«За вареньем» Лена Запрудских
Гуашь/бумага 42/30 см. Эта и другие работы в группе VK https://vk.com/zaprudskihart
Гуашь/бумага 42/30 см. Эта и другие работы в группе VK https://vk.com/zaprudskihart
Взрослый - это когда покупаешь себе все, что хочешь.
Саша, 43 годика
Олесе не исполнилось еще и пятнадцати, когда ее первую статью напечатали во “взрослой” газете. Для нее на тот момент это было необычайно значимое событие. Узнав от редактора, в каком номере выйдет ее статья, Олеся, разумеется, с гордостью рассказала об этом маме. Возможно, этого делать не стоило; вероятнее всего, надо было просто выждать время и потерпеть, посмотреть, что из всего этого получится… Но ведь Олеся с детства была приучена делиться с мамой всеми своими радостями и горестями, и она просто не смогла удержаться, чтобы не рассказать маме такую экстраординарную новость.
На самом деле это было необычайно наивно с ее стороны. На что она вообще рассчитывала в тот момент?.. Ну, разумеется, на то, что мама восхитится ее небывалыми успехами, порадуется за нее, похвалит, пожелает удачи, может быть, и, тем самым, поощрит на дальнейшие подвиги. Ведь для самой Олеси важнее всего в этой жизни было получить мамино одобрение. И она все делала только ради этого.
И, поскольку данное событие действительно было из разряда неординарных, то Олеся, по простоте душевной, даже и не сомневалась, что на этот раз ей удастся заставить маму гордиться своей дочерью. И ей даже в страшном сне не могло присниться, что события могут пойти по какому-то другому сценарию. Вроде бы, с чего?.. Для этого ведь не было никаких предпосылок… Как уже упоминалось, Олесе на тот момент еще не исполнилось и пятнадцати. Но ее работу уже заметили и сумели оценить, и теперь ее статья будет напечатана в серьезной взрослой газете, где работали, вне всякого сомнения, вполне разумные образованные люди, которые уж точно разбирались в таких вещах и не стали бы печатать материал, если бы он не был достоин этого. Олеся искренне полагала тогда, что это событие разом поставит ее на одну ступень с известными и преуспевающими журналистами, что, разумеется, не может не вызвать у ее любимой мамочки гордости за свою достойную и талантливую дочь.
Как же все-таки бедная Олеська всегда мечтала о том, чтобы ее мама гордилась ею!.. Как же сильно ей хотелось доказать своей маме, что она вовсе даже не неудачный гадкий утенок, каковым все члены их дружной семьи, по обыкновению, считали ее, а необычайно талантливый и на многое способный человек, - и вообще, личность, достойная уважения!.. Олеська, совершенно не без оснований, вполне справедливо предполагала, что ее мама всегда была недовольна своей совсем никудышной дочерью. И поэтому все ее поступки, без исключения, были продиктованы именно стремлением доказать маме, что это не так; что она удачная, достойная и талантливая…
Ей просто так хотелось, чтобы мама восхищалась ею!..
Ну, пусть бы даже она и не упала бы в обморок от восхищения и изумления, - Олеся уже тогда прекрасно осознавала, что ожидать от ее мамы чего-то подобного было практически не реально. Какое-то повышенное проявление эмоций по отношению к дочери было вообще не в ее стиле. Но, тем не менее, наивная Олеся даже ни на миг не усомнилась в том, что ее мама будет приятно удивлена, похвалит ее и поддержит. По этому поводу у нее не было даже никаких тревог и волнений.
Мама, по обыкновению, терпеливо выслушала россказни дочери, никак не показывая ни своей заинтересованности, ни недовольства. Она никогда в таких случаях не одергивала Олесю, не говорила, например, что она занимается ерундой, - просто слушала. Как только Олеся узнала, в каком конкретно номере будет напечатана ее статья, она тут же наивно попросила маму по пути с работы купить газету. Ей тогда еще даже и в голову не приходило, что маму нужно стесняться, скрывать от нее свои опусы, - да и вообще давать ей поменьше информации о своей жизни. Все это придет гораздо позже, с весьма болезненным опытом. А тогда она ещё не ожидала никакого подвоха.
В тот день Олеся ждала свою мамочку с работы, как истинно верующие ждут второго пришествия Иисуса Христа, буквально сгорая от нетерпения. И вот мама, наконец-то, возвратилась. Олеся тут же бросилась к порогу встречать ее. У нее на языке вертелись тысячи вопросов, которые ей хотелось тут же задать маме, но, лицезрея ее совершенно равнодушное лицо, Олеся изо всех сил пыталась сдерживаться. Мама выглядела далекой и неприступной, озабоченной какими-то своими проблемами. Олеся просто побаивалась сама обращаться к ней и честно ждала, когда мама заговорит на эту тему первая.
Не дождалась.
Мама упорно молчала или говорила о чем-то другом, словно и не понимая причин нетерпения и беспокойства дочери. А Олеся уже была вся на нервах, не понимая, почему она так себя ведет. И, в конце концов, через пару часов, она не выдержала и спросила у мамы:
- А ты газету-то купила?..
- Да, купила, - совершенно равнодушно обронила мама. Со стороны создавалось впечатление, что она вообще напрочь забыла об этой досадной мелочи и вот только сейчас вспомнила.
После этих слов мама достала, наконец, из сумки газету и протянула ее дочери. Олеся с жадностью схватила ее и торопливо начала листать, разыскивая свою фамилию. Ей это быстро удалось. Олеська стала читать свою статью, и у нее даже дыхание перехватило при одной только мысли о том, что это именно она - она!.. - ее написала… Она была так увлечена этим и так поглощена охватившими ее чувствами, что смысл последующих маминых слов не сразу дошел до нее.
- Что-что?.. - переспросила Олеся, осознав вдруг, что все это время мама что-то говорила ей.
- Я прочитала твою статью на работе, - совершенно спокойно и даже равнодушно произнесла мама и добавила, - все тем же самым ровным невыразительным голосом, без малейших эмоций. - И знаешь, что я хочу тебе сказать?.. Мне она, честно говоря, вообще не понравилась!
Если бы она просто окатила свою дочь ушатом ледяной воды, Олеся и то, наверное, не была бы в таком шоке, как после этих ее страшных и жестоких слов. Полностью оглушенная, ослепленная, ошарашенная этой маминой фразой до такой степени, что почти утратила способность соображать и мыслить здраво, Олеся смотрела на свою такую строгую и честную мамочку, с трудом сдерживая готовые хлынуть из глаз слезы, с непередаваемым словами ощущением дикой никчемности и беспомощности. А ее дорогая любимая мама тем временем поразительно спокойным и ровным голосом перечисляла своей просто сраженной наповал дочери все недостатки ее статьи, сразу же, якобы, бросившиеся ей в глаза.
Тут следует весьма кстати упомянуть о том, что Олесина мама, вне всякого сомнения, была женщиной весьма начитанной и, наверное, не глупой, но вот к русскому языку и литературе, - а также к сочинительству, писательству, журналистике и прочим издательским делам, - отношения не имела от слова вообще. Она даже газет никогда не читала и вряд ли представляла, что и как там пишут. Так что ее мнение относительно дефектов написанной Олесей статьи, вне всякого сомнения, было просто необычайно авторитетным.
- Честно говоря, я думала, что ты как-то гораздо лучше пишешь! - закончила мама свой пространный монолог.
Признаться честно, Олеся не запомнила и даже не поняла из него ни слова. Она пребывала сейчас в состоянии глубочайшего шока и на самом деле была способна в тот миг осознать только то, что она снова, как и всегда, совершила нечто на редкость глупое и неудачное, и теперь ее мама, - вместо того, чтобы гордиться дочерью и ее достижениями, как та по простоте душевной рассчитывала, - опять, как и обычно, очень сильно разочарована Олесей и сейчас монотонно выговаривает ей все это. Впоследствии Олеся помнила лишь то, как она изо всех сил пыталась удержать улыбку на своих дрожащих губах и не показать, насколько ей больно, - дико, страшно больно, - потому что ей просто нельзя было обижаться на свою мамочку или еще каким-то другим способом позволить ей понять, в каком она состоянии. Потому что, если показать маме эту свою боль, если признаться сейчас в ней, - то потом будет только еще хуже…
- Я, конечно же, понимаю, что тебе сейчас неприятно все это слушать! - по-прежнему совершенно спокойным ровным голосом, без малейшего намека на эмоции, продолжала отчитывать Олесю ее дорогая мамуля. - Ты, наверное, ожидала, что я буду тебя хвалить! Но я не вижу здесь поводов хвалить тебя, а лицемерить я не умею, - и ты прекрасно это знаешь! И я всегда говорю только то, что думаю, - не зависимо от того, нравится тебе это или нет!.. В конце концов, кто же еще скажет тебе правду, если не мама?..
О Господи, помилуй!.. Но Олеся вовсе не хотела такой правды!.. Она-то, по простоте душевной, наивно мечтала о том, что ее похвалят и поддержат!.. И эти “честные” слова мамы показались ей настолько жестокими, что она была просто убита морально. Сражена наповал. Без какой-то надежды когда-либо воскреснуть.
Мамины жестокие слова нанесли Олесе в тот день такую мучительную рану, от которой она, похоже, так никогда и не смогла до конца оправиться. Но при этом она была настолько вымуштрована, что, несмотря на страшную боль, не посмела даже обидеться на свою дорогую мамочку, потому что она заранее знала, что, если она хотя бы попытается возразить ей или еще как-то защититься, то на нее тут же хлынет новый поток недовольства, в котором она просто-напросто захлебнется. Ведь ее славная мамочка действительно всегда говорила только правду, - и ничего кроме правды. А на правду ведь нельзя обижаться…
А кроме того, - Олеся вообще не имела права на такую вольность, как чувства… Особенно, чувства отрицательные, - а обида и недовольство как раз к ним и относились…
- Правда, у меня на работе твоя статья всем понравилась, - бесстрастно продолжала мама. - Все очень хвалили ее и сказали, что ты - молодец. Но я ожидала от тебя чего-то большего! Мне всегда казалось, что, уж если ты пишешь постоянно, то должна уметь писать хорошо… И мне очень жаль, что я ошибалась! Потому что мне эта твоя статья, к сожалению, совершенно не понравилась! Я ожидала от тебя чего-то совсем другого и не думала, что это будет вот так!..
Эта несправедливая, - но, главное, честная!.. - мамина критика что-то убила в Олесиной душе. Ей и так, на самом деле, ой как нелегко далась эта ее первая серьезная попытка приобщиться к миру журналистики, но она справилась, - по крайней мере, до той минуты ей так казалось… Но только вот опять, вместо хоть какой-то поддержки и одобрения, она в очередной раз услышала от своей мамы о том, что она - беспутная неудачница, не сумевшая даже статью написать нормально, - так, чтобы она понравилась самому строгому критику из всех возможных - ее маме. И сил продолжать дерзать после этого у нее как-то больше не осталось… Олеся пришла к выводу, что просто не способна писать нормально, - а значит, ей следует заняться чем-нибудь другим. Чтобы лишний раз не разочаровывать свою мамочку, мнение которой значило для нее все…
Эта первая неудача, разумеется, расстроила Олесю, но, как ей казалось тогда, не настолько сильно, чтобы сломать ее окончательно. На тот момент ей было всего лишь четырнадцать лет; она только что закончила школу, поступила в техникум, и ей казалось, что жизнь удивительна и прекрасна… В душе она была наивно уверена в том, что у нее все еще впереди. Она точно знала, что удача ждет ее, - где-то там, за очередным жизненным поворотом. И стоит только лишь протянуть руку, чтобы ухватить ее покрепче и больше уже не выпускать…
Поэтому, несмотря ни на что, Олеся решила ни в коем случае не отчаиваться и не сдаваться. Она честно попыталась продолжить жить, искренне намереваясь получать удовольствие от этой самой жизни. Только вот она тогда еще не понимала до конца, что жестокие слова ее доброй и заботливой мамочки окажутся окончательным приговором, поставившем на этой ее будущей прекрасной и полной обещаний жизни жирную точку…
Видео
Вырастили с сыном кактус из семян. Кто подскажет до вида?
Вспомнилось одно приятное воспоминание, а мрачного на Пикабу как-то много стало, авось чуть разбавит.
Ехал в детстве на поезде Валуйки - Москва, возвращаясь с мамой от бабушки. Было мне около 10 лет тогда, точно уж не помню. Лето. Плацкартный вагон. У нас низ и верх места. Соседями были мама с девочкой, примерно моего возраста. Я поначалу сидел на верхней полке, листал какой-то журнал, занимался своими делами. Как и многие мальчики моего возраста знакомиться с девочками при родителях стеснялся. Чуть позже пришли другие дети с вагона, на свободных местах стали играть в карты, и соседняя девочка с ними тоже. Позже, неловко и я присоединился к ним играть. Играли и болтали до вечера, помню там была среди детей вагона ещё одна толстенькая девчонка чуть старше, такая мерзенькая чуть особа была, но не потому что толстенькая, по общению. Потом постепенно все стали расходиться, готовиться ко сну. Но так как играли мы рядом с купе где был я и соседская девчонка, мы остались с ней чуть поиграть, наедине, пока наши родители готовили полки для сна. И помимо игры мы много о чем болтали с ней, было приятно, а потом, как и положено детям, обменялись конфетами и ништяками. Когда пришло время уже спать, мы улеглись, каждый на свою нижнюю полку, мамы наверху. И ещё какое-то время приятно общались, а мамы конечно шикали. Определенной пикантности добавляло то, что лёжа на нижних полках, общение идёт как бы под столом, отдельно и укрывшись от всех. А после общения, нет, мы не поцеловались, для меня в целом разговор с незнакомой девочкой тогда уже было сверхдостижение. Мы просто тихо лежали и смотрели друг другу в глаза. Может ли ребенок такого возраста понять, что такое любовь или влюбленность, да и вообще анализировать и осознать свои чувства? Конечно же нет. Да даже когда я стал чуть старше и чувства понимал, я в них не признавался даже себе, если меня спрашивали девочки, засмеют ведь ребята тогда.
С того момента прошло очень много времени, имя той девочки я конечно же давно позабыл. Но то что я точно запомнил, это вот этот момент, когда мы тихо, будучи детьми, лежали с той девочкой на соседних полках, и просто смотрели друг другу в глаза под стук колёс. И хоть и познакомились этим же днём, было в тот момент необычно очень приятно, тепло, спокойно и уютно. Ощущала ли та девочка то же что и я? Думаю да, но кто же его знает. Увы, на тот момент не было даже широкого распространения интернета, не то что ВК или даже аськи, чтобы можно было обменяться контактами. К тому же поезд приезжал рано утром, поэтому мы сходу со сна все собирались на выход, и сонными детьми ничего не воспринимали, чтобы сообразить попросить родителей обменяться номерами. Да это и не суть важно в общем, хоть и жалко. Главное, сейчас я точно знаю, что же это было за чувство, и что момент был счастливым. И, к сожалению, как поется, "теряют люди друг друга, а потом не найдут никогда".
В восемь лет с корешем поехали кататься на санках, была ранняя весна. Еще как бы не весна, но снег стоял. А кататься откуда? Ясен пень с овощехранилища. Там горка была. Правда вся в ямках. А санки у нас одни на двоих. И вот едем мы, орем, веселимся, и резко впадаем в ямку, и сразу останавливаемся, понятно что кинетическую энергию девать куда то надо. Я складываюсь пополам, и корешь тоже, но он сзади, и впечатывается ебалом мне в затылок. У него минус восемь зубов. А я как бы просто иду домой, однако дома,, когда со мной разговаривают родители я получаю пизды, из за того что когда говорю, то я говорю одной стороной ебала, отец думает что я над ним издеваюсь когда улыбаюс, ведь выглядит моя улыбка как ехидная ухмылка. Вторая сторона лица не шевелится. Глаз моргает, а вот ебучка не двигается. Я не мог свистеть, я не мог говорить нормально потому что пол ебала парализованы. Батя мой в тот момент был религиозным фанатиком, и если я не молился с ним то получал пизды. А мне как бы тяжело было молиться, потому что во первых ненавидел религию за ее жестокость, во вторых сука тяжело говорить из за травмы. Через неделю примерно все поняли что я не шучу. Повели меня к тетке, энерго практику. Все это помню как сейчас. Эта пизда водила надомной руками, и брала с родителей за каждый сеанс по пол месячной зарплаты, за что я тоже получал пизды. А в один момент раз и отморозилось ебало. А родители что? Правильно, благодарны этой пиздище. Не моему организму что смог восстановиться не смоьря ни на что. А той твари. Вот так я получил охуенную прививку от любой религии и изотерики. Вывод. Детей надо пиздить. И молиться,. Тогда они ни за что не вляпаются в секты
Виктор лежит в центре фургона,абсолютно неподвижно,он все еще связан.Вокруг кромешная тьма и лишь щель в двери пропускала маленький лучик света.Парень выглядел полностью потерянным.
-А ведь у меня сегодня день рождения,-подумал Виктор,-Проклятье,-он снова вспомнил родителей и злость стала переполнять его,-Да пошли вы к черту!,-громко прокричал он.
Мужчина в цилиндре постучал по фургону и сказал:"Тише,парень.А то нам придется..."
-Ты тоже иди к черту!Когда я выйду отсюда,вы будите страдать.Я разорву вас на части и скормлю их собакам.Я убью вас обоих!Я...
Мужчина в цилиндре посмеивался слушая его слова,сейчас он громко рассмеялся и сказал:"Фергус",-бугай,ехавший на фургоне рядом,слегка сжал кулак,веревки Виктора затянулись в разы сильнее,он закричал от боли,-Он владеет магией тела.Восстановится,поднажми посильнее,-Фергус полностью сжал кулак,веревки стали сжимать чертовски сильно.
Кости Виктора не выдержали,он кричал,чувствуя просто адскую боль,но веревки сжимали все сильнее,сломав обе плечевые кости они проломили грудную клетку и разделили каждое легкое надвое,сердце со всех сторон сжимала веревка,все берцовые кости тоже были проломлены.
Виктор издал ужасающий крик и потерял сознание.Веревка исчезла,фургоны продолжили ехать,кровь Виктора стала просачиваться сквозь доски,оставляя на дороге след.
Через тридцать минут,мужчина в цилиндре почувствовал,что к ним кто-то очень быстро приближается,он посмотрел назад,это были монстры.
Он снова повернулся вперед и спокойно сказал:"Гули.Наверное почувствовали запах крови.Разберись Фергус,но так чтобы с них можно было собрать ингредиенты.Гер Вольф алхимик,он любит такое.",-Фергус остановился,а второй поехал дальше.
Фергус посмотрел на гулей,двинул указательным пальцем,вокруг их шей появились веревки и резко сжались,отрубив всем головы.Фергус погрузил их тела в фургон и поехал дальше.Он подъехал к своему товарищу,тот стоял и подкуривал трубку.
-Ты уже здесь?Хорошо,-он выбросил спичку и слез на землю,-Пойдем проверим как там наш пассажир,-и выдохнул дым.
Они открыли дверь,все кости и внутренности Виктора восстановились,но кожа нет,раны продолжали кровоточить.
-Проклятье,-сказал мужчина в цилиндре,-Бракованный попался,-он посмотрел назад и увидел кровавый след,тянущийся за ними,-Неси бинты.Нельзя чтобы он умер до нашего приезда,-Фергус пошел к своему фургону,мужчина в цилиндре снова посмотрел на Виктора,затянулся и выдохнул дым.
Виктор открыл глаза поздней ночью,резко вскочил,фургон все еще едет,сел и облокотился на руки,все его раны были забинтованы.
-Что за...,-сказал он.
Мужчина в цилиндре правил лошадьми и курил трубку,резко он услышал грохот,фургон наклонился влево,мужчина удивился.Виктор бегал из стороны в сторону,врезаясь плечом в стенки фургона,тем самым раскачивая его.
-Эй,успокойся!,-крикнул мужчина.
-Пошел ты!,-ответил Виктор и продолжил.
-Фергус,-сказал мужчина.
Виктора снова опутали веревки,он упал и громко закричал,по его мозгу прошел ток,кровь начала течь в сотню раз быстрее,мышцы будто увеличились в размерах,Виктор закричал еще громче и разорвал веревки.Фергус,почувствовав это очень удивился.Виктор снова побежал в левую стенку и пробил ее насквозь,оказавшись на улице.Фергус и его товарищ были в полнейшем шоке.
Приветствую всех читателей.Вот и шестая глава вышла.Благодарю всех интересующихся моей историей.Всех кому нравится прошу подписаться и поставить оценку.Седьмая глава уже на Бусти:https://boosty.to/augustgrezer желающие могут прочитать ее прямо сейчас.Если кто-то хочет поддержать произведение и автора монетой,или буквально поучаствовать в его написании,вам также на Бусти.Спасибо за внимание.
Август Грейзер.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Глядя на своих детей вспомнил как было круто без гаджетов. Отправляю их на прогулку, а они сидят дома и не хотят идти, играют в телефоны. Говорю, мол, зайдите за друзьями, позовите их. Аппелировали тем что уже позвонили и узнали, как Миша в гостях у бабушки, Петя по магазинам с родителями, а Вася болеет и не выйдет. Со всеми, кроме Пети, договорились встретиться через пару часов. Даже не стал спорить.
И утонул в воспоминаниях из своего детства.
Когда тебя родители выпинывают из дома, а ты такой зашёл к одному и узнал про его отъезд в деревню. Потом побрёл к другому дому, чтобы узнать о наказании второго товарища и идёшь дальше до соседнего двора. А там стоишь пол окнами, истошно орёшь на всю улицу: «Серёга! Серёга!». А Серёга не выглядывает. Никто не выглядывает из нужных окон. Не вытерпев, с балкона этажом выше выглядывает потрёпанная тётка с нецензурными словами возмущения и примерно в таком же тоне посылает гулять дальше, и наделяет информацией о срочном отъезде соседей снизу на Кудыкины горы.
И ходишь-бродишь в одиночестве. Сам с собой проиграешь в «тридцать три». Понервируешь бабулек на лавке скрипом проржавевших качелей. Попинаешь камень от скуки. Сходишь на колонку попить. И идёшь домой, без страха что загонят, только уже немного грустный и без настроения. Здорово было. Неделю погостил у своей бабушки и теперь не знаешь где и кого искать, куда они все делись и вернутся ли вообще.
Особо острые вспышки всплывают об одном очень здоровском приключении без телефонов.
Бабушка у меня работала на сменном графике в городе, а жила в пригороде. Добиралась на работу и обратно на электропоезде. Так как наш дом был неподалёку от попутной станции, то родители меня подсаживали к бабушке, едущей с работы, на усиление в борьбе с огородом. Бабушка всегда садилась в один и тот же вагон с головы поезда и, как обычно, в тот раз меня также посадили в него. Стоянка короткая. Поставили в тамбур, помахали ручкой, дверь закрылась и поезд тронулся.
Пройдя по вагону я обнаружил отсутствие бабушки в нём. Следующий вагон. Следующий. И даже в последнем её не было. Электропоезд уже проехал две остановки и в моей детской голове возникло единственное правильное решение - выходить. Потому что я точно не знал когда будет нужная мне станция. Зачастую меня будила бабушка и сонного просто выводила за руку там где нужно.
Сошёл на незнакомой станции, один, темно, десятый час вечера, холодно, ни души вокруг. Вокруг только наполовину растаявшие весенние сугробы вперемешку с наполовину замёрзшими весенними лужами. Что делать? Куда деваться? В моей голове не нашлось тогда лучшей идеи как идти обратно. Пешком. Около шести километров. По шпалам.
Бездомные собаки вдалеке лают. Кругом заборы и теплотрасса. Ветрище нагоняет жути раскачивая и треща деревьями. Криминогенная обстановка рабочих посёлков начал 00-х усиливала страх перед незнакомой местностью. Ещё вдруг вспомнились поучения родителей с рассказом про Чикатило... Только сжатый в кармане китайский перочинный ножик, недавно приобретенный для игры в «ножики», придавал уверенности в успехе моей кампании.
Добрался до дома благополучно. Промочил ноги, замёрз, страху натерпелся на полжизни вперёд - пустяки, дела житейские. Позже выяснилось, что бабушка задержалась и не успела к отправлению электропоезда, в котором мы должны были встретиться. Такие дела.
Без телефонов было хорошо, но с телефонами было бы лучше. Старшее поколение просто завидует.