отчислили. Срезали с гимнастерки серебряный герб. Это было страшным ударом для мальчика, он не знал, как признаться маме, думал, она будет ругаться на него, но услышал в ответ на тяжелую новость:
«Прости меня... Прости меня... Прости меня... Это я, а не ты... Это я... Это я виновата во всём...».
Мама зря плакала. Коля Корнейчуков оказался слишком талантливым, чтобы ему помешало отчисление из гимназии. В 1901 году 19-летний юноша начал писать статьи для "Одесских новостей", а через два года газета отправила Николая в Лондон в качестве корреспондента.
Ну, а дальше - пошло-поехало. Первые критических статьи под псевдонимом "Корней Чуковский", знакомство с крупнейшими литераторами эпохи, революция 1905 года, арест, общероссийская известность как критика. Портрет, написанный самим Ильей Репиным.
Илья Репин "Портрет Корнея Чуковского".
Дальше-больше. Чуковский обзавелся семьей, увлекся детской литературой, заработал достаточно денег, чтобы приобрести дачу в Куоккале (ныне - Репино, Санкт-Петербург). Николай звал мать к себе, но Екатерина Осиповна отказалась: ей милее была Одесса, да и не хотела она мешать своему сыну. Приезжала в гости, привозила вишневое варенье без косточек, с удовольствием нянчилась с внуками.
В 1913 году на дачу Чуковского в Куоккале внезапно приехал из Баку Эммануил Соломонович Левинсон.
Увы, знаменитый сын не принял отца. Вот как о знаменательной встрече гораздо позднее рассказывала дочь писателя, Лидия Чуковская:
Екатерина Осиповна категорически не согласна была с сыном по отношению к Эммануилу Соломоновичу.
В 1924 году, когда доктора Левинсона уже не было на свете (он скончался в 1920-ом в Баку), 17-летняя Лидия приехала погостить к бабушке в Одессу:
"Над чащей фикусов большая увеличенная фотография в тяжелой раме. Я узнаю - тот самый худощавый, стройный человек, с аккуратно подстриженной бородкой. Тот, о ком нельзя спрашивать.
-Твой папа его не любит, - говорит бабушка, подметив мой взгляд. - За меня. Но твой папа не прав: он очень, очень хороший человек.".
Она любила его. Любила всю жизнь. Любила, несмотря на предательство. Что поделать. Так бывает. И сегодня каждый волен сам решить для себя, был ли Эммануил Соломонович "очень, очень хорошим человеком". Зато одно совершенно ясно: очень, очень хорошим человеком была Екатерина Осиповна Корнейчукова.
Екатерина Осиповна скончалась в 1931 году в возрасте 76 лет.
Так сложилась судьба женщины, которая сумела, будучи крестьянкой, прачкой, будучи матерью незаконнорожденных детей, остаться Человеком, Женщиной и Матерью. С первого дня, когда она взяла на руки свое дитя. И до последнего вздоха.
Дорогие мои читатели! Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! Сердечное вам спасибо! В честь приближающегося праздника 8 Марта на Вайлдберрис большая скидка на мою книгу!
В очень туманной и запутанной биографии культового американского писателя и поэта XIX века есть странный эпизод, про который исследователи долго не могли понять – был он или не был. Уж больно фантасмагорично все выглядит, да и документальных подтверждений нет. Кроме свидетельств самого Эдгара По!
Речь идет о пребывании автора стихотворения “Ворон” в России – на берегах Невы.
В 1839 году великий американский мистик написал свою автобиографию, в которой в частности указал, что за десять лет до того “в донкихотском порыве бежал из дома без гроша в кармане, чтобы принять участие в борьбе греков, сражавшихся за свою свободу, и, не добравшись до Греции, попал в Россию, в Санкт-Петербург”.
Русские исследователи XIX века описывают это как установленный факт. И даже приводят любопытные подробности. Согласно их данным, Эдгар По оказался в Петербурге без паспорта, не имея возможности продолжить свое путешествие. Далее описывается, как американский писатель блуждает по Невскому проспекту, заглядывает во все кабаки, ввязывается в скандалы, пьяные драки с матросами и в конце концов попадает в кутузку.
На волю Эдгару По удается выйти, благодаря вмешательству американского консула Генри Мидлтона. Он же помог соотечественнику вернуться на родину.
Однако американские литературоведы более позднего времени, проведя детальнейшие исследования биографии Эдгара По, установили, что пределы Америки он покидал только однажды – когда мальчиком провел пять лет в Англии. После 1820 года он никогда больше не пересекал океан и не мог оказаться в Санкт-Петербурге.
Почему же тогда Эдгар По вставил этот эпизод в свою автобиографию? На этот вопрос у филологов ответа нет. Известно лишь, что тема Санкт-Петербурга его явно волновала. Именно этот город он почему-то упорно указывал в качестве обратного адреса, когда писал приемной матери письма из армии.
Современные исследователи полагают, впрочем, что По действительно мог побывать в Петербурге. Но только не Эдгар, а его старший брат Генри, который был моряком. Возможно, именно из его рассказов писатель и заимствовал этот эпизод.
Мечты сбываются. Теперь я это точно знаю. Помню, будучи студентом, бродил по Москве, полубездомный, и самым надеждым, самым любимым приютом для меня были книжные магазины. Три кита - "Библио-Глобус", "Дом книги на Новом Арбате" и, самый любимый, книжный магазин "Москва" на Тверской. Проезд для студентов был бесплатный, и, чтобы не ехать рано в общагу, я совершал паломничество сразу по трем магазинам. Ходил между полок, смотрел новинки, листал книги. Изучал, какие издательства и что издают. И, конечно же, мечтал! Мечтал, что когда-нибудь и моя книга будет стоять на этих полках.
Фото дорогой читательницы Ангелины.
Это была мечта страстная, мечта неистовая. И я свято верил, что она сбудется. Если бы Господь Бог сказал бы мне тогда, что эта мечта не сбудется, я бы, наверное, умер на месте.
Но мечта эта сбылась. Конечно, не совсем так, как я думал, но тем не менее!
На главной странице книжного магазина "Москва" в разделе "Новинки" - моя книга! И, самое главное: моя книга на полке в "Москве" в Зале литературы для специалистов Стеллаж 203!
Даже читать это приятно)
Дорогие друзья-москвичи! А также гости столицы! Будете случайно в книжном магазине "Москва", найдите, пожалуйста, Стеллаж 203 и, если можно, сделайте для меня фотографию. Такая фотография - это тоже мечта моего детства)
От юной княжны пытались скрыть подробности страшной гибели ее любимого супруга, но она все узнала. Домочадцы писали впоследствии, что никогда в жизни они не видели столь сильного проявления горя - настоящего, тяжелого, убийственного горя.
Горя от любви...
23 октября 1812 года в семье виднейшего грузинского аристократа, поэта и общественного деятеля князя Александра Чавчавадзе и представительницы знатного грузинского рода, княжны Саломеи Орбелиани родилась девочка. Назвали малышку Нино или, по-русски, Нина.
Девочка провела детство в красивейшей усадьбе своих родителей - Цинандали, среди виднеющихся вдали заснеженных горных вершин и виноградников солнечной Грузии. Уже к 10 годам Нина превратившись в прекрасную юную особу, отличающуюся изысканными манерами и невероятной душевной отзывчивостью.
Нина Чавчавадзе.
Своими успехами в учении девочка радовала родителей и педагогов, в том числе, своего учителя музыки, русского дипломата Александра Грибоедова. Александр Сергеевич в 1822 году оказался под делам службы в Тифлисе, и часто бывал в доме своего друга, поэта князя Чавчавадзе. Князь как бы в шутку предложил Грибоедову давать его дочери уроки музыки, и будущий знаменитый драматург неожиданно согласился.
Преподавая Нине нотную грамоту, Грибоедов и помыслить не мог, что эта девочка через несколько лет навсегда заберет его сердце.
Уроки длились недолго: уже в феврале 1822 года Грибоедов отправился в Персию, где трудился секретарем по дипломатической части при чрезвычайном и полномочном после России генерале А.П. Ермолове. В 1823-ем Александр Сергеевич вернулся на родину, в Москву, где продолжил работу над своей знаменитой пьесой "Горе от ума".
С 1825-го по 1828-ой годы Грибоедов много путешествует: переезжает из Тульской губернии в Петербург, затем - в Крым, в Киев, на Кавказ, в Среднюю Азию. За время этих скитаний Александр Сергеевич успел выучить четыре языка - грузинский, арабский, персидский и турецкий. 1828-ой год Грибоедов встречает в Персии, куда был отправлен по дипломатической части, но уже скоро возвращается в нежно любимую им Грузию.
В Тифлисе 33-летний Грибоедов вновь встречает свою бывшую ученицу княжну Нину Чавчавадзе, повзрослевшую и расцветшую, как горная роза. Красота 16-летней девушки поражает Александр Сергеевича до глубины души, он сравнивает Нину с Мадонной с картины испанского живописца Бартоломе Эстебана Мурильо.
Бартоломе Эстебана Мурильо "Мадонна".
Любовь к княжне нахлынула внезапно и накрыла с головой. И девушка ответила Александру Сергеевичу взаимностью. 16 июня 1828 года состоялось признание. Князь Александр Чавчавадзе не стал чинить препятствий влюбленным, и 22 августа в соборе Сиони в Тифлисе состоялось торжественное венчание.
На момент венчания Нине едва исполнилось 16 лет, и Грибоедов, который когда-то преподавал ей уроки музыки, оставался для девушки духовной опорой, учителем жизни.
Бракосочетание не обошлось без неприятного происшествия, которое многими было истолковано, как дурное предзнаменование. Страдавший от лихорадки Грибоедов не смог с первого раза надень обручальное кольцо на палец юной невесты: украшение, звеня, покатилось по каменному полю, словно бы предсказывая звон мечей...
Еще до свадьбы Грибоедова назначили министром-резидентом (послом) Российской империи в Персии. В счастливом браке с Ниной Александру Сергеевичу удалось прожить всего лишь несколько недель, а затем он был вынужден вновь собираться в дорогу.
Беременная Нина, которая, к тому же, была больна, вызвалась ехать с мужем в Тегеран. Все доводы Грибоедова против этого были напрасны. Однако, в иранском городе Тебризе состояние княжны ухудшилось, и Александру Сергеевичу удалось убедить ее отказаться от опасного и тяжелого путешествия. Заглядывая вперед, можно без сомнений сказать, что Грибоедов тем самым спас жизнь юной жене и еще нерожденному ребенку.
Нина осталась в Тебризе, где прожила несколько месяцев, ожидая, когда улучшится ее состояние, и она сможет поехать к мужу. Грибоедов написал жене из Тегерана, в котором просил вернуться в Тифлис к отцу, так как его миссия в Персии оказалась длиннее и опаснее, чем ожидалось.
Княжна послушалась мужа и благополучно вернулась в Грузию. В Тифлис Нина приехала в начале 1829 года, и уже здесь узнала о страшной судьбе своего мужа.
30 января 1829 года на территорию российского посольства в Тегеране ворвались тысячи озверелых фанатиков, недовольных тем, что русские дали приют двум сбежавшим армянским наложницам из гарема шаха.
Грибоедов в парадном виц-мундире вышел к беснующейся толпе и крикнул: "Что вы делаете?! Перед вами - Россия!". Однако, посла ударили сзади по голове, а затем растерзали.
А. Сафонов "Убийство Грибоедова".
Всего в посольстве, по разным оценкам, было убито от 15 до 32 человек. Это были сотрудники миссии, охранники-кубанские казаки, врачи, прислуга разных национальностей.
Тело Грибоедова три дня таскали по улицам Тегерана, а затем бросили в канаву. Александра Сергеевича опознали по шраму на руке, полученному во время пистолетной дуэли.
Когда княжна узнала об этом, с нею случился сильнейший истерический припадок, который привел к преждевременным родам. Нина родила мальчика, но младенец умер на следующий же день.
Княжна нашла в себе силы встретить скорбные дроги с телом мужа в Тифлисе. 18 июня 1829 года Грибоедова похоронили у церкви св. Давида, точно в соответствии с завещанием великого драматурга.
Нина распорядилась установить на могиле мужа надгробный памятник с надписью:
Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?
Любовь княжны, и правда, пережила мужа. Пережила навсегда, до последнего вздоха. Женщина носила траур по мужу до конца жизни, и до конца жизни она оплакивала его.
Княжна Чавчавадзе-Грибоедова тихо жила то в своем имении в Цинандали, то в Тифлисе. Она так и не вышла замуж, хотя претендентов на ее руку было хоть отбавляй. Например, блестящий генерал и князь Григорий Орбелиани был влюблен в Нину Александровну 30 лет - но женщина последовательно отвергала его ухаживания.
Верность княжны стала настоящей легендой. Еще при жизни имя Нины Чавчавадзе в России и в Грузии произносили с огромным уважением. "Черной розой Тифлиса" прозвали вдову, вечно носящую траур по своему безвременно ушедшему мужу.
В 1857 году в Тифлисе разразилась эпидемия холеры. Нина Чавчавадзе по мере сил помогала бороться с этой напастью, и заразилась сама.
28 июня 1857 года "Черная роза Тифлиса" скончалась в возрасте 44 лет, унеся с собой в могилу вечную любовь к единственному мужчине своей жизни.
Черная роза Тифлиса.
Княжна была похоронена рядом с мужем. Ее горе от любви закончилось.
В 1879 году талантливый поэт Яков Полонский, побывав на могиле Грибоедова и княжны Нины, написал пронзительные стихи: