На циферблате 5:50, ещё темно. Октябрь - световой день уже короткий. Ночь почти прошла, но от этого спать меньше не хочется.
Я смотрю вперед: прожектор, две блестящих линии рельс, шпалы, шпалы, шпалы. Контроль приборов: мощность, температура, скорость. От монотонного шума дизеля спать охота еще сильнее. Сквозняк вытягивает всё тепло из кабины. Калорифер греет слишком сильно, закрываются глаза. Я выключаю печку, поднимаю воротник железнодорожной жилетки, чтобы немного согреться.
Старый тепловоз, старшее меня на 7 лет. Горячий чай согревает руки, чуть-чуть бодрит. Чтобы не заснуть надо о чём-нибудь поразмышлять, главное не залипать, мысли часто выручают меня в пути следования. Монотонный скоростемер цокает, как медленный метроном. Стрелка скорости дергается между 25 и 30 км/ч, едем на подъем. Обычно сон накатывает постепенно, а потом просто проваливаешься куда-то и нет двух-трех пикетов - это самое страшное. Я знал, что это недопустимо.
Пикеты плывут плавно, иногда они чередуются километровыми столбами, ход времени начинает потихоньку стираться. Когда что-то происходит на перегоне, ты не можешь ухватить время за хвост. При поломке десять минут для машиниста пролетают, как десять секунд. А сейчас всё наоборот: целая вечность прошла пока получасовой спад прочертил линию, и игла отметила 6 часов на ленте. Я встаю, открываю скоростемер, осматриваю ленту, это помогает мне еще чуть-чуть продержаться в борьбе со сном.
Помощник спит, хотя сном это не назовешь. Молодой парень выключается и вздрагивает, когда трещит рация или меняются обороты дизеля. Пытаясь взбодриться, он изо всех сил старается не спать, это видно. Обычно ночью он пободрее, но сегодня видимо плохо отдохнул перед сменой. Хотя любой человек захочет спать, проехав всю ночь на пролёт. В какой-то момент помощник встаёт, но я вижу, как голова его медленно опускается с потухающим взглядом. Я говорю ему сесть, чтоб не дай Бог не упал. У меня такое было пару раз, ребята засыпали стоя, и падали, как подкошенные. Помощнику ночью еще тяжелее - у машиниста есть пульт, контроль приборов бодрит как-никак, а тчмп один на один с монотонностью рельс.
Осенним утром влага начинает превращаться в иней, придавая траве серебристость в свете прожектора. Уже светлеет. Первый морозец. Я замечаю вдоль пути кусты почти без листьев, на них красные ягоды боярышника. Справа - поля, засаженные озимыми, ярко-зелёные по сравнению с увядающими деревьями в лесу слева. Осенью деревья самых разных цветов: почему-то клёны чаще всего бывают красными; золотые листья берёз, как теплое пальто укрывают белоснежные стволы; а дубы до последнего стоят зелёные, у них самый сильный лист.
Мысли перескакивают, я не пытаюсь их остановить, надо занять голову чем-то еще, кроме контроля приборов, чтобы не выключиться.
Я вспомнаю, как в детстве мы с пацанами всегда ели боярышник в это время года, собирали каштаны и валялись в листьях. Вспоминаю, свой дом, со школы я возвращался по аллее из лип, которые осенью были всегда желто-оранжевого цвета. Дом стоит возле железной дороги, и когда я гулял во дворе, то встречал поезда. Ждал отца. Когда батя проезжал, то он высовывался почти по пояс из окна и сигналил. Это означало, что скоро папа вернётся из поездки домой.
Отец давно на пенсии, и сейчас я еду на том же участке и на тепловозе той же серии, только уже не на зеленом, а на красно-сером. Проезжать мимо дома - для меня всегда был особенный момент. Во дворе часто ждала дочка, которая сидела у бабушки - моей мамы, и уже она махала мне, а я высовывался из окна насколько мог, сигналил ей в ответ. Когда дочки не было, встречать выходила мать. Она провожала меня улыбкой, приветствовала, передавая теплоту родного места.
Этой осенью мама умерла, и проезжая мимо пустующего дома, к горлу подкатывал ком, а на глаза наварачивались слёзы. Причина смерти - сердечная недостаточность. При этой болезни сердечная мышца постепенно теряет свою функцию, и в какой-то момент просто останавливается. 50% людей не живут больше пяти лет, после того как им поставят такой диагноз. Выживаемость при сердечной недостаточности ниже, чем при онкологии.
"Предупредительный желтый мигающий" - раздался голос помощника, который вытащил меня из своих мыслей. Парень наконец поборол сон, он поднялся на рабочем месте. По рации прошёл вызов: "Машинист поезда 3170 на приближении станции Узловая 1.", после чего нам доложили маршрут приема. Поездка подходила к концу, и мне уже было не до своих мыслей, а утренний свет потихоньку развеял желание спать.
