В 2021 году занесло меня по работе в Киренский район Иркутской области. Точнее - проще дать координаты. Но периодически мы выбирались в посёлокКоршуново, дорога в которую лежала через заброшенную деревню на несколько пустых дворов, да с заброшенной заброшенной церквушкой.
Как-то проезжая мимо деревушки, водитель заявил:
-Этой церкви уже более ста лет!
-Да не, фигня, - говорю я, - отсюда же видно что новодел! Кто бы сто лет назад в этих ебенях брусом заморачивался? Да и рубка в ласточкин хвост. Скорее всего в 90-х срубили, пока деревня жива была.
По возвращению в офис, полез в интернет искать подтверждение своих слов, и оказалось что я в оказался в корне не прав. Дата постройки церкви 1899г! Ну а раз так, то тут уж сам бог велел посетить данный памятник деревянно зодчества. Что. собственно и было сделано.
Итак, знакомьтесь: Церковь Иннокентия, епископа Иркутского в деревне Мутина.
Деревня Мутина впервые упоминается в документах с 1723 г. В начале ХХ в. в ней насчитывалось около 50 дворов с населением чуть более 300 человек. Храм в селении был заложен в 1898 г., а 22 января 1899 г. освящен его единственный престол во имя Святителя и Чудотвора Иннокентия Епископа Иркутского. Сооружен он был частично на средства самих крестьян, частично на пожертвования прихожан всего округа. Лес для постройки был поставлен крестьянами за свой счет. Приписали церковь к приходу Николаевского храма села Ичера.
Как видно по фото, то что я первоначально принял за брус. по факту брусом не является. По сути это брёвна, которые немного оторцевали, но явно выраженного прямого угла между сторонами нет.
Теперь немного внутреннего убранства:
В качестве лаг под полом использовались уже брёвна. а сам пол был сделан когда-то из толстых досок. шириной сантиметров 15.
Остатки перегородки Алтаря Направляющая, в которую вкладывался набор из досок. Направляющие прибиты уже современными гвоздями, но всё же можно понять, как можно сделать стену без гвоздей.
Кстати, на фото видно, что внутрення сторона бревна обработана лучше. чем внешняя. Способ рубки - не ласточкин хвост (тут я тоже ошибся). Но в то же время, всё же не простой .
Без гвоздей всё же не обошлись. Хоть сама дверь и собрана на штифтах, но для её установки использовали кованные гвозди. Петля. кстати, тоже кованная.
Кованный гвоздь. Наверное на нём когда-то висела икона.
Теперь немного колокольни
Тут брёвна с внутренней стороны обработаны грубее, чем в самом помещении
На левой стороне фото можно увидеть останки лестницы: толстая плаха с выпиленными пазами, в которые вставлялись ступени. Второй плахи нет, куда делась - не ясно. Сами плахи крепились на штифты, остатки которых хорошо видны по всему периметру.
А это собственно сама штифтовая технология. В скрепляемых деталях сверлятся отверстия, куда забивается штифт.
В виду дороговизны гвоздей. штифты использовались практически везде.
ещё немного наружней стороны. Если внутри брёвна отторцованы под угол 90 градусов, для получения ровной стены, то снаружи особо не заморачивались.
Собственно всё. А это вид на заброшенную деревню Мутина с порога церкви (немного под фильтром):
З.Ы.
А ещё там недалече был заброшенный теплоход(?), но к сожалению изучить его не получилось
В рассказе Василия Шукшина «Критики» показана дружба между дедом и внуком. Вот концовка рассказа:
««Гражданин Новоскольцев Тимофей Макарыч одна тысяча… девяностого года рождения, плотник в бывшем, сейчас сидит на пенсии. Особых примет нету.
Вышеуказанный Тимофей двадцать пятого сентября сего года заявился домой в состоянии крепкого алкоголя. В это время семья смотрела телевизор. И гости ещё были…
Тимофей тоже стал смотреть телевизор. Потом он сказал: «Таких плотников не бывает». Все попросили Тимофея оправиться. Но он продолжал возбуждённое состояние. Опять сказал, что таких плотников не бывает, враньё, дескать. «Руки, говорит, у плотников совсем не такие». И стал совать свои руки. Его ещё раз попросили оправиться. Тогда Тимофей снял с ноги правый сапог (размер 43–45, яловый) и произвёл удар по телевизору.
Само собой, вышиб всё на свете, то есть там, где обычно бывает видно.
Старший сержант милиции КИБЯКОВ».
…Встал, сложил протокол вдвое, спрятал в планшет.
– Пошли, дядя Тимофей!
Петька до последнего момента не понимал, что происходит. Но когда Кибяков и отец стали поднимать деда, он понял, что деда сейчас поведут в каталажку. Он громко заплакал и кинулся защищать его:
– Куда вы его?! Деда, куда они тебя!.. Не надо, тять, не давай!..
Отец оттолкнул Петьку, а Кибяков засмеялся:
– Жалко дедушку-то? Сча-ас мы его в тюрьму посадим. Сча-ас…
Петька заплакал ещё громче.
Мать увела его в уголок и стала уговаривать:
– Ничего не будет с ним, что ты плачешь-то? Переночует там ночь и придёт. А завтра стыдно будет. Не плачь, сынок.
Деда обули и повели из избы. Петька заплакал навзрыд. Городская тётя подошла к ним и тоже стала уговаривать Петьку:
– Что ты, Петенька? В отрезвитель ведь его повели-то, в отрезвитель! Он же придёт скоро. У нас в Москве знаешь сколько водят в отрезвитель!..
Петька вспомнил, что это она, тётя, привела милиционера, грубо оттолкнул её от себя, залез на печку и там долго еще горько плакал, уткнувшись лицом в подушку».
Тотальный совок в отдельно взятой избе: собственный телевизор человеку у себя дома разбить нельзя! А глядя на таких «рассудительных», «честных», «правильных» и лишь формально городских тёть и их дядь, да ещё если с русским деревенским («отрезвитель», «центер», «исть») акцентом – а особенно если наигранным – тут не то что телевизор, всю хату разнесёшь. А заодно и страну. Ведь в стране эти тёти устраивались, как правило, неплохо. Не плотниками, а всё по районо, горкомам, собесам…
«Они были очень умные и всё знали – Петькина тётя и её муж. Они улыбались, когда разговаривали с дедом. Деда это обозлило».
Известный художник кисти и слова, мыслитель и любитель русской деревни Чудик из одноимённого рассказа В.М. Шукшина:
«– Ммх!.. – чего-то опять возбудился Чудик. – Никак не понимаю эти газеты: вот, мол, одна такая работает в магазине – грубая. Эх вы!.. А она домой придёт – такая же. Вот где горе-то! И я не понимаю! – Чудик тоже стукнул кулаком по колену. – Не понимаю: зачем они стали злые?»
Не понимает он! Кулаком стучит! А не ты ли сам, горе луковое, растил святорусско-быдлодеревенскую да пролетарско-гоповскую скотинку? Всех ведь своими художествами и юродствами бесил – попутчиков в транспорте, телеграфистку, сноху. Даже 50-рублёвую бумажку потерял (полмесяца работы), лишь бы родная жена пару раз тебе шумовку к бестолковой голове приложила.
Вот ещё один шукшинский любитель русской деревни и критик хамства-грубости, на этот раз из рассказа «Выбираю деревню на жительство»:
«Некто Кузовников Николай Григорьевич вполне нормально и хорошо прожил. Когда-то, в начале тридцатых годов, великая сила, которая тогда передвигала народы, взяла и увела его из деревни. Он сперва тосковал в городе, потом присмотрелся и понял: если немного смекалки, хитрости и если особенно не залупаться, то и не обязательно эти котлованы рыть, можно прожить легче. И он пошёл по складскому делу – стал кладовщиком и всю жизнь был кладовщиком, даже в войну. И теперь он жил в большом городе в хорошей квартире (отдельно от детей, которые тоже вышли в люди), старел, собирался на пенсию. Воровал ли он со складов? Как вам сказать… С точки зрения какого-нибудь сопляка с высшим юридическим образованием – да, воровал, с точки зрения человека рассудительного, трезвого – это не воровство: брал ровно столько, сколько требовалось, чтобы не испытывать ни в чём недостатка, причём, если учесть – окинуть взором – сколько добра прошло через его руки, то сама мысль о воровстве станет смешной. Разве так воруют! Он брал, но никогда не забывался, никогда не показывал, что живёт лучше других. Потому-то ни один из этих, с университетскими значками, ни разу не поймал его за руку. С совестью Николай Григорьевич был в ладах: она его не тревожила. И не потому, что он был бессовестный человек, нет, просто это так изначально повелось: при чём тут совесть! <…>
Словом, всё было хорошо и нормально. Николай Григорьевич прошёл свою тропку жизни почти всю. В минуту добрую, задумчивую говорил себе: «Молодец: и в тюрьме не сидел, и в войну не укокошили».
Это вам не какой-нибудь скандально проворовавшийся из-за жадности советский служащий, а подлинный враг народа, глубоко законспирированный. Что ещё он втихаря вытворял на гражданке или натворил бы на войне, бог его знает.
Игорь Анчиполовский, «Птицам пиздец» (1989 г.):
Стервятники порвали металлические сетки, Проникли сквозь окно в президентский дворец – И в доме, где даже тишина была ветхой, Свил себе гнездо одинокий стервец.
Из тарелок с гниющими остатками обеда Он пищу черпал для себя и птенца, А птенец, птенец, шалун и непоседа, Озорно плевал в кормящего отца.
Вырос младший стервец, и безумные птицы Покинули старый президентский дворец И понеслись к той волшебной границе, За пределами которой птицам пиздец.
Что и говорить, отупевший от чудиков народец не удержал ящик от паденья. Да ещё и уронил максимально криво: парник под названием СССР, в отличие от ну совсем нетепличной Российской империи, не воспитал себе хороших могильщиков. Надо было побольше детей, как в своё время Я.М. Юровского в восемь лет на завод, в клуб к Владимиру Ланцбергу. И побольше таких школ и клубов. И тогда – возможно – не сносить кое-кому головы. Ну а так, сначала старший стервец, а после него малыш-непоседа принялись проедать гниющие остатки криво упавшей советской державы.
Однако щемящих лириков тонкой душевной организации добрый и хрупкий умирающий СССР породил немало. Как, по-видимому, никакое другое общество. Очень многие из этих поэтов ушли рано.
Борис Рыжий (1974 – 2001), «Костёр» (стихотворение написано в 1993 году, из-за схожести смысла и образного ряда и резкой разности ритмик это, можно сказать, как ряшкой об забор трагическое заключение к оптимистичному «Коли втомлюся я життям щоденним…» Леси Украинки):
Внезапный ветр огромную страну сдул с карты, словно скатерть, – на пол.
Огромный город летом – что костёр, огонь в котором – пёстрая одежда и солнце. Нищие сидят на тротуарах в чёрных одеяньях. И выглядят как угли. У девчушки на голове алеет бант – она ещё немножко тлеет. Я ищу в пустом кармане что-то – может, деньги для нищих, может, справку в небеса, где сказано, что я не поджигатель. …А для пожарника я просто слаб.
Девочка, как вполне мог бы сказать улыбающийся едва ли не на всех фотографиях поэт Андрей Дементьев, светит прощальным светом. Только у Дементьева не красное на чёрном, как у Б. Рыжего или К. Кинчева, а розовое, в розовой нежной коже, на белом.
Леся Украинка (третья слева, внимательно-ласково смотрит на карапуза) в кругу родственников и знакомых. Зелёный Гай, 1906 г.
«Алёша любил детей, но никто бы никогда так не подумал – что он любит детей: он не показывал. Иногда он подолгу внимательно смотрел на какого-нибудь, и у него в груди ныло от любви и восторга… Особенно он их любил, когда они были ещё совсем маленькие, беспомощные» (В.М. Шукшин, «Алёша Бесконвойный»).
Но Алёша Бесконвойный – редчайший среди шукшинских чудиков достойный человек. Недаром он тяготел к городскому образу жизни: по выходным не работал в колхозе (по субботам топил баню). Конфликтовал, естественно, по этому поводу с колхозным начальством, терпел насмешки односельчан. Можно сказать, защищал русскую культуру (баня, как известно, её символ) от русской разновидности богоносного хрена и рагуля, то есть, простите, святого землепашца, сеятеля и хранителя, пусть в массе своей и не такого агрессивного и взвинченного, как настоящий рагуль.
И философия у Бесконвойного не то что у деревенщиков-народолюбцев:
«…Как хотел Алёша, чтоб дети его выучились, уехали бы в большой город и возвысились там до почёта и уважения. А уж летом приезжали бы сюда, в деревню, Алёша суетился бы возле них – возле их жён, мужей, детишек ихних… Ведь никто же не знает, какой Алёша добрый человек, заботливый, а вот те, городские-то, сразу бы это заметили. Внучатки бы тут бегали по ограде… Нет, жить, конечно, имеет смысл. Другое дело, что мы не всегда умеем. И особенно это касается деревенских долбаков – вот уж упрямый народишко! И возьми даже своих учёных людей – агрономов, учителей: нет зазнавитее человека, чем свой, деревенский же, но который выучился в городе и опять приехал сюда. Ведь она же идёт, она же никого не видит! Какого бы она малого росточка ни была, а всё норовит выше людей глядеть. Городские, те как-то умеют, собаки, и культуру свою показать, и никого не унизить. Он с тобой, наоборот, первый поздоровается».
Можно назвать Лесю Украинку прирождённым педагогом. Ну, или, скажем, киллершей. Галина Лысенко (дочь украинского композитора Николая Лысенко) вспоминала:
«…Мне было лет восемь-девять (значит, речь идёт о начале 1890-х гг., Лесе лет двадцать – Т.М.).
К какому-то празднику готовилось представление детской оперы «Зима и Весна»… Эта опера была гораздо серьёзнее и сложнее, чем другие, тоже детские… а между тем «артистические силы» состояли из одних детей. Должно быть, решающей была тут помощь взрослых. Одним из лучших советчиков и постоянных руководителей в этом деле была Леся Украинка, или просто Леся, как её тогда у нас звали. На её долю выпали самые большие хлопоты – она и режиссёр, и балетмейстер, костюмер и декоратор, да к тому же ещё и суфлёр.
Леся сама придумывала эскизы и сама же шила по ним одеяния для Осени, Зимы, Снеговика и Весны… Все мы удивлялись «ювелирному» мастерству Леси…
Ежедневно Леся приходила репетировать с нами, примерять костюмы, по десять раз повторять наиболее трудные сцены, а нам этого не хотелось. Особенно надоело нам повторять движения, за чем Леся тщательно следила. Бывало, что мы совершенно теряли терпение и убегали куда глаза глядят. Но неумолимый режиссёр вытаскивал нас из-под дивана или из-за какого-нибудь шкафа и расставлял по местам. Не припомню, чтобы Леся по этому поводу когда-либо раздражалась – всегда спокойная, ласковая, она ещё и шутила при этом.
Она и вообще всегда была добродушной…» [29]
Во время самого спектакля, как вспоминала писательница Оксана Стешенко, Леся «старательно помогала одевать и подбадривать артистов. Леся вообще любила детей» [30].
Леся Украинка подрабатывала частными уроками. На них [31] или в ходе случайных разговоров [32] с представителями подрастающего поколения аккуратно, я бы даже сказал: ювелирно, продвигала социалистические идеи. Поэтесса была крепко связана с киевской социал-демократической группой и дружила со многими её представителями, но сама в эту группу не входила. Товарищи её туда не включали: берегли больную, хрупкую женщину от царских тюрем и ссылок. [33, 34] Увы, никто не уберёг Лесю от К.В. Квитки, юриста по образованию, борца за свободу, который в самый мерзкий (он же самый святорусский) период Российской империи (при Николае II) преспокойненько служил в судах рашки. А в первом салорейхе (УНР) стал аж замминистра юстиции.
Ну и напоследок лирическое отступление. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Ровно 300 лет назад, в 1724 году — указом Петра I в Российской империи запрещено сочетать браком молодых, не только вольных, но и крепостных, без их согласия.
Помнете, как сказали "ДА" в ЗАГСЕ или у вас это только впереди, если вообще планируется?
Выбор хостинг-провайдера и сервера — почти как выбор первой машины. Только виртуальной машины. Да, ездить будет плюс-минус любая, но на какой скорости и как далеко проедет — вопрос. Разберем на примере PQ Hosting, как выбрать хостера, чтобы реже вспоминать про технические работы на сайте.
Что значит хостинг-провайдер? Любой сайт или сервис должен быть физически размещен на сервере с постоянным доступом к интернету. Предоставление такого сервера и называется хостингом.
1. Тип сервера и его производительность: CPU — RAM — Storage — Network
Первое, что нужно проверить, можно ли «собрать» свою конфигурацию сервера. Обратите внимание на соотношение ядер процессора (CPU), объем оперативной памяти (RAM), тип дискового пространства (SSD или HDD) и сети.
Современные хостинг-провайдеры предоставляют два типа серверов: виртуальные и выделенные. VPS/VDS — виртуальная эмуляция сервера с гибкими настройками. Вы можете выбрать нужную мощность и емкость оборудования — и платить только за них. Оптимальный вариант для сайта небольшого интернет-магазина или компании, которая продает какие-то услуги.
А вот если у вас проект-гигант с высокой нагрузкой и посещаемостью, эмулятором не обойтись. Нужен выделенный сервер — физическая машина, на которой будет храниться ваш сервер.
Например, PQ Hosting специализируется на виртуальных VPS/VDS на твердотельных дисках NVMe. У них выше скорость обработки информации, и они подходят для проектов с большим количеством операций и частым обновление баз данных. Из других преимуществ NVMe: ему нужно меньше энергии, чем традиционному жесткому диску, накопитель работает бесшумно, не нагревается и реже выходит из строя.
2. Репутация и удобство для пользователя
Репутация хостинг-провайдера на рынке и отзывы пользователей — важные показатели его надежности. Лучше всего смотреть, что пишут про хостера, на специализированных платформах, например, hostobzor.ru или hostinghub.ru.
К слову, про репутацию: Пикабу в этом году отмечает 15-летие (вау), а PQ Hosting, который основал Иван Некулицы, скоро отпразднует шестилетие. За этого время Пикабу вошел в топ-30 самых популярных развлекательных сайтов Рунета. А PQ Hosting пополнил международный интернет-регистратор RIPE NCC, покорил 38 стран и кардинально расширил продуктовую линейку.
3. Дата-центр и надежность инфраструктуры
Где физически находятся ваши серверы и как управляется дата-центр. У многих хостинг-провайдеров нет своих дата-центров, они арендуют их у других операторов. Обратите внимание на два момента. Во-первых, какая у ЦОД сертификация — если ISO и PCI-DSS, то это гарантия соблюдения современных требований к безопасности данных. Во-вторых, когда у оператора были падения и как о них сообщали пользователям.
Для некоторых бизнесов важно разместить сервер в ЦОД в определенной стране с определенным законодательством. Чаще списки ограничиваются 10–20 странами, но некоторые хостинги предлагают на выбор до 38 вариантов для VPS/VDS-серверов: от популярных Нидерландов и Германии до более редких вроде Канады и Швейцарии. Выделенные серверы доступны в дата‑центрах в Германии, Нидерландах, Франции и США.
4. Детали конфигурации и безопасность данных
Одна из фишек компании PQ Hosting — собственное оборудование. Все серверы для размещения в ЦОД она закупает напрямую у производителей. Сейчас это процессоры на базе Intel Xeon и твердотельные диски NVMе с технологией защиты данных RAID 10.
Всего есть 12 фиксированных различных конфигураций от «Алюминия» (1 ядро, 1 Гбайт ОЗУ, 25 Гбайт диск) за 4,7 евро (~460 рублей) в месяц до «Обсидиана» (32 ядра, 64 Гбайт ОЗУ, 510 Гбайт диск) за 151 евро (~14 780 рублей) в месяц.
Кроме того, PQ Hosting предоставляет защиту от DDoS-атак, ежедневное резервное копирование данных и поддержка шифрования. А доступ ко всей информации будет только у людей, которым вы его откроете.
5. Адекватная поддержка в любое время
Она должна быть доступной и компетентной, чтобы оперативно решать возникающие проблемы. Особенно если речь идет об виртуальном сервере.
У PQ Hosting круглосуточная поддержка через все удобные каналы связи: телефон, электронная почта, мессенджеры. Не так давно компания запустила своего телеграм-бота для управления сервером — @PQHosting_bot. Он поможет перезагрузить или выключить сервер, заказать новый или посмотреть статус оплаты.
Еще раз перечислим преимущества:
38 стран размещения серверов в проверенных дата-центрах; • собственное оборудование и высокая скорость передачи данных — 10 Гбит/с; • круглосуточные администрирование, защита от DDos-атак; • большой выбор способов оплаты и гибкая сетка тарифов.
На углу Адмиралтейского и Вознесенского до 1917 года располагался один из модных ресторанов Санкт- Петербурга «Прадер» Л.Томиссона
Дореволюционные трактиры и рестораны во многом были похожи на современные, но были у них и свои особенности. У меня уже был пост, посвященный типам дореволюционных заведений общепита. На этот раз речь пойдёт о тех, кто в них трудился.
Стоит отметить, что развиваться активно такие заведения стали только в начале 19 века. В 18 веке (и ранее) к заведениям общественного питания можно было с натяжкой отнести кабаки, но официально в кабаках можно было только пить, питания в них, наоборот, не предлагалось, и посадочных мест не предусматривалось. Считалось, что люди должны были, стоя, выпить и вскоре уйти, а не сидеть и пьянствовать (но по итоги люди просто пьянствовали, стоя, и без полноценной закуски). Персонала при таком подходе много не требовалось, иногда хватало усилий одного хозяина и членов его семьи. Довольно много продавалось уличной еды, выпечки в лавках, но это, скорее, из сферы торговли, а не общепита.
В столичном Петербурге в первой половине 18 века трактиров было всего несколько, и первые из них были по факту постоялыми дворами. В остальных городах их было тоже немного. Рассчитаны они были в первую очередь на путешественников, хотя местные жители иногда в них все-таки заходили перекусить, но абсолютное большинство питалось дома. В дворянской среде 18 века ходить в трактиры было не принято. Считалось, что солидный человек должен есть дома, и готовила ему прислуга. В условиях крепостного права иметь кухарку могли многие. Те, у кого была возможность, нанимали хорошего повара (или обучали собственного из числа крепостных), который мог быть предметом гордости и хвастовства. Те, у кого не было прислуги, часто наведывались к родственникам или друзьям, это было нормой. Меняться ситуация начала только к началу 19 века. Тогда появились первые уважаемые рестораны, куда наведывались «благородия». Ресторан имел большой зал со столиками, а также отдельные кабинеты, в которых можно было посидеть весёлой компанией.
Первые рестораны держали иностранцы, начинавшие обычно как повара. Блюда были европейские. Высоко ценилась авторская кухня. Имена владельцев были известны и становились своего рода брендами, фигурируя в названиях. Евгений Онегин ходил в роскошный ресторан «Talon», расположенный по адресу Невский проспект, 15 и работавший до 1825 года. Основатель – француз Пьер Талон. Тогда же начали складываться стандарты, включая штат персонала. Вакансии эти успешно дожили до 20 века, но менялись условия труда. Это было связано в том числе с ростом количества ресторанов. К тому же они стали восприниматься в первую очередь как просто бизнес, а хозяевами были купцы, часто русские. Известные рестораны, названия которых уже стали брендами, продавались и покупались обычно под теми же названиями. В новых имена владельцев использовались реже.
Непременный работник дорогого ресторана, которого первым видели гости – швейцар. Он же часто отвечал за гардероб. Во второй половине 19 века посетителей становилось всё больше, следить за одеждой было всё труднее, и гардероб нередко обслуживали сторонние лица, как сказали бы сейчас, «аутсорсинг». За право работать в гардеробе приплачивали хозяевам ресторанов, а затраты компенсировались щедрыми чаевыми. Публика становилась всё более разношерстной, поэтому учащалось количество краж дорогих вещей. В сериале «Место встречи изменить нельзя» есть эпизод, когда жулики пытаются украсть шубу в театре. Примерно так же воровали и в дореволюционных ресторанах. Часто это делали путём подмены.
Хозяин – в начале 19 века нередко он же шеф-повар. Позже шеф-повар – обычно нанятый человек. Он руководил приготовлением блюд и работой кухни. В крупном ресторане конца 19 века на кухне трудились около 7 поваров, 2 кухонных мужиков, 3 судомоек, 10 мальчиков. Иногда были кондитеры и специалисты по приготовлению конкретных блюд. Обслуживание клиентов координировал метрдотель. Он же принимал плату, которую передавали через официанта. Также был буфет, за который отвечал буфетчик. Это могла быть отдельная комната (первая при входе) или просто стойка в общем зале. Буфетчик отвечал за алкоголь и готовые закуски. В небольших заведениях принимал деньги и следил за официантами не метрдотель, а буфетчик. В конце 19 века в ресторанах встречались также чайные и винные буфеты, где, соответственно, были чайные и винные буфетчики.
Дореволюционный официант – фигура колоритная. В отличие от многих современных официантов, для которых труд официанта – временная работа, тогда многие трудились на этой должности долгие годы, иногда по 20 лет и даже больше. Постоянные клиенты знали их в лицо, а некоторых по именам. Униформой официанта были фрак, жилетка, манишка, брюки. К концу 19 века, когда среди гостей было много купцов, официанты в некоторых ресторанах иногда носили белые костюмы. Специально для столичных официантов часовщики в начале 1910-х даже разработали специальные «официантские часы», которые были небольшими по размеру, стоили дёшево крепились к борту фрака таким образом, что были видны не только владельцу, но и его клиентам. Многие отмечали, что к концу 19 века сервис стал значительно хуже.
Владимир Маковский. В трактире (1887)
Разносивший блюда персонал и в ресторане, и в трактире в народе называли шестёрками. По одной версии в честь мелкой карты, по другой – что когда-то стандартная зарплата была 6 рублей. Характерной особенностью работы в конце 19 века было то, что официанты часто не получали зарплаты. Более того, иногда жадные хозяева сами заставляли их платить за право работать. В некоторых ресторанах брали залог минимум в 10-15 копеек за возможно побитую посуду. Даже если ничего разбито не было, деньги персоналу не возвращали. Если гость уходил, не заплатив, деньги требовали с персонала. Доход «шестёрок» складывался из чаевых, которые в дорогих заведениях были щедрыми. Но многие пополняли свой бюджет нечестными способами. Могли банально обсчитать клиента, особенно если он пьян. Иногда большой компании подбрасывали лишние пустые бутылки из-под алкоголя. После пьяного застолья люди точно не помнили, сколько именно бутылок или блюд они заказали. Ещё один вариант – не донести часть платы и особенно чаевых, полученных от клиента. Всё это создавало канонический образ жуликоватого официанта/ полового, которого в народе называли халдеем.
На работу в рестораны часто приглашали татар. Считалось, что религия запрещает им пить, поэтому они более устойчивы перед соблазнами. Потом это стало просто традицией, поэтому иногда за татар даже стали выдавать русских, если внешность позволяла. Интересные сведения о татарах-официантах оставил в книге «Пролетариат и уличные типы Петербурга. Бытовые очерки» А. А. Бахтиаров: «Лакейский приход представляет собой своего рода аристократию среди петербургских татар. <…> В самых людных кухмистерских и ресторанах столицы прислуга состоит из татар. Они даже содержать татарский трактир “Самарканд”. <…> Буфет на Николаевском вокзале, где в течении дня перебывает тысячи народа, содержится касимовскими татарами. Здесь татары имеют свои погреба и склады продуктов. Уплачивая около десяти тысяч рублей в год администрации железной дороги аренды, татары-лакеи все-таки имеют хорошие барыши: шесть касимовских деревень кормятся на эти деньги, собираемые в буфете с публики за “рюмку коньяку” или “порцию чаю”. Кроме того, бывает ещё подачка “на чай”. Должно быть, эти «чайные» деньги очень велики, если у татар-лакеев имеется общая кружка, куда опускаются только полтинники. Подачку же меньше полтинника каждый лакей берёт себе, как мелочь. Разбогатев в Петербурге, татары-лакеи не приобретают здесь дома и прочее недвижимое имущество, подобно другим; нет — все богатство, накопленное трудом и счастьем, они отправляют в свой родной Касимов. В Петербурге нет ни одного татарина-домовладельца. Они не питают к столице особенных симпатий и на свою жизнь здесь смотрят как на временное пребывание ради заработка».
Интересные зарисовки о работе дореволюционных ресторанов оставил репортер Н. Н. Животов. в конце 19 века в качестве эксперимента попробовал проработать 6 дней официантом в нескольких столичных заведениях. Начал он с престижного ресторана «Нанкин», владельцем которого был купец, сам начинавший официантом. Устроиться удалось не с первой попытки, потому что несколько раз Животова выгонял швейцар. Чтобы получить возможность встретиться с хозяином, пришлось дать «старшому» 5 рублей. При поступлении на работу требовалось внести залог 25 рублей и каждый день опускать в особую кружку 30 копеек в счет разбитой посуды. Фрак, жилет и манишку официанты приобретали за свой счет. Жалования не предусматривалось, также как и питание для сотрудников. Хозяин выдвинул следующие требования: «А если гость уйдёт, не заплатив, ты отвечаешь! Я не принимаю, хоть он на сто рублей напьёт. <…> И скандалов у меня не заводить, до “участка” (прим. полицейского участка) ни-ни… Не хочет платить — пусть уходит, только без скандала. При расчётах с гостем смотри, чтобы жалоб не было! Ты наживай хоть тысячи, а как спор или жалоба — вон, сейчас вон выгоню! Лучше своим поступись, только без греха, уважь гостя. Для меня гость дороже холуя. Вас, нищих, много шляется. <…> И опять, дело своё должен знать. Чтобы чистота была везде на столах и под столами. Хозяйский интерес соблюдать. Стараться нужно дороже товар подавать. Предлагать умеючи. Прейскурант должен знать твёрдо, на память. <…> Гостей знакомых обожать! Претензий никаких. В морду ли дадут, горчицей рожу вымажут — кланяйся и благодари». На тот момент в «Нанкине» работало 14 официантов. Репортер отмечал, что к санитарным нормам сотрудники относились наплевательски, что было особенно непростительно для дорогого заведения.
Из очерка Н. Н. Животова: «Я плохо понимал жаргон этой компании, но после освоился. “Обставил”, значит обсчитал. “Подставил” или “примазал”, значит — прибавил фиктивно к счёту, для чего в угол кабинета, куда отставляют выпитые бутылки, лакей незаметно принёс и поставил несколько пустых бутылок, будто бы выпитых здесь. Это делается, когда компания хорошо “зарядила”, т. е. напилась. На три — четыре бутылки «примазывается» одна, а если в компании есть “эти” дамы, то и две. Дамы всегда являются помощницами официанта в обмане. Если дамы из «этих», то лакей прямо входит с ними в стачку и делится барышом. Если же особы порядочные, то кавалеры, сидящие с ними, конечно, не захотят скандала со слугой, а, напротив, не потребуют даже счета, просто приказав: “получи”. Значит, получай, сколько хочешь и обсчитывай, как угодно. Также легко обсчитать и пьяного, который не только не в состоянии проверить официанта, но жёлтой бумажки не отличает от красной <…>
В зале никого не осталось. Я пошел к «товарищам», которые продолжали еще пить в кабинете. Там оказался и “старшой”.
— Ну, новичок, успел уже нажить?
— Да у этих подьячих наживешь, — ответил за меня Семён, — поди, гривенника не получил?
— Ни гроша, — подтвердил я.
— Вот и служи таким архаровцам. Так и смотри, что с тебя возьмут на чай!..
— Ну, вы тоже младенцы! Поди маху дадите! Тоже палец в рот не клади, — заметил “старшой”.
— А то, что же, зевать? Наше дело такое: прозеваешь — сиди на бобах!
— Как вы вчера компанию-то из цирка обработали?
— По два целковых на брата пришлось!
— Расскажите, в чем дело? — обратился я к “коллеге” с бакенбардами.
— Да ничего особенного. Они заказали крюшон, потом другой, третий. Угощали актерок каких-то. Мы им первый-то крюшон сделали как следует, а второй и третий на простом спирту из сорокакопеечного красненького, с апельсинами и сахаром. Они и не расчухали, а взяли с них по семь с полтиной, да еще обсчитали на четыре рубля в итоге.
— Важно. И не спорили?
— Какой спорили! Они все хотели платить; мы чуть с троих не получили по тому же счету! Жаль, не очень перепились, а то получили бы!..
— А буфетчик разве не смотрит?
— А что он может смотреть? Мы за буфет марки платим, почем он знает, кто и сколько подал в такой-то кабинет? Мы служили тогда вчетвером, все подавали, поди разбери, что было подано. Ведь компаний в ресторане много, разве буфетчик может уследить, кому что подавали? Мы его (буфетчика) счет писать заставляем; говорим ему — он пишет; что скажем, то и напишет. Тут никто ничего не разберет.
— А если бы завести такой порядок, как в Выборге? Там гости расплачиваются только с буфетчиком. Слуга говорит, сколько чего он подавал, а буфетчик получает.
— Ну, тогда нам всем могила! Кто же тогда будет служить без жалования!»
Б. М. Кустодиев "Извозчик в трактире". Из серии "Русь. Русские типы"
Количество трактиров тоже неуклонно росло. Если рестораны ориентировались на богатую публику, то трактиры – на самую разную. Некоторые к концу 19 века по сервису соответствовали ресторану, там тоже могли быть отдельные кабинеты. Некоторые заведения были рассчитаны на непритязательных посетителей. Часто такие трактиры делились на чистую половину и черную, которую посещали извозчики, приезжие крестьяне, рабочие. Половины могли иметь разные входы или размещаться на разных этажах. Промежуточные варианты, между дорогими и дешевыми, называли «серые» трактиры. Соответственно, условия работы персонала отличались.
Владимир Маковский. «В трактире». 1897
В трактирах клиентов обслуживали половые. Среди них было много уроженцев Ярославской губернии. Они могли тоже иногда носить фрак, но чаще белую одежду, и обязательно поверх формы повязывался передник. Как и официанты, они могли работать на своем месте многие годы. Рабочий день длился около 12 часов, а иногда и намного дольше. Руководил работой половых буфетчик. Буфетчик формально занимал более высокое положение в трактирной иерархии, однако становиться им половые часто не хотели. Буфетчикам чаевых гости напрямую не давали, и иных способов подзаработать у них не было.
Б. М. Кустодиев. «Половой». 1920. Бумага, акварель, графит. 34 × 28. Музей-квартира И. И. Бродского, Санкт-Петербург.
Описание работы половых есть в книге «Москва и москвичи» В. А. Гиляровского. «И во всех этих трактирах прислуживали половые — ярославцы, в белых рубахах из дорогого голландского полотна, выстиранного до блеска. «Белорубашечники», «половые», «шестерки» их прозвания.
— Почему «шестерки»?
— Потому, что служат тузам, королям и дамам… И всякий валет, даже червонный, им приказывает… — объяснил мне старый половой Федотыч и, улыбаясь, добавил: — Ничего! Козырная шестерка и туза бьет!...
В старые времена половыми в трактирах были, главным образом, ярославцы — “ярославские водохлебы”. Потом, когда трактиров стало больше, появились половые из деревень Московской, Тверской, Рязанской и других соседних губерний. Их привозили в Москву мальчиками в трактир, кажется, Соколова, где-то около Тверской заставы, куда трактирщики и обращались за мальчиками. Здесь была биржа будущих “шестерок”. Мальчиков привозили обыкновенно родители, которые и заключали с трактирщиками контракт на выучку, лет на пять. Условия были разные, смотря по трактиру. Мечта у всех — попасть в “Эрмитаж” или к Тестову. Туда брали самых ловких, смышленых и грамотных ребятишек, и здесь они проходили свой трудный стаж на звание полового.
Сначала мальчика ставили на год в судомойки. Потом, если найдут его понятливым, переводят в кухню — ознакомить с подачей кушаний. Здесь его обучают названиям кушаний… В полгода мальчик навострится под опытным руководством поваров, и тогда на него надевают белую рубаху.
— Все соуса знает! — рекомендует главный повар.
После этого не менее четырех лет мальчик состоит в подручных, приносит с кухни блюда, убирает со стола посуду, учится принимать от гостей заказы и, наконец, на пятом году своего учения удостаивается получить лопаточник для марок и шелковый пояс, за который затыкается лопаточник, — и мальчик служит в зале. К этому времени он обязан иметь полдюжины белых мадаполамовых, а кто в состоянии, то и голландского полотна рубах и штанов, всегда снежной белизны и не помятых…
Потом “фрачники” появились в загородных ресторанах. Расчеты с буфетом производились марками. Каждый из половых получал утром из кассы на 25 рублей медных марок, от 3 рублей до 5 копеек штука, и, передавая заказ гостя, вносил их за кушанье, а затем обменивал марки на деньги, полученные от гостя.
Деньги, данные “на чай”, вносились в буфет, где записывались и делились поровну. Но всех денег никто не вносил; часть, а иногда и большую, прятали, сунув куда-нибудь подальше. Эти деньги назывались у половых: подвенечные.
Борис Кустодиев "Московский трактир" 1916
— Почему подвенечные?
— Это старина. Бывалоче, мальчишками в деревне копеечки от родителей в избе прятали, совали в пазы да в щели, под венцы, — объясняли старики.
Половые и официанты жалованья в трактирах и ресторанах не получали, а еще сами платили хозяевам из доходов или определенную сумму, начиная от трёх рублей в месяц и выше, или 20% с чаевых, вносимых в кассу».
Среди владельцев ресторанов и трактиров встречались и женщины. Иногда женщины работали на кухне. Однако в зал к посетителям они не выходили. Ещё в первой половине 19 века посещать трактиры и рестораны в качестве гостей для женщин было делом неприличным, да и позже они ходили только в компании родственников-мужчин. Работать там, разнося еду не всегда трезвым и прилично ведущим себя посетителям было неприлично. Однако женщины иногда подавали еду в кухмистерских и работали в кондитерских.
11 апреля 1762 года без двух месяцев императрица Екатерина Алексеевна Романова родила от своего полюбовника Григория Орлова, сына Алексея, после чего в Российской империи появился род графов Бобринских.
В этой недолговечной фамилии, было много славных имен верой и правдой служивших России, но был среди них и внучок императрицы, о котором сами Бобринские вспоминали с большой неохотой.
Родив Алексея Григорьевича, измученная страхами и переживаниями мать с облегчением воскликнула «Богу слава, жизнь тебе», эти слова и стали девизом графского рода.
В 12 лет мальчик получил от маменьки в подарок первую деревеньку Бобрики, благодаря которой и была образована его фамилия.
Алексея воспитал Василий Григорьевич Шкурин, проверенный дворцовыми тайнами, личный камердинер императрицы.
Зная, как полоумный Петр III, муж его хозяйки обожает пожары, Василий Григорьевич, в ночь когда «Матушка» рожала Алешеньку, поджог свой дворец и утащил императора «глядеть на пламень».
Окончив «Сухопутный шляхетский кадетский корпус» Алексей уехал в Европу, где он пил, играл в карты, развратничал и делал невероятные долги. Понимая что сын пошел по наклонной, императрица расплатилась по всем обязательствам Бобринского и отправила его в «Ревельское домашнее заточение».
После смерти Екатерины Великой в 1796 году, новый император Павел I признал сродного брата, пожаловав ему титул графа и звание генерал-майора. Алексей не захотел служить, и превратился в доброго питерского чудака, обзаведшегося в браке четырьмя ребятишками.
13 января 1804 года супруга графа Анна Владимировна Унгерн-Штернберг, подарила мужу четвертого ребенка, мальчика нарекли Василием. Когда ему исполнилось 9 лет, его отец скончался от паралича.
19 лет от роду Василий стал корнетом лейб-гвардии Гусарского полка, шефом которого был будущий император Александр II.
В 1824 году баловень судьбы и брат российского императора Александра I примкнул к «Южному обществу декабристов».
Позже ни один из декабристов не подтвердил, что Бобринский входил в их тайное общество. Следователи смогли лишь доказать передачу графом 10 000 рублей, на организацию тайной типографии.
В 1824 году Василий женился на 17-летней княжне Лидии Горчаковой. В медовый месяц новобрачная тяжело простудилась, и граф увез жену лечиться в Баден-Баден. 22 мая 1826 года женщина скончалась вследствие затянувшейся пневмонии.
После подавления восстания на «Сенатской площади» по приказу нового императора Николая I за Василием установили негласный надзор. Вернувшись на Родину гвардии поручик Бобринский вышел в отставку и перебрался в тульское имение Бобрики.
После скрытого самоубийства «тяжелого на руку» Николая I граф стал позволять себе громогласно озвучивать либеральные мысли. Однажды на заседании «Московского художественного общества» он выдал следующий перл: «Русские только и могут, что воровать, да грабить. Довели дела в империи до того, что все русское стало для европейцев мерзким, а наши имена превратились для культурных людей в скверну».
В какой-то момент разглагольствования внука Великой бабки, голос в защиту России и русских подал профессор «Московского Университета» Степан Шевырёв. Завязался жаркий спор, во время которого распоясавшийся Бобринский крикнул профессору, что тот женат на выблядке (супругой ученого мужа была незаконнорожденная дочь князя Голицына).
Профессор будучи неробкого десятка заорал в ответ: «Весь твой род произошел от выблядка».
Кто-то может подумать, что после вылитой друг на друга грязи благородные господа вызвали друг друга на дуэль, как бы ни так, прямо в зале, где проходило собрание, они кулаками расквасили друг дружке носы. Бобринский потом хвалился, что ему удалось ловким ударом сломать противнику ребро.
Узнав о мордобое, император запретил горячим мужчинам проживать в двух столицах.
Справедливости ради стоит сказать, что Бобринский не раз делал щедрые поступки, дарил 25 000 рублей потерявшему деньги чиновнику, жертвовал 30 000 рублей на благотворительность, открывал богадельни.
Василий Алексеевич Бобринский скончался в сентябре 1874 года от «желудочного гриппа».
Рыбачки укладывают соль в бочки для засолки сельди. 1937 год
Крестьянская изба на Архангельском тракте. Село Лысцево, Кадниковский уезд Вологодской губернии. Репродукция из журнала “Нива” за 1883 год.
Обратите внимание, на такой большой дом всего одна труба. В нее собирались дымоходы нескольких печей. Такое место соединения дымоходов называли “боровом”.
Багх Нах (тигриные когти), использованный королем маратхов Шиваджи для убийства могольского военачальника Афзал-хана в 1669 году.
Подарен Джеймсу Гранту Даффу, офицеру EIC, штатом Сатара в 1818 году.
В свою очередь Бецкой был бастардом князя Трубецкого.
Князь Трубецкой
Князь Трубецкой сидел в плену у шведов.Сошелся там с баронессой Вреде(при живой жене в России) и породил Бецкого.Сыну он дал усеченную фамилию.Исторический факт.
Разница огромная.Это не сапожники или дворники.Это были правители,цари,императоры.Из-за прав на престол устраивались перевороты,войны.Наследник должен быть настоящим.В наше время это тоже имеет значение.
Посмотрите на принца Гарри.
Все его проблемы от того что он незаконнорожденный.Его отец не принц,а теперь король Чарльз,а любовник принцессы Дианы,некий Джеймс Хьюитт.